Ведьмин подарок

Глава 11

Я не стала звонить Миле, а решила вначале обдумать, как говорить с ней. Называть истинную причину предстоящей встречи мне не хотелось. Тут у меня мелькнула одна идея, и, чтобы ее проверить, я полезла в Интернет. Начала с «Одноклассников», но сразу столкнулась с ограничением — поиск лиц моложе восемнадцати лет запрещен. Стала блуждать по поисковым системам и почтовым серверам, но множество Мил и Людмил Малининых никак не подходили по возрасту. Потеряв надежду найти ее сайт (какая современная девушка ею не имеет?), решила все же позвонить ей и положиться на интуицию. Услышав в трубке звонкий голос уверенной в себе девочки, я сразу сориентировалась.

— Мила Малинина? — требовательно спросила я.

— Да-а. — Голос девочки прозвучал настороженно, видно, она раздумывала, что за незнакомый номер высветился, и не ожидала от разговора ничего хорошего.

— Меня зовут Иванна. Я директор по персоналу модельного агентства «That you». В Интернете увидели ваши фотографии, и они меня заинтересовали. Хотела бы с вами встретиться и сделать пробные фото.

— Вы заходили на мой сайт «Viva Mila»? — Девушка была ошарашена, но ее голос постепенно оттаивал.

— По всей видимости — у нас этим занимается менеджер, — уклончиво ответила я, сразу введя в поисковик имя сайта. — Мое дело встретиться с вами, вы заполните анкету, а потом я организую фотосессию.

Я почувствовала, как у девочки перехватило дыхание. Наконец поисковик вывел на сайт, и я увидела ее фотографию. Удлиненное лицо со слегка выпирающим подбородком, чуть ли не наполовину скрытое под большими темными очками в белой оправе, пирсинг с колечками на верхней и нижней губах, короткие иссиня-черные волосы с мелированием и челкой, прикрывающей глаз. На фотомодель она не тянула, но мне уже нельзя было менять легенду. Увидеть другие фотографии я не смогла — фотоальбом был предназначен лишь для зарегистрированных друзей хозяина сайта.

— А как вы нашли мой номер телефона? — начала приходить в себя Мила, и я поняла, что если хоть на мгновение снижу темп, то мой обман быстро раскроется.

— Девушка, ты не поняла меня?! Тобой заинтересовалось солидное модельное агентство, и это открывает перед тобой радужные перспективы! Но это при условии, что предстоящая фотосессия даст результат. Не скрою, у нас на это место есть несколько кандидатур, и тебе надо будет очень постараться, чтобы нам понравиться. Время поджимает, так как через две недели предстоит поездка в Милан, а до этого новичку надо освоить хоть азы предстоящей профессии.

— Хорошо, что я должна буду делать? — В голосе Милы* улавливалась растерянность от неожиданно свалившегося счастья.

Я словно читала ее мысли: модельное агентство, Милан, обложки глянцевых журналов, почитатели-миллионеры, виллы, дорогие наряды, яхты, синее море и возможность увидеть весь мир. А кто бы не мечтал об этом, получив подобное предложение?

— Нам надо немедленно встретиться, чтобы ты заполнила анкету. Затем я отвезу тебя в нашу студию на фотосессию — там будет проходить кастинг. Ничего не делай с лицом и волосами, тобой займется наш визажист. Никаких очков и грима, ты должна выглядеть натурально, а все, что потребуется, мы сами сделаем.

— Это так неожиданно… — вслух раздумывала девочка; видно, я не совсем чисто сыграла свою роль. Но аппетитно пахнущий кусок сыра в мышеловке всегда побеждает здравый смысл. — Когда и куда я должна подъехать?

— Где ты сейчас находишься?

— В центре, в районе Европейской площади.

— Отлично! — притворно обрадовалась я. — Я на машине и по пути тебя подхвачу. Через пятнадцать минут стой у проезжей части рядом с гостиницей «Днипро».

У меня есть твоя фотография, так что не разминемся. До встречи. Мила. К сожалению, мой «ниссан-микра» не умеет перелетать через пробки и заторы, и, как я ни торопилась на встречу с девочкой, дорога у меня заняла полчаса. Двигаясь в «тянучке», я издали заметила Милу, и ее хмурый вид мне не очень понравился. Похоже, за время ожидания ее охватили небеспочвенные сомнения. Меня также стало одолевать неприятное предчувствие, что, несмотря на волшебные слова — «Милан», «модельное агентство», — она уйдет раньше, чем я до нее доеду. Поэтому я стала сигналить и мигать фарами, стараясь привлечь се внимание, но лишь заставила понервничать водителя ползущего впереди «Шевроле» — он несколько раз обернулся в мою сторону и покрутил пальцем у виска. Мои отчаянные призывы дошли до девочки, когда до нее оставалось два десятка шагов, и она не спеша подошла ко мне.

Мила посмотрела на заднее сиденье и, никого там не обнаружив, осторожно присела рядом со мной.

Девочка вздрогнула и испуганно посмотрела на меня.

— Успокойся — маньяков в багажнике я не вожу. У нас есть немного времени до фотосессии, а я ужасно хочу пить, по дороге заедем в кафе — я угощаю. Прежде чем ты начнешь заполнять анкету, объясни, почему ты такая наэлектризованная? Кто тебя напугал?

— Да так, ничего особенного, — попробовала увильнуть от ответа Мила.

— Запомни, Милочка, мы в агентстве живем одной семьей и знаем друг о друге все, вплоть до мелочей. Поэтом)', если хочешь влиться в наш коллектив, ты не должна иметь он нас никаких тайн. К сведению, твоя замкнутость, неразговорчивость могут помешать пройти кастинг, — вдохновенно врала я.

— Вы же говорили, что требуется только сняться для фотосессии! — встревожилась девочка.

— Это — главное, но кроме этого с тобой будет беседовать психолог — он должен определить, склонна ли ты к неврозам, затем пройдешь собеседование с нашим руководством — проверка интеллектуального уровня. Это только по телевизору модели кажутся бессловесными машинами, вышагивающими по подиуму. Думаю, что твои внешние данные пройдут на ура — ты не писаная красавица, но в тебе есть изюминка, притягивающая взгляд.

— Вы так думаете?! — вскинулась Мила.

— Я всегда говорю то, что думаю. Какой смысл тебе льстить? А вот остальные испытания тебе будет трудно пройти. — И я с сожалением покачала головой.

Я выбрала для разговора отдаленное кафе «Кукушку» на Парковой аллее — в это время здесь всегда свободно. Мы вошли в длинный зал, оформленный в национальном стиле, со столиками, выстроившимися друг за другом, словно в очередь, и на каждом находился гриль.

— Чтобы тебе помочь советом, мне нужно знать, что за камень лежит у тебя на душе. Смотрю на тебя и вижу: девчонку что-то мучает, она чего-то боится. Давай рассказывай! — категорическим тоном потребовала я.

— Одноклассница моя несколько дней назад пропала. А мы с ней дружили, — с трудом выдавила Мила.

— А ты здесь при чем? — равнодушно поинтересовалась я. — Может, и не пропала вовсе, а сбежала с каким-нибудь курчавым мальчуганом. Вон Джульетта у Шекспира из-за любви жизни себя лишила, а ей пятнадцать годков всего-то было.

— Я тут ни при чем, — испуганно произнесла Мила. — Не могла Инга ни с кем сбежать — нет у нее никого. Что-то плохое с ней случилось.

— Плохое? — Я передернула плечами. — Нет девочки пару дней, так сразу и плохое? Хотя я вижу по тебе, что ты чего-то недоговариваешь, таишь в себе. Наверное, у тебя есть причины так думать. Поделись со мной — сразу на душе станет легче, а там, глядишь, может, я что-нибудь и посоветую. Облегчи душу, сними груз, который на ней лежит. Я посторонний для тебя человек — можешь смело мне все рассказать.

— Не знаю, что и сказать, — тяжко вздохнула Мила, и по ее лицу я поняла, что ей хочется выговориться. — Есть подозрение, что пропажа подруги — это результат вражды между готами и эмо.

— Готы — это те, которые пудрят лицо мукой и подводят глаза черным, одеваются во все черное? — Я неоднократно встречала в городе группы молодежи в возрасте до двадцати лет, отдававшей предпочтение черному цвету во всем, вплоть до губной помады, и длинным темным одеждам, а также коже и серебру. Я не замечала у них агрессии, как, например, у бритых скинхедов в камуфляже и тяжелых армейских ботинках, которым явно не терпелось кого-нибудь отдубасить. — А эмо — кто такие? — В моем воображении почему-то возникли страусы эму.

— Эмо — это мировоззрение, это состояние души, это стиль жизни! — горячо заговорила Мила, сразу раскрасневшись. — Эмо признают ЭМОЦИИ, НАСТОЯЩИЕ ЧУВСТВА, а не жалкое их подобие. Эмо — настоящие и внутри, и в поведении, это проявляется и в здоровом образе жизни!

— Я не поняла, что это такое, но то, что ты, как и твоя пропавшая подруга, — эмо, мне ясно. Несмотря на то что считаю себя довольно молодой, я упустила это направление молодежной субкультуры. Так что если буду задавать глупые вопросы, ты меня извини. Готы в моем представлении — это некое карнавальное направление, старающееся выделиться своим видом, одеждой, поведением, но отнюдь не агрессивное.

— Готы ненавидят эмо, особенно тру-эмо. Пазеров они не принимают всерьез, но Инга как раз была тру-эмо! — воскликнула Мила.

— Ты можешь перевести, что ты сказала, на понятный язык? — занервничала я.

«Тру» означает «настоящий». Есть пиплы, которые рядятся под эмо, надевают наши одежды, увлекаются нашей музыкой, но они лишь пазеры. Тру-эмо всей душой принимаают такие идеалы, как верность, преданность, дружба, любовь на всю жизнь. Эмо любят жизнь во всех ее проявлениях и боль для них — всего лишь еще одна эмоция, новое ощущение и новое состояние. Они никогда не уйдут на жизни по собственной воле, веря в то, что они в этом мире не просто так и должны получить от жизни ВСЕ, и они берут ВСЕ. Эмоций должно быть по максимуму, потому что жизнь одна и нужно сегодня испытать все, ведь завтра уже не испытаешь сегодняшние чувства. Они верят, что живут не для того, чтобы обгаживать других и причинять кому-то вред, они не АНТИ, они не ПРОТИВ чего-то, они стремятся лучшему и хотят, чтобы жизнь стала лучше и каждый человек стал счастливее, они живут, чтобы украсить этот мир и сделать ею чуточку светлее, хотя и не считают его плохим.

Слушая горячую, искреннюю речь этой девочки, которая была моложе меня всего на одиннадцать лет, я почувствовала себя по сравнению с ней старухой. Возможно, и я в ее годы так же увлекалась, только теперь этого не помню, но увлекалась я не эмо, а романом Александра Грина «Алые паруса», песнями трупа «Spice Girls», «Машина Времени», тяжело переживала смерть принцессы Дианы и мечтала вырваться из рутины провинциального городка, районного центра, уехать в большой город и встретить там своего принца. В моей жизни настоящие эмоции подарили мне двое мужчин — Антон и Егор, из-за обоих я испытала боль и горечь утраты. В последнее время в моей жизни часто присутствует страх — тоже неподдельное чувство.

По количеству драм в жизни меня в тру-эмо должны были принять уже давно, но я прервала поток се слов:

— Стоп, стоп! Значит, ты подозреваешь, что готы имеют отношение к исчезновению твоей подруги, но не пояснила, почему. То, что тру-эмо — люди прекрасные и безобидные, я уже поняла, но неужели готы могут пойти на криминал, похитить человека? Ведь не из-за того, что одеваются иначе, чем эмо, и слушают другую музыку?

— Вот посмотрите! — Она полезла в сумку и достала несколько смятых бумажек. Я расправила их и начала читать, на каждой было написано всего по паре фраз: «Эмо — ублюдки! Убирайтесь вон!»; «Эмо — дерьмо! Пошла вон!»;

«Педовка, сука печальная! Не уберешься, с тобой то же самое будет, что и с твоей подружкой!»

Последняя записка меня крайне заинтересовала.

— Похоже, это уже не детские игры! — произнесла я. — Ты знаешь, кто это написал?

Девочка вздрогнула, странно взглянула на меня и одним быстрым движением сгребла все записки в кулак. Похоже, излишним любопытством я себя выдала.

— Мы разве на кастинг не едем? — с вызовом спросила она. — Кофе вроде мы уже выпили!

— Сейчас поедем. Вот только ответь… — начала я, но девочка вскочила и кинулась к выходу, бросив на ходу:

— Больше я ничего говорить не буду! Какая я дура!

Мне пришлось на несколько минут задержаться в кафе, чтобы расплатиться, и, когда я вышла, ее нигде не было видно. Вокруг простиралась огромная парковая зона, где было легко затеряться целому духовому оркестру вместе с инструментами, не то что худенькой девочке. Не исключено, что она уже вышла на парковый серпантин и по нему упускается к набережному шоссе.

Я набрала номер Милы по мобильному и долго слушала гудки, но она все же ответила.

— Куда ты пропала? Мы можем опоздать на кастинг!

— Вы меня совсем за дурочку держите?! — расстроенно произнесла Мила. — Никакого кастинга нет — вы все придумали. Вы из милиции?

Я поняла, что придерживаться первоначального плана больше нет смысла, этим еще больше все испорчу.

— Мне надо было с тобой поговорить, Мила, но я боялась, что ты не будешь откровенной, и поэтому придумала эту легенду. Но я не из милиции, я журналистка.

— Вы меня снова обманываете. А я столько вам по глупости рассказала, что и жить не хочется! — В голосе девочки слышалось отчаяние, и я испугалась.

— Мила, можешь не волноваться — то, что ты рассказала, останется между нами. Я тебе сейчас перешлю фотокопию моего журналистского удостоверения, чтобы ты не сомневалась в моих словах, а затем поговорим.

Свое удостоверение — пластиковую карточку — мне пришлось сдать, но у меня оставалось удостоверение с предыдущего места работы — редакции желтой газетенки «Треллой-плюс», известной выдуманными сенсациями из мира непознанного. Вот его-то я и сфотографировала мобилкой и отправила ММС-сообщением.

После этого я вновь набрала номер Милы и, когда она откликнулась, предложила:

— Мила, давай поговорим. Я тебе обещаю, что не буду настаивать, если ты не захочешь отвечать на вопросы. После разговора я тебя подвезу, куда ты скажешь.

— Хорошо. У меня тоже есть к вам вопросы. Ожидайте возле машины, — медленно, словно раздумывая, произнесла Мила и через пять минут подошла ко мне. На этот раз она устроилась на заднем сиденье.

— Скажите, зачем вы разыграли со мной эту комедию? Вам для статьи нужно собрать материал о пропавшей девочке? — с вызовом спросила она. — Вы не думаете, что этим подставляете меня под удар и угрозы в записках могут стать явью?

— Мила, я не собираю материал для статьи и ничего из того, что ты мне рассказала, не попадет на страницы газеты. Я приятельница мамы Инги и хочу ей помочь в поисках дочери. Неужели ты, близкая подруга Инги, не заинтересована в том, чтобы ее нашли? Не исключено, что тот, кто написал эти записки, имеет отношение к исчезновению Инги, хотя это и не факт. Мы должны обратиться в милицию, где ты расскажешь все, что знаешь об этом. Жизнь и здоровье Инги, твоей подруги, важнее, чем что-либо.

— Вот вы опять мне соврали! — вспыхнула Мила. — Пообещали, что никому не расскажете, а сами тащите меня в милицию. Но я там ничего не буду говорить, и записок у меня нет — можете обыскать! — Она подняла руки, словно предлагая мне немедленно приступить к обыску.

Я понимала, что, если Мила сама не захочет говорить, вce мои усилия пропадут даром. По сути, в милиции я смогу лишь рассказать о письменных угрозах, не имея самих записок. Мила будет упрямиться, молчать, от всего откажется, этим меня выставит дурочкой, в итоге Виноградова порекомендует мне не заниматься частным сыском и не совать нос не в свои дела.

— Никуда я тебя не тащу, Мила, — возразила я. — Если жизнь подруги для тебя ничего не значит, ты можешь продолжать молчать. То, что случится с Ингой в дальнейшем, будет на твоей совести. Недавно ты говорила, какие эмо преданные в дружбе, любви, а ведь своим молчанием ты предаешь подругу.

— Для эмо главное не слова, а дела! — вдруг окрысилась девочка; видно, мои слова ее задели. Это меня обнадежило, и я стала продолжать в том же духе — целиться в больное место. — Похитители Инги остаются безнаказанными, гуляют, смеются над подругами-эмо, а ты молчишь и этим их покрываешь. Возможно, Инги уже нет на этом свете, и вина ее смерть на твоей совести.

— Инга жива! И мы не допустим, чтобы с ней что-то случилось! — Мила сделала попытку выскочить из автомобиля, но я еще раньше предусмотрительно заблокировала двери.

У меня бешено заколотилось сердце — раз девочка утверждает, что Инга жива, то она знает намного больше, чем рассказала мне. С Милой случилась истерика: она стала кричать, плакать, барабанить кулаками по стеклу, затем снова плакать, и, когда она совсем сникла, я открыла двери и помогла ей выйти, чтобы она на свежем воздухе пришла в себя. Я не боялась, что она убежит, так как не сомневалась в своей физической форме: что-что, а бегать я умею. Вспомнилось, как в Полесье бегала от оборотней по ночному лесу, не разбирая дороги, положившись лишь на интуицию, которая, к счастью, меня тогда не подвела.

Мила совсем поникла, она шла, опустив голову, с мокрым от слез лицом, с размазанной тушью под глазами. Это состояние было мне знакомо — сама не раз испытывала подобное.

Мы молча спускались по аллее. Пьянящий запах осени — чуть подпревших листьев, образовавших желто-буро-малиновый ковер под ногами, который приятно шуршал, — завораживал и успокаивал, устремляя мысли в никуда, а глаз ласкали золотистые и багряные кроны деревьев, окружающих нас со всех сторон. В самом деле, «у природы нет плохой погоды_а каждая погода благодать». Осень, с ее дождями, ветрами, насморком и гриппом, порой преподносит такие чудные дни, что они надолго сохраняются в памяти. Вдруг я заметила на бетонном парапете, опоясывавшем, словно змея, аллею, надписи: «Эмо — гибрид готов и барби»; «Эмо — плаксивые, слюнявые мальчики и девочки — гермафродиты»; «Готы — подонки, любители потрахаться на кладбищах»; «Эмо — это готы, которых мама не пускает на кладбище». Мила тоже заметила написанное и первой прервала молчание:

— Это пишут антиэмо и антиготы. Они хуже готов — охотятся на нас, избивают, стригут, рвут нашу одежду.

— Никогда я не думала, что в городе за внешним спокойствием кроются такие вещи. Ненавидеть людей лишь за стиль одежды — это нонсенс Хотя, как я поняла, готы и эмо очень похожи друг на друга уже тем, что хотят выделиться, им необходимо отличаться от окружающих людей.

— Пиплов, — презрительно уточнила Мила. — Эмо и готы разные!

— Не буду спорить, — миролюбиво сказала я. «Когда вернусь к журналистике, обязательно напишу про эти субкультуры статью». — Давай спокойно поговорим. Мила. Из твоих недоговоренностей я сделала вывод: Ингу никто не похищал, она чего-то боится и где-то скрывается Это так?

Мила молча отрицательно замотала головой, и зародившаяся у меня надежда угасла.

— Так Ингу все же похитили?

Мила согласно кивнула. Хоть такой, но все же диалог меня пока устраивал.

— Ты знаешь, кто это сделал? Мила неопределенно пожала плечами.

— Почему же тогда ты считаешь, что Инга жива? Это лишь твое предположение? Мила снова кивнула.

— Мила, это разговор немого и глухого меня начинает раздражать. Ты можешь со мной поговорить по-человечески? Какие тебе нужны гарантии, что это останется между нами?

Мила достала из-под плаща необычный массивный крест, верхняя часть которого заканчивалась кольцом:

— Поклянитесь на анкхе — он не прощает предавших клятву и сурово наказывает их.

Форма креста смутно что-то напомнила, но мне было не до воспоминаний, ведь появилась возможность откровенно поговорить с Милой и узнать, что кроется за ее недомолвками.

Я взяла в руку крест (он был теплый, согретый телом девочки) и торжественно произнесла:

— Клянусь никому не говорить о том, что узнаю, и пусть меня покарает… — я вопросительно посмотрела на Милу: «Кто должен покарать меня?», — но та молчала, то ли не поняв немого вопроса, то ли по другой причине, — …могущественная сила, заключенная в этом кресте, — выкрутилась я. — Этого достаточно? Надеюсь, есть землю мне не придется? — поинтересовалась я.

— Это очень страшная клятва, и не относитесь к ней так легкомысленно, — серьезно сказала Мила.

«Страшнее не бывает», — мысленно улыбнулась я и, состроив мрачную физиономию человека, отвечавшего за свои поступки, спросила:

— Поговорим?

— Хорошо, что вы хотите знать?

— Где может находиться Инга, что с ней и как можно ей помочь? — быстро произнесла я.

— Мы думаем, что Ингу похитили готы, где ее прячут, не знаем, лишь предполагаем, что в ночь на первое ноября.

Они ее обязательно приведут на старинное кладбище — у них там будет большой сбор.

— Откуда ты это знаешь? — удивилась я.

— Пусть готы, анти-эмо и прочие считают нас слезливыми мальчиками и девочками, но мы не такие, и в этом они скоро убедятся — мы не дадим в обиду нашу Ингу!

— Где это кладбище находится?

— Этого я вам не скажу — это наше дело, и мы доведем его до победного конца.

— Выходит, это произойдет сегодня ночью? — Я ахнула, вспомнив, что это за ночь. — В праздник Хеллоуин?

— В ночь Самайна — так называли это кельты и их жрецы — друиды. Позавчера начался Самайн — Дни Безвременья, а этой ночью наступает их пик — Сид, царство мертвых, открывает свои тайны. В это время исчезает граница между мирами живых и мертвых. Готы верят, что в эту ночь раскрываются холмы, на свободу вырываются силы хаоса и в мир людей проникают бессмертные. Если в это время находиться на древнем кладбище и провести некие обряды, можно получить власть над бессмертными.

«Похоже, ребятишки заигрались, их увлечения эзотерикой — совсем не детские невинные забавы».

— Зачем готам нужна Инга?

Мила пожала плечами, но все же ответила:

— Готы считают, что магические способности при общении с духами наиболее проявляются на кладбищах, поэтому там и проводят свои ритуалы. Зачем им нужна Инга, я не знаю.

— Это не готы, а настоящие сатанисты! — возмутилась я. — Где они могут прятать Ингу столько дней?

— Не знаю. Мы пытались это узнать, но безрезультатно, — вздохнула Мила.

— А эти готы — кто они? Ты их должна знать.

— Кое-кто из них учится в нашей школе, но их глава, Дом, уже несколько лет как окончил соседнюю школу. Подобные записки с угрозами мы получали и раньше, но всерьез их не воспринимали. Пapy раз готы потрепали наших парней, но не серьезно, больше попугали. Анти-эмо — это звери, я уже говорила о них, один мальчик из нашей школы даже попал в больницу после встречи с ними.

— Но ты все равно уверена, что Инга у готов?

— Мы так предполагаем… — Особой уверенности в ее голосе я не уловила.

— Я так поняла, что ночью вы тоже будете на том кладбище — хочу пойти вместе с вами.

Мила, помедлив, произнесла:

— Теперь вы связаны с нами клятвой, и я думаю, что мне удастся уговорить ребят. Но в любом случае, какое бы ни было наше решение, помните: вы дали клятву молчания, и, если ее нарушите, вам не миновать беды.

— Конечно, я помню о клятве, — согласилась я, подумав: «Нарушение клятвы во имя жизни человека есть благо. И никакие угрозы меня не испугают — я ее нарушу, если это поможет спасти Ингу».

— Подвезите меня к метро, вечером я позвоню вам и сообщу о нашем решении — идете вы вместе с нами или нет, — сказала Мила и взглянула на часы.

Мы быстрым шагом двинулись к моему автомобилю.