Ущербная демоница

Глава 3. Пробуждение (ч. 1). Одержимость у каждого своя

Князь Дейрос Фариус не был намерен ждать, когда некромант Крайс Эрна сам доложит ему результаты, а ворвался к нему в рабочий кабинет, когда солнце ещё не взошло в зенит. Ворвался и замер на пороге, когда увидел Крайса, склонившегося над столом над выпотрошенным трупом. Холодные глаза некроманта оторвались от разглядывания чего–то в недрах развороченной грудной клетки мёртвого ритуалиста и уставились на князя. Демон внутри Дейроса завозился, узрев человеческую плоть так близко, но был отброшен волевым посылом своего владельца, а потому князь лишь растянул губы в голодной усмешке и подошёл чуть ближе.

— Что ты узнал, некромант? — голос Дейроса звучал глухо и утробно, что не вязалось с его элегантным чёрным фраком и брюками, красным шейным платком и начиненными до блеска сапогами.

— Не скажу много, но чуть больше, чем ничего. — Крайс Эрна стянул с рук специальные перчатки и обошёл стол. Некромант не терпел, когда его прерывали, но не мог прямо возразить князю. — Вероятно, он, — Крайс указал раскрытой ладонью в сторону мертвеца, — был отравлен.

— Отравлен? — переспросил князь.

— Думаю, да. Никакого прямого магического воздействия установить не удалось, но состояние внутренних органов говорит о том, что те подвергались распаду в течение продолжительно времени. Такое бывает, если получать яд в малых дозах, но регулярно. В один момент организм не выдерживает, особенно в условиях сильнейшего магического истощения, как на ритуале, и яд делает своё дело.

— И как, с твоего позволения, яд мог попасть в организм моих ритуалистов?

— Очевидно, что с едой или питьём, — безразлично пожал плечами некромант. От этого движения несколько прядей заплетённых в аккуратную косу белых волос всколыхнулись. Крайс Эрна носил волосы чуть длиннее дозволенного, чтобы продемонстрировать, что он сильный маг. Хотя и недавнее магическое обследование трупов, княжны и вскрытие трупов с применением магии значительно истощили его резервы. Именно от подобных частых изматывающих магических практик он и обзавёлся абсолютно белыми волосами.

Князь на несколько секунд задумался, анализируя полученную информацию. Теперь в качестве главных подозреваемых можно было назвать поваров и разносчиков еды. Следовало передать приказ Варлуму, чтобы он уделил им больше внимания. Для этого Дейрос решил выделить пыточные камеры.

Пыточные и тюрьма в замке Фариус занимали целый подземный этаж. Не сказать, чтобы князь Дейрос пользовался ими так уж часто, но не забывал посещать самолично, если кто–то из подданных давал повод. Здесь всегда царил холод, делая нахождение узников среди грубо отесанных стен ещё более неприятным. Коридоры освещались магическими светильниками, а комнатам для допросов хватало и факелов.

Правая рука начальника стражи и его заместитель, Реми Сальва, уже несколько часов ведущий допрос, давно хотел заткнуть уши, чтобы не слышать скрипа несмазанных дверей, открывающихся и закрывающихся, когда слуг заводили для разговора. Но капитан стражи Варлум приказал ему заниматься этим тягомотным делом, а потому приходилось терпеливо задавать одни и те же вопросы: «Где ты был в момент ритуала? Что ты делал? Что видел? Что слышал?» Выслушав вереницу ответов в стиле «ничего», Реми переходил к вопросам типа: «Не видел ли ты чего–то подозрительного?» Слуги тряслись, со страхом поглядывая на палача, который подогревал угрожающего вида спицы над камином в углу комнаты, но заявляли, что ничего такого не видали. Это начинало порядком раздражать уравновешенного Сальву.

Зам начальника стражи подавил очередной зевок, когда один из поваров наконец смог ответить что–то отличное от ранее услышанного. Запинаясь и потея, он пробормотал:

— Один из младших поваров, Марси, не вышел сегодня на работу, — допрашиваемый судорожно оттянул воротник поварского халата, по его виску стекла капелька пота, будто в подземелье было жарко, хотя сам Реми Сальва ощущал лишь сквозняк, рождаемый беспрестанно открываемой дверью.

— Продолжай, — Реми наклонился ближе к мужчине. Неужели он нащупал ниточку?

— Этот Марси был тихим парнем, работает… работал у нас около года. Никаких проблем с ним никогда не было, — повар почувствовал хищный интерес княжеского пса и начал оправдываться. Он опасался, что его могут вздёрнуть за пособничество преступнику. Пусть князь и приказал не трепать языком, но на провальном ритуале присутствовало слишком много свидетелей, чтобы уже к концу дня замок замер в тревожном ожидании расправ.

Последующие допросы не принесли новой информации, кроме того, из какой деревни этот Марси родом, а потому Реми Сальва доложил капитану Варлуму о том, что узнал. И получил новый приказ: выяснить, отправиться в родную деревню поварёнка для выяснения подробностей. Другим стражникам Варлум велел обыскать замок в поисках этого Марси и проверить ближайшие дороги. Варлум торопился, спеша распутать этот клубок и сохранить голову на плечах.

Реми Сальва не осмелился оспорить приказ, а потому, уже во дворе замка, подозвав пару стражников, вскочил на подведённого коня и ускакал прочь, за ворота. Уже начало садиться солнце, когда он проделал половину пути. Правая рука капитана стражи хорошо знал владения князя Дейроса и не ожидал наткнуться на разбойников в самом их сердце. Но их окружили профессионально, осыпали градом стрел, кони под стражниками заржали, получив ранения. Конь Сальвы оказался ранен в бок и попытался его скинуть. Реми проворно спрыгнул с захрипевшей животины, неимоверным усилием ушёл от очередной стрелы. Следом оказались на земле и двое стражников сопровождения. Но из укутанных тьмой кустов никто не вышел, лишь ещё несколько стрел устремились в их сторону. Стражники оказались на одном из последних освещённых участков дороги и поспешили укрыться между деревьями. Реми Сальва чуть–чуть не успел, когда одна из стрел пробила насквозь его плечо, защищённое лишь плотным колетом. Он выругался сквозь зубы, но сумел затеряться в лесу. Обстрел сразу прекратился.

Реми Сальва прикинул, куда ближе. По грубым подсчётам выходило, что до деревни он доберётся быстрее, чем до замка. Рядом шумно дышали стражники, и Реми не рискнул возвращаться на дорогу, к седельным сумкам и лошадям, а потому один из его спутников оторвал край рубахи и, немного помучившись, наложил своему командиру импровизированный жгут чуть выше раны. Затем обломал кончик стрелы и выдернул её. Сальвы аж зубами скрипнул от боли. В свои тридцать Реми успел побывать в разных переделках, но так глупо не попадался давно: на ночном тракте, в окружении невидимых врагов. Он попытался обуздать боль, безуспешно вглядываясь в ночной лес. Имея толику демонической крови, он надеялся на быструю регенерацию и видел в ночном лесу чуть лучше, чем обычный человек, но недостаточно, чтобы с легкостью сражаться.

Заместитель капитана приказал отходить от дороги и двигаться в сторону деревни. Со всех сторон их обступал тёмный лес, под ногами приминался мох, а из чащи слышались шорохи и вздохи. Реми сжал сначала рукоять меча, слегка вытащив его из ножен, но потом понял, что им сражаться будет несподручно, и обнажил кинжал, чтобы в случае чего дать отпор. Стражники следовали за ним по правую и левую сторону. В сгущающихся сумерках стрелять было несподручно, потому княжеские воины дождались нападения слева: на них, будто из невидимости, выскочили трое разбойников, слишком добротно одетых для простых любителей наживы. Удар первого Реми принял на кинжал, слегка развернул корпус и ударил коленом в бок. Рядом стражники обнажили короткие мечи и сошлись в поединке со своими врагами. Противник Сальвы скользнул в сторону, уходя от ответной атаки, но Реми успел полоснуть его на излёте кинжалом. Из раны брызнула чёрная, в отсветах заходящего солнца, кровь. Сальва предпочёл бы закончить бой как можно быстрее, краем глаза замечая, что один из его стражников тоже оказался ранен. Реми прошептал: «Дункле фламе*», — прежде чем его кинжал окутался тёмным пламенем, а он ударил снизу вверх, распарывая плотные кожаные доспехи противника. Враг отшатнулся, но снова бросился в атаку, целя коротким мечом в живот Сальвы. Последний изогнулся, пропуская меч, и ударил кинжалом в правое подреберье. Усиленное заклинанием оружие вспороло доспехи противника и со скрежетом вошло под ребра. Враг на секунду замешкался, а зам капитана стражи в очередной раз ударил его ногой, от чего тот упал назад, а кинжал покинул рану. В один шаг Сальва достиг врага и одним точным ударом перерезал глотку. В этот момент захрипел один из стражников, падая на землю, и Реми поспешил на помощь. Но противники, видя, что преимущество потеряно, предпочли отступить, задержавшись лишь для того, чтобы бросить что–то в поверженного Сальвой врага. Тело вспыхнуло бездымным пламенем, оставляя после себя лишь горсть пепла. Похоже, нападавшие знали о наличии в свите князя Дейроса некроманта, а потому предпочли не оставлять улик.

Реми не стал преследовать врагов, а приказал осмотреть раненого, оказать ему первую помощь. Его же рана, благодаря ускоренной регенерации, начала затягиваться. В пылу схватки он привык не обращать внимания на боль, но сейчас вновь почувствовал, как ноет и тянет простреленное плечо.

За всем этим на лес опустилась ночь, поэтому стражники отошли от места боя на приличное расстояние и разбили лагерь в надежде немного отдохнуть. А на завтра Сальва планировал всё же добраться до деревни. Происходящее нравилось ему всё меньше и меньше.

Лилии Львовне нестерпимо хотелось курить. Во рту до сих пор стоял горьковатый, но приятный вкус выкуренной сигары. В голове всё плыло, тело казалось тяжёлым и тесным, ни головы, ни рук, ни ног было не поднять. Медиум Чёрная Лилия чувствовала, как то проваливается в сон, то выплывает из него с тем же желанием курить. Лилия Львовна попыталась вспомнить, где она, где хранятся сигареты, но память разлеталась дымной струйкой на ветру. Она глубоко вздохнула, но воздух оказался свежим, не пропитанным тяжёлым духом благовоний, к которым привыкла медиум.

Веки весили по тонне каждое, но Лилии Львовне не нужно было открывать глаза, чтобы привычно протянуть руку на прикроватный столик и нащупать сигареты. И ничего не найти. Чёрная Лилия нахмурилась, не понимая, что приключилось. Глаза пришлось открывать.

Сначала всё плыло перед её глазами, но затем женщина стала различать цвета: чёрный, красный, серебряный. Больше всего было красного. Она обнаружила себя лежащей на красных простынях и бордовой подушке. Где она оказалась? В спальне Лилии Львовны всегда преобладали чёрный и тёмно–зелёный. У неё не было такой большой кровати, на которой могли поместиться трое таких, как она. И у неё уже давно не было такой здоровой и молодой кожи на руках. Это она заметила, когда поднесла к глазам руку, пытаясь прогнать пелену перед глазами, что временами туманила зрение. Ухоженные и аккуратные коротенькие ноготки без грамма лака, изящные пальчики — куда подевались её накладные ногти, выкрашенные в тёмно–фиолетовый, и узловатые пальцы?

Додумать мысль ей не дала вдруг появившаяся в поле зрения рожа какого–то старика с седой всклокоченной бородой. Он что–то прокричал, обнажая странно здоровые для подобного возраста зубы и также стремительно исчез. С появлением старика на Лилию Львовну обрушились звуки шагов, шарканье и неразборчивая речь. От этого голова закружилась, мысли заполнили странные видения и образы: ухоженный сад и неведомые цветы на толстых стеблях и с большими красными лепестками; мужчины в старинных доспехах вышагивают по двору, выложенному большими булыжниками; к женщине в тёмно–синем платье склоняется кавалер с длинными белыми волосами… Лилия Львовна словно смотрела фильм, но не могла ни остановить его, ни вообще выключить. Она непроизвольно застонала, вновь уплывая в пучины сна.

Целитель Воибор вернулся на свой пост у постели княжны сразу после ухода её матери и некроманта. Старец подтащил поближе к ложу одно из кресел. Оно было обито красным бархатом, мягким и удобным, но Воибор сидел, всем своим видом выражая настороженность. Он не спускал взгляда с лица Лилитты Фариус. Целитель был сторонником тактики выжидания, предпочитая наблюдать, как больной борется с недугом. И на всё воля Тёмной Хозяйки. Хотя он и приказал своему помощнику принести в комнату несколько лечебных настоек, но пускать их в ход не спешил, опасаясь ещё больше спутать магические потоки в теле Лилитты.

За окном начинало темнеть, знаменуя конец дня, а княжна всё никак в себя не приходила. Старые кости Воибора ныли на смену погоды, а потому он позволил себе потянуться, меняя позу и немного осмотреть комнату. Княжна росла здоровым ребёнком, а потому услуги целителя ей обычно не требовались, и старец не бывал в покоях Лилитты. И ему тут было неуютно: красный цвет властвовал повсюду, словно свежая кровь стекала по стенам и собиралась на полу. В углу сидела огромная собака. Она скалила свои зубы на Воибора, но цепь крепко держала псину. Целитель содрогнулся всем телом, живо представав, как тварь могла бы вцепиться в него. Пусть уж лучше она отведает костей этого некроманта! Лицо Воибора приняло недовольное выражение: княгиня Фариус приволокла этого трупоеда, чтобы тот осмотрел его, целителя, подопечную. Неужели госпожа так сомневается в его лекарских способностях? Сожри его тьма! Занятый этими мыслями, старец не заметил, как рука княжны шевельнулась, потянувшись к прикроватному столику. Но почувствовав какое–то шуршание на кровати, целитель быстро вынырнул из фантазий, где лилиттин волкодав разрывал некроманта на куски, и заметил, как девичьи веки дрогнули.

— Госпожа Лилитта, вы очнулись! — с этими словами он приблизил своё лицо к её, чтобы понять, не показалось ли ему. Но в глазах княжны лишь на мгновение мелькнуло сознание, а затем она снова закрыла глаза, а дыхание стало слабым и поверхностным.

Нужно было решить, докладывать ли о временном улучшении князю Дейросу или подождать? Виобор задумался, взвешивая все за и против. Использовав свой магический взор, он снова осмотрел Лилитту, отмечая, что телесной оболочке угрожает только обезвоживание и долгое пребывание в неподвижном состоянии, а вот с душой княжны творилось что–то непонятное. Её душа словно была разделена на две части. «Душа самой госпожи и её демона,» — подумал целитель. Это была хорошая новость. Но плохо было то, что души не слились, как обычно бывает, а словно сцепились, перемешались, образуя некое лоскутное одеяло. Это могло сильно помешать Лилитте пользоваться силами демона, ослабить и подточить её душу. Затем Воибор перешёл к осмотру разума: в голове княжны творилась неразбериха, конфигурации были перепутаны, сплетены в неопрятный клубок, и казалось, что в этом клубке линии силы принадлежали двум разным разумам. «Демон пробрался и в голову княжны?» — целитель нахмурился. «Это означает, что теперь эта потусторонняя тварь сможет легко контролировать госпожу Лилитту, а значит, никто не будет знать, что ожидать от одержимой. Если воля человека окажется слабее воли демона, то может произойти всякое. Нужно предостеречь князя, чтобы он следил за дочерью получше,» — таково было решение Воибора.

Когда Лилия Львовна снова пришла в себя, то ничего, кажется, не изменилось: со всех сторон на неё наползал красный, словно кровь, цвет; руки были молодыми и изящными; в комнате было свежо, а постель — чересчур мягка. Медиум пошевелилась, пытаясь спрятаться от этого красного, что аж слепил глаза. Кажется, её копошения привлекли чьё–то внимание, потому что над ней вновь склонилось лицо давешнего старика. Он снова что–то сказал, но Лилия Львовна не могла взять в толк, что от неё требуют. Она лишь прошептала непослушными губами: «Не понимаю.» Старик нахмурился, отстранился, но не успела Чёрная Лилия облегчённо выдохнуть, как тут же старческая рука стал толкать ей в рот кружку, от которой поднимался пар. Медиум попыталась отстраниться, но старик с удивительной для такого возраста силой подхватил её подмышки, заставляя сесть, опираясь на подушки, затем снова сунул в лицо странный напиток. Лилия Львовна не понимала, где находится, и не ни в какую не хотела это пить. Видя, что она пытается отвернуться, старик зажал медиуму нос пальцами, а когда она разинула рот в поисках воздуха, он влил ей жидкость прямо в рот. Нёбо обожгло горячим и пряным, а Лилия Львовна выпростала руки из–под одеяла, желая оттолкнуть мучителя, но тот сам проворно отпрыгнул от постели.

Пока медиум морщилась и хватала ртом воздух, он снова что–то прокричал, и в комнату вбежали две девушки. Они были облачены в одежды, будто сошедшие со съёмок исторического фильма: рукава — фонариками, платье — с высокой талией, юбки — со складками. Лилия Львовна поморщилась: в их одежде тоже преобладали всяческие оттенки красного. Глубоко поклонившись в сторону постели, одна сразу выскользнула за дверь, а вторая бросилась сначала к — медиум проследила за ней взглядом — трюмо, а потом — к Лилии Львовне. В руках девушка держала расчёску, заколки и несколько шпилек.

Не слушая возражений, служанка — как начала догадываться Чёрная Лилия — аккуратными движениями прибрала её волосы в какую–то замысловатую причёску, затем расправила рукава ночной сорочки и одеяло по краям постели. Девица успела вновь поклониться Лилии Львовне, как дверь комнаты распахнулась, и вошли двое: мужчина и женщина — порочная красота первого и холодная — второй — заставили медиума подобраться. С появлением незнакомцев перед глазами Чёрной Лилии заклубился туман, но стоило пару раз моргнуть, как он тут же рассеялся.

В голове Лилии Львовны начали рождаться сомнения: очередные средневековые наряды. Женщине медиум дала бы лет тридцать, мужчине — тридцать пять — сорок. Первая была одета в тёмно–синее платье, тёмно–русые волосы ниспадали крупными локонами на плечи. В одежде мужчины же преобладали чёрный и золотой. При взгляде на них Лилия Львовна отдыхала от обилия красного. Вдруг мужчина что–то сказал, явно обращаясь к ней. Чёрная Лилия запаниковала: речь снова звучала незнакомо, но угрожающе. От визитёра расходились волны жара, к нему примешался гнев, когда медиум так ничего и не ответила. За пару широких шагов мужчина приблизился к кровати, и Лилия Львовна не успела отшатнуться, как он схватил её за плечи и сильно встряхнул. В глазах мужчины плескалась такая ярость, что инстинкты несчастной взвыли со страшной силой. Откуда–то из глубины памяти поднималась паника, но Лилия Львовна попыталась скинуть схватившие её руки, но безуспешно. На помощь пришла женщина в синем, она что–то увещевающе заговорила, но не приблизилась. Мужчина что–то прорычал и, последний раз встряхнув медиума, отпустил её. И тут же набросился с — как это звучало для Чёрной Лилии — упрёками и обвинениями на старика. Медиум вздохнула свободнее, когда гнев посетителя переключился на другой объект.

Лилия Львовна перевела взгляд на больше молчавшую женщину, их глаза встретились. Ни капли тепла или каких–то бы то ни было чувств не сквозило в устремлённом на неё взгляде. Черная Лилия поморщилась. Куда она вообще попала? Она не узнавала никого из присутствующих. Да и себя тоже. Она сильнее сжала края одеяла в руках, пытаясь заглушить поднимающийся из глубин души страх. Страх имел странный привкус, будто был не её.

В итоге она лишь молча наблюдала за незнакомцами, потеряв надежду что–то выяснить. К счастью, те долго не задержались у её постели, но если, уходя, женщина оставалась всё такой–же бесстрастной, то на красивом лице мужчины было написано явное неудовольствие.

Под конец второго дня, отведённого князем на поиск виноватых, Многоликая приказала Крайсу Эрне сопроводить её в прогулке по саду, окружающему замок. Некромант поспешил исполнить приказ, склоняясь в глубоком поклоне и принимая подставленную для поцелуя ручку княгини. На её среднем и указательном пальцах в багровом свете заходящего солнца поблёскивали топазы, и некромант задержал руку госпожи в своих чуть дольше, пытаясь дыханием согреть всегда холодные пальцы. Когда рука Многоликой дрогнула, он поспешил выпустить её из своих объятий и пристроиться позади госпожи, когда та сделала шаг вглубь сада. В таком порядке они прогуливались в сгущающихся сумерках приближающейся ночи и молчали, но вдруг Многоликая остановилась и развернулась к Крайсу лицом. Некромант наконец осмелился взглянуть на неё, отмечая глубокие тени, залегшие под глазами, всегда скованными льдом.

— Князь Дейрос доложил мне, что удалось узнать, — без предисловий начала княгиня, но некроманту не нужно было пояснений, чтобы понять, что речь идёт о смерти ритуалистов. Или убийстве, что было бы правильнее. — Варлум отправил своего заместителя на поиски главного подозреваемого. На ночь глядя, — Многоликая снова развернулась спиной к Крайсу.

— Виновника уже нашли? — Некромант, занятый в своём кабинете осмотром ритуалистов, не был в курсе хода расследования.

— Ещё нет. — Многоликая помолчала. — Остается только один день до того момента, как Варлум должен предоставить убийцу. Но меня гложут сомнения, что ему это удастся.

— Но вас тревожит не это, — слыша безразличие в голосе княгини, Крайс рискнул предположить: — а ваша дочь, Лилитта.

— Верно. — Многоликая снова развернулась к собеседнику. В сгущающихся сумерках её тёмно–синее платье сливалось с густой листвой окружавших их деревьев. Сад казался неухоженным и даже диким, в нём легко можно было затеряться, спрятаться от посторонних глаз, блуждая по едва видимым тропинкам, выложенным потрескавшийся от времени каменной плиткой.

Сердце Крайса билось где–то в горле. Стоило тревожиться о завтрашнем дне, скорбеть над повредившейся умом княжной, но он лишь чувствовал трепет и шум в ушах, когда последние отблески заходящего солнца высветили бледное лицо и лихорадочно блестящие губы его госпожи. Некромант качнулся вперёд, но усилием воли сдержался и лишь припал на одно колено, с трудом отрывая взгляд от лица Многоликой.

— Моей госпоже не стоит переживать по этому поводу. Ваш покорный слуга сделает всё, что в его силах.

— Ты можешь помочь моей дочери вернуть разум? — в голосе княгини слышалась надежда и толика удивления.

— Если на то будет повеление моей госпожи. Я готов обучать княжну, чтобы помочь ей оправиться от магических ран.

Услышав эти слова, княгиня повернулась спиной к некроманту, пряча волнение, поселившееся в глубине глаз, и дрожащие руки. Она помолчала несколько секунд, а затем снова повернулась лицом к собеседнику.

— Князь дал мне один год. Если за это время Лилитта не пробудит в себе демона… Я не знаю, что тогда сделает мой муж, но, потеряв дочь… — Многоликая вовремя прикусила язык, пока не произнесла: «Я потеряю своё влияние в замке и мне снова придётся зачать от него ребёнка. Или уступить место новой жене». Глаза княгини сузились, а зрачки заполнила тьма, когда она вспоминала первую брачную ночь и все последующие до того момента, пока не было объявлено о её беременности.

— Я исполню всё, что бы ни велела моя госпожа.

— Я… благодарна тебе, Крайс, — с этими словами Многоликая коснулась обжигающе холодными пальцами щеки некроманта, заставляя его взглянуть на неё.

— Вам холодно, — он сглотнул вдруг ставшую вязкой слюну, — моя госпожа? Тогда позвольте проводить вас в замок. — Крайс порывисто поднялся и подал руку княгине, намереваюсь сопроводить её обратно. Та немного помедлила, на положила руку на сгиб его локтя. Но возле к замка она выпустила руку Крайса и уверенной походкой, уже ничем не напоминающей о мгновениях недавней уязвимости, первой вошла в замок. Некромант не позволил себе долго смотреть на удаляющуюся спину, а поспешил к себе.

На замок князя Дейроса опускалась ночь.

_____________________________________

Примечания:

* dunkle Flamme — нем., тёмное пламя

Предупреждение! Курение вредит вашему здоровью.