Вальтер Скотт. Обручённая

Глава XXIII

Однажды погожим сентябрьским утром старик Рауль хлопотал в конюшне, где он держал своих ястребов; осматривая каждую птицу, он не переставал ворчать, браня то небрежность младшего сокольничего, то неудачно расположенное здание, то погоду, то ветер, то все окружающее за плачевное состояние, в которое время и болезни привели соколиное хозяйство Печального Дозора. Занятый этими невеселыми раздумьями, он с удивлением услышал голос любимой спутницы своей жизни кумушки Джиллиан, которая редко вставала так рано и еще реже навещала мужа в конюшне.

— Рауль! Рауль! Куда же ты запропастился? Как подвернется что-нибудь выгодное, так тебя нигде не найдешь.

— Да что тебе надо? — откликнулся Рауль. — Что ты раскричалась, точно чайка перед дождем? Ну и голосок! Ты всех ястребов мне распугаешь.

— Ястребов? — воскликнула кумушка Джиллиан. — Нашел время возиться с ястребами, когда тут принесли на продажу соколов. Самых лучших, какие когда-нибудь летали!

— Это, верно, коршуны. Вроде тебя, — проворчал Рауль.

— Нет! И не пустельги вроде тебя! — возразила Джиллиан. — А отличные кречеты! Ноздри широкие, клювы короткие и даже синевой отливают!

— Ишь разболталась! Да откуда они? — спросил Рауль. Весть заинтересовала его; он только не хотел доставить жене удовольствие, обнаруживая свое любопытство.

— С острова Мэн, — ответила Джиллиан.

— Тогда должны быть хороши, — сказал Рауль. Выйдя из конюшни, он спросил, где продавец соколов.

— Между оградой и внутренними воротами, — ответила Джиллиан. — Там, куда впускают торговцев с товарами. Где же еще ему быть?

— А кто его впустил? — спросил подозрительно Рауль.

— Господин управитель, филин ты этакий! — сказала Джиллиан. — Пришел ко мне и послал меня за тобой.

— Ах, управитель! Я мог бы догадаться. Пришел, значит, к тебе… А не проще было бы прямо ко мне? А, милочка?

— Уж не знаю, почему ко мне, а не к тебе, — ответила Джиллиан. — А знала бы, все равно не сказала. Что ж, хочешь — покупай, хочешь — нет, мне-то что за дело! Продавец дожидаться не станет. И сенешаль Мальпаса, и валлийский лорд Диневаур — все готовы у него купить.

— Иду, иду, — сказал Рауль, понимавший, что хороших соколов очень недостает в его хозяйстве. Он поспешил к воротам, где продавец предлагал трех соколов, которых его слуга держал в отдельных клетках.

Рауль с первого же взгляда убедился, что соколы были лучшей из всех европейских пород; а если и обучены соответственно, то лучших не купить, хоть бы для самого короля. Продавец указал на все их достоинства: силу, ширину плеч, свирепые темные глаза; смелость, с какой они встречают приближение незнакомых людей; живость, с какой чистят свои перья и отряхиваются. Он подробно рассказал о том, как трудно и опасно добывать их с Рамсейского утеса, где их разводят и где находится гнездовье, равного которому нет даже на норвежском побережье.

Рауль словно не слушал всего этого.

— Приятель, — сказал он, — в соколах я разбираюсь не хуже тебя и не стану отрицать, что твои хороши. Но если они плохо обучены и плохо приручены, то лучше уж ястреб-тетеревятник, чем самый лучший сокол.

— Согласен, — сказал продавец. — Но если мы договоримся насчет главного, то есть цены, я покажу птиц в деле, а тогда хочешь — покупай, хочешь — нет. Бьюсь об заклад, что никто не сравнится с ними, как на взлете, так и при нападении.

— Что ж, справедливо, — сказал Рауль. — Посмотрим, такова ли цена.

— И цена какая следует, — сказал продавец. — По милости доброго короля Реджинальда Мэнского, я вывез с острова восемнадцать соколов и всех распродал, кроме этих. Теперь клетки у меня пусты, кошелек полон, и неохота мне дольше таскать оставшихся. Если доброму человеку, да еще знатоку вроде тебя приглянутся мои соколы в полете, пусть сам назначает и цену.

— Ладно, — сказал Рауль, — что же торговаться вслепую. Если соколы хороши, моя госпожа даст и цену хорошую. Византийский золотой за всех трех.

— Один золотой, господин сокольничий? Клянусь верой, мало даешь! Удвой эту сумму, тогда я подумаю.

— Если птицы хорошо приручены, — сказал Рауль, — я дам полтора. Но пусть сперва добудут нам цаплю. А наугад я дел не делаю.

— Идет! — сказал продавец. — Мне сподручнее продать их тебе. Ведь если везти их в Уэльс, как бы там со мной не расплатились длинными ножами. Что ж, выедем в поле?

— А то как же! — сказал Рауль. — Правда, на цапель лучше охотиться в марте. Но если проехать с милю вдоль реки, мы эту лягушатницу отыщем и сейчас.

— Идет, господин сокольничий, — сказал продавец. — Но неужели мы поедем одни? И нет в замке лорда или леди, которых можно было бы позабавить хорошей соколиной охотой? Таких соколов я не побоюсь показать хоть и графине.

— Прежде моя госпожа любила соколиную охоту, — сказал Рауль. — Но, не знаю уж почему, после смерти отца затосковала и живет в своем замке точно монахиня в обители. Может, ты, Джиллиан, уговоришь ее? Хоть раз сделай доброе дело, уговори ее поглядеть на охоту. Бедняжка за все лето ничем не позабавилась…

— Постараюсь, — сказала Джиллиан. — Да кстати покажу ей новый фасон шапочки к охотничьему наряду. Ни одна женщина не устоит!

Пока Джиллиан говорила это, ревнивому мужу показалось, будто она переглянулась с продавцом соколов, хотя знакомство их было слишком кратким даже для столь общительной особы, как кумушка Джиллиан. А когда он сам поближе пригляделся к продавцу, ему подумалось, что лицо его будто не совсем незнакомо. И он сухо сказал:

— А ведь мы где-то уже встречались, приятель, вот только не припомню, где?

— Все может быть, — ответил продавец. — Я ведь часто бываю в здешних краях. Может, и продавал тебе что-нибудь. Место тут неподходящее, а то бы я охотно распил с тобой полгаллона вина за более короткое знакомство.

— Не спеши, приятель, — сказал старый егерь. — За короткое знакомство я не пью ни с кем, пока не узнаю знакомца получше. Поглядим, как летают твои соколы, и если так летают, как ты их хвалишь, может, и выпьем по чарке. Ого! Вон идут грумы и конюхи. Значит, госпожа согласилась ехать.

Случай позабавиться охотой представился Эвелине, когда сияние осеннего дня, свежий воздух и веселая работа жнецов, кипевшая вокруг замка, делали этот соблазн неодолимым.

Так как они не намеревались выезжать дальше берега реки и рокового моста, постоянно охранявшегося небольшим пешим отрядом, Эвелина решила обойтись без вооруженной охраны; нарушая принятый в замке порядок, она взяла с собой только Розу, Джиллиан и пару слуг, которые вели на поводках спаниелей и несли разные охотничьи принадлежности. Разумеется, поехал также Рауль, продавец соколов и конюх. Каждый из них троих держал на руке сокола, и все спорили о том, как их выпускать, чтобы лучше испытать их силу и выучку.

Когда эти важные решения были приняты, кавалькада поехала вниз по течению реки, выглядывая по берегам добычу. Но хотя невдалеке находилось гнездовье цапель, ни одной из них не было видно.

Ничто так не раззадоривает охотника, как мелкие неудачи; выехав со всеми принадлежностями для успешной охоты, он не обнаруживает дичь и боится со своим пустым ягдташем стать посмешищем для каждого встречного сельского жителя. Спутники леди Эвелины ощутили всю унизительность своей неудачи.

— Хороша местность, нечего сказать, — заметил продавец соколов. — Проехали уже две мили — и хоть бы одна несчастная цапля!

— Это все чертовы фламандцы! — сказал Рауль. — Все их водяные мельницы да сукновальни! Где ни поселятся, всюду конец охоте, да и хорошему обществу тоже. Но если госпоже угодно проехать еще милю, до Красного Озера, я покажу длинноногую птичку, за которой соколам придется покувыркаться, пока не ошалеют.

— Красное Озеро?! — сказала Роза. — Ты ведь знаешь, что оно более чем в трех милях от моста и уже по дороге в горы.

— Вот, вот! — сказал Рауль. — Еще одна фламандская капризница хочет испортить нам охоту. Не так уж мало здесь фламандских девок, чтобы им бояться, не погонится ли за ними валлийский дикий сокол.

— Рауль прав, Роза, — заметила Эвелина. — Ну не смешно ли сидеть точно птицы в клетке, когда вокруг все время так спокойно? Я решила хоть раз вырваться на волю и поохотиться, как прежде, без вооруженной охраны, словно мы государственные преступники. Едем-ка, милочка, на Красное Озеро! И убьем цаплю, как подобает свободным жительницам Валлийской Марки.

— Позвольте мне хотя бы предупредить отца, чтобы он сопровождал нас, — попросила Роза, ибо они как раз ехали мимо вновь отстроенных мануфактур бравого фламандца.

— Конечно, Роза, — сказала Эвелина. — Но поверь, что мы будем у Красного Озера и даже повернем уже назад, прежде чем твой отец наденет свой лучший кафтан, опояшется мечом и оседлает своего фламандского коня истинно слоновьих размеров, которого он недаром назвал Лежнем. Не хмурься и не теряй время на оправдание отца, а поскорее поезжай за ним.

Роза подъехала к мануфактуре, где Уилкин Флэммок, повинуясь приказу своей госпожи, поспешил надеть стальной шлем и велел нескольким своим родственникам и слугам садиться на коней. Роза осталась с ним, чтобы понуждать его собираться быстрее, чем было свойственно его методичной натуре. Но, как она ни торопила его, эскорт был готов лишь спустя более получаса после того, как леди Эвелина проехала мост.

Не ожидая ничего дурного, с радостным чувством пленницы, вырвавшейся на свободу, ехала Эвелина на своей резвой испанской лошадке, беззаботная, точно жаворонок. Перья, которыми Джиллиан украсила ее шапочку, развевались по ветру; следом за нею скакали слуги с собаками, ягдташами, веревками и прочим снаряжением для королевской забавы, какою всегда была соколиная охота. Когда они переехали через реку, лесная тропа повела их вверх, между возвышенностей, где скалистых и обнаженных, а где заросших лещиной, терном и другим кустарником; наконец, снова нырнув вниз, тропа вывела их на берег горной речушки; весело, точно резвящийся ягненок, речка прыгала с камня на камень, словно выбирая, куда ей бежать.

— Эта речка, Джиллиан, всегда была моей любимицей, — сказала Эвелина. — Мне кажется, что сейчас она скачет особенно весело оттого, что снова меня видит.

— Ах, госпожа! — сказала кумушка Джиллиан, чье уменье поддерживать беседу в подобных случаях сводилось к грубой лести. — Сколько красавцев рыцарей скакало бы еще прытче, лишь бы любоваться вами так же свободно, как может этот ручей! Особенно сейчас, когда на вас эта шапочка. Такой расчудесной шапочки мне никогда еще не удавалось сделать. Как по-твоему, Рауль?

— По-моему, — ответил ее любезный супруг, — женские языки нарочно созданы затем, чтобы распугать дичь во всем крае. Ну, вот мы и добрались до места. Тут нам должно повезти, или уж не повезет нигде. Прошу вас, милая госпожа, помолчите и служанкам велите не болтать, сколько вытерпят; а мы пойдем по берегу ручья, против ветра, и снимем с соколов клобучки, чтобы они были наготове.

Они прошли около ста ярдов вверх вдоль шумного ручья; дальше лощина, где он протекал, делала крутой поворот, и открывалось Красное Озеро, питавшее ручей избытком своей воды.

Это горное озеро, или тарн, как называют его в некоторых странах, представляло собой углубление около мили в окружности, формы скорее овальной, чем круглой. Вдоль той стороны его, где находились охотники, шла скалистая гряда темно-красного оттенка. Она-то и дала название озеру, которое, отражая эту плотную темную ограду, само как бы окрашивалось в ее цвет. По другую сторону озера подымался поросший вереском холм, чьи осенние краски еще не перешли из пурпурного в ржавый; местами там росли темные папоротники и дрок или проступали серые скалы и свободно лежавшие валуны, составлявшие контраст темно-красному противоположному берегу. Вокруг всего озера шла красивая песчаная полоса, отделявшая его воды с одной стороны от отвесной гряды, а с другой — от крутого холма; эта полоса, шириною не менее чем в пять-шесть ярдов, а во многих местах значительно шире, манила всадника пустить коня вскачь вокруг озера. Со стороны скалистой гряды на берегу лежали крупные обломки, сорвавшиеся сверху, но не столь многочисленные, чтобы помешать скачке. Многие из этих камней, упав еще дальше, лежали наполовину в воде, точно маленькие островки; посреди этого миниатюрного архипелага зоркий глаз Рауля заметил и цаплю — цель их поисков.

Принялись совещаться, как бы лучше приблизиться к одинокой, печальной птице; не сознавая, какая страшная участь ей готовится, она неподвижно стояла на камне, недалеко от берега, подстерегая рыбешек или других водяных жителей, какие могли проплыть мимо ее сторожевого поста. Между Раулем и продавцом соколов состоялся краткий спор о том, как заставить ее взлететь, чтобы леди Эвелине и всей свите полет был лучше виден. Как проще убить цаплю, с ближней или с дальней стороны озера? Вопрос этот дебатировался с огромным волнением, словно готовилось важное и опасное предприятие.

Наконец все было решено, и охотники стали приближаться к водяной отшельнице; почувствовав это, она выпрямилась во весь рост, вытянула длинную, тонкую шею, раскрыла веером широкие крылья, испустила звонкий клич и, выпрямив длинные, тонкие ноги, взлетела навстречу легкому ветерку. И тут, с громким ободряющим криком, продавец стряхнул с руки сокола, с которого уже был снят клобучок, чтобы он мог видеть добычу.

Точно фрегат в погоне за груженным богатствами галеоном, ринулся сокол на врага, которого был обучен преследовать. Приготовясь защищаться, если не удастся спастись бегством, цапля уходила от грозного противника со всей скоростью, на какую была способна. На своих сильных крыльях она подымалась все выше, описывая небольшие круги, чтобы не дать соколу ринуться на нее сверху; острый клюв, которым благодаря длинной шее птица могла разить на расстоянии целого ярда, для менее смелого врага был бы столь же страшен, как мавританский дротик.

Выпустили еще одного сокола и криками побуждали его присоединиться к первому. Оба они подымались небольшими кругами, стремясь достичь той высоты, на которой держалась цапля. К восторгу зрителей, состязание длилось, пока все три птицы достигли пушистых облаков, из-за которых временами слышался пронзительный и жалобный крик жертвы, словно взывавшей к небесам, куда она стремилась, ища защиты от бессмысленной жестокости преследователей.

Наконец один из соколов достиг высоты, с которой решился ринуться на цаплю; но жертва, умело защищаясь, приняла на свой клюв удар, предназначенный ее правому крылу; один из ее врагов, пронзенный насквозь, трепеща крыльями, упал в воду, совсем близко от берега, но на дальней стороне озера.

— Один бравый сокол пошел на корм рыбам, — сказал Рауль. — Торговец! Плакали твои денежки.

Пока он это говорил, второй сокол отомстил за гибель собрата; ибо первый успех цапли не спас ее от нападения с другой стороны; сокол смело ринулся на нее; и так, сцепившись, обе птицы кувырком полетели с большой высоты. Тут для охотников всего важнее было подоспеть, пока сокол не получил ударов клюва или когтей цапли; поэтому все они, мужчины — пришпорив своих коней, женщины — подстегивая своих, во весь опор понеслись по гладкой песчаной полосе между скалами и водой.

Конь леди Эвелины был много резвее остальных; разгоряченная охотой и скачкой, Эвелина быстрее всех прискакала к месту, где в смертельной схватке лежали на мху сокол и цапля; у последней было сломано крыло.

Обязанность охотника состоит в таких случаях в том, чтобы помочь соколу: воткнуть клюв цапли в землю и сломать ей ноги, давая соколу возможность легче ее прикончить.

Ни ее пол, ни ее знатность не избавляли леди Эвелину от обязанности пособить соколу; но едва она сошла с коня, чтобы это сделать, как кто-то грубо схватил ее и крикнул на валлийском языке, что она незаконно охотится во владениях Одноглазого Доуфида. Тотчас же из-за скал и кустов показалось более двадцати валлийцев, вооруженных топорами, известными под названием валлийский крюк, а также длинными ножами, луками и стрелами.

Эвелина громко позвала на помощь свою свиту, одновременно стараясь, с помощью всех валлийских слов, какие знала, припугнуть или разжалобить горных разбойников, ибо не сомневалась, что попала в руки одной из их шаек. Увидя, что слова ее не оказывают действия и что ее намерены взять в плен, она не стала долее унижать себя просьбами, но потребовала, чтобы к ней отнеслись с уважением, и тогда они получат большой выкуп; иначе им грозит месть Лордов Хранителей Марки, и прежде всего сэра Дамиана де Лэси.

Должно быть, они поняли ее; и хотя ей завязали глаза, а руки связали ее собственной вуалью, даже учиняя это насилие, старались не причинить ей боли и не оскорбить. Это подало ей надежду, что ее слова возымели некоторое действие. Привязав ее к седлу коня, они повели его за собой по тропе, вившейся между скал; при этом она с ужасом услышала позади себя шум схватки, означавшей, что ее свита безуспешно пытается освободить ее.

Охотники были поражены, увидев издали нападение на их госпожу. Старый Рауль отважно пришпорил своего коня и поскакал навстречу разбойникам, призывая остальных следовать за ним; однако, вооруженный всего лишь шестом для соколиной охоты и коротким мечом, он и его спутники были легко побеждены; их мужественная, но безнадежная попытка окончилась тем, что Рауль и один или двое других были жестоко избиты; разбойники в щепы разбили об их спины их же собственные шесты, однако великодушно воздержались от применения более опасного оружия. Остальные члены свиты, упав духом, рассеялись, чтобы поднять тревогу, а кумушка Джиллиан осталась у озера, оглашая воздух бесполезными воплями ужаса. Тем временем разбойники, собравшись вместе, пустили вслед убегавшим несколько стрел, но лишь затем, чтобы испугать, а не сразить; затем, они отступили, плотно сомкнувшись и прикрывая нескольких своих товарищей, которые ушли вперед, увлекая с собой пленную леди Эвелину.