В снежных горах Непала

Глава 10

Сантош не ожидал, что всё настолько плохо. Оказывается, после того, как он с мужчинами откопал участников экспедиции, доставил их в деревню, а сам вернулся в пещеру, произошло ещё одно землетрясение. Этот толчок был гораздо слабее предыдущего, но и его хватило, чтобы окончательно разрушить то, что было уже повреждено. Каменные дома обрушились и погребли под собой хозяев.

Уже давно наступила ночь, и Сантош подумал, что его гости, наверно, улеглись спать. Он надеялся, что Марии хватит здравого смысла не нарушать кастовых границ и не садиться за один стол с вайшья, иначе ему придётся её куда-то переселять и ограничить все контакты. А ему очень бы этого не хотелось. Он как-то очень быстро привык к ней. Её кожа казалась прозрачной, как изысканный китайский фарфор, а отсутствие многочисленных разноцветных ярких бус, браслетов, серег лишь подчёркивало её очарование. Ему нравилось смотреть на тонкую стройную фигурку, совсем не похожую на невысокие, но чрезвычайно полные, с большими животами и грудями фигуры непальских женщин. Он знал, что они для того, чтобы имитировать большой живот, зачастую специально наматывают на талию побольше тряпок. Сантош подумал, что зря он не поцеловал её, когда она плакала, а он держал её в своих объятиях. Желание было столь велико, что он на секунду прикрыл глаза представляя, как с наслаждением пьёт её дыхание, вторгаясь в нежный рот касается её язычка. Сантош с досадой мотнул головой. Сейчас не до неё, это точно. Он неохотно вернулся к неотложным проблемам.

В деревне было только двое чхетри: он и его дед. Когда-то в молодости дядя совершил большую глупость и женился на девушке из касты вайшья. Своим поступком он перечеркнул своё благородное происхождение и опустился на ступень ниже. Браминов в Солу Кхумбу не было. Несколько семей неприкасаемых жили обособленно и тихо, выполняя всю чёрную работу, которую поручал им староста. — Очевидно, что одеяла, которыми вайшья укрывались, придётся выбросить, — он вздохнул, одеял было жалко, новые, шерстяные, недавно купленные. — Или отдать семье Джамтан. Едва ли им удастся спасти из-под развалин все вещи, так что одеяла окажутся кстати. — Он лениво обдумывал всё это, а руки работали независимо от него: остановить кровь, промыть, зашить, наложить повязку. Проверить пульс и реакцию зрачков, прикрыть лицо тряпкой, кивнуть, чтобы переложили к прочим погибшим. Очистить от грязи и осколков костей, сложить кости, наложить гипс, забинтовать. Сделать закрытый массаж сердца, вытереть у себя на лбу капли пота. Ампутировать висящую на лохмотьях кожи раздробленную ногу, зажать брызжущие кровью сосуды, промыть, зашить, наложить плотную повязку, поставить пару уколов для поддержания сердечной деятельности. Присесть на услужливо подставленную скамейку и тоскливо оглядеть комнату, куда продолжают нести стонущих, исходящих криком или молча умирающих окровавленных людей — детей и взрослых. Его добровольные помощники: колдун, дед, несколько молодых мужчин торопились выполнить его поручения: кипятили воду, добавляли в лампы керосин, бинтовали несложные раны, вытирали с широкого стола кровь, подавали инструменты — какие знали, — скальпель, ножницы, иглу, шприцы.

К утру он, шатаясь, почти упал на скамейку: поток раненых иссяк. Тех, кто получил порезы и небольшие раны, продолжал лечить колдун, шепча заговоры, посыпая ранки порошком из трав и накладывая мази. У Сантоша рубашка и брюки заскорузли от крови, пахло тяжело и мерзко. Краем сознания прошла горделивая мысль: — какой же он молодец, что потихоньку, в каждый приезд, привозил в деревню медицинские препараты и инструменты. — Не то чтобы жители обращались к нему за помощью, вовсе нет, они привыкли лечиться у колдуна, а если он вылечить не мог, то смиренно умирали, надеясь на возрождение в новом теле. Сантош им в этом не препятствовал, но если просили, то отказывал редко, старался помочь. Его медицинский сундук хранился у деда, теперь он был почти пуст. Он подумал, что идти домой нет сил и решил отправиться к деду. Ари Пракаш Малла имел большой двухэтажный дом, который почти не пострадал. В одной из комнат второго этажа обвалился потолок и по стене змеилась трещина, но каменный дом выстоял. Дед жил один. Бабушка умерла много лет назад, и господин Ари больше не женился. Его устраивала тихая, спокойная жизнь в Солу Кхумбу. Каждое утро соседка, Дралма, готовила ему еду на весь день: чечевичная похлёбка-дал с помидорами, луком, чесноком, имбирём, пряными травами; бхат-варёный рассыпчатый рис, иногда с козлятиной, перцем карри и зеленью, лепёшки, чай с маслом и молоком. Иногда момо-жареные пельмени с козлятиной, курятиной и обязательно чесноком, луком, сельдереем, соусом из помидор. Дед гордился своей неприхотливостью, жизнью затерянной в Гималаях деревушке и не соглашался перебраться в Катманду, к старшему сыну.

Ночь была на исходе, когда Сантош толкнул дверь в дедовский дом. Он подумал, что надо бы подняться на второй этаж и заглянуть к спутникам Марии, но он так устал и вымотался за сегодняшнюю ночь, что решил зайти к ним утром, когда выспится. Да и причин для беспокойства не было: старику-профессору на сломанную ногу он наложил гипс, а молодой нагловатый парень хоть и представлял из себя сплошной сине — багровый ушиб, но переломов не имел, так что отлежится, ничего ему не сделается. Какое-то неприятное чувство шевельнулось у Сантоша в груди: Мария так беспокоилась о своих попутчиках, а вот парень о ней даже не вспомнил. Лишь старик, когда пришёл в сознание, сказал, что ещё надо найти девушку, Машу, она была с ними. Сантош его успокоил сообщив, что с Машей всё благополучно и скоро они с ней встретятся.

Было видно, что парень, Вольдемар, трепетно относится к своей внешности. Едва придя в сознание, попросил зеркало и, кривясь, рассматривал ободранное и исцарапанное сухим снегом лицо. Осматривая его на предмет серьёзных повреждений, Сантош с презрением отметил белое нежное тело, лёгкий жирок под кожей и слабые мышцы.

Он зашёл в большую комнату на первом этаже, которую дед именовал «гостиной». Низенький широкий диван, гордость господина Ари, сделанный специально по его заказу деревенскими умельцами, вполне подходил для уставшего Сантоша. В комнате было довольно прохладно, поэтому он кое-как стянул с себя окровавленную одежду, вытащил из шкафа шерстяное одеяло, и завернувшись в него, рухнул на диван.

Когда, ранним утром, господин Ари пришёл домой, он первым делом принялся растапливать печку. Гостиная была единственной отапливаемой комнатой. Внук не слышал возни деда с печкой и углем, он спал тяжёлым сном глубоко уставшего человека. Господин Ари сочувственно покачал головой: отдыха у Сантоша не получилось.

Маша проснулась от звуков тихих человеческих голосов. Разговаривали мужчины, потом заплакал ребёнок, и кто-то из мужчин ласково стал его успокаивать.

Она вылезла из-под одеял и торопливо оделась, в комнате было довольно холодно. Выйдя из спальни обнаружила, что все гости Сантоша уже встали, включая детей. Под взглядами множества глаз она смутилась. Неловко пожелала всем доброго утра. Люди заулыбались, стали наперебой что-то ей говорить. Она, не понимая, лишь с улыбкой пожимала плечами, потом спросила: — Сантош? Где Сантош? — они поняли, младший муж переспросил:

— Ирбис?

Маша закивала головой: «Да, да, ирбис!» — подумала, что способность Сантоша обращаться в снежного барса не является секретом для жителей деревни.

Женщина, Джамтан, сегодня не плакала, но мужья озабоченно поглядывали на неё. А Маша исподтишка посматривала на них. Удивительно, она никогда не слышала о многомужестве. А как же дети? Чьи они? И вообще, при таком количестве мужей как Джамтан хм, хм, справляется? Кажется, мужчины не конфликтовали и не ссорились. Переговариваясь, они быстро распределили обязанности: старший муж принялся растапливать печку, один из трёх братьев, прихватив вёдра, отправился за водой, двое других убирали постели, а младший, Тагпа, присел на корточки перед детьми. Они окружили его, обнимали за шею, а он поглаживал малышей по головкам и спинкам и что-то им рассказывал.

Маша подошла к неподвижно сидящей на ковре женщине, присев рядом на подушку, сказала: — я вам очень сочувствую, Джамтан. У меня тоже есть маленькая дочь, и я даже представить боюсь, что было бы со мной, если бы с ней что-то случилось. — Наплевав на предостережения Сантоша не прикасаться к этим людям, Маша погладила Джамтан по руке. Та, глянув на её руку, что-то взволнованно сказала, прижав к груди сложенные в лодочку ладони расширенными глазами посмотрела ей в лицо и неуверенно улыбнулась.

Вот так они и сидели рядышком, две женщины, две матери. И хотя не понимали язык друг друга, но взаимная приязнь и благожелательность окутывала их, а мужья Джамтан с облегчением поглядывали в их сторону.

Один из мужей, Маша не поняла, кто, принёс большой алюминиевый бидон с молоком. Она решила, что сварит кашу — чем ещё прикажете кормить эдакую прорву народа? Рисовая молочная каша получилась вполне съедобной, но люди, усевшиеся кружком на ковре, не торопились накладывать её в свои миски, а переминаясь, смотрели на Машу. Ей стало неловко, она торопливо положила себе немного каши и ушла в спальню. Когда вернулась, большая кастрюля была тщательно вымыта и убрана на полку.

Маша не знала, сколько сейчас времени, но солнце уже поднялось из-за гор, и стало ощутимо теплее. Семья Джамтан высыпала на улицу. Даже мальчики были одеты лишь в рубашки, а девочки — в одни платья. Правда, шерстяные. В доме стало тихо, и Маша облегчённо вздохнула. Всё же её здорово напрягали эти кастовые заморочки и она совершенно не знала, как себя вести. Ей было грустно: — надо бы узнать, где находятся её спутники, но спросить не у кого. Правда, Сантош говорил, что их принесли в дом его деда, но идти и разыскивать этот дом ей показалось неудобным. Оставалось ждать Сантоша, а он не спешил. Ну да, вечером он оказывал помощь пострадавшим в землетрясении, но потом даже не пришёл ночевать! Наверно, он устал от её общества и теперь решил отдохнуть. Наверняка в деревне у него имеется женщина, которая всегда рада приласкать его. — Она представила, как его глаза смотрят не с насмешкой, как обычно, а ласково, ждуще, но не на неё — и ей стало неприятно, в груди поселилась боль. Хотя ей нет дела до его жизни и его увлечений. — Скоро она выберется из этой, богом забытой деревни, и выбросит из головы и эти угрюмые заснеженные пики, и большого белого, в пятнах, зверя, и сильного самоуверенного и наглого мужчину, спокойно разгуливающего голышом и не стесняющегося своей наготы! — Душу царапнула эта мысль, но Маша постаралась думать о позитивном: о дочери, родителях, будущей кандидатской…

Дверь распахнулась, и угрюмый хозяин вырос на пороге: — пойдём, Мария, я провожу тебя к твоим друзьям. — Он выглядел отвратительно, как-то враз похудевший, усталый, в одежде с чужого плеча.

— Что случилось, Сантош? Землетрясение… всё так серьёзно??

Он раздражённо дёрнул плечом, устремляясь мимо неё в спальню: — я же сказал тебе вечером: много пострадавших. Все дома из камня, они разрушились и завалили людей. Завалы до сих пор разбирают. Раненых носят в общинный дом, многим из них нужна операция, иначе они не выживут. — И уже из спальни крикнул: — сейчас я переоденусь, отведу тебя к деду и уйду, а ты… я не знаю, хочешь — там оставайся, хочешь — назад приходи. Скорее всего, я снова не приду ночевать, останусь с ранеными.

— Но, Сантош, ведь раненым нужен хирург, я думаю? Ты же сказал, ты педиатр??

Он вышел из спальни, заправляя в джинсы тёмную шерстяную рубашку и придерживая подмышкой большой тёмно-синий халат. Холодно глянул на неё и, не скрывая ехидства, ответил: — да, я педиатр. Соплюшки там, ветрянка, синяки — и что? Предлагаешь мне ждать квалифицированных специалистов и бросить без помощи умирающих людей? Кстати, не так уж и много этих специалистов у нас в стране, к сожалению. И все они далеко, на равнине, в городах. А здесь я — хирург, стоматолог, акушер и дэвы знают, кто ещё! — Он со злостью дёрнул манжет рубашки и оторвал пуговицу.

Маша холодно посмотрела на него: — ну, извини, я не подумала, что всё так сложно. Я просто забыла, что в Непале не хватает врачей. Если хочешь, я буду тебе помогать…

Он, закатывая рукава, хмуро мотнул головой: — приходи, если ты не боишься крови.

Крови Маша боялась панически. Даже просто порез от кухонного ножа приводил её в ужас, но она мужественно сказала: — я приду, Сантош, только проведаю профессора и Вольдемара.

Они вместе вышли за дверь, и Маша остановилась, поражённая увиденным. Солу Кхумбу не имела улиц, как таковых. Дома из каменных грубо обработанных глыб располагались в беспорядке по зелёному склону горы, террасами спускающейся в долину. Плоские соломенные и металлические крыши, длинные веранды вокруг всего дома и цветущие кустарники и деревья, чистая яркая зелень между редко поставленными жилищами и блестящий, искрящийся на солнце снег, языками спускающийся с близкой заснеженной вершины. Но не это поразило её, а плачущие женщины, хмурые мужчины, роющиеся в развалинах своих домов. Этих развалин было много! Почти половина деревни лежала в руинах. Сантош пробормотал на непали какое-то ругательство и торопливо двинулся вверх по склону. Маша с трудом успевала за ним. К счастью, идти пришлось недалеко. У большого двухэтажного дома обвалился лишь угол второго этажа. Сантош издевательски фыркнул: — по крайней мере, дед весь год будет рассказывать отцу, какой ужасный ущерб он понёс!

Маша задумчиво сказала: — Сантош, слушай, а вот Катманду, он ведь тоже мог пострадать?

Тот болезненно скривился: — связи нет. А я застрял тут без надежды выбраться в ближайшее время. По крайней мере, местные говорят, что после землетрясения и схода лавин все перевалы закрыты. Придётся ждать, пока снег растает. — Он толкнул дверь и вошёл, даже не подумав пропустить её вперёд.

— Вот дикарь! — возмущённо подумала она и вошла следом. Навстречу им уже торопился высокий, очень худой, очень старый, весь какой-то высохший, с глубокими морщинами на лице, но широко улыбающийся смуглый непалец. Он приложил сложенные лодочкой ладони ко лбу и поклонился Маше. Она, смущённо улыбаясь, ответила тем же.

— Познакомься, дед, это Мария, третий участник экспедиции. Маша, это мой дед, господин Ари, — небрежно познакомил их Сантош. Старик, на неплохом английском, оживлённо спросил её, завтракала ли она? Ответить женщина не успела: на лестнице, ведущей на второй этаж, показался Вольдемар, громко сказал, улыбаясь:

— Мария, привет! Как ты?

Маша обрадовалась ему, подбежала, схватила за руку: — Вольдемар, как я рада, что вы с профессором живы! Я так переживала за вас! — Он покровительственно похлопал её по плечу, одновременно подавая правую руку Сантошу для рукопожатия. Тот едва заметно скривился, но руку пожал, с неприязнью подумал, что, пожалуй, этот белокожий красавчик более симпатичен Марии, чем смуглый дикий абориген, да к тому же ещё и оборотень.

— Да-да, спасибо местным, откопали нас с профессором. Старик, как в сознание пришёл, всё о тебе спрашивал, боялся, что ты погибла. Пойдём, покажешься ему сама. — Приобняв её за плечи, Вольдемар потянул Машу к лестнице. Ей стало неудобно и она мельком взглянула на Сантоша. Взглянула и поразилась, какой неприязнью дышало его лицо, как сузились до вертикальной щели зрачки и сжались кулаки. Она осторожно освободилась от лежащей на её плече руки и, шагнув к Сантошу, ласково сказала: — пойдём? Ты же тоже хотел осмотреть своего пациента?

Он сморгнул, лицо отмякло, из глаз пропала злость: — да, пойдём, мне надо посмотреть, как там ваш профессор. — Он непринуждённо оттёр Вольдемара от Маши и вместе с ними стал подниматься по лестнице.

На втором этаже было ощутимо холоднее, чем внизу. Маша подумала, что профессор, наверно, чувствует себя неважно, лёжа на полу, на тонкой подстилке и в неотапливаемой комнате. Но она ошиблась. В маленькой комнатушке стояла деревянная кровать, на ней на толстом матрасе по двумя шерстяными одеялами возлежал улыбающийся профессор. Маша радостно бросилась к нему, обеими руками схватила его за руку: — Марк Авдеевич, здравствуйте! Как вы себя чувствуете? Плохо, да? — Ей было ужасно его жалко.

— Что вы, Мария Александровна! Я думаю, мы отделались лёгким испугом…

— В смысле, сломанной ногой, — скривился Сантош.

— Да-да, господин Сантош, — радостно улыбался профессор, — моя травма не такая уж страшная расплата за пережитый ужас! Да и на фоне бедствия, постигшего деревню, я ещё легко отделался!

— Тем не менее, теперь вы на месяц прикованы к постели, — заметил Вольдемар.

— Ну что же, нам есть о чём поговорить с господином Ари, — как ни странно, было видно, что профессор вполне доволен жизнью, а в лице старого чхетри он, кажется, нашёл не только ровесника, но и умного, много повидавшего на своём веку собеседника.

Пробормотав, что его ждут раненые, Сантош ушёл, предварительно бросив на Вольдемара недружелюбный взгляд. Господин Ари пригласил всех на завтрак. Маша помогла хозяину принести на второй этаж поднос с мисками, наполненными бхатом — варёным рисом с кусочками мяса, политый густым чечевичным соусом и посыпанный мелко нарезанной зеленью. В чайнике они принесли чай — густой, с маслом, перцем, солью и несколько раз пережаренной пшеничной мукой. Господин Ари был богат, поэтому на подносе лежали ложки, а чай пили, точнее — ели, из больших фаянсовых бокалов. Маша, успевшая украдкой оглядеться, заметила и яркие ковры на полу, и несколько шкафов из сандалового дерева, украшенных очень красивой тонкой резьбой, и несколько своеобразных диванов с деревянными подлокотниками и полочками по верху, плотно уставленных позолоченными фигурками богов, животных, сказочных существ. Но и в резьбе, украшающей шкафы, и среди фигурок на полках в том или ином виде на неё смотрели глаза свирепо оскалившегося снежного барса.

Сантош был недоволен этими людьми, так некстати попавшими под рухнувшие стены своих домов, недоволен отсутствием связи и неизвестностью о судьбе родителей, недоволен собой, в конце концов, не решившимся бросить этого хлыща под лавиной, а теперь тот по-хозяйски обнимает девушку и ведёт себя так, как будто… нет, лучше об этом не думать, потому что тогда из горла рвётся звериное рычание, а ирбис требует выпустить его на волю.

Руки механически меняли повязки, промывали загноившиеся раны, наполняли шприцы и ставили уколы, а мысли были там, в доме деда, возле худенькой светловолосой девушки, и Сантошу хотелось всё бросить и бежать туда, чтобы наглый парень не смел её касаться и смотреть на неё собственническим взглядом. Он ненавидел себя за эти мысли, но вновь и вновь видел перед собой её милое лицо, широко раскрытые от ужаса глаза, когда она увидела его в облике ирбиса, и, тьфу, чувствовал, как её пальчики цепко держат его за хвост!

— Сантош! — её голос отвлёк его от очередного пациента: пятилетнего Джамни только сегодня к утру извлекли из-под завалов его дома, он был без сознания и здорово переохлаждён, ведь ночами температура воздуха едва ли достигала пяти градусов тепла. Теперь, натёртый подогретым горчичным маслом, укутанный в шерстяное одеяло, обложенный нагретыми камнями и напоенный горячим отваром сосновой хвои, Джамни терпеливо обливался потом и отвечал на вопросы господина Сантоша.

— Сантош, мы пришли помогать, — сидящий на корточках перед ребёнком Сантош оглянулся и нахмурился: рядом с девушкой стоял этот самодовольный тип и вертел головой, оглядывая импровизированный госпиталь в общинном доме. Зрелище было не из приятных. Люди лежали на полу, на ватных подстилках, укрытые одеялами и так тесно, что едва хватало места пройти между рядами. Многим из них некуда было идти, потому что их дома разрушены, а все вещи погибли под завалами. В большой комнате староста деревни распорядился установить две железных печки, потому что потерявшие много крови люди мёрзли неимоверно. Спёртый тяжёлый воздух пах кровью и немытыми телами. Вольдемар постарался незаметно сморщить нос, но Сантош всё равно заметил и со злостью подумал:

— как жаль, что этот везунчик так легко отделался!

Маша присела рядом с ним на корточки и спросила: — так что нам делать? Когда-то в школе нас учили оказывать первую помощь, так что…

Сантош иронически усмехнулся: — первая помощь людям уже оказана, но сегодня нужно приступать к перевязкам и смотреть, чтобы раны не загноились, потому что ночью у меня не было возможности их тщательно очистить.

— Хорошо, — Маша покладисто кивнула головой, хотя внутри у неё все сжималось от страха: — лишь бы в обморок не грохнуться при виде крови и гноя, — мелькнула мысль. Её спутник же брезгливо скривился:

— Сантош, а давай, я воды принесу или печки буду топить? — Он с омерзением покосился на раненых. Уже вставший на ноги, мужчина с едва заметным презрением в голосе ответил:

— Спасибо, вода уже принесена, а печки днём у нас не топят. К обеду на улице будет тридцать градусов жары. — Он хотел что-то добавить, но, сдержавшись, лишь сказал: — твоя помощь, Вольдемар, не понадобится, ты можешь погулять по деревне.

Было отчётливо видно, как обрадовался тот: — ну, тогда я ушёл. Мария, ты со мной?

— Нет, — она нахмурилась, видя, как напряглась спина Сантоша, наклонившегося к раненому мужчине, — я остаюсь, буду помогать при перевязках.

— Как хочешь, — Вольдемар пожал плечами и скрылся за дверью, а Сантош раздражённо, с издёвкой, сказал:

— Тебе следовало бы идти с ним. Едва ли ты ожидала, что мои пациенты будут валяться на полу, на заскорузлых от крови подстилках, без белых простыней, а в качестве повязок я использую любые чистые тряпки!

Его грубость неприятно задела её, но она спокойно ответила: — нет, я не ждала увидеть здесь современное оборудование и стерильные палаты и нахожу, что твой сарказм совершенно неуместен.

Он пробормотал что-то на непали, но извиняться и не подумал, а сунул ей в руки несколько цветастых выстиранных тряпок и приказал разорвать их на неширокие длинные полосы. Маша с облегчением этим занялась, радуясь, что он сам принялся разматывать повязку на ампутированной кисти у старика. Сматывая в рулон импровизированные бинты, она думала, что оборотень очень неприятен в общении и, кажется, ждёт — не дождётся, когда избавится от нежеланных гостей. С другой стороны, почему он должен радоваться вторжению чужих людей в его благополучный устоявшийся мирок? Ясно же, что, несмотря на его учёбу в Англии, он душой и телом принадлежит этой загадочной стране, полной мистических тайн и невероятных секретов. Исподтишка поглядывая в его сторону, она видела, что в нём совершенно нет той мягкости и добросердечия, которые так хочется видеть людям в человеке, от которого зависит не только их здоровье, но и жизнь. Наоборот, он не улыбался, был хмур и резок. Даже задавая вопросы детям, он лишь на несколько минут смягчал голос и взгляд. Но, как ни странно, его не боялись, на него смотрели с обожанием и надеждой, а он торопливо снимал повязки, тщательно осматривал раны и, не глядя, протягивал к Маше руку, будучи совершенно уверен, что она вложит в неё чистый бинт. Поинтересовавшись, не боится ли она делать инъекции, он поручил ей поставить антибиотики едва не трём десяткам человек. Она сразу же забыла, кто где лежит, и он с досадой вновь указал ей всех, ни разу ни ошибившись.

Глянув на наручные часы он велел ей идти обедать, но Маша заартачилась. Не потому, что не хотела есть, а потому, что этот странный мужчина решал, что она будет делать в следующий момент не спрашивая её мнения. Он холодно посмотрел на неё, но спорить не стал.

Наконец, перевязки, инъекции были закончены, Сантош внимательно осмотрел лежащих людей и, кажется, остался доволен. Между ними уже ходили женщины, разнося еду и чай. Сантош стянул резиновые перчатки, бросил их в ведро и кивнул Маше: — пойдём, пока мы больше не нужны.

Они вернулись в дом деда, где их ждал обед, а точнее уже ужин. На низеньком столике на веранде стояла большая миска с горячими мясными момо, миска с творогом, сыр и неизменный чайник с густым солоноватым чаем.

Маша, умывшись, с удовольствием приступила к еде и поймала себя на том, что даже не замечает специфического вкуса чая.

Господин Ари, профессор и Вольдемар уже пообедали. Неспешно поглощая момо — непальские пельмени, Маша оглядывала окрестности, удивляясь крупным цветам рододендронов, орхидей, буйной зелени акаций, можжевельника, папоротников. Сантош наблюдал за ней, и Маша, почувствовав его взгляд, смущённо сказала: — мы кажемся тебе странными, да? — он улыбнулся так открыто, так ясно, что она удивлённо засмотрелась на него: да ведь он красавец! Смуглый, конечно, как и все непальцы, но вот правильные, не азиатские, черты лица — это от матери.

— Не странными, нет. Интересными, пожалуй. Но ведь и для вас наша жизнь необычна? — они сидели вдвоём на веранде, наслаждаясь наступающим тёплым тихим вечером, ароматом трав и цветов. Холодный туман с ледников ещё не опустился на деревню, но Маша знала, что скоро придётся напяливать куртку, потому что станет сыро и холодно. Подумав, она сказала:

— Сантош, расскажи мне о ваших семьях? Многомужество — это как? У Джамтан пять мужей, мне даже подумать страшно, как — это… — Он лукаво ухмыльнулся:

— я понял, что тебя смущает. На самом деле, ничего сложного. Тот муж, кто заходит в спальню жены, оставляет перед дверью свою обувь.

— А кто устанавливает, гм, очерёдность? — хотя Маше и было неловко интересоваться такими вопросами, но любопытство учёного, да и просто женщины, пересилило.

— С очерёдностью всё просто. Вот у Джамтан, ты же заметила, есть первый — старший муж, есть второй, а есть и младший, пятый. Вот тебе и порядок посещения супружеской спальни. — Он откровенно смеялся, наслаждаясь её смущением.

— Но… как же дети? — Тьфу, она готова была провалиться сквозь землю.

— Да ничего особенного, дети признаются общими. Вот у каждого ребёнка Джамтан пять отцов. И вообще, у нас считается неприличным, спрашивать у ребёнка из такой семьи, кто твой отец. — он посерьёзнел, — эти семьи, как правило, довольно зажиточны, ведь деревенский труд тяжёл, а тут пятеро здоровых мужчин. Один ухаживает за скотом, двое на полевых работах, ещё один ковры да корзины плетёт, один по дому помогает…

— А жена что делает?

Он опять заулыбался: — а жена мужей любит, детей рожает, достаток семьи демонстрирует, потому что чем полнее женщина, чем больше на ней бус и ожерелий из коралла, бирюзы и других камней, тем богаче семья.

Маше вдруг стало весело: — и много у вас таких семей?

— Ну, в Солу Кхумбу много, даже мне как-то предлагали стать первым, старшим мужем, а вот в стране полиандрия запрещена, да кто же эти законы в Гималаях знает! — он захохотал и от этого стал, вдруг, таким знакомым, таким близким, что Маша ужаснулась. Не хватает только прикипеть душой к совершенно чужому и чуждому ей существу, не человеку даже, а оборотню, снежному барсу. Она содрогнулась: — ужас-то какой!

Он по-своему понял её дрожь: — Замёрзла? Ты где будешь ночевать? Здесь или у меня? Клянусь, я не буду приставать! — он опять засмеялся, в сгустившейся темноте сверкнули белые зубы.

Она тоже засмеялась: — я лучше к тебе пойду, там у меня всякие мелочи остались. — Она не стала говорить ему, что Джамтан подарила ей небольшой мешок ваты, серой, не медицинской, конечно, но если куски её завёртывать в чистые тряпки, то получаются вполне приличные прокладки. Тряпок у неё сегодня после перевязок осталось много, так что, если на — днях настанут «красные дни календаря», она будет во всеоружии. Маша попросила его подождать, пока она попрощается со своими товарищами и господином Ари. Он согласно кивнул, и она быстро взбежала на второй этаж.

В комнате были лишь профессор и Вольдемар. Едва увидя её, Вольдемар вполголоса сказал: — слушай, Мария, мы вот тут сейчас с Марком Авдеевичем говорили. Когда нас откопали, я ведь в сознании был, потом только отключился. Так вот, я видел, как деревенским мужикам помогал снежный барс! Здоровый такой, зубищи прямо страшенные! А они с ним разговаривают. А потом смотрю, а он, вдруг, в голого мужика превратился! Ни за что бы не поверил, если бы сам не видел! Да я и думал, что мне померещилось, а вот профессор тоже видел, он тоже, оказывается, не сразу сознание потерял. И, знаешь, кто это был? Наш Сантош! Здорово, да? — Маша обречённо покивала головой, а Вольдемар с воодушевлением продолжал: — вот это, я понимаю, настоящая сенсация! Как бы его в Россию заманить? Представляешь, что бы было? Учёные с ума сойдут — настоящий оборотень, как в сказках! — Чем дольше он говорил, тем мрачнее становился профессор, тем всё с большим ужасом смотрела на него Маша.

— Э-э, Вольдемар, а вы уверены, что Сантошу нужна такая известность? Мне кажется, он как раз не стремится афишировать свои, так сказать, уникальные способности.

— Вот именно, — Маша с осуждением смотрела на парня, — если бы он хотел стать подопытным кроликом, он давно бы уже о себе заявил. Ты не забыл, что он в Англии учился? Это тебе не неграмотный шерп из долины.

Вольдемар, увидев, что не нашёл поддержки среди своих спутников, увял и, пожав плечами, стал смотреть в окно, на близкие вершины, торчащие из тумана, как маковки шлемов невиданных великанов.

Маша торопливо попрощалась и сбежала вниз, где её ждали Сантош и господин Ари. Старик, прощаясь, улыбался всеми морщинами смуглого худого лица. Она шла рядом с Сантошем и тревожная мысль терзала её: — нельзя допустить, чтобы Вольдемар разболтал тайну деревни Солу Кхумбу. Сантошу она решила пока ничего не говорить.