В этих гнилых стенах

Глава 12

В отличие от меня Кира обладала одним очень важным навыком: она умела, как никто другой, поддерживать людей. Зайдя в квартиру, она тут же нашла на полке ромашковый чай и, в спешке заварив его, села успокаивать Марго.

– Дюк… Тая… она…

– Господи, я так перепугался, Марго! Что случилось? Деньги на лекарства? На врача? – Я выговорил это с облегчением, на одном выдохе, но когда девушка помотала головой, понял, что рано обрадовался.

– Она умирает, Дюк, – прошептала гостья. – Лекарства не помогают. У нее почти полная деструкция легких…

Нет! Не может быть! Она же совсем ребенок! Это улыбчивое солнышко, которое Марго теперь каждые выходные забирала из детского дома вместо сверхурочных работ… Ей рано умирать!

– Диагноз окончательный? – нерешительно спросила Кира и продолжила после утвердительного кивка Марго: – Я думаю, у нас еще есть шанс ее спасти.

Я все ждал, что эта волшебная девушка скажет с абсолютно серьезным лицом, что нам следует отправиться в мир мертвых и перехватить душу малышки там. Но нет. Хотя, если честно, я бы скорее хотел отправиться туда, чем обнадеживать Марго идеей Киры.

Кира с точностью описала больницу в пятом секторе и машину, что воскресила Наташу. Дрожь пробила насквозь. Мне не следовало там показываться, и вообще… Черт, все заново! И, хотя мне было действительно жаль Таю, я молился всем богам мира, чтобы кто‐нибудь отговорил этих отчаянных девушек лезть во все это. Неужели они не понимают, что могут не вернуться оттуда? В пятом секторе с таким не шутят. Даже при поддержке Киры по нам попросту откроют огонь при попытке влезть в структурно-технологическое здание медцентра, увешанное табличками «Собственность муниципальных властей. Вход запрещен». Я не мог рисковать всеми сразу! Но Кира с такой уверенностью рассказывала о легкости и безопасности ее плана, что даже Айзек решительно кивнул. Единственный, кто был против этой идеи, – Марк. Но не здравый смысл двигал им, нет. Это была элементарная зависть, прикрывающаяся здравым смыслом.

– Ты всегда делаешь что‐то хорошее, пытаешься казаться героем, но нам этого не надо! Не смей втягивать в свои аферы Марго и Таю!

Он кричал это мне в лицо, и раньше, когда его упертость была юношеской забавой, я бы с радостью сцепился с ним. Хотя я и так знал, кто из нас будет в итоге лежать на лопатках.

Вопреки его ожиданиям, я не пытался кем‐то казаться. Я помогал не для того, чтобы произвести впечатление, и не для того, чтобы попасть в рай, нет. Я даже не верю в существование такого места. Я делаю это потому, что хочу. Хочу делать то, что кажется мне правильным. Мне не нужна благодарность.

От размышлений меня отвлек громкий звук удара.

– Не смей так с ним разговаривать! – Рита потирала руку, которой только что ударила Марка по лицу, на котором теперь красовался отпечаток ее ладони.

– Не стоило, он прав. Он не просил меня об этом. Но и я не прошу у тебя чего‐либо взамен. И делаю я это не для тебя.

Мои молитвы, вязнущие в гнилостном воздухе, вытеснили приличное количество кислорода и бесследно растворились. Здравый смысл окончательно покинул отчаянных девушек, и мы начали воплощать план Киры в действие.

Единственное, что я мог тогда утверждать в этой ситуации точно, – так это что идя на оправданный риск, мы остаемся самими собой, а отказываясь от него – рискуем стать трусами, которыми не были никогда. Если бы я не решился на этот переломный момент в моей жизни и дал бы малышке умереть, я бы наверняка еще не раз усомнился в своей человечности.

Мы успели и на автобус до скорорельса, и на последний поезд до пятого. Более того, по телефону Кира так легко договорилась о встрече с тем, кто должен был нам помочь, что я расслабился и решил, что все пройдет легко.

Кира обладала действительно невероятным даром располагать к себе абсолютно разных по характеру, убеждениям, статусу и даже классу людей. Она всегда знала, как начать разговор, как успокоить. Иногда мне казалось, что она умеет читать мысли, проникать в самые потаенные уголки людских душ и благодаря этому находит те слова, которые требуются в данной ситуации. Она с трепетом относилась к каждому собеседнику, исследуя его как космос, и всегда знала, что тому нужно. А если говорить обо мне, то не просто знала. А всем сердцем хотела мне это дать. Поэтому с ней было так легко, поэтому я шагнул бы за ней даже в пропасть.

Яркие ночные огни пятого купола освещали живописный пейзаж на радость малышке Тае. Грозные львы, охраняющие вокзал (в ночи от них бросало в дрожь), ярко-зеленые аллеи, освещаемые волшебными фонарями… Я видел в ее глазах восхищение, но вместе с ним там явственно проступало и недоумение. Контраст в уровне жизни между куполами понимал даже маленький ребенок! Я испытывал настоящий стыд. Как бы я объяснил это своим детям?

У высотного здания больницы, где мне уже довелось побывать, у входа для работников нас встретил и впустил внутрь знакомый Киры. На вид парень был если не ее ровесником, то не сильно старше: лет двадцати, приятной внешности, которая, однако, если присмотреться, переставала казаться естественной, с сияющей улыбкой и белоснежными ровными зубами. Вообще, его лицо словно говорило: «Доверьтесь мне, все будет о’кей», – что уже само по себе меня настораживало: опыт общения с подобными «господинчиками» у меня был, и весьма плачевный. Поверх неброской, но в то же время со вкусом подобранной повседневной одежды на нем были белый халат и медицинские тапочки на пару размеров больше нужного, что смотрелось довольно нелепо. Кудрявые каштановые волосы выглядели так, словно их уже неделю не расчесывали. Когда мы поднялись на двадцатый этаж и подошли к нужному кабинету, он, потирая указательным пальцем нос (позже я понял, что этот жест всегда означает, что он оплошал), с извинениями сообщил, что забыл ключи на первом этаже.

Эти тридцать минут, пока он ходил за ключами, показались мне ужасно долгими. Руки тряслись, а ноги не переставали отбивать нервозную мелодию о кафель. Рита тоже заметно побледнела, но тепло улыбалась, отвечая на бесконечные вопросы любознательной Таисии. Кира была абсолютно спокойна, ведь все пока шло почти по плану.

Павел – его имя было указано на бейдже – поспешил от лифта к нам и без лишних слов открыл дверь. Он заметно нервничал, постоянно озираясь по сторонам. Вспомнив, как он напрягся, когда мы проходили мимо одного из постов охраны, и как облегченно выдохнул, когда по нетерпеливому взмаху его руки охранники без всяких вопросов пропустили нас в «засекреченный отдел», проводив равнодушными взглядами, я понял, что парень рискует не меньше нашего. Если не больше. Интересно, как Кира смогла подбить его на подобное?

Проскочив несколько коридоров, мы наконец оказались в нужном кабинете. Павел перевел дыхание и смахнул дрожащей рукой капли пота со лба.

Кабинет, как и все в больнице, был ослепительно-белым. Считалось, что белый цвет отпугивает бактерий, хотя мне это казалось нелепым. Как же, можно подумать, бактерии разбираются в цветовом спектре! В кабинете, прямо в центре, располагалась большая установка с прозрачной кабиной. Внешне она и впрямь походила на аппарат, в который уложили в прошлый раз Наташу. Теперь туда следовало поместить Таю. Понимая, что ее ждет, девочка едва дышала от страха.

– Это минуты на две, ладно? А дома я включу тебе мультики, идет? Всю ночь будешь смотреть! – Марго села на пол и умоляла сестру довериться ей.

– Нужно спешить, – сказал Павел, усаживаясь за пульт и запуская аппарат. – Если на центральном пульте не спят, запуск установки не останется незамеченным.

Тая лишь поджала губки, а стоявшая за ней Кира состроила такое страдальческое и виноватое выражение лица, что я едва не прыснул со смеху, но вовремя одернул себя: не самое подходящее время. Да и в кабине девочке пришлось бы пролежать больше, чем две минуты.

Но Тая согласилась. Рита быстро переодела ее в белое больничное платье, небрежно отшвырнув повседневную одежду малышки в сторону. Новый наряд был велик Тае как минимум на два размера, и она словно тонула в нем. Но было видно, что ей нравится: девочка даже несмело улыбнулась, оглядывая себя. Нерешительно она ступила за порог прозрачной кабины аппарата и замерла в ожидании команды лечь на белый стол. Молчаливое ожидание затянулось. Тая начала задорно кружиться под звук разогревающейся машины. Я виновато глядел на ее бледное лицо, на мраморные руки с четкими узорами вен, на почти посиневшие от недостатка кислорода кончики пальцев. Ноги худые, белые, ближе к лодыжкам тоже немного синеют. Если бы ей повезло родиться, как Марку и Рите, мутантом, – она бы сейчас не была на пороге смерти.

– Я не смогу без нее… – Рита не могла сдержать слез, глядя на свою улыбающуюся малышку, и только в тот момент я наконец осознал, что все наши усилия того стоили.

Таисия остановилась и тяжело задышала от непривычной активности, испуганно глядя на ревущую Марго.

– Все в порядке, так даже лучше, – не отрываясь от экрана, сказал Паша. – Ложись, девочка, – скомандовал он в микрофон.

Маленькая пациентка с трудом смогла подняться по ступенькам. Едва она легла на стол, как тут же покрылась мурашками. Все так же тяжело дыша, закашлялась. Аппарат начал сканирование. На экране высветилось время: двадцать три минуты.

– Черт! – воскликнул Павел. – Что она принимает? Я запущу тебя в кабину, чтобы ей стало легче.

Рита начала оглядываться:

– А где ее рюкзак?

Мы начали шарить глазами по помещению, по ее вещам, но детского рюкзака не было. Рита испуганно выпрямила спину, и я почувствовал, как она вздрогнула.

– В поезде оставили… – прошептали ее побелевшие губы то, что и так понимал каждый.

– Ничего, есть название? Он ей больше не пригодится, я надеюсь, – Паша говорил так уверенно, что Рита немного успокоилась. – После процедуры, конечно, – добавил он, спохватившись.

Девушка не растерялась и начала рыться в своей сумке. Достав потрепанный старый кошелек, она нашла сложенный в несколько раз лист бумаги и протянула его парню:

– Тут название и дозировка.

– О, рецепт? Давно такого не видел – на бумаге.

Он ввел название препарата, и после глухого шипения аппарата дыхание Таи нормализовалось. Но рано было радоваться. Я ведь уже должен был привыкнуть к тому, что всегда что‐то идет не так. И уверенность Киры никогда не была моим оберегом. Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался высокий худой мужчина в медицинской форме. За ним следовали четверо охранников.

– Что за черт, Паша? Кто дал разрешение на запуск установки?

Мужчина подбежал к аппарату и выключил его аварийной кнопкой. Паша от испуга не смог вовремя вмешаться.

– Отец, не трогай! – прорезался вдруг грозный голос у этого тихого и рассеянного парня. Мужчина резко обернулся, охранники угрожающе взяли оружие на изготовку.

Я не ослышался? Отец? Судя по фотографиям на стенах коридора, это был главный врач больницы. Самой элитной больницы всего подкупольного мира. Я присмотрелся и понял, что они действительно похожи. Такой же прямой нос, высокие скулы, абсолютно одинаковый изгиб бровей…

Я посмотрел на Киру. Она поникла, заметно побледнев. Рита вообще боялась дышать, замерев с поднятой рукой. Было видно, что никто не ожидал такого вмешательства.

– Отец, не смей! Девочке надо помочь!

– Да ты знаешь, сколько стоит запуск этой машины?! Тут моей зарплаты… Кира! И ты здесь? Да что вообще происходит? Отец знает?

Нас усадили за овальный стол переговорного кабинета. Все сидели понурые, подавленные, с грустными лицами. В полном молчании мы ждали появления отца Киры. Вот уж он обрадуется знакомству с парнем своей дочери… Ожидание было невероятно мучительным, я даже не понимал, хочу ли я, чтобы он приехал как можно быстрее или чтобы не приезжал вообще.

Наконец, скрипнула дверь, и на пороге возник отец Киры – высокий, широкоплечий, с хмурым лицом. Но мне показалось, что хмурым оно было вовсе не из-за ситуации. Просто это было его обычное выражение лица. Интересно было бы взглянуть, как он улыбается… Наверняка то еще зрелище.

Его черные волосы были зачесаны назад, пышные усы того же цвета аккуратно завивались кончиками кверху, костюм – словно только с иголочки (ну, а как по-другому?). Он с первых секунд напомнил мне главу мафиози.

Четыре пары испуганных глаз рассматривали его с головы до ног, и только Кира гордо и озлобленно встретилась с отцом взглядом.

– Ну, здравствуй, Кира. – Он, видимо, ждал, что она что‐нибудь скажет, но Кира молчала, и он просто устало закатил глаза. – Я ожидал чего‐то подобного. От тебя всегда были одни проблемы. Хотя я скорее ждал, что ты возглавишь революцию. Но нет, зная о моих проблемах, ты решила утянуть нас на финансовое дно. За что ты меня так ненавидишь, дочь?

Отец Киры вел беседу только с ней, словно в помещении никого больше не было. Голос его тем не менее оставался совершенно бесстрастным. Кира хмурила брови и закусывала губу – то ли от злобы, то ли от обиды, – держалась смело, но слезы все равно катились по ее щекам.

– Я любила тебя, папа! А ты осуждал все, что я делала.

– Да, но, Кира, я давал тебе полную свободу, ссылался на юношеский максимализм, и что? Ты дома когда последний раз появлялась? На сообщения не отвечаешь! На звонки тоже! Где ты оказалась? В компании с этим… сбродом?

Сброд. На большее мы для них не тянем. Кира, только не ведись…

– Они не сброд! – вскочив, выкрикнула она с вызовом. Именно так, как кричат о свободе угнетаемые суровыми родителями подростки. – Да и ты не звонил…

– Тебе целыми днями названивала тетя Лия.

– Она же не ты, – недовольно фыркнула Кира.

– Зачем мне тебе звонить, ты ведь девушка свободная, да? – Мужчина приподнял левую бровь, и я подумал, что фраза явно вырвана из контекста. Судя по всему, он очень яро пытался обвинить в чем‐то свою дочь. А вот в чем – я пока не понял.

– Я не спорить с тобой сюда приехала. Мы уже давно выяснили, что это бесполезно. Но если в тебе, за этим злобным напыщенным костюмом, осталась хоть капля чего‐то человеческого, того, за что тебя любила мама, пожалуйста, помоги ей! – Кира указала на Таю, все еще сидящую в больничном платье.

Взор ее отца упал на девчушку и оценивающе пробежался с головы до ног. Он молчал. Терпеливо молчал, не отвечая на грубости. Кира явно перегнула палку. Оскорблять кого‐то, а потом просить о чем‐то – стратегия максимум для садомазохистских игр. Если это были они, я был бы не прочь узнать, какое тут стоп-слово.

– Об этом не может быть и речи. И не смей тыкать мне мамой! – впервые за всю беседу ее отец повысил голос. Ну, немудрено. Судя по виду, его распирало желание дать дочери подзатыльник. И уже не получалось отрицать, что у него ее нет. Да, сейчас я понял, в чем он все это время пытался ее обвинить. Они не общались ни разу за все то время, пока она жила у меня, и ему было все равно. Кира была сиротой при живом отце. И теперь он утверждал, что до плохой компании ее довела «свобода», о которой она просила.

Девушка молча сверлила его взглядом и опустилась назад в кресло.

– Не понимаю, как такое чудовище может быть моим отцом.

А для меня непонятным оставалось то, что при всех своих невероятных умениях находить общий язык со всеми она не могла наладить общение с отцом даже в такой ситуации. Или это было тактическое нападение?

– Вы забываетесь, юная леди, – сказал он прежним бесстрастным голосом, на что Кира даже не удостоила его взглядом. Понимая, что беседа окончена, ее отец отворил дверь и кивнул стоящей за ней охране:

– Ее – под домашний арест. Без моего ведома никуда не выпускать. Этих по домам.

– Их оформлять, господин?

– Конечно. Эту дуру тоже, – он указал взглядом на Киру.

– Но…

– Без «но»! Оттого и такая, что все сходит с рук. Пора взрослеть!

– Евсей, подожди… – неуверенно прошептал отец Паши, молча наблюдавший за происходящим из угла офиса, из-за спины сына. Наверняка он уже не раз подумал о том, что их семья ведет себя куда адекватнее, – в таком случае ребенку запрещено будет видеться с опекуном…

– Нет! – Марго резко ожила и вскочила, ударив ладонями о стол.

– Нечего было лезть сюда, – мерзко ухмыльнулся он.

– Пожалуйста! – Марго прикусила губу, не сдерживая больше слез. Она боялась услышать эти слова еще от самого порога моей квартиры. Тая, хоть не понимала значение таких слов, как «опекун», увидев реакцию Марго, начала испуганно бегать глазами по помещению. В тот момент еще никто не мог расслышать ее тяжелый хрип.

На глазах Киры тоже были слезы, и только я от злобы на судьбу сжимал под столом кулаки, готовый разорвать на клочки всех, кто сейчас из-за каких‐то денежных соображений буквально убивал ребенка. Останавливали меня лишь приведенные в боевую готовность автоматы в руках надзирателей, поскольку я не сомневался, что в случае чего нас совершенно безнаказанно изрешетят пулями. С другой стороны, я не мог их винить. Кто мы такие, черт побери, для них? Сброд. Руки бессильно опустились.

– Она умирает, отец. Прямо сейчас она умирает, ты слышишь? – прошипела Кира, уловив неудачные попытки Таи дышать. В глазах ее отчетливо читалась ненависть. Вот уж не думал, что этот ангелок способен ненавидеть…

Безразличие мужчины на миг сменилось страхом, когда малышка действительно начала задыхаться, судорожно глотая воздух и хватаясь за горло маленькими посиневшими пальчиками. Подбежавшая к ней Рита рывком распахнула на девочке халат и принялась слегка надавливать на грудь, пытаясь помочь остаткам легких справиться с нагрузкой.

– Пожалуйста! Дюк – отличный программист, – конечно, она имела в виду Айзека, – он поможет тебе по работе. Я тоже буду работать на благо… купола. Только спаси ее! Мы все оплатим!

Стальной и беспощадный взгляд девушки уперся в отца. «Если она умрет, то ты потеряешь меня навсегда», – отчетливо читалось в ее глазах.

Я уже давно осознал, где мое место в этом социальном подвале спасительного ковчега Миры, и мне стало противно, когда я осознал, как тяжело нам было выторговать жизнь малышке Таи и с какой легкостью была спасена Наташа. Я вскочил, пытаясь придумать, что же я могу еще ему предложить. В голове метались мысли о мутации, о дневнике отца… Если тетя права, Мира ищет таких, как я, до сих пор. И я могу дать ей то, что она так хочет заполучить! Но Кира остановила меня, вытянув руку в мою сторону.

Было страшно. Охрана не сводила с меня глаз, взяв на мушку, однако не стреляла: команды не было. Отец Киры молчал, долго глядя на дочь, которая с вызовом смотрела на него. Сжав зубы, он чуть помедлил, затем нехотя процедил:

– Запускайте! – и вышел из кабинета, словно боялся, что его ударят за благое дело.

Я сорвался с места, подхватил Таю. Следом вскочил Паша и, не обращая внимания на отца, который что‐то кричал ему вслед, махнул мне рукой и помчался по коридору. Марго семенила следом, поддерживая голову Таи. Кира же осталась в кабинете, все так же буравя отца взглядом. Процедура, видимо, действительно стоила очень и очень дорого. Во что я опять влез?..

Пока машина, издавая раздражающее жужжание, сканировала малышку, Павел предложил Кире и Марго отдохнуть в ординаторской. Они ушли туда, но и там Марго места себе не находила. Как рассказала Кира, она держала ее за руку так крепко, что кости хрустели.

Номера даже в самом дешевом отеле богатенького сектора превосходили самые хваленые закутки в родном. Но ночь в них оказалась бессонной. Несмотря на мягкую кровать и расслабляющую музыку, я отчаянно пытался все переварить и представить все возможные последствия. Мы сделали благое дело, спасли малышке жизнь, но при этом по нашей вине возникли неприятности у довольно значимого в пятом секторе человека. Я, к слову, пока до конца не понял, кем он являлся на самом деле.

Вернулся домой я без Киры. Мне теперь предстояла большая работа по искуплению своих грехов, в том числе и перед ее отцом. За ночь я составил несколько речей, и когда перечитывал их в сотый раз, стараясь выбрать самую подходящую, незаметно уснул.

Проснулся я к вечеру. Пока включался телефон, я чуть было не уснул вновь, но тут аппарат в руках начал буквально захлебываться треньканьем, заваленный сообщениями от Киры.

Я даже не сразу поверил, что это сообщения от нее. Сначала милые, с вопросами о моем состоянии, о том, как добрался. Далее более обидные. Последнее заставило остатки сна раствориться похлеще ведра ледяной воды: «Мне жаль, что все так кончилось. Мог бы хоть что‐нибудь написать…»

После этого она добавила меня в «черный список».

Я протер глаза, начал перечитывать. Эмоции Киры иногда брали верх над здравомыслием, но, думаю, причина крылась в серьезном проступке.

В дверь постучали. Гость бесцеремонно вошел, и звон стеклянных бутылок разлетелся по комнате.

– Блин! Ты прикинь! Так щека болит, где Марго ударила!

– Подорожник приложи, – фыркнул я, взбесившийся, что он элементарно не поздоровался.

Гость протянул мне пару бутылок и уселся на пол, опираясь на кровать.

– Слышал, ночь была сложной. Я пришел спасибо сказать… – виновато отвел взгляд Марк.

Это была единственная причина, по которой я все еще с ним общался, – его умение признавать ошибки и извиняться за них. Хотя это не мешало ему быть мудаком.

Я еще долго буду мысленно возвращаться в тот день и задаваться вопросом о правильности нашего решения, а после сомневаться в своей человечности, когда стану о нем сожалеть. Но теперь, когда вы знаете, кто такая Радоуцкая Кира и что она за человек, расскажу, к чему это все привело.

Кира по-прежнему не отвечала ни на мои звонки, ни на сообщения. Пришлось ехать к ней, совершенно не представляя, что происходит у нее дома. Атмосфера была напряженной, и я довольно долго демонстрировал свою внезапную дислексию перед отцом Киры, пока мы не пришли к взаимному соглашению: господин Евсей Радоуцкий отдает мне чек за лечение, а я любыми способами зарабатываю деньги для его погашения. По его расчетам, львиная доля моих зарплат и зарплата Киры с нового места работы (она, как и обещала, теперь помогала отцу) уходит к нему, и лет через десять мы в расчете. Об инциденте в кабинете он не заговорил ни разу.

Не хватало мне приключений в загробном мире, так я еще и душу настоящему дьяволу продал.