В ожидании дождя (СИ)

Глава 12

Я не знала, что со мной происходит. Может, головой тронулась. Может, стресс от всего, что меня окружает, дал свои плоды. Может, еще что-то. Я не задумывалась раньше, почему меня словно магнитом тянет к этим огромным, мифическим зверям. Особенно к одному из них. Самому большому, но… не знаю. Самому дорогому? Вот только, каким образом он стал для меня таким важным, ума не приложу.

Но меня страшит еще и то, что он медведь, а я хочу прижаться к нему не как к животному, а как к мужчине. Без всякого непотребства, нет. Просто прижаться. Знать, что он рядом. Чувствовать его запах. Это что-то большее, чем… не знаю. Я знала, что должна была бы отстраниться, но в его объятиях все это казалось таким далеким. Он был моим укрытием от жестокого мира, в котором я оказалась. И чем больше я пыталась понять свои чувства, тем яснее становилось одно, я не могу позволить себе это. Я не имею права на привязанность, когда все вокруг рушится. Я здраво осознаю — «не-ль-зя». Нельзя привязываться. Нельзя заботиться. Нельзя надеяться. Его убьют, а я останусь с болью на душе. С разорванным сердцем. Эта мысль терзала меня, как острый нож, оставляя за собой только раны.

Хотите услышать историю? Когда я была маленькой, до случая с бродячим зоопарком, мне бабушка поведала о своем детстве. Ей было восемь, и в их доме жила собака. Боже, я и сейчас помню ее имя, хотя с тех пор прошло более двадцати лет. Найда — так звали ту немецкую овчарку, которая сидела на цепи и жила в будке. Однажды, в порыве детского воображения, бабушка решила прокатиться верхом на Найде. Как на лошади. Несмотря на то что она, казалось, должна была понимать, что можно делать, а что нельзя, её каприз был непреклонен. Но все пошло не так, как она задумывала. Что уж точно случилось бабушка не помнит, но, судя по всему, она причинила боль доброй собаке, и та, защищаясь, укусила её. Не смертельно, не что-то серьезное, но факт прокуса руки был. Небольшой, даже шрама не осталось. Но бабушка закричала и заплакала, как все дети. Поступок её отца поразил меня ещё более, чем катающаяся девочка на собаке. Он застрелил Найду за то, что та укусила его дочь.

В этой истории трудно однозначно определить виновного, так как каждый из участников сыграл свою роль в цепи событий, приведших к трагедии. Отец, не разобравшись в ситуации и действуя на эмоциях, совершил ужасный поступок. Собака, сидя на цепи, была ограничена в своих действиях и могла среагировать на угрозу, даже если она и не была таковой. Она не понимала, что девочка просто играет, и в этом контексте ее укус стал защитной реакцией на неожиданное поведение. Что касается бабушки, ее детская шалость могла быть вызвана невинным желанием поиграть и испытать что-то новое. Однако ее действия, привели к непредсказуемым последствиям.

Итог истории действительно печален. Утрата Найды оставила глубокий след в жизни всех участников. Отец, погрузившись в алкоголь, вероятно, искал утешение от своей вины и горя. Он безумно любил эту немецкую овчарку, ведь растил ее со щенячьего возраста. Бабушка, выросшая в атмосфере утрат и жестокости, переняла это отношение к жизни, что, к сожалению, привело к формированию циничного взгляда на животных.

Эта история подчеркивает, как травмы и потери могут передаваться из поколения в поколение, формируя поведение и отношение к жизни. Она напоминает о важности понимания и заботы о тех, кто рядом, а также о последствиях наших действий, которые могут затронуть не только нас, но и окружающих.

К чему всё это?

Я наблюдаю в местных властителях избалованную, восьмилетнюю бабушку. Они, исполняют свои прихоти, не задумываясь о последствиях. Если им нужны напитанные магией камни, они их непременно получат, даже если для этого придется истребить всех тех, кого считают проклятыми. Не оглядываясь на страдания, они отказываются искать иные пути, пренебрегая возможностями развития. Это кажется им проще, легче. Подумаешь, ну умрет десяток, другой, «проклятых» — разве это имеет значение? Для них это не более чем безмозглые твари. И вот растет новое поколение, в чьи умы укоренилось убеждение, что подобное — в порядке вещей. Создаётся мрачный мир, где бездушные желания вытесняют разум, оставляя только разруху и опустошение. В этом ли заключена человеческая природа? Все ли мы обречены на такой цинизм, живя в тени собственных иллюзий и эгоизма?

А я, боюсь стать отцом бабушки, со всеми вытекающими последствиями. Там привязанность ограничивается лишь собакой, хотя и трепетной, как к члену семьи. Здесь же все многограннее. Я боюсь, что если он исчезнет, утратится что-то большее, возможно, даже часть меня самой. Если бы он был человеком, я могла бы назвать это любовью. Но даже с этой мерой сравнения, нельзя сопоставить ту тягостную связь, что связывает нас. Она явилась столь внезапно, словно вспышка света в темноте, и с каждым днем лишь множится. Эта связь утопает в страхе утраты, охватывающем меня с каждым взглядом на него. Я боюсь!

Этот мир стал для меня источником слабости. Во всех его гранях. Я нередко погружаюсь в слезы. Каждая мелочь способна сломать меня. На моих плечах лежит колоссальная ответственность — моя дочь. А все это под тяжёлым соусом неблагоприятного, злого и отсталого мира. Поэтому я боюсь лишних привязанностей. Я боюсь своих чувств. Я боюсь сломаться ещё больше, чем это уже произошло. Особенно из-за существа, чьих рук и губ, я никогда не смогу ощутить.

Занять руки и ум, пахать как одержимая, избегая встречи с медведем — именно так я пыталась справиться с нарастающим напряжением. Я словно находилась в ловушке, между ведром и топором, между вольерами и дремучими лесами. Моя цель заключалась в том, чтобы максимально погрузиться в работу, отбросить все навязчивые мысли, которые, как назойливые мухи, не давали покоя. Я старалась не замечать, как мимо проносятся дни и недели, погружаясь в рутинные дела.

Но однажды, в одну ужасную ночь, когда тишина вокруг казалась особенно гнетущей, я проснулась от пронзительного крика боли. Это было так неожиданно, что сердце забилось в бешеном ритме. Я выскочила на улицу, готовая столкнуться с тем, что так долго избегала, и оказалась свидетелем зрелища, которого так боялась

К нам снова прилетели всадники, и под покровом темноты, словно тени, они совершали обряд извлечения. Внезапно раздался пронзительный крик тигра — но это был не просто звериный рев, это было нечто большее. Он кричал не как дикий хищник, а как человек, охваченный ужасом и страданием. Этот звук заставил меня замереть на месте. Он был полон боли и отчаяния, словно в нем переплетались звериные инстинкты и человеческие эмоции. Я почувствовала, как холодок пробежал по спине, и сердце забилось быстрее.

К каждой его лапе была прикована цепь, которую держали ящеры. В середине импровизированного круга он метался, его крики разрывали ночь. Он орал, в то время как стоящие вокруг него люди спокойным голосом произносили какое-то заклинание, я же, не могла сдвинуться с места. Замерла, не в силах отвести глаза. Слезы снова потекли по моим щекам, ведь я видела не тигра. В моих мыслях, там мучили медведя.

Он боролся, его мускулы напрягались в безнадежной попытке вырваться, но цепи сковывали его движения. Эта пытка продолжалась, пока тонкая, голубоватая дымка не вышла из его груди, словно душа покидала тело, чтобы потом впитаться в серый камень, лежащий в центре круга. И как только это произошло, тигр замертво упал на землю.

Не было больше величественного существа. Передо мной лежала тусклая туша мяса и костей, на которую с удовольствием накинулись виверны. Они разрывали его плоть и проглатывали куски, не жуя. Так едят вараны моего мира, так едят местные ящерицы, хоть и с крыльями, мира этого. И так покидают этот же мир проклятые, которые были когда-то людьми.

Я заползла обратно в свой сарай, где увидела трясущуюся от слез дочь. Она сидела на полу, обхватив колени руками, и в ее глазах читался страх.

— Мама, так со всеми будет, да? — спросила она, всматриваясь в меня с надеждой, которая быстро угасала.

— Угум, — тихо ответила я, не в силах произнести больше.

— И мы ничего не можем для них сделать? — её голос дрожал, словно она уже знала ответ.

— Угум…

— Совсем ничего?

— Ничего, малыш. Ничего не можем, — произнесла я, чувствуя, как сердце сжимается от безысходности.

Я обняла Раду, и мы медленно направились в комнату. Легли на кровать, плотно прижавшись друг к другу. Мы так и лежали в обнимку до самого утра — не спали, молчали, и каждая из нас думала о своем. В тишине звучали только наши тихие вздохи, а мысли метались в голове, как запертые птицы. Но сейчас, мы были друг у друга, и хоть немного, но становилось легче. Я надеялась, что этого хватит. Что когда наступит судный день, я смогу отпустить его, забыться в дочери. Навсегда. Потому что я прекрасно понимала, то, что у меня внутри, я не смогу больше испытать никогда.

Но, как всегда, мы лишь о чем-то надеемся, а всё летит по одному месту. В этом мире, полном страданий и несправедливости, надежда становилась всё более хрупкой, как тонкая нить, готовая порваться в любой момент.

С того дня, как не стало тигра, прошло трое суток. Я продолжала избегать амбар, с одним постояльцем. Вместо этого я посвящала всё своё время волкам и лисам. У него убиралась Рада, она сама это предложила, видя, в каком я состоянии. Я была ей благодарна.

Доча водила меня к волчатами с их матерью. Щенки были чудесные, озорные, размером уже мне по пояс, но по повадкам — настоящие дети. Их радостные визги и игривые скачки хоть на мгновение отвлекали от тяжелых мыслей. Но вот их мать… Она выглядела изможденной, словно все свои силы отдавала своим малышам, а сама усыхала на глазах.

Я понимала её. В её глазах читалась та же безысходность, что и в моих. Если продолжать в том же духе, она уйдет быстрее к своему Богу, не дожидаясь процедуры извлечения. И я прекрасно её понимала. Если придётся, как и она, я тоже пожертвую собой ради Рады. Ради того, чтобы она продолжала жить дальше, чтобы у неё была возможность быть счастливой, даже если это будет означать, что мне придётся уйти в тень.

А в эту же ночь наша жизнь изменилась. На, до и после. Мы с Радой покушали, привели себя в порядок, и уже готовились ко сну, когда с улицы послышались хлопанья крыльев. Всадники. Я не представляю, как оказалась во дворе. Будто перенеслась, но прекрасно слышала и стук своего сердца, и звон цепей, на которых выводили ЕГО. Того, кто завладел моим сердцем.

Он был здесь, и его присутствие словно наполнило воздух электричеством. Я знала, что он почувствовал меня. Его карие глаза искали мои, и, когда наши взгляды встретились, в тот миг мир вокруг нас исчез. Он не сводил их с меня ни на миг, даже когда его тянули в круг.

Огромный медведь, толком и не сопротивлялся. Тормозил, чтобы оттянуть время. Он не давал отпор. Он прощался. Прощался со мной. Навсегда.