В снежных горах Непала

Глава 15

Пока одели Сантоша, пока добрели до оставленной машины — Маша почти успокоилась и пришла в себя. Джайя и Галина Николаевна спрашивали сына о похищении, но он не мог ничего рассказать. Помнил лишь, как бежал по тропе, погребённой под лавиной, а затем — темнота. Анг Ламу опять сказала, что в ибриса выстрелили издалека, людей он не видел и не учуял. Она, кстати, выглядела расстроенной и чем-то удручённой. Маша потянула её за руку, и они немного отстали: — что с тобой? Тебя Ашвин чем-то напугал?

Та скривилась: — он пригрозил, что так просто мне это с рук не сойдёт и больше ни один проводник не захочет иметь со мной дела. Маша, я умею только носить грузы! Если я не буду ходить с туристами в Гималаи, моя семья умрёт с голоду.

— Подожди, не расстраивайся, мы что-нибудь придумаем. В конце концов, если бы не ты, то Сантош бы погиб. Так что его родители обязательно помогут тебе. — Та с сомнением покачала головой, но ничего не ответила.

С пронзительным визгом Майя, едва машина остановилась перед домом, бросилась на шею брату, брезгливо сморщила нос: — фу-у, Сантош, от тебя плохо пахнет!

Он похлопал её по спине: — ещё бы! Сейчас мне, первым делом, требуется ванна, а потом я, мне кажется, съел бы даже слона!

Женщины захлопотали вокруг спасённого, а Маша, вдруг, почувствовала себя ненужной. Что же, она сделала всё, что смогла. Теперь нужно дождаться Марка Авдеевича и отправляться домой. Только непонятно, что с Вольдемаром. Его не было с англичанином, но на вертолёте они улетели вместе, да и в поимке Сантоша он тоже принимал участие. Она вздохнула, подумав, что вот и кончилось её романтическое увлечение экзотическим мужчиной, который умеет превращаться в такого же экзотического зверя и который в шутку предложил ей стать его женой. Ей было грустно и одиноко. Она услышала шаги и подняла голову, сморгнув предательские слёзы. Улыбаясь, в гостиную вошла Галина Николаевна: — ну вот, Сантош отправлен в ванную, Джайя сейчас осмотрит его, а мы с вами идём на кухню и думаем о том, чем станем обедать! — она внимательно посмотрела на Машу, заметила следы слёз, ласково и встревоженно спросила: — а, может быть, вы отдохнёте, пока я накрываю на стол? Похоже, мы измучили вас, Маша, своими проблемами! — было видно, что она неловко себя чувствует, и Маша поспешила её успокоить:

— ну что вы, Галина Николаевна, вы нисколько меня не измучили. Наоборот, я очень рада, что Сантош нашёлся! Я с удовольствием вам помогу, только скажите, что нужно делать. — Они отправились на кухню и по дороге хозяйка рассказала, что приготовление пищи целиком и полностью лежит на ней. Их прислуга, Шилангма, относится к касте шудра, а значит, они не могут есть то, что она приготовит. Маша не уставала удивляться кастовым заморочкам непальцев, о чём тут же и сказала Галине Николаевне.

— Что поделаешь, я привыкла, — улыбнулась та. — Мне-то всё равно, а вот Джайя и дети сочтут себя осквернёнными, если нечаянно съедят что-то, приготовленное шудрой. Да ей и так работы хватает. Стирка, уборка, глажение… Мы с Джайей появляемся дома только вечером, а после землетрясения вообще ночевали в госпитале. Теперь вот Шилангме ещё работы добавится: Сантош будет жить у нас, потому что его квартира в городе разрушена.

— А разве он не с вами жил? — Маша удивилась, потому что комната, в которой её поселили, носила следы его постоянного присутствия, — кстати, мне наверно, надо куда-то перебираться, раз он вернулся?

Хозяйка, открыв дверцу холодильника, принялась доставать продукты. Рассеянно ответила:

— Сантошу Шилангма постелила в соседней с вами комнате. Какая ему разница, где он будет спать. Сейчас пообедает и отец уложит его в постель. Они уже поспорили по этому поводу. А, да, у него была квартира в Катманду, но дом полностью разрушен. Все двенадцать этажей лежат в развалинах, так что ему придётся жить у нас.

На кухню вошёл Джайя, а следом за ним — Сантош. Он был ещё бледен, но уже не выглядел больным. Вымытый, чисто выбритый, он улыбался и даже подмигнул Маше украдкой от родителей. Она смутилась и тоже не смогла сдержать улыбку. Всё же как замечательно, что всё окончилось хорошо! Джайя озабоченно сказал: — они накачивали его снотворным, а поддерживали, кажется, глюкозой и витаминами. У него на шее здоровенный кровоподтёк. — Маша и сама уже заметила у Сантоша сбоку, под ухом, багровый синяк, — надо бы сделать анализ крови и вообще обследовать его… — Мать согласно кивнула, а Сантош скривился:

— папа, всё хорошо, я себя нормально чувствую, только небольшая слабость ещё сохраняется! При нынешнем положении нельзя отвлекаться от помощи действительно нуждающимся!

— Ладно, посмотрим, — отец нахмурился, — вечером приедет Таши, послушаем, что он расскажет.

Маша задумчиво сказала: — а я думала, что Таши простой проводник. Он ведь нас сопровождал до Кагбени. А до этого отговаривал от поисков Солу Кхумбу. И вообще, он мне показался таким… неотёсанным… грубым…

— Да, тот ещё артист! Я его давно знаю. Он всё иностранцам голову морочит! — засмеялся Джайя.

Вскоре подошла Майя, и за стол сели весёлой дружной компанией. Только вот Анг Ламу не было с ними. От этого Маша чувствовала некоторую неловкость. Она понимала, что ни шерпа, ни хозяева не видели в кастовом делении ничего особенного, но принять это было нелегко. Чтобы хоть как-то компенсировать свою гипотетическую вину перед подругой, она прямо тут же, за столом, рассказала об угрозах Ашвина. Галина Николаевна вопросительно посмотрела на мужа: — что мы могли бы сделать для неё, Джайя? Страшно подумать, что было бы, если бы не эта храбрая женщина! Может быть, деньги?

— Простите, — вмешалась Маша, — но я думаю, ей нужна работа. Деньги рано или поздно закончатся, а если Анг Ламу не найдёт работы…

— Мария права, — решительно сказал Сантош, — шерпу надо куда-то устроить. Я думаю, ей подошло бы какое-нибудь туристическое агентство. А с Ашвином я посчитаюсь сам. — мать тревожно глянула на него, он криво ухмыльнулся: — в горах часты сходы лавин, да и камнепады бывают.

— Думаю, лавины не потребуются, — спокойно сказал Джайя, потянув к себе на тарелку кусок сладкого пирога, — насколько я знаю Таши, из тюрьмы Ашвин выйдет нескоро.

К удивлению Маши, девчонка в разговор не влезала, лишь поглядывала на родителей и брата а, закончив с десертом, пожелала всем приятного аппетита и быстренько выскочила из-за стола. Сантош проводил её удивлённым взглядом: — что случилось с нашей болтушкой?

— Влюбилась. — коротко ответила мать.

Джайя нахмурился:

— Гала, ей только семнадцать. Какая любовь?

— Не бойся, ты знаешь этого юношу, — она похлопала мужа по руке, — поговорим потом, после обеда.

— Н-да-а, — задумчиво протянул Сантош, пристально глядя на Машу. Она опустила глаза под его тяжёлым, потемневшим взглядом, в груди сладко защемило, к щекам прилила кровь. Он заметил её смущение, усмехнулся и отвёл глаза.

После обеда она решила подремать и прилегла, не раздеваясь, на кровать. Но отдохнуть не удалось. Коротко стукнув, в комнату вошёл Сантош, уверенно сел в кресло, спокойно и серьёзно глядя Маше в глаза, спросил:

— Что ты решила?

Она сделала вид, что не поняла:

— О чём ты?

У него дёрнулся, в намёке на улыбку, уголок рта:

— Мария, не юли, ты знаешь, о чём я спрашиваю тебя.

Маша уже сидела на кровати:

— Сантош, ты же не любишь меня!? Зачем я тебе?

Он раздражённо нахмурился:

— Что такое любовь, Мария? Ты можешь сказать? Если мне всё время хочется видеть тебя, твою улыбку, твои глаза, слышать твой голос — это любовь? Если там, в темноте, не в силах совладать со своим зверем, я цеплялся, как за соломинку, за память о тебе, и это меня спасло, — это любовь? — он настойчиво смотрел ей в лицо, а она, не зная, что сказать, опустила глаза. Наступила тишина. Потом он тяжело поднялся и молча вышел. Зло подумал, что ещё не сказал ей, как часто в последнее время представлял, что раздевает её, сминает, сжимает в объятиях, с жадностью упивается сладостью губ и с радостью и торжеством наблюдает, как томной поволокой подёрнуты её глаза, когда он нетерпеливо входит в неё и их тела содрогаются в едином сладострастном порыве.

Вечером пришёл Таши и, глядя на него, Маша верила и не верила своим глазам. Куда девался тот туповатый и бесцеремонный проводник? В гостиной вошёл мужчина с умным, цепким взглядом чёрных глаз. Мундир полицейского офицера сидел на нём как влитой, щёгольски и привычно. Джайя и Сантош поднялись к нему навстречу, с улыбкой, по-европейски, обменялись рукопожатиями. Старший Пракаш Малла сказал: — знакомьтесь, Мария, уорент-офицер первого класса Таши Притхви Нарайян. Таши — чхетри.

— Э-э, добрый вечер, господин Таши, — растерянно произнесла Маша. Тот, ухмыльнувшись, приложил руки-лодочки ко лбу, слегка поклонился:

— госпожа Мария, я понимаю ваше замешательство. Наверно, у вас сложилось обо мне неблагоприятное впечатление, поэтому прошу простить проводника Таши за грубость! — он улыбался, глядя на неё, и Маше ничего не оставалось, как пробормотать:

— наверно, вы были вынуждены так себя вести, я понимаю…

Он серьёзно кивнул: — да, госпожа. Никто не должен был догадаться, что я — офицер полиции. Собственно, в Дхулитхеле я известен именно как проводник. Дело в том, что в этом городе орудует группа лиц, промышляющих добычей редких, охраняемых государством, животных. — Маша покосилась на Сантоша, поймала его взгляд и не удержалась от улыбки. Тот, в ответ, скорчил зверскую рожу, — на неё работают несколько проводников, в том числе и Ашвин. Понятно, что проводники знают в горах тайные тропы, пещеры, где звери могут скрываться, ну и безопасные подходы к ним. До недавнего времени Солу Кхумбу была для них недосягаема. Жители встречали редких чужаков на подходах к деревне, и быстро выпроваживали их обратно. Понятно, что они не хотели, чтобы сведения об оборотнях стали широко известны. Попытки проникнуть в тайну Солу Кхумбу успешно пресекались, и даже Ашвину не удавалось там побывать. Появление вашей экспедиции, явный интерес к деревне всполошили преступников. Ну, а руководство полиции решило использовать этот случай, чтобы взять их на месте преступления. Я довёл вас до Кагбени, где, позднее, появился Ашвин. Один из его носильщиков работал на полицию. К сожалению, неожиданная катастрофа спутала наши планы. Кроме того, мы никак не ожидали, что Джим Корнер, известная личность в полицейских кругах, явится лично. Видать, соблазнился потрясающей возможностью заполучить и вывезти в Англию настоящего оборотня. — Маша сама не заметила, как крепко стиснула на коленях сомкнутые руки. Она заново переживала весь ужас своих бессонных ночей, когда думала о том, какая страшная участь ожидает Сантоша. Он понял, о чём она думает, нахмурившись, пересел рядом с ней на диван и шепнул на ухо:

— я рад, что ты волнуешься обо мне. Выходит, я тебе немножко-то нравлюсь? — пользуясь тем, что все были заняты разговором с Таши, он подхватил губами прядку её волос на виске, тихонько потянул. Она резко повернула голову и совсем близко увидела тёплые карие глаза, заметила, как он сильно потянул носом, вдыхая её запах. Маша постаралась незаметно отодвинуться. Ей было неловко перед его родителями и Таши.

Офицер продолжал: — теперь Ашвин и те, кто помогал ему, предстанут перед судом. К сожалению, англичанина мы привлечь не сможем. Из полицейского участка его увезли в посольство Великобритании, откуда он будет отправлен домой, как только заработает аэропорт.

— А Вольдемар? — Маша просто не могла не поинтересоваться судьбой соотечественника. Рядом хмыкнул Сантош, но она не обратила на него внимания.

— Молодой человек поступил очень предусмотрительно, заблаговременно скрывшись в российском посольстве. Англичанина мы смогли допросить, хотя ничего интересного он не сообщил. Оказывается, ни о каком оборотне он слыхом не слыхивал, приехал посмотреть на пойманного снежного барса, но вместо него увидел грязного голого мужика, — Таши удручённо покачал головой, — он откровенно издевался над нами, а мы бессильны что-либо предпринять. Правда, Ашвин и его помощники много чего порассказали, но англичанин просто рассмеялся нам в лицо, когда мы зачитали ему их показания. Так что… — Таши виновато развёл руками, — ещё я хотел бы попросить вас, Анг Ламу, — он перевёл взгляд на шерпу, и та сжалась в кресле, — зайти в участок и поделиться с нами известными вам фактами. — та молча, испуганно кивнула, а Маша спокойно сказала:

— мы вместе придём, можно? — На том и порешили.

Её несказанно удивлял тот факт, что никто не считал существование барса-оборотня чем-то необычным. Она вспомнила своё изумление и отказ верить собственным глазам и, тихонько ткнув Сантоша локтем в бок, спросила: — а почему о вашей семейке ничего неизвестно в научных кругах? И вообще: никто не удивляется тому, что человек мгновенно превращается в зверя? Вон даже полицейский сидит и невозмутимо рассуждает об оборотнях!?

Сантош опять склонился к её уху: — да потому что Непал — очень древняя страна. Наши традиции зарождались вместе с возникновением цивилизации. У нас духи предков общаются со своими потомками и предупреждают их о грядущих неприятностях; наших богов можно просить о помощи и, при принесении соответствующей жертвы, они могут откликнуться и совершить чудо; в Гималаях живут не только барсы-оборотни, но и Снежный человек, и я не раз видел его своими глазами, — он выпрямился, глядя на неё: — ты привыкнешь, Маша, и я надеюсь, полюбишь Непал! — Она лишь покачала головой. Этот невозможный человек уже всё за неё решил.

Таши просидел у них допоздна, но ужинать не остался, легко скользнул в открытую дверь и скрылся в наступающих сумерках.

Насыщенный событиями день подошёл к концу, и Маша поплелась, наконец, в свою, бывшую Сантоша, комнату с единственной мыслью — упасть и не просыпаться до утра. Но надежды не сбылись. Она проснулась ночью, внезапно, как от толчка. На полу, рядом с кроватью, она услышала шумное дыхание, пахло зверем — остро и тревожаще. Она опустила руку и погладила жёсткую густую шерсть, повела выше, на голову. Руку лизнули горячим, влажным и шершавым языком, а через несколько секунд кровать рядом прогнулась под тяжестью тела. — Сантош! Что ты делаешь! Сейчас же уходи! — она попыталась столкнуть его и поняла, что он, как всегда после обращения, обнажён.

Он тихо рассмеялся: — не выгоняй меня, пожалуйста, из собственной комнаты! — не обращая внимания на сопротивление, обнял её, прижал к своему телу, нашёл губами её рот. Она ответила на поцелуй и обняла его, с удовольствием проведя ладонью по гладкой горячей коже спины. Он дышал тяжело, Маша чувствовала его эрекцию и это её смущало. Она попыталась отодвинуть бёдра, но ей не дали. Не прерывая поцелуя, его рука сместилась с её спины на ягодицы, смяла их, сжала, одновременно прижимая её бёдра к пышущему жаром телу. Он оторвался от её губ, шепнул: — ну что же ты такая напряжённая? Тебе неприятно?

Маша не знала, что отвечать. Ей было приятны его поцелуи и прикосновения и, что уж греха таить, ей ужасно нравилось его сильное тело, но угнетала мысль, что она оказалась столь доступной. Он догадался о её терзаниях:

— Не отталкивай меня, милая! Мы не делаем ничего плохого! Я люблю тебя, Маша. Ты не ответила на моё предложение, но я не допущу, чтобы ты уехала! Ведь я тебе нравлюсь, разве не так? Мы поженимся, и ты обязательно полюбишь меня! — Под его торопливый сбивчивый шёпот она и сама не заметила, как очутилась без ночной рубашки и трусиков. Мысленно махнув на всё рукой, она обхватила его за шею:

— Но ты ведь говорил, что не веришь в любовь?

Он смешливо фыркнул, опрокинул её на спину и коленом раздвинул ноги. Едва сдерживаясь, постарался не торопясь проникнуть внутрь:

— Я врал, радость моя. Мне было стыдно сознаться, что я влюбился сразу, как только вытащил из пропасти насмерть перепуганную девчонку! — он с силой, со стоном двинулся внутри неё, она негромко ахнула, выгнулась ему навстречу:

— Но, Сантош, м-м-м, — у меня сознание путается, — протянула она, — но… как же…

— Замолчи, женщина! — опираясь на локти, он подсунул ладони ей под ягодицы. Где-то в глубине её прикоснулся к чувствительной точке, отчего она застонала, подалась к нему навстречу, — почувствуй мою любовь и насладись ею, как я упиваюсь сладостью твоего тела! — Сантош поцелуем заткнул ей рот, и Маша, наконец, расслабилась, полностью отдаваясь ему, чувствуя его силу и нежность, огонь желания, терзающий его, и сама переполняясь нежностью к этому странному, но такому родному мужчине.

Они лежали, обнявшись и крепко прижимаясь друг к другу. Его дыхание шевелило волосинки на её голове. Иногда он легко касался их губами. Маша сладко дремала, чувствуя, как гибкие пальцы поглаживают её лопатки, прижимая ещё теснее к горячему телу. Он шепнул ей в волосы: — когда ты обнимаешь меня, твои груди так сладко напрягаются, что мне сразу же хочется их поцеловать… — Она лениво фыркнула ему куда-то в шею:

— а когда ты меня обнимаешь, у тебя тоже кое-что напрягается, — он негромко рассмеялся:

— эта штука у меня напрягается даже и без объятий, просто при виде тебя! — помолчав минуту, продолжил: — завтра мы объявим родителям о том, что вступаем в брак. На-днях заработает аэропорт, и тебе нужно слетать за дочерью. Нам придётся жить пока что здесь, моя квартира разрушена.

Маше было лень возражать. Все разговоры впереди, а пока она сонно спросила: — а где я буду работать?

— Работать?! — он насмешливо фыркнул, — ты нигде не будешь работать! Мне не нравится, как живут родители. Порой отец, приезжая вечером с работы, вынужден разогревать себе ужин, потому что мать принимает какие-нибудь срочные роды и является домой ночью.

Маша пробежалась пальцами по его плечу, обвела контур подбородка. Он поймал их губами и слегка прикусил. Она легко вздохнула, потёрлась носом о его щёку: — я ведь не врач, у меня не может случиться ничего непредвиденного. Сантош, я не смогу сидеть всю жизнь в четырёх стенах… Скоро у меня защита, я люблю свою науку и то, чем занимаюсь. Нет, милый, — она с сожалением отодвинулась от него, — свою жизнь я представляю иначе!

Он приподнялся на локте и она увидела, как в темноте блестят его глаза: — Маша, я предлагаю обсудить это позже. Сейчас я слишком счастлив, слишком расслаблен, чтобы связно думать о каких-то проблемах. Мы обо всём поговорим, но — позже. Согласна?

— Конечно, обязательно поговорим, — но она понимала, что переубедить его ей не удастся.

Утром Маша пришла в ужас, когда обнаружила, что Сантош вольготно расположился в её постели. Он проснулся сразу, стоило ей лишь пошевелиться, по-хозяйски подгрёб её к себе, хриплым со сна голосом сказал: — что-то я утром ещё сильнее тебя люблю, чем вчера вечером. Наверно потому, что отдохнул после своих приключений.

Она упёрлась ладонями ему в грудь, заглянула в нахальные, бесстыжие, смеющиеся глаза: — Сантош! Тебе надо было уйти вечером к себе! Боже, стыд-то какой! А если сюда заглянет кто-то? — Маша принялась отдирать от себя его руки, которые решительно шарили по её телу и — ах! — совершенно не давали сосредоточиться на мысли о неловкости сложившейся ситуации. Не обращая внимания на её слабое сопротивление, он перевернул её на спину, навалился сверху всей тяжестью, пробормотал: — какой ещё, к дэвам, стыд! О чём ты? Сейчас у нас — утренняя эрекция! — ей стало смешно, и хотя она продолжала отбиваться, пока он решительно стаскивал с неё рубашку и трусики, но сил на сопротивление не было, да и желания сопротивляться, откровенно говоря, тоже.

Она сдерживала рвущиеся из груди стоны — так невыносимо сладостно он вторгался в неё, такие глупые и бесстыдно — жаркие слова шептал, задыхаясь от нежности и желания ей на ухо.

Краем сознания Маша отмечала, что в доме уже проснулись: хлопали двери, слышались шаги. К счастью, в её комнату никто войти не пытался.

Они ещё немного полежали, успокаиваясь, настраиваясь на наступающий день.

— Сегодня мне нужно в клинику, отец сказал, что меня ждут, — Сантош нехотя разжал объятия, встал, как был, голый, огляделся в поисках халата, в котором пришёл ночью. Маша с грустью отметила его худобу:

— как сильно ты похудел за этот месяц, Сантош! Хотя, о чём я говорю: слава богу, ты вообще жив и остался человеком… — Он завязал пояс халата и присел к ней на кровать, ласково погладил её по щеке:

— видимо, похитители кололи мне что-то, чтобы не дать мне умереть раньше времени. Но и только. Чем меньше сил у меня оставалось, тем быстрее возобладало бы во мне звериное начало. Я сопротивлялся потому, что мне нужно было ещё сказать тебе, как сильно я тебя люблю, счастье моё. Только эта мысль и удерживала меня от погружения в темноту. — он грустно, чуть улыбаясь, смотрел ей в глаза, и Маша не выдержала — порывисто села, обхватила его за шею, прижалась к его груди, скрывая навернувшиеся слёзы:

— о боже, Сантош, я была в отчаянии! Представляешь, я молилась всем вашим богам, чтобы они спасли тебя!? Мне до сих пор страшно… — Он молча поглаживал её по спине, обнимая, успокаивая, она вдыхала запах его тела, прижимаясь щекой к его щеке чувствовала проступившую за ночь щетину. Он благодарно и тихо поцеловал её за ухом, прошептал:

— мы никогда не расстанемся, любимая. Ты привыкнешь к Непалу и ко мне, мы будем счастливы вместе, верь мне, пожалуйста.