Uncharted: Четвёртый лабиринт

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДВА

Выстрел заставил Дрейка вздрогнуть, он попытался увернуться от ножа убийцы. Но человек в капюшоне не дотянулся, его выпад утратил силу, и он рухнул на скалистый уступ у ног Нейта, дёрнулся один раз и затих.

Позади него с пистолетом в руке стояла Джада; вид у неё был такой, будто её вот-вот стошнит. Её собственное оружие всё ещё было в кобуре; Дрейк заметил, что она умудрилась подобрать его «глок». Находясь среди хаоса выстрелов и криков, кровопролития и жестокости он метнулся вперёд и выхватил у неё пистолет. На него тут же бросилась женщина в капюшоне — одна из первых женщин, которых он видел в их рядах. Она сжимала в руках металлические альпинистские когти, надетые, как кастеты, и была готова разорвать его в клочья. Дрейк затаил дыхание, прицелился и выстрелил ей в грудь.

У него не было времени на колебания, но позже это будет ещё долго его преследовать. Убийство, даже в целях самообороны, всегда преследовало его. «Почти всегда», — подумал он. Корелли, возможно, был исключением.

Быстро оглядевшись, он заметил Оливию, прижавшуюся к стене ущелья; вытянув перед собой пистолет, она стреляла в убийц в капюшонах, которые всё ещё роем лезли с уступа. Но рядом были Перкинс и Гарза, и у них огневой мощи было с избытком. Очереди из полуавтоматического оружия разрывали воздух, эхо было оглушительным.

Дрейк схватил Джаду за руку и потащил её обратно в туннель, ведущий к пыточной камере. На мгновение они скрылись из виду обеих групп убийц. Дрейк повернулся к девушке, взял её за подбородок и заставил взглянуть на него. Её взгляд был отсутствующим, и он забеспокоился, что Джада до сих пор пребывает в шоке.

— Джада, послушай меня!

— Я застрелила того человека!

— Если бы ты этого не сделала, он бы меня выпотрошил, — произнёс Дрейк. — Ты спасла мне жизнь. Но мы оба живём в долг. Кто бы там ни победил, они всё равно нас убьют, так что нам надо рвать когти.

Джада моргнула, словно очнувшись ото сна.

— Если мы попытаемся вернуться, они нас поймают. Нам никогда не выбраться на поверхность.

Дрейк покачал головой.

— Нет-нет. Я не хочу возвращаться.

Джада взглянула в конец туннеля и увидела, как один из людей в капюшонах оседлал наёмника на уступе и полосовал бывшего солдата по горлу изогнутым клинком. Артериальная кровь брызнула дугой.

— Мы не сможем спуститься по тропинкам на скале. Нам никогда не пройти мимо них, а даже если бы и удалось…

— Времени нет, — шепнул Дрейк; его сердце билось, как тигр, пытающийся выломать прутья своей клетки. Он думал, что его грудь вот-вот взорвётся от этих ударов. — Есть лишь один способ выжить в ближайшие сто секунд.

В этот момент один из людей в капюшонах скользнул в туннель, заметил их и замахнулся рукой, в которой сжимал метательный нож. Дрейк выстрелил в него дважды. В магазине «глока» оставалось ещё двенадцать патронов, прежде чем придётся перезаряжать. Убийца и его клинок одновременно ударились о каменный пол. Мужчина упал на колени; из его груди хлестала кровь. Он потянулся за ножом.

Третью пулю в него всадила Джада.

Теперь она тоже достала свой пистолет. Они вдвоём смотрели на проход, ожидая, что за ними придут и другие убийцы. Но сквозь проём они видели, как лучи фонарей режут темноту, и от стен отражалось достаточно света, чтобы можно было разглядеть смутные очертания туннеля на другой стороне ущелья.

Джада напряглась, а затем развернулась к нему.

— Ты ведь не серьёзно? Если мы не допрыгнем, мы покойники!

Дрейк убрал пистолет в кобуру.

— Не прыгнем — всё равно умрём. — Он быстро сунул фонарик в рюкзак, застегнул его и снова надел. — Салли ждёт нас, малышка!

Джада выругалась, защёлкивая пистолет в кобуре. Она продолжала ругаться снова и снова, шепча ругательства, словно мантру, пока она запихивала фонарик в рюкзак. Затем девушка повернулась и вызывающе посмотрела на него.

— Это будет… — начал он.

Джада ударила его кулаком в плечо.

— Просто заткнись и беги!

В тот миг Дрейк почувствовал, как в нём проснулась странная, безумная покорность. Не смерти, но судьбе. В его голове заиграла старая песня, которую время от времени включал Салли: «Свобода — это просто другое слово для «нечего терять». До этого момента он не понимал, насколько это правильные слова. Свободный, опьянённый собственным ужасом и надеждой, он взял Джаду за руку, и они побежали к выходу из туннеля, ринувшись на уступ. Их руки расцепились в тот самый миг, когда они достигли края, а затем они на полной скорости прыгнули через двенадцатифутовую пропасть.

На мгновение Дрейк почувствовал невесомость; внизу были острые скалы, а высоко вверху виднелись полоски лунного света. А затем в дело вступила гравитация, и они начали падать. Он замахал руками, чтобы сохранить равновесие в воздухе, а затем врезался в дальнюю стену, ударившись о неё головой. Нейт соскользнул на уступ, развернулся и увидел, как Джада приземлилась на живот, её ноги свешивались над зияющей внизу темнотой. Пальцы девушки начали царапать камень в поисках опоры, но не нашли её, и он понял, что она сейчас сорвётся, понял, что она умрёт, разбившись о скалы и истекая кровью.

Дрейк схватил её за запястье, наклоняя своё тело назад, чтобы его не утащило за ней. Он упёрся каблуком ботинка в остатки опоры, которая когда-то поддерживала этот конец отсутствующего моста. Скалистый уступ ободрал ему спину и ноги, пока он втаскивал, а затем они на мгновение замерли, и их сердца колотились в унисон. Внезапно шальная пуля ударила в стену над ними, разбрасывая крошечные осколки камня, и они снова зашевелились. Дрейк спихнул с себя Джаду, они оба встали на колени, чтобы посмотреть на сцену, разыгрывающуюся на той стороне ущелья.

С полдюжины людей в капюшонах всё ещё карабкались по стене под противоположным уступом. Многие лежали мёртвыми, скорчившись в кровавых грудах вокруг наёмников и хранителей, которые всё ещё отчаянно пытались перебить друг друга. Оливия оставалась прижатой к стене; Перкинс заслонял её собой от людей в капюшонах. По меньшей мере пятеро наёмников были выведены из строя, ранены или убиты — он предположил, что, вероятнее всего, последнее. Хранители Сокрытого Слова не походили на тех, кто оставляет раненых.

Неожиданно Хенриксен издал первобытный, яростный рёв и схватил человека в капюшоне, который пытался его прикончить. Крупный норвежец, светловолосый силуэт, выхваченный светом чужого фонаря, дважды ударил человека в капюшоне о стену, затем приложившись и в третий раз. Эхо треска костей смешалось со звуками смерти и битвы, а затем Хенриксен швырнул этого убийцу в ущелье.

После этого он развернулся и уставился прямо на Дрейка.

— Он смотрит на… — начала Джада.

— На нас, — согласился Дрейк, вставая и махая ему рукой. — Прыгай! Это твой единственный шанс!

— Что ты делаешь? — потребовала ответа Джада.

Но пока она говорила, Хенриксен быстро наклонился, выхватил оружие у мёртвого наёмника, закинул его за спину и отступил на пару шагов, прежде чем рвануть к краю.

Оливия закричала и, оттолкнув Перкинса, прицелилась и выстрелила, пока Хенриксен был в воздухе.

Норвежец врезался в стену и чуть не упал назад в ущелье, но Дрейк его удержал. Только тогда Нейт понял, что Оливия промахнулась. На той стороне пропасти она взвизгнула от ярости и начала стрелять по всей троице. К ней всё ещё пытались прорваться люди в капюшонах, чтобы перерезать ей горло, но её больше заботило, чтобы сначала умерли эти трое.

Перкинс отбросил её назад к стене, спасая от клинка, который со свистом пронёсся по воздуху и едва не угодил ей в грудь. Но это действие стоило ему жизни: когда он развернулся, чтобы прицелиться, на него набросились двое в капюшонах; их клинки взлетали и опускались, кровь забрызгала линзу его фонаря, и луч потемнел от пятен.

И всё же, расклад сил изменился. У штурмовых винтовок бывает такой эффект. Последние несколько людей в капюшонах перелезли через край уступа и были застрелены, не успев сделать и нескольких шагов. Наёмники в этой схватке побеждали, но в любом случае Дрейк знал, что ему, Джаде и Хенриксену нужно убираться отсюда.

— Нам нельзя здесь оставаться! — крикнул он.

Хенриксен бросил последний полный ненависти взгляд на Оливию, а затем все трое рванулись ко входу в туннель, рядом с опорами давно разрушенного моста.

— Взять их! — орала Оливия кому-то. — Идите туда и убейте этих мерзавцев!

Забегая в туннель, Дрейк, как ему показалось, услышал позади голос Массарского.

— Вы с ума сошли, леди! Никто туда не допрыгнет! Для этого надо быть либо психом, либо в безвыходном положении, а мы ни те, ни другие. Они не смогут выбраться, не пройдя мимо нас.

Он говорил что-то ещё, но когда Дрейк, Джада и Хенриксен углубились в запутанный узел туннелей по ту сторону ущелья, голоса стали приглушёнными, и теперь они слышали лишь выстрелы.

У Хенриксена не было фонаря, но Дрейк и Джада освещали ему путь впереди. Они продвигались молча, как и раньше, натыкаясь на развилки и двери, узкие проходы и тупики, но к этому моменту они стали настоящими экспертами в навигации по лабиринтам, и если они и выбирали неверное направление, то ненадолго.

Вскоре они оставили эхо выстрелов и убийств позади, но Дрейк знал, что опасность в конце концов их догонит, а он не имел ни малейшего понятия, что они будут делать, когда это случится.

В ещё одном кусочке ада — эти пыточные комнаты были словно камеры в сердце этого дьявольского лабиринта — они остановились, чтобы перевести дух. Дрейк и Джада прислонились к краям входного прохода, пока Хенриксен ходил по отвратительной пещере, неосмотрительно заходя в тень.

— Посветите-ка сюда! — попросил он.

Джада проигнорировала его, поэтому Дрейк поднял свой фонарь. Хенриксен стоял к ним спиной, уставившись на огромный механизм, состоявший из гигантского каменного колеса с крюками, торчавшими из скалы. Колесо потемнело от вековой крови, но Дрейку показалось, что он уловил в воздухе медный запах. Он задался вопросом, может ли у боли быть призрак, может ли смрад человеческих страданий преследовать место даже тогда, когда самые стойкие души давно его покинули.

Он хотел выбраться из Четвёртого лабиринта. Из Диюя. Больше его не волновали ни золото, ни сокровища. С того момента, как утащили Салли, вся эта работа свелась к тому, чтобы вернуть лучшего друга живым, но чувство приключения и обещание золота всё же сохраняли некую второстепенную притягательность где-то в глубине его сознания. Но теперь этого больше не было.

— Эй! — прошептала Джада.

Дрейк взглянул на неё. В свете их фонарей он увидел, как пурпурные пряди выбились из её хвоста. Тому, кто не был рядом с ней в последние дни, она могла бы показаться хрупкой, но Дрейку девушка казалась сильной, словно выкованной в огне.

— Спасибо, — сказала она.

Дрейк не чувствовал, что заслуживает её благодарности. Что он сделал для неё, кроме того, что был рядом, пока вокруг неё умирали люди, пока она впервые в жизни отняла жизнь, пока у неё украли крёстного, а мачеха её предала? Он не мог вернуть её отца к жизни.

Лучшее, что он мог сделать, — это закончить работу, которую они начали.

— Всегда пожалуйста, — ответил он, ухмыляясь. — Ни с кем другим я бы не хотел отправляться на такое самоубийственное задание.

Джада оттолкнулась от стены и замахнулась, чтобы его ударить.

— Хватит! — крикнул Дрейк, вскинув руки в знак капитуляции.

Джада улыбнулась.

— Крутой парень. — Затем она подошла к Хенриксену. — Так, Тир. Пора рассказать нам, что это, чёрт возьми, было там, наверху.

Хенриксен обернулся, всё ещё стоя в круге света от фонаря Дрейка. Он понурил голову; под глазами залегли тени, и это делало его лет на сто старше.

— Я никогда не думал, что она зайдёт так далеко, — пробормотал он. Подняв голову, он устремил на Джаду свой скорбный взор. — Сегодня на моих руках впервые появилась кровь.

— Добро пожаловать в клуб, — буркнула она в ответ. Джада пыталась говорить беззаботно, но Дрейк услышал в её голосе боль. — Но вы далеко не невинны! Вся ваша карьера строилась на том, чтобы делать всё возможное для достижения желаемого. Если вы никогда никого не убивали и не приказывали убить, я всё равно готова поспорить, что из-за вас и раньше гибли люди.

Эти слова царапали стены, но они были ничем по сравнению с криками, которые когда-то отдавались здесь эхом.

— Тут она тебя подловила, — заметил Дрейк.

Хенриксен взглянул на него, и ему удалось изобразить нечто вроде стыда.

— Вы не тот, кем я вас считал, мистер Дрейк. — Он кивнул в сторону Джады. — Ни один из вас. Вы — выжившие, и вы вызываете моё восхищение.

— Да уж, учитывая, что в самом начале мы считали вас практически дьяволом, полагаю, вы тоже не тот, кем сначала показались, — ответил Дрейк. — Но у нас нет времени на групповую терапию, Тир. Я готов поспорить, что здесь всё ещё остались жуткие парни-ниндзя…

— И девушки, — вставила Джада.

— Ага, я заметил, — ответил Дрейк. — Я к тому, что, сколько бы Хранителей Сокрытого Слова ни перебила банда Перкинса, сомневаюсь, что они все мертвы. Будь я на их месте, я бы придержал часть своих людей в резерве. У них где-то там Салли и Иэн Уэлч, а может, и другие. Не говоря уже о золоте. Один или двое могут ждать нас прямо за следующим поворотом. Так что мы не сделаем больше ни шагу, пока вы не расскажете нам то, что скрывали.

Хенриксен нахмурился. Джада направила свой фонарь ему в глаза; он сощурился и отвернулся.

— Давайте же! — прикрикнула она. — Больше никаких секретов. Если мы трое собираемся дожить до утра, нам нужно работать вместе.

Несколько секунд прошли в тишине пыточной камеры. Её жуть снова поразила Дрейка, и ему ещё сильнее, чем прежде, захотелось убраться отсюда, найти сердце лабиринта и покончить со всем этим.

— Тир…

— Кносс, — тихо пробормотал Хенриксен.

Дрейк пожал плечами.

— И что с ним?

— Тамошний лабиринт в руинах, — продолжил норвежец, переводя взгляд с Дрейка на Джаду. — Но у меня годами были теории насчёт Миноса, и мои команды прочёсывали руины, проводя небольшие раскопки, все через музеи и университеты, но под руководством моих людей. В ходе одних из таких раскопок были обнаружены обломки зала.

— Святилища, — тихо произнесла Джада.

Хенриксен кивнул.

— Я привлёк вашего отца после того, как мои люди перевели фрагменты нескольких табличек и надписи на разбитом ритуальном сосуде, который мы нашли. Я уже некоторое время следил за прогрессом в Крокодилополе, но как только ваш отец подтвердил мои подозрения, что Дедал спроектировал и лабиринт в Кноссе, и тот, что в Городе Крокодилов, это стало моим главным приоритетом. Я надеялся найти там целое святилище, и, конечно, мы нашли даже больше.

— Но были вещи, которые вы уже знали, — заметил Дрейк, изучая его лицо. — Вещи, которые вы узнали из фрагментов из Кносса.

— Обрывки. Догадки, — ответил Хенриксен. — Первой Владычицей Лабиринта была сама Ариадна. Её красота и мягкость усмиряли Минотавра…

— Не существует никакого… — начала было Джада.

— Но он существовал! — рявкнул Хенриксен. — Вы не понимаете!

Он взял у Дрейка фонарь и посветил на стену, где жуткая фреска в древнекитайском стиле изображала Владычицу Лабиринта, вливающую мёд из чаши в рот раба, чья спина была исполосована шрамами от плети. Другие ожидали того же причастия. Один из них, справа, сгорбился, уже приняв чашу из рук Владычицы. Из его головы торчали рога, а черты лица были искажены, напоминая дикарские.

— Да вы, должно быть, шутите! — прохрипел Дрейк, уставившись на фреску. — Мёд? Что, он превращал их в чудовищ?

— Не с рогами, — сказал Хенриксен, отмахиваясь от его недоверия. — Я думаю, это была бутафория, чтобы пугать остальных и поддерживать легенду, которую так тщательно выстроил Дедал. Скелет, который мы исследовали в лабиринте Себека — тот, что вы нашли на лестнице под алтарём, — имел рога настоящего быка. Вероятно, их привязывали к его голове каким-нибудь кожаным ремнём. Есть состояния, которые могли бы объяснить многие легендарные черты Минотавра. Химический состав мёда мог вызывать гипертрихоз, провоцируя рост густых, косматых волос по всему телу, включая лицо. Я также подозреваю, что своих чудовищных размеров они достигали благодаря рабскому труду и активации мёдом гормонов роста в гипофизе. Возможно даже, что у одного или двух выросли кожные рога, что и послужило началом легенды и заставило Дедала и его ближайшее окружение использовать фальшивый реквизит для поддержания чудовищного образа Минотавра, чтобы люди были слишком напуганы и не пытались исследовать лабиринт. Но ключевой элемент — это сила и агрессия. Дикость. Возможно, с привкусом безумия.

Луч фонаря Джады дрогнул.

— Что такое «кожные рога»? Это вообще реально существующая вещь?

— Это не настоящие рога. В редких случаях у людей, казалось, вырастали рога на голове, лице или руках, но это всего лишь нарост из кератинового материала, как волосы или ногти. Иногда это связано с раком… — Хенриксен отмахнулся от этой темы. — Это не важно.

— Согласен, — сказал Дрейк. — И это довольно мерзко. Как, чёрт возьми, они это делают? Что в этом мёде?

Хенриксен слегка улыбнулся, словно не мог сдержаться.

— Белые цветы, которые вы видели. Большая часть того, что мы узнали из фрагментов, найденных в Кноссе, касалась именно их. Белая чемерица.

Дрейк снова направил свой фонарь на настенную роспись, изображавшую рабов, которым Владычица Лабиринта давала мёд во время ритуала. Изображения этих цветов были смешаны с древнекитайскими иероглифами и сценами адских пыток.

— Но эти цветы — не белая чемерица, — заметила Джада. — Мы это уже установили.

Хенриксен изогнул бровь.

— Расскажите мне, что вы знаете о роде Helleborus.

Она пожала плечами.

— Только то, что нашла ваша исследовательская группа. Древние считали, что существует два вида, белый и чёрный, оба ядовиты.

— В легендах чёрная чемерица была лекарством от безумия, — вставил Дрейк.

— Но цветок, который они тогда считали белой чемерицей… — начала Джада.

— Его и до сих пор называют белой чемерицей… — заметил Нейт.

— …вовсе не белая чемерица. Это другой вид. Как сказал Нейтан, его действительно до сих пор так называют, но это нечто иное.

Хенриксен кивнул.

— Но что, если в древние времена настоящая белая чемерица действительно существовала? Что, если цветок, который сегодня называют этим именем, зная, что это не тот же вид, — не тот же самый цветок, который древние называли белой чемерицей? Что, если настоящая белая чемерица почти полностью вымерла более двух тысяч лет назад — за исключением этого лабиринта, где её продолжали культивировать все эти века?

Дрейк уставился на него.

— Вы хотите сказать, что всё это дело было из-за цветов?

— Больше, чем цветов. Больше, чем вы можете себе представить, — произнёс Хенриксен.

— Зачем? — спросила Джада. — Вы хотите создать армию Минотавров или что-то в этом роде?

Выражение лица Хенриксена ожесточилось; то товарищество, что возникло между ними благодаря совместному выживанию, было разрушено.

— Я — нет, — ответил он. — Но я уверен, что найдётся немало правительств, которые были бы от этого в восторге.

— О, боже… — начала Джада.

— Однако я не думаю, что всё так просто, — произнёс Хенриксен, продолжая свою мысль. — Посмотрите на ту фреску. Там шестерых или семерых рабов кормят этим мёдом, но не все из них — Минотавры. То, что мы перевели, предполагает, что создание Минотавров было счастливой случайностью, побочным продуктом основного предназначения белой чемерицы и мёда из неё. Дедалу, а позже и Талосу, нужны были рабы, и основной эффект дистиллированной эссенции белой чемерицы заключался в том, чтобы делать тех, кто его принимал, легко внушаемыми, управляемыми. Теоретически это не так уж отличается от того, как гаитянские «колдуны», по слухам, использовали тетродотоксин из рыбы фугу и других видов, чтобы вызывать состояние транса, но без двигательных и умственных нарушений, связанных с этими токсинами. В малых дозах мёд Дедала оставлял его подопытных в полном неведении, а в больших — либо превращал их в безмозглых рабов, либо запускал физиологические и психологические изменения, создававшие Минотавров. В Кноссе у этого мёда было другое название. На английский оно переводится как…

— Сокрытое слово, — прервал его Дрейк. — Слово, которому они все должны были подчиняться.

Хенриксен кивнул.

— Именно.

— Вы хотите сказать, что люди в капюшонах защищают не сокровища Дедала, — сказала Джада. — Они защищают белую чемерицу.

— В этом мы с Оливией расходимся во мнениях, — ответил Хенриксен, и его голос эхом отразился от стен пыточной камеры. — Я считаю, что все упоминания сокровищ в древних записях на самом деле являются отсылками к цветку. Мистер Дрейк, если вы такой эксперт, каким себя выставляете, вы должны знать, что исторически белая чемерица также имела репутацию одного из ключевых ингредиентов, используемых…

— В алхимии, — закончил за него Дрейк. Он покачал головой; волны недоверия накатывали на него одна за другой. Ему просто нужно было убедиться, что он в них не захлебнётся.

— Я верю в то, что алхимики превращали неблагородные металлы в золото, не больше, чем в то, что можно вытащить кролика из шляпы, — продолжил Хенриксен. — Я думаю, что все великие алхимики просто заполучали в свои руки немного белой чемерицы и использовали её, чтобы влиять на умы окружающих, контролировать их восприятие и заставлять их верить, будто они видели то, чего на самом деле не было.

— То есть, никаких сокровищ нет? — уточнил Дрейк. — Золота нет?

— О, я уверен, что что-то там должно быть, или, по крайней мере, когда-то было, — ответил Хенриксен. — Думаю ли я, что Дедал платил своим рабочим золотом из лабиринтов? Нет. В Кноссе, я подозреваю, он платил им камнями или орехами, прежде чем понял, что будет гораздо проще просто полностью подчинить их разум и поработить их, что он, вероятно, и сделал при строительстве лабиринта Себека. Оливия со мной не согласна. Она считает, что Дедал, должно быть, накопил огромные богатства, и, возможно, она права. Но мы этого не узнаем, пока не доберёмся до центра лабиринта. Если бы её волновала только белая чемерица, она бы развернулась в тот самый миг, как мы её нашли при входе в Диюй. Но она хочет это золото.

Дрейк нахмурился.

— В то время как всё, чего хотите вы, — это продать технологию контроля над разумом тому правительству, которое предложит самую высокую цену.

Хенриксен пожал плечами.

— Кто-то на этом всё равно наживётся. И я предпочёл бы, чтобы это был я.

Джада отступила от него на шаг.

— Вот что хотел остановить мой отец, — прошептала она, глядя на него.

— Не сомневаюсь, — согласился Хенриксен. — Но я не какой-нибудь злодей из «бондианы», Джада. Я не собираюсь захватывать мир. Я всего лишь бизнесмен.

— Вы хоть представляете, для чего это можно использовать? — потребовала от него ответа Джада. — Подумайте о применении в шпионаже. Накачивать мировых лидеров, чтобы контролировать их решения. И это не говоря уже о военном применении. Вы же знаете, что на солдатах будут ставить эксперименты. А как насчёт диктатур, которым нужны более податливые граждане?

— Как я уже сказал, — ответил Хенриксен, — кто-нибудь это всё равно сделает.

— Если только мы не уничтожим белую чемерицу, — ухмыльнулась Джада. — Сожжём её всю!

Хенриксен сжал кулаки.

— Боюсь, я не могу этого позволить.

— Эй! — крикнул Дрейк, опуская руку на пистолет на поясе. — Давайте-ка все выдохнем, ладно? — Он посветил фонарём на Джаду и увидел, как эмоции исказили её черты. — Хенриксен, может, и не мировой завоеватель, но прямо сейчас мы понятия не имеем, что на уме у Оливии.

— О, не сомневайтесь, — встрял Хенриксен. — Если тот, кого она наймёт для научной работы, сможет синтезировать эти химикаты, нет ничего, чего бы Оливия хотела больше, чем превратить президентов и деспотов в своих марионеток.

Дрейк переводил взгляд с одного на другого.

— Наши цели не изменились. Я здесь из-за Салли.

— А я здесь из-за своего отца, — поправила его Джада. — Я люблю дядю Вика, но я здесь, чтобы помешать Хенриксену — или моей мачехе — получить то, что они хотят!

— Да погодите вы! — рявкнул Дрейк. — Не надо устраивать эту битву прямо сейчас. У нас есть два выбора, у всех троих. Мы идём вперёд или возвращаемся. Если Салли и правда ещё жив, я не уйду отсюда без него, и, полагаю, вам обоим нужно знать, что находится в сердце этого места, так?

— Я не вернусь обратно, — сказала Джада.

Глаза Хенриксена пылали его собственным намерением.

— Тогда пошли! — решил Дрейк. — Будем разбираться с проблемами по одной.

Они потеряли время на откровения и споры, и когда они возобновили своё исследование Диюя, Дрейк постоянно ощущал след тьмы, оставленной позади. Каждая тень и трещина дышала угрозой, потому что они понятия не имели, сколько людей в капюшонах могло остаться в живых, но чем дольше они шли, не подвергаясь нападению, тем больше его главной заботой становились Оливия и выжившие наёмники. Похоже, после гибели Перкинса Массарский взял на себя командование. Он казался нормальным парнем для того, кто использовал свою военную подготовку, чтобы стать наёмным солдатом, а может, и наёмным убийцей, если цена подходящая. Но Дрейк чувствовал, что пива вместе они в ближайшее время пить точно не будут.

Они двигались быстро, делая меньше неверных поворотов, теперь уже наполовину полагаясь на инстинкт. Джада полностью игнорировала Хенриксена, словно его и не было, и Дрейка это вполне устраивало. Если они не разговаривали, это означало, что ему не придётся беспокоиться о том, чтобы разнимать драку. Необходимость пройти ещё через три пыточные камеры — их было в избытке в запутанных недрах лабиринта — лишь ещё больше отбивала охоту к праздным разговорам. Никто, кроме Дрейка, не был настроен болтать, но даже он через некоторое время перестал пытаться заполнить тишину.

Когда они обнаружили жилые помещения Хранителей Сокрытого Слова, то выхватили пистолеты и больше их не убирали. Но среди каменных залов, застроенных деревянными каркасными стенами и помостами, а также одеялами и самодельными кроватями разных эпох, они не встретили никакого сопротивления. Дрейк попытался сосчитать комнаты и кровати, но решил, что чем быстрее они покинут это место, тем лучше.

— Нейт, ты слышишь? — внезапно прошептала Джада; её дыхание было тихим и ровным, но взгляд испуганно забегал по сторонам.

Дрейк кивнул. Они слышали звук бегущей воды, но не из труб. Он пошёл вперёд, освещая путь фонарём, и в задней части этого лабиринта комнат, составлявшего жилые помещения, он обнаружил маленькую дверь, ведущую в естественную расщелину. Запах ударил ему в нос ещё до того, как он вошёл, и Дрейк понял, что нашёл то, что служило им туалетом. В двадцати футах внизу узкая река прорезала скалу, несясь по подземному руслу, по которому она, должно быть, текла веками, а то и тысячелетиями.

— Какая гадость! — брезгливо фыркнула Джада.

— Но необходимость, — заметил Хенриксен. — Где-то у них должна быть кухня. Они, должно быть, тайно охотятся и собирают зелень. Они даже могут ходить в город, чтобы найти…

— Нас не волнует их культура, — вставил Дрейк, сурово на него посмотрев.

Хенриксен кивнул. Как бы ему ни было интересно, он понимал, что они пришли сюда не за этим. Это было не антропологическое исследование.

Дрейк петлял обратно между комнатами, пригибаясь в дверных проёмах, пока не вывел их назад, в туннель, от которого они отклонились, чтобы исследовать жилые помещения. Река заставила его задуматься, не было ли когда-то воды и на дне того ущелья, через которое они прыгнули. У него было чувство, что они почти достигли почти цели, поэтому он удивился, когда хитросплетения лабиринта начали уводить их вверх.

Неожиданный звук начался с глухого рёва.

— Что это? — прошептал Дрейк.

Они вернулись из тупикового поворота, а затем двинулись по зигзагообразному туннелю, который начинался как естественная пещера, но был сглажен и расширен человеческими усилиями. Звук ненадолго утих, но затем снова начал нарастать, становясь всё громче, пока шипящий рёв не заполнил весь туннель вокруг них.

Когда луч фонаря Дрейка выхватил из темноты блеск влаги на стене коридора впереди, он понял, что именно они нашли.

Пещера была длиннее и шире любой из тех, что встречались им до сих пор. Справа в неё врывалась река и срывалась с уступа, образуя сорокафутовую стену грохочущей воды, наполнявшую огромную пещеру сырым холодом и оглушительным белым шумом. Их туннель заканчивался на плато на вершине водопада.

— Красиво, — с удивлением пробормотала Джада, повысив голос, чтобы её было слышно.

Лучи их фонарей заметались по стенам, выхватывая выцветшие иероглифы и символы, местами нарисованные, а местами — выгравированные. Далеко вверху полоски лунного света не давали настоящего освещения, он видели лишь проблеск щелей-бойниц, сквозь которые в ясный день проникала крошечная частичка солнечного света. Длинные полосы мха спускались по дальней стене и покрывали скалы по обе стороны от водопада, как здесь, на плато, так и в нижней части пещеры под ними, а среди мха в изобилии вились лозы белой чемерицы, давно приспособившейся к этому причудливому подземному аду.

Хотя фонари были мощными, внизу они могли разглядеть лишь немногие детали. Но Дрейк всё же заметил по меньшей мере один туннель, ведущий от подножия водопада, и заподозрил, что участки, казавшиеся более глубокими пятнами тьмы за пределами самого тусклого света их фонарей, могли быть другими такими же туннелями.

— Это оно, — прошептал он. — Где-то там, внизу.

Джада провела лучом своего фонаря по другой стороне бурлящей реки, затем направив его вдоль плато, к краю водопада. Дрейк увидел лестницу в тот же миг, что и она: вырезанную в стене рядом с грохочущей водой и спускавшуюся в нижнюю пещеру. Они блестели от брызг, и он знал, что им придётся смотреть под ноги.

Насилие вспыхнуло так быстро, что Дрейк едва успел понять, что происходит. Хенриксен схватил его за плечо, развернул и потянулся к его запястью. Дрейк держал пистолет в одной руке, а фонарь в другой, и несколько ударов сердца он думал, что Хенриксен нападает, что он решил избавиться от них сейчас, чтобы спасти белую чемерицу. Он треснул мужчину по черепу стволом «глока», и тот, пошатнувшись, отступил и упал на одно колено; на лбу у него выступила кровь.

Но Хенриксен махал своим пистолетом в другую сторону, указывая вдоль плато в сторону тёмного устья пещеры, откуда вырывалась река.

— Там! — крикнул он. — Посветите туда, чёрт возьми!

Дрейк направил луч фонаря туда, куда указывал норвежец. Краем глаза он увидел, что Джада только начала поворачиваться.

Затем он увидел их: пять теней, мчавшихся по берегу реки в круг света. «Всего пятеро», — подумал Дрейк, а это могло означать лишь то, что их ряды сильно поредели. Их шансы выжить и снова увидеть небо стремительно росли.

Одна из фигур отделилась от группы, набирая скорость. Хенриксен поднял пистолет, навёл его и выстрелил. Убийца тут рухнул, но по инерции покатился по скальному уступу к ним и в круге света от фонаря Джады замер, глядя на них пустыми, безжизненными глазами.

Это был Иэн Уэлч.

Леденящий ужас сжал его сердце. Нейт направил свой фонарь на остальных, пока Хенриксен снова целился.

— Не стрелять! — заорал Дрейк.

Его фонарь выхватил из темноты четыре лица, но лишь одно из них не было наполовину скрыто под чёрным капюшоном. Нейт выругался.

— Салли, стой!

Но по его глазам Дрейк видел, что Салли его не узнаёт. Тот Салли, который был его лучшим другом почти двадцать лет, больше не существовал за этими глазами. Он его не узнавал.

На полсекунды Дрейк задумался, сможет ли он выстрелить так, чтобы лишь ранить его, но он не был настолько хорошим стрелком, и они бы никогда не смогли вынести его из лабиринта, если бы он не мог идти сам.

Этих полсекунды оказалось слишком много.

— Салли, это я! — крикнул Нейт.

А затем Салли врезался в него с такой силой, что выбил фонарь из его руки и вытолкнул воздух из груди. Дрейк попятился, едва сумев удержать пистолет, когда Салли обеими руками обхватил его горло и принялся душить Нейта.

Борясь с ним и пытаясь отступить, Дрейк почувствовал, как его ботинок соскользнул со скалистого края плато. Джада закричала, назвав его по имени, а затем он и Салли уже падали. Они рухнули в холодную, ревущую реку; Салли всё ещё держал руки на горле Дрейка. Разум Нейтана кричал, требуя кислорода, его грудь сдавило и жгло после того, как Виктор выбил из него дух, и он лишь гадал, что прикончит его раньше — Салли или река.

А затем их понесло через край водопада; они падали, влекомые вниз неумолимой силой, и Нейи понял, что убьёт его именно падение.