Ведьма Пачкуля и месть гоблинов

Глава вторая Искривление черенка

Над порогом висела в воздухе пропавшая Пачкулина метла. Она была бледная как полотно, что было странно, потому что обычно метла отличалась здоровым красно-коричневым цветом. Она прошмыгнула внутрь и забилась в ближайший темный угол.

— Гром и молния, — воскликнула Шельма. — Проходной двор какой-то!

— Ага, явилась, значит! — рявкнула Пачкуля. — Я тебя обыскалась, дурында ты этакая. Ты что это вламываешься без стука? Плохая метла! Выйди и зайди как положено!

Метла сиротливо съежилась.

— Что это с ней? — спросила Шельма, с любопытством тыкая в метлу длинным костлявым пальцем. — Почему она не слушается? Метлам положено слушаться.

— Откуда я знаю? Обычно она так себя не ведет. Метла, стой прямо, не сутулься и делай, что велено, а не то получишь топора.

С глухим ударом метла рухнула на пол.

— Она в обмороке, — сообщила Шельма. И потыкала метлу ногой. — Наверное, топора испугалась.

— Чудно́, — сказала Пачкуля, смачивая метлу теплой болотной водой. — У нее, вообще, нормально с чувством юмора.

Метла чихнула, залопотала что-то и попыталась подняться.

— Вставай давай. Щас как хрястну тебя! — припугнула Пачкуля. Это, конечно, было зря, потому что метла снова отключилась.

— Ах ты ж жабьи бородавки! Опять вырубилась. И что с ней такое? Вот досада, что она сказать не может.

(С метлами дело обстоит следующим образом: они понимают ведьминский язык, но не говорят на нем. Потому что они говорят только на древесном языке. Древесный — это такой специальный язык, на котором метлы ведут занудные древесные беседы о своих проблемах: как, мол, трудно найти себе удобный уголок и как неприятно летать против северного ветра. Для ведьм и для нас с вами их разговоры — сплошной шур-шур-шур.)

— Вероятно, просто легкое искривление черенка, — сказала Шельма. Она немного задирала нос. У нее самой метла была классом повыше и никогда не доставляла хлопот. — Может, спросишь у нее? Попробуй языковое заклинание. Мы его в школе проходили. Как там? «Фимби-мумбари — метла, заговори». Что-то вроде того.

— Нетушки, — сказала Пачкуля. — Один раз уже попробовала, из любопытства. Как вспомню, так вздрогну. Послушай моего совета: никогда не пытайся говорить на древесном. Во рту куча щепок и этот гадкий привкус опилок. Кроме того, заклинание жутко долго действует. И распространяется оно не только на метлы. Ты начинаешь понимать все деревянное. Кому охота неделями слушать, о чем трепятся унылые старые двери в сарае, и пыльные половицы, и нудные древние деревья? Я чуть не померла от скуки, скажу тебе. С гоблином в лифте застрять — и то приятней.

При слове «гоблин» метла судорожно дернулась и подскочила. Затем снова начала валиться на пол. Пачкуля выставила руку и крепко схватила ее за черенок.

— Опаньки, — сказала она. — Похоже, я опять сболтнула лишнего.

— Что? Про гоблина?

— Ага. Хорош, метелка! Стой прямо!

— Гоблин, — повторила Шельма. Ее забавляло, какой эффект это производило на метлу. — Ты сказала «гоблин»? Ей не нравится слово «гоблин»? Интересно. «Гоблин», значит?

— Слушай, может, хватит уже повторять? — попросила Пачкуля, пытаясь совладать с отчаянно вырывавшейся метлой.

— Что повторять? — невинным тоном осведомилась Шельма.

— «Гоблин». Вот черт! Из-за тебя я сама это сказала. А ну перестань, я начинаю терять терпение!

Это относилось к метле. Та, ударившись в истерику, извивалась и выдиралась что есть мочи.

— Интересно. Здесь есть логика, — сказала Шельма. — Смотри, ей не нравятся слова «топор», «хрястнуть» и «гоблин». Из чего я делаю вывод, что она боится, что придут гоблины и порубят ее топором! Кстати, почему бы и нет? Ты взгляни на нее. Она же никуда не годится. Эй, метла! Сзади гоблин! Ха-ха-ха!

— Тихо! — взвизгнула Пачкуля. — Она шутит, шутит она!

Но было слишком поздно. Метла взбесилась. Она высвободилась из хозяйкиной хватки, пронеслась по комнате и налетела на Шельмин туалетный столик. Драгоценная коллекция, которую Шельма собирала всю жизнь, разлетелась в стороны — пудра гадостных оттенков, жирные помады и пузырьки с отвратительного вида содержимым.

— Не-е-е-ет! — взвыла Шельма. — Моя косметика! Только не это!

— А ну вернись, паршивка! — гаркнула Пачкуля, притопнув ногой. — Она удирает! Держи ее! Она меня не слушается!

Метла и в самом деле разбушевалась. Не удовлетворившись истреблением Шельминой косметики, она опрокинула вешалку для шляп, котел и три стула и, прокатившись в миске с «Акульим рагу», шлепнулась Дадли на хвост. Дадли чертыхнулся и укусил ее за черенок. Шельма подняла глаза от разноцветных луж под ногами, заверещала и попыталась сделать то же самое. Метла вильнула в сторону, а затем ринулась к окну, намереваясь сбежать.

Пачкуля — сама невозмутимость — выставила ногу. Метла, в панике летевшая, не разбирая дороги, споткнулась и хряснулась на пол. Пачкуля мигом ее оседлала и вцепилась мертвой хваткой.

— Угомонись! — завопила она. — Смотри, какой ты бардак устроила. Немедленно приберись тут, а не то порублю тебя на прищепки!

Но все разговоры без толку. Метла была в нокауте, и никакие угрозы на нее уже не действовали.

— Видишь, что ты наделала! — Пачкуля недовольно зыркнула на Шельму. — Погляди на нее! От нее теперь толку — как, я не знаю, от вязанки дров. До вечера она не оклемается, так что я осталась без средства передвижения! Шельма, ты должна подвезти меня на слет. Пожалуйста!

— Нет, — огрызнулась Шельма, стоя на коленях среди парфюмерно-косметических руин. — Нет, нет и еще раз нет. Даже через миллион миллиардов лет. Сколько ни проси, ни умоляй и в ногах ни валяйся! После того, что учудила твоя метла, — никогда.

— Даже если я куплю тебе новую косметику? Выберешь сама по каталогу все, что пожелаешь, — я плачу. А еще я назначу тебя судьей парада-маскарада, не забывай.

Шельма колебалась.

— А я могу быть судьей и сама в маскараде участвовать?

— Конечно, — тут же заверила ее Пачкуля. — Это будет только справедливо.

— Идет, — живо согласилась Шельма. — Встретимся у тебя в саду в полночь.