В этих гнилых стенах

Глава 10

Стрельнув одноразовую электронную сигарету у проходивших мимо знакомых выпускников детского дома, я стоял у подъезда муравейника и, подняв голову к небу, размышлял. Если бы отец сделал все как обещал, если бы отдал Мире разработки, он остался бы жив? Быть может, мы с ним даже жили бы по соседству с Мирой? Или нет? Как бы тогда все сложилось?

Пятый сектор манил своей красотой и благополучием. Мысли о том, что я должен был расти одним из них, а не детдомовским сиротой, зарабатывающим на кусок хлеба тяжким трудом, не покидали меня после поездки.

Потерев глаза – они еще болели после введения волшебного лекарства для устранения следов допроса, – я выкинул сигарету, не выкурив и половину ее содержимого. Сигареты были безопасны для этих проклятых куполов. Они были электронными, при их курении вдыхался препарат, заложенный внутрь: успокоительное или энергетическая смесь со вкусом клубники. Но курение в большом количестве все равно вызывало проблемы со здоровьем.

Я еще раз окинул взглядом детей, играющих на детской площадке, требующей немедленного ремонта из-за коррозии и дыр как в горке, так и на других качелях и каруселях, и вздохнул, понимая, насколько родным стал мне этот гнилой второй купол.

Я спешно прошмыгнул через пустующую вахту, избежав кучи ненужных вопросов об элитных полицаях, которые наведывались ко мне. В голове возникла сцена прощания с Рише, окутывая теплом. До клятвы, которую я произнес тогда, были лишь небрежные обещания да отмашки а-ля что со мной будет, а теперь я невольно начал выстраивать планы на вечер. Подумал, что неплохо было бы устроить шикарный ужин и попробовать еще раз признаться ей в любви… но, скрестив свои худые ножки в позе лотоса, у двери моей опять сидела Кира.

– Привет, давно ждешь? – спросил я, отвлекая ее от телефона.

– Час, может, два. – Кира подняла на меня уставшие глаза, и между нами повисло тяжелое молчание. Я вопросительно смотрел на подругу, догадываясь, что она здесь не просто так. – Приехала на самом утреннем поезде. – (Что означало: сидит она тут уже часа четыре, не меньше). – Ты не отвечал на сообщения, и я очень переживала, но ты, видимо, в порядке, – с сомнением произнесла она, критически оглядывая мой костюм, который отстирали от крови и выгладили. Он остался у меня как подарок от Наташи.

– Как видишь, – вздохнул я, не желая вдаваться в подробности, и заметил шоколадный кекс в ее руке. – Довезла все‐таки?

– Дюк… Я правда переживала. – Глаза ее заблестели. – Ты не отвечал ни на звонки, ни на СМС!

– Пойдем в квартиру.

Подав ей руку, я потянул гостью за собой. Резко открыл входную дверь и услышал, как в почтовом ящике с внутренней стороны двери что‐то звонко застучало. Мой выигрыш. Доставать его сейчас и рассказывать, откуда столько денег, было как минимум глупо. Я торопливо усадил девушку на кровать и упал рядом.

– Ну и чего?

Та лишь помотала головой и рукавом кофты вытерла мокрые щеки.

– Что случилось, Кир?

– Я не скажу, – прошептала она.

– Хочешь, чтобы еще и я начал беспокоиться?

Наш разговор прервал стук в дверь. Короткие звонкие удары с длинными паузами говорили о том, что это кто‐то из своих. Как только я открыл дверь, Ришель ворвалась в комнату и буквально снесла меня с ног.

– Ты живой! Николь написала, что все обошлось!

Она была непривычно возбуждена и после крепких объятий отпрянула, оглядывая меня.

– Какой мужчина в роскошном костюме! – Она запнулась, заметив Киру. – О, ты опять тут…

Кира отвела взгляд, а Рише недовольно взглянула на меня, всем своим видом напоминая: «Эта девушка – из пятого, не водись с ней, Дюк! Ты обещал: больше никаких проблем!»

– Рише, все в порядке! – улыбнулся я, успокаивая ее, и потянул подругу к себе. – Все хорошо, ладно?

Энтузиазм подруги детства куда‐то резко испарился, и я расстроился, ведь он проявлялся не так часто. Стоит скорее решить проблемы этой богачки и попробовать признаться Рише вновь. От этих мыслей губы мои расплылись в идиотской улыбке.

– Я пойду, – поспешно сказала Рише, отпуская мою руку. – Я с детьми сегодня сижу. Глядишь, на ужин заработаю. Покушаем.

Точно, надо что‐нибудь ей купить! Пока есть деньги, угостить ее чем‐то особенным! Она едва закрыла дверь, а я уже с нетерпением ждал вечера, представляя себе совместные посиделки за вкусным ужином.

– Так чего ты приехала, Кира? – Я засунул руки в карманы и двинулся к кухонному столу, на котором стояла бутылка с водой.

– Я люблю тебя.

Я остолбенел. Что? Я не ослышался?

– Кира, послушай…

– Я влюбилась в тебя, такого красивого и загадочного, еще в магазине, а когда ты заступился за Макса – влюбилась в отважного героя. Я ревную тебя к Рише… и я хочу быть с тобой постоянно, – выпалила она на одном дыхании, будто боялась, что я тут же вытолкаю ее за дверь.

– Послушай, – перебил ее я. – Мне безгранично приятно это слышать, но мы с тобой совершенно разные люди. Мне жаль, но у нас ничего не получится.

– Дюк. – Девушка вновь прикусила губу, а руки ее сжали подол сетчатой юбки. – Пожалуйста, давай хотя бы попробуем?

Я тяжело вздохнул, глянув на закрывшуюся за Рише дверь. Как ты думаешь, Рише? Мне дать ей шанс? Она знает, кто я. Я не знал ее как человека, и рисковать, отталкивая вот так, ничего не объяснив, было опасно.

– Ты должна кое-что узнать, милая.

Девушка замерла, подняв на меня глаза.

– Только это секрет, ладно? Если что – он будет стоить мне жизни.

Кира молча кивнула.

– То есть ты – мутант? Вот этот твой фокус с волосами? – переспросила Кира, разглядывая фото моих родителей.

– Да, с глазами, клыками, отверстиями на шее…

– И вас таких много?

– Кто знает… Но если верить этим записям, – я вглядывался в электронный ежедневник, – то я – первый.

Я указал на первую страницу копии отцовского ежедневника, где было написано:

«Диагноз: Беременность, 14 недель + 3. ИЦН. Аномалия развития плода (в алфавитном порядке):

Аплазия легкого;

Волчья пасть;

Врожденный порок сердца – тетрада Фалло.

Вероятность рождения зрелого плода: 5%

Вероятность выживания плода: 3%

Первая подколка препарата.

Самочувствие женщины резко ухудшилось. Рвота черного цвета, с резким запахом ацетона.

Из анамнеза состояния беременной: жалоб до подколки препарата не предъявляла.

УЗИ плода: без изменений…

Третья подколка препарата.

Самочувствие женщины нормализовалось.

УЗИ плода: беременность 23 недели + 1. Аномалии развития плода отсутствуют, плод соответствует сроку 25 недель. Жизненные показатели в норме…

03:45

Мальчик. 3315 г. Мертв.

Врожденные аномалии развития: фиолетовые глаза, жаброподобные отверстия на шее, 8 клыков. После обрезания пуповины аномалии исчезли…

…Аномалии развития плода, установленные внутриутробно, отсутствуют…

03:55

После разрезания пуповины прошло 10 минут. Мальчик издал громкий плач. Он был первым…»

Прочтя эти строки, я понял, о чем говорила Николь. Отец внес слишком много изменений в ген, что вызвало цепную реакцию. Но мой организм в утробе легко усвоил сыворотку, и я получился таким, какой есть, – глаза мои при сильном стрессе наливались фиолетовым цветом, цвет волос менялся. Еще одной отличительной чертой была возможность контролировать свои особенности. Мои собратья по мутации не могли этого делать. О них я тоже нашел информацию. Николь четко дала понять, в каком месте нужно прослушать кассету и что затем прочитать.

В одной из записей отец сказал, что к нему за помощью обратился инженер, который придумал эти чертовы горшки. Он пообещал, что сделает все что угодно, если отец повторит трюк с мутацией с его ребенком. Парень был одним из немногих, кто осознавал истинные намерения Миры, и хотел сохранить жизнь своему чаду, даже если тот когда‐нибудь станет непригоден для нового «Эдема». К моему огромному удивлению, отец согласился. На звукозаписи были все его выводы, в ежедневнике описаны пошаговые действия.

Но он решил доработать мутаген. Почти сразу после моего рождения они с новым коллегой провели ряд опытов на детдомовских детях в дальних краях. Он несколько раз повторял, что делает благое дело. «Эти дети уже мертвы. Как только Мира выпустит последнюю бомбу – они обречены», – оправдывал себя отец.

Результаты были не столь плачевны, но и без жертв не обошлось. В ежедневнике была таблица с критериями удачного и неудачного опыта. У здоровых детей мутаген усваивался, как витамины. Детей даже с пассивным вирусом иммунодефицита он убивал. Третья колонка указывала на количество детей, которые после нескольких подколок и тяжелых лихорадочно-рвотных ночей приобретали защитный рефлекс – черные глаза, жабры, побледневшая навсегда кожа. Кожа, как и глаза, не воспринимала ультрафиолетовые лучи. А жабры появлялись, когда в организм переставал поступать кислород.

При чтении и прослушивании всего этого кошмара волосы мои вставали дыбом. От нервозности я начал стучать пальцами по столешнице, уже не уверенный в том, что подругу стоило в это посвящать. Она видела, кто я, но объяснить, как это опасно, все же стоило. Обрушив на нее эти знания, я запоздало понял, что ей тоже было теперь опасно об этом кому‐либо рассказывать. Девушку с такими глубокими познаниями сочтут сообщницей.

– Дюк. – Кира остановила очередную запись, нажав на паузу.

– Что? – дернулся я, резко повернувшись и взглянув на ее серьезное лицо.

– Это же скан, да? – Она изучала второй и последний внутриутробный опыт, быстро водя тонким бледным пальцем по документу с далеко не каллиграфическим почерком моего отца. Опыт, как я понял, был связан с Аней.

– Скан? – удивился я, не понимая, о чем она.

«Внутриутробный плод без аномалий развития, подколка препарата потребовалась всего одна. Прогнозы благоприятные.

Побочный эффект: трехдневная рвота, аналогичная первому опыту. Пациентка испугана, в детали опыта ее не посвящали.

14.05.2020

Девочка, вес 2300. Глаза серые, отверстия на шее, закричала сразу».

– Отсканированные листы бумажного ежедневника, переведенные в формат для чтения в электронном виде.

– А? Да, похоже на то. Оригинал, как утверждает тетя, должен быть у отца Ани.

– Ани? – Девушка внимательно посмотрела на меня.

– Да, ну, вот этого типа, про которого говорилось на второй кассете. И ты сейчас про его дочь читаешь.

– Поняла… – задумчиво протянула она, и мне вдруг стало жутко, насколько же она детально стала вникать во все это. Теперь ее точно нельзя отпускать от себя.

– Может, тебе все‐таки стоит с ней познакомиться? – предложила Кира.

Я уже задумывался об этом, особенно после прочтения дневника. Я ведь мог с ней просто познакомиться, необязательно было сразу дергать ее из семьи и волочить на гибель, так?

Я начал неуверенно набирать Николь с просьбой скинуть адрес девушки, но на экране телефона замигал незнакомый номер.

– Здравствуйте! – послышался в телефоне женский голос. – Это Аяна Максимовна. Юноша, вы обещали помочь с разгрузкой в магазине. Еще не забыли об этом?

Я выдохнул. То ли оттого, что столь опрометчиво ответил на звонок сразу и это не создало новых проблем, то ли оттого, что наконец‐то можно оттянуть Киру от ежедневника отца. Пообещав, что вот-вот приду, прям вот уже стою одной ногой на пороге, я отключился от звонка и бросил телефон на кровать.

– Раз ты хочешь со мной встречаться, справедливо было бы познакомиться с некоторыми нюансами моей жизни, – начал я, расстегивая пуговицы на рубашке.

– Дюк, я еще не готова… Не так сразу… – шепотом проговорила она, сжав подол платья, и я рассмеялся непривычно громко для себя.

– Милая, я переодеваюсь, подработка нашлась, – объяснил я, вытирая выступившие от смеха слезы. – Но я тебя услышал. – Моя широкая ухмылка вызвала яркий румянец на ее щеках.

Купол накрыло тучами, и по прозрачному стеклу над нами застучали капли. Под самим куполом тоже было далеко не лето, но Кира, как она сама утверждала, бывала тут часто и знала все казусы погоды, поэтому ее легкое платье в сеточку с кожаными ремнями на талии укрывала теплая вязаная кофта. Тонкие пальцы девушки скользнули между моими, крепко сжав их. Я решил не акцентировать на этом внимания, но она все теснее прижималась ко мне.

– А любимый цвет? – допытывалась Кира, желая узнать обо мне побольше.

– Белый, а твой?

– Фиолетовый. А девушки какие нравятся?

– Чего? – не понял я.

– Ну, стройные и фигуристые, блондинки там, брюнетки. Ростом пониже, повыше?

Нравилась мне Рише. Не девушки, не типаж, а только Рише. Марго была неплохой, но как о своей возможной девушке я о ней не думал никогда. Так, может, мелькнула мысль раз-другой, да и то не слишком настойчиво.

– Вопрос с подвохом. Парни говорят, что нет правильного ответа на такой вопрос, кроме как «ты», – улыбнулся я.

– Эй, это нечестно! Надо…

– Мы пришли, – перебил ее я.

Маленький магазин с едва заметной вывеской «Одежда для вас» располагался в подвале и был очень скудно освещен. В небольшой комнатушке со всего одной примерочной продавались недорогие и не сказать чтобы качественные вещи. В пятом секторе за такую одежду могли бы и в полиции допрос устроить. Но я закупался обычно тут. С хозяйкой можно было поторговаться о скидке в обмен на постоянную подработку по разгрузке машины с товаром, что, собственно, я и делал. Я сильно сдружился с этой семьей, хоть и приходил к ним всего раз в две недели. Они откладывали мне самые интересные кофты и штаны.

Хотя светящиеся сандалии подруги повергли Аяну Максимовну в шок, но по ним она сразу поняла, что подруга‐то у меня не местная.

– Вот невестушку‐то себе какую нашел! – то и дело протяжно восклицала она, пока я разгружал кузов небольшого грузовика, а Кира вписывала в таблицу электронного ежедневника размеры и цвета. Бабулю Аяну рассмешило, что Кира не умеет пользоваться такой старой версией техники. – Я всегда знала, что парень ты хороший, умный, душой чистый. Что ты обязательно хорошую себе найдешь.

Аяна и Дамир Закировы были невероятно дружны между собой, всегда заботились друг о друге и состояли в браке с юных лет. Они были примером старости, о которой мечтали очень многие, в том числе и я. Сидеть с любимым человеком, которого знаешь всю жизнь, знать, что можешь на кого‐то положиться, и заниматься вместе любимым делом… Что может быть лучше?

Внезапный лязг металла о металл оторвал меня от монотонной работы, и я бросил взгляд на вход.

– Бабуль, а бабуль. Дай приодеться. А мы тебя охранять будем. – На пороге стояли двое парнишек, лет четырнадцати, не больше. Оба вооружились металлическими палками, которые я мог легко согнуть, и потирали запачканные носы грязными руками. Сразу было понятно, почему они сюда явились. Из одежды на них были только рваные штаны и футболки. Не детдомовские, понял я. Нас там все‐таки прилично одевали. Местные, небось, у родителей денег нет одевать.

– Вы, молодежь, дверь не перепутали? Работать идите! – проворчал я. – От кого защищать‐то собрались?

– Дюк! – встряла тут в разговор Кира.

– Ну что ты, милый. Ты посмотри на них. Они же мерзнут. Но, малыши, вам же мама неделю назад кофты покупала. – Бабушка Аяна неспешно засеменила к ним.

– Нам их это… носить нельзя, мы испачкаем и испортим, а на новые денег нет… – начал было один.

– Ну, дурак, что ли? Зачем говоришь об этом, оболтус! Нас могут за такие слова у мамы забрать! – Тот, что казался постарше, ткнул товарища локтем в бок, отчего он болезненно поморщился и сжался.

– Эй, ты что делаешь? Это же твой брат, Миша! Ты же его защищать должен! – воскликнула хозяйка.

– Я оплачу кофты, ладно? Пусть возьмут, какие хотят, – снова вмешалась Кира.

– Даже не думай! Кира! Тут так не делается. А ну марш маме помогать! Зарабатывайте на новые сами! – прикрикнул я, вспомнив Марка в таком же возрасте. Один из них, точно он в детстве, каждый день рассказывал, как вырастет и будет стоять, просить милостыню, но не работать. Мне было жаль этих детей, но я знал, что мама попросту не выпускала их гулять одних в новой одежде под страхом запрета вообще куда‐то ходить.

Мне довелось побывать однажды у них дома, когда я забирал выглаженные вещи для Аяны, и я четко это тогда слышал. И сейчас, видимо, эти двое просто сбежали из дома, оставив мать с двумя маленькими сестрами одну.

Кира глазами указала ребятам на полку с кофтами их размеров, и те незамедлительно бросились выбирать новые. На мой недовольный взгляд она только пожала плечами.

– А ты будешь строгим папой, да, Дюк? – улыбнулась Кира.

Я смутился, но пропустил мимо ушей.

– Дамира Юсуповича на вас нет! – процедил я сквозь зубы и заметил, как Аяна Максимовна поникла. – Где он, кстати? Может, его позвать? Он их быстро выпроводит. – Я захихикал, видя, как эти двое выбирают себе кофты с трансформерами. Их мама не захотела такие покупать, потому что они не подходили для школы.

– Он умер, Дюк. Вчера схоронили…

– Как умер? – Я в шоке спустился на пол.

– Я тебя хотела позвать на поминки, но ты трубку не брал.

– Меня… не было дома… – прошептал я.

Кира расстроилась не меньше, чем я. Я ей вкратце рассказал по дороге их историю любви длиной во всю жизнь, и теперь глаза девушки были печальны, как и мои.

– Совсем теперь одна осталась. – Женщина присела на стул, вытирая слезу, катившуюся по морщинистой щеке.

– Ну нет, бабуля, у тебя мы есть! – Ребята, придерживая новые кофты, полезли обниматься к хозяйке.

– Так, подхалимы, ну-ка домой, – прошипел я, отгоняя малышей. Те, звонко захихикав и показав мне длинные розовые языки, ускакали прочь из магазина, выкрикивая по пути благодарности.

Пока я разгружал коробки, мне пришло письмо от ветеринара. Собаку можно было забирать.

– Аяна Максимовна, вам, случайно, собака не нужна? Хорошая такая, охранная…

Закончив с работой и рассказав о том, как чудо-собака Грейси спасла меня от трех хулиганов, я заглянул домой за деньгами (выигрыш с гонок) и поспешил с Кирой в ветеринарку, пока Аяна Максимовна не передумала. Хозяина я не застал, был короткий день. Но девушка, дежурившая в клинике, сказала, что собаку он забрал домой. Адрес она, конечно, дать не может – только номер телефона.

Дрожащими руками я поспешил нажать нужные кнопки и, обговорив детали, помчался к доктору домой за верной боевой подругой.

– Честно говоря, когда я первый раз тебя увидел, то сразу подумал, что ты не придешь, – улыбнулся врач. Я привык, что никогда не произвожу хорошего первого впечатления, поэтому не обиделся, и, расплатившись и не вдаваясь в подробности, мы поспешили с Грейси в ее новый дом.

При виде рассыпавшейся в благодарностях Аяны собака не прекращала вилять хвостом и мило поджимать ушки. У меня сложилось такое впечатление, что еще пару таких ударов о рваный линолеум, и она пробьет дыру в полу. Но новую хозяйку это не смутило, и я наконец‐то перестал забивать себе голову тем, как поднять собаку на свой пятый этаж так, чтобы комендант ее не заметила. А я бы непременно это сделал.

– Аяна Максимовна, не стесняйтесь просить помощи, чтобы ее прокормить. Я ей жизнью обязан, – сказал я перед уходом, но женщина вряд ли восприняла мои слова всерьез.

Придя домой, я прочитал сообщение от Николь с адресом Ани и пометкой, что завтра у нее выходной. Кире пока говорить об этом не стал. Она скупила половину продуктового магазина неподалеку, заявив, что все выходные теперь будет проводить со мной, и, включив мой маленький холодильник, доверху закидала его продуктами.

Оставаться с Кирой наедине сегодня не хотелось, тем более что я все еще был полон решимости вывести отношения с Рише на новый уровень. Потому, сказав Кире, что у меня есть еще одно секретное дело, я оставил ее у себя и поспешил к подруге детства. Стоя у дверей Рише, задумался о том, что пора бы придумать причину, чтобы отказать Кире и не обидеть ее.

– Ришель, не хочешь заглянуть ко мне на ужин? У меня сегодня много вкуснятины, – улыбнулся я, перешагивая порог.

– К тебе? С Кирой? Ты ведь в курсе, что она из пятого?

– Да в курсе, ты меня сверлишь этим взглядом всегда, когда она рядом. Не думай об этом, ладно? Просто доверься мне, – решительно сказал я. Она взглянула на меня так, будто уже прикидывала, с какой стороны начать откусывать от меня куски, чтоб было побольней.

Понятное дело, я решил не сообщать, во что сегодня посвятил богатую подругу, справедливо опасаясь гнева Рише.

– Рише, я хочу спросить тебя насчет нас…

– Нет, – отрезала она.

– Но, милая, я же исправляюсь…

– Ты не исправляешься, Дюк. Ты не можешь стать другим.

– Дай мне шанс!

– Дюк, ты помнишь, как я первый раз зашивала тебя?

– Ришель! – Я повысил голос, хотя обычно не позволял себе так разговаривать с Рише.

– Я спрашиваю, помнишь ли ты? Что ты крикнул мне перед тем, как взял биту? Ты помнишь?

Конечно, я помнил.

– Я извинился! И всю жизнь готов извиняться перед тобой за тот вечер!

– Ты был раздражен, сказал, что это не мое дело и что я – никто для тебя, так?

– Не так я сказал! – Я вскочил, готовый бежать отсюда куда подальше, чувствуя себя пристыженным мальчишкой, но ноги не слушались.

– Чтобы я больше не лезла куда не просят, помнишь? – Эти слова прозвучали с такой ненавистью, что я отчетливо ощутил себя на ее месте в тот вечер. Впервые за долгое время мы заговорили об этом.

– И я приполз к тебе, как побитый щенок, – прошептал я. – К тебе, уставшей плакать из-за моей грубости. И ты дрожащими руками зашивала мне щеку – в первый раз. Но не в последний…

Девушка опустила свои печальные глаза.

– И я предложил тебе руку и сердце… – шепотом закончил я.

– Ты же знаешь, что ты всегда на первом месте в моей жизни, что ближе тебя у меня никого нет. Но, Дюк, я никогда не прощу тебя за это.