Они вышли из комнаты и прокрались по коридору, ступая осторожно подошвами кухонных сырников. Затем подошли к обувной полке, где в ряд стоят сырники и босырники, ожидая пустыми пятками и зияющими изящными передами, когда их наденут на ноги и куда — ни будь, пойдут. Но сейчас они нагнулись и вытянули из глубины полки две пары настоящих уазиков на толстых рифлёных подошвах:
— Вот это вот белые мои, а вот эти красные твои.
Настя поставила уазики с двумя круглыми фарами на пол, сняла с ног кухонные сырники и всунула одну за другой ступни. То же сделала и старшая сестра. Они вышли с кастрюлями в руках обе в уазиках одинакового размера, но разных цветов. И, если бы сейчас Таня узнала, что на планете Земля эти уазики есть в виде машин, то покрутила бы пальцем у виска изобретателя. Ведь она уверена, что их придумали женщины — обувные модельеры для тяжёлых дорожных условий.
— Пойдём туда подальше от дома, чтобы мама с бабушкой не увидели, — предложила Таня.
— Пойдём, — согласилась Настя.
Обе зашагали в белых и красных уазиках, мелькая протекторными подошвами, голыми коленками и обнажёнными икрами. Они прошли мимо дома, где живёт Лада с дочками, и прошли ещё дальше.
— Давай вот тут. Гляди, её много.
Они нагнулись и стали собирать землянику.
— Особо зелёную не рви, собирай только красную.
— Хорошо, Таня.
Свежий бодрящий утренний воздух живо пробудил от остатков сна двух девочек. Руки заработали быстрее. Тихие дробные звуки о дно кастрюли принялись раздаваться то и дело.
— Настя, ты только осторожнее, ты прёшь, как колосный станок и ничего под собой не видишь, гляди, сколько земляники затоптала.
— Ой, Таня, извини, я не заметила.
— Будь внимательнее.
— Много надо земляники?
— Желательно целую кастрюлю, но я ещё хочу и малину собрать и сделать так, чтобы в пироге присутствовала и земляника и малина.
Настя приподняла голову к небу затянутому серыми утренними облаками и произнесла, прикрыв глаза:
— Наверно вкусно получиться.
— Ещё бы, — ответила Таня. Собирай, давай побыстрее.
Настя собрала землянику в ладошку и сидя на корточках, бросила красные ягодки в кастрюлю к другим одиноким лежащим земляничинам. Таня же сорвала, положила, сорвала и положила.
— Блин, Настя, снова всё замяла. Вон гляди, — и указала на маленькие красные лепёшки.
— Ой, Таня, прости, я опять не заметила.
— Настя, ну ка отойди на фиг, собирай вон там дальше от меня, а то ты больше мнёшь, чем собираешь.
Настя встала, перешла подальше от сестры, присела снова на корточки и огляделась. Вон тут земляничина, справа земляничина, а взади целая гроздь алеет. Сорвала их Настя, положила в кастрюлю, покрутила головой, довольная ягодной добычей и увидела вокруг себя снова много земляники, будто до этого она пряталась под листиками, а сейчас решила показаться. Сорвала Настя и эти ягоды, бросив в кастрюлю. Глядит, а ягод больше нет. Перешла чуть дальше, пригнулась и видит снова красные ягоды. Одни уже созревшие налитые соком и сладостью, а другие твёрдые зелёные с красными бочками. Сорвала Настя самые спелые и глядит снова вокруг себя, а потом на сестру поглядела и задумалась, размечталась. Лицо у Тани серьёзное. Рвёт ягоды и бросает в корзину:
— Настя, чего ты остановилась? Давай, скорее, собирай. Только особо далеко от меня не отходи.
— Хорошо, — прокричала Настя, посмотрела в сторону и увидела в метре от себя снова много ягод. Она выпрямилась, подошвы примяли траву. Она сделала пару шагов и снова опустилась. Сорвала Настя снова по одной ягодке и в кастрюлю положила.
Подошла Таня:
— Гляди, сколько набрала уже, — она посмотрела в кастрюлю младшей сестры, — и ты то же нормально. Теперь пошли к леску за малиной.
— Пошли, — согласилась Настя.
Таня пошла впереди, а Настя за ней. Они зашли в лес так, что остались видны меж стволов лужайка, где они только что рвали землянику и дома, где они живут. Таня знает, что заблудиться в этом лесу невозможно. Туда пруд и луг, в ту сторону их дом, а в другой стороне лес уже кончается и начинается другой более тёмный и дремучий, тянущийся на десятки тысяч километров. Они подошли к кустам малины.
Настя прошлась туда — сюда в уазиках и сказала:
— Таня, тут малину птицы поклевали.
— А ты собирай ту, что не поклевали. Вот я же собираю.
Настя глубоко вздохнула и наклонилась к кустам, высматривая целые ягоды. Наконец она их нашла и принялась срывать. Таня проговорила, кладя малину в кастрюлю:
— Представляешь, как маме будет приятно. Выходит она с бабушкой из колосной, а мы ей ягодный пирог. Представляешь, как она обрадуется?
— Да.
Сделались у Тани мокрые глаза, но она глубоко вдохнула лесной воздух наполненный сыростью и запахами трав, продолжая выискивать уцелевшие красные ягоды малины и класть поверх земляники, перебарывая желание поспать и понежиться в постели. Но радость от того, что у неё вскоре появиться младшая сестрёнка толкает на подвиги. Таня видит, что такое же воодушевление испытывает младшая сестра. Она ещё ребёнок и потому эмоции скрывает плохо. Таня нарвала кастрюлю доверху и подошла к Насте:
— А у тебя как?
Она показала свою кастрюлю.
— На пирог уже точно хватит, даже на два. А теперь идём домой.
Они развернулись и пошли по лесу в направлении поляны. Настя спросила:
— А куда мы денем ягоды, чтобы мама не увидела?
— К себе пока под кровать поставлю.
Они прошли по лесу, вышли на поляну и зашагали в сторону дома.
Взошли они на деревянное крыльцо друг за дружкой. Таня сделала грозное лицо и цыкнула:
— Тиши ты, не топай, а то разбудишь. Пошли осторожно.
Вошли в уазиках в дом. Таня тут же их скинула, выставив напоказ огромные ступни с крупными ногтищами, взяла у младшей вторую кастрюлю с ягодами и ушла в свою комнату, мелькая огромными широкими пожелтевшими снизу пятками. Настя переобулась в кухонные сырники, убрала уазики вглубь обувной деревянной старой полки и ушла на цыпочках в свою комнату.