Uncharted: Четвёртый лабиринт

ГЛАВА ВТОРАЯ

Большую часть полёта из Гуаякиля в Чикаго Дрейк навёрстывал упущенный сон. После адреналинового всплеска, длившегося несколько дней, когда он постоянно пытался не умереть, он чувствовал себя выжатым как лимон, но в то же время его наполняло редкое умиротворение. Он восстановил справедливость после того, как Вальдес его обманул; вернул культурный артефакт его законным владельцам — правда, стоит признать, что именно он его сначала и украл; и теперь летел домой с таким количеством реальных денег в кармане, какого у него не было уже давно.

Племя заплатило ему гонорар за возвращение золотого посоха, но мэр Гуаякиля заплатил ещё больше за удовольствие получить свою дочь обратно живой и невредимой. Тот факт, что последнее деяние было чистой, хоть и несколько раздражающей, случайностью, делал награду только слаще. Такая удача выпадала ему нечасто, и ему не терпелось поделиться историей своего везения с Виктором Салливаном, своим лучшим другом и порой партнёром в подобных авантюрах.

В самолёте было несколько визжащих детей, а пассажир габаритов борца сумо на сиденье позади, казалось, был не в восторге от того, что Дрейк откинул спинку своего кресла, но он чувствовал себя непробиваемым для всех попыток мира нарушить его покой. Тихо слушая музыку через бесплатные наушники, он умудрился проспать весь фильм и проснулся лишь на мгновение ради клейкой курицы с брокколи, которая могла быть ужином, а могла — и каким-то омлетом на завтрак, если бы застывшая жижа вокруг курицы и овощей оказалась яйцом.

Самолет приземлился почти на пятнадцать минут раньше, около десяти утра, и когда Дрейк отстегнул ремень и встал, очевидно довольный и хорошо отдохнувший, ему показалось, что он поймал несколько завистливых взглядов от других пассажиров. Большинство из них выглядели бледными и измученными, но он-то чувствовал себя прекрасно, доставая рюкзак из-под сиденья и спортивную сумку с багажной полки. Сумоист, недовольный откинутой спинкой, всё ещё пытался достать себя из кресла 17D, когда Дрейк уже выходил из самолёта.

Переходя из одного терминала в другой, он учуял запах булочек с корицей, и его желудок заурчал. Ему удалось удержать в себе ту отвратительную бурду, которой авиакомпания кормила своих пассажиров, но он определённо снова проголодался, а булочки с корицей были одной из его слабостей. Как криптонит, если бы криптонит был мягким, тёплым, покрытым сахаром, а Супермен любил бы его есть. Или что-то в этом роде…

Стоя в очереди за булочкой и предвкушая американский кофе, Дрейк полез в карман и достал мобильный, который был выключен на время полёта. Он включил его и увидел, что пропустил несколько звонков и сообщений. Первое представляло собой пьяное бормотание какой-то женщины, и он решил, что это, должно быть, просто ошиблись номером. Второе сообщение было от Вивиан, женщины, которая выполняла роль его турагента, когда ему требовалось организовать поездку, не оставляя следов. На вкус Вивиан Дрейк слишком много импровизировал, и она часто журила его за то, что он не пользуется её услугами чаще, но на этот раз она звонила, чтобы высказать ему за перелёт из Эквадора в США по собственному паспорту. Он не любил так делать, опасаясь привлечь внимание Министерства внутренней безопасности, но он же просто парень, приехавший в Южную Америку, а не какой-нибудь джихадист, который берёт уроки пилотирования, а потом пару недель тренируется, чтобы взорвать себя в каком-нибудь тайном горном лагере в Афганистане.

Третье сообщение было от Салли.

«Нейт, это я. Позвони, как только получишь это. Тут что-то наклёвывается, и мне бы не помешала вторая пара глаз. Ещё одна пара мозгов тоже не повреди...»

Телефон пискнул, и он взглянул на него, удивлённый, что это снова звонит Салли. Он нажал кнопку, чтобы принять входящий вызов.

— Салли, — произнёс он, нахмурившись. — Что такого важного?

Движение краем глаза привлекло его внимание, и он дёрнулся — нервы после последних нескольких дней были на пределе, — но это была всего лишь девушка за прилавком, протягивавшая ему пакет, источавший восхитительный аромат корицы.

— Ты на американской земле, Нейт? — спросил Салли.

— У меня пересадка в Чикаго, — ответил Дрейк, направляясь к столику в углу, где он мог сесть спиной к стене.

Он услышал, как Салли сделал паузу, и ему показалось, что тот выдохнул. «Курит сигару», — подумал Дрейк. Салли бросал примерно раз в месяц и подолгу жевал кончик незажжённой «кубинки», словно бросая вызов самому себе. Этим утром ему, очевидно, нужно было закурить.

— Чикаго, — пробормотал Салли, его грубый голос звучал ещё более хрипло, чем обычно. — Как быстро сможешь добраться до Нью-Йорка?

Нейт замер, не донеся липкую булочку с корицей до рта.

— А что в Нью-Йорке?

Он услышал, как Салли выпустил ещё одно облако сигарного дыма, прежде чем ответить.

— Убийство.

В четвертом часу дня Дрейк сидел на заднем сиденье нью-йоркского такси, вдыхая дым благовоний, которые жёг таксист, и наблюдая, как за окном проносятся зелёные уличные знаки по пути к Центральному вокзалу. Он мог бы сесть на автобус-шаттл прямо из международного аэропорта имени Джона Кеннеди в Куинсе до Центрального вокзала в самом сердце Манхэттена, но срочность в голосе Салли была очевидна, а Дрейк, на сей раз, был при деньгах.

Он жалел лишь о том, что Салли не был более откровенен по телефону. Дрейк всю жизнь учился держать удар, и немалую роль в этом сыграла привычка Виктора вываливать на него всё в последнюю минуту. Но он не думал, что нежелание Салли вдаваться в подробности было связано с обычными играми стареющего охотника за сокровищами. Прямо перед тем, как Салливан бросил трубку, Дрейк услышал на заднем плане плачущую женщину. Если его старый друг и наставник не хотел говорить об убийстве, он полагал, это потому, что в комнате был кто-то скорбящий. Салли вряд ли можно было обвинить в излишней чувствительности, но и бессердечным он тоже не был.

Скорбящий друг также объяснял, почему он не приехал встретить Нейта в аэропорт. Если Дрейку нужно было его прикрыть, Салли, как правило, старался ввести его в курс дела как можно скорее. Вместо этого он просто попросил Дрейка встретиться с ним под часами в главном зале Центрального вокзала.

Такси высадило его перед рестораном под названием «Першинг-сквер», который был практически скрыт под эстакадой Парк-авеню. Дрейк заплатил таксисту, но почти не смотрел на него, мыслями уже пребывая с Салли. Ему повезло сесть на рейс из Чикаго в течение получаса после разговора с ним, и на протяжении почти двух с половиной часов в воздухе и всей поездки на такси ему в основном удавалось отвлекаться или думать о других вещах. Но теперь, когда он прибыл на место, он не мог не волноваться.

Виктор Салливан практически растил его с подростковых лет и научил всему — или почти всему, — что он знал о выживании в бизнесе «труднодоступных приобретений». Они объездили весь мир в поисках сокровищ и древностей практически для любого, кто мог оплатить счёт. И за всё это время он ни разу не слышал, чтобы голос Салли звучал так мрачно и устало, как сегодня по телефону.

Какой-то таксист нажал на клаксон, когда Дрейк торопливо переходил улицу. Пронизывающий октябрьский ветер ударил в лицо, и он поёжился, жалея, что не взял пальто. Он оставил свои сумки в камере хранения в аэропорту, полагая, что вернётся туда на обратном пути из города, но ничего из того, что там было, не помогло бы. В Эквадоре было тепло и влажно. Дрейк провёл слишком много времени в жарких и душных местах, так что он не возражал против прохладного осеннего ветра, но это был такой резкий контраст, словно он шагнул через дверь на другой конец света.

«Это бы сильно упростило мне жизнь», — подумал он. Но, конечно, такое случалось только в научной фантастике и фэнтези, где все герои были благородными, а смерть не всегда означала конец. В реальной жизни правила были менее удобными.

Дрейк с усилием отворил тяжёлую дверь из стекла и латуни и прошёл по наклонному галечному пандусу между внешним и внутренним входами. Сбоку стоял мужчина с длинной, грязной, спутанной бородой и впалыми глазами; на груди у него висела табличка, возвещавшая о наступлении Конца Времён, но по его виду было невозможно сказать, радовался он этому моменту или сожалел о нём.

Когда он шагнул в главный зал — огромное, богато украшенное помещение, которое немедленно всплывало в памяти при мысли о Центральном вокзале, — он прямиком направился к гигантским часам. Дрейк заметил стоящего под ними Салли, но тот отвернулся и смотрел на лестницу на другой стороне терминала — вероятно, думал о сцене с детской коляской из «Неприкасаемых» Де Пальмы, которая была данью уважения русскому фильму «Броненосец «Потёмкин». Они несколько раз проходили через Центральный вокзал вместе, и каждый раз Салли считал своим долгом рассказать ему про эту лестницу.

Виктор заметил его приближение и оживился, стряхивая с себя оцепенение. Судя по затравленному взгляду, Дрейк решил, что, возможно, он думал всё-таки не о старых гангстерских фильмах.

— Нейт, — сказал Салли. — Спасибо, что приехал.

— Я и так был в пути. Просто сделал крюк, — ответил Дрейк. Их общение в основном состояло из дружеских подколок, но на этот раз он подумал, что легкомысленный тон, пожалуй, неуместен. — Что происходит, Салли? Ты сказал «убийство». Один взгляд на тебя, и я готов поспорить, что речь идёт не о каком-то уютном детективчике.

Салли нахмурился, разглаживая свои седые усы.

— Не похож я на обычного весёлого себя, да? Пожалуй, нет. Но ты и сам выглядишь, мягко говоря, хреново, так что, может, не стоит судить.

Дрейк вскинул брови.

— Тоже рад тебя видеть.

Усталая улыбка коснулась лица Салли, и в его глазах на миг появился обычный озорной огонёк, но затем улыбка угасла, и взгляд его помрачнел. Он кивнул в сторону ряда арочных проёмов, которые вели в туннели и к платформам.

— Пойдём. Нам сюда, — сказал он.

Дрейк последовал за ним, не задавая больше вопросов. Если у Салли и был определённый способ, которым он хотел преподнести ответ, Дрейк ему подыграет. Он заслужил и это, и даже гораздо большее, за годы их дружбы. Нейт внимательно изучал Салли, пока они спускались по лестнице на нижний уровень. Выпивоха и неисправимый бабник, он, как всегда, выглядел так, будто ему было бы уютнее играть в азартные игры в Гаване 1950-х, чем иметь дело с Америкой двадцать первого века. Его седеющие волосы были слегка взъерошены, а тёмные круги под глазами говорили о том, что прошлой ночью он почти не спал. На нём была коричневая кожаная куртка-бомбер поверх одной из его гуаябер — льняных рубах, популярных в Латинской Америке и на Карибах. И рубашка, и брюки цвета хаки были помяты, что указывало на то, что он носил ту же одежду со вчерашнего дня.

Прошло почти два месяца с тех пор, как Дрейк видел Салли в последний раз, но они говорили по телефону меньше недели назад, и тогда ничто не предвещало беды. Хотя убийство обычно не предупреждает о себе.

Салли провёл его через зал нижнего уровня мимо арочных входов в лабиринт подземных железнодорожных туннелей, пока наконец не свернул в один из них и не спустился по дюжине ступеней к платформе. Во тьме потолка над ними ненадёжно мерцали лампы. Грохот поездов, как близких, так и далёких, создавал ощущение, что в любой момент мир может развалиться на части. Этот шум напомнил Дрейку, как в детстве он считал секунды между ударами грома, пытаясь определить, как далеко гроза и не метит ли молния в его сторону.

На платформе их не ждал никакой поезд. Дрейк отчасти ожидал, что они вот-вот отправятся в путешествие, но если так, то, очевидно, не таким способом. Пути были пусты, а сама платформа выглядела заброшенной, за исключением жёлтой полицейской ленты, которой был оцеплен её дальний конец. Дрейку не нужно было спрашивать; теперь он знал, куда они направляются.

Через две платформы от них, лязгая и выпуская пар, стоял поезд, ожидая несколько запоздавших пассажиров, торопливо бежавших вдоль вагонов. Проводник стоял у двери, подгоняя их. Мужчина взглянул на Дрейка и Салли. Когда-то он бы просто занялся своим делом — Нью-Йорк был именно таким городом, — но после 11 сентября всё изменилось. Салли тоже это знал, потому что остановился у полицейской ленты, не делая попыток пройти дальше. Они и так вызывали достаточно подозрений, находясь здесь без всякой видимой причины. Дрейк подумал, что проводник, возможно, примет их за детективов в штатском, но тут же понял, что для этого они, вероятно, слишком просто одеты. А если бы он мельком увидел гуаяберу под курткой Салли, то сразу бы понял, что они не копы. Большинство полицейских держали свои причуды при себе.

Стоя у полицейской ленты, Салли вытащил сигару из внутреннего кармана куртки. Он не особо жаловал правила, но зажигать её не стал — просто зажал между губами и с минуту задумчиво катал её зубами. Дрейк никогда не знал его как человека, склонного к долгим размышлениям.

— Ты начинаешь меня немного пугать, Салли. Может, начнёшь с того, что скажешь, кто умер?

Салли ещё мгновение смотрел на точку за полицейской лентой, а затем вынул сигару изо рта и повернулся к Дрейку.

— Эту платформу закрыли со вчерашнего вечера. Пришёл поезд из Коннектикута, у него была куча остановок по пути, — а когда он ушёл, на платформе остался старый дорожный сундук. В основном люди садились на поезд, уезжая из города, но были и те, кто прибывал. Один из проводников запомнил этот сундук и двух мужчин, сидевших рядом с ним. Он предположил, что это они его принесли, но не особо к ним присматривался. Тёмные пальто — вот и всё, что он помнит.

Салли покачал головой, его глаза сузились от досады.

— Подумай об этом, Нейт. В этом сундуке могло быть всё что угодно. Он мог быть набит семтексом или ещё чем. Можешь представить, как такой объём взрывчатки сдетонирует под городом? Мы так зациклились на самолётах, но никто не обращает внимания на…

Он замолчал, переводя дух. Виктор выглядел скорее злым, чем скорбящим, но Дрейк достаточно хорошо знал Салли, чтобы видеть, что он чувствует и то, и другое.

— Значит, сундук не был набит взрывчаткой? — рискнул предположить Дрейк.

Салли бросил на него тяжёлый взгляд.

— Я просто приводил пример. Но нет, не был. Хотя отреагировали так, будто был. Сотни поездов не пустили в город, тысячи людей эвакуировали. Транспортное управление вызвало антитеррористическую группу, а у полиции Нью-Йорка здесь была сапёрная команда. Собаки, натасканные на взрывчатку, ничего не учуяли, но с сундуком всё равно обращались так, будто он вот-вот взорвётся. Пара парней, что работают с этими собаками… один из них раньше тренировал их на поиск трупов, и он хорошо знает этот запах. Он сказал, что, по его мнению, в сундуке тело. Оказалось, он был прав.

Дрейк положил руку ему на плечо, он терпеть не мог наблюдать, как страдает его друг.

— Салли…

— Это был Лука, — сказал Виктор, его челюсти сжались, а в глазах сверкнул гнев. — Но не весь, Нейт. Без рук и без ног. Только туловище. Голову ему тоже отрезали, но она, по крайней мере, была в сундуке. Тот, кто его убил, ампутировал ему конечности не для того, чтобы его было труднее опознать, иначе бы они не положили его…

Салли запнулся. Усмехнувшись, он снова сунул сигару в рот и уставился на место за жёлтой лентой. Поезд через две платформы от них тронулся, громко лязгая колёсами, и Дрейк подумал, не наблюдает ли за ними до сих пор проводник. Он задавался вопросом, почему копы или ФБР ещё не набросились на них с вопросами, что они здесь делают. Если бы в сундуке оказалась взрывчатка, а не мёртвый друг Салли, они бы никогда не смогли сюда спуститься, чтобы их не остановили. Но убийство не привлекало такого же внимания.

При жизни Лука Хзуяк был археологом, профессором колледжа и коллекционером древностей. А ещё он был одним из старейших и самых дорогих друзей Виктора Салливана, человеком, который считал современное понимание истории такой же загадкой, как и грядущее завтра. Лука был известен тем, что выводил из себя коллег и работодателей, отказываясь мириться с общепринятыми версиями исторических событий, особенно касающихся древних времён. В последние годы он зарекомендовал себя как успешный автор спорных исторических книг, написанных доступным для широкой публики языком. Дрейк встречался с Лукой, может быть, раз десять, и тот ему очень нравился. Он мог живо представить себе озорное лицо этого человека и то, как он всегда поглаживал свою эспаньолку, словно какой-то мультяшный дьявол. Лука никогда не осуждал Салли за ту работу, которой они с Дрейком занимались, в основном потому, что считал, что самые значимые доказательства, способные оспорить версии историков, поступают от расхитителей гробниц и охотников за сокровищами.

— Мне жаль, Салли, — пробормотал Дрейк. — Такое не должно случаться ни с кем, а уж тем более с таким человеком, как Лука. Копы что-нибудь нарыли?

Дрейк не стал спрашивать, откуда у Салли информация о том, что тело было обнаружено. Было очевидно, что у него есть источник в полиции Нью-Йорка, что, в общем-то, не удивляло. У Салли, казалось, почти везде был свой собутыльник или приятель по азартным играм. Шесть лет назад они провели несколько дождливых недель в Бутане в поисках древних масок демонов и животных. В первый же день они пошли на рынок, чтобы найти что-нибудь, что укроет их от дождя, и человек, продававший козий сыр и вино, хлопнул Салли по спине и обнял его как давно потерянного брата. Когда парень отстранился, Дрейк заметил в его глазах настороженное подозрение. Они с Салли были друзьями, но не доверяли друг другу. Похоже, это была распространённая динамика в его отношениях, и она простиралась от Бутана до Соединённых Штатов и острова Пасхи. Дрейк доверял Салли, по крайней мере, в большинстве случаев, но одна из первых вещей, которым тот его научил, заключалась в том, что определённая доля недоверия полезна и поможет ему выжить.

Но контакт Салли в полиции Нью-Йорка не сильно помог.

— У них шиш с маслом, — хмыкнул Виктор.

Дрейк нахмурился, повернувшись, чтобы взглянуть на мерцающие лампы.

— Серьёзно? Это же Центральный вокзал. У них тут повсюду должны быть камеры.

— Конечно, они есть. Но это не значит, что все они работают. Когда бюджет урезан, приходится делать выбор и кое-что остаётся за бортом, — пробормотал Салли, снова повернувшись к нему. — Но у нас есть то, чего нет у копов.

— И что же?

Во взгляде Салли смешались боль и гордость.

— У нас есть Джада.