Ведьмин подарок

Глава 12

Дома мой оптимизм пошел на спад, меня охватили тревожные раздумья. Самым разумным было рассказать обо всем Стасу, и пусть он принимает меры, но тогда я нарушила бы клятву, данную девочке. Я не боялась мифических угроз Милы, связанных с крестом, но чувствовала в нарушении своего слова нечто нечистоплотное, грязное, которое будет мучить мою душу. Если бы я знала наверняка, что это поможет вернуть Ингу, то не задумывалась бы ни на секунду. Рассказанное Милой было больше похоже на детские фантазии, которые она безуспешно пытается связать с реалиями жизни. Похоже, она сама не особенно верила в то, что Ингу удерживают готы.

Я несколько раз порывалась позвонить Стасу и в последний момент сбрасывала звонок. Что я могла ему сообщить? Пересказать весьма неубедительные домыслы девочки? И я ведь не знала, где именно будет происходить этот ночной шабаш. Я представила дальнейшие действия Стаса: он свяжется с больной Виноградовой, а та начнет руководить всей операцией по телефону. Возможно, они захотят выпытать у Милы, где будет происходить «шабаш» готов, а это займет время. Я представила, каким презрением будут гореть глаза Милы из-за моего очередного обмана — конечно, она замкнется и будет молчать. А можно сделать по-другому: позвонить Стасу уже после разговора с Милой, когда мне станет известно, где это будет происходить. Второй вариант мне показался приемлемым, а пока я стала рыться в Интернете, пытаясь узнать о готах больше, чем рассказала мне девочка.

Через полчаса у меня от обилия информации заболели глаза, а еще больше — голова. Я знала, что готы помешаны на мрачной атрибутике, черной одежде, вызывающем макияже, все это было следствием «темного восприятия мира». Но оказывается, что за всем этим скрывается «особый романтично-депрессивный взгляд на жизнь, отражающийся на поведении (замкнутость, частые депрессии, меланхолия, повышенная ранимость), восприятии реальности (мизантропия, утонченное чувство прекрасного, пристрастие к сверхъестественному), отношениях с обществом (непринятие стереотипов, стандартов поведения и внешнего вида, антагонизм с обществом, изолированность от него)».

Течение готов разделялось на множество направлений, порой сильно отличающихся друг от друга, — так речку формирует множество вливающихся в нее ручейков. От большого количества этих направлений у меня зарябило в глазах: антикварные готы, вестернготы, панкготы, фетишготы, киберготы, готы-язычники и даже готы-рабы корпораций. Премиленькие направления, в основном отличающиеся нарядами и стилем жизни. Одни приверженцы субкультуры готов видели в ней смысл жизни, для других это была только возможность потусоваться в готических клубах, провести время в свое удовольствие (эти мне понравились больше всего). Особое внимание я уделила статьям в Интернете о готах-вампирах, ожидая найти нечто сатанинское и зловещее, но их описывали как приверженцев тафофилии, любителей прогулок-тусовок на кладбищах и соответствующих одеяний «а-ля Дракула». Они увлекались вампирской и готической литературой, фильмами, музыкой. Ни о каких кровавых обрядах, как у сатанистов, речь не шла. Даже египетский крест — анкх — готы стали носить лишь после просмотра фильма «Интервью с вампиром». Словом, ряженые мирные «пиплз», совсем не похожие на таких, какими их изобразила Мила.

Я расширила поиск и нашла статью со зловещим названием «Готы съели эмо-дсвочку», заставившую заледенеть мою кровь. Из прочитанного я с ужасом узнала, что убийство старшеклассницы было совершено по «идейным» соображениям двумя девятнадцатилетними парнями-готами. Все это не очень вязалось с информацией множества просмотренных мною сайтов и блоков по субкультуре готов — нигде я не находила даже намека на то, что готам предписано питаться девочками-эмо. Скорее всего, у этих ребят была нездоровая психика патологических убийц, но прочитанная статья заставила мое сердце сжаться от страха за жизнь Инги. Я быстро набрала номер Стаса — тот долго не отвечал, а когда ответил, у него был недовольный голос:

— Что тебе еще требуется от бедного следователя?

— Встретиться, — выдохнула я.

— В интимной обстановке? — нагло поинтересовался он.

— Нет, в дружеской. И в общественном месте, — нежно проворковала я, словно приглашала его на вечерний чай в свою спальню. В этот момент на второй линии высветился номер телефона Милы, и я, не ожидая ответа Стаса, быстро переключилась.

— Через пятнадцать минут я жду вас возле станции метро «Арсенальная». Если опоздаете — пеняйте на себя, — категорическим тоном заявила девочка и отключилась.

За окном уже совсем стемнело, хотя было около шести часов. Времени было в обрез — попадется хорошая «тянучка», и я не успею. Я вернулась на линию, на другом конце которой изнывал в ожидании Стас, и, буркнув: «Я перезвоню позже!», — стрелой вылетела из квартиры. У выхода из подъезда я столкнулась с Валиком. Увидев меня, он обрадовался и загородил собой дверь, не давая пройти.

— Иванна, чем ты все время занята? Я, как ни зайду, тебя все нет.

— Сейчас я есть, но очень спешу. — Тут у меня промелькнула меркантильная мысль. — Твое авто далеко?

— Как обычно — во дворе.

— Класс! Поехали — ты меня подвезешь, мой автомобиль на стоянке, а я уже опаздываю.

Валентин по моему лицу понял, что отказать мне не имеет права, и двинулся к машине такими гигантскими шагами, что мне пришлось бежать, чтобы успеть за ним.

Я вкратце обрисовала ситуацию с розысками Инги и не удержалась, проговорилась, что ожидаю многого от встречи с ее подругой Милой.

— Похоже, ты сама занялась поисками, — быстро сообразил Валентин. — Это глупо и опасно, лучше предоставь заниматься этим милиции.

— У меня и в мыслях ничего подобного нет, — соврала я.

У меня было состояние гончей, взявшей след. В голове уже выстраивались газетные заголовки: «Уволенная журналистка нашла похищенную девочку», «Журналистка вернула дочь матери». После такого бума многие газеты сами обратятся ко мне с предложениями работы. Но Валентин прав — одной мне не справиться, нужен помощник.

— Скажи, если мне потребуется твоя помощь этой ночью, ты мне поможешь?

— Ты в этом сомневаешься, охотница за сенсациями? — рассмеялся Валентин. — Давай выкладывай, что ты там удумала.

— Позже я тебе позвоню, — неопределенно пообещала я, тут же поменяла тему и до «Арсенальной» строчила без умолку, как пулемет, обо всем на свете, таким образом уходя от ненужных расспросов.

Этот бесконечный поток слов привел Валентина в полуобморочное состояние, и, когда я покидала салон автомобиля, он напоминал боксера в состоянии нокдауна.

— Что это за машина, на которой вы приехали? — хмуро поинтересовалась Мила.

— Ты поставила меня в жесткие рамки, и у меня не было времени идти за своим автомобилем на стоянку — пришлось ловить попутку, — нашлась я, не сомневаясь: если скажу, что подвез знакомый, это вызовет у девочки подозрения.

— Жаль, что вы приехали не на своем авто, теперь нам придется добираться на место общественным транспортом, — вздохнула Мила.

— Ты сама виновата — если бы не торопила меня, как на пожар, я бы спокойно приехала на своей машине и не обеднела бы на полтинник за поездку сюда. — Я пошла в атаку, но Мила пропустила мои слова мимо ушей и, обернувшись, позвала своиx друзей.

— Знакомьтесь — Эвели. — Она указала на подошедшую девочку с необычным ярко-синим цветом волос, в ярко-оранжевом плаще и больших солнцезащитных очках — Это Тит.

Парнишка с огненно-рыжим ирокезом на голове, тоннелями[17] в ушах, полностью затянутый в кожу с многочисленными блестящими цепочками, заклепками, вяло махнул рукой в знак приветствия.

Я, донельзя ошарашенная, пожала ему руку; более странной компании, отправляющейся на освобождение своей подруги, я представить не могла. Теперь я уже почти на девяносто процентов была уверена, что ввязалась в дурацкие детские игры. «Может, отказаться, пока не поздно?» — подумала я. И все же оставался хоть небольшой, но шанс что сегодняшняя экспедиция выведет на след Инги. Я мысленно похвалила себя, что сдуру не стала рассказывать Стасу о фантазиях Милы, представив, как бы он смеялся над методами моего расследования.

И мы яркой живописной группой, привлекающей всеобщее внимание, вошли в здание станции метрополитена. Конечно, самое пристальное внимание привлекала я — «белая ворона» в этой компании, невольно индуцируя у каждого вопрос: что у меня может быть общего с этими «продвинутыми»? Кроме возраста, я еще выделялась среди них ростом — была на голову выше большинства из них, даже Вельский не мог тягаться со мной — его макушка не доставала до моего носа. Ребята и девчонки вели между собой оживленный разговор, громко хихикая, а я улавливала лишь общий смысл, так как многие знакомые слова были перекручены до неузнаваемости. Было тесно от набившегося народа, взявшего вагон штурмом, словно Зимний дворец, и наша компания распалась. Лишь Мила оказалась поблизости, видно, «курировала» меня. Я воспользовалась случаем и поинтересовалась у нее:

— Из того, что ты мне рассказывала и я узнала по инету, Тит и Эвели не походят на эмо. Я права?

— Совершенно верно. Они — клайберы, фрики. Но они Ингу знают и любят, поэтому изъявили желание идти вместе с нами. С остальными эмо встретимся уже на месте — решено идти туда маленькими группами, чтобы не привлекать внимание.

— Фрик — странный? — блеснула я познаниями в английском языке. — И в самом деле, выглядят они необычно.

Только я попыталась узнать поточнее, куда мы едем, как сзади раздался знакомый ехидный голос:

— Привет, Иванна! — Это оказалась Мари-Лакмус. — Еле протолкалась — заметила тебя еще на перроне в компании ряженых. Ты устроилась воспитателем к тинейджерам?

— Мари, тебя что, шеф разлюбил, раз ты давишься в метро, а не едешь, как обычно, в его «ровере»? — ответила я любезностью на любезность.

— Валерий Борисович слегка приболел и сейчас на больничном. Ничего плохого не вижу в том, что он меня подвозит домой, — нам как раз по пути.

— В том, что вам по пути, известно всем давно!

— Что ты этим хочешь сказать? — взвилась Мари.

— Иванна, нам выходить, — потянула меня к выходу Мила, не дав насладиться разговором.

— Перезрелая бойскаутка! — презрительно бросила мне в спину Мари, но я не смогла ответить, так как вагон остановился, и меня людским потоком вынесло наружу — здесь был переход на другую линию.

Снова битком набитый вагон, толкучка — я в очередной раз пожалела, что воспользовалась помощью Валентина, а не приехала на своем автомобиле. Но наше путешествие метро не закончилось: затем была маршрутка до Китаево и продолжительный переход мимо монастырских строений к прудам. Здесь не было никакого освещения, и пришлось включить фонарики. Впереди притаился мрачный, на первый взгляд безмолвный лес, куда, я думаю, ни у кого из нашей компании не было желания входить.

Запах опавшей листвы, сдобренный грибным ароматом, окутал нас, когда мы углубились в лесную чащу. Вскоре мы стали подниматься по едва заметной тропинке на довольно крутой склон холма, поскальзываясь в темноте на разбухшей от влаги земле. Я с сожалением посмотрела на свои перепачканные глиной кроссовки, представив, в каком виде буду возвращаться домой. Это испытание не выдержала Эвели, точнее ее туфли на шпильках — она, вовремя оценив, насколько здесь для них опасно, повернула назад. Ушел и Тит, сразу согласившись ее сопровождать на обратном пути, так как Эвели боялась темноты и одиночества.

— Я предупреждала Эвели, что это не увеселительная прогулка по центру города, а она вырядилась, как на парад. В любом случае, от них было бы мало толку — разве лишь для массовости, — жалобно подытожила Мила, переживая из-за того, что компания резко уменьшилась.

Оставшись втроем, мы стали двигаться намного быстрее и вскоре воссоединились с основной группой. Ребята беспечно разожгли большой костер в низине, между двумя холмами. Всего здесь собралось примерно тридцать парней и девушек. Вряд ли кому-нибудь из них было больше восемнадцати лет. Несмотря на разнообразие их одежды, ощущался единый стиль и приверженность к черному цвету, контрастно сочетавшемуся с яркими цветами. Это же относилось и к прическам, радующим глаз радужной палитрой цветов и мешающим различать тинэйджеров по половому признаку.

Мила подвела меня к долговязому парнишке, имевшему большое внешнее сходство с Бельским, — такой же долговязый и худой, в короткой кожаной курточке и обтягивающих тощие ноги джинсах. Судя по его громкому голосу И повелительному топу, он был предводителем эмо и организатором этого мероприятия.

— Меццо, — назвался он, после того как Мила представила меня.

— Почему вы уверены, что в эту лесную глушь придут Готы? — поинтересовалась я. — Ведь из почерпнутого В Интернете мне известно, что готы предпочитают кладбища, склепы, а здесь просто лес. Или они уже переквалифицировались на друидов?

— Они обязательно придут сюда, — уверенно заявил Меццо. — Недалеко отсюда находятся одни из самых древних погребений — им более трех тысяч лет. А для готов очень важен возраст кладбища — чем древнее, тем лучше. У археологов, ведущих раскопки захоронений, уже закончился сезон, так что им здесь никто не помешает.

— Что они задумали. Меццо?

— Это нам еще предстоит узнать, — ушел он от ответа, напустив на себя загадочный вид: «Знаю, но не скажу».

— Как вы предполагаете действовать? У вас есть какой-нибудь план? — поинтересовалась я, с любопытством разглядывая его.

В отличие от других у него была обычная прическа, без длинной челки, с удлиненными волосами на затылке. Ему было лет восемнадцать-девятнадцать, очевидно, учеба или работа вынудила его изменить прическу Таких, как он, называют «корпоративные эмо».

Воспользовавшись тем, что лишилась опеки Милы, я потихоньку отошла в сторону и скрылась в темноте, среди деревьев и кустов. Найдя дерево с толстым стволом и большими развесистыми ветками, надежно скрывшее меня, я достала мобильный телефон и набрала Стаса. Я не знала, что ему скажу, поскольку могла лишь примерно указать направление движения от Китаевского монастыря, а не назвать наше точное местоположение. Мои попытки дозвониться Стасу оказались бесполезными — связь здесь отсутствовала. Со стороны лагеря послышался шум, и я поспешно вернулась туда и увидела, что несколько ребят гасят костер.

— Где вы ходите?! — Рядом со мной возникла расстроенная Мила. — Разведчики уже здесь, и мы выступаем.

— А что ты как воду опущенная — что-то произошло?

— У меня все в порядке! А вы смотрите — не потеряйтесь в лесу. — И Мила, избегая дальнейших расспросов, покинула меня.

Несмотря на требование Меццо соблюдать тишину при передвижении, то и дело раздавался треск сухих веток под ногами и чертыхания из-за цепляющихся за одежду кустов и неровностей дороги. Эмо длинной, змееподобной колонной, мечущей лучи множества фонариков в разные стороны, взобрались на вершину холма. Несмотря на сгустившуюся темноту, мы увидели внизу, при свете трех костров, расположенных треугольником, хаотично перемещающиеся темные фигуры — не более десятка — и среди них поникшую фигуру в белом одеянии. У меня радостно забилось сердце, и я едва сдерживала охватившее меня волнение. По команде Меццо мы начали спуск по крутому склону, уже не беспокоясь о соблюдении тишины и освещая себе дорогу фонариками. Наша колонна по мере приближения все громче скандировала: «Эмо! Эмо! Эмо!» К моему удивлению, готы, увидев нас, не предприняли никаких действий, а продолжали сохранять спокойствие. Это мне не понравилось, и я, замедлив шаг, оказалась в последних рядах растянувшейся колонны, во главе которой шел Меццо и наиболее крепкие ребята.

Вдруг раздались дикие вопли и с двух сторон колонну атаковали готы, находившиеся до этого в засаде. Большая часть эмо в панике бросилась в разные стороны, и битва была проиграна, не начавшись. Я с тревогой вгляделась в фигуру в белом, беспокоясь о судьбе Инги, и тут увидела, как та, сбросив с себя белое одеяние, оказалась в черной одежде готов. Я бросилась по склону вверх, на вершину холма, сразу поскользнулась на глинистой почве и кубарем покатилась вниз, испачкав одежду. Я не успела подняться, как меня схватили за руки двое подоспевших готов и поволокли, несмотря на мои громкие заверения, что я журналистка и здесь оказалась случайно.

Готы захватили с десяток пленников, в числе которых оказалась и я. У пленных эмо по очереди срезали напрочь челки, срывали всю атрибутику и пинками в зад гнали прочь. Мои конвоиры, наслаждаясь этим зрелищем, ослабили хватку, и я, резким движением освободив правую руку, раскрытой ладонью изо всей силы двинула по уху одного конвоира, и он, охнув, схватился за голову обеими руками. Второму я пяткой с силой саданула по пальцам ноги, но тот был в «берцах», и мои усилия пропали даром. Тогда я, резко развернувшись вполоборота, пользуясь преимуществом в росте, локтем врезала ему по носу, расплющив его. Парень заорал и, отпустив меня, схватился за нос — из-под пальцев начала сочиться кровь. Па этом мое геройство закончилось, так как я увидела, что меня окружают плотным кольцом разъяренные готы и намерения у них были явно не миролюбивые. Раздавались громкие комментарии по поводу того, что они собираются сделать «с этой дылдой», и у меня пробежали мурашки по спине.

— Я журналистка! — Выхватив удостоверение из кармашка куртки, я крутилась вокруг своей оси, как юла, словно рисуя магический круг, подобно Хоме Бруту. — Только попробуйте что-нибудь сделать со мной, вам тогда не поздоровится!

Внутри у меня все опустилось от страха, я кляла себя за то, что ввязалась в это сомнительное мероприятие, вместо того чтобы рассказать обо всем Стасу и спокойно дожидаться результатов, находясь в безопасности — в своей квартире. Ругала себя за продемонстрированные навыки самообороны, ведь худшее, что могло меня ожидать, — это испорченная прическа и несколько пинков в зад, А теперь я здорово их разозлила. Кольцо все больше сужалось, внезапно мою вытянутую руку с удостоверением кто-то ловко перехватил сзади и привычным движением заломил — я от боли опустилась па колени и поняла, что мне конец. Одна в лесу, в компании оголтелых готов, про которых Мила говорила, что добра от них ждать не приходится. Возможно, завтра я возглавлю список пропавших за последнее время, хотя для этого должно пройти не менее чем трое суток, если Стас не поспособствует — не окажет мне эту последнюю услугу. Впрочем, кто меня хватится? Марта? У нее голова забита только тем, что связано с розысками Инги. Стас? Наш последний разговор его сильно обозлил. Валентин? Шапочное знакомство; он знает, что я сейчас безработная, и скорее всего подумает, что я куда-то уехала. Егор? Его я тоже достала. В лучшем случае, весной случайно обнаружат мои останки. Мне стало жаль себя до слез. Мои мрачные мысли прервал грубый голос:

— Она и в самом деле журналистка. Отпусти ее, Глод.

Почувствовав, что меня больше не удерживают, я с трудом поднялась с колен. Передо мной стоял высокий крепкий парень лет двадцати, в черном кожаном одеянии, с подведенными черными глазами, с жестким, злым взглядом, не сулившим ничего хорошего. На его груди висел крест анкх. Я сразу вспомнила Милу, заставившую меня поклясться на таком кресте.

— Чего пялишься, герл? Говори, что тебя занесло сюда вместе с подонками-эмо?

— Я журналистка, — едва выдавила я из себя, лихорадочно думая, что может подействовать отрезвляюще на этих уродов.

— Ты глухая или вопроса не поняла? — Парень демонстрировал всем своим видом, что его мало волнует моя профессиональная принадлежность.

— У меня редакционное задание. — Я взяла себя в руки, и мой голос, обретший твердость и уверенность, мне даже понравился. Ложь хороша, когда ее разбавляешь правдой, и это я сейчас готова была продемонстрировать. — Ты ведь Дом?

— Доминус Нок — Повелитель ночи, — кивнул он. — Домом меня называют друзья.

— Раз я тебе не враг, то тоже могу называть Домом, — нашлась я. — Редакция проводит собственные расследования исчезновений детей. Конечно, заниматься этим мы не можем без тесной связи с милицией. У нас есть информация, что пропавшая несколько дней тому назад Инга Колокольчикова находится у вас. Я здесь, чтобы узнать, так ли это. Есть еще и другие вопросы.

— И для этого ты затесалась в ряды эмо? — недоверчиво хихикнул Дом. — Ты полоумная?

— Все журналисты, гоняющиеся за сенсациями, немного сумасшедшие, и я не исключение. Я видела устроенный вами маскарад, но меня действительно интересует Инга Колокольчикова — она у вас?

Тут до меня дошла вся глупость и абсурдность моего вонроса. Если Инга у них, то меня как ненужного свидетеля заставят замолчать навечно. Я почувствовала, как у меня от страха начинают дрожать и слабеть ноги. А еще я ощутила сильные позывы к мочеиспусканию.

Готы расступились передо мной. Не веря своему счастью, я переспросила:

— Я могу идти?

— Может, ты хочешь остаться? — насмешливо поинтересовался Дом.

— Да нет, мне пора. В редакции уже заждались меня. — Даже скрывшись в темноте, я не чувствовала себя в безопасности — боялась, что они в качестве развлечения устроят за мной охоту. Вместо того чтобы возвращаться известным мне путем, я рванула, куда глаза глядели, подальше от готов. Отойдя, как мне показалось, на безопасное расстояние и не замечая за собой погони, я подумала: «С другой стороны, почему я должна верить в то, что они непричастны к исчезновению девочки? Может, стоило остаться у них, хорошенько порасспросить — глядишь, и удалось бы что-нибудь выяснить? Да и одной возвращаться по темному лесу, не зная толком дороги, глупо». Но желания вернуться назад и вновь оказаться среди готов у меня не было. Чернота готов меня пугала больше, чем лесная темень.

Мои надежды выйти к монастырю не оправдались; после длительного блуждания по лесу я наткнулась на какие-то постройки, рядом с которыми увидела дома сельского типа, с огородиками, заборами, но нигде не было видно света. Я поняла, что заблудилась и звонить кому-либо было бесполезно, так как не смогла бы объяснить, где нахожусь. Здесь все напоминало глухую сельскую местность, возможно, это был пригород — ведь не могла же я за короткое время так далеко уйти!

Заморосил дождь, вскоре он усилился, и я насквозь промокла, не найдя укрытия. Мне стало очень холодно, зубы выбивали чечетку, я шла по пустынной улочке и ни в одном из домов, прятавшихся за высокими заборами, не видела света. Ощущение было такое, что я попала в мертвое, заколдованное село, лишь иногда во дворе дома лениво возилась цепная собака, не имеющая желания в такую погоду покинуть будку, чтобы облаять меня.

Перед глазами все двоилось, троилось, тело сотрясал озноб, я уже не могла ни о чем думать и мечтала лишь согреться. Неожиданно я увидела автобусную остановку с навесом, хотя он уже мало чем мог помочь, так как на мне не было сухой нитки. Странно, но здесь не было указателя с названием остановки, наименованием автобусного маршрута — возможно, автобус здесь давно не ходит. Я безостановочно цокала зубами, тряслась, словно в лихорадке, имея лишь одно желание — лечь на поломанную скамейку и умереть. Решив дать отдых уставшим от многочасовой ходьбы ногам, я присела на скамейку, но вскоре почувствовала, что она ледяная. От холода ощущалась боль в копчике и почках. Я устало поднялась, обхватив себя руками, чтобы хоть таким образом удержать чуточку тепла. Дождь перешел в мокрый снег, он падал огромными хлопьями и укрывал землю. Я поняла: если что-нибудь не предприму, то до утра замерзну насмерть. Но чем я могла себе помочь?

Вариантов было немного, и я решилась: перелезла через ближайший забор, порвав при этом джинсы, добралась до покосившегося домика и начала тарабанить в дверь — но безрезультатно. Я попыталась найти убежище в рядом стоящем сарайчике, но он был закрыт на замок. Слезы на моем лице смешивались с таявшими снежинками, грудь разрывалась от кашля, из носа беспрерывно текло.

В отчаянии я так сильно стала стучать в окно, что стекло треснуло. Уже почти ничего не соображая, я вынула осколки и забралась внутрь. Подсвечивая фонариком, который теперь светил совсем слабо, я обнаружила в комнате допотопную металлическую кровать и, стянув с нее одеяло, укуталась в него. Мокрая одежда, прилипшая к телу, не давала согреться, и я, не раздумывая, стащила с себя все, а сама закуталась с головой в одеяло в хрустящем белом пододеяльнике и приятно утонула в перине. Я стала согреваться, озноба уже не было, зато пришло осознание того, что я сделала: лежу в чем мать родила в чужой постели, в чужом доме, да еще окно разбила. Самым разумным было уйти, но я ни за что ие стала бы натягивать на себя мокрую холодную одежду, а потом по непогоде идти неизвестно куда, Я успокаивала себя, рассуждая, что если до сих пор никого нет в доме, то вряд ли среди ночи кто-либо объявится. Понимая, что все равно надо будет до рассвета покинуть это место, я решила осмотреться — нет ли здесь какого-нибудь обогревателя, чтобы высушить одежду. Но, увы, в комнатушке, кроме кровати и большого старинного сундука, больше ничего не было, и, закутанная в одеяло, зябко переступая босыми ногами, я собралась приступить к поискам в другой комнате и открыла дверь.

То, что я увидела, мгновенно бросило меня в жар, до предела насытив адреналином кровь. В следующее мгновение я закричала от страха и уронила на пол то единственное, что на мне было, — одеяло.

Здесь везде горели свечи — на буфете, комоде, подоконниках. Они наполняли комнату запахом расплавленного воска, смешанным еще с чем-то очень знакомым и неприятно пахнущим. Здесь же была и хозяйка дома — сухонькая старушка в белом платке, мирно почивавшая в гробу, установленном на табуретах, из-за чего стол был сдвинут к стенке — он преграждал мне дорогу.

Вопя, словно сирена, я бросилась назад. Забыв о холоде, стала натягивать на себя мокрую одежду, которая этому всячески сопротивлялась: непонятно куда делись трусики-танго (ну и бог с ними — какой от них прок!), лифчик не застегивался, я никак не могла попасть в штанину, а если попадала, то оказывалось, что не в ту. Л к пущему ужасу, я услышала тяжелые шаги за окном, и кто-то завозился ключом в замочной скважине. Это для меня было во много раз страшнее, чем если бы старушка встала из гроба и предложила попить чаю. Я кое-как натянула непослушные джинсы, но тяжелые шаги уже раздавались в доме! Не полностью застегнув джинсы, я схватила куртку под мышку и полезла в окно. Мне удалось лишь наполовину высунуться наружу, как неведомая сила, схватив меня за пояс злосчастных джинсов, втянула обратно в комнату.

Словно по мановению волшебной палочки, зажегся верхний свет, и я увидела своего обидчика, а он меня.

Это был огромный краснолицый мужчина лет пятидесяти, с плечами невероятной ширины и здоровенными, накачанными руками, и он как раз тянул свою пятерню размером с лопату, с растопыренными пальцами-сосисками, к моему лицу. Похоже, рассмотрев при свете мой перепуганный фейс, он изумился настолько, что не продолжил экзекуцию, а удивленно прогрохотал:

— Ты чего здесь делаешь, бля?!

— Я не бля, а журналистка! — возразила я и, достав из курточки удостоверение, протянула ему.

— Ты, бля-журналистка, чего окно расколошматила?! — Его лицо стало свекольного цвета от злости.

— Я вам возмещу убытки, заплачу за разбитое стекло, за моральный ущерб, только помогите мне добраться домой. — К концу фразы мой голос стал плаксивым и тонким, и я почувствовала, что вот-вот разрыдаюсь из-за всего того, что мне довелось пережить этой ночью. Казалось, что злой Рок методично обрушивал на меня всевозможные напасти, одну за другой.

— А ремня по заднему месту не хочешь?! У меня мать сегодня утром преставилась, упокой Господи ее душу на небесах! Только недавно чтица и певчие ушли, я их проводил домой, так Как свет пропал, а тут ты — как снег на голову. Чего здесь искала, бля? Только не рассказывай сказки! — И его рука красноречиво легла на брючный ремень.

— Послушайте, мужчина! — Я не отрывала взгляда от его рук. — Я заблудилась и здесь оказалась случайно — я даже не знаю, где нахожусь! Кругом словно все вымерло — нигде ни света, ни людей. Чувствую, замерзаю насмерть — перелезла через забор, стала стучать в двери, затем в окошко — разбила его случайно. Чтобы как-нибудь согреться, влезла сюда… — Сочтя, что все толком разъяснила ему, жалостливо добавила: — Примите мои соболезнования, я же не знала, что здесь такое… Вот, возьмите в качестве компенсации. — Я залезла в карман курточки, и вытащила купюру в сто гривень. Увидев деньги, мужчина немного успокоился и даже пустился в объяснения;

— Как здесь дождь пройдет, так свет и пропадает — словно черт шутки шутит. Вот сейчас появился, а бывает, и утром его еще нет.

Меня эта перемена в его настроении обрадовала, и я попросила:

— Я сейчас позвоню своему знакомому, чтобы он приехал за мной, — вы ему расскажете, как сюда добраться?

— Это зачем ему сюда приезжать? — вновь насторожился мужчина.

— Мне же надо как-то отсюда выбираться, — жалостливо заныла я, и меня вновь стал бить озноб, теперь не только от холода, но и от переживаний.

— Да ты совсем замерзла! — Он наконец заметил мое состояние, вышел в другую комнату и, пока я решала, вновь попробовать мне бежать через окно или подождать хозяина, вернулся с бутылкой самогонки и тарелкой с нарезанным салом.

Первую стоику я выпила не морщась и обрадовалась, когда почувствовала, как огонь разливается по моим жилам. Вторая пошла тяжелее, но и ее осилила до дна. Мне стало значительно лучше, кровь заиграла, и я стала раздумывать, к кому обратиться за помощью — к Егору или к Валику? Сердце ратовало за Егора, но, представив, что он может подумать обо мне, увидев в таком состоянии и в таком месте, я отбросила эту мысль. Мой выбор пал на Валика. Я сразу услышала в трубке его встревоженный голос, и мне было очень приятно, что он так беспокоится обо мне. Я передала трубку Федору, и тот объяснил, как найти его дом. После этого он предложил продолжить поминки, в чисто медицинских целях, и я не отказалась. К салу он дополнительно выставил трехлитровую банку соленых помидоров. Хотя я пила по половинке стопки и меньше, к приезду Валентина я оказалась совершенно пьяной. Ноги меня плохо слушались, и Валентин отнес меня к машине на руках. Здесь нас догнал Федор и торжественно вручил мне трусики-танга.

— Валялись на полу у кровати, — пояснил он.

Дальнейшее помню смутно, в голове завертелась карусель, мне стало совсем плохо, в висках кололо, и очень хотелось есть. Мы где-то останавливались, что-то ели, я расхваливала какое-то блюдо и требовала у официанта рецепт, но потом вдруг заснула. Проснулась, когда Валентин на руках занес меня в мою квартиру. Я ему стала объяснять, что неприятности обрушились на меня в последнее время из-за того, что я не послушалась подругу и выбросила в мусорник коробку из-под конфет, полную соли, вобравшей в себя негативную энергию, которой здесь оказалось полным-полно, так как прежняя хозяйка была ведьмой. Затем я стала требовать, чтобы Валик разыскал в квартире где-то притаившуюся коробку с солью, которая незаметно пробралась сюда, ведь это грозит мне дальнейшими бедами. Валентин терпеливо меня уговаривал лечь спать и пообещал, что утром перевернет в квартире все вверх дном, но эту коробку найдет и уничтожит. Я стала объяснять, что соль надо на рассвете зарыть в землю, так, чтобы никто не видел, а он тем временем помог мне раздеться и уложил меня в постель. Неожиданно во мне все всколыхнулось, заныл низ живота, и я, обняв Валика, притянула его к себе и впилась в губы.