Украинские мотивы

6. В неожиданной роли

Я удивлен. Мне удалось купить сигару, изготовленную на харьковской фабрике. Вообще в СССР не курят сигар. Сквозь дым рассматриваю Бальдра Файгла, фоторепортера известного западногерманского иллюстрированного журнала. Ему лет тридцать пять. Сопровождает его сотрудник АПН Юрий Николаевич.

Мы сидим в кабинете первого секретаря Краснокутского райкома партии. Открывается дверь, Хайгл и я поднимаемся. Но это не хозяин кабинета: стуча по паркету высокими каблуками, входят две женщины. Они вносят четыре фарфоровых вазы с яблоками и радушно приглашают нас попробовать фрукты.

Я с недоумением смотрю на золотистые и красноватые плоды.

— Яблоки в середине лета? Наверное, из Средней Азии или Казахстана?

— Нет, нет, это местные, — возражают женщины, — украинские.

— Урожай этого года?

Улыбаясь, обе отрицательно качают головами:

— Прошлогодние. Но скоро соберем и новый урожай.

Я изрядно накурил. В кабинете повисло облако дыма. Оно окутало Бальдра Файгла, сидящего на краешке стула. Его обычно по-баварски красные щеки побледнели, лицо напряглось. Файгл напоминает мне сейчас мифического бога, имя которого носит. Согласно легенде, Бальдр — сын Одина[1] и его жены Фригг — был самым кротким среди их детей; он страшился преждевременной смерти, которую сулили ему страшные сновидения.

Правда, вчера при нашем знакомстве в Харьковском аэропорту Бальдр Файгл не произвел на меня впечатления робкого человека. С подчеркнутой раскованностью видавшего виды журналиста, для которого нигде на земле, в том числе и в Советском Союзе, не может быть ничего нового, он вместе с Юрием Николаевичем и мной шел по холлу гостиницы, в которой мы остановились, бурно сожалея о том, что не владеет русским.

Я сразу приступил к неожиданной для меня роли личного переводчика господина Файгла и всячески старался помочь ему: носил часть фотоаппаратуры, заботился о такси, сажал его, несмотря на то что у меня длинные ноги, на переднее сиденье, показывал все, что, на мой взгляд, могло представить интерес.

А интересного в полуторамиллионном Харькове немало. Бывшая столица Советской Украины — центр машиностроения и крупный железнодорожный узел. Человек, увлеченный техникой, с удовольствием побывает на турбиностроительном и авиационном заводах. Пленяет архитектурный облик Харькова. Как великолепна, например, площадь Дзержинского. Высотные дома окружены десятками скверов, где отдыхают харьковчане. Большой популярностью пользуется Ботанический сад — чудесный зеленый остров в центре большого города, стоящего на реках Уда, Лопань и Харьков.

Ежедневно шесть харьковских театров приглашают любителей искусства на свои представления. Билетов на спектакли не достать. Но это и неудивительно: ведь Харьков — еще и студенческий город: здесь получают образование сотни молодых людей из Азии, Африки и Латинской Америки. Они учатся в университете и других высших учебных заведениях города. Из сотен тысяч пассажиров, которых ежегодно перевозит харьковское метро, значительная часть — студенты.

… По-видимому, здесь все выглядит по-другому, чем представлял себе господин Файгл. Посещение телебашни, метро, вид веселых, смеющихся людей приятно поразили западногерманского репортера. Разумеется, подумал я, жизнерадостность украинцев нравится баварцу, земляки которого тоже ведь не причисляют себя к нытикам и ханжам.

На углу одной из улиц я указал Файглу на столпившихся вокруг книжного киоска людей и без всякой задней мысли спросил:

— Не хотите сфотографировать? Такого у вас в ФРГ не увидишь.

И чуть не отшатнулся, получив неожиданно злой ответ.

— Прекратите! — раздраженно пробрюзжал Файгл. — Вы что, принимаете меня за дурачка?! У нас нет необходимости продавать книги с лотка, как жареные колбаски, у нас их предлагают в приличных магазинах!

Я онемел от обиды и гнева. Переложив в одну руку тяжелые сумки с фотоаппаратурой, я проголосовал другой проходившему мимо такси. Оно остановилось. Я посадил Юрия Николаевича на переднее сиденье, положил сумку с фотоаппаратурой на багажник машины и сел в нее, не обращая внимания на Файгла. Он со своими вещами устроился рядом, и мы направились в Краснокутск…

Вспоминая об этом, я продолжаю курить. Безо всякого удовольствия. Не обращая внимания на сигару…

Внезапно открывается дверь, и в сопровождении Юрия Николаевича входит хозяин кабинета. Коренастый, слегка загорелый, на лице — доброжелательная улыбка. Мы поднимаемся ему навстречу.

— Здравствуйте! Добро пожаловать в Краснокутск!

Он приглашает нас снова сесть, извиняется за задержку и вежливо спрашивает Файгла, чем может быть ему полезен.

Репортер молчит. Юрий Николаевич вопрошающе смотрит на него. Секретарь райкома, желая заполнить неловкую паузу, рассказывает коротко о районе.

Краснокутск расположен на реке Мерл примерно в 90 километрах западнее Харькова, в лесистой местности. Практически все население района занято на заводе стройматериалов, мебельной фабрике, комбинате по производству пищевых продуктов и молокозаводе. Рабочих мест вполне достаточно для всех жителей этого небольшого города.

— Возможно, вам будет любопытно узнать, — говорит секретарь, — что харьковская земля была одним из опорных пунктов крестьян и казаков, восставших под предводительством Степана Разина.

Файгл кивает, но записывает лишь данные, касающиеся экономического положения в районе. Его не интересует, что Харьков был основан как крепость на пересечении дорог, по которым татары совершали набеги на Россию и Украину. Голос прошлого ему ни к чему. Его не волнует история края в первые десятилетия Советской власти, в трудный период Великой Отечественной войны.

Чтобы полнее рассказать о Харьковской области, которая по своей территории (около 32 тысяч квадратных километров) равняется Нидерландам, секретарь подходит к карте.

— Мы можем разбить нашу область на три района: в северном сконцентрирована тяжелая индустрия — машиностроение и металлообрабатывающая промышленность; здесь же находятся предприятия химической, легкой и пищевой промышленности. На полях выращивают сахарную свеклу, зерно, картофель, а также овощи, дыни, арбузы, тыквенные культуры. Кроме того, на севере развито скотоводство, свиноводство и птицеводство.

В южном районе главное внимание уделяется пищевой промышленности. Здесь производят муку, крупы, мясные продукты и масла. В сельском хозяйстве преобладают озимая пшеница, рис, ячмень. Важное место занимает возделывание подсолнечника и сахарной свеклы.

На юге области открыты богатые месторождения газа, который поставляется во многие города европейской части СССР. Из него изготовляют бензин, производство которого увеличивается из года в год.

Удостоверившись, что гость успевает записывать, секретарь продолжает свой рассказ:

— Восточный район Харьковской области богат полезными ископаемыми. Вблизи Изюма залегают известняк, фосфориты, бурый уголь, природный газ, имеются значительные запасы торфа, особенно в бассейнах рек Северский Донец и Оскол.

Затем он отвечает на вопросы господина Файгла, который интересуется рентабельностью предприятий, их оснащенностью, перспективой развития целых отраслей промышленности. Среди прочего Файгл хотел бы знать, много ли немцев из ФРГ работают здесь директорами и главными инженерами или же все командные посты заняты американцами и англичанами.

— Как вы сказали?.. — переспрашивает секретарь, предполагая, что я неправильно перевел.

Я повторяю вопрос Файгла, и секретарь с веселой улыбкой на лице высказывает сожаление, что вынужден разочаровать гостя, ибо при всем своем желании не может назвать ни одного иностранца, который работал бы в СССР директором или главным инженером какого-либо предприятия. Все «командные посты» в промышленности занимают советские специалисты.

Но Файгл неутомим в своих поисках «истин», о которых, видимо, слышал в ФРГ или читал в западной прессе.

— Сколько безработных в вашем районе? Получают ли они пособие по безработице? И вообще, отражена ли эта проблема в законодательстве? — допытывается настойчивый репортер и с недоумением воспринимает заявление секретаря райкома о том, что безработицы в СССР нет.

Деликатно меняя тему разговора, секретарь райкома спрашивает мюнхенского журналиста, что бы тот хотел посмотреть в Краснокутске. Может быть, основанный еще в прошлом веке дендропарк, а может, школу или больницу, пищевой комбинат или мебельную фабрику?.. Но все это не интересует Файгла…

…На обратном пути Юрий Николаевич сожалеет, что не осталось времени заехать в соседний район. Он хотел бы показать мне могилу украинского философа и поэта XVIII века Григория Сковороды, с трудами которого я познакомился еще студентом.

Григорий Сковорода одним из первых на Украине выступил против религии и церковной схоластики. Он осуждал паразитический образ жизни церковной верхушки и местной знати. Все его творчество пронизано жизнеутверждающим оптимизмом, верой в человеческий разум, в возможность устранения нищеты и вражды между народами.

…Может быть, чисто случайно, а может, в силу исторической закономерности совсем неподалеку отсюда в 20-е годы нашего столетия жил и работал человек, который тоже верил в людей, в человеческий разум. Это советский педагог и писатель Антон Семенович Макаренко.

В 20-30-е годы Макаренко руководил трудовой колонией для несовершеннолетних правонарушителей близ Полтавы и трудовой детской коммуной в пригороде Харькова. Всему миру стал известен опыт педагогической школы, которую создал этот педагог. Значительную роль в этом сыграли и продолжают играть такие его книги, как «Педагогическая поэма», «Флаги на башнях», «Книга для родителей».

Следует отметить, что в дореволюционной Украине просветительская мысль развивалась в ожесточенной борьбе за свою национальную самобытность. Чтобы противостоять колониальным устремлениям польских феодалов и религиозному насилию католического духовенства, жители украинских городов (преимущественно купцы и ремесленники) создавали братства. Они основывали школы и типографии, вокруг которых объединялись лучшие представители национальной культуры. Первая такая школа возникла в 1586 году во Львове. Позднее подобные очаги науки и культуры появились в Луцке, Киеве и других городах, а также и в некоторых селах.

На базе этих школ, в которых преподавали латинский и греческий языки, математику, астрономию и музыку, позже возникли первые украинские высшие учебные заведения, такие, как Киево-Могилянская академия и Львовский университет.

Национальное угнетение наложило свой отпечаток на все стороны духовной жизни украинского народа. Его прогрессивные силы сплачивались в борьбе за демократические реформы народного образования, необходимость которых понимал и великий Т. Шевченко, стоявший на позициях революционных демократов. По его пути пошли и другие передовые украинские писатели и педагоги.

Их дело продолжил Антон Макаренко. Он считал, что молодых людей надо учить так, чтобы они добровольно, без принуждения придерживались моральных норм и правил поведения, принятых в обществе. Наряду с педагогом в воспитании обязательно должен принимать участие коллектив, считал А. Макаренко. Здесь, в Харькове, в коммуне имени Ф. Дзержинского он сумел соединить учебный процесс с продуктивной производственной деятельностью, введя, таким образом, в жизнь, как того и требовал К. Маркс, политехническое образование.

Деятельность А. Макаренко заслуживает особого признания еще и потому, что она протекала в тяжелые 30-е годы, когда проводилась гигантская работа по ликвидации неграмотности. Как глубоко должен был он верить в людей, если отваживался жить в колониях среди бывших беспризорников, ничуть не сомневаясь в успехе своего дела.

…Когда мы уже достигли окраин Краснокутска, Юрий Николаевич привел несколько цифр, которые говорили сами за себя: на Украине к началу первой мировой войны на 2,5 миллиона учеников приходилось лишь 70 тысяч учителей. Особенно плохо обстояло дело в деревнях, где в основном имелись одно-двухгодичные школы. Половина детей их не посещала, ибо вынуждена была работать, помогая семье. В настоящее время в общеобразовательных школах Украинской ССР насчитывается около 500 тысяч учителей и почти 7,5 миллиона учеников, добрая четверть которых заканчивает 9-11-е классы.

Мы приближаемся к центру города. Вот и наша гостиница. Мы выходим из машины и поднимаемся в заказанный для нас номер.

Приняв ванну, я усаживаюсь перед телевизором. По одной из программ идет фильм о второй мировой войне на украинском языке. Он заканчивается тем, что немцы разрушают деревню, жители которой подозреваются в связях с партизанами; фашисты загоняют крестьян в дома и поджигают их, из горящей деревни доносятся душераздирающие крики, слышна стрельба.

Файгл, занятый фотоаппаратами, сидит за столом позади меня, поглядывая время от времени на экран. Когда фильм заканчивается, он с трагической миной на лице качает головой.

— Ужасно! Просто ужасно!

— Что вы считаете ужасным? Войну? — поворачиваюсь я к репортеру.

— И вы еще спрашиваете? — Файгл почти шипит. — Я нахожу ужасным то, как изображены немцы! Это возмутительно! Настоящие преступники! Разве можно приписывать германскому вермахту, да и вообще немцам такое варварство!

Пришлось мне преподать господину Файглу урок истории.

— Вы, как журналист, — сказал я, — легко можете представить себе такие оживленные города, как Бомбей, Каир или Сан-Паулу. В каждом из них насчитывается около пяти миллионов жителей. Именно столько людей было убито, повешено или, как показано в этом фильме, сожжено немцами на Украине.

— И вы после этого называете себя немцем? — Файгл ударил кулаком по столу. — Это ложь, коммунистическая пропаганда!

— Если бы это было так, то в 1945 году в Нюрнберге, где судили военных преступников, обвинителями выступали бы исключительно коммунисты, но там были и американцы, и англичане, и французы самых разных убеждений и взглядов.

Творчество Н. В. Гоголя тесно связано с национальной культурой Украины

Во времена Гоголя Сорочинская ярмарка умещалась на одной сельской площади

Илл. к «Сорочинской ярмарке»: «Хивря и Черевик» (слева) и «Шинкарка»

Сегодня Сорочинская ярмарка размещается на 50 гектарах и вмещает сразу до 200 тысяч посетителей

Едут на ярмарку гоголевские герои

Илл. худ. А. Агина и А. Лаптевак произведениямН. В. Гоголя «Ревизор» и «Мертвые души»

— Немцы — преступники! — Файгл распаляется все больше. — Да пусть мне это кто-нибудь докажет!

Пожав плечами, я снова повернулся к телевизору. Зачем доказывать этому человеку, который завтра отсюда уедет, то, что давно доказано историей.

После полутора или двух часов шатания мимо разноцветных витрин и хождения по магазинам я захожу в городской парк. Хочу еще раз посмотреть на памятник Шевченко, считающийся на Украине одним из лучших. Искать его не надо: почти на 17 метров возвышается он над ухоженными газонами и клумбами, фигура самого поэта имеет высоту 5,5 метров.

Он стоит на треугольном пилоне из лабрадорского камня. Вокруг пилона сгруппированы шестнадцать фигур, которые символизируют историческое прошлое украинского народа и его успехи в строительстве социализма.

Среди них я вижу фигуру шевченковской Катерины, до смерти уставшего от работы крестьянина, группу восставших, символизирующую восстание на Правобережной Украине в конце XVIII века, крепостного с мельничным жерновом на плечах, рекрута, а также молодого парня и пожилого рабочего, олицетворяющих борьбу украинцев за свободу во время первой русской революции, и два образа, которые олицетворяют победу Октября; на самом верхнем выступе вокруг знамени стоят красноармеец, колхозник, шахтер и комсомолка с книгой в руках.

Совместно с архитектором И. Лангбардом скульптор М. Манизер создал воистину впечатляющее произведение искусства, мимо которого просто нельзя пройти; чтобы понять его в целом, необходимо рассмотреть и оценить каждую фигуру в отдельности. Снова и снова я рассматриваю отлитых из бронзы людей. И прежде всего молодую Катерину. Катерина Манизера настолько выразительна, пластична, настолько захватывает дух, что могла бы стоять как самостоятельный памятник.