В снежных горах Непала

Глава 25

По случаю наступающей весны и субботы Маша затеяла генеральную уборку. Вчера родители забрали Анютку к себе, и сегодня с утра пораньше она включила телевизор, чтобы под его бормотание мыть, протирать и пылесосить. Позавтракав на скорую руку, она натянула старенькие шорты и вылинявшую футболку с растянутым воротом. За шумом воды в ванной она не сразу услышала звонок. Он как-то нерешительно звякнул и смолк. Маша закрыла воду и прислушалась, но звонок не повторился. Возможно, ей показалось? Она решительно распахнула дверь и… от неожиданности у неё чуть не подкосились ноги: перед нею стоял и хмуро смотрел на неё Сантош! Она растерялась, не зная, что сказать и молча глядела на него. Наконец, уголок его рта дрогнул в усмешке: — можно мне войти, Маша?

Она вспыхнула, залилась румянцем, торопливо пробормотала: — конечно, Сантош, заходи. Извини, я… не ожидала тебя увидеть.

Он шагнул в прихожую и остановился у двери. Бросив взгляд на комнату, спросил: — у тебя мужчина? Я слышу его голос. Он не станет возражать?

— Это телевизор! — она улыбнулась и заметила, как напряжение отпустило его. Действительно, тихий голос ведущего вполне можно было принять за голос присутствующего мужчины. — Снимай куртку, проходи, что же ты стоишь? — она захлопотала, пытаясь скрыть растерянность: — прости, у меня грязно, я уборку затеяла! — вдруг она вспомнила: — а… твоя… жена, она тоже с тобой приехала? — Маша заставила себя посмотреть ему в глаза и её сердце ухнуло в чёрный бездонный колодец: он отвернулся, запнувшись, сказал:

— Я… не женат, Маша.

Она уже собрала в кулак всю силу воли и постаралась, чтобы её голос звучал равнодушно:

— Так это на свадьбу Майи нас приглашал господин Ари?

— Н-н-нет, на мою! — он тоже собрался с духом, уверенно глянул ей в лицо: — Маша, нам надо поговорить! Мы расстались… как-то плохо мы расстались! Позволь, я всё тебе объясню!

Но ей, как говорил отец, уже попала шлея под хвост. Предательские слёзы подступили совсем близко, но она твёрдо ответила:

— Мне кажется, Сантош, нам не о чем говорить! С чего же это мы плохо-то расстались, как тебе кажется? Наоборот, всё, на мой взгляд, просто замечательно! — у неё дрогнул голос, — Вон, ты даже быстренько невесту нашёл! А что же не женился-то? — Она не хотела, чтобы он видел её обиду, чтобы догадался, как ей плохо и тяжко. Её голос звенел, как натянутая струна, и он понял, скользнул по ней взглядом и, решившись, шагнул, как был, в куртке и ботинках, схватил её, прижал к себе и глухо зашептал в волосы:

— Маша, родная, не злись, не женился потому, что люблю только тебя! И забыть не смог, хотя и хотел. Ты бросила меня и ушла к самолёту, даже не оглянулась, а я смотрел тебе вслед и молил всех богов, чтобы ты посмотрела на меня в последний раз! Я боялся, что не выдержу, догоню, буду умолять остаться… — Он отвернулся, не выпуская её из своих объятий, и Маша увидела, как болезненной гримасой исказилось его лицо. Настроенная вначале непримиримо, после его сбивчивой речи, торопливых и тяжёлых для его гордости признаний, она разом обмякла, потянулась к нему, обняла за шею. Запрокинув лицо, заглядывала в любимые глаза:

— Сантош, я не злюсь, мне ведь тоже нелегко. А уж когда я узнала, что ты женишься… — она расцепила руки и попыталась его оттолкнуть. Он не отпустил, наоборот, прижал ещё крепче, прошептал прямо в губы, прежде, чем приникнуть к ним в поцелуе:

— от отчаяния я готов был не то что жениться, а спрыгнуть в ближайшую пропасть. Но теперь… ты ведь больше не допустишь необдуманных поступков с моей стороны? — не дожидаясь ответа, он жадно приник к губам, настойчиво принуждая её к ответному поцелую. Она почувствовала вдруг необыкновенную лёгкость, как будто сбросила с плеч тяжёлую ношу. — Теперь обязательно всё будет хорошо, — счастливо подумалось ей, — Сантош… он надёжный и умный, а также решительный и вообще — самый лучший! — ей внезапно стало смешно и она фыркнула ему в шею, а потом потёрлась виском о колючий подбородок.

— У тебя щетина отросла, — сказала она, погладив его по щеке. Он поцеловал ладошку:

— можно, я разденусь? — Не отвечая, она принялась расстёгивать на нём куртку. Он снял ботинки и остановился в дверях комнаты, оглядываясь. Маша подтолкнула его в широкую спину: — проходи, чего ты встал? — Не выпуская её руки, он пересек комнату и устроился на диване:

— Маша, а где Анютка? Я хочу с ней познакомиться.

— Она у родителей. Я же тебе сказала, что собиралась устроить генеральную уборку. — Маша присела рядом на диван, — откуда ты свалился мне на голову? Это что, какая-то командировка? И как ты меня нашёл?

Он опять привлёк её к себе, а она и не сопротивлялась. — Нет, не командировка. Я приехал за тобой. И за Анюткой, конечно, тоже. — Он задумчиво покачал головой: — я был глупцом, когда доверил тебе решать вопрос нашего будущего, — и, не обращая внимания на её возмущённый возглас и попытку отстраниться, спокойно продолжил, — вот скажи, ты меня любишь? — и замолчал в ожидании ответа.

— Э-э-э… ну, в общем, да, люблю, — выпалила она и тут же попыталась увильнуть от дальнейшего разговора: — но давай, ты сначала умоешься и поешь, а потом поговорим.

Он легко поднялся на ноги, потянул за собой Машу и она подумала, что уже забыла, как быстры и плавны его движения, какой он весь сильный и гибкий. А он, настойчиво глядя ей в глаза, серьёзно сказал: — поговорим. Но знай, что обсуждать мы будем лишь то, где мы будем в Непале жить и где ты будешь работать, если уж тебе так хочется.

Она опять дёрнулась: — Сантош, это что же, ты всё за меня решил?

— Да, решил. — Карие глаза под нахмуренными бровями смотрели спокойно и твёрдо. — Маша, ты только что сказала, что любишь меня. Значит, мы поженимся и уедем в Непал. Я не могу остаться здесь, ты знаешь, а ты едешь со мной. — Он усмехнулся, глядя на её гневно сжатые губы и глаза, мечущие молнии, — теперь покорми меня чем-нибудь, я добирался всю ночь, а завтракать в аэропорту не стал, торопился к тебе.

Она не знала, что сказать этому самоуверенному нахалу, который сейчас стоял, с улыбкой глядя на неё. Он начисто отвергал все её доводы, которые стали причиной их разлуки. Он не желал слушать её, снисходительно глядя на неё с высоты своего роста. Это был тот Сантош, которого она впервые увидела в пещере высоко в горах, голого, кстати, но нахально-бесцеремонного, решительного и ни секунды не сомневающегося. Маша покачала головой и, вздохнув, отправилась на кухню: гость был нежданный и очень… прожорливый, как ей было известно.

Маша кипятила чайник, в микроволновке разогревались вчерашние котлеты с картофельным пюре. Сантош сидел на табуретке у маленького стола и с увлечением рассказывал, как он боролся с менингитом в Нувакоте. Она никогда как-то не замечала, какой он рослый и широкий в плечах. Лишь сейчас, в её совсем небольшой кухне, она увидела, что он занял слишком много места. Слишком потому, что она не могла прошмыгнуть мимо, не зацепившись за него. Вездесущие конечности так и норовили уловить её, усадить на его колени или хотя бы погладить по бедру или попе. При этом он совершенно серьёзно продолжал свой рассказ, внимательно наблюдая за ней. Один раз он прервался, увидев, что она положила на тарелку с пюре пару котлет, намереваясь сунуть их в микроволновку: — ещё две положи, я голодный, — скомандовал он, продолжая описывать ей малопривлекательные симптомы менингита. Маша послушно шлёпнула на тарелку ещё две котлеты, удивляясь своему смирению. Её внутренний протест как-то незаметно угас, ей уже не хотелось сражаться с Сантошем за свою свободу и независимость, а хотелось уткнуться носом в сильное мужское плечо и пропади всё пропадом. Она устала от борьбы с жизнью, с самой собой, а хотелось просто жить рядом с любимым, знать, что любима и дорога ему. Поэтому она решила послушать, что он думает об их совместной жизни. Но это потом, а пока она переживала и ужасалась, слушая его рассказ и обрадовалась, когда он дошёл до описания прибытия вертолёта.

Живописуя свои приключения, Сантош невольно отметил, насколько по-разному воспринимают его рассказ две женщины. Если Нара слушала лишь из вежливости и грозящие ему опасности мало её задевали, то Маша была, как тугой комок нервов. Он видел страх в ясных любимых глазах, промелькнувший, когда он рассказал об угрозе колдуна, почувствовал, как она едва слышно, облегчённо вздохнула, когда угроза костра миновала. Он специально подробно описывал симптомы менингита, забавляясь и ожидая увидеть отвращение на её лице. Но она разгадала его! и Сантош, встретившись с ней взглядом, уловил насмешливую иронию. Тогда он не выдержал: вскочил так стремительно, что уронил табуретку, схватил её, смял хрупкое любимое тело, принялся неистово целовать. Рванул ворот старой облезлой футболки, она ахнула, а он, не обращая внимания, дёрнул застёжки лифчика и, торопясь, сдёрнул с неё шорты вместе с плавками. Маша успевала только ахать, а её попытки воспрепятствовать раздеванию, просто не замечались. Он подхватил её на руки и в два прыжка оказался у дивана.

— Сантош! Стой! Ты с ума сошёл, что ты делаешь! — Она совершенно растерялась под его напором, его руки и губы были везде. На кухне звякнула микроволновка, а он сдирал с себя брюки и что-то шептал про себя. Обнимая его, Маша услышала:

— мы никогда больше не расстанемся! Никогда!

Сантош тихо сопел ей в макушку. Заснув, он расслабился, рука, обнимавшая Машу, потяжелела, но держала её крепко. А Маша, обнимая его, чувствовала такое спокойствие и умиротворённость, каких не испытывала уже давно. Она погладила его по голому плечу, он, в полудрёме, удовлетворённо вздохнул, повёл рукой по её спине вниз, плотнее прижимая её к себе. Она лениво спросила: — Сантош, а барсы умеют мурлыкать? Ведь ты же, по сути, большая кошка?

Он смешливо фыркнул ей в волосы, сонно пробормотал: — не кошка, а кот. Нет, я не умею мурлыкать. Разве только, когда был маленьким. Это у деда надо спросить, он должен помнить. Но если ты хочешь, я попробую как-нибудь… хм, помурлыкать. — Окончательно проснувшись, он повернулся на спину и рывком перекатил её на себя. Маша смотрела в смеющиеся карие глаза и тонула в их глубине, и не могла оторваться. Любовь, нарастающее желание, нетерпеливая жажда действий — он был для неё, как на ладони. Полузабытое чувство единения с этим невозможным упрямцем — она как будто вернулась к жизни из долгого безвременья. Куда-то ушёл стыд, и она лишь засмеялась, чувствуя, как Сантош под ней ёрзает и изгибается, пытаясь пристроить ей между ног набухший затвердевший пенис. Он тоже засмеялся и, удерживая её за бёдра, резко вошёл в неё.

Они опять долго и ненасытно любили друг друга, а потом снова лежали, обнявшись, тесно прижимаясь друг к другу.

— Устал? — Маша легко провела пальцами по колючей щеке.

Он поймал их губами: — уже отдохнул. Не могу спать в самолётах. — Она кивнула, опять вспомнив, что шум самолётных двигателей, разговоры, запахи раздражают его острый слух и чутьё дикого зверя, не позволяя уснуть.

— Знаешь, я подумал, — его глаза подёрнулись мечтательной дымкой, — а какие они будут, наши дети? Смогут ли оборачиваться? Или же, как мой отец и сестра, будут обычными людьми? — От его слов Маша пришла в ужас. Неожиданный приезд Сантоша и захлестнувшая обоих сумасшедшая радость от встречи, бурная необузданная страсть начисто уничтожили любые её опасения нежеланного зачатия. Она даже не вспомнила о том, что может забеременеть. Маша давно не предохранялась, потому что и думать не хотела о ком-то, кто заменил бы ей Сантоша. И вдруг он появился! Только теперь она почувствовала, как беспросветно плохо было без него. Всё её существо упивалось его любовью, его радостью и восторгом. Каждый его взгляд, каждое прикосновение дышали нежностью и желанием. Могла ли она думать о чём-то, кроме его губ, его сияющих глаз, его счастливой улыбки!? Но он уже не улыбался, а приподнявшись на локте, тревожно смотрел ей в лицо: — Маша, что? Я что-то не то сказал? Я чувствую, что ты подумала о чём-то плохом?

Она потянулась к нему, подставила для поцелуя губы, но он, ласково поцеловав, снова нахмурившись, требовательно смотрел ей в глаза.

Маша обняла его за шею, притянула к себе: — Сантош, мы забыли, что нужно предохраняться! Вдруг, я забеременею??

Он облегчённо расхохотался: — фу-у-у, ты меня напугала! Ну и прекрасно, если забеременеешь. Что плохого в детях?

— Но как же? Я морально не готова вот так, сразу… И вообще… ты всё решил за меня, а у меня работа, родители… В конце концов, Анютке в школу на следующий год! — она попробовала отодвинуться, — и ещё есть твоя обманутая невеста! Сантош, как ты собираешься с ней объясняться?

Он задержал её, не позволив отползти по дивану, холодно сказал: — да, решил. Иначе ты так и будешь мучить меня и мучиться сама. — Она встрепенулась, возмущённо попытавшись опровергнуть его слова, но он перебил: — не спорь, я знаю, что ты меня любишь. А моя любовь такова, что вытеснила из моей жизни всё, что я любил и чем дорожил: горы, свободу, друзей, работу, родных мне людей. Осталась только ты. Днём и ночью все мои мысли были только о тебе. Говоришь, обманутая невеста? — Сантош усмехнулся, — она знала с самого начала, что я не люблю её и понимала, что моя на ней женитьба — с отчаяния, от стремления забыть тебя, выбросить из сердца. Не-е-ет, Нара ни минуты не обманывалась насчёт этого брака. Она знает, что я поехал к тебе за ответом и освободила меня от данного ей слова.

— Нара? Но… у неё же три мужа, насколько я помню!? Причём третий вообще ещё ребёнок! Это что же, ты собирался стать четвёртым?? — Изумлению Маши не было пределов. Это Сантош-то, чхетри, с его непомерной гордостью, зашкаливающим самолюбием — и был готов войти четвёртым мужем в семью женщины-вайшья!

— Не четвёртым, первым, — она услышала иронию в его голосе, — все мужья добровольно уступили мне первенство! — он вздохнул, — даже вспоминать не хочу, так тяжело это всё.

Но Маша была настойчива. Она легонько дёрнула его за ухо: — ты не слышишь меня, Сантош! Ну хорошо: родителей можно навещать, работать не буду — ты меня дома запрёшь, но школа!? Как быть с нею?

Невозмутимостью он мог сравниться с Джомолунгмой: — я всё узнал. При российском посольстве есть начальная школа для детей сотрудников и специалистов, работающих в Непале по контрактам. Мы будем возить Анютку туда. Кстати, там с первого класса преподают английский или непали, по выбору родителей. — у него на всё был готовый ответ, Маша даже растерялась, представив то море проблем, которые надо будет преодолеть. Ей было боязно от того, как внезапно и резко менялась вся её жизнь.

— Но, Сантош, я прямо боюсь представить, как встретят тебя мои родители! Уж точно они будут не в восторге. — Она опять лежала на нём и, уперевшись подбородком в скрещенные руки, заглядывала ему в глаза.

Он насмешливо заломил бровь: — что со мной не так? Я взрослый самостоятельный мужчина, имею прекрасную специальность, приличный доход и вполне способен обеспечивать свою семью. Я удочерю Анютку и дам ей хорошее образование в Англии или во Франции. И я люблю тебя!

— Но ты же ирбис! Оборотень!

Он засмеялся, обхватив её руками и ногами, покатился с ней по дивану и упал на пол. Со звериной ловкостью извернувшись, оказался снова под нею: — родная моя, любимая, не беспокойся, оставь мне решать все твои проблемы! Я не боюсь встречи с твоими родителями и уже заранее питаю к ним самые тёплые чувства! Ведь они подарили мне тебя!

Они вместе готовили обед, и Сантош с любопытством заглядывал в кастрюли. Маша видела как, порой, чуть раздуваются его ноздри, вдыхая незнакомые запахи. Как примерный семьянин, он уселся шинковать капусту для борща, и не успела Маша и глазом моргнуть, как большущий кочан был изрезан в лапшу, а она растерянно смотрела на неё, мысленно кляня себя, что не отрезала столько, сколько требовалось. Сантош озадаченно переводил взгляд с горы нашинкованной капусты на Машу: — тебе что-то не нравится?

— Са-а-антош… ну что ты наделал!

— Ты думаешь, что этого количества многовато для… э-э-э, что ты там хотела приготовить на обед?

— Ещё бы!

Тем не менее, борщ был сварен и частично съеден, а затем они поехали к Машиным родителям. Откладывать не имело смысла, хотя она и хотела бы потянуть время.

В метро она постоянно ловила устремлённые на Сантоша взгляды, а он и не замечал. Стоя в покачивающемся вагоне, она подняла на него глаза, ревниво глядя в лицо. Он заулыбался, сделал вид, что тянется её поцеловать — она отклонилась, строго нахмурилась и сделала «большие глаза»: — Сантош, прекрати!

— Ты посмотрела на меня эдак… оценивающе… И что решила? Гожусь я в мужья? — на них с любопытством оглянулись. Маша уткнулась лицом ему в грудь, пробормотала:

— мне не нравится, что тебя с интересом разглядывают женщины! — про себя подумала: — а ведь он красивый. Я как-то привыкла к этому и не замечаю, какие правильные у него черты лица, яркие живые и насмешливые глаза, сильная гибкая фигура…

Он наклонился к её уху: — но люблю-то я только тебя! — попытался ухо прикусить, но вагон качнуло, и он ткнулся носом ей в висок.

Только выйдя из метро Маша вспомнила, что не позвонила родителям. Обычно она так и поступала, когда ехала к ним. Даже если их не было дома, у неё имелся ключ от квартиры. Но сейчас — то она явится с Сантошем!

Маша торопливо вытащила телефон: — мама, я сейчас к вам приду. И… я не одна.

— Хорошо, Маша, я сейчас поставлю чайник. Вы где?

Та виновато ответила: — мы уже от метро к дому идём. А папа что делает?

— Они с Анюткой в цирк уехали, скоро должны вернуться. Ты её забрать хочешь?

Сантош с интересом прислушивался к разговору, и Маша постаралась поскорее его свернуть: — мама, мы через десять минут придём, тогда и поговорим.

Перед подъездом она замедлила шаги. Он понял, взял её за руку: — не бойся, я им понравлюсь. — Она лишь головой покачала: его самоуверенности хватит на десятерых.

Ольга Васильевна открыла дверь, заранее улыбаясь дочери, но улыбка сползла с её лица, когда она увидела возвышающегося за спиной Маши смуглого красавца. Она растерялась, как-то смешалась и лишь отступила в сторону, давая возможность им зайти. Дочь шагнула вперёд, улыбнулась матери. Мужчина уверенно вошёл следом, аккуратно прикрыл за собой дверь.

— Мама, — Маша закусила губу, потом решилась, — знакомься, это Сантош, я тебе о нём рассказывала.

Мужчина улыбнулся, отчего его чеканное лицо с твёрдыми скулами, чётко очерченным подбородком и пронзительными тёмными глазами преобразилось, стало мягче, — здравствуйте, Ольга Васильевна, я очень рад знакомству с вами! — Она не ответила, испуганно глядя на него широко раскрытыми глазами, пятясь вглубь коридора. Кровь медленно отливала от её лица, и Маша испугалась, схватила её за руку:

— мама, ты что? Тебе плохо?

— Маша… он приехал… но он же… — она потянула дочь к себе, как будто хотела заслонить её от Сантоша. Тот спокойно наклонился, развязывая шнурки на ботинках. Маша, воспользовавшись моментом, прошипела матери на ухо:

— мама, ты испугалась, что ли? — Та судорожно кивнула, не сводя с Сантоша глаз. — Перестань, пожалуйста, паниковать, мне стыдно за тебя! — она видела, что Сантош прячет улыбку, намеренно долго возясь со шнурками.

— Маша, он что, правда оборотень?! — она ответила также шёпотом. Сантош выпрямился:

— Ольга Васильевна, это правда, но с этим я сделать ничего не могу, — он удручённо развёл руками, а Маша фыркнула, сдерживая смех: у него было лицо раскаявшегося грешника. Она дёрнула его за руку:

— пойдём уже, сколько мы в коридоре будем топтаться. — Ольга Васильевна опасливо посторонилась, пропуская их в комнату. Кипящий на кухне чайник вернул её к жизни, и она захлопотала, доставая чашки, сахарницу. Маша зашла на кухню, следом потянулся Сантош. Его невозмутимость и мягкая улыбка несколько успокоили Ольгу Васильевну. Исподтишка она разглядывала его и удивлялась, не находя никаких признаков зверя. Помогая матери, Маша обнаружила блюдо с ещё тёплыми пирожками, взяла один, откусила: — о, с яблоками! Сантош, ты будешь пирожки с яблоками? — Он плавно переместился к ней, ухватив её за руку откусил от пирожка, оставив ей самый кончик:

— вкусно! Дай сюда! — забрал остатки, — Ольга Васильевна, а можно мне ещё пирожок?

Ну какая женщина не растает от похвалы её кулинарным талантам! Маша заметила, как заулыбалась её мать, поставила блюдо на стол и спросила: — может вам, Сантош, лучше кофе, а не чай?

Тот, потянув ещё один пирожок, с удовольствием согласился: — да, если можно. — Маша скептически ухмыльнулась: она знала, что последует дальше.

Ничего не подозревающая Ольга Васильевна поставила на стол банку с растворимым кофе, налила в чашки кипяток. Сантош с недоумением смотрел на банку. Маша открыла её, сыпанула себе в чашку порошок и размешала. Насмешливо сказала; — это тебе не Непал. Вот, попробуй, что мы пьём. — Мужчина опасливо наклонился к её напитку, понюхал, а потом чуть-чуть отпил. Маша встала и пошла за заварочным чайником. Сантош виновато сказал:

— а можно мне лучше чай? — Чай ему уже наливали.

Пирожки с яблоками разрядили обстановку и Ольга Васильевна с умилением наблюдала, как гость уплетает её стряпню. Внезапно она подумала, что, возможно, она как-то неправильно поняла дочь. Кто их знает, нынешних молодых, что та имела в виду, говоря, что влюбилась в оборотня? Может, это какое-нибудь религиозное или культурное течение, или ещё что-то. Если судить по сказкам, то оборотни питаются мясом, а этот мужчина с удовольствием ест пирожки и, кажется, вполне доволен. Она решилась: — Сантош, извините меня за любопытство, но… раз вы э-э-э…

Он с готовностью подсказал:

— Оборотень, да.

— Да, он самый, но вы же… должны есть мясо? Ведь вы, э-э-э…. кто-то… тигр, да? — она содрогнулась, представив, как вот сейчас, внезапно, этот симпатичный улыбающийся молодой мужчина прямо у них на глазах превратится в громадного хищника с жуткими зубами!

— Барс, Ольга Васильевна, снежный барс, да. Ирбис, — мягко ответил Сантош, — конечно, в зверином обличье я ем мясо, но барсом я бываю только в горах, а остальная моя жизнь проходит в человеческом облике. Будучи человеком, я ем всё, что едят люди. Что поделаешь, Ольга Васильевна, уж таким я уродился и меня не изменить. Я полюбил вашу дочь, а она любит меня. Мы думали, что расставшись, сможем забыть друг друга, но вышло по-другому. — он посмотрел на Машу, и его сияющие глаза заглянули ей прямо в душу, — наша любовь никуда не ушла, она лишь окрепла в разлуке, и теперь я прошу разрешения на брак с вашей дочерью. — Он выпрямился, поставив чашку на стол, упрямо сжал челюсти, а мать подумала, что, пожалуй, он всегда добивается своего.

У входной двери прозвенел звонок, и Маша, торопливо поставив чашку с чаем на стол, бегом устремилась в коридор. Следом туда же направилась Ольга Васильевна. Сантош, чуть помедлив, неторопливо вышел за ними, прислонился спиной к дверному косяку.

Возбуждённая раскрасневшаяся Анютка повисла у матери на шее. Вошедший следом за ней Александр Николаевич, вопросительно поднял брови, увидев незнакомца. Тот, оторвавшись от косяка, шагнул вперёд, молча, церемонно поклонился, приложив сложенные лодочкой ладони ко лбу. Маша насмешливо фыркнула, подумав, что Сантош из шкуры выпрыгивает, чтобы понравиться её родителям. Вслух, улыбаясь, сказала: — папа, познакомься, это Сантош. — Растерявшись, Александр Николаевич тоже приложил ладони ко лбу, попытался неуклюже поклониться, но рассмеялся и протянул для рукопожатия руку:

— не знаю, понимаете ли вы по-русски, Сантош, но я рад знакомству с вами!

Сантош с улыбкой ответил: — я тоже рад видеть вас, Александр Николаевич! Маша много рассказывала мне о своих родителях!

— Кажется, вы неплохо знаете русский язык, молодой человек? — лукаво подмигнул отец.

Тот кивнул, соглашаясь: — моя мама разговаривает с семьёй только по-русски, так что мы с сестрой и отцом считаем русский вторым родным языком.

Девочка, давно заметившая незнакомого человека, застенчиво пряталась за мать, держась за её руку. Сантош шагнул к ним, присел на корточки: — здравствуй, Анютка! Я давно мечтал с тобой познакомиться! Смотри, какой подарок я тебе привёз, — он, приподнявшись, залез в карман своей куртки, висящей на вешалке, и вытащил маленькую обезьянку. Вначале Маше показалось, что это живой зверёк, настолько тщательно была изготовлена игрушка. Рука так и тянулась погладить шелковистую тёмную шёрстку. Розовая мордочка лукаво улыбалась, а длинный хвост упруго подрагивал, когда Сантош опустил обезьянку на пол. Он слегка сжал кончик хвоста, и зверёк высоко подпрыгнул, заставив Анютку отшатнуться. Она зачарованно смотрела на игрушку, не в силах оторвать от неё глаз. Маша подивилась, разглядывая обезьянку: она никогда не видела игрушки, столь тщательно и с такой любовью изготовленной. У неё даже имелись крохотные коричневые коготки, которые едва слышно цокнули, когда обезьянка подпрыгнула.

— Ну, что же ты, Анютка? — Сантош серьёзно смотрел на девочку, — или тебе не понравилась обезьянка? У нас, в Катманду, живут такие же, мама их видела, — Анютка подняла голову и посмотрела Маше в глаза. Та кивнула:

— правда, солнышко, их там тьма-тьмущая, только в руки они не даются. Тебе понравилась обезьянка?

— Понравилась, — застенчиво прошептала малышка, не решаясь взять игрушку, — а… вы кто? — она испытующе смотрела на Сантоша, а Маша заволновалась: как он объяснит ребёнку своё появление в их жизни и как воспримет его Анютка?

— Давай, я помогу тебе снять куртку, а потом мы сядем на диван и поговорим. Согласна? — Сантош серьёзно смотрел на девочку, дожидаясь ответа, а когда она кивнула, протянул ей обезьянку: — держи, мне кажется, ты ей понравилась.

Остаток дня посвятили знакомству. Сантош терпеливо рассказывал о своей семье, работе, а родители придирчиво изучали его. Анютка, сидя рядом с ним на диване, тоже занималась изучением: новая игрушка её очаровала. Она уже дала ей имя — Чичи, и теперь с воодушевлением рассказывала ей о цирке. Внезапно, когда в разговоре взрослых возникла небольшая пауза, она спросила: — а ты теперь будешь моим новым папой? — Маша растерялась и от обращения на «ты», и от вопроса:

— Анютка, ты опять забыла, что к незнакомым людям нельзя обращаться на «ты»?

Та виновато посмотрела на мать: — но папу же на «вы» не зовут? — Дед с бабушкой тоже не знали, что сказать, а Сантош спокойно улыбнулся, привлёк девочку к себе:

— правильно, Анютка, я бы хотел стать твоим папой, если ты не станешь возражать, а папу всегда зовут на «ты».

Она кивнула, соглашаясь, и, заглядывая ему в лицо, спросила: — а ты не будешь маму обижать? Мне всегда её жалко, когда она плачет.

У Сантоша потемнели глаза, он прерывисто вздохнул, и Маша подумала, что он догадался, о каких слезах проговорилась Анютка, и теперь внутри него рычит и рвётся на свободу снежный барс. Он сморгнул, опять, через силу, улыбнулся: — нет, моя хорошая, я никогда не стану обижать маму, потому что она самое дорогое, что есть в моей жизни. Мы с тобой вместе постараемся, чтобы ей никогда не пришлось плакать!

— Тогда я согласна, чтобы ты стал моим папой, — малышка доверчиво взяла его за руку, а Сантош счастливо улыбнулся Маше, да так и застыл, глядя в её глаза.

Кажется, родители смирились с тем, что их дочь уедет в Непал. Ольга Васильевна грустно вздыхала, глядя на внучку, снова и снова расспрашивала Сантоша о его стране, о людях, её населяющих. Маша в разговор не встревала, лишь удивлялась про себя его обширным знаниям, касались ли они традиций и обычаев непальцев или промышленности и сельского хозяйства. Она видела, что мать мнётся и не решается что-то сказать и гадала, что же это такое. И догадалась же!

— Сантош, покажи, каков ты в своей второй ипостаси, маме с папой интересно на тебя посмотреть!

Он с сомнением, смущённо посмотрел на неё: — я могу, конечно, но боюсь напугать…

— Ну что вы, Сантош! — Александр Николаевич ободряюще ему улыбнулся, — вы же… э-э-э… себя контролируете?

— Абсолютно! Можете не сомневаться! — уверил Сантош.

Схватив за руку, Маша увлекла его в соседнюю комнату, скомандовала: — раздевайся! — он хитро прищурился:

— с удовольствием! — Притянул её к себе, крепко обнял, и она почувствовала пульсацию и твёрдость. Скользнула ладошкой вниз, осторожно сжала. Он застонал, заурчал, положив сверху её пальцев свою большую ладонь, с силой прижал, стиснул, одновременно отыскивая губы, впиваясь нетерпеливым жадным поцелуем.

— Тебе же больно, наверно! — она попробовала чуть слабее сжимать его пенис, он возмущённо замычал. Не отрывая губ, завозился, протискивая своё бедро между её ног. Маша опомнилась, с силой оттолкнула его:

— Сантош, ты с ума сошёл! Там же всё слышно! Давай, раздевайся и оборачивайся, пусть они посмотрят, какой ты красавец!

Он ревниво спросил: — а сейчас я не красавец?

Маша засмеялась: — ты что, к себе ревнуешь?

— Нет, ты ответь, — я тебе нравлюсь в человеческом обличье?

— Ты невозможный, — она вздохнула, — я в кого влюбилась-то, как ты думаешь? В ирбиса, что ли?

— Кто тебя знает, — пробурчал он, раздеваясь, — вон тебе как мой хвост нравился!

Маша первой вышла к родителям и дочери, следом показался снежный барс. Он остановился в дверях комнаты, давая людям возможность привыкнуть к его виду.

Ольга Васильевна ахнула. Схватив Анютку, прижала её к груди, глядя на зверя испуганными глазами. Александр Николаевич побледнел, поискал глазами какой-нибудь предмет, который можно было бы использовать в качестве оружия. Лишь Анютка смотрела на барса любопытными глазами, а потом и вовсе принялась выкручиваться из бабушкиных рук.

Хмыкнув, Маша подошла к ирбису, села рядом с ним на пол, обняла за шею: — чего вы испугались? Сантош же сказал, что полностью контролирует своего зверя. И вообще, при обороте его разум сохраняется. — Она протянула руку к дочери: — иди сюда, Анютка, посмотри, в какую большую кошку умеет превращаться Сантош! — тот возмущённо фыркнул, носом толкнул Машу в бок. Она бы упала, если бы не успела опять обнять его. Он лизнул её в щёку и лёг, вытянув передние лапы и положив на них тяжёлую голову.

Родители недоверчиво и с опаской смотрели, как дочь обнимает громадного зверя, ласково теребит маленькие круглые уши, щекой прижимается к морде в угрожающей близости от пасти с большущими белоснежными зубами.

Анютка незаметно сползла с бабушкиных колен, нерешительно подошла к матери:

— Он из цирка к нам пришёл, да?

Маша обняла дочь и посадила её Сантошу на спину. Ольга Васильевна поперхнулась воздухом, но ничего не сказала. Анютка погладила барса по спине:

— Он мне нравится! Правда, мама, он красивый?

— Да, моя хорошая, конечно красивый. Только он не из цирка. Это Сантош, он умеет превращаться в этого зверя.

— А он меня будет на спинке катать?

Маша засмеялась:

— Сантош, встань, пожалуйста. А ты, Анютка, сядь как следует и держись за шерсть. — Она помогла дочери усесться на ирбисе верхом и обнять его за шею. Сантош медленно встал и двинулся по комнате. Анютка в восторге завизжала, подпрыгивая принуждала его двигаться быстрее. Зверь остановился около Ольги Васильевны. Та опасливо отодвинулась, а Александр Николаевич протянул руку и погладил Сантоша. Задумчиво сказал:

— Вот и не верь после этого сказкам. Не представляю, как это возможно — человеку превратиться в зверя? Да ещё такого громадного хищника… Как же ты, дочь, будешь жить-то с ним? А вдруг зверь возьмёт верх над человеком? — Барс понуро опустил голову и лёг у Машиных ног. Она обхватила большую голову обеими руками, прижала к своей груди, твёрдо сказала: — Папа, Сантош никогда этого не допустит, а я люблю его и выхожу за него замуж!