В другой раз повезет

ГЛАВА 4 Элоиза

Элоиза Эмбри отодвигает стул от рабочего стола, В встает, потягивается. Восхитительный вид открывается из ее окна — даже для центра города куда как. Обзавестись таким видом можно только посвящая работе почти все часы в сутки, почти все недели в году, чем Элоиза и занимается с тех самых пор, как получила диплом юриста. Возможность столько работать — большая роскошь. У нее нет иждивенцев, очень мало обязательств, разве что членство в комитетах да теннис (синглы, даблы, смешанные даблы).

Успехом своим она прежде всего обязана человеческой склонности принимать опрометчивые решения в вопросах брака. Она — специалист по бракоразводным процессам, один из лучших. Клиенты ее — в основном мужчины, из тех, которые нанимают женщин-адвокатов, чтобы выглядеть посимпатичнее в глазах судьи. Элоиза им не говорит, что она — пожестче многих мужчин, адвокатов противоположной стороны, и что судье это прекрасно известно. Она предоставляет услуги высшего качества, клиенты уходят от нее счастливыми, если такое можно сказать о процедуре завершения брака.

— Привет, чемпионка, — доносится голос с порога, и она, улыбаясь, отворачивается от своего вида.

— Ну? — обращается она к Уиллу Шэннону, партнеру по работе и по теннису. — С кем на сей раз биться будем?

Вид у Уилла озадаченный. Он явно позабыл, что она просила выяснить, кто еще зарегистрировался на очередные соревнования у них в клубе.

— Не переживай, — говорит она, — вечером на тренировке выясню.

— Спасибо, — отвечает он. — Слушай, я…

— Простите, что перебиваю, — вклинивается ее ассистентка Табата. — Элоиза, пришла клиентка на половину четвертого, зал заседаний В.

Элоиза кивает.

— Сейчас иду. Прости, Уилл. Попозже увидимся?

— А то, конечно. Хотел спросить у тебя одну вещь, но это не срочно.

— Клиентка, с которой я встречаюсь, пришла по твоей наводке, можешь с ней поздороваться. — Элоиза берет бумаги по делу Хеннесси со стола и выходит в коридор. — По дороге расскажешь, что там у тебя стряслось.

— Тут такое дело, — начинает Уилл. — Один мой приятель вчера получил странное электронное письмо от парнишки, который заявляет, что он — его сын. Приятель в растерянности. Думает, не мошенничество ли это. Ты про такие схемы не слышала?

— Не-а. А имя ему знакомо?

— Скореє да.

— Его беспокоит финансовая ответственность?

— Да нет. Он парень небедный. Просто… удивился.

— Понятно. Предложи ему прийти ко мне на консультацию. Попробую его успокоить.

— Спасибо, Элоиза, — говорит Уилл, они как раз дошли до вестибюля. — Обязательно предложу.

— Мистер Шэннон? — обращается к нему дежурная администратор. — К вам молодой человек. Без предварительной записи. Я пыталась дозвониться вашей ассистентке.

С одного из кресел напротив стойки встает какой-то подросток.

— Вы мистер Шэннон? — осведомляется он.

Вид у него смутно знакомый, думает Элоиза; впрочем, для нее все подростки на одно лицо.

— Мне остаться? — спрашивает Элоиза. Смотрит Уиллу прямо в глаза. — Считай, что я согласилась помочь твоему приятелю.

— Да… нет, — бормочет Уилл. — Я разберусь. Иди на свою встречу.

Она наклоняется к его уху и шепчет:

— Выслушай его, но ничего не признавай. Ничего, Уилл. Я потом подойду, мы все обсудим.

Он кивает и шагает навстречу мальчику. Элоиза проходит мимо стойки, по коридору к залам для заседаний. Стучит в двери зала В, заходит внутрь.

— Зоя? — говорит она. — Очень рада вас видеть. Жаль, что при таких обстоятельствах.

— А уж мне-то как жаль.

Элоиза открывает дело Зои.

— Насколько я понимаю, вас ко мне послал Уилл Шэннон. Он собирался зайти с вами поздороваться, но его отвлекли. Откуда вы с ним знакомы?

— Были в одной университетской компании. Он одно время ухаживал за моей соседкой по общежитию. С тех пор поддерживали связь, но в последнее время в основном только в соцсетях.

Зоя сначала обратилась к другому адвокату — знакомому юристу общей практики, но тот, выслушав обстоятельства дела, посоветовал ей не скупиться и нанять специалиста. Тут Зоя отмела последние остатки того, что ее мать назвала бы благопристойностью, опрокинула несколько бокалов вина и открыла «Фейсбук»: «Коллективный разум! Мне нужен адвокат по бракоразводным делам! Спрашиваю не для подруги!» На нее обрушился шквал сочувствия, а в личные сообщения Уилл Шэннон прислал свои соболезнования и контакты Элоизы. «Я знаю и других надежных людей, написал он, — но именно Элоизе доверился бы в тяжелый момент».

— Он сказал, что вы обещали быть благоразумной, — говорит Элоиза.

— Я буду стараться.

Элоиза искренне на это надеется.

— Зоя, вам предстоит потратить много денег на мои услуги, и я обещаю вам, что потрачены они будут эффективно. Есть разные подходы к семейному законодательству, и я хочу сразу четко обозначить, какого подхода придерживаюсь я. Я не психотерапевт. Моя задача — найти выход из тяжелой ситуации по возможности быстро и незатратно, чтобы вы могли продолжить жить дальше. Вас такой подход устраивает? Если вам нужен человек мягкий, отзывчивый, существует множество грамотных юристов, я вам их с удовольствием порекомендую и ничуть не обижусь.

— А Уилл мне правду сказал, что вы — отличный специалист?

Элоиза улыбается.

— Да.

— Поехали дальше, — говорит Зоя.

Элоиза продолжает:

— Я прочитала все документы по вашему делу, в том числе и финансовые, а также предварительные показания вашего мужа.

— Давайте не будем его так называть.

— Я так поняла, что вы всегда зарабатывали больше его.

— Безусловно.

— С вашего одобрения он год назад бросил работать, занялся коучингом, потерял на этом деньги и оказался в полной от вас финансовой зависимости.

— Совершенно верно. Я хотела, чтобы он был счастлив.

— Понимаю. Ваш общий дом записан на его имя, верно?

— У меня собственный бизнес, — поясняет Зоя. — Я хотела защитить дом на случай, если против моей фирмы подадут какой-то судебный иск.

— Очень предусмотрительно, — одобряет Элоиза. — Я вас не сужу. Просто проясняю факты.

— У него уже год роман, — продолжает Зоя. — С женщиной, младше его вполовину.

— Сожалею, — говорит Элоиза. — Из этого следует, что он плохой муж, но это, в рамках нашего законодательства, никак не влияет на его права при разводе.

— И каковы его права? — спрашивает Зоя.

Элоиза объясняет. Зоя опускает голову на письменный стол. Элоиза пододвигает коробку с бумажными платками к ней поближе.

— Не спешите, — говорит она. — Будете готовы — продолжим.

Зоя поднимает голову. Глаза ее сухи. Элоиза радуется, что клиентка ей попалась не склонная к истерикам.

— Все даже хуже, чем я думала, — произносит Зоя.

— Обычное дело.

— Но он козел и блудодей.

— И это тоже обычное дело. В финансовом смысле ситуация будет для вас менее травматичной, если вы согласитесь некоторое время оказывать ему поддержку.

— Нет.

— Мне нужно быть уверенной, что это решение не является чисто эмоциональным.

— Нет, — повторяет Зоя. — Я хочу полного разрыва.

— В силу вашего материального положения, Зоя, вам придется отдать ему половину дома, а также обналичить пенсионные сбережения. У меня есть основания полагать, что я смогу оградить ваш бизнес, потому что — простите меня — в последние пару лет дела там идут не блестяще. Но за это придется драться, а драка дорого стоит. Я люблю драться, но должна прежде всего думать о ваших интересах. Нашей задачей должно быть справедливое урегулирование ситуации.

— Бардак какой, — высказывается Зоя.

— Это еще не бардак, — поправляет ее Элоиза. — У вас нет детей. Одни только деньги.

— Это вы Ричарда не знаете.

— В этом нет нужды, — произносит Элоиза. Откидывается на спинку стула. — Скажу вам одну вещь, которую говорю всем клиентам. В первый день мне никто не верит. Говорят, что верят, а на деле нет — и некоторые так и не могут поверить. Тем не менее это универсальная истина касательно разводов.

В — Готова, — говорит Зоя. — Бейте.

— Развод — это не война. Это похороны. Нет победителей, одни скорбящие. Не сосредотачивайтесь на том, как именно скорбит другой. Сосредоточьтесь на восстановлении мира в своей душе.

Зоя улыбается, совсем слабо.

— Я вас услышала. Давайте предложим ему дом. Я не хочу там больше жить. Но что до моего бизнеса, его ему придется вырывать из моих хладных мертвых рук.

— Я уже сказала: в первый день мне никто не верит, — произносит Элоиза. — Готовы подписать соглашение и внести залог? Мы принимаем все основные кредитные карты.

Элоиза провожает Зою до лифта и возвращается к себе в кабинет. И Уилл, и мальчик из холла исчезли. У Уилла Шэннона сын-подросток? Элоиза качает головой. Уилл — единственный человек в их конторе, которого она считает настоящим другом, хотя и ко многим другим относится с приязнью и уважением. Тем не менее у них с Уиллом нет привычки делиться подробностями личной жизни. И он, и она встречаются с женщинами, романы, как правило, ни к чему не обязывающие, оба много времени посвящают работе, играют в теннис. Она почему-то удерживается от того, чтобы рассказать ему, что с нынешней пассией у нее завязались серьезные отношения: до этого момента их с Уиллом жизни катились по параллельным колеям, и менять это ей не хочется. Но если у Уилла наметились капитальные перемены — а оно на то похоже, — возможно, она и расскажет ему про Беату.

Она давно выяснила, что в мире почти нет тайн, зато много сюрпризов. У Уилла Шэннона сын. Есть над чем призадуматься. Элоизу это наводит на мысль о Беате, о которой она старается не думать на работе, где у нее репутация человека сугубо делового. Она не вступает ни в какие комитеты, не ходит на приемы. Элоизе не по душе мероприятия, не приносящие очевидной пользы и не связанные с ее четко обозначенными приоритетами. Она старается «жить рационально», так бы это назвала Беата. Если на Элоизу надавить, она описала бы свой подход так: «транжирить как можно меньше времени на всякое дерьмо», но и связанные с этим сантименты она описывает примерно тем же словом. В мире столько всякой чепухи, всякой фальши. Как ей представляется, почти все люди понимают, какой вклад вносят в общую совокупность дерьма в окружающей среде, однако старательно поддерживают этот цикл абсурда. Для нее загадка, почему люди так мало ценят время, даже те, кто получает почасовую оплату. Впрочем, она достаточно осмотрительна, чтобы не делиться своими взглядами с большинством коллег. Ей не раз давали понять, что иногда она бывает чересчур категоричной, а это просто невежливо.

Элоиза верит в границы, в четко прочерченные грани. Людей, потерпевших крушение, она в конце дня запирает в шкафу для документов и отправляется домой, где спала бы беспробудно, если бы не Беата, которая говорит во сне.

У Уилла Шэннона есть сын, а у нее… что? Проблема? В любой другой момент ее жизни Беата стала бы идеальным решением. Беата, которая за те два года, что они встречаются, ни разу не попросила Элоизу пораньше уйти с работы или отменить какую-нибудь встречу, вообще никак не осложняла ей жизнь. Беата, которая ни разу не пыталась затащить Элоизу на свои семейные сборища, не предлагала познакомить с сыном, хотя Элоиза и давала понять, что ничего не имеет против. Беата, которая дарила и принимала любовь, ни единым словом не намекая на то, что ждет взамен какого-то постоянства.

Беата, которая ратует за рациональный, нетрадиционный образ жизни. Беата, которая — в буквальном смысле — останавливается понюхать цветы, когда они идут по улице. Беата, такая заботливая, сексуальная и жизнерадостная. Беата, которая вызвала у Элоизы желание совершить поступок столь опрометчивый и иррациональный, что Элоиза сама себе не верит.

Ей захотелось вступить в брак.

ГЛАВА 5 Зоя

Январь — паршивый месяц для развода, считает Зоя: постоянная серость, вечная холодрыга. Лицо у нее застыло, как будто она только что поставила филлеры. Не то чтобы она принципиально возражала против мелких косметических ухищрений: может, еще и до этого дойдет. Но сейчас ее волнует другое: она, похоже, забыла, как улыбаться.

Тут ей приходит в голову: брак с Ричардом не стоил ее нынешних страданий. Не было прекрасной истории любви, да и развод — не эпическая трагедия. Все уныло и ординарно: европейский арт-фильм, а не голливудский блокбастер. Да и вся эта брачная затея, глядя вспять, выглядит несколько выхолощенной и нелепой. Доля ее вины никак не меньше, чем его. За годы совместной жизни были у них моменты крайнего душевного напряжения — крайнего напряжения ее души, — которые она изъяла из официальной версии. Однако она проигрывает в голове каждую ночь, пока дожидается действия снотворного. Например, первый их сексуальный контакт был не то чтобы сногсшибательным, но для зачина вполне приличным: по крайней мере, так он отложился в ее памяти. Вот только теперь в мозгу всплывают иные подробности. Ричард вылез из постели сразу же после опрятного оргазма (своего); Ричард залез обратно в постель, вежливо пожелал ей спокойной ночи и вырубился; Ричард пожаловался, что ему жарко, и попросил ее не переползать на его сторону; Ричард подскочил утром, как всегда, по будильнику и отверг ее попытки удержать его в постели; Ричард, озадаченный ее слезами, начал подсовывать ей страницы из газеты, которую сам уже прочитал.

Зоя заходит в ванну, включает горячую воду. Стоит и смотрит, как ее отражение в зеркале затуманивается, она истаивает, исчезает. Подходящая метафора. В каждом разводе два участника, и если на каждом — пятьдесят процентов ответственности (что, с точки зрения Зои, можно оспорить), тогда ее пятьдесят процентов, доля ответственности за провал, которую она готова взять на себя, состоит в том, что она истаяла. Перестала задавать себе вопрос, чего ей хочется. Перестала присутствовать, стала отсутствовать. Приноровилась. Убедила себя, что ей не нужны внешние знаки приязни. Научилась сублимировать свои эмоции. Перетряхнула исковерканные мечты и несбывшиеся желания и направила их в бизнес.

Зоя опускается в ванну, соскальзывает под воду. Бизнес. Еще одна отдельная проблема. Если в браке она и не проявила большой мудрости, то в деловом чутье ей не откажешь. Десять лет назад, когда цены упали, а район их не пользовался особой популярностью, Зоя купила дом. Ее рекламное агентство только вставало на ноги, но стремительно крепло, ей хотелось снять помещение, чтобы нанять сотрудников. Вот только аренда в центре была непристойно дорогой, а кроме того, флуоресцентное освещение и грязный ковролин от стенки до стенки нагоняли на нее тоску. А потом, однажды вечером, на ужине с однокурсниками, ей бесплатно дали ценный совет по поводу налоговых вычетов при переоборудовании промышленных зданий, и вот, прежде чем она успела сообразить, что происходит, на руках у нее оказались небольшой займ, здание и несколько арендаторов.

За прошедшие годы Зоя медленно и любовно отремонтировала все здание, и хотя несколько арендаторов у нее так и осталось, «ХЕННЕССИ» и его разномастная креативная команда теперь занимает половину помещений. Агентство специализируется на рекламе бытовых брендов. Она — генеральный директор, то есть телефон у нее включен круглые сутки, а она исполняет обязанности няньки / лучшей подруги / секретарши / психиатра при главных своих клиентах, каждый из которых пребывает в убеждении, что так относятся к нему одному.

«ХЕННЕССИ» — Зоино детище. Это его она вынашивала, пока подруги ходили беременными, ради него не спала по ночам, пока они кормили грудью и боролись с коликами, его самоотверженно ставила на ноги, пока их дети учились ходить, говорить и есть не чавкая. Она шугала конкурентов, чтобы заарканить ценного клиента, в тощие месяцы платила зарплаты из собственного кармана, а новым контрактам радовалась так же, как ее друзья — успехам своих отпрысков на школьных концертах и футбольных соревнованиях. За последние пару лет случались черные дни: пытаясь спасти свой брак, она не уделяла должного времени работе, «ХЕННЕССИ» лишился важного заказчика. Пришлось сократить число постоянных сотрудников. Пришлось маневрировать. Но она выживет, главное — не отвлекаться. Ричарду ее агентство никогда не достанется. Ему вообще не достанется больше того, что он уже оттяпал.

Впрочем, ему достанется еще и дом. А также все то, что придется ему выплатить, чтобы он исчез навсегда.

Зоя вытирается, набрасывает халат. Идет в спальню.

— Привет! — выпаливает Зак.

Зоя верещит.

— Ну прости, прости. Открыл своим ключом.

— Вижу, — говорит она, запахивая халат. — Зак, да чтоб тебя. Ты чего притащился?

— Ты меня на ужин пригласила.

— В шесть!

— Уже больше шести.

— Ой, — говорит она. — Как так вышло?

— Не думал, что деменция начинается в таком раннем возрасте.

Зоя щиплет его за руку.

— Ай. Блин.

— Мне нужно одеться.

— Давай-давай.

Зак растягивается на ее кровати.

— А ты не мог бы выйти на это время?

— Вон там есть ванная. А мне тут очень удобно.

— Я думала, ты уже научился уважать чужие границы.

— Ишь ты поди ж ты.

Зоя вздыхает.

— Все, не буду тебя шпынять. Прости.

— И ты меня прости, — говорит Зак. — Я тоже, пожалуй, немного зарвался.

— Давай попробуем начать сначала. Добро пожаловать в гости, братишка. Устраивайся поудобнее.

— С нашим удовольствием.

Зоя достает из шкафа спортивные штаны и футболку, идет в ванную. Неплотно закрывает дверь.

— Ну, как там твоя жизнь?

— С наслаждением веду порядочное и достойное существование: работаю каждый день по восемь часов, плюс трезвость и нравственность, — в бывших своих кругах я в итоге сделался неприкасаемым. Скучаю; с пугающей скоростью трачу накопления; веду авторскую колонку, скажу по секрету — не колонка, а чушь собачья; живу с нашими родителями. Последнее, пожалуй, стоит повторить. Живу с нашими родителями.

— Ясно. Но они-то считают, что солнце встает и садится в твоей заднице, так что вряд ли тебе там совсем плохо.

Зоя выходит из ванной и обнаруживает, что Зак сидит на кровати, скрестив ноги и молитвенно сложив руки на груди.

— Ты чего делаешь?

Зак открывает глаза.

— Мозги перезапускаю. Отметаю стереотипы.

— В смысле?

— В смысле, от детского стереотипа, что тебе нужно накостылять по шее за предположение, что мне нравится жить с родителями.

— Опять же извиняюсь.

— Извинения приняты. Ну ладно. Расскажи-ка, как у тебя дела. Только в неприукрашенном варианте.

— Не привыкла я тебя таким видеть, — признается Зоя.

Она пока еще не поняла, как относится к ново-обретенному стремлению Зака выстраивать здоровые отношения — результату его пребывания в центре реабилитации, он же санаторий. Она не против отвлечься от постоянного самокопания, однако и сосредоточенность Зака на внутренних проблемах несколько утомительна.

— Ты не привыкла себя такой видеть. Перестань предъявлять к себе повышенные требования. Не обязательно добиваться совершенства.

— Или обязательно. Я же старшая.

— В смысле, страдаешь навязчивым перфекционизмом?

Этот его доморощенный психоанализ тоже утомителен.

— Мне больше нравится определение «ответственная целеустремленность», — поправляет его Зоя. — Не всем же быть избалованными великовозрастными младенцами.

— Ты просто завидуешь. И мне больше нравится определение «художник-нонконформист», — уточняет Зак.

Зоя смеется, потом говорит:

— Мне очень неприятно, что я расстроила родителей.

— Своим разводом?

— А этого мало?

— Брось. Не так уж сильно они расстроились. Им Ричард никогда особо не нравился.

— Они не одни такие.

— Не одни такие, — соглашается Зак. — Но они очень хотят внуков.

— Вот и займись.

У меня разгар важных жизненных перемен, не говоря уж о том, что мне всего тридцать три года. Пока у меня индульгенция. А вот тебе пора об этом подумать.

— В смысле, завести новые отношения?

Зак кивает.

— Ты что, смеешься?

— Я серьезно. В кои-то веки.

— Не готова, — отрезает Зоя.

— А ты откуда знаешь?

Толком Зоя, в принципе, не знает. Знает одно: она не переживет еще одного предательства. Эту удушающую боль не описать никакими словами. Вот уже несколько недель ей кажется, что кровь в жилах превратилась в кислоту и изъязвляет ее изнутри. Кажется, что все внутренние органы охвачены пламенем. Кажется, что ее сердце лопнуло и из него разлетелась шрапнель, исковеркав все тело. На некоторое время ей удалось загнать отчаяние вглубь, но оно в любой момент может вырваться наружу и испепелить все, что от нее осталось. А осталось немного.

— Ты там в порядке? — интересуется Зак.

— В полном, — отвечает Зоя. — Да.

Она складывает руки на груди, чтобы океан грусти не перехлестнул через край. Прочищает горло.

— Когда я дозрею, мироздание обязательно пошлет мне подходящего человека.

Боль чуть-чуть отступает, как уходящая волна. Дышать становится легче.

— Поделюсь собственным опытом. Ждать милостей от мироздания совершенно бесперспективно.

Откуда тебе об этом знать, если ты сам ни с кем не встречаешься?

— Сейчас не встречаюсь. Но, в отличие от тебя, последние десять лет почти все время с кем-то встречался и знаю, что, если хочешь завести отношения, нужно самому пойти им навстречу.

— Я, кажется, сказала, что не хочу ни с кем встречаться.

— Да, но так я тебе и поверил.

— И где искать претендентов, в интернете?

— Совершенно верно.

Зоя садится на кровать.

— Гадость какая.

Зак гладит ее по плечу.

— Главное, не волнуйся.

— Я, похоже, останусь без дома.

— Из-за развода? Ты уверена?

— На данный момент я ни в чем не уверена, кроме одного: я вела себя как идиотка. Мне придется выплатить Ричарду чертову пропасть денег.

— Чертова пропасть — это сколько?

Зоя вздыхает.

— Пока не знаю. В лучшем случае отдать здоровый кусок дома. А еще он, небось, захочет и кусок бизнеса.

— А сколько бизнес стоит?

— Меньше, чем раньше.

— Почему?

— Почему-почему. У меня увели крупного клиента.

— А можно вернуть агентство на нормальные рельсы?

— Думаю, да, — говорит она. — Надеюсь.

— Ладно, хватит, — говорит Зак. — Судя по твоему наряду, ужинаем мы дома, да?

— Правильно понял.

— Отлично. Вот за едой и поработаем.

— Над чем поработаем?

— Над твоей страничкой на сайте знакомств.

— А обязательно вот так вот сразу?

Зак ухмыляется.

— Ага. Заказывай еду — и за дело.

— Сбегаю лучше на угол, сразу и принесу. Скоро вернусь.

На улице похолодало, пахнет снегом. Какой смысл заводить отношения, если ради них потребуется зимой выходить из дома? Ее трогает настойчивость Зака — ладно, пусть нынче вечером позабавится. Она напоминает себе, что не обязана предпринимать никаких шагов, пока не созреет. Безобидное развлечение, и только. Никакой опасности. Все под контролем. Зоя вдыхает морозный воздух, выдыхает клуб пара, вдох — выдох.

Когда она возвращается домой, Зак сидит за компьютером. Вот ведь упертый, думает она. Это его лучшее и худшее свойство.

— Что ты больше любишь — теннис, лыжи или гольф?

— Все ненавижу. А что?

— Нужно спортивное увлечение.

— Кикбоксинг.

— Ты занимаешься кикбоксингом?

— Нет. Равно как не катаюсь на лыжах, не играю ни в гольф, ни в теннис.

Зак одобрительно кивает.

— Кикбоксинг — это круто. Во, посмотри.

Он поворачивает к ней экран, она видит свою фотографию и несколько строк текста.

— Меня теперь зовут Авантюристка?

— Бодро и энергично, — вновь кивает Зак. — Есть элемент загадочности и одновременно добрососедства. Мы с тобой создаем персонажа.

— А обычная правда не годится?

Зак начинает разливаться соловьем:

— Ты уж мне доверься. На сайтах знакомств пользуются особым языком. Вот к нему и прибегнем, чтобы сообщить миру, что ты готова вернуться в оборот.

— Чего это ты со мной нынче такой добренький? — интересуется Зоя.

— А что, бывает иначе?

— По-всякому, — говорит она. — Не стану кривить душой.

— Я тут подумал, что нам неплохо бы общаться потеснее.

Зоя смеется.

— О том, чтобы сюда переехать, даже не мечтай.

— А чего? Из меня получится отличный сожитель.

— Когда ты в последний раз слышал в свой адрес такие слова?

— Так я изменился.

— Ты забыл, что мне придется продать дом?

— Вот и хорошо, надолго не задержусь.

— А чего это ты вообще захотел со мной жить? Я сейчас такая унылая.

— Все лучше родителей.

— Сними собственное жилье.

— Я без понятия, что со мной будет через полгода.

— Я насчет себя тем более без понятия.

— Вот именно! Ситуация просто идеальная. Зоя вздыхает.

— В моем доме есть определенные правила.

— Давай, выкладывай.

— Не смей про меня писать. Не желаю становиться подопытным кроликом для твоего следующего сериала про одинокую разведенку, у которой всего общества — брат и собака.

— Ты решила завести собаку?

— Это образ.

— Обещаю про тебя не писать. Даю слово.

— Сам будешь за собой убирать. Я не собираюсь, как мамочка, ходить за тобой с веником. И изволь без всякой торговли платить свою долю коммуналки — столько, сколько скажу.

— Принято.

— Отлично. Когда переедешь?

— Уже переехал, — сообщает Зак. — А теперь рассказывай, как там твоя личная жизнь.

— У меня нет личной жизни.

— У тебя, может, и нет, а у Авантюристки есть. Я уже нашел несколько вариантов. А, блин.

— Чего ты там натворил?

— Ничего я не натворил. Посмотри, что тут выскочило.

Зак поворачивает к ней экран, Зоя придвигается — на нее с ухмылкой смотрит Девлин Келли.

— Ты зачем мне Девлина показываешь?

— Я показываю тебе страничку на сайте знакомств, — поправляет ее Зак, — принадлежащую джентльмену по имени Горячий Ирландец.

— Ничего себе. Быть не может.

— Боюсь, может.

Они таращатся друг на друга.

— Марианне говорить будем? — спрашивает Зоя.

— Можем сделать вид, что ничего не видели, — предлагает Зак.

— Нет, — возражает Зоя.

— Почему?

— По причине солидарности, — поясняет Зоя. — Женской солидарности. Семейной.

— В таком случае, — говорит Зак, — будем считать, что у Авантюристки появилось первое задание.

ГЛАВА 6 Марианна

Марианна сидит в своей кабинке в редакции и пишет статью о борьбе со стрессом. Таких кабинок у них в отсеке четыре, две после последнего раунда сокращений опустели. Третью занимает Фара Хан, ее ближайшая подруга. Им до сих пор удавалось отбиваться от сокращения, ни та, ни другая не согласились (пока) на отступные. Журналистика — их призвание. Жизнь в редакции — врагу не пожелаешь, но пока выносить можно, да и вообще, куда им еще податься? На рынке полно безработных писак, готовых вкалывать больше за меньше.

Марианна знает, что у нее положение достаточно завидное, и именно поэтому живет в состоянии почти непреходящей паранойи. Она известна, но не неприкасаема. Гарантий никаких. Она перечитывает то, что успела написать:

Гармония Делакруа въезжает на парковку перед «Ярмаркой красоты» — компанией, которую когда-то основала буквально из ничего, — на велосипеде индивидуальной сборки. Раннее утро, но она уже несколько часов на ногах. В режим ее дня — вне зависимости от того, в какой точке мира она находится, — входит неизменная медитация сразу по пробуждении. «Это основа моей личной стратегии здорового образа жизни и борьбы со стрессами», — утверждает она.

— А ты медитируешь? — спрашивает Марианна у Фары.

Та отрывается от экрана.

— Я сплю по четыре часа в сутки. Это засчитывается?

— Не уверена, — говорит Марианна. — Эта тетка каждое утро встает в пять, чтобы помедитировать.

— Повезло ей. Я встаю в пять, чтобы разобраться с детьми. Медитация, небось, приятнее.

— У Гармонии Делакруа нет детей.

— А зачем ей тогда медитировать? — удивляется Фара.

Видимо, чтобы снять стресс.

— Ну-ну. — Фара выразительно пожимает плечами.

— Гм. Ты помнишь, когда именно все начали говорить о борьбе со стрессом? И достижения на этом фронте стали считаться мерилом успеха?

— Без понятия, — говорит Фара. — Но я совершенно уверена, что ты разгадаешь эту тайну, с твоим-то опытом журналистских расследований.

— Спасибо за поддержку. А как там твоя статья?

— Ни шатко ни валко, — сообщает Фара. — Никого не могу подбить на интервью. Сейчас пойду докладывать об этом Крису. — Фара отодвигает стул от стола. — Обедать собираешься?

— Разумеется. Давай, увидимся.

Звонит Марианнин телефон. Двоюродная сестра Зоя, она же — одна из лучших подруг. Марианна отвечает:

— Алло?

— Марианна?

— Привет, Зоя. Что там стряслось?

— Ничего особенного, — говорит Зоя. — Слушай, не выпьешь со мной чашку кофе? Нужно одну вещь обсудить.

— Конечно, — соглашается Марианна. — У тебя все в порядке?

— Разумеется, — подтверждает Зоя. — Выкроишь время на этой неделе?

— А что, дело срочное?

— Нет. — В голосе Зои слышно напряжение. — Не срочное.

Марианна не настаивает. У нее и так проблем — не разгребешь, не хватает еще и Зоиных.

— Мне на этой неделе нужно статью сдать. Если не очень срочное, давай на следующей?

— Конечно, — говорит Зоя. — Давай. Как ты в понедельник?

— Понедельник подходит. Пришли мне напоми-налку. Да, и еще. Спасибо, что свела меня с этой Гармонией. Ты права: идеальный персонаж для моего интервью.

У Зои куча всяких знакомых, и с тех пор, как Марианна начала писать на бытовые темы, Зоя стала для нее ценнейшим ресурсом. Гармония — одна из крупных клиенток Зои. Марианна пытается понять, как Зое удается держать ее в узде — если Гармонию Делакруа вообще возможно держать в узде.

— Не за что. Уверена, она была только рада. Забота о себе любимой — ее главный конек.

— Ну, до понедельника.

Марианна вешает трубку и вновь сосредотачивается на статье. Текст ее раздражает, причем виновата в этом только она сама. Зачем она вообще затеяла эту серию? У нее такое ощущение, что она публично выставляет идиотками женщин, которые, как и она сама, и так с трудом удерживаются от безумия.

Она оглядывается на свою жизнь до близняшек, когда она писала про политические скандалы, подписывала первый договор на ипотеку, гадала, найдет ли мужчину, которому придется точно по мерке. Вспоминает, как иногда ее одолевали тревоги по поводу смысла жизни — неприятные, но недолговечные. А сейчас стресс мчит галопом на дилижансе ее жизни, паля из всех пистолетов, с момента, когда она открывает глаза, заслышав возню близняшек, до той минуты, когда Девлин ложится в постель, а она притворяется спящей.

Помимо прочего, это скучно. Даже думать про это скучно. И писать об этом тоже. В стрессе нет ничего гламурного. Просто муторное ощущение, что лучшие дни твоей жизни уже позади, потому что яичники твои ссыхаются, карьера застряла, а следующие десять лет ты будешь ходить уставшей, потому что — вот счастье — к сорока наконец родила, а едва усталость пройдет, ты окажешься старухой. Вот о чем стоит помедитировать, Гармония.

Марианнин телефон звонит снова.

— Алло?

— Это я, — говорит Девлин.

— Мне казалось, ты сегодня работаешь.

— И я тоже рад тебя слышать, — откликается он — совершенно справедливо, хотя, впрочем, и нет. Он сегодня действительно должен был работать.

— У вас что, выступление отменили?

Не сдержалась. Ее давно уже посещали неприятные мысли о том, что Девлин врет по поводу работы. В их семье каждый сам распоряжается своими деньгами, так оно было всегда, так что наверняка ничего не скажешь, однако в последнее время он куда реже прежнего рассуждает о новых ангажементах.

— Угу.

— Очень обидно, — откликается она. — Интересно, почему?

— Такое бывает, — отвечает он. — Велика важность. Не всем так везет: удобный рабочий график, пенсионные отчисления и все такое. Некоторым приходится крутиться. В общем, забрать девочек я сегодня не смогу.

— В смысле?

— У меня встреча с Джаредом в баре. Возможно, он мне что-то предложит.

— А после моего возвращения ты с ним встретиться не можешь?

— Ты хочешь, чтобы я зарабатывал, или нет? Уж определись. То тебе не нравится, что у меня перерыв в выступлениях, то ты не хочешь, чтобы я искал работу.

— Прости, — говорит она. — Удачи тебе с Джаредом.

Ей приходит в голову: я терпеть не могу ту женщину, в которую превратилась в этом браке. Ей никогда не хотелось, чтобы ее брак был таким, как у родителей: двое карьеристов, настолько зацикленных на собственных амбициях, что семейная жизнь превратилась в поле боя. Марианна сделала все, чтобы это не повторилось в ее замужестве, вышла за человека, за которым не заметила вообще никаких амбиций. А теперь целыми днями воюет с мужем из-за того, что он не способен найти нормальную работу.

Она смотрит на экран и понимает, что обеденное время давно прошло, однако она не голодна. Не есть в обед — часть ее нынешней предменопаузной стратегии по борьбе с излишками на талии, поскольку спортом ей заниматься некогда, а отказаться от алкоголя, сахара и углеводов она не в силах, так как они на данный момент являются тремя основными удовольствиями в ее жизни. Странно, что Фара еще не вернулась.

Опять звонит телефон. Вот почему на работе никогда ничего не напишешь.

Их редактор Крис.

— У тебя есть минутка забежать ко мне?

— Сейчас иду.

Марианна поднимается по внутренней лестнице на один этаж — хоть какое-то движение! — в кабинет Криса. Воображает, какая это роскошь — возможность залезть под стол и прикорнуть в середине дня в блаженном одиночестве. Как ей представляется, именно благодаря этой распространенной мечте людям перестали предоставлять отдельные кабинеты. А может, кабинеты превратились в этакую излишнюю нагрузку на бюджет — как раз в те времена, когда очень многие женщины наконец получили на них право. Может, из этого удастся сделать интересную статью?

Дверь приоткрыта, однако Марианна из вежливости стучит.

— Заходи, — говорит Крис, она толкает дверь и видит внутри Риву Такер, начальницу отдела кадров. Оба, и Крис, и Рива, милые и приветливые, даже ее приятели в широком значении этого слова, однако вид у обоих несколько смущенный. Марианна пытается не реагировать. Паранойя выглядит отталкивающе, даже когда для нее есть все основания. Марианна садится и ждет.

— Надеюсь, ты знаешь, как я ценю твою работу, — начинает Крис.

— Спасибо, — откликается Марианна.

— Ты прекрасная журналистка, отличная коллега. Лучше не бывает.

— Крис, — произносит Рива.

Крис сдувается, как воздушный шарик.

— Меня попросили обсудить с тобой твой МОРДУ-индекс.

Марианна кивает. Она ждала этого с тех самых пор, как каждого репортера в газете начали оценивать по уровню Медийного Охвата, Реальных Достижений и Универсальности. МОРДУ, сидящую где-то в кишках у компьютера, научили высчитывать ценность репортера, исходя из кликов, комментариев, оформленных подписок и прочих откликов общественности на публикации. Итог — объективная оценка того, стоит ли корпорации — владелице газеты — платить этому человеку зарплату.

Рива прочищает горло.

— Ты сама знаешь, времена для нашего бизнеса непростые. Мы должны повышать конкурентоспособность, откликаясь на запросы потребителей.

— Я все еще предпочитаю считать людей, которые покупают нашу газету, читателями, а не потребителями, — возражает Марианна. — И все еще убеждена, что газета не должна слепо следовать их потребностям. Наша задача — просвещать.

— Верно, — соглашается Крис. — Просвещать. Но этим, скорее, должны заниматься репортеры с мест. В аналитических статьях мы не реагируем на последние новости. Марианна, ты пишешь на бытовые темы. Эти статьи по определению должны быть занимательны.

— Занимательность можно совместить с просветительством. Например, как оно будет в статье, которую я сейчас пишу о «Ярмарке красоты». Мы это уже обсуждали. Она содержит скрытую критику всей индустрии «холистической косметики» и дает возможность понять механику культа Гармонии Делакруа. У этой статьи большой потенциал. Давайте дадим ей шанс.

Крис с умоляющим видом смотрит на Риву.

Та качает головой.

Крис говорит:

— Дело в том, Марианна, что «Ярмарка красоты» — наш крупный рекламодатель.

— Не может быть, — изумляется Марианна.

У Криса вид человека, которого сейчас вздернут на виселицу.

— Отдел продаж очень переживает по поводу этой статьи.

— Но ты же не пойдешь у них на поводу, — с надеждой произносит она.

— Не ему решать, — объявляет Рива.

— Ты же журналист, — гнет свое Марианна, игнорируя Риву.

— Я отец двух детей, у меня жена работает на полставки, и у нас особый ребенок.

— Ты хочешь сказать, что снимаешь эту статью?

— Я озвучиваю редакционные указания по поводу сути статьи и предлагаю тебе сделать критику совсем скрытой.

— Чтобы не обидеть рекламодателя? Крис, не смеши меня.

— Феминистский анализ МОРДУ никогда не впечатляет. А тебе не до жиру.

— Кажется, у меня за всю мою карьеру еще не было столь удручающего разговора, — замечает Марианна.

— Сочувствую, — говорит Крис.

— А я хочу напомнить, что сотрудникам твоего уровня все еще предлагают весомые отступные, — добавляет Рива.

— Знаете, сколько раз в неделю онлайн-тролли обзывают меня безмозглой п…ой? — интересуется Марианна. — Знаете, сколько я получаю от мужчин писем со словами, что такую уродину и трахнуть-то противно? Тому, что у нас в газете не осталось женщин старшего возраста, есть объяснение. Мы потеряли отвагу и убеждения.

— Убеждения очень дорого обходятся, — подает голос Рива.

— Давайте на этом остановимся, — подводит итог Крис. — Марианна, я не хочу тебя лишаться. Не принимай скороспелых решений, ладно? Подумай, а там поговорим снова.

Марианна выходит из кабинета точно в тумане. Спускается вниз, находит там Фару — в ее закутке стоит картонная коробка.

— А я тебя ждала, — произносит Фара. — Я согласилась на отступные.

— Мне их тоже предлагали.

— Знаю.

Марианна крепко обнимает ее и чувствует набегающие слезы.

— Как они посмели? Ты делаешь такую важную работу.

— Судя по всему, нестандартные темы смущают потребителей. — Глаза у Фары горят злостью. — Ладно, буду впервые в жизни зарабатывать приличные деньги и трудиться там, где незнакомые люди не станут каждый день обзывать меня террористкой. А что ты собираешься делать?

Марианна садится.

— Не знаю, — признается она. — Я двадцать лет занималась журналистикой и пока еще не пробовала закручивать гайки на конвейере. Что я еще кроме слов умею-то?

Фара похлопывает ее по плечу.

— Многое. Но сейчас главное — понять для себя, соглашаться или нет на отступные. А после этого уже можно принимать следующее решение, а там следующее. Если взять на себя ответственность за собственную жизнь, мироздание обязательно поможет.

— Это чьи слова?

— Моего психотерапевта, — поясняет Фара. — Очень хорошая женщина. И тебе бы к ней сходить.

— Может, и стоит, — соглашается Марианна, бросая взгляд на телефон.

Эсэмэска от Зои: Гармония ищет специалиста по связям с общественностью. Бывшего журналиста. Можешь кого посоветовать?

— Хочешь работать у Гармонии Делакруа?

— Да ну ее, — морщится Фара. — Пойду в копировальную за еще одной коробкой. Хочешь, и тебе принесу.

— Я уже сама не знаю, чего хочу, — качает головой Марианна.