В этих гнилых стенах

Глава 7

– Соскучился, – улыбнулся я, проведя рукой по ее волосам, и заметил, как щеки девушки заалели.

Внимательно разглядывая зеленое вьющееся растение, резво спускающееся с крыши вокзала до самой земли по высоким колоннам, и не тронутых им бесстрашных львов, охраняющих трехметровые двери, я не заметил, как Кира тихонько подкралась ко мне, и ее тонкая холодная рука скользнула в мою ладонь.

– Пойдем, – прошептала девушка, едва дотянувшись на носочках до моего плеча. Я послушно последовал за ней. Она уверенно вытянула руку, останавливая аэромобиль бизнес-класса.

– Улица Чистых прудов, дом три, – звонко произнесла девушка, и Митю невольно передернуло; он испуганно посмотрел на меня, узнав адрес.

Я же старательно пытался скрыть внезапно нахлынувшую злобу. Какого черта здесь все так ярко, красиво, ухожено? Где реклама на каждом углу, зачастую – по несколько экранов рядом? В нашем секторе ее столько, что мигрень наступает уже от того, что ты просто находишься рядом! Ни одного выпирающего гвоздика, а на наших детских площадках арматура торчит вместо горок! Не говоря уже о невероятно зеленой траве. Они наверняка никогда не страдают от гипоксии!

– Дюк… – осторожно произнесла спутница, видимо, испуганная моим угрюмым лицом.

– Ммм… – недовольно промычал я, из-за чего девушка смутилась еще больше.

– Так зачем вы приехали?

Вспомнив о причинах поездки, я подумал, что, может, и хорошо, что домушники решили их обокрасть. Но сразу же укорил себя за такой завистливый эгоизм.

– Дома расскажу, – прошептал я.

До дома Киры нас довезли достаточно быстро, и по спокойному лицу Мити я понял, что мы не опоздали. Я рассматривал ее белоснежный двухэтажный дом с невероятно красивыми панорамными окнами и необычными стенами, которые выглядели так, словно несколько слоев белой смолы застыли один поверх другого. Белая подсветка придавала его простому, но изысканному силуэту нечто загадочное, неземное… Вспомнив наши развалины, украшенные лишь трещинами, я чувствовал, с одной стороны, зависть, крепко сцепленную со злостью, а с другой – радость за подругу. Просто сделаю свое дело – и пусть живет как хочет.

Я вошел в дом. Кира быстро собрала одежду, разбросанную по дорогущему кожаному дивану, и пошла с ней наверх. Забавно, что одежда была преимущественно черного цвета. А вот гостиная, как полная противоположность, – белая. Широкий телевизор во всю стену, невероятно красивая и качественная мебель с художественными узорами, аккуратно расставленные семейные фото. Вот Кира – совсем кроха в пеленках – спит в кровати; вот она с мамой, в милом джинсовом комбинезоне и с разбитой коленкой, но улыбается, в руке – большая сахарная вата; я даже не сразу заметил, что все это – на фоне ярких детских каруселей.

– Какая у тебя подруга космическая, ты глянь! – Митя ткнул меня локтем в плечо и указал на фото, где у Киры было невероятно грустное лицо, цветные волосы крупными локонами струились по облегающему черному платью с лентой выпускницы, по краю платья шло фиолетовое свечение, а маленькие белые звезды, сияющие на нем, завершали поистине космический наряд.

– Интересно, почему она грустит? – словно читая мои мысли, произнес приятель. – Может, не хотела покидать школу?

– У меня мама за два дня до этого умерла, – вмешался объект обсуждения, спускаясь по лестнице.

– П… прости, – пробормотал Митя, потирая затылок и опуская взгляд. – Дюк, я думаю, нам надо начинать, чтобы успеть. И стоило бы ей объяснить, в чем дело.

– Кира, покажи, пожалуйста, где у вас ящик, отвечающий за систему безопасности, – безучастно произнес я и заметил, как Митя тихо хихикнул, потому что я забыл название щитовой.

– Под лестницей, – неуверенно произнесла она.

– А твой отец где? – поинтересовался я.

– На какой‐то конференции, уже второй день. Его не будет до завтрашнего вечера. А может, и дольше.

Пока Митя доставал свои инструменты из потрепанного рюкзака, я смотрел, как Кира дрожащей рукой пытается попасть маленьким ключом в замочную скважину дверного замка, понял, что это может продолжаться долго, осторожно коснулся ее руки. Она вздрогнула от неожиданности, но позволила себе помочь. Время ненадолго застыло, затем прозвучал характерный щелчок, и дверь открылась.

Кира торопливо отодвинулась. Все стены каморки были покрыты проводами, множество виртуальных экранов висело в воздухе. Такой системы безопасности я не встречал никогда. И как Мите удалось ее взломать? Хотя тут, в основном, заслуга Айзека, а в нем сомневаться не стоило. Даже я, ничего не смыслящий в электронике такого уровня, понял, что два последних маленьких экрана не должны мерцать красным. Это заметила и Кира.

– Не понимаю… Она что, в режиме ожидания? Типа, вроде бы работает, но не работает? – Она перевела недоумевающий взгляд на меня, потом на Митю, который уже вставил флешку в главный компьютер и ковырялся в большом щитке, что‐то время от времени нажимая на экране, стоящем рядом.

В дверном замке послышался скрежет, и, оглянувшись на входную дверь, Митя вздрогнул. Кира была напугана еще больше – в ее собственном доме происходило что‐то непонятное!

– Кира, поднимись к себе в комнату и, что бы ни случилось, не высовывайся. Спрячься как можно лучше. Давай! – добавил я последнее, когда понял, что она оцепенела.

Девушка схватила рюкзак с планшетом и понеслась по ступенькам вверх.

– Митя, долго еще?

Парень вытер пот со лба и отрицательно покачал головой, я тем временем направился к рюкзаку друга. С середины комнаты попытался разглядеть, что происходит за окном, но напрасно. Окна начинались примерно в двух метрах над землей, и достать до них было непросто, но им стоило хотя бы попытаться проверить, нет ли кого дома.

Дверь открылась, и в нее ввалились четверо братьев, громко захлопнув за собой дверь. Они были вооружены ножами, на спинах висели пустые рюкзаки для награбленного, а у старшего в руках был лом.

– О, смотрите! Митька! – усмехнулся старший из них. Имен я не знал. Когда, откинув капюшон, он выпрямил спину, свет упал на его изувеченное шрамами лицо.

– Следы пытаешься скрыть? Жаль, а я делал ставку на то, что ты струсишь, – подал голос младший. Ростом он совсем не вышел, как и телом. Худой, щуплый – единственный такой из братьев, остальные были крупными и коренастыми. – Ты мне теперь денег должен.

– А ты кто? Я тебя где‐то видел, – пробубнил тот, что стоял впереди всех. Не знаю точно, какой он был по счету и как его звали, но голос у этого парня был не таким самоуверенным, как у других. Просто раздражающе спокойным.

– Ребят. Мой вам совет. Валите отсюда. Потому что сейчас здесь будет полиция, – я блефовал. Не знал, что Кира уже позвонила в полицию, хотя догадывался об этом. Но я и представить себе не мог, как быстро приезжают тут представители власти.

– Так это ж наш, местный, Лис, – усмехнулся Мирон. – Ты же это… не дурак?! Видишь, как тут люди живут? Разве тебе не хочется немного этого? Богатств? Смотри, тут одна ваза по-любому стоит столько, сколько ты за год зарабатываешь!

– Мне чужого не надо, – скривился я, не желая слушать, как он оправдывает свои действия.

– Да брось, ты же не такая крыса, как вот этот, – младший из братьев указал лезвием охотничьего ножа на выглядывающего из каморки Митю.

– Мы ведь вас предупредили, – спокойно произнес я, понимая, что на этом разговор нужно заканчивать.

Младший громко засмеялся, вытер шрам, пересекающий правую щеку, от потекших от хохота слез, и успокоился.

– Мы тебя не боимся, – улыбнулся он, демонстрируя нож. – Нас четверо, а эта крыса и драться‐то не умеет.

И тут пришла моя очередь улыбаться. Они прекрасно знали, кто такой Белый Демон. И я решил этим воспользоваться. Прямо на их глазах волосы мои посветлели, и я оголил в широкой улыбке клыки. Их лица вмиг преобразились. Мне всегда нравилась реакция людей на Белого Демона. Страх и унижение других, которым они хотели насладиться, вдруг окутывали их самих. Незабываемо!

– Мать твою! Это ж… – простонал младший, роняя нож. – Я думал, ты выдумка!

Слава шла впереди меня, и многочисленные истории о неуязвимости Белого Демона сделали свое дело. Ребята застыли в дверях, пока я демонстративно доставал биту из рюкзака приятеля. Могу поспорить, что мне помогла, помимо прочего, и моя наигранная самоуверенность.

Когда раздался вой сирены, я уже принял свой привычный вид и молча наблюдал с крыльца, как по дороге, пытаясь сбежать от полицейских аэромашин и аэроциклов, неслись братья-домушники.

Скрыться им не удалось. Местная полиция профессионально оцепила квартал, и задержание преступников не составило ни малейшего труда. Никто и не думал сопротивляться… Кроме младшего. Дрожа всем телом, он ткнул ножом в не прикрытый бронежилетом бок полицейского и ринулся вперед, огибая пустую машину. Тут его и настигла пуля. Тело вора с грохотом упало на идеально ровный асфальт, заливая кровью этот замечательно чистый пятый купол.

Пустота наполнила мое сердце. Это была не только трагедия четверых братьев. Это была и моя личная трагедия. «Люди не от хорошей жизни воруют». Под этой фразой мой отец подразумевал всегда конкретную кражу – физическое присвоение чужого имущества. Конечно, это не оправдывало их, эти парни перешли черту. Они убийцы. Но смерти им я не желал. Я ведь пытался, я говорил, чтобы они уходили!

От мыслей меня отвлек странный звук. Тихое всхлипывание. Кира стояла рядом, зажав рот руками и пытаясь быть как можно тише. Она наверняка не ожидала такого окончания вечера. Я осторожно взял ее за руку и поспешил в дом.

– Так ты… – прошептал Митя, пока я наливал воду в стакан. – Ты – Белый Дьявол? Или Демон? Как правильно?

Я благоразумно проигнорировал его. Да и не знал, как правильно. Не я же придумал себе эту кличку.

– Ты убьешь меня теперь? Как свидетеля? – дрожащим голосом пролепетал он.

– Ты дурак? – не выдержал я, оторвав взгляд от прозрачно-чистой воды. Внезапно мне захотелось ее понюхать. Запаха не было. Сделав глоток, я прикрыл глаза от наслаждения. Даже в магазинах вода не была такой вкусной. – Да, я сюда приехал тебе помочь, чтобы убить в конце. – Я окинул его быстрым взглядом, и увидел, что руки у него пусты. – Ты все починил?

Тот молча кивнул и поспешил собрать инструменты с пола.

Мы закрыли Митю в каморке, чтобы не вызывать лишних вопросов у полиции. Показания давала Кира, она старалась, как могла, не плакать, и лепетала только о том, что видела, прижимаясь ко мне. Я был всего лишь ее гостем, но уловил, как в глазах этих опрятных мужчин возникает множество вопросов ко мне.

– Уважаемый, – произнес один из них, сняв с себя полицейский шлем с визором. Не было необходимости представляться: он уже знал, кто я. – А как вы оказались тут? Как давно вы знакомы с госпожой Кирой?

«Госпожой», поморщился я. Конечно.

– Д… давно, и это не относится к делу, – проикала Кира, понимая, к чему он клонит. – Ваша работа заключается в том, чтобы такого не происходило! А не в том, чтобы обвинять спасителя в пособничестве.

– Но позвольте, это ведь действительно странное совпадение? Я настоятельно рекомендую вам согласиться с тем, чтобы ваш гость проехал с нами в отделение, – продолжил он.

– Я еще раз повторяю – это к делу не относится. Или мне позвонить отцу?

Полицейские тут же затихли, а я удивленно разглядывал подругу. Ее голос стал твердым и уверенным. Это что же, она сейчас меня защищала?

Полицейские выпрямились, словно по стойке «смирно», и тут мне стало интересно: кто же такой ее отец? Но было бы неуместно спрашивать об этом сейчас.

– Ты поспишь со мной сегодня? – дрожащим голосом прошептала она, когда я уже проводил представителей закона и выпустил Митю. Девушка была подавлена, и, разумеется, у нее возникло море вопросов о сегодняшнем вечере, но ни одного из них она не задала.

– Ты с ума сошла? Ты что, не видела, кто он? – вмешался Митя, на что она лишь подняла уставшие глаза. Значит, мне не показалось: стоя надо мной, этажом выше, она наблюдала за всем происходящим. – Ты не боишься его?

– Он мне жизнь спас, – прошептала она. – Ты видел мозоли на его руках? Вчера их не было. Сегодня он, вероятно, работал весь день и сорвался ко мне вот так. Ты думаешь, он что‐то сделает мне?

Митя мгновенно умолк, вероятно, вспомнив, с каким рвением я взялся ему помогать. Но весь вечер он непроизвольно отшатывался, стоило мне взглянуть в его сторону.

Когда наступила ночь, мы оставили его на диване, а меня Кира потянула наверх. Комната Киры была белой, а вся мебель, разбросанные вещи и мягкие игрушки – черными. Новейший огромный экран ультрамоноблока красовался на заваленном рисунками компьютерном столе. Фотографии – ее мамы, самой Киры с каким‐то парнем – и живой люминесцентный цветок в стеклянном кубе дополняли композицию. На подоконнике – несколько 3D-книг с полной визуализацией написанного и несколько коробок красок. Железная, выкованная на заказ, с ее именем в изголовье, двуспальная кровать была громадной, но не занимала и половины огромной комнаты. Я приготовился вновь спать на полу; мягкий белый ковер выглядел намного притягательнее, чем гниющий дырявый пол с кучей торчащих гвоздей в моей квартире.

– Нам хватит места, – прошептала смущенно Кира и усадила меня на кровать. Она поспешила вытащить из рюкзака новые шорты и майку, неловко протянула их мне. – Это вместо тех, что ты подарил мне. Хотела отдать, когда приеду к тебе, но, видимо, сейчас самое время.

Пока она переодевалась в свою черную пижаму, я вдыхал приятный аромат новых вещей. В этом куполе мне хотелось дышать, я хотел ощущать и воспринимать все, что находилось тут. Здешние запахи в кои‐то веки не вызывали у меня приступа тошноты, а голова не трещала по всем сросшимся швам.

День выдался тяжелым, и, улегшись на край кровати, я попытался заснуть. Мышцы жутко гудели, но я просто таял на этом мягком матрасе. Девушка прильнула ко мне, я почувствовал это спиной.

– Не больно? – Она приобняла меня, пытаясь в темноте не задеть синяки на боку.

– Нет, – едва слышно ответил я.

Нежность ее прикосновений теплом разлилась по телу, и, уснув в таком положении, мы так и спали до утра.

Утро выдалось непривычно солнечным. Я принял душ и решил остаться в подаренной майке. Из всего моего наряда она была самой чистой, и мне даже стало неловко.

Но особенно застыдился я, когда мы пошли проводить Киру до ворот ее учебного заведения. Ни я, ни Митька никак не вписывались в эти живописные, великолепные места и ужасно выглядели рядом с ухоженными, одетыми по последней моде в дорогущую одежду учениками.

Кира поцеловала меня в щеку и, шагнув за ворота, направилась к маленькому музыкальному фонтану. Она обняла какую‐то девушку и, уже не оборачиваясь, зашагала в огромное круглое здание. Я проводил ее взглядом и отправился домой.

Мне хватало средств на дорогу обратно, но это были последние деньги. В голове тяжело ворочались мысли о поисках новой подработки.

Всю дорогу до нашего купола Митя расспрашивал меня о подвигах Белого Демона, повторяя услышанные от приятелей рассказы. Я не смог удержаться от розыгрыша: поддакивал ему, моментами сам придумывал детали историй. О моих особенностях мало кто знал, для большинства в стенах купола я оставался рядовым мутантом. Тема мутантов для нас была неприкасаемой – даже больше, чем закрытый бойцовский клуб.

– Митя. Никому, – прошептал я перед тем, как постучать в дверь к Айзеку.

– Он что, тоже не в курсе? – выпучил на меня глаза друг. Я молча помотал головой.

Зная, что сейчас меня начнут рассматривать через глазок, я задорно показал язык. Дверь резко распахнулась – и меня чуть не снесла с ног Марго.

– Я знала, что все будет хорошо! Д-дюк, – заикалась девушка. – Я зарплату получила, хочу весь долг отдать.

И вот тут я вздохнул полной грудью. Можно было отдохнуть денек и не помереть с голоду. Марго протянула две пятитысячных купюры повойнов, пока я пожимал руку Айзеку. Именно в этот момент меня и осенило:

– Айзек, ты же знаешь, кто примерно победит завтра в гонках?

– Я знаю точно… Там довольно очевидные ставки.

– Отлично. – Я протянул одну из купюр Айзеку, довольный, что додумался до этого.

Все было просто: как только он сказал мне об участии в них Марка, я понял, что Айзек следит за гонками. Точно не за Марком. Окончательно мне помог убедиться в этом конверт на комоде. На нем были нарисованы бегущие собаки – символика гонок. Ставки принимались лишь по номерам квартир, и утром деньги клали в дверной почтовый ящик – таким образом исключалось мошенничество.

– Поставь на победителя.

– Там еще двое новеньких, не считая Марка…

Рита остолбенела, что заставило Айзека проглотить недосказанные слова:

– Что? Марк? Почему я не в курсе?

– Он сказал мне… вчера, как только узнал. Это я попросил не говорить ничего тебе. Думал, сам решу с ним, – соврал я, предотвращая их первую ссору. Испуг Марго испарился так же быстро, как и мое желание продолжать этот разговор. – Марк ведь почти не хромает? Я присмотрю за ним, буду ночью на гонках. Не переживай, ладно?

– Я тебе по гроб жизни обязана, – прошептала девушка, прильнув ко мне. – А с Марком отдельный разговор будет.

Я попрощался с друзьями и направился к себе, мечтая немного поспать. Стоило мне убрать телефон под подушку, раздался короткий сигнал сообщения. Я возмущенно замычал, в очередной раз пообещал себе менять в таких ситуациях режим на беззвучный и, как ни сложно было оторвать голову от такой приятной, холодной подушки, все же взглянул на экран телефона.

«Шоколадный или ванильный? Я заеду сегодня». Сообщение от Киры и фото ярко украшенных кексов. «Шоколадный. Но не сегодня», – ответил я, расплылся в улыбке, радуясь ее заботе, и провалился в сон.

Раздражающий звук будильника раздавался по всей квартире. Выключив его, я краем глаза уловил сообщение от подруги: «Пойдешь спасать очередную принцессу?» – и какой‐то непонятный смайлик, показывающий язык. «Нет, моя Королева. Просто дела», – шутливо ответил я и, посмотрев в окно, заметил, что солнце уже ушло за стену купола и тусклое искусственное освещение – все, что осталось на улице. Пора было собираться на забег.

Я натянул толстовку и тут же ее снял. Неприятный запах сырости и пота резко шибанул в нос. Уже темнело, но я успел забежать в ближайший магазинчик одежды, находящийся в подвале одного из соседних домов. По традиции прикупил очередную серую толстовку и, пообещав, что в конце недели прибегу на разгрузку, получил небольшую скидку.

«На кого поставил?» – отправил я сообщение Айзеку, шагая по треснувшему под напором времени асфальту. Ответ пришел быстро: «Номер 5 – Соловейко Андрей. Коэффициент большой из-за хорошей рекламы новичков».

Я не понял, что он имеет в виду, и отправил в ответ три знака вопроса. «Если он выиграет, то ты получишь 25 тысяч повойнов». Я слегка пошатнулся от такой суммы и, мало надеясь на подобную удачу, побрел на крышу одного из трехэтажных домов, мимо которого проходил маршрут. Сверившись с картой, которую скинул мне Айзек, я убедился, что смогу видеть отсюда весь забег. Оставался еще час до мероприятия, а крыши домов уже были заполнены подростками, вчера еще жившими в сиротских приютах. Они о чем‐то спорили, громко кричали, и жители домов то и дело негодующе выражались нецензурной бранью из окон. Но ничего с подростками сделать не могли.

Маршрутов было четыре, а проходили гонки раз в неделю. Каждую неделю маршрут менялся без какой‐либо закономерности, поэтому поймать организаторов было сложно, не говоря уже о том, что они хорошо скрывались и сами. Да и таких героев было мало. Огромная толпа подростков, которых я бы с трудом отнес к числу нормальных людей, – и в любой момент могут выпустить собак. Смирились, кто‐то даже стал делать ставки. Этакая местная забава.

Ребята стояли в конце улицы, в пятистах метрах от бетонной стены купола. Я заметил Марка. Номер восемь. Он разминался перед забегом, кто‐то отвлек его, дружески похлопал по плечу и показал на винтовую лестницу. Один бегун на одну лестницу дома. Их задача – после третьего круга подняться наверх. Там их встречали младшие организаторы, закрывающие ограждение крыши за участниками и отгоняющие тех назойливых собак, что решат двинуться следом.

Я присутствовал при забеге всего один раз. Тогда младший организатор впервые отпугивал собаку палкой с примотанным к ней скотчем ножом, и собака, насаженная на нож, после сильного толчка полетела с пятого этажа. Тех собак, кто оставался жив после падения, добивали зрители. Как рассказывали, тогда были убиты все четыре бешеных зверя, а на следующем забеге их было уже восемь – гораздо злее прежних. С тех пор собак старались убивать лишь по необходимости.

Как только вытянутые морды животных показались у ржавых ограждений, все участники заняли свои места – на другой стороне улицы от клетки, возникшей в отворившихся воротах бетонного купола. Они всегда открывались автоматически, но в разное время.

Я сел так, чтобы видеть весь маршрут. Особой нужды в беге по пятам за Марком не было – за безопасностью ребят следили младшие организаторы. Поэтому я взял новайзер-колы в стеклянной бутылке со светодиодами, мерцающими ярко, как полицейская машина, уселся на край крыши, свесив ноги между прутьев забора, и стал ждать.

Сирена, предупреждающая о выпуске собак, завыла по всему куполу, и с характерным стуком разъехались прутья бетонированной клетки. Участники стартовали, а дикие звери ринулись за ними – на другой конец улицы. Именно звери, а не, как заверяли нас, собаки. Они были в разы выше, чем привычные для всех доберманы, и превосходили своих сородичей не только в размерах, но и в злобности. Красные глаза, непонятного цвета мутные слюни и… о господи! Только сейчас я заметил среди собак особенную: две ее пасти смотрели в разные стороны, поочередно клацая зубами. Сомнений не было: этих чудовищ вывели искусственно, с одной-единственной целью – убивать.

Я наблюдал, как, огибая огромный дом, необычные подростки, денег ради или же для забавы, а может, ради и того и другого, убегали от таких же необычных собак. Все они просто мчались вперед, никто даже не оглядывался – ни на рядом бегущих, ни на зверей. Марк бежал третьим. Приближаясь к концу второго круга, он уже заметно выдохся и стал стремительно уходить в конец. Его обогнал номер пять. Я начал искать, как можно быстро спуститься в чрезвычайной ситуации, но не находил способа. «Трибуны» довольно высоко, а единственную лестницу охраняли младшие организаторы с… шокерами? Откуда у них шокеры?

Я начал слегка паниковать, когда они пошли на последний круг. Как минимум четверо из десяти резко сдали позиции метров за триста до финиша. Марк уже взбирался по лестнице, он пришел пятым. Но собака с двумя головами, вырвавшаяся вперед в негласной гонке среди монстров, задорно щелкала пастью прямо за спиной участника номер девять. Парень заметно отстал и вот-вот мог стать ужином этого чудовища. Несомненно, оно без малейших колебаний разорвало бы его на кусочки. Я оглядел ближайших зрителей и понял, что ни один из них не собирается ничего предпринимать.

Меня внезапно охватило чувство беспомощности. Как я вообще собирался помочь Марку? На кой черт обещал Марго, что прослежу за ним? Идиот ты, Дюк.

Я замахнулся и отправил недопитую новайзер-колу в полет между собакой и несчастным. Бутылка с треском раскололась, зверь пробежал мощными лапами по осколкам стеклянной бутылки. Она еще какое‐то время раздражающе мигала, заляпанная каплями крови, а затем погасла. Животное, словно не чувствуя боли, прошло по осколкам, пытаясь что‐то вынюхать, и подняло свой взор точно на меня. Догнав ее, словно лидера, остальная стая послушно остановилась рядом.

Послышался звук мотора, и младшие организаторы на своих аэромопедах, приманивая собак мясом, направились прочь. Теперь до самого утра о них можно было не беспокоиться.

Крики и визги тут же наполнили улицу. Кто‐то небрежно похлопал меня по плечу и похвалил за бросок.

– Красиво бросил, – послышался знакомый голос со спины.

– Ужасный забег, Марк. Не хочу даже спрашивать, сколько ты на это потратил, – ответил я, развернувшись на голос.

– Не спрашивай, – поморщился он.

– Тебе не стыдно вот так Марго подводить?

– Слышь, папочка, ты мне сейчас нотации читать будешь?

– Да иди ты, о сестре бы подумал.

– Я и думаю, а она‐то теперь с новым хахалем, что ей до меня.

Я приподнял левую бровь и, широко открыв глаза, уставился на приятеля:

– Ты мне скажи, тебе справку с дурки как выписали? Что ты здоров?

Марк рассмеялся и, слегка замахнувшись, ударил меня в плечо.

– Нет, я серьезно. Отношения Марго тебе‐то чем помешали?

Все еще улыбаясь, он опустил глаза, рассматривая ямы, которые через пару часов наполнятся дождевой водой.

– Ну, она теперь живет у него, зачем ей я?

– Смотря на что ты рассчитывал, – тут уже рассмеялся я.

– Фу-у-у! Дюк! А еще меня дураком называешь!

– Марк, ты ей нужен. Ты был бы рад, если бы Марго перестала к тебе приходить, потому что у тебя появилась девушка? Ты бы не скучал по ней?

– Скучал бы… – прошептал он.

– И ты бы хотел, чтобы они подружились?

Он виновато кивнул.

– Ну, видишь, – по-доброму улыбнулся я. – Она очень скучает. Не обижай ее.

Он усмехнулся и с иронией произнес:

– Когда‐то я просил об этом тебя.

Я только молча кивнул и тут заметил, что мы уже подходим к дому.

Рише стояла на углу дома, нервно сжимая в ладонях рукава своего свитера. Две косы аккуратно спускались ей на грудь, и я подумал, какой же красивый у нее цвет волос.

– Дюк, мать твою! Тебе телефон зачем?

Я удивленно захлопал глазами и, вытянув телефон, чуть не обронил его, увидев двенадцать пропущенных звонков от Николь и пятьдесят восемь – от Рише. Меня немного перекосило, но я постарался взять себя в руки.

– Что‐то случилось? – по-идиотски улыбнулся я.

– Конечно, случилось! Тебя полиция искала!

– Ой, брось, напугала! Они же меня хорошо знают, – рассмеялся я и тут же замер, увидев, какое у нее стало лицо.

– Это пятый купол. Нашивки пятого! – закричала она. – Сегодня ты спишь у меня, завтра Николь заберет тебя рано утром.

Отшучиваться я не стал. Нежно обняв Рише, поцеловал ее в макушку.

– Как скажешь, – послушно прошептал я, представив, сколько она всякого уже надумала себе.

– У тебя проблемы? – прошептал Марк, и я уловил в его голосе нотки заботы.

– А? Не, порядок. – Я все‐таки попытался улыбнуться. – Топай домой, я к Рише.

Рише все утро расспрашивала, что я наделал, и попутно читала нотации. Забавно, но я действительно не имел понятия, почему меня искали. За драку? Да нет, Кира говорила, не будет проблем. Хотя… или весь переполох из-за случившегося в доме Киры? Я не знал, что мне сказать Рише.

– Все будет хорошо, Ришель… – произнес я едва слышно, сонно улыбаясь. Обычно это ее успокаивало.

Рише умолкла и опустила горячий чайник на стол. Я уже было вздохнул с облегчением, но, когда она обернулась, на глазах ее блестели слезы, она не могла скрыть тревогу.

– Ты не понимаешь? У меня, кроме тебя, никого нет. Я пытаюсь отдалиться от тебя, чтобы перестать переживать… но не могу, – она продолжала все тише, пока не опустила руки и не заревела. – Ты знаешь, как страшно, что однажды ты просто не вернешься домой? Или как сейчас страшно, что если они узнают, кто ты на самом деле, то убьют? Ненавижу тебя за эту беспечность.