В другой раз повезет

ГЛАВА 28 Марианна

Mорозный осенний день — как раз то, что нужно для политической демонстрации. Марианна давно уже не чувствовала себя такой молодой. Организаторы ожидают, что на марш выйдут тридцать тысяч человек — очень внушительное число, а если погода не подведет, может, соберется и больше.

Сегодня она подаст Гармонии заявление об уходе. Сожалений не испытывает. Эта работа преподала ей важный урок, хотя главное, что она для себя уяснила, — она не тот человек, который способен работать только ради денег. В ней жив материнский дух, как бы решительно она в прошлом этого ни отрицала. Она — дочь Лидии Хеннесси. Ей хочется менять мир. И она наверняка его изменит, в качестве нового директора по связям с общественностью организации «Врачи за мир». Статья, которую она написала в прошлом месяце, посвященная хирургам, работающим в зонах боевых действий, собрала множество откликов (так вот она дала кулаком в МОРДУ). Бывший Нинин работодатель был очень рад, что организацию наконец заметили, и предложил Марианне место в штате. Статья вдохновила и Зака: он работает над пилотной серией сериала о современных военных врачах, у главной героини очень много общего с Ниной. Зак говорит: этакая помесь «Чертовой службы в госпитале МЭШ» с «Анатомией страсти», а еще уверяет, что Нина — прирожденный врачеватель сценариев.

А помимо этого, в ее жизни есть Тим. После того срыва месяц назад она решила, что никогда больше его не увидит, но он повел себя куда более взвешенно, чем повела бы себя она в схожих обстоятельствах. Она извинилась, он принял ее извинения, теперь они временно сняли с повестки любовные свидания, оставаясь при этом друг у друга единственными. Они гуляют вместе, разговаривают перед сном, ходят в кино. Они употребляют слова «мой друг, моя подруга», не целуются, не ложатся вместе в постель. У них стабильные, но не романтические отношения — если такое бывает. Современная любовь — штука крайне замысловатая, если их чувство вообще можно назвать любовью. Время покажет, говорит Тим. Он где-то здесь, в собирающейся толпе, — и эта мысль ее греет.

Она стоит под сценой, дожидаясь, когда организаторы проводят ее на место. Ей, сестрам и отцу зарезервированы места в первом ряду, у самой кафедры. Когда завершится официальная часть, Марианна и Нина рванут домой — встретить доставку еды и развесить украшения. Марвин, Беата и Оскар пойдут с Лидией на марш, им поручено отвлечь ее в случае, если она спросит, где Марианна и Нина. Насколько может судить Марианна, Лидия так и не догадалась, что у нее за спиной уже несколько недель планируют грандиозное празднество.

Подходит Беата, встает рядом, шепчет в ухо:

— Явка, похоже, сильно выше, чем они предполагали. Источник в полиции говорит — пришло в два раза больше народу, чем предполагали организаторы. Одна из групп, защищающих права мужчин, бросила клич в социальных сетях — позвала своих сторонников прийти и выразить свой протест. Отклик оказался очень мощным, полицейские вообще не знают, чего ожидать. Вызывают подкрепление, чтобы расставить на пути следования демонстрантов.

— За маму стоит тревожиться? — спрашивает, подходя, Нина.

— Они говорят, все будет хорошо, — отвечает Беата. — Вокруг нее выставят охрану, и на сцене, и по ходу марша. Мама, как ты понимаешь, в воинственном настроении и рвется в бой. Любит она все это.

Марианна качает головой.

— Да уж, та еще у нас мамочка, верно? К ним подходит одна из организаторов.

— Дамы, пора рассаживаться. Ваш папа уже на месте.

Усевшись, Марианна начинает разглядывать море плакатов и розовых шляпок. Одна из организаторов подходит к микрофону, представляет Лидию. Список достижений их матери кажется бесконечным, время от времени чтение перекрывают аплодисменты и восторженные крики. Неужели, гадает Марианна, невозможно — или очень, очень сложно любить человека и одновременно видеть его насквозь? Существует ли ракурс, который вмещает в себя и возмущение по поводу ее родительских просчетов, и глубокое уважение к ее вкладу в великое дело? Марианна обещает себе попытаться его отыскать. И как минимум сегодня она будет восхищаться тем, что получила от матери в дар — не как дочь, а как женщина.

Лидия встает, идет к микрофону. Шум оглушительный. Она поднимает руки.

— Друзья, — начинает она, — мы стоим на перекрестке исторических путей. Будущее за женщинами, и это прекрасно.

У Марианны сжимается горло. Бросив взгляд на сестер, она видит у обеих на глазах слезы.

— Многих из вас объединяет возмущение, — продолжает Лидия. — Многих расстраивает, что голоса их не слышны. Но история не стоит на месте. Она творится ежедневно. И мы — часть истории. Часть истории и наш сегодняшний марш. Не стыдитесь своего возмущения. Возмущение — это энергия, пламя, страсть. Именно возмущение собрало нас здесь, но повести нас вперед оно неспособно. Не хватит в нем мощи доставить нас туда, куда мы хотим попасть. Чтобы дойти до цели и оказаться в мире, где царят равенство и справедливость, где торжествуют принципы подлинной демократии, нам нужна надежда. Возмущение способно выжечь то, что прогнило, но построить новый мир поможет только надежда. Надежда позволяет представить себе, каким он должен стать.

Женщины кричат, рыдают — и Марианна вместе с ними.

— Я счастлива стоять сегодня перед вами, — продолжает Лидия, — счастлива, что за спиной у меня — мои дочери. Я счастлива, что могу шагать плечом к плечу с каждой из вас. Наш труд еще не окончен. Он продолжается в каждой попытке отстоять свои права, даже самой незначительной. Продолжается всякий раз, когда мы во весь голос заявляем: это — добро, а это — зло. Продолжается всякий раз, когда мы приходим на помощь нашим сестрам. Продолжается, когда мы говорим, что никто не сможет нас разобщить, когда признаем, что сила наша — в нашей многочисленности и в том, что наше дело правое.

Лидия широко разводит руки.

— Пусть на марше в каждой из вас кипит возмущение, но пусть в то же время в сердцах пылает надежда. Марш женщин начинается!

Она отворачивается от микрофона и успевает послать им воздушный поцелуй, прежде чем помощники уводят ее со сцены.

— Ну, мне пора, — произносит Беата. — Постараюсь привезти ее к четырем, если что-то изменится — сообщу. Готов, пап?

— Ты только погляди, — произносит Марвин, указывая рукой. Толпа необъятна, она уже движется, змеится, подчиняясь своей непреложной внутренней логике. — Смотри, чего достигла твоя мать.

— Она удивительный человек, — замечает Нина.

— И всегда такой была, — добавляет Марвин. — Ну, девочки, до встречи.

Марианна и Нина целую вечность проталкиваются сквозь толпу отставших в сторону машины. На парковке огромная пробка, выбираются они долго — того и гляди опоздают встретить доставку. Марианна жмет на газ.

— Погоди, — останавливает ее Нина. — Слышишь?

— Что именно? — спрашивает Марианна.

— Сирены.

ГЛАВА 29 Беата

Беата облегченно вздыхает, увидев Оскара именно там, где обещал быть: он вливается в их группу, будто находился там с самого начала. Она обнимает его крепче, чем он обычно ей позволяет, он нарочито фыркает, но при этом улыбается.

— Слышал, как бабушка выступала? — спрашивает Беата.

— Чего? — орет Оскар.

— Выступление! Слышал?

— Отпад! — орет Оскар. — Бабушка жжет!

— Спасибо, лапушка! — выкрикивает Лидия и хватает Оскара за руку. — Первая твоя политическая демонстрация! Ты — моя гордость!

Беата притягивает Оскара к себе.

— Давай решим, как поступим, если вдруг потеряемся. Народу очень много, нас может унести в разные стороны. Если останешься один, прыгай в метро на ближайшей станции и поезжай домой, ясно? Как выберешься из толпы, пошли мне эсэм-эску, что все с тобой хорошо.

— Дамы, освободите возле меня место, — просит Лидия женщин-полицейских, которые держат ее в кольце. — Хочу, чтобы рядом шел мой внук.

Все четверо — Лидия, Беата, Марвин и Оскар — идут, держась под руки, в ногу — и это замечательно. Женщины вокруг них поют, скандируют, несут плакаты. Требования четкие и насущные: защита права на аборт, увеличение финансирования женских приютов, равенство в оплате труда, «нет» гендерному насилию, повышение качества сексуального образования. Голоса сливаются воедино, призывают к действиям. Зрелище восхитительное, и Беата страшно гордится тем, что ее сын с ней рядом.

— Как тебе все это? — спрашивает она.

Оскар мотает головой. Он ее не слышит. Однако на лице его улыбка. А по другую руку шагает сияющая Лидия.

После первого поворота ситуация на маршруте обостряется. Их дожидаются протестующие — в основном мужчины, ряды злобных лиц. Они скандируют и размахивают плакатами: «ФЕМИНИЗМ = ФАШИЗМ» и «НЕТ ВОЙНЕ С МУЖЧИНАМИ».

— Во козлы-то, — высказывается Оскар.

— Имеют право, — отвечает Беата, которую захлестывает ярость при виде этих тупых перекошенных морд. — Тем не менее я с тобой согласна.

— А что значит «война с мужчинами»? — спрашивает Оскар.

— Да нет никакой войны, — отмахивается Марвин.

— Как они смеют портить нам настроение? — возмущается Лидия. — Уж я им сейчас выскажу все, что я про них думаю.

Она выходит из рядов и направляется к протестующим, следом поспешают Марвин и приставленные к ней охранницы.

— Нечего вам тут делать! — выкрикивает она. — Прочь отсюда!

Другие женщины встают с ней рядом, хором выкрикивают оскорбления, мужчины отвечают тем же.

— Мам!

Беата пытается ухватить Лидию за рукав, толпа вокруг делается все гуще. Не успевает, Лидию выталкивают вперед, прямо на линию противостояния. Шум оглушительный.

Беата хватает Оскара за футболку и кричит прямо в ухо:

— Уходи отсюда! Тебя растопчут!

Она видит, как шевелятся его губы, но не может разобрать слов. Снова притягивает его к себе.

— Иди домой! Тут опасно!

— Понял! — кричит он ей, она судорожно сжимает его в объятиях, потом отталкивает в сторону.

Беата оборачивается туда, где толпа только что поглотила Лидию, делает шаг вперед. Где Лидия? Где отец? С высоты ее роста не видно. Подождать? Может, мама вон там? Ее стискивают со всех сторон, трудно дышать. Все толкаются, она с трудом удерживает равновесие.

Гудит сирена. Нужно найти родителей и выбраться из толпы, пока их всех не задавили. Она пытается сместиться ближе к краю, будто плывет поперек сильного течения. Ей удается немного продвинуться вперед, она оказывается на тротуаре, в нескольких дюймах над мостовой. Понимает, что необходимо взглянуть сверху, и тут на глаза ей попадаются несколько женщин, взобравшихся на большой цементный вазон с растоптанными хризантемами. Беата проталкивается к вазону, карабкается на него, не обращая внимания на крики тех, кого отпихнула в сторону.

Пристроившись на уголке, она старается удержаться. Те, что внизу, тоже силятся вылезти из свалки. Она на них даже не смотрит. Пробует сориентироваться. Вид заслоняют плакаты. Где же родители? Это там мамина шляпа? По толпе прокатывается волна, будто бы набегая на берег, с другого конца на вазон взбирается еще несколько человек. Зацепиться не за что и не за кого. Оступившись, Беата пытается ухватиться за воздух и, взмахнув руками, падает навзничь, ослепленная солнцем в синем-синем небе.

ГЛАВА 30 Оскар

Оскар сидит в больничном зале ожидания, сжимая в руке телефон. На футболке у него кровь, мамина кровь. Хочется сорвать футболку и выкинуть вон, но ему и без того ужасно холодно. Утром, когда он выходил из дома, было тепло, вот он и не надел ничего больше. В зале пахнет антисептиком, потом, старостью, и не мешало бы включить отопление.

Оскар приехал на скорой помощи вместе с мамой, причем в машине оказалось совсем не так, как это показывают по телевизору. Ничего интересного: страшно и жуткий вой — у него до сих пор звенит в ушах. Маму укатили на каталке за какую-то дверь, его туда не пустили. Он понятия не имеет, что с ней происходит. Не знает, насколько опасны ее травмы.

— А мне что делать? — спросил он у санитаров, когда они провозили маму мимо. Глаза ее были закрыты.

— Позвони отцу, — бросил один из них.

— Жди здесь, — распорядился другой.

С тех пор прошел час, а он так и сидит на этом мерзком пластмассовом стульчике. При каждом движении ноги прилипают к поверхности. В ушах наушники, громкость вывернута до предела — так удается приглушить, хотя и не заглушить другие звуки: писк мониторов, вопли и плач, рев страшного мужика в наручниках, с татуировками на лице. Оскар плакать не станет, хотя мама и учила, что плакать полезно, даже мальчикам.

Он закрывает глаза, и перед ним снова встает ее падение. «Иди домой», — сказала она, но он не пошел. С чего уходить, когда самое интересное только начинается? Какой смысл, если мама, бабушка и дедушка рванули в самую гущу, а он всех их на голову выше? Он убедился, что мама на него больше не смотрит, и нырнул в толпу у нее за спиной.

Он видел, как мама влезла на бетонное возвышение, и влез тоже, но с другого конца, чтобы не попасться ей на глаза. Отсюда, сверху, все выглядело куда свирепее и напоминало очень жаркий, разбушевавшийся костер. Тут ему сделалось страшно, он подумал, не стоит ли и вправду сбежать, вот только сделать это было не так-то просто. Те, кто стоял на земле, теряли самообладание; это было видно по тому, как они пихаются, как все больше людей пытается залезть наверх, туда же, где и он. Сразу несколько человек вскарабкались на возвышение, его отпихнули к краю, как и стоявших рядом. Он почувствовал, как бетонный вазон качнулся, да так сильно, что на другом конце три человека сорвались вниз, причем один очень картинно, взмахнув руками и взбрыкнув ногами, ну прямо хоть сразу в фильм-боевик.

Вот только человеком этим оказалась его мама, которая терпеть не может боевики. В мире и без того слишком много зла, нечего его еще и выдумывать, так она считает.

На плечо ему ложится рука. Он открывает глаза — перед ним, согнувшись, стоит Зоя. А рука — это рука его отца, он сидит с ним рядом. Похоже, они приехали вместе, и это очень странно. В последнее время они друг друга избегают, по крайней мере в его присутствии, и это полная жесть: Оскар долго надеялся, что они поженятся, как вот мама с Элоизой. Уж если обзаводиться мачехой, то лучше Зои не придумаешь. Зоя с папой — не просто друзья, это сразу видно, но они, похоже, переругались. А теперь вроде бы помирились. Дело хорошее.

— Оскар, — говорит она, — лапушка, у тебя где-то болит?

— Это не его кровь, Зоя, — поясняет папа. — Ты ведь у нас цел, да, дружище? Все будет хорошо.

Оскар кивает. Уилл обнимает его за плечи. Приятно. Оскар прижимается к его руке.

— Молодец, что позвонил мне, — продолжает Уилл. — Я так разволновался, когда услышал про эти беспорядки — знал же, что ты там…

Он прокашливается.

— Зак уже едет сюда, — сообщает Зоя. — Попросить его вернуться и привести тебе смену одежды? Например, чистую футболку и свитер?

Оскар еще раз кивает. Говорить трудно. Он страшно устал.

— Зоя? — Входят тетя Марианна с дедушкой Марвином. — Что тут такое? Где мама? Где Нина? Она была впереди.

Зоя смотрит озадаченно.

— Лидия здесь? Оскар, ты видел тут бабушку?

— Нет, — отвечает он. — Я не видел ее с тех пор, как она пошла драться с этими козлами. Лупила их только так. Одному плакат об голову сломала. И дедушка там был тоже.

Оскар закрывает глаза. Хочется лечь и проспать неделю. Слышит рядом разговоры взрослых.

— Да, с этой семейкой не соскучишься. — Уилл смотрит на Зою, потом наклоняется к Оскару и очень тихо произносит: — Давай-ка вот это про бабушку пока никому больше рассказывать не будем, ладно? Не хочется, чтобы у нее были неприятности. Очень много сегодня было пострадавших.

— Ладно, — соглашается Оскар. — А можно спросить, как там мама?

— Я пойду выясню, — предлагает Зоя. — А ты тем временем давай-ка поезжай с Заком ко мне и передохни.

— Как только будут новости про маму, сразу пришлю сообщение, — говорит Уилл. — И ты через пятнадцать минут опять будешь здесь. Как тебе такой план?

Оскар кивает.

— Спасибо, пап.

ГЛАВА 31 Зоя

Как выкинуть из головы такого мужчину, как Уилл Шэннон? — пытается понять Зоя. Как выдрать с корнем романтические чувства к человеку, который встречает тебя в больнице в тяжелый для семьи час, заключает в объятия, целует в макушку и говорит: «Ты не представляешь, как я рад тебя видеть»? Как оторваться от человека, который крепко держит тебя за руку, осматривая зал ожидания в поисках сына, а увидев его, бормочет: «Ну, слава богу» — и подбегает, чтобы сграбастать его в объятия? Как сдержать слезы, когда мальчик так и обмякает от облегчения, услышав слова отца: «Все будет хорошо, Оскар. Я тут, с тобой. И я тебя люблю»?

Только колоссальным волевым усилием, оказывается. Но с чем-чем, а с силой воли у Зои все в порядке, а кроме того, есть на что отвлечься: являются Марианна с Марвином, хотят знать, что с Беатой и Лидией; входит Зак, терзаемый угрызениями совести — его нужно срочно заверить в том, что тетушка и кузина не умрут, исходя на ненависть к нему; Оскар рассказывает про стычку Лидии с протестующими, после чего Уилл замечает, что, возможно, понадобятся его профессиональные услуги.

— Хорошо бы увезти отсюда Оскара, — добавляет он.

— Отправлю его домой с Заком, — решает Зоя.

— Какой ты собранный человек, — хвалит ее Уилл. — Очень я таких люблю.

— Давай пока разберемся, кто здесь, в больнице, и в каком состоянии.

Хочет собранности — будет ему собранность. Зоя подходит к администратору и просит позвать Нину.

— Сейчас вызову, — отвечает медсестра.

— Можно узнать про состояние Лидии Хеннесси?

— Посмотрю.

Появляется Нина в больничном халате.

— Наконец-то! — восклицает Марианна. — Что вообще происходит? Ты чего нам не позвонила?

— Прошу прощения. Тут полный ужас, меня срочно вызвали на подмогу. Беата в операционной. Я узнавала полчаса назад, все шло хорошо, но она среди тех, у кого самые серьезные травмы. Было внутреннее кровотечение, но его удалось остановить. — Пауза. — Пап, сядь, пожалуйста. Ты очень бледный.

— Я их потерял, — убивается Марвин. — Потерял в толпе.

Нина садится рядом, берет его за руку.

— Ты ни в чем не виноват. Беата сильно пострадала, но врачи уверены, что она поправится. Ударилась головой, сломала пару ребер — одно проткнуло легкое, отсюда и осложнения. На ноги она встанет не сразу, но обязательно встанет.

— А Лидия? — спрашивает Марвин. — Как твоя мать? Я себя не прощу, если…

— С ней все хорошо, пап. Можешь к ней сходить. Ей дали обезболивающее, так что она в тумане, однако в сознании. Легкое сотрясение мозга и перелом ноги, — нужна будет операция, но, видимо, не сегодня.

— Слава богу, — говорит Марвин.

— Мне кажется, что мне, как ее адвокату, имеет смысл с ней побеседовать, — вступает в разговор Уилл. — Марвин, вы не возражаете?

— Нет. Конечно, беседуйте.

Нина ведет их в реанимацию.

— Возможно, у нее спутанное сознание, — предупреждает она и отдергивает занавеску — за ней лежит Лидия в больничной одежде.

— Никакое не спутанное, — заявляет Лидия.

— Лидди, — произносит Марвин, присаживаясь на постель и беря ее ладонь в свои. — Как же я переволновался.

— И зря, — отрезает Лидия. — Я же непотопляемая.

Они улыбаются друг другу.

К постели подходит медсестра.

— Проснулись, — комментирует она. А потом поворачивается к Нине: — Доктор, полицейские хотят восстановить картину того, что случилось по ходу столкновения. Ваша мама была в самой гуще событий, они просят разрешения с ней поговорить. Сказать, что пока нельзя?

— Да, пусть подождут. Я пока не понимаю, насколько она отдает себе отчет в своих действиях.

— Отдаю, и очень неплохо, — сообщает Лидия.

У Нины пищит пейджер.

— Проклятье, — говорит она. — нужно идти. Мам, тобой будет заниматься доктор Уокер, а я приду, как только освобожусь. Что до остальных, не торчите здесь слишком долго. Маме нужно отдохнуть.

Все окружают постель, Уилл задергивает занавеску.

— Миссис Хеннесси, как вы себя чувствуете?

— А вы кто такой? — осведомляется Лидия.

— Это отец Оскара, — поясняет Мариана.

— А, папочка младенчика. Слышала, на одной женщине из нашей семьи вы решили не останавливаться.

— Лидци, не хами, — укоряет ее Марвин. — Он пришел помочь.

— А я, что ли, хамлю? — спрашивает Лидия у Уилла. — Вы, между прочим, настоящий красавчик. Наверняка гены хорошие. — Взгляд ее перелетает на Зою. — А, и Зоя тут. Давно?

— Тут все семейство, — просвещает ее Марвин. — Все за тебя очень беспокоятся.

— Ах, как трогательно, — умиляется Лидия. — Только зря вы это. Все со мной хорошо. — Она пытается сесть, но тут же шлепается обратно, прижав руку ко лбу. — Голова болит.

— Вы ею ударились, — напоминает Уилл. — Во время марша.

— Ах, да, — спохватывается Лидия. — Теперь вспомнила.

— Как вы уже поняли, я — друг семьи, но, помимо этого, я еще и адвокат. Если не возражаете, буду представлять ваши интересы — по крайней мере, сегодня.

— Марвин?

— Лидди, мне кажется, тебе стоит с ним поговорить.

— А как мое выступление?

— Отлично, — говорит Марианна. — Всем очень понравилось. Попало во все газеты. А меня ты довела до слез.

— Что, правда? — Лидия даже не скрывает свою радость.

— Правда. Я тобой очень горжусь. А теперь, пожалуйста, ответь Уиллу на несколько вопросов.

— Валяйте.

— Не знаю, помните вы это или нет, — начинает Уилл, — но во время марша произошла потасовка.

Лидия закрывает глаза.

— Такой был день прекрасный. Все пели, скандировали… я шла рядом с Оскаром, как вы знаете. Он уже совсем взрослый. Первый его марш протеста!

— Он мне про это рассказал, — подтверждает Уилл. — А помните, как вы увидели защитников прав мужчин на пути следования?

Лидия корчит рожу.

— А то. Гады какие. И чего притащились? Но, видите ли, мужчины, которые во всех своих бедах винят женщин, не переведутся никогда. И меня это злит. Я им и сказала, куда им следует засунуть свои комплексы. Даже схватила плакат и…

— Лидия? — прерывает ее Уилл. — Можете меня послушать?

— Ну?

— Сегодня пострадало довольно много народу, полицейские будут спрашивать у вас, с чего все это началось. В ваших интересах ни с кем не разговаривать без моего присутствия. Если меня не будет, отвечайте, что ваш зять — юрист и вам спокойнее говорить, когда он рядом.

— А вам что, еще не доложили? Не сможете вы стать моим зятем: Беата предпочитает женщин.

— Он это знает, мам, — вмешивается Марианна. — Но он просит тебя назвать его своим зятем, чтобы полиция к тебе не приставала.

— Пусть только попробуют, — говорит Лидия. И потом, просветлев: — Меня что, хотят арестовать?

— Никого арестовывать не будут, — обещает Уилл.

Как выкинуть из головы такого мужчину, как Уилл Шэннон? Наверное, никак, думает Зоя.

— Очень жаль, — заявляет Лидия. — Меня уже сто лет не арестовывали.

ГЛАВА 32 Марианна

— Мам? — зовет Марианна, задергивает занавеску у постели, чтобы остаться с мамой наедине.

Ну и денек выдался. Беату уже прооперировали, но к ней пока не пускают. Марианна совершенно вымоталась.

— Ты не спишь?

Лидия открывает глаза.

— Где Марвин?

Марианна сжимает ей руку.

— Мам, ты проспала несколько часов. Нина увезла папу домой. Он придет утром, когда отдохнет.

— Ну и ладно. — Лидия снова закрывает глаза. — Ему-то нужна нянька. А мне нет.

— Верно. Тебе нет.

Несколько минут Лидия лежит тихо, Марианна решает, что она задремала, но потом Лидия говорит:

— Считается, что мужчины — первые, а женщины — вторые. Нам даже образование дают соответственное. Математика — чтобы считать деньги на хозяйство. Физика — чтобы готовить. История… — Ей явно не подобрать слова.

— Мам, не волнуйся. Какая разница?

— Большая, — возражает Лидия, как будто это ясно всякому, кто не пропускает ее слова мимо ушей. — Нужно вспомнить. На экзамене спросят.

Сестра отдергивает занавеску.

— Как она?

— Немножко путается, — отвечает Марианна. — Кажется, воображает себя студенткой.

— Ничего неожиданного — шишка на голове плюс болеутоляющее. Хорошо, что она говорит, пусть даже и невнятно. Вы с ней еще посидите?

Марианна кивает.

— Я как раз заступила на дежурство, если что, зовите. И если она забеспокоится тоже.

Лидия снова открывает глаза.

— Вы замужем? — спрашивает она у сестры.

— Мама! — восклицает Марианна.

Сестра смеется.

— Пока нет. И спешить не стоит, верно?

— Верно, — подтверждает Лидия. — К этому нужно подходить осмотрительно. Выберешь не того мужа — полжизни пойдет псу под хвост. Как вон у моей дочери.

— Сочувствую, — говорит сестра.

— Мам, — встревает Марианна, — все у меня в порядке.

И внезапно понимает, что так оно и есть.

— Я вот вообще не собиралась замуж, — продолжает Лидия. — Не было этого в моих планах. Хотела преподавать. Писать книги.

— Книги ты и так пишешь, — напоминает Марианна.

— Не очень-то я была хорошей женой. Могла бы и лучше.

В голосе звенят слезы.

Сестра смотрит на показания приборов.

— От морфина многие делаются слезливыми, но ваша мама в прекрасном состоянии, если учитывать ее возраст. Не переживайте. Понадоблюсь — я на сестринском посту.

— Бедный Марвин, — говорит Лидия.

— Мам, папа в полном порядке. Просто устал.

— Нет. Ему грустно. И виновата в этом я.

— Просто он за тебя тревожится. Утром придет. Марианна гладит матери руку.

— У нас чуть до драки не дошло. Он хотел помочь Беате.

— Она под наблюдением отличных врачей. Мы ей сейчас ничем не можем помочь.

Лидия, похоже, не слышит.

— Зачем ей понадобилось рожать? В двадцать-то лет. Училась бы лучше. Загубит себе жизнь!

Марианна невольно качает головой. Когда же закончится этот день.

— Мама, не переживай. Это было уже давно. Оскар успел вырасти.

— Не обязана она рожать. Не хочу я ей такой судьбы. Станет постарше — и заведет ребенка.

Лидия болезненно возбуждена, Марианна думает, не позвать ли медсестру.

— Марвин говорит, пусть поступает как хочет, но он ничего не понимает.

— Чего он не понимает, мам?

— Он же не женщина. Откуда ему знать, от чего она отказывается?

Похоже, прошлое и настоящее запутались окончательно.

— Мам, Беата сама решит, как ей поступать.

— Я боролась за ее право на это решение. А она делает глупость. Хочет родить и одна воспитывать ребенка.

— Не одна, мама. Есть вы с папой, мы тоже будем помогать.

— А что люди подумают?

— С каких пор тебя это стало волновать?

— Нужно сохранить это в тайне от отца ребенка.

— Зачем?

— Если она промолчит, можно будет сказать, что она воспользовалась банком спермы.

— Так это была твоя идея? — изумляется Марианна.

— Если они узнают, они на нее набросятся.

— Кто на нее набросится?

— Журналисты, — поясняет Лидия. — Она моя дочь. История будет громкая. Дочь Лидии Хеннесси забеременела от неизвестного. Дочь Лидии Хеннесси отказывается делать аборт.

— И что? — не понимает Марианна. — Ну, напишут такое — и что?

— Тем самым они дискредитируют наше движение. Это станет ударом по моей репутации. Я не могу этого позволить. Я столько трудилась! Нужно представить все иначе. — Лидия с вызовом смотрит на Марианну.

— Ах, мама-мама, — говорит Марианна.

Лидия кривится.

— Марвин страшно на меня зол, — шепчет она. — И Беата тоже. Причем за дело.

— Никто на тебя не зол. Причем уже давно.

— Мне нужно увидеться с Беатой. Извиниться перед ней. Ведь это я заставила ее солгать. Это из-за меня Оскар теперь ее ненавидит. — Лидия закрывает глаза. — Нужно устроить Беате замечательную свадьбу. Ведь я перед ней в долгу. Пусть у нее будет все, чего она лишилась.

— Как только ей разрешат посещения, я тебя к ней отведу, хорошо? — Марианна гладит маму по руке. — Но только пусть на этот раз Беата сама решает, чего она хочет. Она уже взрослая. — Сейчас явно не самый подходящий момент напоминать, что Беата с Элоизой расстались. — А Оскар — он же подросток. Подросткам положено ненавидеть матерей. Помнишь, как мы с тобой скандалили, когда я была в том же возрасте?

— Чуть до драки не дошло, — повторяет Лидия.

— Да, ты мне как раз про это рассказывала. С папой, да? Из-за Беаты?

— Нет. — Лидия явно запуталась. — С этими протестующими. Я одному дала по голове его же собственным плакатом.

— На Марше женщин?

— Так ему и надо.

— Безусловно. Вот только, мам… лучше бы никому об этом не знать, ладно? Помнишь, что сказал Уилл? Адвокат.

Лидия смотрит Марианне в лицо, глаза у нее явно прояснились.

— Помню, конечно.

— Мне очень жаль, что я не пошла с тобой протестовать, — говорит Марианна.

— И мне жаль, — откликается ее мама. — Мне всегда нравилось брать тебя с собой на такие мероприятия. Моя старшенькая. Такая дерзкая. Такая пылкая. — Вид у нее грустный. — А вот Беата вся в отца.

— Правда? Даже не знаю. Только решительный человек способен в двадцать лет родить ребенка и вырастить его самостоятельно, да еще против материнской воли. Беата у нас, безусловно, боец. И Нина тоже. И я. — Она гладит мать по голове. — Мы все в тебя.

ГЛАВА 33 Беата

Беата открывает глаза. Комнату заливает свет флуоресцентной лампы, от него ломит голову.

Где она? Поворачивает голову, чтобы это понять, — и череп взрывается болью.

— Ох, — стонет она.

Раздается стук, у постели появляется Элоиза. Вид у нее растрепанный и вспотевший.

— Очнулась, — говорит она. — Ты в больнице. Сейчас позову сестру.

— А я тут давно?

— Три дня, — отвечает Элоиза. — Ты получила травму на Марше женщин, помнишь?

— Оскар?

— Жив-здоров твой Оскар. Он не пострадал.

— А родители? — Язык клейкий, неповоротливый.

— У папы ни царапинки. Мама сломала ногу, ей сегодня утром должны вставить спицу. Я вчера ее видела, она просто в восторге от того, что станет бионической женщиной.

Торопливо входит медсестра.

— Вот мы и вернулись. Многие будут этому рады, начиная с этой вот дамы. — Она улыбается Элоизе. — Представляете, Элоиза сидела тут, не отлучаясь.

— Что произошло? — хрипит Беата. Болит все тело.

— Вы упали и потеряли сознание, — объясняет сестра. — Сломали три ребра, одно пробило легкое. Но в целом, должна сказать, вам сильно повезло. — Она проверяет давление, температуру. — Говорить, когда в груди у вас трубка, довольно тяжело, так что побольше молчите, ладно?

Беата кивает.

— Где-нибудь болит?

— Да, — говорит Элоиза. — У нее болит. — И пожимает Беате руку.

Беата возвращает пожатие. Как здорово, что тебя понимают без слов.

— Она поправится, Элоиза. Все жизненные показатели стабильно нормальные. Просто ей досталось. — Она поворачивается к Беате: — Сейчас принесу обезболивающее и добавлю в капельницу. Ладно?

— Спасибо, — благодарит ее Элоиза.

— Расскажи все, — медленно, с усилием просит Беата. Она помнит толпу, сжимающие ее тела, ей ничего не видно. Помнит свой страх — что там с Оскаром.

— Ты рухнула с тумбы, прямо на бетон. На глазах у Оскара. — Она смотрит, что отражается у Беаты на лице. — С ним все хорошо, честное слово. Я не стала бы тебе врать. Он вытащил тебя оттуда, доставил в скорую. Приходил сегодня утром. Боюсь, в ближайшее время его вряд ли удастся затащить еще на какие-то политические протесты, но в целом психика его не травмирована. Уилл за ним пристально следит. Ты должна гордиться сыном. Настоящий герой.

У Беаты в уголках глаз собираются слезы.

— Понимаю, это трудно осмыслить, — продолжает Элоиза. — Плачь, не стесняйся. А главное, не забывай, что ты поправишься. Ребра срастаются, трубку через пару дней вытащат. С сотрясением все не так быстро. Чтобы восстановиться, придется на несколько месяцев бросить работу и много отдыхать. — Элоиза поправляет ей подушку. — Но это не конец света. Могло быть и хуже.

Да, думает Беата. Она могла навсегда потерять эту изумительную женщину — это, собственно, почти произошло. И это стало бы концом света. И ради чего? Против чего она так свирепо сражалась? Против возможности состариться рядом с Элоизой?

Возмущение обратилось в пепел, теперь ее выбор — надежда.

— Выходи за меня замуж, — с трудом выговаривает она.

Элоиза пристально смотрит на нее.

— Лапушка, я ценю твои чувства, но в ближайшее время не собираюсь принимать твои слова всерьез. — Она улыбается. — Я тут в последнее время на досуге почитала кое-что о последствиях мозговых травм.

Превозмогая боль, Беата произносит:

— Я сделала страшную ошибку. И очень без тебя тосковала. Выходи за меня замуж. Пожалуйста.

— Давай подождем несколько дней, — предлагает Элоиза. — Если, встав на ноги, ты не передумаешь, обсудим все это еще раз.

— Ты ведь меня дождалась, — говорит Беата. — И я готова ждать столько, сколько потребуется.