Веледар

Глава 21

Обратно мы шли под неумолчную болтовню Веля и Дмитрия. Наемник заинтересовался дощечкой, которую бугровщик все еще таскал в подмышке.

— Игра это такая, — пояснял Митя, потрясая доской в воздухе. — Шашечная. Не видал никогда?

— Видал, — кивал Вель. — Даже играл немного с мужиками в гриднице после отбоя. Просто…

Просто в его родных землях попы с одинаковым рвением охотились и на ведьм, и на тавлеи[22], но сказать об этом наемник не может, а то спалимся к чертям.

— Что «просто»? — поторопил с ответом Митя.

— Да странно немного в приграничном селе такую игру видеть, — выкрутился Вель. — Где ты ее достал-то?

— Поп местный подсунул, когда я к нему заходил благословения в дорогу испросить.

— Поп? — брови наемника вспорхнули, как птицы, почти исчезая в отросших волосах, которые, завиваясь золотистыми волнами, спадали на лоб.

Я легонько ткнула его локтем, чтобы в руках себя держал, но Дмитрий, хваставшийся своим приобретением, кажется, даже не заметил ничего.

— Ну, да. На деньги играть не велел, а так, на интерес, можно. Говорит, игра эта разум воспитывает, и я с ним согласен.

— Коли есть, чего воспитывать, то конечно, — хмыкнул наемник, отчего Митя раздулся, как индюк, едва сдерживая свое возмущение.

— Ну, знаешь! — наконец выдохнул он. — Мечом ты, может, и лучше меня машешь…

— Может? — уже откровенно потешался Вель.

— …но в шашки я тебя обойду, как делать нечего! — припечатал бугровщик и очами засверкал для острастки. — И победу эту я посвящу невесте своей… Ой! — он схватился за челюсть одной рукой, другой же слезы, на глазах выступившие, утирать принялся.

— Я понимаю, Митя, — зашептала я ему на ухо, пока его зубной болью гнуло. — Что сказанного не воротишь. Но давай о том, что я твоя «невеста», мы пореже поминать будем. Идет?

— Идет, — прохныкал бугровщик. — Отпусти только, мочи нет!

Я шевельнула украдкой пальцами, развеивая порчу, и строго посмотрела на Веля, который светился, как начищенный медяк.

— Что? — он смело встретил мой взгляд и улыбнулся ямочками.

— Лицо попроще сделай, — фыркнула я и пошла дальше, к показавшемуся уже в конце улицы дому знахарки, будучи почти уверенной, что мужики за моей спиной озадаченно переглянулись и плечами пожали, дескать «девки, кто их поймет».

Янина собиралась куда-то, платок на голове поправляла. Увидев нас, улыбнулась тепло, махнула рукой на стол:

— Отобедайте, чем бог послал. А я в храм пойду.

— Недурно у вас тут бог посылает, — Митя радостно потер ладони, оглядывая предложенные угощения, чем заслужил укоризненный взгляд от Веля.

— Бог милостив, — на полном серьезе заявила знахарка, пропустив хамство бугровщика мимо ушей. — Он с нами дарами своими делится, и нам делиться велит. У нас тут так принято — жить в согласии и помогать друг другу. Я лечу гончара, а он мне посуду несет. Лечу коровницу, а она мне — молоко да масло, и так во всем.

— То есть, у вас тут натуральный обмен? — прищурился Митя. — Денег не берете?

— А зачем они, милый? Разве деньги есть можно? И зимой холодной они тебя не согреют, а согреет печь, сделанная местным мастером, у жены которого я все роды принимала.

— А как же нам тебя за постой благодарить?

— Я от всей души вам помогаю и благодарностей не требую, но ежели ты умеешь чего руками делать…

— В этом я не силен, — покачал головой Дмитрий. — Я больше головой работаю.

— Особенно, когда дело до еды доходит, — не преминул поддеть Вель.

— Вот любишь ты все опорочить! — взъелся на него бугровщик под заливистый смех знахарки.

— Ешьте да об оплате не печальтесь, — вымолвила она, уже за порог выходя. — А как вернусь, беседой меня побалуете. Расскажете, как там в столице дела…

Мы остались в доме Янины втроем. Мужики накинулись на еду, а мне кусок в горло не лез. Я все обдумывала слова кузнеца, а теперь еще и знахарки.

— Эх, коли б я знал, что тут такое село замечательное есть, — Дмитрий откинулся на лавке и довольно похлопал себя по набитому животу. — Денег никто не берет, в кого ни плюнь — мастер… Вы бы их скотину видели! Лоснится так, будто сам Велес промеж рогов целовал.

Я слушала его сытые речи и решалась на важный разговор. Веля точно в известность надо поставить. Да и Митю, он же с нами теперь, не стоит от него такие вещи утаивать. Вот только что я собираюсь им сказать? Доказательств никаких, одни догадки, и зря воду мутить не хочется…

— Ну, что? Сыграем? — тем временем предложил Велю бугровщик, выкладывая на стол тавлею.

— Давай, — кивнул тот.

— На что играть будем? Просто так ведь не интересно.

— А на что ты хочешь?

— Ну… — Дмитрий скосил на меня блестящие глаза. — Ежели выиграю, сестрица твоя меня поцелует.

Я под столом быстро положила руку на колено наемника, а то он уже с лавки привставать начал, и предложила Дмитрию другую награду:

— Выиграешь — я тебя в жабу обращать не стану. Как тебе такое поощрение?

— Тьфу на вас, — опечалился Митя, но все равно принялся фигурки на доске расставлять.

А фигурки эти были знатные, кто бы сомневался. Выточены из дерева с соблюдением самых мелких деталей, да раскрашены даже: ярл в богатых одеяниях, пешие с маленькими мечами, гордый воевода с секирой…

— Отдаю тебе право первого хода, — Дмитрий щедрым жестом обвел доску и выжидающе уставился на Веля.

— Давненько я не играл, — наемник потер подбородок, а затем двинул вперед на две клетки ярлова пешего.

— Рано ты оправдываться начал, — хмыкнул бугровщик, повторяя за ним ход. — К тому же, я тоже давненько за доску не садился.

— Насколько давно? — наемник двинул своего витязя на одну линию с пешим.

— Да почитай с зимы. Я этим раньше зарабатывал неплохо в трактирах.

— Чего ж перестал? — Вель взялся за фигурку воеводы, нагнетая игру.

— Охоту отбили, — поморщился бугровщик, ставя своего воеводу перед ярлом и тем самым рубя хитрый замысел Веля на корню. — Мужик один как-то упер с доски мою вешу, когда я отвернулся. Думал, не замечу. А я заметил на свою беду. Говорю ему, мол, верни на место! А он спорит. Ты, говорит, никак пьян, съел я твою вешу тремя ходами ранее.

— Ну-ну, — подбодрил его наемник, поддерживая своего воеводу конным.

— Что «ну-ну»? Я ему отвечаю, мол, ты, добрый человек, мою вешу с сухарем, видать, перепутал… А дальше слово за слово, кулаком по столу… И разбили мою доску об мою же голову, — Митя выдвинул еще одного пешего, нападая на воеводу Веля.

— Вот печаль-то, — посочувствовал наемник, задумчиво глядя на доску, понимая, что от напора бугровщика никак не защититься. В итоге он вынужденно отодвинул своего воеводу в безопасное место.

— Еще какая, — согласился Митя, съедая конным беззащитного пешего.

После этого хода Вель уставился на доску, оценивая свое положение. Дмитрий шашки свои хитро расставил, через несколько ходов явно рассчитывая захватить вражеского ярла, и его пешие напоминали толпу крестьян с вилами и факелами, окружившую высокую особу.

Наемник страдал и кручинился, тщась отыскать уязвимое место во вражеском строе фигур, но каждый следующий ход сулил ему только новые беды. Бугровщик же сидел с самым довольным видом, степенно бороду свою наглаживая, и улыбался во все зубы, глядя на потуги соперника.

— Нечего было давеча грозиться мне зубы выбить, — заявил он, свысока глядя на сгорбившегося над доской Веля.

А в моей голове, наконец, мысль одна интересная созрела, которую мне немедля захотелось поведать, поэтому я решительно встала из-за стола.

— Бьешь конным вот этого пешего, — указала я Велю на доску. — Затем витязем — вежу. А следом захватываешь Митиного ярла вот этим конным и воеводой.[23]

Наемник плавно перевел взгляд свой с доски на меня, будто уверен был, что слова мои ему померещились. Заморгал часто, переспросил:

— Чего?

— Да вот так же! — рассердилась я и принялась быстро фигуры на доске переставлять. — Вот и все, делов-то. Некуда теперь Мите ярла своего уводить.

— Это как так-то?! — опешил бугровщик, тоже на доску уставившись. — Да ты… Ведьма!

— Спасибо, конечно, но ведьмовство мое тут ни причем. Я просто играла иногда… С Агвидом.

— Но так нечестно! — Дмитрий пылал праведным гневом. — Я бы у него выиграл, если бы ты не помогла!

— Награда все равно тебе достанется, не переживай, — хмыкнула я. — Жабой не станешь. Пока. И вообще, потом повоюете, а сейчас обсудить кое-что надо прежде, чем знахарка вернется.

Мужики молчали так задумчиво, как только мужики и умеют. Будто претворяли в жизнь известное правило: не ведаешь, что бабе ответить, делай вид, что думу думаешь, авось, за умного сойдешь.

— То есть, — Митя растягивал слова, скрывая отсутствие в них особо смысла. — Ты думаешь… Они тут чем-то таким промышляют?

— Я не думаю. Я просто обратила внимание на некоторые странности, коих в этом селе немало. Ты же сам удивлялся, что тут везде одни мастера, в кого не плюнь. В любом случае, у меня предчувствие нехорошее. Надо убираться отсюда как можно скорее.

— Раньше утра не получится, — вступил Вель. — И лошадей надо к кузнецу отвести. Он обещал ими заняться, как с обедни вернется.

— Сама отведу, — отмахнулась я. — Ты здесь будь.

— Одну никуда не пущу, — завел старую песню наемник, но я только головой покачала.

— Ты не понимаешь, Вель. Они все тут ремесленники дай бог каждому, и это неспроста. Я думаю, есть здесь дарокрад, который тоже по доброте душевной селян награждает направо и налево. Ну, как у них тут принято: ты — мне, я — тебе.

— Тем более не пущу, — заупрямился наемник, а Митя согласно бородой затряс.

— За меня бояться не стоит. Я в их глазах — девица обычная, каких сотни. Да и Дмитрий наш за простого балабола успешно сходит. Один ты талантом своим блеснул.

— А с чего ты взяла, что они на этот самый талант покушаться станут? Может, и есть у них тут дарокрад, но ты разве не тем же самым занималась в столице?

— С разрешения ярла, — отчеканила я. — И плату брала, положенную по закону. И в казну подать отстегивала.

— Вот нам делать больше нечего, как других дарокрадов за руку ловить, — Вель раздраженно лицо свое потер, и я вспомнила, что он не спал толком уже больше суток.

— Никого ловить не будем, не переживай. Ноги бы унести. В лесу та ловушка неспроста стояла. Она людей сюда гонит разных… Ладно, не важно. Может, это и домыслы просто.

Я замолчала, снова размышляя, как дальше быть, а наемник уже откровенно зевал. И решение пришло само собой.

— Знаешь, что, братец? Ложись-ка ты спать. А мы с Митей до кузнеца прогуляемся, коней отведем. Вдвоем нас не тронут.

Вель, конечно, заспорил, а Митя принялся миротворствовать, вызывался сам коней вести.

— Ты же с ними не управишься, с тремя-то сразу, — не соглашался наемник. — Или твой страх перед лошадьми прошел уже?

— Прошел, ага, — кивнул бугровщик. — Аккурат в ту ночь, когда ты меня одного в лесу проклятом бросил.

Вель стушевался, замолчал, а я погладила его по плечу и молвила:

— Не спорь, ложись отдыхать. Митя сходит, справится. Я ему травку заговорю, кони сами пойдут. А мы с тобой, так и быть, в избе останемся…

Наконец, наемник сдался под тяжестью наших совместных с Дмитрием уговоров. Я послала бугровщика во двор отыскивать журавельник для коней, а Веля кулаками в поясницу оттолкала к лавке, велела укладываться.

— Может, ты мне сказку расскажешь? — сонно улыбнулся он, устраиваясь поудобнее.

— Я тебе не баятельница.

— А про полудницу здорово рассказывала, мне понравилось, — он за руку притянул меня к себе, заставляя сесть на лавку рядом.

— Могу колыбельную спеть, — я наклонилась к нему, по волосам погладила. — Глазки закрывай, баю-бай.

— Так просто не отделаешься, — он все же закрыл глаза, блаженно улыбаясь от моих поглаживаний. — Давай как положено, с выражением.

— Ладно, сам напросился…

И я запела тихо, склонившись к самому его уху, и пела, пока дыхание его не стало ровным и глубоким, а подрагивающие ресницы не замерли. Откуда ж ему, простому воину, колыбельную от заговора на сон отличать?

Скрипнул дверью, возвращаясь, Дмитрий. Заметил, что Вель спит, и уже на цыпочках ко мне подкрался, вручил небольшой букет из журавельника.

— Заговаривай, и я пошел, — шепнул мне тихо.

— Нет, Митя, — я покачала головой, беря растения из его рук. — Пойду я, а ты здесь останешься и с брата моего глаз спускать не будешь.

— Чего это? — возмутился он.

Я вздохнула тяжело и встала. Пошла в сени, поманив бугровщика за собой. Мы плотно закрыли дверь в горницу, и можно было уже не шептаться.

— Понимаешь, Митя, мне кое-что проверить надо. Только я это могу. Но и Веля одного оставлять нельзя. Посиди с ним, будь другом. Я мигом обернусь. Просто убедиться хочу, что нам ничего не угрожает.

— Если он проснется, а тебя нет… Я точно в зубы получу.

— Раньше, чем через три часа не должен, если не будить. А если и проснется, передай, что я не велела тебе зубы портить. Но я быстро туда-сюда обернусь, ты и глазом моргнуть не успеешь. Мне лучше сейчас идти, пока у селян обедня. Лишние свидетели ни к чему.

— Ладно, — кивнул Митя и зевнул сладко. — Уповаю на твое милосердие. Не задерживайся, коли не хочешь на моем лице красивом побои узреть…

— Не наговаривай, — усмехнулась я. — Вель болтает много, но еще и пальцем тебя не тронул, хотя за иное убить мало.

— Но-но! — бугровщик отступил от меня, нащупывая дверь в горницу. — Иди давай. Одна нога здесь, другая — там.

Улицы села действительно были почти пусты, лишь изредка мне люди встречались, улыбались и здоровались, не замечая ничего подозрительного в девушке, ведущей за собой трех коней по направлению к дому кузнеца.

Лошади шли степенно, ведомые заговоренным журавельником, лишь иногда отпихивали друг друга носами, норовя урвать лакомство. Особенно жеребец Веля старался и пару раз даже почти умудрился ухватить траву из моих рук, за что я подло дула ему в мягкий нос, заставляя отфыркиваться.

До дома кузнеца я быстро дошла, постучала, покричала, но никто не вышел. Видать, мастер со всем семейством на обедню отправился. Тогда я заприметила у кузни коновязь в тени большой березы и животин своих туда определила, поровну разделив между ними желанный журавельник. Рядом кошель с серебром привязала, в уплату, а затем, воровато оглядываясь, пошла к запримеченному ранее проулку.

Небо успело затянуть серой хмарью, и даже дождь заморосил, колючий и противный. Камень с руной, окропленный мелкими каплями, стоял на прежнем месте. Я оглядела его еще раз задумчиво, хотела обойти, но не смогла. Будто в невидимую стену уперлась.

Ясно все. Не от заблудшей скотины этот знак нарисован…

Я приклонила перед камнем колени и провела пальцами по его шершавой поверхности, счищая с истершейся руны пыль, песок и мох. Задумалась снова, а потом решительно встала на ноги и отломила от ближайшей калины ветку потолще, прижгла слом пальцами и получившимся углем замарала руну. Вот теперь у меня получилось мимо камня прошмыгнуть, и я двинулась вглубь проулка, раздвигая руками ветки бурно разросшейся на всем его протяжении калины.

Шла, шла, а проулок все длился, будто вытягивался передо мной, стараясь скрыть то, что в конце. А в воздухе ощутимо веяло колдовством, словно у меня перед лицом натянули прозрачные струны, которые теперь тоненько дрожали от любого дуновения.

Наконец, я отодвинула с пути последнюю, особо упрямую ветку и чуть не осела в мокрую траву от открывшейся картины…

В паре шагов от меня вырастал из земли деревянный идол, отбрасывая перед собой неестественно черную для пасмурной погоды тень. Высокий, в две сажени, не меньше. Я опасливо подняла взгляд, всматриваясь в кумира[24].

Грубо вытесанное лицо будто уставилось на меня в ответ. Голова с бычьими рогами покрыта была звериной шкурой, а в руках идол держал сучковатый посох.

Велес…

Увидеть зверобога в селе, где во Христа веруют, — это уже страннее некуда, но…

У основания идола камни были сложены, и не обычные, какой на входе стоял. Агаты, авантюрины, лабрадориты, аметисты даже и турмалины. Мелкой крошкой, и бусинами, и булыжниками все это укрывало немаленькие ступни зверобога. Я даже думать боялась, что это, хотя уже знала…

Подошла ближе, как завороженная, опустилась на колени и протянула руку, захватив в горсть несколько камней. И почувствовала…

Плавать хорошо умею, как рыба!

А я ткать могу полотно искусное!

Я пряжу быстро верчу, что твой паук!

Скотину так могу обхаживать, что молоко рекой литься будет!

Травы ведаю…

Лечить умею…

Колдовство творю…

Я отшатнулась, роняя камни, и в ужасе уставилась на Велеса. А он смотрел на меня из-под грубо выточенных бровей, будто с укоризной. Будто спрашивал, на кой я сюда влезла? Узнать хотела? Узнала. А что с этим знанием делать теперь буду?

Я снова перевела взгляд на гору камней, не сомневаясь, что все они дарами заполнены. И много их тут, на три таких села хватит, и еще останется. Даже если есть у них дарокрад, который от родни к родне дары передает, откуда тогда это все? Зачем?

Известно, зачем. Жертва зверобогу…

Сердце мое заколотилось бешено где-то в горле, когда я вновь вспомнила, как Кузьма нахваливал Веля за умение мечом махать. И как знахарка выспрашивала у Дмитрия, что тот делать умеет…

Не глядя больше на кумира Велесова, я вскочила и со всех ног бросилась вон из проулка, продираясь сквозь хлещущие по лицу ветки, не обращая никакого внимания на получаемые синяки и царапины…

И быстро вывалилась обратно на улицу, прямо в руки кузнецу.

— О-па, — крякнул он, заботливо ловя меня под локти и удерживая от падения. — Ты чего это, девица? — взгляд его упал на рунный камень, испачканный сажей, а затем перетек на мои почерневшие от угля пальцы.

— Я коней привела. Подковать, — прозвучало так жалко…

— Коней, значит, — хмыкнул Кузьма, отпуская мои локти и тут же перехватывая запястья. — Ну, пошли тогда, разберемся с конями…

Он потащил меня по направлению к кузне, не обращая никакого внимания на мое сопротивление. Дождь разошелся, и, наверное, именно поэтому улица была пуста. Серая хмарь на небе успела пуще прежнего набухнуть, почернеть, и день поблек, превращаясь до времени в летние сумерки.

— Пусти! — брыкалась я, чувствуя, как болят зажатые запястья. — Пусти немедленно, а то хуже будет.

— Ой ли, — Кузьма рассмеялся все так же добродушно, как и раньше, и было это настолько неправильно, что пугало до чертиков. — Что ж ты мне сделаешь?

Я хотела, было, ответить, что сожгу на месте, но язык прикусила. Не дай Перун проговорюсь про дары свои — убьет ведь тут же и забрать их захочет… Надо время потянуть да улучшить момент.

Мастер тем временем заволок меня в душную кузню, перехватил мои запястья одной своей ручищей, а другой принялся что-то на верстаке отыскивать.

— Меня брат ждет, — снова попробовала я надавить. — Не дождется — придет сюда. Ему ведомо, где меня искать.

— И не ждет, и не придет, — молвил кузнец, извлекая из кучи заготовок своих кандалы с массивной цепью. — Им уже Янина занимается. Хоть кто-то из вашей троицы сгодится нам. Хороший дар у твоего братца. Велес доволен будет. А впрочем… Ты, небось, тоже умеешь что-то? Про руну ведь сообразила.

— Шел бы ты лесом, — сквозь зубы процедила я, пока он руки мне сковывал. — Ты же во Христа веруешь, в храм ходишь!

— Одно другому не мешает, — кузнец добродушно пожал плечами и перехватил цепь, соединяющую кандалы. — Я обоих богов ублажить могу и жить от щедрот их припеваючи, — он натянул цепь резко, чуть руки мне из плеч не выворачивая, и пришпилил ее к стене над моей головой одним из своих искусных кинжалов.

— И часто ты так промышляешь? Ловушка в лесу — твоих рук дело? Или Янина помогала?

— Я с тобой поболтаю с радостью, — улыбнулся Кузьма. — Но сперва ты на мои вопросы ответь. Имя твое знахарка выведала, а теперь мне знать нужно, что ты умеешь.

— Плевать могу далеко, на две сажени, — и я плюнула. Удачно попала, прямо в морду добродушную.

— Ладно… — кузнец, ничуть не раздосадованный моей выходкой, вытер лицо и взял с верстака железный прут. Сунул одним концом в печь. — Не хочешь по-хорошему, мы иначе побеседуем. Может, про жениха своего расскажешь, пока железо греется? Авось он чего умеет.

— Только пальцем тронь кого-то из них — пожалеешь крепко…

— Не в твоем положении угрозами сыпать, девица, — ласково сказал кузнец, протянул руку, чтобы по волосам меня погладить, но я отшатнулась, насколько позволяла цепь. Приложилась затылком о стену. — Что ж ты брыкаешься так, — посетовал он, как на ребенка, который сам в крапиву лезет, чтоб реветь потом над волдырями в мамкин подол. — Сама себя раньше времени на тот свет отправишь.

— Кузьма, — послышался приятный женский голос за широкой спиной мастера.

— Янина, — обрадовался тот, разворачиваясь. — Как там дела с воином и болтуном?

— Хорошо все. Оглушила и связала обоих. Теперь тебя ждут.

— А я тут… — кузнец с сожалением посмотрел на прут, уже успевший накалиться до красна. — Эх, ладно. С этим можно и позже разобраться. Девицу посторожишь?

— Ты ж сковал ее? — удивилась знахарка, кидая на меня равнодушный взгляд.

— Да больно прыткая она. Руну испортила на камне, представляешь? Боюсь так оставлять.

— Усыплять ее времени нет. Всеволод ждать не будет, он уже мольбы Велесу вознес.

— Ну и ладно, сам слажу, — кузнец двинулся на меня, замахиваясь…

А в следующее мгновение в голове искрами взорвалась боль, в ушах зазвенело, и забытье пришло, как спасение, погружая меня в непроглядную тьму…