Жили-были семеро мальчуганов. Росли в разных уголках России и до поры до времени не знали друг о друге. Но в их детских, отроческих годах есть одно общее: встречи с Уточкиным. Встречи, пробудившие заветную мечту о небе. Этими ребятами были Сережа Королев, Шура Микулин, Коля Поликарпов, Сережа Ильюшин, Володя Климов, Павлик Сухой, Саша Жуков…
Если бы Сергей Исаевич ничего больше в жизни не совершил, то и этого доброго дела было бы достаточно для благодарной памяти потомков.
Нетрудно представить, какое глубокое впечатление производил на людей начала XX века впервые увиденный в небе аэроплан. Уточкин и его странная на вид жужжащая «этажерка» явились для мальчишек ожившей сказкой, осуществлением самой дерзновенной мечты.
Обстоятельства сложились так, что Сергей Исаевич не был самым первым из соотечественников, освоивших летное мастерство. Несколькими месяцами раньше покорили высоту его земляк одессит Михаил Ефимов и петербуржец Николай Попов. Но есть сторона летной деятельности, где Уточкин пошел дальше многих других пионеров русской авиации: он проявил себя поистине непревзойденным глашатаем покорения воздушной стихии. Будучи талантливым популяризатором авиационного дела, Сергей Исаевич первым из русских летчиков отправился в долгое путешествие по десяткам больших и малых городов России. Выполняя в них демонстрационные полеты на своем далеком от совершенства аэроплане бипланной схемы «Фарман-IV», он становился для жителей многих уголков страны первым увиденным человеком-птицей. Тяготы дальних дорог, хлопоты с ремонтом, погрузкой, сборкой и разборкой аэроплана, томительное ожидание подходящей для полетов погоды — все это и множество других неурядиц терпеливо сносил авиатор, одержимый идеей пробудить в соотечественниках страсть к полетам, к авиации.
Во многом поэтому и случилось, что не чье-нибудь, а именно имя Уточкина стало таким заветным для семерых мальчишек — будущих соратников, но тогда, на заре авиации, еще не знавших друг друга.
С Александром Ивановичем Жуковым один из авторов этих строк беседует в его московской квартире. Худощавый, с мягкими русыми прядями, посеребренными сединой, голубоглазый, с доброй мягкой улыбкой, он устало опускается в кресло:
— Не шутка — почти семь десятков лет назад это было…
Возле клокочущих красильных чанов на московской мануфактурной фабрике Цинделя, среди зловонных испарений простоял долгую смену тщедушный русый мальчонка. Приятели — такие же «химики», из-за нужды отданные родителями внаем на тяжкий труд, — позвали «отвести душу» на ипподром. И там Саша Жуков увидел такое, о чем только в бабушкиных сказках слыхал. Диковинная машина, оставляя после себя шлейф сизого дыма, оторвалась от земли и поплыла в воздухе! Зрелище невиданное, фантастическое. Люди кричали «ур-ра!», подбрасывали шапки. Вместе со всеми ликовал фабричный парнишка. Аэроплан сел, и восторженные зрители, прорвав полицейские заслоны, окружили диво-машину и авиатора — Уточкина. Саша оказался — о счастье! — совсем близко и мог во все глаза разглядывать этого человека. Уточкин отличался крепким телосложением, огненно-рыжие волосы на крупной голове были посредине разделены пробором. Саше казалось: авиатор поистине всемогущ, а тут — странное дело — пытается одной рукой завязать шнурки на рукаве и не может. Мальчишка и сам не заметил, как оказался перед Уточкиным лицом к лицу.
— Дяденька… Помочь?
Летчик улыбнулся, погладил Сашу по голове. Подмигнув, спросил:
— А летать хочешь?
— О-очень!.. — едва не задохнувшись от волнения, ответил Саша Жуков.
— Значит, полетишь! — Уточкин взъерошил ему волосы.
С этого дня парнишку словно подменили. Он ложился спать и просыпался с мыслью об аэроплане. Почти год крутился возле ангаров на Ходынском поле, где разместился аэродром Московского общества воздухоплавания. Мальчика прогоняли, но он приходил снова. Постепенно привыкли, стали давать мелкие поручения. Год бесплатного труда минул, прежде чем над Жуковым смилостивились, взяли помощником моториста. В годы первой мировой войны Александр Жуков самоучкой освоил летное мастерство.
…В июле 1918 года на то же Ходынское поле, где уже расположилась советская авиационная школа, подъехал открытый легковой автомобиль. Среди авиаторов пронеслось:
— Ленин!
В этот момент Александр Иванович Жуков, уже опытный летчик-инструктор, проводил учебные полеты своей группы. Когда Ленин вышел из автомобиля, Жуков виртуозно выполнял в небе «мертвые петли», «бочки», «штопор» и другие фигуры высшего пилотажа. Курсант школы Николай Золотов написал в своих воспоминаниях:
«Владимир Ильич с большим интересом наблюдал за полетом Жукова, а затем обратился к нам, молодым: „Что, хорошо? Вот видите! И вам я желаю поскорее научиться летать так же хорошо“».[1]
Среди бережно хранимых Александром Ивановичем реликвий — портреты его учеников Героев Советского Союза В. П. Чкалова и М. М. Громова, чьи беспосадочные перелеты из Москвы в Америку через Северный полюс были признаны во всем мире как выдающиеся достижения, не имевшие прежде себе равных… Счастлив тот день, когда мальчугана-рабочего изумил полетом, согрел добрым словом Уточкин.
Во время торжественного приема в Кремле в честь экипажа Чкалова, совершившего, сверхдальний по тем временам беспосадочный перелет на остров Удд, Валерий Павлович закончил выступление словами:
— Учеников хвалят за учителей. Если говорят обо мне хорошо — значит, это хорошее о том, кто учил летать. А мой дорогой инструктор по московской школе здесь. Вы все его знаете. Это Александр Иванович Жуков…
А вот бережно хранимый автограф Михаила Михайловича Громова:
«Я горжусь, что моим летчиком-иструктором был Александр Иванович Жуков. Ведь он — настоящий король пилотажа…»
С благодарностью думая о боевых самолетах, на которых в годы Великой Отечественной войны наши отважные летчики громили фашистских захватчиков, вспомним и о летчике-испытателе Жукове — ведь это он дал путевку в большой полет многим прославленным боевым машинам.
А в Киеве демонстрационные полеты Сергея Исаевича Уточкина поразили пылкое воображение пятнадцатилетнего ученика реального училища Шуры Микулина. Одно из «воздушных путешествий» Уточкина над Скаковым полем едва не окончилось плачевно: мотор «Фармана» внезапно стал «чихать» и остановился. Толпа зрителей замерла в ужасе. Казалось, вот-вот аэроплан клюнет носом и врежется в землю. Авиатору едва удалось в нескольких метрах от взлетной дорожки выровнять машину и благополучно сесть.
Шура Микулин, рослый для своих лет, аккуратно подстриженный светловолосый голубоглазый паренек в форменной тужурке ученика реального училища, стоял неподалеку от места приземления. Он хорошо видел, как Уточкин соскочил со своего открытого пилотского сиденья и принялся осматривать двигатель. Вскоре по возгласам обступивших пилота людей Микулин понял: оказывается, в воздухе отказало магнето.[2]
Что это за устройство, Шура уже знал: сын инженера-путейца, племянник выдающегося ученого Николая Егоровича Жуковского, он с раннего детства пристрастился к технике, а последние годы помогал соседу-механику ремонтировать во дворе автомобиль, мастерил модели планеров.
Когда зрители разошлись, Шура робко подошел к ангару авиатора.
— …Я знаю, как избежать таких остановок мотора, — без излишних предисловий сказал он Сергею Исаевичу. — Надо поставить второе магнето… Оно будет питать двигатель током, если первое внезапно выйдет из строя. Надо только поставить его как бы «в затылок» первому. Вот так… И кончики валов соединить. Совсем просто.
— В самом деле просто! — воскликнул удивленный Уточкин. — Когда вы это придумали?
— Только что.
— Браво, молодой человек!
Полеты Уточкина, общение с ним сыграли немалую роль в том, что Шура Микулин посвятил жизнь строительству советского воздушного флота, стал конструктором авиационных двигателей. На самолете АНТ-25 с мотором конструкции Микулина экипажи Чкалова и Громова совершили беспосадочные трансконтинентальные перелеты через Северный полюс. Двигателями Микулина были оснащены самый крупный самолет тридцатых годов «Максим Горький», прославленные боевые машины Великой Отечественной войны штурмовик Ил-2 и бомбардировщик Пе-8, пассажирский реактивный лайнер Ту-104, ряд других машин А. Н. Туполева.
— Приходилось ли вам еще встречаться с Уточкиным?
Академик Герой Социалистического Труда Александр Александрович Микулин отвечает:
— Нет. После его отъезда из Киева в десятом году мы больше не виделись. Но те его полеты и наша беседа свежи в моей памяти, словно все это было лишь вчера…
Юность известного авиаконструктора дважды Героя Социалистического Труда Павла Осиповича Сухого по времени совпала с юностью отечественной авиации. Биографы лауреата Ленинской и Государственных премий СССР П. О. Сухого особое внимание уделяют эпизоду из его детства, повлиявшему на выбор жизненного пути. Один из разделов изданной в Москве в 1980 году книги доктора технических наук генерал-полковника А. В. Пономарева «Советские авиационные конструкторы» начинается так:
«Будучи гимназистом четвертого класса в г. Гомеле, Павел Сухой впервые увидел самолет (пилотировал его известный в те годы летчик-спортсмен Сергей Уточкин)».
Именно с этого эпизода и вел отсчет своей жизни в авиации сам Павел Осипович. Много лет спустя, рассказывая дочери Ирине о своем детстве, он отметит, что самым сильным впечатлением детских лет, определившим его судьбу, была непосредственная встреча с авиацией, когда он наблюдал за полетом Сергея Уточкина.
— Я шел с ребятами из гимназии, — вспоминал Павел Осипович, — и вдруг над нашими головами пролетел аэроплан. Это было так неожиданно и удивительно, что дух захватывало. Не птица, а человек летает над нами…
В тот же день, придя домой, Павел забрался на чердак и принялся мастерить модель самолета. Но первая его модель не полетела. Совета получить не от кого было. Ведь в провинциальном Гомеле увлечение авиацией не носило такого всеобщего характера, как в крупнейших городах России того времени — Петербурге, Москве, Киеве, Одессе. Тогда будущий конструктор более внимательно стал рассматривать фотографии аэропланов, читать и перечитывать журналы и газеты, где хоть что-нибудь новое писалось об авиации и воздухоплавании. Как-то в руки ему попала статья профессора Н. Е. Жуковского, которая окончательно направила его на путь конструирования самолетов.
«С тех пор, — напишет П. О. Сухой многие годы спустя, — самолет прочно вошел в мое сознание».
Под руководством Павла Осиповича Сухого было создано более 50 конструкций самолетов, некоторые из них успешно применялись во время Великой Отечественной войны. П. О. Сухой — один из создателей советских реактивных и сверхзвуковых самолетов, которые показали себя в мирное время надежными стражами неба Отчизны. Среди них — первый в нашей стране самолет с крылом изменяемой стреловидности.
С подобного же воспоминания начинал рассказы о своей жизни и Николай Николаевич Поликарпов — главный конструктор первых советских истребителей, надежных и неприхотливых «небесных тихоходов» По-2, которые нанесли большой урон гитлеровским захватчикам, верой и правдой служили в боевой и мирной обстановке, выпускались серийно более четверти века. Коля Поликарпов восторженно аплодировал Сергею Исаевичу в Орле в 1910 году. С тех пор мечта посвятить себя авиации не покидала его. После окончания политехнического института он с воодушевлением принял предложение занять пост заведующего производственным отделом Русско-Балтийского завода в Петрограде. Там развернулось строительство самолетов конструкции И. И. Сикорского, значительно превосходивших зарубежные образцы авиатехники. Конструктор по достоинству оценил способности молодого инженера. «Мне повезло, — рассказывал Н. Н. Поликарпов. — После института я сразу стал учиться искусству самолетостроения. Меня включили в работу по пуску в серию истребителей С-16, а потом в проектирование всех типов „Ильи Муромца“».
«Зачаровал» Уточкин и простого крестьянского паренька с Вологодчины — будущего творца штурмовиков и дальних бомбардировщиков, наводивших ужас на фашистов, создателя прекрасных пассажирских трансконтинентальных авиалайнеров и надежной боевой техники, которой вооружена Советская Армия, — Сергея Владимировича Ильюшина.
Об Уточкине с благодарностью вспоминал и Владимир Яковлевич Климов, под чьим руководством были разработаны мощные двигатели для советской реактивной авиации…
Изумленными глазами смотрел на Уточкина шестилетний житель тихого провинциального Нежина Сережа Королев. Полеты авиатора проходили над старинной ярмарочной площадью. Сюда мальчугана привели дедушка и бабушка. Побывавший на этом волнующем представлении дядя Сережи, ныне доцент Киевского автодорожного института Александр Николаевич Лазаренко, рассказал нам:
— Магическое слово «аэроплан» бурей ворвалось в сонную тихую жизнь дореволюционного Нежина. И вместе с этим словом с уст не сходило имя Уточкина. Я хоть и приходился Сереже Королеву дядей, но по возрасту был не настолько старше, чтобы он мог меня так называть. Помнится, мы, нежинские мальчишки, еще долго после того, как авиатор покинул наш город, увлеченно играли «в Уточкина», даже заикались, как он, и мастерили из дощечек аэропланы. В такой обстановке рос Сережа — будущий создатель первых в истории ракетно-космических систем.
Чудо, свершившееся наяву, — первый увиденный Сергеем Королевым летящий самолет стал его большой любовью, которой он сохранил верность на всю жизнь.
Писатель и летчик Антуан де Сент-Экзюпери однажды метко сказал о том, что все мы — «родом из детства». Незабываемые впечатления юных лет зачастую формируют характер, определяют жизненное призвание.
Для семерых ребят — героев этой главы — таким ярким, озарившим дальнейшую судьбу впечатлением стали встречи с Уточкиным.