Ведьма Пачкуля и месть гоблинов

Глава шестая Полет

Полночь в Непутевом лесу. Мороз, звезды и полная луна. Пора полетать! По всему лесу ведьминские часы бьют двенадцать. У всех, кроме ведьмы Туту, — у той часы бьют восемнадцать, издают пронзительный вопль, делают чашку мутного кофе, а потом взрываются.

Тем временем двенадцать метелок встряхиваются, разминают прутья и чуток подметают полы, чтобы разогнать сок по жилам. Метлы любят шабаши. Хорошенько полетать и всласть посплетничать. Что может быть приятней? Они жалуются друг другу на гнусные привычки хозяек, дороговизну ведер для швабры и грядущее засилье пылесосов. Красота.

В Пачкулином садовом сарайчике обмякшая Помёлка чуть дернулась. Затем со стоном пошевелилась. Где-то в глубине своего существа она чувствовала, что настал час и должно произойти что-то важное.

— Тридцать секунд первого! Так я и знала! Она опаздывает! — озабоченно сообщила Пачкуля Хьюго. — Я тебе говорила. Ну же, поторапливайся, Шельма, я уже задубела.

Они стояли вдвоем, дрожа от холода, посреди крапивной клумбы и высматривали в звездном небе свой экипаж. Дыхание вырывалось из их ртов облачками пара. У Хьюго так стучали зубы, что он с трудом говорил. Октябрь — не самое подходящее время, чтобы в полночь стоять по уши в крапиве. Нормальному хомяку впору бы думать о спячке. Но «нормальный хомяк» — это не о Хьюго.

— Х-х-холодно? Я не самечать, — сказал Хьюго. И даже умудрился равнодушно пожать плечами.

Хьюго вам не какая-нибудь размазня. Под его милой, пушистой шубкой — стальные мускулы. Пусть других хомяков зовут Пухляками и Хрумками. Хьюго — это Хьюго. Он всегда хотел быть помощником ведьмы, и если ради главной цели в жизни нужно мерзнуть на крапивной клумбе, то так тому и быть. Он просто закутается в шарф, будет греть дыханием лапы и терпеть.

Пачкуля нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Под одной мышкой она зажала потрепанный зонтик, под другой — «Как устроить забубенную вечеринку». Карманы у нее были набиты огрызками карандашей и клочками бумаги с накарябанными списками для вечеринки. Она взяла с собой спрей для горла, потому что собиралась много говорить. Если Пачкуля что и любила больше вечеринок, так это приготовление к ним.

— Как это на нее похоже! — проворчала она. — Знает ведь, как для меня важен сегодняшний шабаш. Она нарочно опаздывает. Все из-за этой дурацкой метлы. Весь день мне испортила!

Тут она немного подвирала. Утро действительно не задалось, но остальной день прошел вполне сносно. Придя домой, Пачкуля швырнула бедную бесчувственную Помёлку в садовый сарай и выбросила ключ. Потом за парой чашек болотной воды рассказала Хьюго о драматическом происшествии у Шельмы. О встрече с Али Пали она умолчала. Распрощавшись с джинном и его зубастой улыбкой, Пачкуля засомневалась: уж не сболтнула ли она лишнего? Остаток дня она читала «Как устроить забубенную вечеринку», делала пометки и лупила миску за миской разогретую похлебку из скунса. И вот наконец-то пора на шабаш, а Шельма опаздывает!

— Я думать, метла приходить ф себя, — сказал Хьюго, прислушиваясь к шебуршанию в сарае. — Может, она чуфстфофать себя лучше. Сходить посмотреть?

— Нет, — отрезала Пачкуля. — Оставь ее. Бестолочь. Подвела меня в такой день! Шельма будет с минуты на минуту. Она нарочно меня мучает. Что бы ни случилось, Хьюго, не груби Дадли, пока не взлетим.

— Смотри! — вдруг сказал Хьюго, ткнув крошечной лапой в небо. — Фот и они.

Над верхушками деревьев парила Шельма, расфуфыренная донельзя. Волосы, лицо, платье, плащ, шляпа, кружевной зонтик, башмаки — все было зеленое. Как будто она выползла из болота. Шельма медленно, степенно спустилась, зажимая нос. Дадли примостился за спиной у хозяйки, почти вплотную, вид у него был неприветливый.

— Фу! — сказала Шельма, приземлившись на крапивную клумбу. — Из-за твоей вонь-стены, Пачкуля, дышать нечем. Не знаю, как ты тут живешь. Ну? Как наряд? Мне идет?

— Потрясающе, Шельмуся! Ты превзошла саму себя, — соврала Пачкуля.

— Что есть, то есть, — довольно согласилась Шельма, хлопая глазами и приглаживая зеленые космы. — Просто чудо, как мне это удалось, учитывая, что я осталась совсем без косметики. И мы все знаем, кто в этом виноват. Ладно, давайте запрыгивайте. Поздоровайся с Хьюго, Дадли. Раз уж мы полетим на одной метле, постараемся вести себя цивилизованно.

Дадли все равно дулся.

— Прифет, жирняка. Как тфои блохи? — приветствовал его Хьюго с Пачкулиного плеча. Дадли презрительно скривил губы и отвернулся. Его хвост ходил ходуном.

— А ты не спешила. — Пачкуля оседлала метлу. Теперь, оказавшись на борту, она могла себе позволить дерзкий тон. — У меня шляпа сосульками обросла, пока мы тебя ждали. Если и дальше будешь так тормозить, то скоро полетишь назад. Надеюсь, ты прибавишь газку. Не хотелось бы опоздать.

— Эй, мы на чьей вообще метле? — осадила ее Шельма. — Как захочу, так и полечу. Я, в отличие от тебя, Пачкуля, в небе не лихачу. Терпеть не могу, когда дохлые мухи к макияжу прилипают. Будешь жаловаться — пойдешь пешком. Мы с тобой еще не подруги, не забывай. Я тебя подвожу только из милости. Все готовы к взлету? Давай, метла. Поехали!

— Ура! — завизжала Пачкуля. — Кудыкина гора, мы уже в пути!

И Шельмина метла, слегка прогибаясь от непривычной тяжести, устремилась вверх.

— Это все хомяк! — язвительно прошипел Дадли Шельме на ухо. — У нас из-за него перевес. Позволь, я его спихну, хозяйка? Скажи только слово, и я отправлю его на верную смерть.

— Посфоль укусить жирняку ф зад, госпоша, — пискнул Хьюго, который все слышал.

— Не позволю. Не безобразничай, Хьюго, — прокричала Пачкуля сквозь свист ветра. — Мы на этой метле гости, не забыл? Смотрите! Другие! Давайте их догоним!

И действительно, впереди, оживленно обмениваясь рецептами, летели друг за другом ведьмы Вертихвостка, Мымра, Чесотка и Крысоловка.

— Меня, конечно, попросят приготовить мое коронное блюдо для хэллоуинской вечеринки, — говорила Мымра. — Желе. Знаете, в чем секрет удачного желе? Слизь. Много слизи. Разумеется, настоящей болотной — густой, зеленой и вонючей. Обычная тина тут не годится, да, Шелупоня? Слишком вязкая. Консистенция не та.

Дьяволенок, сидевший у Мымры на плече, согласился, что тина хорошую слизь не заменит.

— В крайнем случае можно взять ил, но тогда желе будет не такое упругое — ой, привет, Шельма. А что это вы с Пачкулей на одной метле?

— Шельма согласилась меня подвезти, — пояснила Пачкуля. — У меня метла приболела. Похоже, искривление черенка.

— У моей как-то было такое, — заметила Чесотка. — Опилки из нее так и сыпались. Плюс моя перхоть, да еще и Барри линяет — мы пол неделями не видели. В итоге оказались в таких сугробах, что пришлось откапываться лопатами. Ух и грязная работенка. Помнишь, Барри?

Лысый стервятник, сгорбившийся у нее за спиной, печально кивнул.

— Правда, что ли? — сказала Пачкуля. — Говоришь, опилки сыпались? У моей такого не наблюдается, а, Шельма?

— Нет, не наблюдается, — подтвердила Шельма. — Опилок я не видела. Зато пудры — целые горы.

— Раз нет опилок, это не искривление черенка, — авторитетно заявила Чесотка. — Значит, что-то другое. Какие симптомы?

— Ну… повышенная нервозность. Холодный пот. Приступы паники, — перечислила Пачкуля.

— Бросается на чужую косметику, — вставила Шельма, обиженно фыркнув.

— Часто в оборок падает, — продолжала Пачкуля. — В таком вот ключе.

— Похоже, у нее был шок, — заключила Вертихвостка. — Не пробовала с ней говорить?

— Говорить? На древесном, ты имеешь в виду? С помощью языкового заклинания? Нет, конечно, — сказала Пачкуля. — Зато я пробовала ее пинать.

Все согласились, что раз пинки не помогли, от разговоров проку не будет.

— А по-доброму ты с ней не пробовала? — спросила Мымра. — Погладить. Подкормить. Лакомство дать. Я где-то слышала, что доброта и сочувствие иногда творят чудеса.

— Чушь! — резко возразила Крысоловка. — Тут нужна дисциплина. Твердая рука. Вот моя метла никогда не болеет. Просто не осмеливается. В моем лексиконе нет слова «сочувствие».

— Какого слова нет в твоем лексиконе? — осведомился чей-то голос, и рядом нарисовалась ведьма Грымза. На метле у нее лежала газета, она разгадывала кроссворд. Филин по имени Очкарик сидел у хозяйки на плече и раздумывал над № 4 по горизонтали. — Какого слова нет в твоем лексиконе, Крысоловка? — повторила Грымза. — Уж в моем-то оно наверняка есть. Я тешу себя надеждой, что знаю почти все слова. Мы с Очкариком каждое утро просматриваем словарь и учим новое. Сегодняшнее слово — склизкий. Это значит липкий. Тягучий. Вязкий, скользкий и клейкий.

— Прям как твоя похлебка из скунса, Пачкуля, — сказала Шельма, и все, кроме Пачку-ли, чуть не свалились с метел от смеха.

— Очень смешно, — буркнула Пачкуля и отметила в уме, что раздружится с Шельмой, как только уладит свои проблемы с транспортом. На этот раз — навсегда.

— Или вот еще одно, — продолжала Грымза, сев на любимого конька. — Прозорливый. Это значит умный. Догадливый. Сообразительный.

— Вроде тебя, надо полагать, — проворчала Крысоловка.

— Разумеется. Не хочу хвастать, но всем ясно, что я в нашем шабаше самая умная.

— Почему это? — спросили все.

— Потому что я пишу стихи, — надменно пояснила Грымза.

С этим не поспоришь. И впрямь писала. Притом страшно заумные.

— Кстати, — не унималась Грымза. — Кстати, Пачкуля, я собиралась предложить провести в этом году на хэллоуинской вечеринке поэтические чтения. Я написала несколько особых стихов по случаю.

— Кхм, ну, даже не знаю, Грымза, — протянула Пачкуля. — У меня у самой есть пара идей для Хэллоуина.

— Например? — подозрительно осведомилась Крысоловка.

— Хо-хо. — Пачкуля была сама загадочность. — Скоро узнаете!

В этот момент раздался рев трубы, сопровождаемый безумным, леденящим кровь визгом.

— Туту, — хором сказали ведьмы и поспешно разлетелись в стороны, уступая дорогу.

Под яростное хлопанье крыльев ведьма Туту пронеслась мимо, точно какой-нибудь полоумный серфер на гребне волны. Вокруг ее головы трепетало в упоении облако визжащих летучих мышей. Туту нарядилась в красно-бело-синие лохмотья, а к шляпе прикрепила воздушные шарики. В одной руке у нее была трещотка, как у футбольных болельщиков, в другой — жестяная дудка. Она, конечно, совершенно чокнутая, зато с ней не соскучишься.

Ведьмы с интересом наблюдали. Туту славилась своими экстремальными трюками.

С диким криком «Смотрите, девочки!» она исполнила двойной кувырок в воздухе, едва не впечатавшись в верхушку сосны. Затем опрометчиво попробовала кувырнуться в третий раз — и исчезла вместе с метлой под кроной дерева, по всей видимости эффектно рухнув на землю.

— Видели, — хором сообщили ведьмы и полетели дальше.

Мало-помалу основную колонну догоняли другие фигуры на метлах. Ведьмы-близняшки Бугага и Гагабу, прижимающие подбородками к плечам скрипки. Ведьма Макабра-Кадабра, чью супердлинную метлу, выкрашенную в шотландскую клетку, пришлось специально укреплять, чтобы она выдерживала вес хозяйки, ее волынки и Хаггиса, горного козла. Последними к ним присоединились Достопочтенная Чепухинда и Тетеря, потому что Чепухинда забыла, во сколько начало, а Тетеря проспала.

Все тринадцать ведьм были в сборе. В этом полном косматом, без умолку болтающем и препирающемся составе они направлялись к далекой Кудыкиной горе.