Глава VI НА ПОЛЯНКЕ

«Граждане СССР обязаны беречь природу, охранять её богатства».

(Статья 67 Конституции СССР)


Валерий внимательно всматривался в дорогу. Наконец увидел огромную разлапистую сосну на обочине, которую за красоту пощадили даже дорожники. Сразу за ней будет поворот в лес. Сбавив скорость, Валерий обогнул сосну, и машина затряслась по грунтовой дороге.

Не прошло и пяти минут, как перед ним распахнулась буквально лубочная картина: речка, освещённая лучами поднимающегося солнца, отражающиеся в тихой глади кроны деревьев, трава на берегу со сверкающими капельками утренней росы. «Если утром выпадает роса, день будет солнечный, без дождя», — вспомнились слова учителя. Значит, и сегодня погода порадует.

Валерий медленно съехал с дороги и повёл машину вдоль кромки леса. Метрах в двадцати от берега увидел полянку и, петляя, стараясь не зацепиться за корни, направился к ней. Трудно удачнее выбрать место: с дороги не видно и не слышно, до реки рукой подать, вокруг белеют бутоны ещё не распустившихся ландышей. Выключив мотор, он погладил девушку по голове, поправил сползшие на лоб волосы. Валя открыла глаза. Ничего не понимающий взгляд, распухшее от сна лицо, красное пятно на щеке — след его плеча. Она отвернулась, достала из кармашка круглое зеркальце и принялась «наводить красоту». Закончив несложную прическу, хотела что-то сказать, но, увидев прижатый к губам Валерия палец, согласно кивнула. Тихонько выбрались из машины, чтобы не разбудить спящих, по-детски взялись за руки и побежали к реке. Растущие на полянке ландыши растрогали Валентину.

— Какая прелесть! — Она нарвала букетик, вдохнула горьковатый аромат. — Какой ты умница, Валера, дай я тебя поцелую. — Она приподнялась на носки и звонко чмокнула его в щёку.

Он стоял, глупо моргая, — первый поцелуй. Когда опомнился, девушка уже бежала к реке, маня его рукой.

Холодная вода придала новый заряд бодрости. Валерий готов был бегать с Валей по береговой гальке целую вечность, но раздавшиеся неподалёку знакомые голоса нарушили идиллию. Компания изволила проснуться, вылезла из машины и, судя по шагам, тоже направлялась к реке. Встречаться сейчас с ними Валерию не хотелось.

— Пойдём, разберем продукты, есть охота, — с деланной сухостью предложил он девушке.

— Идём, — покорно согласилась Валя.

Лесом, так, чтобы не столкнуться с ребятами, вернулись к машине. Валерий открыл багажник, с трудом вытащил из него мешок и высыпал содержимое прямо на траву. Среди зелени засверкали банки шпрот, скумбрии, варенья, узкогорлые бутылки портвейна. Пачки печенья, сигареты, конфеты Валя стала собирать в подол коротенькой юбочки и относить в машину.

— Нам бы одним на сколько хватило, — огорчаясь, что дружная компания подчистит все чуть ли не за один присест, сказала Валя. — Может, припрячем часть вина?

— Нет, — отрезал Валерий. — Этого еще недоставало!

— Ты меня не так понял, — стала оправдываться девушка, — не насовсем, а пока. Боюсь, перепьются — и вся поездка испортится.

Выходит, напрасно он её заподозрил. Конечно, предложение разумное и идет от хорошего. Не то что он — боится, не поймут ребята причин, засомневаются в его честности. Но переигрывать было поздно.

— Самым дефицитным у нас оказывается хлеб, — сказал Валерий.

— Да, меньше буханки, — оглядывая богатство, отозвалась Валя.

— А был же в ларьке. Не дошло.

— Придется выдавать по норме.

— Возьми это на себя.

— Гут. Смотри, а ребята пошли на берег не просто так — Сенькиных удочек нет. Вот принесут рыбу, а на чем жарить? — забеспокоилась Валя.

— Это не проблема. Насадим на веточки и зажарим на углях, как шашлык.

— А соль где возьмём?

Да, далеко ему до деда. Тот, прежде чем идти в магазин, прикинет, что надо купить, и на бумажке для верности запишет. А здесь хватали что подороже. Вон одних конфет воз и маленькая тележка. Хоть половину отдай за пригоршню соли и пару буханок хлеба. Только кому? Оно без ума-то всегда так.

— Вяленой рыбы много? — спросил Валерий.

— Штучек двенадцать осталось, — прикинув в уме, ответила Валя.

— Зажми их. Если свежей наловим, будем есть вместе с соленой. Сойдёт.

— Ты находчивый, я смотрю, — удивилась девушка.

— А ты думала, — в тон ей ответил Валерий.

Подошли Митька, Семён и Борис. Внушительная горка продуктов, а главное — шеренга винных бутылок вызвали взрыв восторга и отвлекли от желания позубоскалить по поводу «уединившейся парочки».

— У кого есть ножик? — спросила Валя, приступая с благословения Валерия к роли хозяйки. Она ей нравилась — самой делать ничего не надо, знай командуй, выдавай и «зажимай».

— У меня! У меня! У меня! — Вся троица тут же полезла в карманы за складными ножами.

— Ты бы убрала часть, — кивнул Митька на продукты, — а то заглянет кто ненароком.

— Приготовим завтрак, ты и уберёшь, — совсем непочтительно ответила Валя.

— Открывайте консервы, — приказала она Семёну и Борису, у которых в складных ножах оказались приспособления для вскрытия жестяных банок. — А ты, — повернулась она к Митьке, лезвие ножа которого вылетело из рукоятки при нажатии кнопки, — режь хлеб. Только треть буханки. Хлеб — дефицит, поняли, мальчики?

— Может, перенесём нашу скатерть-самобранку ближе к воде? — предложил Валерий.

С ним согласились. Весело, с шутками-прибаутками переселились к реке, подальше от машины. Валерий взял пять бутылок вина — по бутылке на брата. Ему сегодня тоже не возбраняется выпить, сегодня за рулём больше не сидеть. Что с машиной делать в дальнейшем, он не задумывался. Пока ясно одно, что отсюда выбираться придется на ней. Не пешком же тащиться. Придется доехать до остановки какого-нибудь пригородного автобуса, а там бросить. Хорошо бы, конечно, припрятать в укромном местечке, для многократного пользования. Но где его найдешь? Машина не спичечный коробок, в карман не положишь.

Валя строго следила за Митькой.

— Хватит, — сказала она, — треть нарезана. Отнеси в машину и заодно прибери оставшиеся продукты и вино.

— Всякая инициатива наказуема, — вздохнул Митька. — Валера, пойдём поможешь.

— Шефу отдохнуть надо, — властно остановила она приподнявшегося было Валерия. Тот с удовольствием проводил взглядом недовольного вожака и благодарно посмотрел на девушку. Валентина «организовала» праздничный стол. Пять кусочков хлеба, по две банки консервов. Эти живоглоты все прикончат. Надо проследить, чтобы порция хлеба не уплыла к ним от её Валерочки. С них и это может статься. Под шумок Семён начал пробивать дырку еще в одной банке шпрот, но Валентина заметила.

— Хватит, хватит, работал бы, как лопаешь, — презрительно бросила она, напоминая отказ от похода в ларёк. Не обращая внимания на «критику», Семён так же деловито сменил консервный нож на штопор.

— Кушать подано, — объявила Валентина, когда все было готово, и улеглась против банок, перед которыми стоял единственный стакан. Остальные и из горла смогут. Митька хотел пристроиться рядом, но она положила руку на траву. — Занято.

И убрала, когда около неё сел Валерий.

Все с аппетитом накинулись на еду. Пили без тостов, не чокаясь. Не будешь же стукаться горлышками бутылок?! «По-итальянски», — сказал Семён. Почему «по-итальянски», никто не знал, но выражение понравилось.

— И как только немцы так мало едят хлеба? — бросая взгляд на лежащую около Вали горбушку, спросил Семён и придвинул к себе вторую банку консервов.

— А сыра там не было? — громко пережевывая пищу, спросил Митька.

— Заказа не поступало, — сам не зная чему, обозлился Валерий. Он первым управился с едой и швырнул пустую бутылку в кусты. — Пойду в машину, посплю малость, — сказал он и, чуть пошатываясь, направился к месту стоянки.

Борис проследил взглядом выброшенные семнадцать копеек. Но, вспомнив о выручке, лежавшей в кармане, простил. Чуть откинувшись назад, он через материю ощутил пачку денег. «Интересно, сколько в ней? Надо думать, немало, судя по размерам пакета». Приятное тепло разлилось по лицу от радости, что так легко разбогател, от гордости, что хватило ума умолчать. Сколько бы ни было, всё лучше одному, чем на двоих, а то и пятерых делить. Да еще и поссориться можно: Митька наверняка захотел бы побольше хапнуть. Валерий улегся на заднем сиденье и, засыпая, почувствовал, как открывают багажник. «Опять за вином», — шевельнулась сонная мысль.

Проснулся от женского крика. Почудилось, будто кричит Валя, зовёт его. Открыл дверцу, прислушался. Ничем не нарушаемая тишина. «Показалось», — решил он, снова закрывая глаза. Повторный крик поднял на ноги. Но куда бежать? Опять тишина. И вот в лесу справа хрустнула сломанная ветка. Валерий бросился туда.

— Молчи, тварь, прирежу, — донесся до него заикающийся Митькин голос. И снова крик, даже не крик, а вопль отчаяния и ужаса разорвал лесную тишину:

— Помогите! Валера-а-а!

В несколько прыжков Валерий очутился в чащобе, где шла неравная борьба. Одной рукой Митька старался зажать девушке рот, второй — завернуть за спину руку. Она отчаянно сопротивлялась. Платье было разорвано, сквозь ветви елей перед Валерием мелькнула обнаженная девичья грудь.

Неизвестно, что придало Валерию больше сил: злость, отвращение к насильнику или тот поцелуй в щеку на берегу реки. Он схватил Митьку за шиворот и рванул на себя. Затрещала рубаха, полетели вырванные с мясом пуговицы. И тут же удар кулака пришелся в повернувшееся к нему красное злое лицо. Митька пошатнулся, выпустил Валю. Она отбежала в сторону и остановилась, стыдливо прикрывая грудь. Митька пригнулся — и тут же острая боль заставила Валерия схватился за ногу.

— Ты что лезешь не в свое дело? — с трудом ворочая языком, прохрипел Митька. — Перо в бок захотел? На аптеку всю жизнь работать собрался?

Валерий распрямился. Только сейчас заметил в руке Потапова нож. Тот самый, со стреляющим лезвием.

— Уходи, Митька, подобру-поздорову. Ножом не запугаешь. Изуродую, мама родная не узнает.

— Сосунок!

— Подонок! На свою девчонку…

— Что тебе здесь надо? Кто тебя звал?

— Я, — крикнула Валя. — Я звала!

Митька вернул лезвие в рукоятку ножа.

— Ну, погоди, шкура. Все равно доберусь до тебя. Не сегодня, так завтра. Да и ты свое схлопочешь, — отступая в лес, пообещал Митька.

— Знаешь, как лягушки прыгают? — крикнула вслед ему Валя и тут же разрыдалась.

— Не подходи, не подходи, не подходи, — заливаясь слезами, повторяла она, хотя Валерий, понимая её состояние, не трогался с места. Потом, прихрамывая, отошел за кусты, сел на пенёк и, задрав штанину, осмотрел рану. Она была неглубокой, но кровоточила сильно. Перевязав ногу носовым платком, спустился к реке и обмыл кровь. По дороге к машине наткнулся на спящих Бориса и Семёна. Попытался добудиться, но ответом было только пьяное мычание. «Погуляли, порыбачили, отдохнули, — подвел Валерий печальный итог. — Сам виноват. Не послушался Вали, выставил напоказ все бутылки. Нате, смотрите, радуйтесь. Дурак».

В сумке девушки Валерий нашел иголку и нитки. Это сейчас самое лучшее средство от слёз. Снова зашагал в лес. Чем ближе подходил, тем громче слышались приглушенные рыдания. Бросил сумку, не показываясь Вале на глаза. Рыдания стихли. Решил вернуться к машине. Маловероятно, что Митька снова полезет к Вале, но лучше разыскать его и держать под присмотром.

Оказалось, что Митька успел проделать тот же путь: он лежал недалеко от машины с зажатой в руке пустой бутылкой. Валерий лёг на спину и смотрел в чистое высокое небо. Думалось о многом и в то же время ни о чём. Хорошо бы покончить с такой жизнью, поднажать на учёбу. Но стоит ли? Второгодничества не миновать, так чего ради костьми ложиться. Деда вот только жаль. Тот в лепёшку разбивается, чтобы он учился. Мать Валерий давно не видел. У неё новая семья, ей не до него. С отчимом не ужился, вернулся к деду. Об отце ничего не знает, кроме того, что жив и хорошо зарабатывает. Это видно по ежемесячным переводам, составляющим двадцать пять процентов его зарплаты…

Валя подошла незаметно. Тихая, растерянная, с опухшим лицом и красными глазами.

— Пойдём домой, — попросила она, — я не могу здесь оставаться.

— Иди помойся — и поедем, — вскочил на ноги Валерий.

— Нет, пойдем. Не хочу на машине. Все, связанное с этим… — Валя закрыла лицо руками и снова заплакала.

Обойдя Митьку, она спустилась к реке. Пока девушка умывалась, Валерий изумлялся ее мастерству — ловко же она залатала платье. Если бы он сам не видел, в каком оно было виде, ни за что не поверил бы, что можно так починить.

— Разбудим Бориса? — спросил Валерий.

— Не надо. Да его и не добудишься. Налакались, как скоты.

Медленно пошли по грунтовой дороге. Валя чуть впереди, низко опустив голову.

Валерий понимал, что надо её успокоить, но не знал как. Банальное, вроде: «Плюй на всё и береги здоровье» или «Перемелется — мука будет», — здесь не подходит. Он не решался взять ее за руку, боясь, что даже его прикосновение может ей быть неприятно. А девушка чувствовала себя совершенно опустошённой. До сих пор в «конторе» она видела прежде всего друзей — и вдруг… свой парень… Страшно подумать, что бы случилось, не услышь ее Валерка, не успей вовремя.

— Больно? — обратив внимание, что он хромает, спросила Валя. — Покажи.

— Да нет. Ерунда, — отмахнулся Валерий. В самом деле его рана по сравнению с горем девушки казалась ему просто царапиной. — Больше я в беседку ни ногой, — сказал Валерий.

— Я тоже, — тихо произнесла она. Незаметно подошли к шоссе и первой же попутной машиной уехали в город.

…Борис Марков приподнял тяжёлую, словно налитую свинцом голову — и тут же снова уронил на траву. Земля качнулась, как палуба корабля, стали валиться могучие деревья, лента реки взвилась к небу. Он крепко зажмурил глаза, но легче не стало. В красноватом тумане завертелись огненные круги, потом в центре образовался маленький, завернутый в газету пакетик. Еще окончательно не придя в себя, Борис дотянулся рукой до заднего кармана брюк и тут же отдернул её — карман был пуст.

Не может быть! Мгновенно протрезвев, Борис сел, ещё раз проверил карман. Пусто. Даже пуговица расстёгнута. Может, спьяну сам куда переложил? Лихорадочными движениями обшарил остальные карманы. Деньги исчезли. Не хотелось верить, что безвозвратно, что это сделал кто-то из своих. Впервые в жизни у него в руках была крупная сумма денег. Но так недолго, что даже не было возможности развернуть газету, подержать на ладони живые деньги, пересчитать их. Всё это откладывалось на «потом», когда можно будет закрыться в туалете своей квартиры и, не беспокоясь, что кто-то подглядит или помешает, порадоваться на своё богатство, а затем, уже лежа в постели, перебирать различные варианты его использования.

«И надо же было дураку так напиться», — казнил он себя, что не удержался, не поберёгся. Ведь через какие-нибудь сутки мог позволить себе выпить что угодно, хоть дорогой коньяк, так часто дразнивший его своими звездочками с витрин винных магазинов. А может, всё-таки просто вывалились?

Эта крохотная надежда подняла Бориса на четвереньки, заставила облазить на коленях местность на десятки метров вокруг. Наткнулся на спящего Семёна. Тот лежал, сжавшись в комочек, и от этого выглядел непривычно кротким. Солнце садилось, и стало довольно прохладно. Борис поднялся на ноги и, зябко пожимая плечами, направился к машине. Чем чёрт не шутит — может, там обронил, когда ходил за вином. Под багажником в траве заметил обрывок газеты. Присев на корточки, осмотрел клочок. Поди угадай, тот или не тот.

А вот выпавший из газеты маленький кусочек белой бумаги добил его. Купюрка, как называют торговые работники. На ней ровные ряды цифр, а в конце под чертой итог, от которого Борису сразу стало жарко. 223 рубля! Было из-за чего завопить, полезть в драку, обыскать каждого! «Кто? Кто взял? — проносилось в мозгу, а навстречу шла другая волна: — А как об этом спросишь? Как объяснишь, откуда деньги?» Тому, кто украл их у него, купюрка ни к чему. И так все ясно. Он, Борис Марков, нарушил неписаную заповедь — скрыл от всех, припрятал главную добычу, отдав остальным немного жратвы и дрянное вино. Такое не прощается. Осудят не того, кто украл у него деньги, а его, Борьку Маркова. Денег же ему во всех случаях не видать. Разделят между собой, а его только презирать будут.

Но если просто промолчать, вор сам ни за что не объявится. Кому охота делиться добычей, да ещё такой! Да, было над чем поломать голову. Если бы знать точно: кто? Можно было бы попытаться поговорить. Предложить пополам. Но пойди угадай. Та же Валька девка не промах. Надо подойти к каждому, по глазам, по поведению постараться угадать кто.

Недалеко от машины валялся Митька Потапов. Его поза показалась неестественной — лежал, раскинув широко в стороны руки и ноги. Что согревало его в отличие от Сеньки? Может, деньги? Борис склонился над спящим. Нет, веки плотно прикрыты и не вздрагивают. А вот Валеры с Валькой нигде не видно. Он потряс Митьку за плечо. Тот сразу открыл глаза и удивленно уставился на Бориса.

— А? Что?

При всей подозрительности, Марков не уловил никакой фальши.

— Где ребята? — спросил он.

— Какие?

— Валерка с Валькой?

— А кто их знает.

— Что у тебя с губами?

Митька пощупал губы, скривился, заикаясь сказал:

— Вроде с Валеркой сцепились.

— Чего?

— Кажется, из-за Вальки.

— При чём тут Валька? — не понял Борис.

— Спьяну полез к ней, а он налетел.

— И поделом тебе.

— Я и не спорю. А где они в самом деле? И Сенька с ними?

— Сенька там спит, — махнул Борис рукой в сторону реки.

— А может, и они где в кустиках?

— Обошёл. Не видно.

Митька встал, повел плечами, ещё раз провел рукой по губам. Посмотрел на заходящее солнце.

— Ну и проспали же мы. — Подошел к багажнику, достал бутылку. Ударом о землю выбил пробку. Отпил до половины и протянул Борису: — Хлебни, полегчает.

Борис допил вино, положил пустую бутылку в багажник. Теперь каждые семнадцать копеек на счету.

— Пойдем в лес, поищем Валеру с Валькой, а заодно наберем сухостоя, костер разведем, а то что-то пробирает, — предложил Митька.

— А чего нам с сухостоем возиться. Я в багажнике топор видел. Сейчас завалю пару сосенок, они смолистые, знаешь какой жар дадут.

Митька направился в лес, а Борис принялся за работу. С его бычьей силой свалить две красавицы сосны не составило большого труда. Что ему до того, что они украшали полянку ещё до его рождения? Что на их месте теперь будут торчать два безобразных пня?

Стук топора разбудил Семёна. Но на помощь Борису он не торопился. Только когда языки пламени поднялись над костром, заявился, зябко потирая руки.

— А где Валера с Валькой? — поинтересовался он, не понимая, почему так пристально присматривается к нему Борис.

— Нигде нет, — раздался совсем близко голос Митьки. — О, проснулся герой. Сходи-ка к машине, посмотри, не осталось ли чего в багажнике. Потрудись.

Уговаривать Сеньку не пришлось. Вернулся он повеселевшим и тут же уселся поближе к костру.

— И сумки Валькиной нет, — как бы между прочим, поставил он в известность товарищей. — Я в машину заглядывал.

— Час от часу не легче, — задумчиво протянул Митька. И, посыпая соль на Борькину рану, добавил: — Чего бы им смываться?

— И не предупредили. Тоже мне друзья-приятели. Как отсюда без Валерки выберемся? — возмущался Семён.

— Пустое, — махнул рукой Митька, — разве в этом дело?

Борис слушал и, мысленно догнав беглецов, уже отбирал у Вальки деньги. Уж если делить, то, конечно, с Валеркой. И друг первый, и ларёк вместе брали. В том, что Валерий не участвовал в этой афере, он не сомневался. То, что эти лопухи ни при чем, тоже факт — дорвались до вина, и больше им ничего не надо. Одна сучка обтяпала. Ну, подожди, от меня не уйдешь! Борис даже заскрипел зубами от бессильной ярости. И если полез к тебе Митька, правильно сделал. С такими шкурами только так и надо! А Валерка, дурак, еще заступаться кинулся. И тоже, надо думать, получил. И поделом, умнее станет.

Ребята уже открыли консервы. Неподалеку от костра выстроились оставшиеся бутылки. Закончили бражничать глубокой ночью. Подкинули в жар костра зеленую хвою. Столб дыма взметнулся вверх. Борис был трезвее других. Он кое-как добрался до машины, разложил сиденья и заплетающимся языком позвал ребят. Те плелись, поддерживая друг друга и по очереди кланяясь в пояс. Семён умудрился даже пару раз приложиться лбом к земле.

— Костёр бы затушить. Сходить к реке за водой и потушить, — бубнил он себе под нос.

— Тебя только пусти к воде. От костра не сгоришь, дура, а в реке утонешь, — говорил Митька, пытаясь запихнуть сопротивлявшегося Сеньку в машину.

— Да кончай ты, действительно, дурочку валять. Прогорит и сам потухнет. — Поддерживая вожака словом и делом, Борис помог ему затащить Сеньку в салон машины. Стоило голове Семёна упасть на сиденье, как раздался храп.

— Ну и даёт, — протянул Митька. — Поспишь тут. Я лучше на свежем воздухе.

Борис предпочёл машину. Бесцеремонно сдвинув Семёна, он устроился рядом, а Митька расположился прямо на траве около багажника.

…Проснулся Митька от боли. Кто-то, подкравшись сзади, кусал его за спину и ноги. Одновременно сжимало горло, он задыхался. От дикого Митькиного крика вскочили Семён и Борис.

Рядом все полыхало. Как огромные свечи, горели деревья, с шипением и треском огонь пожирал кустарник. Языки огня подбирались к машине прямо по траве.

— Бегом! — заорал Борис и, прикрыв голову руками от огненного дождя, бросился бежать. За ним кинулись мгновенно протрезвевшие Митька и Семён. И спасли их от страшной смерти прогоревшие Митькины штаны. Не оглядываясь на оставшееся позади зарево, торопились уйти подальше от огня и ответственности в спасительную темноту.

КОММЕНТАРИЙ

Унижение чести женщины или девушки, её достоинства строго наказывается советским уголовным правом. За изнасилование при особо отягчающих обстоятельствах закон предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от восьми до пятнадцати лет либо смертную казнь. Одним из таких отягчающих обстоятельств является несовершеннолетний возраст потерпевшей. Учитывая, что Потапову не удалось довести до конца преступление в отношении Ильиной, он подлежит уголовной ответственности за покушение на изнасилование.

Следует отметить, что для возбуждения уголовного дела по изнасилованию при отягчающих обстоятельствах не требуется заявления потерпевшей и не принимается во внимание, хочет она или нет, чтобы насильник понёс уголовное наказание. Так, кстати, было и по данному делу. Ильина не подавала на Потапова заявления в милицию, однако, когда позже, в ходе расследования, вскрылось это преступление, оно было вменено Потапову в вину.

Следственная и судебная практика свидетельствует о том, что в случае изнасилования девушки знакомыми ей ребятами совершению этого преступления часто в немалой степени способствует поведение самой потерпевшей: совместные выпивки, уединение с ребятами, развязность и двусмысленность в разговоре, небрежность в одежде. Как было в случае с Ильиной.

Позже на допросе Потапов говорил, что не ожидал от нее такой бурной реакции, отчаянного сопротивления, считая, что раз она поехала с ними за город, вместе выпивала, значит, как он выразился, «знала, на что идёт».

Другой немаловажной темой этой главы является уничтожение государственного имущества.

Государству причиняется невозместимый ущерб в результате небрежного обращения с огнём. От брошенной спички, окурка, оставленного непотушенным костра могут быть серьёзно повреждены, а то и целиком уничтожены лесные массивы.

В уголовном деле по обвинению Потапова и других имеются фотографии, изображенное на которых иначе как могилой леса не назовешь: на площади в пять гектаров в результате пожара не осталось ничего живого. Одни обгорелые стволы деревьев и между ними — покорёженная груда железа, бывшая в прошлом «Москвичом-412». Все дотла слизал огонь, небрежно оставленный пьяной компанией.

Поэтому все трое — Потапов, Марков и Корнилов — должны быть привлечены к уголовной ответственности за неосторожное уничтожение государственного и личного имущества, за что предусмотрено максимальное наказание в виде лишения свободы на срок до трёх лет. Кроме того, к ним будут предъявлены гражданские иски о возмещении стоимости сгоревшего леса и автомашины. Сумма получилась большая — им ещё и после освобождения из мест лишения свободы много лет придется расплачиваться за свое преступление.

Всем хорошо известно, что алкоголь является первопричиной большинства правонарушений, аморальных поступков, опасных преступлений. Под действием алкоголя, ослабляющего волю, иной раз совершают преступления лица, от которых никто, в том числе и они сами, ничего подобного ожидать не мог.

В этих трёх главах описаны всего сутки. Сутки, за которые совершена серия преступлений. Несмотря на разнообразие преступлений по характеру, общественной опасности, последствиям, все они связаны одной пьяной веревочкой. На первые преступления толкнуло желание выпить, два последних — следствие и результат выпивки.

Надо было видеть, с какой завистью смотрели подсудимые во время судебного процесса на Геннадия Серова и Евгения Жукова, которым их собственное благоразумие отвело в этом деле роль только свидетелей…

Загрузка...