В этих гнилых стенах

Глава 11

Мы все совершаем ошибки. Кто‐то на них учится, а кто‐то упрямо игнорирует, продолжая делать все новые и новые. Я знал, что должен был быть рядом с Рише, должен был все исправить, но из гордости, зачастую вопреки здравому смыслу, влипал в очередные глупости. Словно ребенок, которому очень хочется дотянуться до спичек, хотя мама с папой строго-настрого это запрещают. Но от таких непривычных и приятных «ошибок», как объятия Киры, я отказаться не мог, потому что после стольких лет одиночества тепло чьего‐то тела рядом было необходимо мне как воздух. Обычно я все же был очень осторожен и старался держаться подальше от всех, кроме Рише, но эта инопланетная девушка меня переиграла. Она проявила такую сумасшедшую настойчивость, подкрепляя ее тоннами нежности в бездонных голубых глазах, что я сдался, просто тая рядом с ней.

Это прекрасное утро, разумеется, жестоко обломали. Кто‐то отчаянно и бесцеремонно ломился в квартиру, стуча в дверь, наверное, всеми доступными конечностями и не обращая внимания на ее жалобные скрипы, треск и попытки рухнуть внутрь вместе с косяком. Еще не зная, кто это, я уже ненавидел человека за порогом.

Распахнув дверь, я собрался высказать гостю все те красочные трехэтажные эпитеты, которыми мысленно наградил его несколько секунд назад, но странное поведение приятеля заставило меня промолчать. Возбужденный Митя ворвался в квартиру словно ураган и тут же бросился обнимать меня. Я вздрогнул от прикосновения его холодной куртки к голому торсу, громко лязгнув зубами.

– Дурак, что ли, Митька?! Жить надоело?

– Дюк! Боже, я так рад, что с тобой все в порядке!

– Чего? А что со мной может быть не в порядке?

– Ну, как… – Парень усердно хлопал себя по карманам, нашел искомое и дрожащими руками поспешно выудил телефон. – Вот же, смотри! Белый Демон доставлен в реанимацию! Главная новость дня!

– Чего? – Я ошалело уставился на него.

– А, ты не в курсе?

Митька не переставал скакать рядом, словно ужаленный, руки его мелко тряслись, когда он тыкал пальцами в дисплей, открывая видео из ленты.

– Какой‐то подражатель! Я сразу понял! Ты бы так просто не сдался!

На видео почти ничего не было видно. Непонятная троица, видимо, местных придурков накинулась на идиота, который решил переодеться в Белого Демона.

– Мить, утро все‐таки. Не я это, не я. Дай поспать, а?

– Но…

– Без всяких «но»! – Не давая другу запротестовать, я решительно выпроводил его из квартиры, попросту развернув спиной к себе и мягко толкнув в спину. Закрыв дверь, поспешил вернуться к Кире.

Та приоткрыла глаза и нежно улыбнулась, увидев меня. Я подтянул ее за талию и прижал к себе, надеясь вновь поймать волну приятных ощущений.

– Кто‐то снова в беде? – Ее бархатный сонный голос наполнял душу счастьем и покоем.

– Уже нет, – ласково ответил я и нежно коснулся губами ее бледной шеи. Не отрываясь, двинулся выше к щеке и, наконец, поцеловал ее губы. Кира обняла меня, издав приглушенный протяжный стон от касаний моего холодного торса к ее теплой коже…

– Ты не будешь с ней знакомиться? – не оборачиваясь, спросила Кира.

Я сидел за столом и наблюдал, как ее кудрявые, собранные в хвост волосы забавно подпрыгивают в такт суетливой беготне по кухне.

– Не знаю. Мне бы просто на нее глянуть… Меня больше другое интересует. Твой папа потом не будет искать меня по всему сектору с плазмовиком наперевес?

Она засмеялась:

– А я‐то думала, что такой бесстрашный парень, как ты, не сдрейфит!

– Что-о-о? Кто сдрейфил? Это я‐то сдрейфил? Женщина, о чем ты вообще? Да я…

– Знаю-знаю. Все вы так говорите!

– Ах ты ж! – Вскочив со стула и схватив ее, визжащую от смеха, за талию, я прильнул к нежным вишневым губам поцелуем. Она счастливо обняла меня в ответ, чмокнула в щеку и отстранилась. Голос девушки был обманчиво спокоен:

– Не будет. Мы с ним плохо ладили. Он все норовил меня перевоспитать, не одобряя ничего из того, что я делаю. Прямо позор на его голову. Как же, дочь-активистка! – Последние слова прозвучали сердито, и она притихла, о чем‐то задумавшись. Я развернулся, собираясь спрятаться в ванной, чтобы умыться и не выслушивать очередную историю из жизни, но было уже поздно.

– Мама настояла, чтобы мы провели день вместе. Отдохнули, развеялись, съездили куда‐нибудь… Я умоляла его свозить меня в Планетарий, а в итоге мы просто поехали к нему на работу, – горько усмехнулась она. – В тот же день, пока нас не было, полная сил и здоровья Радоуцкая Евангелина упала в ванной и, разбив голову, умерла в ужасных мучениях. – Она тихо всхлипнула, вытирая слезы и отвернувшись к окну. Я понял, что отсидеться и отмолчаться не получится.

Вскочил, переборов свое желание провалиться сквозь землю, и поспешил обнять ее. Кира вцепилась в мои плечи и, дав волю чувствам, зарыдала, спрятав лицо на моей груди. Боль потери была совсем свежа, ведь с того громкого случая прошло всего несколько месяцев. И кому, как не мне, было хорошо известно, что осознание чьей‐то смерти может тревожить неимоверно долго. Годы… А то и всю жизнь.

Проблема не в умерших, нет. Проблема в живых. Мы скучаем по тем, с кем фраза «Доброе утро» была чем‐то большим, чем просто слова. По тем, кто скучал при каждой разлуке, кто был искренне рад любой встрече, с кем хотелось всегда быть рядом, дышать одним воздухом, есть один бутерброд и смотреть на один и тот же пейзаж… И искренне наслаждаться такими минутами. Вот он, твой человек. Был… А теперь его нет. Ты больше не побежишь его обнимать, проснувшись, не скажешь: «Доброе утро». Его больше нет, и теперь это только твоя проблема. И никто тебе в этом не поможет.

Я решил, что сейчас будет правильным рассказать ей что‐то подобное из своего прошлого.

– Послушай… Я видел, как мою мать убили. И видел, как собирались казнить отца, – неуклюже начал я. – Я понимаю твои чувства, Кира. Если ты испытываешь вину, в которой тебя убеждает твой отец – а я уверен, что он убеждает, – то посмотри на меня: я‐то на самом деле был причиной смерти родителей. Я знаю, что такое смерть близкого человека. И, знаешь, я думаю, из-за того, что я видел это, я очень долго не мог вспомнить ее лицо. Мне было очень стыдно. Она снилась мне каждую ночь, каждую… Но лица я не видел никогда.

Девушка завороженно застыла, подняв на меня красные от слез глаза, и изумленно прошептала:

– Это ужасно…

Я поцеловал ее в макушку, прижав к себе.

– Нет, я уже не так сильно переживаю. А вот завтрак сгорел, это да… – спокойно ответил я.

Лукавил, конечно… Я очень сильно переживал. Истинные намерения отца и причина его казни стали известны мне совсем недавно, и периодически я хотел спрятаться куда‐нибудь и реветь, пока не помру от тоски по любящим родителям. Но вместо этого мозг, включая защитную реакцию, чтобы обезопасить себя от тяжелых мыслей, толкал тело заняться хоть чем‐то, влезть хоть куда, лишь бы не думать об этом. Кажется, я даже не боялся, а иногда и сам искал смерти. Чтобы вляпаться во что‐нибудь, погибнуть за самое что ни на есть правое дело, да еще и улыбаться при этом – мужественно так и по-геройски. Чтобы Ришель ревела. Ревела и сожалела о том, что так обошлась со мной.

В такие моменты я ловил себя на мысли, что снова позволяю своим пламенным мечтам натянуть на глаза розовые очки романтики. Словно обиженный ребенок, у которого мама отняла конфетку, чтоб заставить съесть сперва целую тарелку супа.

Я вдохнул аромат волос Киры. Девушка была на целую голову ниже меня, ее макушка едва касалась подбородка. Мне нравился этот запах, нравилось вот так обнимать ее, желая укрыть от всех невзгод, нравилось, когда она мягко опускала ладони на мои плечи и утыкалась лицом в мою грудь… Ммм, этот сладкий и манящий запах карамели…

Как же здорово, что теперь у меня есть Кира…

– Черт! – воскликнула она и бросилась к плите.

– А если тебе руку отрезать, она отрастет?

– Дома проверим, – усмехнулся я, на что спутница обиженно надула щеки.

– Дюк!

– А что ты глупости спрашиваешь? – еще громче рассмеялся я.

– А суперсилы есть?

– Конечно! И выглядит это так: «Все всегда идет не по плану, но госпожа Фортуна на моей стороне».

– Это не суперсила!

– Чудачка… Моя чудачка.

– Блин. А можешь представить себе мир чудаков? Где чудачество казалось бы нормой. До чего же, наверное, весело в нем было бы…

Я нерешительно опустил руку на ее макушку и слегка взъерошил волосы. Прическа Киры обычно была незатейлива и проста: либо собранный и перетянутый резинкой хвост, либо наспех заплетенная косичка, позволяющая забросить ее за плечо. Но в те довольно редкие моменты, когда ее распущенные волосы красиво ниспадали на плечи и спину волнами, трогать их не разрешалось никому.

А именно в такие моменты прикасаться к волосам Киры было особенно приятно. Мягкий шелк ее локонов ласково стелился по руке, будто бархатный лоскуток ткани, а сама она мило улыбалась, обнажая белоснежные остренькие зубки. На щечках ее в такие минуты появлялся стыдливый румянец.

Мы сидели на одной из лавочек у длинного многоэтажного дома, в котором жила Аня. Выбрали самую укромную, в тени двух хвастливо раскинувшихся во все стороны ветвями ухоженных лип, и просто ждали, пока мимо пройдет девушка, хотя бы отдаленно похожая на фото, присланное Николь.

– Я думаю, мы должны жить где‐то тут. Чтобы все было справедливо.

– В смысле? – Я оторвал взгляд от светловолосой худой девушки, весьма похожей на ту, что смотрела на меня с фотографии. Рядом брел невзрачный парнишка. Он ничем не выделялся из толпы – таких тысячами видишь каждый день и словно не видишь вовсе, – и я не обратил тогда на него внимания.

– Это же она? Она, да? Она! – затараторила Кира, уже забыв о глупости, которую выпалила несколько секунд назад. – Кажется, у нее все хорошо.

Девушка действительно выглядела уверенной и беспечной. Ее лицо сияло радостью, она, иногда взмахивая от избытка чувств руками, что‐то увлеченно рассказывала своему спутнику, с лица которого не сползала глупая улыбка.

– Дюк, ну, счастлива же. Может, и мы… – Она вдруг замолчала, и щеки ее заметно покраснели. – Ты так и не ответил: можем ли мы быть вместе? Я тоже хочу, чтобы ты был счастлив. Хочу, чтобы мы были одной семьей…

Я взглянул на подругу, улыбнулся и прижал ее к себе.

Мы не всегда осознаем, что движет нами, когда выбираем свое будущее: семью, карьеру… спасение, в конце концов.

Я отпустил. Отпустил все, вместе и сразу: злость на царящую вокруг несправедливость, обиду Рише, даже страх быть пойманным и убитым. Кира оказалась для меня настоящим лекарством, поводом жить так, как живут обычные люди. Но именно за мою необычность она меня любила. Она видела во мне героя. И вот именно сейчас, когда я решил избегать приключений и драк, в моем доме разразилась настоящая война. Этого бы не случилось, будь у Мити язык покороче.

Узнав о том, что парень, подражавший мне, попал в реанимацию, Ришель, конечно, была уверена, что я тут же ломанусь мстить за него, чувствуя свою вину и забыв клятву, которую дал ей. Скорее всего, она и в гости‐то зашла для того, чтобы в этом убедиться. Каково же было ее удивление и, готов поклясться, разочарование, когда она увидела меня дома в компании Киры!

– Ты… э-э-э… дом… Она? – удивленно произнесла Рише, стоило мне открыть дверь. Я отодвинулся и сделал приглашающий жест. Пройдя мимо, она сняла ботинки и продефилировала на кухню.

– Ты ведь в курсе? – спросила Ришель после того, как обменялась сухим коротким приветствием с Кирой и уселась за стол. Голос ее звучал серьезно, даже с упреком. Я решил немного разрядить обстановку:

– Что, я опять забыл какую‐то важную дату и меня ждет взбучка? Что на этот раз? Годовщина со дня, когда я впервые заплел тебе косички, или памятная дата преждевременной смерти твоего любимого хомячка? – Натянув на лицо глупую улыбку, я откинулся на стуле к стене. Шутил. Не было у нее хомячка никогда.

Ришель взглянула на меня так, что я едва не поперхнулся глотком воздуха, закашлялся, а сердце испуганно застучало. Взгляд ее не сулил ничего хорошего, поэтому я на всякий случай отодвинулся, готовый броситься в сторону, уклоняясь от летящего в меня… чего угодно. Рише не слишком щепетильна в таких вопросах, и ее совершенно не беспокоит, чем именно она собирается сделать мою голову плоской. Почему‐то захотелось встать и убежать.

– Не ерничай. Я о том, что у тебя был подражатель.

Я сразу посерьезнел, потому что, когда она говорит таким тоном, ее послушают и закоренелые бандиты, и высокопоставленные чиновники. Однако что‐то в ее словах царапнуло слух, и прошло несколько секунд, прежде чем я сообразил, что именно.

– Был?

– Да, был. Он скончался в больнице сегодня ночью. Сломанные ребра повредили внутренности, почки отказали… Митя сказал, что он еще на удивление долго цеплялся за жизнь.

Я оторопел. Давая мне время переварить услышанное, Ришель отвернулась, принюхиваясь к аппетитному запаху жареного мяса. Кира застыла с ложкой в поднятой руке, не замечая брызжущих на руки жгучих капель масла, летящих со сковородки, и подняла на меня испуганные глаза.

– Ты знал об этом, Дюк? – ее разочарованный шепот был громче крика Рише.

– Н-нет, не думал, что все так серьезно.

– Сколько было этому пареньку? – так же тихо спросила она, глянув на Рише.

– Лет шестнадцать. Там какая‐то грустная история. Они магазин, где работал его отец, грабанули, и отца убили, вот он и полез мстить.

– Дюк, ты ведь найдешь этих гадов?

Дрожь пробежала по моему телу от этого вопроса. Нет. Зачем? Зачем мне искать их, если это не мое дело, если я хочу быть как все? Если я хочу семью с тобой?

– К-конечно.

– Нет, Дюк, – твердо сказала Рише. – Ты обещал, что больше не будешь рисковать собой! Эти ребята людей убивают на раз-два, и ими должны заниматься власти.

– Но власти не станут… Пока это не коснется их самих. Вряд ли это их первое нападение, уже давно бы поймали, если б хотели. Ты ведь понимаешь это…

– Понимаю. Но ты поклялся. Поклялся мне, что в это больше не полезешь!

– Но они ребенка покалечили… – вмешалась Кира.

– И теперь ты хочешь, чтобы они и Дюка забили? – грубо ответила Рише. – Слушай, сколько раз я зашивала тебя? Сколько перематывала твои раны, ссадины, сколько раз ты приходил переломанный так, что непонятно было вообще, как ты еще передвигаешься? Сколько бессонных ночей я плакала, беспокоясь о тебе? Этого мало? – У нее начиналась истерика. Кира молчала, глядя на меня.

Я поднял глаза на подругу. «Вот как мне поступить? Отсидеться, делая вид, что моя хата с краю? Да нет, ты же первая меня презирать начнешь. Я клялся… Я хотел жить для тебя. А сделать что‐то нужно для него», – мелькало у меня в голове. Рише словно прочла мои мысли, по щеке ее покатилась слеза. Не в силах выдержать это, я отвернулся и посмотрел на Киру. На ее лице явственно проступали изумление и почти детские обида и непонимание. «Почему ты слушаешь Рише? Почему она тебе указывает? Если ты не герой, то кто?» – твердили мне ее глаза.

Это было еще хуже, и, вздохнув, я вновь повернулся к Рише.

– Послушай, это же не…

– Не мое дело? – вскрикнула она.

Я прикусил язык. Давай, болван, повтори это. Ты ведь именно это и хотел сказать.

– Нет, я хотел сказать… – Неловкая пауза. – Это же не была… – Я умолк под гнетущим взглядом подруги и опустил голову, не в силах продолжать.

– Да, Дюк Нордан, твоя клятва и в этот раз не была настоящей. Просто пустышка, детская забава. Как и все твои клятвы и обещания! – Клыки подруги оголились в злобном оскале, и, вскочив со стула, она убежала, хлопнув дверью.

На душе было гадко и паршиво. Давно ли наша дружба переросла в состязание: кто кому сделает больнее? Сердце разрывалось от боли и желания догнать Рише.

И что я ей скажу? Очередную банальность о добре и зле? Об ответственности за парня? Она и так все прекрасно понимает. Но простить такого отношения к себе не может. Уже не может. И у нее есть полное право сердиться. Так что сиди и думай о том, что кретин здесь только один.

– Дюк, я думаю…

– Не сейчас, Кира.

Она замолчала, испуганно поглядывая на меня, и обиженно закусила губу. Знакомый жест. Я выдохнул. Еще раз. И еще. Отпустило.

– Включи что‐нибудь на своем экране. – Так я называл ее бионический компьютер. 3D-картинка появлялась прямо перед глазами и проецировала перед украшением Киры яркую и четкую передачу фильма.

Девушка послушно достала из рюкзака пачку чипсов и уселась на кровать, молча ожидая меня. Мясо так и осталось на остывающей сковородке.

Вот о чем твердила Рише. Она бы никогда так не закончила разговор и тем более не дала бы мне так командовать. Я глянул на ее обеспокоенное лицо, на саму девушку, послушно ожидающую меня. Кира была выше меня по статусу и давно могла заткнуть меня сама, не говоря об одном звонке отцу, кем бы он ни был, но она просто уступала, чтобы быть со мной.

Вот почему все наши попытки с Рише наладить даже элементарную дружбу были обречены на провал. Мы не готовы были ничем поступиться друг ради друга, давно устроив соревнования: давить друг на друга до последнего. Я поднялся и поплелся к подруге, нежно обнял ее, понимая, как сильно стоит ценить это…

С того вечера прошло немало времени, я бы сказал – несколько месяцев, хотя счет дням, понятно, не вел. Мои встречи с самой близкой подругой детства ограничивались теперь неловкими приветствиями у дома, а отношения с Кирой утонули в быту и обыденности. Конечно, как и любой доживший до моего возраста, я знал, что после знакомства и больших ожиданий последующая совместная жизнь, как правило, полна разочарований и ссор. Мы не были исключением. Мои геройские будни сменились практически рабским трудом на двух работах, а подвиги ограничивались теперь руганью с местной шпаной.

Я не жаловался. У меня появилась цель – мы обустраивали мою квартиру, планировали накопить на новую, задумывались о семье. Я помню слова Киры, наполнявшие меня счастьем: «Милый, ты для меня все равно герой. И я знаю, что наш сын будет весь в тебя, будет защищать нашу дочь».

К сожалению, не все в этой жизни идет так, как мы хотим. Но даже при таком раскладе последнее, что я хотел бы увидеть, сидящую на полу и трясущуюся Марго. В тот день взмах ее ресниц я мог бы сравнить со взмахом крыльев бабочки. Потому что последующие события оказались катастрофой…