В ритмах Черной Африки

Рыбацкое селение

Морские границы Того составляют всего 50 км. На западе — мыс Ломе, на востоке — город Анехо. Вдоль берега проходит магистраль, возможно, первая коммуникация в этой части Африки вообще, имевшая в свое время стратегическое и тортовое значение, поскольку она соединяла бывшие крепости и торговые фактории. Эта магистраль идет вдоль всего Гвинейского залива, в некоторых местах удаляясь от моря; она соединяется с дорогами, уводящими в глубь страны.

Прибрежная трасса покрыта асфальтом, который, как ни странно, выдерживает страшную жару, и обрамлена красной латеритовой обочиной. Въезжать на нее не рекомендуется ни в сухой сезон, ни в сезон дождей, потому что она в первом случае очень пыльная, во втором довольно вязкая. От моря магистраль отделена полосой песка и лентой кокосовых пальм. В некоторых местах сразу же за пальмами начинается высокий крутой берег, истерзанный прибоем и дождями. Вода подмывает корни пальм, их стройные стволы низко наклонились. Кое-где вместо пышных крон к небу поднимаются только голые стволы. Это сделала не вода, а вирусная болезнь, против которой пока не найдено защиты. Говорят, что когда-то на побережье Того росло 100 тыс. пальм. Сколько их осталось, не удалось узнать, но, по последним официальным данным, урожай кокосовых орехов год от года падает. Если в 1965 г. он составлял 43 млн. штук, то в 1971 г. уже только 21. Интересно, что в Гане и Береге Слоновой Кости урожай кокосовых орехов, наоборот, растет.

По всему побережью разбросаны рыбацкие селения, укрывающиеся в тени пальм. Это особый мир, замкнутый, возможно до некоторой степени и таинственный. Его границы — шоссе и морской берег. Немногие решаются войти в него. Только в самой близости от Ломе, где прямо на берегу выросли современные отели с пляжами для иностранных туристов, там, где построили новый порт, этот рыбацкий анклав был нарушен. Более того, рыбаки стали своего рода магнитом для иностранцев. Пляжи, конечно, обнесены оградой из пальмовых ветвей, а любопытных, которые могли бы надоедать зарубежным гостям, довольно бесцеремонно отгоняют. Но из гостиницы можно наблюдать за жизнью рыбаков и восхищаться их ловкостью.

И здесь контрасты современной Африки бросались в глаза. Прекрасная архитектура отелей, таких, как «Бенин» пли «Отель де ля пэ», и рядом — бедные хижины рыбаков. Порт, оборудованный по последнему слову техники, стоящие на якоре океанские суда, а в десятках метров от них в море выходят на раскрашенных пирогах, выдолбленных из целого ствола, чернокожие рыбаки и забрасывают сети, как сотни лет назад.

При отеле «Бенин» был пляж и бассейн с пресной водой. Температура в нем постоянная — +20°. Для развлечения гостей имелся небольшой зоологический сад с обезьянами, змеями, черепахами и экзотическими птицами. Прекрасные цветы, ежедневно подстригаемые английские газоны, пестрые зонтики на террасах, бар под соломенным навесом, типичный стилизованный африканский дом Северного Того, но отделанный стеклом, зеркалами, никелем и окруженный забором, который отделял этот островок благополучия от остального мира, ведущего повседневную борьбу за существование.

Меня не удовлетворяла картина, которую обычно видит турист с балкона отеля. И в один из дней мы отправились по прибрежному шоссе. Проехав 15 км, свернули на пыльную дорогу между пальмами. Наш шофер, который был отличным экскурсоводом, категорически отказался идти с нами в рыбацкое селение. Этот «театр» не вызывает у него интереса. Мой муж сначала тоже отнесся без особого подъема к этому приключению, но в конце концов согласился, когда я пообещала, что сделаю только несколько кадров и мы сразу же вернемся.

Едва мы приблизились ас хижинам, как из них высыпала пестрая группа женщин и детей. Они следили за каждым нашим шагом, покрикивали друг на друга: то ли для храбрости, то ли высказывали свои предположения, что мы за люди и чего здесь ищем. Мы медленно двигались по глубокому песку, иначе и не получалось, каждую минуту мы останавливались и осматривались, давая понять, что оказались здесь случайно и у нас нет недобрых намерений.

Женщины, завернутые в пестрые ткани, с детьми на спине, подождали, пока мы приблизимся, а потом как по команде окружили нас, стали визжать, смеяться и дотрагиваться до нас, как будто хотели убедиться, что мы живые. Мы не понимали их, они — нас. Тут одна из женщин пробилась через толпу, подталкивая тринадцатилетнюю полуодетую девочку. Она показывала то на нее, то на нас. Другая женщина поставила рядом с ней еще одну. Далеко не сразу мы сообразили: они предлагали купить их. Они дергали нас за руки, вертели, кричали, мы уже были готовы к тому, что нас начнут раздевать. Похоже, что они были раздосадованы нашим отказом. Я вспомнила о том, что пережила на базаре в Ломе. Но здесь отступать было некуда. Машина стояла далеко, а шофер заранее предупредил, что не примет участия в нашей прогулке.

Тут мне пришла спасительная мысль. Я достала фотоаппарат и направила объектив на полуодетую толпу. Результат был неожиданный. Женщины закрыли лица и бросились бежать. В первую минуту я подумала, не приняли ли они фотоаппарат за оружие. Только несколько детей остались стоять, и, когда я подозвала их посмотреть, они набрались смелости и медленно подошли. Они смотрели недоверчиво, но в конце концов любопытство победило. За ними приблизились и остальные, а потом мне уже надо было думать о Том, как спасти фотоаппарат. Когда я несколько раз нажала кнопку затвора, к моему удивлению, они потребовали фотографию, из чего я заключила, что фотоаппарат не был для них такой уж новинкой.

Что касается фотографирования, то у меня уже был некоторый опыт по Алжиру. И там не раз я оказывалась в положении, когда не знала, что спасать — фотоаппарат или свою жизнь. Здесь, в Западной Африке, было не так. Мне не удалось воспользоваться апробированными методами. Как всегда, подарков на всех не хватило, а мои попытки расположить женщин, погладив какого-нибудь ребенка, кончались тем, что прибегала мать, хватала его на руки и с криком исчезала. Но через минуту приходила другая с ребенком на руках и предлагала мне купить его.

Когда я впервые столкнулась с этим, то растерялась. Нечто подобное, говорила я себе, мать могла совершить только из-за слаборазвитого материнского инстинкта. Позднее я узнала, что это не так. Матери стремятся поместить своих детей в благополучные семьи, туда, где, по их мнению, их детям будет хорошо. Богатые люди, приезжающие на море, — это как раз те, кто могли бы обеспечить такое счастье. Не знаю, как это назвать: недостатком ли материнского чувства или, наоборот, каким-то другим, более глубоким чувством, усиленным верой в человеческое добро? Но, бесспорно, оно не соответствует нашим представлениям и нашим взглядам. Скорее всего этим женщинам вполне достаточно сознания того, что их ребенку будет хорошо. Они не думают о том, что могут никогда его уже больше не увидеть. А может быть, они полагают, что даже в далекой стране ребенок не забудет своих родственников и облагодетельствует их.

Я интересовалась в кругу наших знакомых, известны ли им случаи, чтобы белый покупал чернокожего ребенка? Никто не мог припомнить, откуда это повелось. Один учитель высказал предположение, что это пережиток давнего прошлого, отсвет времен, когда на побережье торговали рабами. Его слова меня обескуражили.

— Но вы не будете утверждать…

— Я ничего не хочу утверждать, — прервал он меня, — но посмотрите на эту проблему с другой стороны. Продажа рабов за моря и океаны — это, конечно, было жестоко и страшно. Это мы знаем. Но разве потомки бывших рабов не возвращались? Разве некоторые из них не вернулись состоятельными людьми? У бедноты на эту проблему свой взгляд. А потом человек устроен так, что не дает несчастью надолго овладевать собой. Сельский житель ничего не знает о тяжелых условиях жизни негров в Америке. Он видит только тех, кто приезжает сюда, т. е. состоятельных людей, а они ему вполне импонируют…

Эту беседу я невольно вспомнила в рыбацком селении в 15 км от столицы. Но можно было и не ездить так далеко.

Когда женщины разошлись и снова занялись своей работой, мой муж заявил, что теперь он мне, видимо, не понадобится. И все же он настоятельно просил меня не покупать ребенка ни для — себя, ни для него и пошел к шоссе. Сопровождаемая толпой детей, я осматривала селение, незаметно сфотографировала и фетиши, которые ничем не отличались от тех, что я видела раньше. По многочисленным рыбьим скелетам я поняла, что рыба здесь — самая частая жертва.

Хижины были построены из пальмовых ветвей, покрыты пальмовыми листьями. Если бы жилища не были так бедны, я бы сказала, что они прекрасно стилизованы. Из пальмовых веток сплетены заборы, напоминавшие богатые кружева. Из пальмовых листьев — циновки, корзинки, шляпы. Не берусь перечислить, какое количество предметов можно сделать из пальмы. Кокосовые орехи содержат освежающую жидкость. Из нее готовят приправу к различным блюдам и используют в производстве свечей, мыла и лекарства, кроме того, ее добавляют в пищу для скота; из скорлупы делают различную посуду, миски, чаши, ложки, половники, пуговицы и пр. Из молодых листьев пальмы готовят вкусный салат, из сока — пальмовое вино, — спирт и сироп. Стволы выделяют особый вид каучука. Волокна листьев идут на изготовление прочной ткани, ниток и веревок. Из волокнистой оболочки делают мешки, ковры, щетки. Из корней плетут корзины, циновки, из стволов старых пальм делают мебель. Ничего не пропадает. Кокосовая пальма не только королева среди пальм, но в буквальном смысле слова дерево жизни.

Она родом из Полинезии, откуда ее привез человек, пригнал ветер, принесла вода. Кокосовые орехи прекрасные и необычайно стойкие «пловцы». От соленой воды внутренность защищена твердой восковой оболочкой, и легкая волокнистая корка служит «спасательным жилетом». Только этим можно объяснить тот факт, что кокосовые рощи растут на небольших островах и коралловых рифах, куда человек и не ступал. Кокосовой пальме нужно тепло и соленый влажный воздух. Однако кокосовые орехи — это пища и материал не только местных жителей и рыбаков, живущих на побережье. Орехи — важное промышленное сырье, занимающее прочное место на мировых рынках. Из очищенной мякоти плодов — копры — получают жир, который с начала нашего столетия является составной частью многих пищевых жиров.

Вокруг хижины в песке сушились маленькие рыбки. Они так и сверкали на солнце. Из такой рыбы готовится рыбная мука, или ее коптят в глиняных коптильнях. Женщины носили на голове белые тазы с песком и галькой и ссыпали их в кучу у шоссе, а автомашины отвозили песок и гальку на керамический завод или строительство университета. Я не знала, сколько весит такой полный таз, а у некоторых женщин на спине были еще и дети.

Но больше всего меня интересовали рыбаки, группы которых виднелись на берегу. Я медленно направилась к ним. Море напоминало кипящий котел. Огромные массы пенящейся воды обрушивались на берег, возвращаясь, они гнали новую волну. Я не могла оторвать глаз от этой прекрасной картины, в которой было столько напряжения и силы.

На берегу находилось около шестидесяти рыбаков, мужчин и женщин. Сначала они окатывали сети как ковер и несли их к пирогам, сделанным из целого ствола. Потом, оттолкнув пироги от берега, на минуту скрывались в высокой волне прибоя и появлялись уже на спокойной поверхности моря. Для этого нужны были большая ловкость, конечно, опыт и смелость. Затем сети забрасывали в море и медленно тащили к берегу. Это самое трудное. Как только сеть, напоминавшая большой мешок, оказывалась на берегу, к ней бежали женщины с мисками и вождь, который делил улов. Одна заброшенная сеть, как говорили, приносит 120 кг мелких рыбешек. В течение дня сеть забрасывают трижды.

В ловле рыбы участвуют несколько семей, которые живут в этом селении. В город на базар ходят специально выделенные женщины. Самую крупную рыбу вождь сам предлагает прибрежным отелям. Кроме рыбы местные жители торгуют вдоль шоссе кокосовыми орехами, но только на своей стороне шоссе. Вообще же они не покидают своей территории, и многие из них за всю жизнь так ни разу и не бывают в городе.

Возвращаясь, я опять шла мимо селения вдоль берега. Женщины, работавшие здесь, возможно, и не удостоили бы меня вниманием, если бы неожиданно высокая волна не обдала меня с ног до головы. Они бросили работу и прибежали посмотреть. Они смеялись и как бы удивлялись, что и белого человека может постичь такая неприятность. Одна трогала мое мокрое платье, другая даже подняла кофту, а когда они увидели бюстгальтер, принялись пронзительно визжать. Видимо, эта часть туалета им показалась смешной. Мне надо было что-то делать, чтобы защититься. «Cadeaux, cadeaux!»[20] — кричали они, перебивая друг друга. Это было, наверное, единственное французское слово, которое они знали. Ио у меня уже не оказалось никаких подарков. Выручил обычный носовой платок. Я протянула его одной из девушек. Она решила, что это косынка, и пыталась повязать на голову. Другие тут же ее обступили и принялись советовать, как это следует сделать. Я воспользовалась моментом и поспешила удалиться.

Маяки на побережье

Строительству порта в Ломе предшествовало много размышлений и сомнений. Далеко не все в Того и соседних странах были убеждены в целесообразности возведения столь дорогостоящего сооружения. Того может продолжать пользоваться современными портами в Гане и Бенине. Однако правительство независимого Того не хотело полагаться на добрую или недобрую волю, зависеть в этом от соседей и без излишних дискуссий заявило о своем согласии со смелым проектом трагически погибшего президента Олимпио.

В 1964 г. в 8 км восточнее города началось строительство морского порта. Через три года, в октябре 1967 г., порт частично был сдан в эксплуатацию. Его торжественное открытие состоялось в апреле 1968 г. Самым почетным гостем на торжествах, находившимся рядом с генералом Эйадемой, был представитель ФРГ. Первая очередь строительства финансировалась Кредитным банком ФРГ.

По официальным данным, расходы на первом этапе строительства составляли 5,5 млн. западногерманских марок; вторая очередь обошлась в 5 млн. Эти цифры не последние и не единственные, они красноречивее всего говорят о том, как труден путь молодых африканских государств к экономической независимости.

Площадь порта — 674 га. С запада он защищен молом, который вдается в море на 1720 м. С восточной стороны строится 300-метровая дамба. Между ними в море вдается еще один мол длиной 360 м, шириной 72 м. Он стоит на сваях и имеет четыре причала: три для больших океанских судов с осадкой 9,5 м и один поменьше, на осадку 5,5 м, для рыболовных судов, буксиров, прибрежных плавучих средств.

Площадь складских помещений порта составляет 62 тыс. кв. м, из них 22 тыс. — под крышей. Эти склады способны принять около 400 тыс. т грузов, по завершении строительства порта их площадь позволит складировать еще 750 тыс. т грузов.

Как все, что строится в Того, порт оснащен самой современной техникой. Это подъемные краны, мощность самого большого из них 20 т, автопогрузчики, совершенная телекоммуникационная аппаратура. Работой всего порта руководят пять немецких специалистов.

По последней статистике, ежегодно в порту бросают якоря до 600 крупнотоннажных судов под 15 флагами мира. Из импортируемых товаров первое место занимает цемент (около 100 тыс. т), далее продовольственные товары (28 тыс. т), строительные материалы (21 тыс. т), текстиль, соль, рыба и пр. Главный продукт экспорта какао-бобы (10 тыс. т), кофе (9,5 тыс. т), хлопок-сырец (12 тыс. т), кокосовые орехи (15 700 т), крахмал, копра, арахис и т. д. Для фосфоритов — это самая важная статья экспорта — есть свой причал.

В зоне порта уже сегодня сосредоточена бóльшая часть промышленных предприятий, но их строительство продолжается, и в будущем здесь вырастет крупный промышленный центр.

Порт строго охраняется, и после нескольких безуспешных попыток мы уже отказались от надежды увидеть его и осмотреть. Помог случай, который не раз благоволил к нам.

В культурном центре Гёте, куда мы иногда ходили на просмотр новых фильмов, к нам обратился европеец, которого раньше здесь никогда не видели. Он сказал по-немецки, что почтет за честь познакомиться с нами. Мы не знали, почему он счел для себя это честью. В первую минуту подумали, что это какой-нибудь болельщик волейбола либо он пытается собрать собственную команду и ему нужна наша помощь. Но он сказал, что хотел бы представить нам свою жену. Пожалуйста, для нас это будет также честью. И поскольку вид у нас был недоумевающий, он добавил:

— Она ваша соотечественница, чешка.

— Мы рады будем познакомиться, — сказала я.

— Она скоро должна приехать, — улыбнулся он. — Мы познакомились в Карловых Варах два года назад и этим летом поженились. Я жду ее со дня на день.

Когда мы прощались, он подал нам свою визитную карточку: Бишер, технический консультант порта.

А спустя несколько недель мы получили отпечатанное на немецком языке приглашение. В нем значилось: господин Вишер с супругой имеют честь пригласить в Центр моряков на вечер, устраиваемый в связи с приездом госпожи Бишер в Ломе.

Вечер превзошел все наши ожидания. Это был скорее прием, на котором собралась «черная» и «белая» элита. В числе гостей был мэр Ломе. Столы ломились от блюд и напитков, между ними сновали десять официантов. Играл африканский оркестр, был автомат с пластинками популярных чешских певцов — проявление внимания господина Битера к жене. Танцевали в саду под навесом на возвышении; сад был освещен цветными светильниками и фонариками.

Госпожа Бишер, миловидная, стройная женщина лет тридцати, обращала на себя внимание своей бледностью. Сразу было видно, что она здесь совсем недавно. Она, конечно, была центром внимания всех присутствовавших, смеялась, с большим усилием скрывала свое напряжение, боясь совершить какую-нибудь оплошность, поскольку плохо говорила по-немецки и совсем не говорила по-французски. Мы были единственными чехами, она каждую минуту подбегала к нам посоветоваться и поделиться своими впечатлениями. Так, она наклонилась ко мне и прошептала:

— Вы думаете, хватит тридцати цыплят для такого количества гостей?

Я успокоила ее, убедив, что на столах столько еды, что ее не съела бы и рота солдат.

Все кончилось благополучно, вечер прошел успешно, госпожа и господин Бишер благодарили нас за помощь. Нас включили в число ближайших знакомых, а это означало, что мы получали приглашения на все приемы в этот дом. Приглашения были искренними — господин Бишер не жалел денег, чтобы развлечь свою жену. Если мы не отвечали на приглашения, то причиной тому была либо большая занятость моего мужа, либо мы просто находились в отъезде.

Но за одно мы были господину Бишеру признательны. Он помог нам попасть в порт, где отвечал за электрообслуживание и работу трех маяков. Он проводил нас на один из них, который был ближе к «Отелю де ля пэ». Высота маяка 30 м, наверх вела винтовая лестница. Мы выслушали подробный рассказ о его техническом оснащении. Признаюсь, что сложные аппараты и автоматы — все это было выше моего понимания. Мне не оставалось ничего иного, как поверить господину Бишеру, что его маяки самые лучшие и самые современные из всех до сих пор созданных в морской сигнализационной технике. Самое большое впечатление на меня произвел прекрасный вид сверху на порт и город, на бесконечные дали океана.

Немецкий специалист принадлежал к тому типу людей, которые проводят большую часть своей жизни за пределами родины. У них довольно значительные доходы, но от них много и требуется: точность, надежность и исполнительность. Его рабочий день ненормирован. Он мог понадобиться в любое время дня и ночи, был готов к этому и привык. Господин Бишер прекрасно понимал, что в Европе никогда бы не имел таких условий жизни, как здесь.

— Сколько вы еще пробудете в Того? — спросили мы его.

— Столько, сколько буду нужен, — улыбнулся он. — У меня контракт до завершения строительства порта. К этому времени я должен подготовить местные кадры.

— А потом?

— Потом поеду дальше.

— В Европу?

— Да нет, туда я езжу только в отпуск.

С этого времени маяк перестал быть для нас мертвым, безличным. Всякий раз, когда мы видели, как его яркий луч прорезает темноту, мы говорили:

— Господин Бишер светит…

Тоголезское золото

Это золото — фосфориты, самое большое минеральное богатство современного Того. Их месторождение было открыто сравнительно недавно, в 1952 г., в осадочной прибрежной котловине у р. Хахо к северу от оз. Того. Добываются они открытым способом. В некоторых местах пришлось убрать почти тридцатиметровый слой пустой породы, и здесь образовалась гигантская яма. Но прилегающий район не так опустошен, как вокруг чехословацких открытых шахт, потому что он быстро зарастает тропической растительностью.

В окрестностях рудника предприниматели закупили участки и начали ликвидировать селения. Вначале местные жители сопротивлялись, но потом смирились с судьбой, поскольку компании, которые стремились как можно быстрее начать добычу, не занимались долгими разговорами и не скупились.

Тоголезские песчаные фосфориты и фосфориты с илистой примесью по своему качеству принадлежат к лучшим в мире. Говорят, что это обусловлено оптимальным соотношением фосфоритных и кальциевых компонентов. Кроме того, у таких фосфоритов очень небольшой процент отходов. О том, как быстро растет добыча, свидетельствует несколько цифр. В 1961 г. было добыто 750 тыс. т, в 1965 г. уже почти 2 млн. т, а в 1977 г. 2,8 млн. т.[21]. В целом запасы оцениваются в 70 млн. т.

От современного открытого рудника к побережью в городок Клеме ведет узкоколейка длиной 26 км. Там находится обогатительная фабрика, оттуда по транспортерам чистое сырье направляется на специальный, прекрасно технически оборудованный причал, где оно грузится на суда. Фосфориты предназначены только на экспорт. Его самые крупные покупатели Франция, Япония, США и Австралия. Они вывозятся как полуфабрикаты, очищенные от ила и песка. Окончательная переработка пока в Того не производится. Нетрудно себе представить, какой ущерб это наносит экономике страны. Кроме того, следует заметить, что до 1972 г. большая часть акций на добычу фосфоритов была собственностью иностранных компаний, а тоголезскому правительству оставалось только смотреть, как грабят богатство его страны и получают огромные прибыли.

Именно генералу Эйадеме удалось получить для «Компани тоголез де мин дю Бенин» 51 % акций и тем самым оставить за ней решающее слово. Это была одна из самых крупных побед тоголезского военного правительства, праздник всей страны.

Обогатительная фабрика, как и порт, строго охраняется. Мы попали на нее благодаря китайским волейболистам. Тогда же в Того находились футболисты. Они жили в китайском посольстве и провели с тоголезской сборной несколько встреч. Встречам придавалось большое значение, как и всему, что так или иначе связано с Китаем. За время нашего пребывания в стране генерал Эйадема три раза ездил в КНР. Группа китайских специалистов в Того была самой многочисленной. Они работали главным образом в сельском хозяйстве, помогая в налаживании производства риса, в некоторых отраслях промышленности, на текстильных фабриках, в здравоохранении, спорте и, конечно, пропаганде. Транспаранты, лозунги, призванные укреплять самосознание и национальную гордость тоголезцев, стенные газеты и реклама, фейерверки, иллюминация и различные эффекты массовых выступлений представителей традиционных верований, как правило, были их целом. Это не было тайной, хотя сами китайские эксперты оставались в тени. Мы никогда не видели, чтобы они выступали публично или как-то подчеркивали свою причастность к чему-то.

На встрече китайской команды с тоголезской сборной присутствовало много официальных лиц. В первом ряду на трибуне сидел китайский посол рядом с мэром Ломе. Большинство же китайских зрителей разместились под трибуной на стульчиках, которые они принесли с собой, чтобы не занимать места на трибунах. Китайские спортсмены в ходе игры вели себя более чем корректно. Их уровень был, конечно, выше, но они умышленно пропускали мячи, а когда тоголезцы выигрывали очко — поздравляли их. То же самое происходило и на трибуне, где китайский посол радостно поднимался с кресла и театрально поздравлял мэра Ломе. Тот при первой возможности отвечал тем же. Когда объявили перерыв, китайские игроки пришли к своим соперникам с полотенцами и готовы были обмахивать их, если бы это входило в программу «большой дружбы». Но в программе было совместное посещение обогатительной фабрики. Ехали двумя автобусами. На сиденьях обязательно сидели рядом тоголезец и китаец. Когда мы выходили, они шли, трогательно держась за руки. Беседы друг с другом исключались — ни те ни другие не знали языка, но при осмотре фабрики у каждой группы был свой переводчик из числа китайских специалистов, сопровождавших экскурсию.

Фабрика оказалась не очень интересной. Здесь были очистители, транспортеры, тележки и вагоны, которые привозили необработанные фосфориты и увозили песок и ил. Обогащенные фосфориты продолжали свой путь по длинным транспортерам на причал, у которого стояли суда. Это было единственное место, куда нас не пустили. Всюду страшный грохот и серая пыль. Под транспортерами женщины обычными вениками собирали фосфориты, просыпавшиеся на землю, в большие тазы несли их на голове через весь двор и снова высыпали содержимое на транспортер. Обычная картина: современная техника и довольно примитивная тяжелая человеческая работа. Мы спросили специалиста, сопровождавшего нас, почему производственный процесс не решили иначе. Но уже заранее знали ответ:

— Мы предоставляем женщинам возможность заработать. Спросите их, довольны ли они…

Нам не надо было спрашивать. Они работали с удовольствием и хорошим настроением, смеялись и весело друг на друга покрикивали, как будто тяжелая работа была для них игрой.

На фабрике работают 600 человек. Тоголезское правительство объявило, что принимать будут только тоголезцев. Скорее всего это вызвано тем, что получить работу в Того все еще очень трудно. Других причин у этого решения быть не могло. Ведь большинство рабочих и работниц вообще не осознают, какие огромные богатства проходят через их руки, для чего нужна эта мелкая серая пыль, которая так раздражает кожу и от которой задыхаешься.

После осмотра фабрики автобус отвез нас в Порто-Сегуро — место отдыха на берегу оз. Того. В ресторане яхт-клуба для обеих команд был устроен торжественный обед. Приветственное слово произнес мэр столицы, далее выступили — руководители китайской группы и представитель министерства Того. Речи были длинными, и питомцы мсье Киндра, отбросив этикет, уже давно принялись за еду, дисциплинированные китайцы ждали команды. У китайского врача, который сидел рядом с нами и на лице которого нельзя было прочесть ни одной мысли, страшно урчало в животе.

После обеда китайские игроки как по команде начали обмениваться адресами с тоголезскими спортсменами: они очень хотели с ними переписываться. Один из тоголезских игроков потом показал нам листок с адресом и покачал головой:

— О чем я буду ему писать?