В ритмах Черной Африки

Взгляд в прошлое

Того — одно из самых небольших африканских государств. Это узкая полоска земли, протянувшаяся от Гвинейского залива на север. Ширина ее 50–150 км, длина — около 600 км. На данной территории проживают 2,7 млн. человек, из которых свыше 50 % —дети до пятнадцати лет. В этой маленькой стране как в капле воды отражаются проблемы всех государств Черной Африки, здесь тесно переплелось прошлое и настоящее. Того было одним из первых африканских государств, добившихся независимости.

Однажды в Ломе я присутствовала на дискуссии, где обсуждался вопрос: как бы выглядела эта часть Африки, если бы продолжала свой естественный путь развития? Это был интересный вопрос, хотя и чисто академический. Из истории ничего нельзя вычеркнуть. Колониальные державы столетиями грабили и расхищали национальные богатства, силой оружия подчиняли местных вождей, продавали коренных жителей в рабство. Такова цена мизерной доли цивилизации, которую они с собой приносили и с помощью которой пытались ставить эту часть Африки жить по своим законам. Однако такой вопрос можно даже назвать провокационным: как бы выглядела Черная Африка, если бы судьба уберегла ее от тяжких страданий? Продвинулась бы она дальше, чем сегодня, и какой бы она была?

История стран Гвинейского залива столь же богата, как и история любой части Европы. Здесь создавались и умирали могущественные империи, велись войны между династиями и народами. Здесь была развита высокая культура.

Это подтверждают многочисленные свидетельства, и еще задолго до того, как Западная Африка стала объектом колониальной экспансии. Восстановить ее историю очень сложно, потому что нет достаточного количества письменных источников. И даже более близкая история часто строится на догадках и легендах, отрывочной и не всегда объективной информации жителей, торговцев и миссионеров. Черная Африка долго оставалась для Европы «закрытой», и сведения, которые оттуда поступали, порой носили характер сенсаций или обычных сплетен. К ним относились, например, и рассказы итальянского путешественника Антонио Мальфанти (1447 г.), который на основании слухов, собранных в Северной Африке, утверждал, что к югу от Великой пустыни живут черные люди, похожие на животных, что сыновья там сожительствуют с матерями, а отцы — с дочерьми, что родятся они очень быстро и у них огромное количество больших богатых городов. Такие «новости» будоражили Европу, возбуждали ее фантазию, но для настоящего изучения Африки не представляли никакой ценности.

Португальцы, стремясь проникнуть в Индию, отправились в конце XV в. исследовать побережье Западной Африки. Они были первыми европейцами, которые высадились на побережье Гвинейского залива. Идти в глубь континента португальцы не решились, но предполагали, что там находятся могущественные государства, с которыми можно вести выгодную торговлю. Их интерес еще больше возрос, когда вожди прибрежных народов предложили им золото. Португальцы взяли в аренду часть побережья на территории современной Ганы и в XV в. возвели здесь первую укрепленную торговую факторию, которую назвали Элмина — Золотое дно. Ее по частям привезли из Португалии и уже на месте смонтировали. Здесь было действительно «золотое дно». В XVI в. Золотой Берег давал 35 % всей мировой добычи золота. Небезынтересно, что в этой экспедиции участвовал и легендарный Христофор Колумб. А открытой им Америке предстояло сыграть в жизни Африки весьма малопочетную роль. Португальцы привезли в Европу первых черных рабов. Так, напоказ, как диковинку. Никто тогда не предполагал, какого размаха достигнет торговля ими после открытия американских континентов.

В американских колониях потребность в живой силе для работы на серебряных рудниках и плантациях была огромной. Европа удовлетворить ее не могла, и колонизаторы снова обратили свои взоры к Африке. На Гвинейском побережье началась жестокая борьба за приоритет. Португальская монополия продержалась недолго. В числе соперников оказались голландцы, французы, англичане, датчане, шведы, а позднее и пруссаки. Сражались не только оружием, но подкупом и лестью. Колонисты старались всеми средствами завоевать расположение местных вождей и правителей, чтобы закупить побольше невольников.

Пока на побережье росли десятки факторий белых завоевателей, на материке между собой вели войны вожди разных народов, а пленных продавали в рабство.

Рабство в Африке существовало давно, задолго до прихода европейских завоевателей. Но именно они показали африканским вождям, как на нем можно заработать. Торговые фактории на побережье превратились в сборные лагеря, где до прихода кораблей содержали невольников, а затем их продавали за ткани, оружие, табак, ром, посуду, случалось, и за шляпу или нитку бус. Качество «товара» тщательно проверялось. Рабы выходили на крепостную площадь, где корабельный фельдшер проводил осмотр. Покупали мужчин до тридцати пяти лет, женщин до двадцати пяти. У невольника прежде всего должны были быть здоровые зубы, губы и глаза, оценивались и его общие физические данные. Если он удовлетворял требованиям, на груди ему ставили клеймо каленым железом, чтобы по дороге его не могли обменять. Путь до Карибского моря продолжался пять недель. В дороге многие умирали от голода и жажды.

Общее число черных рабов, вывезенных в страны Карибского бассейна и Бразилию, неизвестно. Предполагается, что эта цифра достигает примерно 15 млн., но возможно, она и выше. Некоторые историки считают, что сокращение африканского населения в результате работорговли и значительных потерь в пути составило 50 или даже все 100 млн. человек. Можно ли вообще определить масштабы ущерба, который нанес развитию Африки вывоз такого огромного числа физически крепких людей? Самого большого размаха работорговля достигла в XVII в. Только в начале XIX в. она была официально отменена, но велась контрабандным путем до 80-х годов XIX в. Бразилия, например, издала официальный запрет только в 1888 г.[6].

Одними из самых крупных поставщиков рабов в Западной Африке были Абомейское государство и вожди народов, располагавшихся на территории современных Того и Бенина. Не зря данная часть побережья называлась Невольничьим берегом. Именно этот район англичане и французы сделали объектом своей колонизации в конце XIX в. Англичане двигались с запада, со стороны современной Ганы, французы — с востока, со стороны современного Бенина. Народ сегодняшних Того и Ганы — эве, живший на побережье, искал против этих завоевателей силу, которая бы его защитила и помогла сохранить независимость. Выбор пал на немцев, не испытывавших расположения ни к англичанам, ни к французам. Немецкие торговцы и миссионеры обосновались здесь в 1850 г., а англичане и французы осложняли им существование, особенно в 80-е годы. Речь шла не только об интересах бременских и гамбургских торговцев, под угрозой оказались интересы Германской империи. Поэтому сам император Вильгельм I поручил знаменитому путешественнику и врачу Густаву Нахтигалю изучить положение на месте. Нахтигаль вступил в контакт с вождями эве и сразу оценил обстановку. Он заверил их, что попросит императора от их имени о помощи против англичан. Вожди эве были ему благодарны и, вероятнее всего, с его помощью составили письмо, в котором сообщали о своем трудном положении. Только незнанием европейского коварства, и особенно бисмарковской Германии, можно объяснить последние слова этого исторического документа: «Мы про-сим Ваше Величество о помощи и полностью отдаем себя под его защиту…»

Этот договор об оказании помощи был подписан вождями эве и Нахтигалем в местечке Того на берегу лагуны. В память об этом историческом событии здесь возведен памятник, на котором выбита надпись по-немецки и на языке эве. По имени этого местечка немцы назвали и территорию, которая сама отдала им себя в руки. Того «по собственному желанию» в 1884 г. стало германским протекторатом. Тогда же немцы заняли и Камерун. И в этой дипломатической операции весьма успешно действовал Нахтигаль.

Однако Бисмарк, фактически стоявший в это время у власти в Германии, не удовлетворился только побережьем, где жили эве. Он пытался расширить территорию своей колонии на севере. Там он столкнулся с сопротивлением народа кабре, который напрасно доказывал, что не просил у немцев никакой помощи. После многолетней войны немцы огнем и мечом все же заставили его покориться, а пленных согнали на строительство железной дороги Ломе — Кпалиме. Немецкие солдаты сражались в рядах войск соседнего Абомейского государства против французов, и можно предположить, какая жестокая судьба постигла тех, кто попал к ним в плен.

Вожди эве совершенно иначе представляли себе немецкую помощь, но было уже поздно рассуждать, доказывать. Немецкое колониальное управление взялось за дело энергично, с истинно немецкой основательностью. Сделать из Того образцовую колонию и тем самым привлечь на свою сторону другие народы Западной Африки — вот в чем заключались честолюбивые планы немцев. За сравнительно короткое время построенные железная дорога, шоссе и мосты — они действуют и сегодня-соединили столицу с отдаленными районами страны; в Ломе появились новые кварталы, на улицах аллеи, начали строить причал, который позволял разгружать большие суда, возводились торговые дома, отели, банки, учреждения. Побережье засадили кокосовыми пальмами, привезенными из Бразилии, на границе с тропическими лесами в северо-западной части Того заложили плантации какао и кофе, высаживали тиковые сады и увеличивали площади хлопчатника. В Ломе был создан Институт Гёте, где и сегодня проводятся выставки, лекции, демонстрируются фильмы, работают курсы иностранных языков, имеется богатая библиотека и читальный зал.

Германское колониальное господство в Того продолжалось тридцать лет, вплоть до начала первой мировой войны. В самом начале войны велись поиски нового покровителя. В конце концов в Того обосновались Англия и Франция, дав ясно понять, что и не помышляют уходить отсюда. Когда несколько позднее, в 1922 г., Того было объявлено мандатной территорией Лиги наций, именно этим двум государствам было доверено управление ею. На карте Западной Африки появились новые названия — Британское Того и Французское Того. Ничего не изменилось даже после второй мировой войны, с той лишь разницей, что британские и французские «управляющие» усилили свою бдительность против растущего освободительного движения. И все-таки англичане не смогли воспрепятствовать тому, чтобы тогдашний Золотой Берег провозгласил свою независимость. Им оставалось довольствоваться тем, что вновь возникшая Гана стала членом Британского содружества наций. Это произошло в 1956 г. И тогда же на основании результатов референдума Гана присоединила к своей территории Британское Того.

Трудно себе представить, как проходило это народное голосование, но его результаты надолго осложнили отношения двух соседних государств, оставили след на Того, который и по сей день не зарубцовывается. Того потеряло самую плодородную часть своей территории в бассейне реки Вольта и мощный источник энергии. Именно в этом районе немцы создали самые крупные плантации какао. Кроме того, разбились роды эве, их семьи, что можно считать наиболее трудной из всех проблем. В ней источник непрекращающихся противоречий и осложнений.

Территория Французского Того вскоре обрела внутреннюю автономию, а в 1958 г. автономию в рамках Французского сообщества. 27 апреля 1960 г. Тоголезская Республика провозгласила свою независимость. Надежда на возвращение Того первоначальных границ очень слаба, поскольку Гана возвела на Вольте крупнейшее гидротехническое сооружение в Африке.

Когда в 1960 г. была провозглашена независимость Того, на торжества пригласили и бывшего немецкого губернатора, восьмидесятипятилетнего глуховатого старичка, в мундире, пахнущем нафталином, которого с большим почетом возили из города в город. Как рассказывали очевидцы этого события, старый губернатор не очень понимал все происходившее. Тем не менее этот эпизод свидетельствует о том, насколько были сильны и продолжали жить воспоминания о немецком управлении. Определенную роль в этом, безусловно, сыграли очевидцы тех событий. Однако нельзя отрицать и известное почтение и восхищение, вызываемые немцами и у представителей младшего поколения, прежде всего интеллигенции. До сих пор немцы в их представлении — это блестящие организаторы, специалисты и мастера, которые в отличие от французов меньше говорят и больше делают, они практичные и надежные люди. Поэтому молодежь стремится получить образование в ФРГ или ГДР. Это отношение к немцам не омрачила и вторая мировая война. Я была удивлена, как мало здесь люди знают о преступлениях нацистов. Однажды мы были на каком-то французском фильме о борьбе французских партизан против нацистских оккупантов. Некоторым зрителям казалось, что немецких офицеров в фильме просто высмеивают и оскорбляют, в зале часто раздавался свист, а многие вообще вставали и уходили.

Независимость и ее проблемы

Молодое государство прежде всего должно решить вопрос своей политической ориентации. Возвращение к «старым, добрым, но строгим немецким отцам» было невозможно. Экономика и культура Того были уже тесно связаны с Францией. Французский язык нельзя было заменить никаким другим точно так же, как и старый французский франк, который оставался твердой валютой. Culture Française[7] продолжала оставаться идеалом тоголезской интеллигенции, a Bourse en France[8] — целью молодых тоголезцев, мечтающих об образовании и карьере.

Во Франции получают образование большинство будущих служащих, учителей и дипломатов, тогда как врачи, биологи, агрономы и техники отдают предпочтение учебе в ФРГ или в социалистических странах. Во французской ориентации ничего не изменилось, в сущности, даже в период, когда серьезно обострились противоречия между первым тоголезским президентом Олимпио и правительством Франции и когда в Того поднялась волна антикоммунизма. Это сложное отношение сохраняется до сих пор.

Я не раз убеждалась, насколько тесно, хотя и не всегда явно, Того (а с ним все страны так называемой франкоязычной Африки) связано со своей древней «главной» страной. С первого дня в школе тоголезские дети постигают основы французского обучения. Они изучают изысканный французский язык, знакомятся с французской культурой. В высших учебных заведениях профессора-французы и не пытаются приспособить учебный материал к условиям страны. Наша дочь, которая посещала в Ломе университет, рассказывала, как подробно студенты анализировали «Мадам Бовари». Надо сказать, что французский язык на высоком уровне, и вы не услышите ничего, что хотя бы отдаленно напоминало пресловутый пиджин-инглиш. Даже люди, которые учили французский язык на слух, говорят вполне грамотно.

После провозглашения независимости руководящие места в государственном аппарате заняло молодое поколение, которое в основном получило образование во Франции. Французские чиновники вынуждены были удалиться. Африканизация органов управления и учреждений явилась результатом освободительной борьбы и проходила в духе антифранцузской политики молодого поколения. Сильванус Олимпио, который после второй мировой войны возглавил Комитет единства Того, первую общественную организацию, после своего избрания дал ясно понять, что в политическом отношении он не намерен ориентироваться на Францию, и пригласил специалистов из Швейцарии, Израиля и Федеративной Республики Германии. На государственный аппарат, созданный французами, он не хотел полагаться, так как знал, что Франция посылала сюда служащих в основном в наказание или тех, которых она не могла использовать на родине. В отличие от англичан, которые в своих колониях держались на определенной дистанции, сохраняли ее, пользуясь системой так называемого непрямого управления (Indirect Rule), французы на всех ступенях управления вводили администрацию французского типа. Отрицательные результаты дало и чрезмерное стремление к культурной ассимиляции, и поспешное офранцуживание всех областей тоголезской жизни. Естественно, что такая политика встретила сопротивление, особенно сознательной части тоголезского общества. Кроме того, французы любили внешний блеск и торжественные речи по каждому поводу, но они не могли похвастаться деловитостью, дисциплиной, а часто и глубокими профессиональными знаниями. Нередко все кончалось лишь одними громкими словами.

Президент Олимпио пользовался репутацией государственного деятеля западной ориентации, незаурядного политика, способного повести Того по пути мирного развития. Он изучал экономику в Англии и США. После провозглашения независимости в 1960 г. он наметил строительство современного государства по типу буржуазной демократии, но одновременно провозгласил и широкую социальную программу. Прежде всего он намеревался обеспечить равенство перед законом, всеобщие выборы и предоставить избирательное право женщинам. Как экономист, президент понимал, что Того сможет обрести подлинную независимость, только когда станет экономически независимым от французских и американских монополий. Одновременно он сознавал, что без крупных капиталовложений не удастся развивать промышленность и энергетику, модернизировать тоголезскую экономику. Он знал, что создание современного цивилизованного общества дело трудное и долгое.

В апреле 1961 г. был создан парламент, в который входил сорок один депутат. Проведенный референдум одобрил новую конституцию. Была утверждена президентская система управления страной, и первым президентом Того избран Сильванус Олимпио. Первоначально в парламенте были представлены три политические партии: Партия единства Того (ПЕТ), председателем которой был президент Олимпио (партия насчитывала 400 тыс. членов, т. е. около 40 % избирателей), Демократический союз населения Того (ДСНТ) и Жювенто[9]. Вскоре президент Олимпио распустил парламент, запретил деятельность оппозиционных партий и ввел однопартийную систему.

Вожди оппозиционных партий, в их числе и шурин Олимпио Николас Грюницкий, эмигрировали в Гану и Дагомею. Представители этих партий были лишены возможности заниматься политической деятельностью. В новом парламенте теперь была представлена только партия президента Олимпио — ПЕТ. Количество депутатов в парламент она определяла в зависимости от числа жителей. Такой однопартийный парламент отражал национальный состав населения, древнее этническое деление. Это была интересная попытка объединить африканский традиционализм с парламентаризмом западного толка. В парламенте были представлены не только партийные функционеры и управленческий аппарат, но и вожди народов, старейшины родов.

Олимпио не успел объединить различные народы, вникнуть в их интересы. 13 января 1963 г. президент Олимпио был убит. О причинах трагедии существуют только догадки. Была ли это личная месть или его смерть — результат внутренних распрей, которые стране приходилось преодолевать в первый период своей независимости? Того, конечно, не единственная страна в Африке, в которой после получения независимости и ухода белых выявились противоречия и вражда между отдельными народами. Приходится признать, что многие трагедии африканских лидеров останутся для нас окутанными тайной, потому что здесь еще существуют силы, которые действуют вопреки разуму. Кроме того, следует помнить, что эти молодые государства продолжают оставаться объектами интриг империализма, старающегося использовать каждую возможность для проникновения в эти государства и удержать их в своей власти.

Положение традиционного вождя народа, селения или рода в Африке не имеет ничего общего с положением лидера в демократическом государстве. Здесь руководствуются представлениями, которые уходят своими корнями в религию и мистику. Традиционные вожди получают свою власть от бога или божества, так возникает параллель со средневековым и ветхозаветным теократизмом. Они преклонного возраста, мудры, обладают неограниченной властью и поэтому могут от своего народа потребовать подчинения и полного послушания. Современные африканские государственные деятели, возможно, и могли бы отвергнуть божественное происхождение своей власти и отмежеваться от традиционных вождей, но это ничего, в сущности, не меняет, потому что данная власть так или иначе — их предназначение. Они станут властителями только тогда, когда докажут, что находятся в союзе со сверхъестественными силами и представляют собой нечто большее, чем простые смертные. Чем больше народ этнически дифференцирован, тем больше требований к власти, т. е. требований быть представителем божества на земле. Это обостряет борьбу за власть, необходимость доказать, что она ниспослана магическими силами. Основа неограниченной власти ганского президента Кваме Нкрумы, например, была именно такой. Он объявлял себя Спасителем и пытался этим обосновать традиционную, религиозную сущность своей деятельности, невзирая на свои прогрессивные взгляды. Он сосредоточил в своих руках законодательную власть и исполнительную, политическую и религиозную.

Примерно так начинал и президент Олимпио. Все государственные функции были в его руках. Его слово было решающим в парламенте и правительстве, потому что он явно превосходил всех остальных членов правительства незаурядным умом. Трудности в управлении он пытался преодолевать сам, возлагая на себя все новые и новые обязанности, решая не только важные государственные дела, но и второстепенные, часто без ведома правительства и министров. Постепенно он сосредоточил в своих руках всю власть в государстве. Ввиду тяжелого положения страны и недостатка специальных кадров такая концентрация власти на первый взгляд была понятна, но для развития демократии и соблюдения конституции представляла собой серьезную опасность. После его смерти и освобождения некоторых членов оппозиции стало известно, что президент Олимпио в отдельных случаях сам вел уголовные дела и даже приговаривал к высшей мере наказания.

С получением независимости общественность страны возлагала на своего президента большие надежды. Как вождь, он должен был совершить для всего народа «чудо» и обеспечить всеобщее благосостояние, которое до сих пор было привилегией чиновников колониального управления. Но от мечты и обещаний до действительности огромная дистанция, и надежды постепенно превратились в обман и неудовлетворенность. «Чудо» благосостояния не свершилось, потому что этому не отвечало экономическое положение страны. Перед провозглашением независимости народу обещали, что с приходом свободы деньги будут свободно лежать на улицах. Конечно, и этого чуда не произошло, а тоголезцы, которые еще не поняли, что национальный доход можно увеличивать только повседневным напряженным трудом, стали посматривать на своего президента с некоторым недоверием.

Принимая различные проекты, которые должны были произвести переворот в национальной экономике, президент Олимпио стремился продемонстрировать свою власть и независимость Того. Одним из таких проектов было строительство нового порта в Ломе. С экономической точки зрения это был гигантский план. С политической — порт должен был доказать, что президент Олимпио как политик и вождь государства стоит во главе своего народа и с ним должны считаться. Но главное — с помощью этой стройки президент Олимпио хотел освободиться от зависимости от Ганы и Дагомеи, современного Бенина, которые, смотря по тому, как складывалась политическая ситуация, отказывали или разрешали использовать свои порты. Порту в Ломе предстояло стать своего рода окном в мир. Строительство оказалось очень трудным и обещало принести выгоду лишь в будущем. А это уже снижало популярность идеи. Африканцы живут сегодняшним днем, и это единственный критерий оценки.

Духовный подъем после обретения независимости быстро спал, порт строился медленно, к этому добавились всякие ограничения, которые пришлось ввести, и, конечно, нужна была высокая производительность труда. Потребность в труде в африканских странах никто не воспитывал, и президент Олимпио хорошо понимал, что заставить простой народ упорно трудиться будет нелегко. Его бы не поняли и восприняли это как предательство. С теми же проблемами президент столкнулся и в высших кругах; они требовали повышения жизненного уровня и хорошо оплачиваемых должностей. Низшие слои столь же решительно настаивали на улучшении жизни, которое им обещали в ходе борьбы за независимость. Между этими двумя группами была пустота: средние слои, которые могли бы стать соединительным звеном, отсутствовали и тогда, их нет и сегодня.

Президент Олимпио оказался в тупике. Как быть? Что предпринять, чтобы добиться скорейшего перелома?

Как-то мы проезжали виллу семьи Олимпио, шофер показал нам на стену и сказал:

— Посмотрите, это произошло здесь.

Стена — между виллой и американским посольством — была ничем не примечательна, никакой мемориальной доски, ничего. Здесь закончил свою жизнь первый президент свободного Того Оильванус Олимпио. Его имя никогда не упоминается. Как будто он и не существовал. Он живет только в памяти тех, кто ему верил.

Вначале считалось, что покушение было совершено оппозицией и что мятежники были связаны с одним из ее руководителей — Меачи, который эмигрировал в Гану. Даже поговаривали, что у ганского правительства в перевороте были свои интересы, ведь взаимоотношения Ганы и Того в 1962 г. обострились настолько, что их границы оказались практически закрытыми. Яблоком раздора все еще продолжала оставаться бывшая тоголезская территория, присоединенная к Гане в результате референдума. Несколько тысяч эве, лишенные земли, в знак недовольства вернулись в Того к родственникам. Гана восприняла это как проявление враждебности. Такие подозрения падали и на Дагомею, которая предоставила политическое убежище лидеру оппозиции Грюницкому, а после покушения на президента Олимпио сразу же предложила направить миссию доброй воли.

Действительность была намного проще. Путч осуществила группа в 600 тоголезских военных, бывших наемников французской армии, сражавшейся в Алжире. После их увольнения в 1962 г. Франция предоставила правительству Того значительную финансовую помощь, чтобы облегчить этим солдатам переход к гражданской жизни. Президент Олимпио эти деньги задержал и положил в банк. Говорят, он даже заявил, что эти средства принадлежат государству и правительство распорядится ими по своему усмотрению. Такое решение вызвало негодование военных, бывших в большинстве своем из северных районов страны. О возвращении на военную службу, а это было их требованием, не могло быть и речи, потому что армии как таковой в Того не существовало, была лишь личная охрана президента, государственный бюджет ее не предусматривал. Именно в эти критические минуты правительство Федеративной Республики Германии приняло такое же решение: выдать бывшим военным германской армии за верную службу единовременное вознаграждение в размере тысячи марок. Правительство ФРГ не хотело отстать от правительства Франции. Красивый жест руководства ФРГ только увеличил число врагов президента Олимпио. Марки, как и французские франки, сразу оказались в банке. Можно сказать, что этот прекрасный подарок стоил президенту Олимпио жизни. Ночью в его дом проникла группа военных. Президенту удалось скрыться, но в момент, когда он пытался перелезть через стену в сад американского посольства, его настигли и застрелили. Преступников никогда не привлекали к ответственности. Двое из трех участвовавших в покушении солдат сами позднее были убиты.

Путчисты не отважились взять власть и поэтому призвали Николаса Грюницкого, которого президент Олимпио и руководство ПЕТ в свое время критиковали за то, что он заключил долгосрочные соглашения с Францией, в частности об эксплуатации месторождения фосфоритов, за предоставление ей монополии на производство электроэнергии. Аннулировать эти соглашения значило потерять за границей доверие. Пойти на это президент Олимпио не мог. Он, приверженец буржуазной политики, не сумел найти пути и для тесного сотрудничества с социалистическими странами. После того как Грюницкий стал президентом и главой правительства, он распустил прежний парламент и снова ввел систему четырех партий, причем у каждой из них было одинаковое количество мест в парламенте. Кроме того, он считал необходимым выработать для Того новую конституцию. В проведенном референдуме преимущественное большинство тоголезцев высказалось за парламент и новую конституцию. От прежней она отличалась только тем, что значительно ограничивала полномочия президента и пребывание его на посту сокращалось с семи до пяти лет. Одновременно французский язык был объявлен официальным. И все же Грюницкий стремился разрешить проблемы управления страной демократическим путем, он считал возможным оставить членов предыдущего правительства в стране и даже на своих прежних постах. В его правительстве опять увеличилось число французских экспертов и служащих, их родственников в государственном аппарате, в системе экономики, образования. Похоже, что от этого первого военного переворота наибольшие выгоды извлекла Франция, которая укрепила в Того свои политические и экономические позиции. Ее ставка на бывших военных из Алжира оправдала себя полностью.

Грюницкий, естественно, стремился прежде всего завоевать расположение военных и удовлетворить их требования. Для служащих он снова ввел 40-часовую рабочую неделю, которую отменил президент Олимпио. Эта мера свидетельствует о том, что даже он не смог изменить действующее в Африке правило: вождь должен как можно скорее завоевать расположение и доказать, что он способен совершить «чудо». Никого особенно не интересовало, какова цена этих популярных мер, отвечают ли они состоянию экономики страны. Ведь 40-часовую рабочую неделю могут позволить себе только экономически развитые страны, но не Того, где люди только начинали учиться работать. И хотя эта мера касалась всего лишь одной четвертой части занятого населения, она принесла национальной экономике огромные потери и углубила противоречия. Коротко их можно было определить так: общество жаждет быстрых экономических успехов и повышения жизненного уровня, но никто не осмелился сказать этому обществу прямо, что желаемые изменения могут появиться только в результате большого трудового напряжения, четкой организации труда, эффективности производства и сельского хозяйства.

Первый тоголезский президент Олимпио стремился освободить свою страну от французской зависимости. В своих беседах с зарубежными журналистами он порой резко критиковал бывшее французское управление в Того, французских советников и предпринимателей за их политику тормозить развитие независимого Того. В то же время он недооценил, как тесно его страна связана с Францией и какой значительный капитал вложила в Того именно Франция. Он не проявил достаточной политической и дипломатической гибкости, чтобы попытаться использовать этот постоянный интерес Франции к Того ради развития своей страны не только в области политики, но и в экономике. Грюницкий, наоборот, наученный трагическим опытом своего предшественника, без малейших колебаний проводил последовательную профранцузскую политику, настолько последовательную, что восстановил против себя ту часть армии, точнее сказать, офицеров, национальное сознание которых было высоким. А ведь именно они помогли ему прийти к власти. 13 января 1967 г. произошел новый военный переворот, на этот раз без кровопролития. Президент Грюницкий вынужден был отступить. В результате переворота был создан Комитет национального примирения во главе с полковником К. Даджо. Его задача состояла в том, чтобы сплотить политические партии и попытаться вновь создать демократическое правительство. Переговоры с лидерами политических партий затягивались, и здесь на политической арене появилась новая энергичная фигура — подполковник Г. Эйадема[10], бывший офицер французской армии в Алжире. 15 апреля 1967 г. он выступил по радио с обращением к тоголезскому народу, в котором резко критиковал лидеров политических партий и обвинял их в том, что своими бесконечными спорами они ведут страну к катастрофе, что они «глухи к голосу сердца и разума». Он ссылался на традиции предков и патриотические чувства, но в то же время на традиционную дружбу с США, ФРГ и Францией, обещал, что установит порядок, который будет отвечать самым сокровенным чаяниям всего тоголезского народа. Его страстная речь вошла в историю Того. К власти пришло военное правительство. Президентская система, определенная конституцией 1963 т., была отменена, Национальное собрание, политические партии и Комитет национального примирения распущены. В ноябре того же года Г. Эйадема получил звание генерала.

Oui, mon général![11]

Каждое утро точно в семь часов раздается сирена и по главной улице проносится бронированный «мерседес», сопровождаемый двенадцатью мотоциклами. Движение на улице на несколько секунд замирает. Генерал Г. Эйадема едет в президентский дворец, который находится на взморье, вблизи отеля «Бенин». Живет же он в казармах на другом конце города. Тот же самый кортеж точно в двенадцать часов проносится в обратном направлении. Генерал возвращается в казармы на обед. Эти поездки как бы символизируют — государственную мощь и силу: генерал жив, начеку и держит власть в руках.

Судя по всему, он не хотел рисковать, поэтому жил в казармах, среди солдат. Он выстроил здесь виллу и окружил ее внушительным забором. Вокруг виллы был сад с вольером. Хотя дом находился на территории казарм, он охранялся вооруженной охраной. Генерал появлялся только в сопровождении личной охраны. В особо торжественных случаях выстраивалась его гвардия в черной форме и высоких меховых шапках. Сам он носил идеально сшитую военную форму горохового цвета. Лишь несколько раз в году он появлялся в гражданской одежде.

Полковники в казармах не жили. Зато здесь жили низшие чины со своими семьями. Жены офицеров варили и стирали во дворе, где паслись маленькие козы.

Генерал получает самую подробную информацию обо всем, так как последнее слово всегда остается за ним. Его авторитет огромен. — Несколько раз я была свидетелем разговора с ним по телефону министра по делам молодежи, культуры и спорта. Он стоял с трубкой по стойке смирно и не переставал повторять: «Oui, mon général, oui, mon général!» Генерал всесилен, и его решение обжалованию не подлежит. Он строг и любит точность, а за невыполнение приказа сурово наказывает.

В Ломе проходил волейбольный матч между Того и Ганой. Генерал появился в почетной ложе точно в назначенное время начала встречи и был страшно возмущен, поскольку матч начался с получасовым опозданием. Президент воспринял это, с одной стороны, как личное оскорбление, а с другой — как позор для государства. В перерыве он вызвал всех функционеров и объявил им, что у них будет удержана половина месячного оклада. Как-то ему пришлось идти пешком, а дорога оказалась не в лучшем состоянии. Тотчас же он приказал представителям городских властей во главе с мэром пройти чеканным военным шагом по улицам, где было больше всего слякоти, и сам проследил, чтобы они как следует набрали воды в ботинки. Такие воспитательные меры, напоминающие методы блаженной памяти чешского короля Вацлава или Петра I, бесспорно, повышают его популярность у простых людей и одновременно держат управленческий аппарат в постоянном напряжении. Его любимое наказание — продолжительные походы в буш, куда отправляются министры и служащие за невыполнение в срок его распоряжения. Рассказывали, что генерал и сам неоднократно участвовал в них. Тогда у всех было много хлопот, дабы не ударить перед ним в грязь лицом. К этому следует только добавить, что большинство министров и высших чиновников были, как и он, военные.

Не знаю, отвечает ли генерал Эйадема всем представлениям об идеальном руководителе, но факт остается фактом: пропаганда усиленно заботится о том, чтобы никто ни на минуту не забывал, что именно он стоит во главе государства, а лучшего Того не может и желать. Везде его портреты. На огромных стендах и в небольших стенгазетах, на плакатах и майках, одежде, шапках. Ему отводится много места в тоголезской печати, о нем постоянно говорят по радио, ему посвящена значительная часть телевизионных передач. Его имя можно увидеть на транспарантах в самых отдаленных уголках страны. Некоторые традиционные вожди носят шапки с надписью «Avec Eyadéma»[12].

Эйадема родился на севере в деревне Пийя, в 30 км от Лама-Кары. Он принадлежит к народу кабре и, естественно, окружает себя прежде всего своими соплеменниками, отдает им ответственные посты в государственном аппарате. В родном селении он построил прекрасную резиденцию, где проводит уикэнд. Как-то мы побывали там, но смотрели на виллу только издали, стоя на почтительном расстоянии от военизированной охраны. Самое большое впечатление на меня произвело озеро, на берегу которого стояла вилла; над ним парили лебеди. Когда мы решились подойти ближе, то обомлели: вместо водной поверхности был отполированный мрамор, а лебеди оказались всего лишь из фанеры. Даже видны были планки, которые их поддерживали. Иллюзия сразу исчезла. Но больше, чем летняя резиденция Эйадемы, нас привлекало место паломничества вблизи деревни Саракава. Это можно считать наглядным примером того, как возникают новые легенды, новые традиции или, точнее, как их можно создать. И в этой легенде главный герой — генерал Г. Эйадема.

Сегодня он прилетает в Пийю на вертолете, а раньше пользовался личным самолетом, который пилотировали французы. Самолет садился на широкое шоссе у Саракавы. 24 января 1974 г. самолет в харматтане[13] сбился с курса, летчики кружили над горным районом, пока не кончилось горючее. Им не оставалось ничего иного, как совершить вынужденную посадку. Кончилось это плохо: самолет разбился, летчики погибли, а генерал Эйадема (и несколько сопровождавших его лиц, но об этом обычно умалчивают) чудом остался жив. Г. Эйадема не иначе как был любимцем добрых духов, так как только нм он обязан своим спасением.

Французские летчики, хотя и погибли в катастрофе, были признаны орудием империалистических интриг: они, без сомнения, покушались на жизнь генерала. 24 января было объявлено Днем борьбы против белого империализма, а обломки самолета оставлены на месте катастрофы. Так деревня Саракава стала местом паломничества, куда направляются толпы не только местных жителей, но и любознательных туристов. В этот день здесь происходят пышные торжества, приносятся жертвы предкам в знак благодарности за спасение жизни генерала. Затем избранное общество отправляется в резиденцию Эйадемы в Пийе. Это единственный день в году, когда в этом доме принимают гостей.

У обломков самолета, который представляет собой груду ржавого металла (удивительно, как вообще все это можно было сохранить), — тоголезский флаг, немного поодаль военная палатка, откуда доносятся звуки радио. Сразу же к нам подошел патруль, который молча следовал за нами. Когда я собралась фотографировать, один из солдат покачал головой. Фотографировать в этом священном месте запрещено.

Мысль о спровоцированной катастрофе возникла не случайно. В то время генерал Эйадема достиг одного из самых своих больших экономических и политических успехов. Ему удалось приобрести для Того 51 % акций месторождений фосфоритов, являющихся самым большим богатством страны. Французские монополии переживали эту потерю довольно тяжело…

В знаменательную годовщину мы были в Ломе. Утром пошли на пляж и удивились, что не обнаружили никого из наших знакомых-европейцев. Только вернувшись домой, мы узнали, что утром местное радио сообщило о «традиционном» Дне борьбы против белого империализма и призвало белых в своих интересах не покидать дома.

По главным улицам Ломе фланировали группы приверженцев традиционных верований, время от времени выкрикивая воинственные лозунги. Без них не обходится ни одно празднество, но, прежде чем мы к ним привыкли, они вызывали у нас страх.

С одной стороны, эти группы должны воскрешать африканский дух и старые традиции, с другой — вносить оживление на улицах и стадионе во время торжеств. Это некий боевой актив партии Эйадемы — ОТН[14] и одновременно единственная организация молодежи, но я обратила внимание, что в нее входят и весьма почтенные люди. Члены этих групп получают три тысячи франков в месяц (наш шофер получал двенадцать тысяч), и их одежда украшена различными лозунгами и портретами Эйадемы. На подготовку к торжествам или другим массовым мероприятиям их созывает разъезжающая по городу машина с микрофоном. Буквально через несколько минут после объявления о том, что они должны прибыть туда-то или туда-то, они уже выбегают из домов, будто только и ждали этого приказа.

Впервые я увидела их на стадионе, где каждый вечер они «отрабатывали» свою программу. Я бы сказала, что это нечто среднее между народным творчеством и пропагандой. Тренер Киндр не любил, когда они приходили на волейбольную площадку: после них всегда оставалось полно мусора.

Я наблюдала за их репетицией, как вдруг на стадионе воцарилась тишина. Тамтамы и маракасы смолкли, представители традиционных верований замерли, и все повернулись к трибуне, куда я незаметно проникла. Один из них направился ко мне и вежливо объяснил, что мне нельзя здесь оставаться. Затем он решительно выпроводил меня со стадиона.

Впервые я увидела их выступление на торжествах 30 ноября, в день годовщины основания партии ОТН. Этот день отмечается намного торжественнее, чем День провозглашения независимости, хотя ОТН была основана только в 1969 г. и у нее не очень большая история. Торжества проходили на центральном стадионе. Мы сидели, видимо, по какому-то недосмотру на почетной трибуне, буквально в нескольких метрах от обтянутого красным плюшем кресла самого генерала Г. Эйадемы. Он прибыл, как всегда, минута в минуту. К нему подходили, почтительно кланяясь, с его портретом на одежде, а на его лице не дрогнул ни один мускул. Рядом сидели военные, министры в европейской одежде, тоголезские вожди в традиционных пестрых тогах и головных уборах. Торжественную речь Эйадемы присутствовавшие на стадионе слушали без особого подъема, лишь в отдельных местах на трибуне появлялись островки поднятых рук, махавших цветастыми платками. Это и были представители традиционных верований, создававшие оживление. Самый большой энтузиазм проявляли люди в непосредственной близости от оратора и группа китайцев, которые скромно заняли место на соседней трибуне: они снова и снова поднимались со своих мест.

А потом уже на поле стадиона вышла колонна представителей традиционных верований. Их было около пятисот. Прежде всего они отдали необходимые почести генералу, а потом разыграли небольшой спектакль о том, как белого дипломата изгоняют из страны. Его роль исполнял африканец-альбинос с курчавыми, но светлыми волосами и светлой кожей. Насколько я поняла эту пантомиму, дипломат сначала угрожал тоголезцам и держался высокомерно, но когда увидел перед собой столько чернокожих людей, которые махали руками и темпераментно двигали бедрами, испугался, а когда раздались возгласы и грохот барабанов, схватил свой набитый бумагами портфель и бежал, при этом несколько раз упав. Эта заключительная сцена вызвала бурю восторга у зрителей, группа китайцев снова поднялась со своих мест. Генерал сидел как сфинкс.

На стадион под звуки барабанов вышла другая группа. Воцарилась тишина, как перед бурей. Только теперь я обратила внимание на мужчину с микрофоном в руке под трибуной. И тут началось. Мужчина выкрикивал вопрос-лозунг, и вся масса отвечала:

— Стать рабами?

— Нет!

— Служить народу?

— Да!

— Неоколониализм?

— Нет!

— Единство?

— Да!

Ритм вопросов и ответов нарастал, пока все не слилось в оглушительном скандировании:

— Того — всегда! Того вперед! Генерал Эйадема! Да здравствует!

Это было очень впечатляюще. Представители традиционных верований сопровождали свои ответы жестами, поднимали руки и падали на землю. Постепенно все это перешло в танец, темп которого стал более спокойным. Танцующие касались руками и головой земли, воинственные крики смешивались с оглушительным грохотом тамтамов — и вдруг все опять стихло, и снова началось скандирование лозунгов.

Праздник, в котором выступали группы представителей традиционных верований, прибывшие со всех концов страны и соревновавшиеся между собой, завершился апофеозом генералу Эйадеме. Когда в заключение группы составили из цветных платков его имя, овациям не было конца и даже сам генерал поднялся и помахал им в знак одобрения.

Представители традиционных верований, как правило, там, где генерал. Они создают праздничное настроение на улицах, провожая или встречая его, они приходят на аэродром, выступают на собраниях и заседаниях.

Мы наблюдали их в работе, связанной с кампанией по африканизации имен. Инициатором этой большой кампании был сам генерал Эйадема, который в одном из своих выступлений по радио объявил, что настоящий африканец не должен носить европейское имя. Фамилия не имела значения. Он сам показал пример, сменив свое христианское имя Этьен на Гнасингбе. Сразу же после его выступления в столице прошли демонстрации, инициаторами которых были именно представители традиционных верований. Они маршировали по городу и агитировали за смену имен. Их колонна прошла и мимо нашего дома. Увидев нас на балконе, они остановились, помахали нам и крикнули: «Неоколониализм — нет!» Но добродушно смеялись и были довольны, когда мы помахали им в ответ.

Кампания продолжалась несколько недель, но была принята не везде одинаково. Христианские церкви обратились с посланием, в котором говорилось, что африканизация имен является шагом назад, поскольку речь идет о возрождении не только африканских традиций, но и старых предрассудков. Если у людей такие имена, как Змея, Среда, Шакал, значит, и в жизни они должны руководствоваться ими и это определяет их характер и поступки. По инициативе церкви перед президентским дворцом прошла демонстрация протеста. Но все собрания и демонстрации проходили спокойно, нигде не было стычек, хотя на улицах встречались группы с различными взглядами и лозунгами. Последнее слово, как всегда, было за Эйадемой. Он издал приказ, согласно которому государственные служащие, не сменившие имен, подлежали увольнению. Эта угроза возымела действие: всю неделю местные газеты были заполнены длинными списками людей и их новыми именами. Генерал Эйадема торжествовал победу.

В действительности это выглядело несколько иначе. Когда мы спрашивали некоторых знакомых, как их теперь зовут, они лишь отмахивались. И наш знакомый из министерства по делам молодежи, культуры и спорта попросил нас, чтобы мы называли его, как прежде. Но, беседуя с нами однажды в его кабинете в присутствии его подчиненного, он прервал нас и сказал:

— Простите, вы, вероятно, забыли, что теперь меня зовут иначе…

Потом они оба извинились и попросили нас прийти завтра. Генерал Эйадема уезжал с государственным визитом, а это означало, что закрываются министерства, учреждения, банки, почта и школы: все шли провожать его. Так же будет через несколько дней, когда генерал вернется.

Среди кустарников ало

Ломе в сравнении с Аккрой, Котону или даже Абиджаном производит впечатление скорее провинциального города, но на каждом шагу видно стремление преодолеть это, особенно в последние годы. Город расположен на песчаной косе, поэтому везде, где нет газонов или асфальта, приятный мелкий песок. Лагуна сейчас в основном уже приведена в порядок, ее берега выровнены и укреплены. Теперь она напоминает реку со стоячей водой. Только в некоторых местах еще сохранились ее рукава, как бы отрезанные от основной «реки», но пройдет немного времени, и они будут засыпаны, а с ними исчезнут последние болота рассадники комаров и малярии. Вечером оттуда доносится лягушачий концерт. Лагуна перегорожена несколькими плотинами, по которым проходят шоссе и железная дорога.

Ломе возник из нескольких рыбацких селений, его название означает «селение в кустарнике ало». Красивые крепкие кусты ало с яркими красными цветами растут в окрестностях города и сегодня. Основателями и первыми жителями селений были бе — южная ветвь народа эве. Они пришли сюда лишь в конце XVIII в. из Нуаче, расположенного в 100 км к северу от побережья[15]. Вместе с Тадо он считается колыбелью эве. Согласно преданию, они бежали от жестокого монарха Агоколи. Чтобы запутать преследователей, они бросали по пути зернышки проса, а слетавшиеся на них стаи голубей заметали, их следы. Поэтому и сегодня голубь — «тотемическая» птица народа бе. Считается, что их вождь Джитри стал основателем династии вождей, которая существует в Ломе и по сей день.

Аджалле, восемнадцатый мэр города, — важная персона и входит в почетную свиту генерала Эйадемы. Внешне это современный, высокий, крепкого сложения человек в очках с золотой оправой (он учился в Париже). Раз в год, в День национальной независимости[16], он облачается в традиционное одеяние для традиционных церемоний и показывает прибывшим на празднование один из старинных кварталов города — Амутиве, древнее место пребывания монархов; там хранятся и их троны. По традиции вожди эве живут в Тадо и (Нуаче.

Как многие другие народы, эве, по легендам, ведут свое начало от йоруба, одного из самых могущественных африканских народов, которые пришли в современную Нигерию с севера 800–1000 лет назад. Они основывали богатые и высокоорганизованные города-государства, которые вызывали удивление и уважение всех европейских путешественников и завоевателей. Одним из самых могущественных и древнейших государств к западу от дельты Нигера был Бенин, населенный родственным народом бини. Он прославился бронзовыми скульптурами. Упадок этого государства начался в XVII в., а причиной, вероятнее всего, послужила борьба за трон. Традиция бенинской империи жива и сегодня, особенно на территории между устьями рек Вольты и Нигера в заливе Бенин. Полностью она поддерживается в современном Того. С Бенином связаны самые героические страницы прошлого тоголезцев. Поэтому название «Бенин» так часто встречается и в Ломе. «Бенин» — это один из самых современных отелей, это пивоваренный завод, производящий пиво по баварскому рецепту, «Бенин» — это спичечная фабрика, завод пальмового масла, название «Бенин» носят и рудники, где добывают фосфориты, и новый университет.

Резиденция германского губернатора первоначально находилась в Анехо, но в 1897 г. столицей Того был объявлен Ломе. Колониальные власти сочли, что в Анехо нет условий для строительства морского порта. В Ломе в 1900–1904 гг. был построен причал, который позволял подходить к городу крупным океанским судам. До этого суда вставали на якорь в открытом море и грузы с берега перевозились на лодках. Спустя восемь лет начали действовать железные дороги, узкоколейки, соединившие временный порт со всеми промышленными районами Того. Сами названия дорог свидетельствуют о том, какой цели они призваны были служить: прибрежная железная дорога в Анехо была открыта в 1905 г. и ее назвали «пальмовой», в Палиме (1907) — «какао», в Атакпаме на севере — «хлопковая» (1913). Железную дорогу до Бассара к месторождению железной руды немцы не смогли построить, и сегодня она все еще на бумаге. Только в годы независимости в Того появилась «фосфоритная» дорога длиной всего 26 км, но самая оживленная. Для полного представления следует добавить, что общая протяженность железных дорог в Того составляет без малого 400 км.

Деревянный причал, от которого сохранился лишь остов, положил начало быстрому развитию Ломе — столицы Того. Вокруг появились административные здания и жилые дома европейских предпринимателей, новые улицы и проспекты, церкви, костелы, торговые дома. Новую резиденцию построил и германский губернатор. Но в соседстве с новыми зданиями теснились нищенские глиняные домики с соломенными и жестяными крышами, песчаными двориками. Эти контрасты и сегодня во многом типичны не только для Ломе, но и для более крупных и богатых городов Западной Африки.

Красивое Бульварное кольцо, опоясывающее центр города, позволяет попасть в фешенебельный административный квартал и в узкие улочки, где живут тоголезцы. Здесь ничего не изменилось со времени основания города. Контрасты жизни в столице разительны: рядом с мощными грузовыми автомобилями междугородного сообщения идут женщины с тазами на голове, в непосредственной близости от шикарных отелей на берегу океана влачат жалкое существование жители бедных рыбацких селений, у современных торговых домов стоят ларьки, сколоченные из досок, а на ступенях почтамта колдун продает амулеты и чудодейственные средства. Вокруг современной больницы снуют дети, родственники больных; женщины здесь же варят и пекут, потому что больница обеспечивает питанием только больных первого класса. Тут же можно приобрести справку о сделанной прививке, которая вам необходима для поездки за границу. Достаточно лишь вписать фамилию. Это свидетельство, снабженное всеми необходимыми печатями, будет стоить намного дешевле, чем визит к врачу.

В бывших складах у старого причала находится биржа труда. Днем и ночью здесь сидят и лежат тоголезцы в ожидании работы. К причалу, построенному французами в 1928 г., приближаться не рекомендуется. Железнодорожный вокзал, находящийся поблизости, похож на большой лагерь, и здесь варят, пекут и жарят, спят в ожидании поезда. Из запахов, которые вас сопровождают повсюду, самый сильный запах рыбы. Трудно понять, как и в каком виде рыба попадает с побережья в отдаленные северные районы. Между вокзалом и старым причалом, на довольно большой территории, возводится новый торговый центр.

Немцы не завершили строительства столицы своей «образцовой колонии» еще и потому, что потеряли ее в самом начале первой мировой войны. Но развитие современного Ломе, в сущности, продолжается на основе их плана. Небольшие поправки были внесены только в план восточной части города, где после присоединения небольшой территории Того к Гане она сузилась. Пригород Ломе подошел к самой государственной границе. Поэтому новые кварталы появляются севернее лагуны, восточнее порта и промышленного центра.

В городской архитектуре легко можно узнать здания и кварталы, застроенные бывшим германским колониальным управлением, торговцами и предпринимателями. В них сочетаются поздний классицизм и модерн, декорированные порталы, колонны, балконы, аркады и террасы, на которые ведут открытые лестницы. Сегодня в этих зданиях расположены министерства и учреждения, некоторые занимают богатые местные граждане, в основном из числа торговцев, интеллигенции и чиновников.

Своеобразная африканская архитектура стала развиваться в Ломе только после провозглашения независимости в 1960 г. В ее создании принимали участие прежде всего итальянские архитекторы, считающиеся в этой части Африки лучшими, но есть и французы, и западные немцы. Рядом с ними начинают пробовать свои силы молодые тоголезские архитекторы, получившие образование в Европе, Они призваны были разработать стиль, основу которого составляли бы элементы африканского искусства. И действительно, в последнее десятилетие были созданы подлинные произведения искусства. Их особенность и неповторимость — это движение, передающее африканский ритм. Архитекторы осторожно обходят прямые линии и углы. Во всем чувствуется движение, как бы передающее изящество африканского танца. Одновременно в архитектуре нашло отражение многообразие африканской природы.

Одним из самых замечательных зданий в этом смысле можно считать «Отель де ля пэ». «Отель де ля пэ» — это две десятиэтажные башни легкой формы со своеобразными линиями окон и балконов и с вытянутыми прудами между ними. Как все современные здания, «Отель де ля пэ» сделан из бетона, стекла и алюминия, единственного из металлов противостоящего влажности.

Новый центр города — это большая площадь с памятником Независимости и зданием Дома партии. Памятник был торжественно открыт 27 апреля 1960 г. в день провозглашения независимости Тоголезской Республики. Его автор — французский архитектор и скульптор Кустэр. Он также исходил из принципов новой африканской архитектуры. Это примерно двадцатиметровая плита (толщиной 2 м), из которой выступают два крыла наподобие открывающихся ворот. В плите сделан проем в виде контуров человека, разрывающего оковы. Тени и блики, падающие на плиту днем от лучей солнца, а вечером от света прожектора, создают впечатление движущегося изображения. Перед проемом стилизованная фигура африканской женщины с бронзовой чашей в поднятых руках. В дни торжеств в чаше горит огонь как символ жизни и свободы.

Дом партии ОТН был открыт в 1972 г. Его архитектура напоминает трон: плоская крыша с двух сторон приподнята в изящных изгибах. Помимо бетона, стекла и алюминия в строительстве был использован серо-белый мрамор, найденный в Центральном Того в 1969 г. Говорят, этот мрамор по своим качествам не уступает итальянскому: особенно большим спросом за границей пользуется черный тоголезский мрамор. Его запасы исчисляются в 20 млн. т.

Коридоры первого этажа Дома партии застеклены. Здесь проводятся или, точнее, будут проводиться выставки. Затем идут клубы и ресторан. На втором этаже располагаются несколько министерств, в том числе министерство внутренних дел и обороны. В Доме партии приемы устраиваются на газонах, в тени акаций. На одном из них я присутствовала. В числе гостей были сотрудники учреждений, почетные гости. Устроители вынесли на газоны столы с едой и напитками, было произнесено много длинных речей. А поскольку территория не была огорожена и не охранялась, к почетным гостям легко присоединились и незваные гости, не только дети и подростки, но и взрослые. Они брали со столов все, что можно было взять.

К зданию Дома партии пристроен большой зал на три тысячи мест со сценой, оборудованной самой современной техникой. Со временем эта сцена будет предоставлена театру, пока же в зале проходят панафриканские конференции, к которым тоголезское правительство питает слабость. А поскольку конференции не так уж часты, зал большей частью пустует.

Однажды нас пригласили сюда на выступление танцевальных групп, представлявших Того на Первом фестивале франкоязычной молодежи в Квебеке. Зал был полупустой, поскольку надо было покупать билеты. Кондиционеры работали так, что у нас было полное ощущение, будто находимся в холодильнике. К счастью, мы это предвидели и взяли с собой свитеры. Танцорам холод, конечно, не мешал, хотя многие из них. были одеты довольно легко. Яркие костюмы украшали плюмаж и бахрома. Танцы не требовали долгих репетиций, ведь они — часть жизни африканцев. Хореограф, видимо, отобрал самых красивых юношей и девушек и объединил отдельные танцы незамысловатым сюжетом. Юноши и девушки, приехавшие на грузовиках в джинсах, расписных майках или ярких рубашках, за кулисами преображались, переодеваясь в свои экзотические костюмы.

Самым ярким и впечатляющим был танец влюбленных — лава. Танцевали пять пар народа котоколи. Он символизировал пробуждение чувства. Затем выступила группа из Басара со свадебным танцем абале, который исполняют девушки с обнаженной грудью. Финал этого танца для присутствовавших европейцев был шокирующим: девушки опустились на колени и раскачивались низко над полом сцены. В этот момент ревандез стали им бросать на сцену монеты, а девушки в такт музыки и звона сгребали их маленькой грудой в кучки. Так подруги собирают невесте деньги на приданое или свадебный подарок. Члены дипломатического корпуса, не сообразив, что звон монет служит дополнением к музыкальному сопровождению, начали бросать на сцену бумажные банкноты. Это снизило общий эффект танца. И все же аплодисменты зрителей были такими бурными, что в них потонул звон монет. Задние ряды бросились к сцене, другие поднялись со своих мест. Мне же все-таки показалось, что эти танцы не привели присутствующих в такой восторг, как, например, военные танцы народов конкомба и кабре, которые были динамичными, темпераментными и полны удивительного движения. Особенно танец каури, передающий сражение лучников. Оглушительный грохот тамтамов, сопровождавший танец, поднимал тоголезскую публику с кресел и приводил ее в настоящий экстаз. Не только мужчины, но и женщины начинали покачиваться в ритме тамтамов и маракас, и им вовсе не мешало, что к спинам у них были привязаны дети.

Огромный зал внушительного Дома партии, стены, коридоры и лестницы которого выложены серо-белым мрамором, и этот яркий концерт навсегда останутся в моей памяти.

Воспоминания о здании университета ассоциируются с группами женщин на берегу, которые, взгромоздив на голову эмалированные тазы с песком, несут их к шоссе. Когда я спросила, куда его отвозят, мне ответили: на строительство университета.

Университетский городок на северной окраине города за лагунами только строился, но о нем уже можно было составить определенное представление. Тоголезские друзья уверяли, что это будет самый современный и самый прекрасный университет во- всей Западной Африке. По их словам, уже сегодня он превзошел прославленный университет в Аккре.

Комплекс зданий, где расположены аудитории, кабинеты, лаборатории и библиотеки, общежитие для студентов и виллы для профессоров, занимает площадь 300 га. Когда в январе 1970 г. был заложен первый камень, вокруг была дикая равнина с редкими деревьями, кустарником и термитниками. Теперь это место превращено в парк с цветочными клумбами, зелеными газонами, прудами и тенистыми уголками. Белые здания, в архитектуре которых также использованы элементы и линии «королевского трона», в основном двухэтажные, самая большая их примечательность — непритязательность и классическая простота, в них нет ничего лишнего, никаких украшений, — и тем не менее они выглядят празднично.

Аудитории оснащены самым современным оборудованием и пособиями. Студенческие общежития напоминают дворики семинарии, откуда есть вход в жилые помещения. У каждого студента две комнаты — на первом и втором этажах. Одно помещение жилое, второе предназначено для занятий. Наверху — лоджия. Прекрасно спланированы одноэтажные домики с гаражом, террасой и садом для преподавателей.

Нас интересовал вопрос, не чрезмерен ли подобный комфорт для студентов такой страны, как Того. Однако один из работников министерства — просвещения объяснил нам, что все так и должно быть: студентам необходимы самые лучшие условия, ведь они — будущая интеллигенция Того, которую ждут большие дела. Поэтому правительство не жалеет никаких средств. В Европу для получения образования попадает лишь небольшое число студентов. Университет в Ломе, куда будут приглашены лучшие профессора и преподаватели из всех стран мира, станет настоящим центром образования и науки, в самые ближайшие годы он достигнет такого же уровня, как любой европейский университет… Простите, как самые лучшие университеты Европы.