В дерзновенном полете

Полет продолжается

Продолжительная зарубежная поездка завершилась в апреле 1929 года. Управление Военно-Воздушных Сил страны назначает Чухновского на Балтфлот.

После окончания отпуска летчик должен был прибыть в Кронштадт «для дальнейшего прохождения службы».

Дни быстротекущего отпуска уходили на всякого рода деловые встречи. Еще до красинского похода Чухновский вместе с Алексеевым продумали план авиационной работы в Арктике. Они намеревались уже в 1928 году участвовать в проводке судов Карской экспедиции. Понятно, что в том году полеты в Карском море состояться не могли, но от своего плана пилоты не отказались. А чтобы его осуществить, нужно было раздобыть подходящий для Арктики гидроплан. Такие самолеты отечественная промышленность пока не производила. Б. Чухновский еще весной 1928 года поставил вопрос о закупке в Германии летающей лодки «Дорнье-Валь». Но дело несколько застопорилось. Не помогла даже активная помощь известинцев, считавших Чухновского своим со времени опубликования газетой в мае 1928 года его статьи «Север Союза и самолет» и полностью поддерживавших его взгляды на ближайшее будущее советской Арктики.

Неизвестно, чем бы все это кончилось тогда, не получи пилот энергичной поддержки Алексея Максимовича Горького.

Да, именно Горького, интересы которого, как известно, не замыкались литературой, человека, лично заинтересованного во всем том, что касалось роста страны, развития ее хозяйства и культуры, благосостояния и преуспеяния ее народов.

…Красинцы прибыли в Москву 7 октября 1928 года. 10 октября, за день до отъезда в Италию, Горький пригласил к себе Самойловича, Чухновского и Бабушкина.

Несколько часов на квартире писателя длилась беседа А. М. Горького с полярниками. Как рассказывал позднее Чухновский, выступая на вечере памяти Алексея Максимовича, «писатель расспрашивал не только о трудностях плавания наших ледоколов, но и о многом другом, не имеющем прямого отношения к поискам и спасению команды дирижабля. Его интересовало буквально все, все стороны жизни необъятной Советской страны».

Особенно он заинтересовался реальностью превращения Северного морского пути в нормально действующую морскую магистраль, по которой могли бы ходить наши морские суда, скажем, из Ленинграда, Архангельска и Мурманска во Владивосток, не заходя в этом случае в порты других государств. Спросил, как смотрят полярники на проект постройки Великого северного железнодорожного пути, призванного соединить рельсовой магистралью три океана — Атлантический, Северный и Тихий. Все это его интересовало в плане возможности «оживления», то есть использования, эксплуатации колоссальных, буквально неисчислимых природных богатств нашего Крайнего Севера, все еще не только не обжитого, но даже и не исследованного. «Ведь там, — говорил Горький, — скрыты в земле не только огромные богатства, там живет множество народностей. Царское правительство держало их в рабстве, угнетало и варварски эксплуатировало, точнее, просто грабило».

— Как вы думаете, — обращаясь к полярникам, спрашивал Горький, — мы, Советская власть, обязаны позаботиться о народах Севера, сделать для них все, что в наших силах, приобщить их к цивилизации, к культуре, создать человеческие условия жизни, предотвратить их вымирание?

Самойлович, Чухновский и Бабушкин с напряженным вниманием слушали горячие, взволнованные речи Алексея Максимовича. Конечно, они лучше, чем кто-либо, понимали тревогу писателя за судьбы северных народов. Работая на Севере, в Заполярье, полярники своими глазами видели все то, о чем с такой болью говорил Горький.

Обращаясь к красинцам, Алексей Максимович заговорил о той роли, которую призваны сыграть советские люди, работающие на Крайнем Севере.

— Ведь они первопроходцы, исследователи; за ними пойдут строители, инженеры, рабочие. Придет время, и ныне спящий Север проснется. Оно не за горами, это время. Скоро и там жизнь закипит. Закипит так же, как везде. Не забывайте, что мы строим социализм везде, на всей территории Союза Советов, а не только в центральных областях.

В этих пророческих словах был весь Горький — великий патриот.

Вот эта очевидная, искренняя и глубокая заинтересованность Горького в будущем советского Севера и позволила Чухновскому обратиться к писателю за помощью, когда встретились неожиданные трудности.

Это было уже в Сорренто. В феврале 1929 года Чухновский, будучи в Италии, несколько дней гостил у Горького. Немало толковали они тогда по самым различным поводам. В том числе и о карских экспедициях, о необходимости приобретения для летной группы нового самолета, дабы повысить эффективность работы по исследованию ледового режима Карского моря, созданию условий для освоения Северного морского пути и безопасного плавания среди движущихся льдов.

Горький обещал помочь Комсеверопути в приобретении самолета. И действительно помог.

…В последний день своего отпуска, 31 мая, Чухновский с утра зашел в Наркомвнешторг, к А. И. Микояну. Анастас Иванович сказал ему, что вопрос решен, валюта выделена и скоро полярники получат свой самолет.

Новость обрадовала летчика. Наконец-то! А тут еще и Горький возвращался из Сорренто в Москву. Об этом накануне сообщили Борису Григорьевичу по телефону.

…Когда Максим Пешков ввел Чухновского в вагон к Горькому, тот, поздоровавшись, первым делом спросил:

— Ну как, получили самолет?

— Все улажено, Алексей Максимович. Я только что был у Анастаса Ивановича, и он обещал дать валюту для покупки самолета.

Горький пригласил всех встречавших заглянуть к нему вечером. А пилоту сказал:

— Обязательно приходите. У меня соберутся интересные люди. Вам с ними будет полезно познакомиться.

У Горького в самом деле собрались интересные люди. Была, к примеру, Вера Николаевна Фигнер, с которой давно хотелось встретиться Борису. С захватывающим интересом слушал он разговор за гостеприимным столом писателя.

В ту же ночь Чухновский выехал в Ленинград.

Через две недели на имя начальника ВВС Балтийского флота пришла телеграмма: «Летчику Чухновскому незамедлительно быть у наркомвоенмора Ворошилова. Начальник ВВС Баранов».

Этой телеграмме предшествовали звонки Горького Ворошилову, Куйбышеву, Микояну.

На том же вечере памяти Горького бывший главный редактор «Известий» И. М. Гронский рассказывал:

«Слухи о злоключениях Чухновского какими-то путями дошли до Сталина. Кто ему рассказал — не знаю. Возможно, Куйбышев или Горький. Во всяком случае, в конце одного из наших разговоров он спросил, что с Чухновским. Почему он не на Севере? Для нас сейчас карские экспедиции особенно важны. Вывоз леса из Игарки — это валюта. А она нам нужна как хлеб.

— Что вы сделали для получения Чухновским самолета?

Я стал рассказывать Сталину о своих переговорах по этому делу… Сталин, не дослушав, перебил меня:

— Почему вы не обратились ко мне? Почему не позвонили? Вот Горький мне говорил о Чухновском, а вы — ни звука. Нет, дело у нас так не пойдет. Вам партия поручила вести работу среди интеллигенции. Так вот, товарищ редактор, потрудитесь информировать Центральный Комитет обо всем, понимаете — обо всем. В редакцию стекаются сведения со всех концов Союза, со всего мира. И вы обязаны ЦК помогать. Прежде всего информацией, ну, конечно, и сигналами о непорядках. Ставьте перед ЦК вопросы, которые вы считаете заслуживающими внимания, которые выдвигает жизнь, наше развитие. В ЦК сидят не боги — «всезнающие» и «всевидящие», а простые люди. Им надо помогать. Понимаете — помогать. Ну ладно, не обижайтесь! А Чухновскому скажите: самолет мы ему дадим. Изучение Крайнего Севера— дело важное. За его освоение мы скоро возьмемся. Там сосредоточены наши главные богатства. Освоим и Северный морской путь, построим и Северную железнодорожную магистраль. Все сделаем, все, но в свое время, а пока надо изучать Север и этому всемерно способствовать. А вас я прошу поддерживать таких людей, как Чухновский, Визе, Шмидт, Борисов, Воблый и Лавров, изучающих северные земли и моря. Это энтузиасты, некоторые из них — фанатики. Но люди ценные, очень ценные».

И Чухновский получил самолет. Отправляясь на «Дорнье-Валь» с испытанным своим прошлогодним экипажем в Арктику, он в телеграмме, направленной Горькому, искренне благодарил его.

Самолет назвали по-деловому — «Комсеверопуть-1». А вскоре появились второй и третий «Комсеверопути».

Весной 1932 года в жизни Чухновского произошло большое событие — его приняли в партию. Нет нужды утверждать, что дело нашей партии всегда было его родным делом. Тому свидетельство — вся жизнь летчика после Октября. Командуя подразделениями на Балтике и Черном море, Чухновский неизменно действовал вместе с коммунистами. Но, будучи крайне требовательным к себе, он все еще не считал, что до конца подготовлен к вступлению в ВКП(б). И лишь дружеская поддержка Валериана Владимировича Куйбышева, с симпатией относившегося к отважному пилоту, помогла ему сделать этот важный шаг.

А произошло это так. Накануне вылета Чухновского в Красноярск для подготовки к летней навигации его пригласил к себе домой Куйбышев. Во время беседы Валериан Владимирович неожиданно спросил: «Что же, Борис Григорьевич, вы все еще беспартийный? Садитесь и пишите заявление в ЦК. Вы давно уже большевик. Ваши дела сами говорят за себя». За письменным столом гостеприимного хозяина Чухновский написал заявление в ЦК ВКП(б) с просьбой о приеме в партию. Расстались поздно вечером. На прощание Куйбышев подарил летчику охотничью винтовку — на Севере пригодится.

В первых числах апреля Чухновского в Горьком догнала телеграмма, в которой В. В. Куйбышев сообщал, что Борис Григорьевич принят в партию без прохождения кандидатского стажа.

Все это происходило незадолго до начала широкого и планомерного наступления советских людей на наши беспредельные северные земли.

Нелишне напомнить хотя бы в нескольких словах об основных этапах и формах освоения Севера.

2 июля 1918 года В. И. Ленин подписал постановление об отпуске средств на нужды гидрографической экспедиции Западного района Северного Ледовитого океана. Экспедиции выделялись немалые средства — денежные и технические, в том числе три ледокольных парохода, суда, баржи. Отряды экспедиции уже направились к исходным пунктам своих исследований, но началась интервенция, гражданская война. И только в 1920 году возобновились работы по освоению Северного морского пути.

В 20-е годы развертываются карские экспедиции — ежегодные рейсы торговых судов по Карскому морю в устья рек Оби и Енисея. В гидрографической экспедиции 1924 и 1925 годов принимал участие и Б. Чухновский.

Важную роль в освоении Севера играл Комитет Северного морского пути, созданный при Сибревкоме в 1921 году и преобразованный в 1928 году в государственное акционерное общество транспорта и промышленности «Комсеверопуть». Именем этого комитета назвал Чухновский свой самолет. А еще через несколько лет, в 1932 году, образуется Главное управление Северного морского пути. В это управление вошла и та полярная авиация, зачинателем которой был Борис Чухновский.

Летом 1929 года «Комсеверопуть-1» вместе с ледоколом «Красин» участвовал в проводке судов Карской экспедиции. А количество этих судов за один год резко увеличилось — с 8 до 26.

Арктические будни «Комсеверопути-1» стали естественным продолжением той героической работы, которую прославленный экипаж проделал в районе Шпицбергена в 1928 году. Летали в различных районах Карского моря. Участвовали в поисках американских пилота Эйльсона и механика Борланда[8] (приходилось во время этих поисков взлетать на лодке с суши, чему за границей не верили или называли безумием). Содействовали в исследовании водоразделов Ангары (уже тогда вынашивались проекты строительства каскада ангарских ГЭС) и даже… приенисейских лесных массивов.

О результатах ледовой разведки 1930 года Чухновский писал А. М. Горькому: «Вся разведка льдов в Карском, необходимая для проводки 46 торговых судов, была сделана самолетами. В результате — большая экономия угля (раньше разведку очень медленно и часто неверно производили ледоколы)».

И вот тогда, когда накопился изрядный опыт полетов в Заполярье, когда неуклонно, хотя и медленно, росла полярная авиация, Чухновскому стало ясно, что для Арктики нужен специальный самолет, способный без смены шасси взлетать с воды, льда и снега. И он взялся за создание такого самолета.

«У меня, — говорит Борис Григорьевич, — это была, пожалуй, самая большая нагрузка в жизни».

Дело это заняло несколько лет — как раз те годы, когда в советской Арктике происходили события исключительного значения. Сначала — походы «Сибирякова» и «Челюскина», спасение челюскинцев. Чухновский являлся тогда членом правительственной комиссии по их спасению.

Потом — завоевание Северного полюса. Затем последовали знаменитые трансарктические полеты Чкалова, Громова, Леваневского. Когда самолет С. Леваневского «СССР Н-209» пропал в арктической пустыне, Чухновский командовал одним из отрядов, проводивших с острова Рудольфа полярной ночью 1937/38 года поиски исчезнувшего экипажа.

В создании самолета нового типа для Арктики в ту пору было сделано немало, но завершить работу не удалось: еще не были созданы некоторые необходимые для арктического самолета материалы (они появились только теперь). Затем началась Великая Отечественная война.

Утром 21 июня 1941 года командир самолета «СССР Н-307», находившегося на Диксоне, М. В. Водопьянов получил от синоптиков метеосводку. Она обещала приличную погоду в Карском море на довольно длительный срок. Такой благоприятный случай полярные пилоты упустить не могут, и Михаил Васильевич решил лететь. Как договорились, к экипажу присоединился Чухновский. Предстояло разведать ледовую обстановку на возможно большей площади Карского моря. Борис Григорьевич же использовал полет, чтобы окрасить льды в некоторых пунктах и потом проследить за их дрейфом (одна из идей Чухновского, связанных с прогнозированием ледовой обстановки).

Самолет пробыл в воздухе 25 часов (рекорд продолжительности полета в то время) и лишь 22 июня, в 18 часов, опустился в Енисейском заливе. Полярных разведчиков встретили словом «война».

— Так что же вы не сообщили на борт?

— А зачем вас волновать в полете?

Оба пилота сразу отправились на радиостанцию и дали в ЦК партии радиограмму. Чухновский просил о немедленном направлении в часть военно-морской авиации, а Водопьянов — в авиацию дальнего действия.

Ответ получили быстро, а улететь в Москву смогли лишь через несколько дней: вылеты гражданских самолетов до поры запрещались. Только в первых числах июля летчики добрались до столицы и, получив назначения, направились в свои части. Чухновский отбыл на Северный флот заместителем командира авиаполка.

Чухновский совершил немало боевых вылетов. А ведь начало войны застало его 43-летним.

Боевые вылеты — это трех-, шести-, девятичасовая разведка, это бомбежка вражеских позиций и военных объектов противника.

Что сложнее, что опаснее — трудно сказать. Случалось, и не так уж редко, что летчики не возвращались из полетов: «мессеры» и «фоккеры» подкарауливали их при входе в Кольскую губу — в самом трудном для маневра месте. И вот что значит редкостное мастерство: самолет Чухновского ни разу не пострадал. Конечно, критические случаи бывали. Однажды шли на бомбежку Титовки и Петсамо. Высота около четырех тысяч метров. Неподалеку от Титовки отказали оба мотора. Стали планировать. Один мотор все-таки ожил. Так на одном моторе и отбомбили Титовку, а до Петсамо добраться уже не могли: едва дотянули до дома…

Штурвал самолета Б. Г. Чухновский оставляет в 1946 году, но еще добрый десяток лет является инспектором полярной авиации — исключительный пример авиационного долголетия. И ведь не скажешь, что у него богатырское здоровье. Совсем, как говорится, наоборот. А вот что уж точно — богатырская воля. Именно она дает ему возможность и сейчас, когда уже миновал 77-летний рубеж, продолжать то дело, которое он начал 40 лет назад, — создание специального арктического самолета. И оно движется, это дело. Преодолевая неизбежные недомогания, Борис Григорьевич отправляется в командировки, бывает на предприятиях, консультирует. Его редко застанешь дома одного: молодые инженеры и конструкторы из Бауманского училища — частые гости в его скромной холостяцкой комнате. Нашей стране, имеющей громадные пространства, на которых зима длится значительную часть года, нужен специальный арктический самолет. И он будет, этот самолет.

Дерзновенный полет продолжается.