Веледар

Глава 22

— Кузьма!

Чужой голос донесся до меня глухо, будто мою голову окунули в ведро с водой. С очень горячей водой.

— Кузьма!

Виски нещадно ломило, в горле было сухо и жарко. Я попыталась открыть глаза, чувствуя, как под веками болезненно пульсирует, но получилось далеко не сразу. Ресницы слиплись, и я смутно осознала, что это моя же кровь из разбитого лба, в который меня приложил кузнец.

— Кузьма, ты где? — надрывался мужской, отдаленно знакомый голос.

А к моему телу возвращалась чувствительность, и было это ох как неприятно. Помимо гудящей головы и саднящего лба я ощутила, что у меня дико болят плечи, а кистей будто и вовсе нет. На секунду стало страшно, но потом я поняла, что после удара просто безвольно повисла в кандалах, и теперь они передавили мне запястья до кровавых полос.

— Кузя!

— Я здесь, — я кричала, но из горла вырывался только еле слышный даже мне самой хрип. Пришлось прокашляться, кое-как сглотнуть скудные остатки слюны и попробовать вновь. — Я здесь!

В этот раз вышло лучше. Меня услышали. Минуту спустя в кузницу заглянул давешний священник, вытаращился на меня. На лице его отразился священный ужас.

— Помогите, — прохрипела я, тщетно пытаясь встать на ноги, чтобы запястья не так сдавливало металлом.

— Господи, — поп бросился ко мне. — Кто ж тебя так?

— Кузнец ваш, — я поморщилась от боли, когда он подхватил меня, помогая встать на затекшие ноги.

— Кузьма?! — священник уставился на меня неверяще, будто я ересь дикую несла. Ну, конечно, я бы сама ни в жизнь на этого здоровяка не подумала, а оно вон как вышло.

— Он самый.

— А что ж случилось-то? — продолжал расспрашивать меня поп.

— Освободите меня, — я потрясла руками, звякая толстой цепью. — А потом и поговорим.

— Ох, батюшки, — запричитал он. — Конечно, сейчас…

Священник ухватился за рукоять кинжала, коим была пришпилена моя цепь, и неожиданно легко выдернул его из стены, несмотря на то, что кузнец утопил оружие в дереве глубоко, аж до середины лезвия. Подхватил меня легко, понес к какой-то лавке в углу.

— Кандалы-то я не сумею снять, — посетовал он, осматривая мои руки.

— И не надо, я сама…

Цепь довольно длинная была, так что я развела ладони, призывая огонь, и сосредоточилась на металле. Довольно скоро он раскалился до красна, потом до бела…

— Помогите, — снова попросила я, и поп взялся за кандалы, дернул в стороны. Цепь легко поддалась, теряя раскаленное звено. — Сойдет…

Металлические браслеты с остатками цепи остались на моих запястьях. Не шибко подходящее для девицы украшение, но руками махать не помешает, а это главное, ибо сейчас я встану и пойду сжигать парочку селян…

— Это как так? — священник смотрел на все мои действа со странным выражением лица: то ли с осуждением, то ли с трепетом.

— Неважно это сейчас. Мне брата спасать надо.

— Так что случилось-то? — снова спросил он, и лицо стало искренне обеспокоенным.

Я заметила, что правый глаз его пересекает довольно уродливый шрам. Кадилом себе засветил, что ли? Или тоже боевое прошлое? Граница, как-никак.

— Кузнец ваш — дарокрад. Слыхали про таких?

— Тьфу, — он истово перекрестился и погрозил мне пальцем. — Не лги мне, девица. Я Кузьму с детства знаю. Негоже на хорошего человека наговаривать. И сдается мне, ты сама ведьма.

— Ведьма, — не стала отрицать я. — Но осуждать меня потом будете. Помогите сперва брата спасти и… жениха. Они люди обычные, и их убьют скоро. Если уже не убили…

— Осуждать других мне мой бог не велит, — покачал головой священник. — И с чего ты взяла, что твоих брата и жениха спасать надо?

— Вель сражается хорошо, вот Кузьма и захотел его дар. Я алтарь Велесов нашла в проулке. Я показать могу. Там даров видимо-невидимо…

— Какой еще алтарь?! У нас тут православные все.

— Большой. В две сажени. Некогда мне вас убеждать! — я решительно встала с лавки, покачнулась, но поп снова поддержал меня под локоть, не давая упасть. — Отпустите, сама пойду!

— Ты не горячись. Где мужики твои?

— У знахарки в доме оставила да сюда двинулась коней подковать. Тут ваш Кузьма на меня и набросился. Пытать хотел, — я кивнула в сторону прута, который так и торчал из печи.

Священник проследил мой взгляд, нахмурился, а затем решительно ухватил меня за локоть.

— Пойдем к знахарке. Сдается мне, ты разумом тронулась. Но кто-то ведь тебя приковал? Если не выясним, так хоть Янина раны твои обработает…

И я подчинилась, ибо смысла спорить уже не видела. Главное, что он проводит меня в нужный дом. В компании со священником как-то спокойнее, хоть и не люблю я их.

Не знаю, сколько времени я провела без сознания, но на улице успело стемнеть. Частично это можно было списать на тучи, которые еще плотнее затянули небо. После жаркой кузни под разошедшимся дождем было холодно, тело сводило ознобом. Поп заметил это, решительно стащил с себя рясу, в одном подряснике оставаясь, и укрыл мне плечи. Скуфья его свалилась с головы в раскисшую от ливня грязь, открывая моему взору белые, как лунь, короткие волосы. Священник посмотрел на свой головной убор огорченно, но махнул рукой, и мы двинулись дальше.

В окнах дома знахарки ни огонька не мелькало, и они напоминали черные провалы мертвых глазниц. Поп принялся, было, стучать в ворота и звать хозяйку, но я осекла его и быстро, насколько позволяла моя слабость, поднялась на крыльцо, толкнула дверь, зажигая на ладони огонь. Уже особо ни на что не надеясь…

В сенях пусто было, а вот в горнице обнаружился связанный по руками и ногам Дмитрий. Рот ему заткнули какой-то тряпкой, так что он, увидев меня, выпучил глаза и замычал яростно.

— Тише-тише, сейчас, — приговаривала я, присаживаясь перед ним и легко пережигая веревки.

Освободившейся рукой он тут же вытащил кляп изо рта и заорал мне в лицо:

— Селена! Господи, я думал, они убили тебя уже! Ты в крови вся!

— Где Вель?

— Увели.

— Куда?

— Я не знаю. Болтали, что к Велесу какому-то.

Я чертыхнулась, вспоминая, что лошади наши так у дома кузнеца и остались. Но хоть понятно, куда дальше идти.

— Когда это было?

— Недавно, — Митя помогал мне с веревками, спеша освободиться. — Получаса не прошло. Ты брата своего усыпила, но перед этим знахарка опоила нас еще. Видать, в еду подмешала. Он без сознания так и был, кузнец его на себе понес.

— Вставай, — скомандовала я и заметалась по горнице в поисках своей сумки.

— Святой отец? — тем временем удивился бугровщик, завидев сунувшегося в горницу попа.

— Он мне помог, — быстро пояснила я, извлекая из сумки свои бусы. Сняла нужный камень, протянула Дмитрию. — Вот. В рот положи и скажи, что дар принимаешь.

— А что это? — его любопытство как всегда не ко времени вылезло.

— Драться научишься. Хоть как-то. Все лучше, чем ничего. Меч Веля здесь еще?

— Вон, под лавкой валяется.

— Отлично. Бери, и пошли.

Дождь не прекращался, и я постоянно оскальзывалась в грязи, вцепляясь в руку Дмитрия. Поп шагал следом за нами. Увидев в избе, как бугровщик дар принимает, он сплюнул, перекрестился, но не возразил ничего, чем несказанно меня порадовал.

До проулка мы добрались весьма быстро, несмотря на темень. Я молилась про себя Перуну и полуднице, чтобы не опоздать, и ноги сами несли меня вперед. Лишь бы Вель жив был. А иначе… Сожгу и кузнеца, и знахарку к чертовой матери!

Вперед, сквозь ветви калины, прямо к идолу. Я уже не шла и даже не бежала — летела туда, по пути зажигая огонь в ладонях, но он то и дело гас от сильного дождя.

— Постой, — Дмитрий потянул меня за руку, и я поморщилась от боли в запястье. — Надо план продумать…

— Какой еще план! — я сердито вырвалась из его ладони, звякнув цепью. — Каждая секунда на счету!

— Кузьма непрост. Ведь это же он ту ловушку в лесу наколдовал? А ты сама говорила, что с такой силой тебе не сладить.

— Плевать, — я рванулась дальше, отбрасывая с пути мокрые ветки…

Они были там, все трое: знахарка, кузнец и Вель, который лежал прямо у подножия идола все еще в бессознательном состоянии. Я впилась в него взглядом, пытаясь понять, жив ли он. Лицо его было умиротворенным, как у спящего, а на теле на первый взгляд никаких ран не сыскалось, и я позволила себе облегченно выдохнуть.

Меня быстро нагнал запыхавшийся бугровщик, схватил за плечо, будто боялся, что я снова удеру. Поп следом вышел из проулка, уставился на кумира, разинув рот, а затем перевел взгляд на своих односельчан:

— Кузьма… Янина! Что же это…

— Если вы его хоть пальцем тронули… — голос мой звенел от ярости, но никакого впечатления на этих двоих не производил.

— Ты как освободилась? — добродушно удивился кузнец, и в руках его тускло сверкнуло лезвие кинжала.

— Отошли от него, оба! — рявкнула я, снова безрезультатно. Пришлось огонька добавить.

Пламя вспыхнуло на моих ладонях, и на этот раз знахарка с кузнецом отшатнулись, а затем уставились на меня, но не со страхом, как я хотела, а… с жадностью. Огонь плясал на коже, заливаемый дождем, и тускло отражался в глазах Янины и Кузьмы, а я уйму сил тратила, чтобы его сохранить.

— Прочь, я сказала, не то сожгу обоих! Мне плевать, чем вы тут занимаетесь. Мне нужен мой брат. Дайте нам уйти, и я не стану оставлять на месте вашего села пепелище!

И тут огонь зашипел, сдаваясь чертовой воде, погас. Предал меня в самый нужный момент. Кузьма рванулся тут же с места в мою сторону.

Дмитрий храбро заслонил меня собой, замахиваясь мечом, но был играючи отброшен в кусты мощной рукой кузнеца. А затем эта рука ухватила меня за плечо, больно, до синяков сжимая кожу.

— Это ты зря, — процедила я, и в следующий момент кузнец как подкошенный рухнул на землю.

— Как..? — он уперся ладонями в скользкую траву, пытаясь подняться, но ноги его не слушались больше. — Как ты это сделала?!

Дар его, для которого у меня камня не нашлось, полыхнул синим на моей ладони, хлопнул, пропадая, растворяясь в дожде. Навсегда.

— Известно, как, — прозвучало сзади.

Священник выступил из-за моей спины и обошел полукругом, опасаясь приближаться, глядя на меня совершенно по-новому, будто самого Христа узрел.

— Так ты дарокрад, — протянул он.

— Я думала, вы это еще в избе поняли. Не время сейчас…

— Вот, — выдохнул он тихо, перебивая меня. — Вот то, что я всегда искал. Ты, ведьма, можешь дары забирать у живых.

— В каком смысле, искали? — теперь уже я от него попятилась, чуть не споткнувшись о ползающего под ногами кузнеца.

— Всеволод, — застонал тот, все еще барахтаясь в траве, отталкивая от себя знахарку, которая ему помочь пыталась да не могла. — Всеволод, она меня ног лишила! Сделай что-нибудь!

— Так это ты… — я снова отступила, уперлась спиной в бугровщика, который кое-как с земли поднялся. Посмотрела на мокрые волосы попа. Белые, как лунь. — Твоя дрянь мне в лесу попалась!

Всеволод улыбнулся тонкими губами, и в лице его больше не было ни добродушия, ни заботы. Только черная, сквозящая жажда.

— Я слыхал о таком, но думал, что это сказки, — молвил он. — Ошибся. Полжизни я попом прикидывался, чтобы доступ к мертвым иметь и дары их забирать. Полжизни в храме сидел ночами под вой их неупокоенных душ. И вот теперь воздастся мне сторицей.

Он сделал шаг вперед. Я тут же снова огонь зажгла, а Митя выставил дрожащий в руках меч, но Всеволод рассмеялся только.

— Брось, ведьма, не противься. Только намучаешься перед смертью. Я получу этот дар любой ценой, и мои подношения Велесу щедры будут, как никогда!

— Подавишься, — выплюнула я. — Только сунься — дышать разучишься или видеть. Я лишу тебя даже языка, если хоть пальцем нас тронешь!

— Ты не понимаешь, — он рассмеялся и покачал головой. — Меня нельзя лишить чего-то, я возьму новое, отниму. Я могу убить тебя, даже не прикасаясь, но зачем тебе лишние мучения? Иисус учит нас милосердию…

— Его идол тоже где-то в кустах припрятан? Сколько ты уже награбил, сволочь? Сколько людей здесь пропало?

— Не так много, как мне хотелось бы, — печально вздохнул Всеволод. — Бездарей нынче развелось… Но я даже с такими скудными дарами щедр был: что-то Велесу, что-то людям. Ты же видела, как живется тут хорошо…

— Вы тут все в чужой крови по самые брови, — процедила я. — Зло нельзя оправдать благом. Никогда!

— Я твоего мнения не спрашивал, ведьма, — скривился он. — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Я сломаю тебя. Янина!

— Да, — отозвалась знахарка, которая все это время тщетно пыталась успокоить воющего Кузьму.

— Убей Велемира, — приказал Всеволод.

Я вздрогнула всем телом, снова теряя огонь. Откуда им имя известно? Не иначе знахарка нас тогда подслушала. Сука…

А в следующий момент кинжал, брошенный кузнецом в траву, оказался в руках Янины. Она вскочила ловко, стремясь к наемнику. Ей наперерез бросился Дмитрий, но запнулся, оскальзываясь…

Насланная мной зубная боль почти сбила знахарку с ног, но она успела добежать, и уже падая, вонзила кинжал в грудь Веля, попала промеж ребер, и клинок ухнул по самую рукоять.

В сердце.

— Нет… — я осела на траву, видя, как рубаху наемника стремительно заливает красный, самый страшный в мире цвет… И весь мир вокруг высох и сжался до размеров этого кровавого пятна.

Где-то рядом запричитал бугровщик, отползая от Веля назад, ближе ко мне.

— Его дар я позже заберу, никуда не денется, — голос Всеволода доносился до меня будто сквозь толщу воды.

— Нет, — шепнула я одними губами, поднимая взгляд.

— Что, прости? — колдун повернулся ко мне ухом, наклонился ближе, почти на расстояние вытянутой руки. Нравится с огнем играть, мразь?

— Нет, — повторила я. — Не коснешься Велемира, пока я жива.

Завизжала знахарка, тонко, истошно, и крик ее звенел в ушах, рвал барабанные перепонки. Она отшатнулась от наемника, падая, роняя кинжал, и закорчилась на земле, хватаясь за челюсть. Сквозь ее пальцы хлынула кровь и посыпались зубы. Голос хрипел, булькал…

А в воздухе вокруг меня, шипя от дождя, разгоралось кольцо пламени, ширясь, утолщаясь, сжирая все на своем пути. Кузнец попытался уползти на одних руках, скользя в мокрой траве.

Не смог.

Завопил, наваливаясь на попавшуюся на пути знахарку.

Запахло паленым.

А потом внутренности мои скрутило жгутом и окунуло в кипящее масло. Пламя снова погасло, а я захлебнулась своим криком, заваливаясь на бок, глядя на колдуна. Он держал сжатый кулак перед собой, медленно поворачивал кисть, и все мое нутро горело и грозилось прорваться наружу.

— Не с тех ты начала, ведьма, — рассмеялся он, пока меня гнуло и корежило от боли.

Бам!

Меч Веля прилетел Всеволоду в голову, угодил тяжелым навершием в висок, и колдун покачнулся, хватаясь за ушибленное место. Выругался грязно…

Боль отступила, а в следующее мгновение меня схватили за шкирку, резко ставя на ноги.

— Бежим! — рявкнул мне в ухо бугровщик.

— Вель…

— Ты ему уже не поможешь! Бежим! — и потащил меня буквально на себе через заросли калины.

Дождь лупил в лицо не хуже веток, а за спиной уже звучал зычный голос колдуна:

— Глупцы! Вы просто оттягиваете неизбежное! Молоньица! К тебе взываю!

Мы, наконец, вырвались из переулка, когда яркая вспышка прорезала небо, а следом грохнуло так, что зазвенели оконные стекла в домах.

— Кони наши где?! — взревел бугровщик, таща меня за руку по жидкой грязи, в которую успела превратиться дорога.

— У кузни привязаны…

Я задыхалась, и вовсе не от бега, и даже не от чар колдуна. От осознания, что Веля больше нет. Я виновата, я его обманула, оставила одного… И уже непонятно было: дождь заливает мое лицо или слезы. Сердце билось в ребра отчаянно, а колени подгибались, и так хотелось просто упасть здесь и больше не вставать…

Кажется, это называют разбитым сердцем?

Ощущение такое, что и все кости сломаны тоже…

Бугровщик не замечал моего горя, тащил вперед уверенно, пытаясь свободной рукой заслонить глаза от потоков дождя. Где-то совсем рядом раздалось испуганное лошадиное ржание, и он свернул в ту сторону, полагаясь на этот звук.

Снова вспышка и раскат грома, страшный, отдающийся дрожью в каждом позвонке. На короткий миг стала видна кузница и кони возле нее…

И еще что-то, отдаленно напоминающее человека, если бы он решил бегать на четырех конечностях.

— Твою… — выругался Митя, тормозя, дергая меня за руку.

Я не удержалась, упала… Новая вспышка опять осветила непонятную тварь, которая успела подобраться ближе.

А за ее спиной еще трех таких же…

— Вставай! — рявкнул бугровщик, поднимая меня за руки, больно давя на кандалы.

— Не спешите, — голос Всеволода раздался совсем рядом, заставляя нас резко обернуться, а следом и он сам показался в новой вспышке молнии. — От моих слуг нельзя убежать…

Дмитрий не внял, бросился в сторону, обхватив меня за талию, подталкивая в поясницу… Вспышка, и я едва успеваю увидеть жуткого беса, который возник перед нами будто из-под земли. А в следующее мгновение бугровщик отшвырнул меня в сторону, заорал истошно:

— Беги! — и сцепился с тварью.

Они покатились по земле, и чудовище визжало отвратительно, норовя вонзить свои когти в человеческую плоть.

— Митя! — закричала я, безуспешно пытаясь подняться из жидкой грязи, которая текла под ладонями, лишая опоры… Снова позвала огонь, но дождь лил уже сплошной стеной, молнии рассекали небо вновь и вновь, и гром сливался в непрерывный грохот.

— Жениха твоего я бы отпустил, — голос Всеволода звучал будто отовсюду сразу, будто прямо в голове… — Но ты ж не захотела по-хорошему. Вкуси теперь от своего упрямства.

Я совершенно потерялась в пространстве, не помня уже, в какой стороне колдун, а в какой — кони, не зная, где Дмитрий и жив ли он вообще, когда в мою голень что-то вцепилось — будто сотня пчел ужалила одновременно, дернуло, раздирая кожу, и поволокло по земле.

Взвыв от боли и сцепляя зубы я выгнулась, изловчилась, переворачиваясь на спину, и попыталась ударить это нечто свободной ногой, промахнулась… Вспышка, и мне удалось разглядеть тварь, что меня тащила, во всех подробностях. Лица у нее не было, только какой-то уродливый костяной нарост с кривым разрезом вместо рта. Руки, если это можно назвать руками, по длине своей превышали рост чудовища и покрыты были струпьями, как пень опятами.

Бес, слуга Всеволода. Он разжал зубы и уже когтистыми лапами принялся подтягивать меня к себе, издавая какие-то жуткие звуки: то ли плач, то ли хохот… Я до боли в пальцах хваталась за землю, но она ускользала потоками дождя и размытой грязи…

Вспышка. Тварь подтянула меня еще ближе, навалилась на грудь, душа, и раззявила кривую пасть, усеянную мелкими, как иглы, клыками. Завизжала жутко, перекрывая даже небесный гром. В нос ударил запах гнилого мяса.

Черное, зубастое нутро безглазого беса было последним, что я увидела, прежде чем молния умерла, снова погружая мир во тьму. Я закрыла глаза, чувствуя, что больше нет никаких сил сопротивляться…

Но тяжесть с груди исчезла, и меня выдернуло из воды вверх, обвило теплым, прижало к теплому…

— Вель… — прошептала я, не веря и не зная, радоваться или умереть от ужаса прямо в его объятьях. Пальцы, прижатые к широкой груди, обжигало голой кожей сквозь прореху в рубахе.

Он не ответил ничего. Прижал меня к себе одной рукой еще крепче, а другой взмахнул мечом, разя почти непроглядную тьму перед собой, и жуткий предсмертный визг беса резанул по ушам. И снова взмах, брызги черной крови, крики, вопли, хрип и запах гнили. Смертельный ураган, и я в самом его сердце, которое бьется, как прежде, будто и не умирало на моих глазах.

Колдун смеялся и ликовал, сотрясая ночной воздух, а орды его бесов бросались на нас снова и снова, визжа, клацая зубами, погибая от меча наемника, но все также слепо кидаясь на острие.

— Вель, там Митя! — закричала я, разглядев бугровщика в очередной вспышке небесного огня.

Он брыкался, лежа на спине, а сверху на него насело чудище, уже щелкая клыками в непосредственной близости от дрожащего горла.

Велемир уверенно двинулся в указанную сторону, не спотыкаясь и не оскальзываясь, увлекая меня за собой. Разрубил тварь от плеча до тазовой кости, та даже взвизгнуть не успела, только залила грудь бугровщика черной кровью…

Дмитрий матерился беспрестанно, заковыристо и с изюминкой, пока пытался спихнуть с себя останки чудовища и подняться на ноги, а Вель рубил, резал, вспарывал и рассекал, не выпуская меня из объятий.

Бесы Всеволода все перли и перли на нас, не иссякая, получив, наконец, общую цель, а меч наемника сверкал сталью и черной тягучей кровью в свете молний, изничтожая все, до чего дотягивался.

— Селена! — надрывался бугровщик, тщась перекричать трескучий гром. — Огонь! Сожги ты их к чертовой матери!

И я пыталась. Раз за разом звала пламя, и оно приходило, но гасло тут же под потоками дождя…

— Давай! — орал Митя. — Огонь! Ведьма ты или где?!

— Я… не могу!

И тогда наемник опал на одно колено, увлекая меня за собой, не переставая махать мечом. Накрыл меня своим телом и шепнул едва-едва, но я услышала:

— Давай, Селена…

И пламя вспыхнуло снова на моих ладонях, затрепетало, но удержалось, оберегаемое от дождя телом Велемира.

— Ты умница, — раздался над самым моим ухом родной голос, а вместе с ним свист меча и треск разрубаемых костей.

— Дождь, — я чуть не плакала, баюкая на руках созданный огонь, боясь потерять его снова. — Он погаснет…

— Не погаснет. Ты справишься…

И огонек на моих ладонях воспрял и потянулся вверх, и я встала на ноги, прижимая его к сердцу, а потом подняла над головой, разводя руки, растягивая в кольцо…

И пламя хлынуло от меня во все стороны, белое, как полуденное солнце, всепоглощающее и всеуничтожающее, слепящее и жаркое… Оно стекло к земле и покатилось волной, высушивая грязь до крошащейся корки, выжигая в пепел траву, настигая адских тварей, которые, визжа, бросились врассыпную.

Как ни старались бесы, огонь догонял их всех, плавя уродливые струпья, сжигая мышцы, оставляя голые скелеты, которые тут же осыпались невесомым пеплом. Песок на сельской дороге плавился в стекло, и стекло же звенело, лопаясь в окнах ближайших домов от нестерпимого жара, и дождя вокруг больше не было, и не поднимался к небу пар, ибо вода тоже сгорала, сгорал воздух, сгорала сама ночь…

Стихли все звуки, кроме рева белого, очищающего пламени, которое, сожрав всех бесов, рвалось к домам, и я опустила руки, чувствуя себя так, будто из тела все жилы вытянули. Ноги подкосились, но меня подхватил Велемир, прижимая к груди, зарываясь пальцами в мои волосы. Поцеловал в губы… И где-то рядом прозвучал возмущенный возглас бугровщика и полные негодования слова:

— Вы ж брат с сестрой! Окститесь!

Вспыхнула молния, возвращая все на круги своя, затрещал гром, и дождь снова обрушился на нас стеной. Вокруг больше никого не было…

— Пошли, — махнул рукой Митя. — Кони наши в той стороне.

— Не спешите, — раздался голос колдуна, зазвенел в воздухе, в каждой капле дождя, а потом темный силуэт показался в очередной вспышке молнии впереди, на нашем пути.

— Проваливай, пока цел! — рявкнул в ответ Вель, вновь поднимая меч перед собой.

— Ты считаешь, что порубил стайку бесов и теперь можешь грозить мне? — захохотал Всеволод, и зубы мои заныли от этого смеха. — Это далеко не все, на что я способен.

— Я тебе твои способности-то укорочу, — наемник сплюнул дождевую воду и решительно двинулся вперед.

— Вель, нет… — я из последних сил вцепилась в его плечо. — Он силен, нам с ним не сладить. Надо уходить!

— Никто, — силуэт Всеволода вновь отпечатался молнией на моих радужках. — Никуда, — голос спокойный, размеренный, почти убаюкивающий… — Не пойдет.

А последние слова больше походили на звериный рык, нежели на человеческий голос, и сердце мое в ужасе сжалось. Я, не дыша, всматривалась в непроглядную тьму, вжимаясь в Велемира.

Вспышка — силуэт Всеволода…

Вспышка — колдун отчего-то упал на колени…

Вспышка — и с земли поднимается нечто, гораздо крупнее человека…

А потом по ушам резанул страшный рев, на фоне которого терялся даже треск грома, и молния высветила из ночной тьмы гигантского, в два человеческих роста, медведя с белой, как лунь, шерстью, вставшего на дыбы…

— Мать моя женщина… — проблеял Дмитрий, пятясь, по привычке, за спину Веля.

Наемник выругался витиевато, поудобнее перехватывая меч, и велел бугровщику:

— Беги, Митя, за лошадьми. Тут уж я как-нибудь без тебя справлюсь.

Мужчину не пришлось просить дважды, он тут же сорвался с места, исчезая в пелене дождя.

— С ума сошел?! — я сжала кулаки, сдерживая себя, чтобы не засветить Велемиру отрезвляющую оплеуху.

— И не на таких… медвежат в лес ходил, — сцепил зубы наемник. — Давай, милая, припечатай гада сглазом каким-нибудь хорошенько, а я его пока отвлеку. Он-то в таком обличье вряд ли колдовать сможет.

— Больно ему надо колдовать, он и так нас сожрет…

А земля уже дрожала под нашими ногами от тяжелой поступи страшного зверя: он шел, все ускоряясь, переходя на бег. Сверкнула молния, и я увидела его гораздо ближе, даже шрам уродливый на глазу разглядеть смогла. А потом в ноздри ударил тяжелый звериный запах, и тут же Вель отшвырнул меня в сторону…

Я не удержалась на ногах, рухнула в жидкую грязь, подняв тучу брызг, и поспешно стала отползать в сторону, ибо где-то позади меня раздался жуткий рев, сливающийся с громом.

Я вжала голову в плечи, ожидая нападения, но его не было. Свистнул металл, зверь рыкнул где-то совсем рядом, так, что спину обдало теплым, зловонным дыханием.

Кое-как, постоянно оскальзываясь, я поднялась на ноги, обернулась… Молния сверкнула, выхватывая из тьмы Веля, который стоял, сжимая перед собой меч, не сводя глаз с медведя. А тот поднялся на дыбы, разинув огромную пасть, и ревел страшно, брызжа слюной, прижав к башке куцые уши.

Сглазы, сглазы, сглазы… Мысли судорожно метались в моей голове, как на зло на ум всякая дрянь ненужная лезла. Решив начать с малого, я взмахнула рукой, насылая на Всеволода зубную боль.

Он рыкнул и бухнулся обратно на все четыре лапы, замотал башкой… Очухался быстро слишком, рванул на наемника.

Я взвизгнула, но Вель ловко ушел в сторону, полоснув мечом толстую шкуру, побежал, на ходу ухватив меня за руку, таща за собой.

Не разбирая дороги, я неслась изо всех сил, сжимая ладонь Веля и слыша за спиной мощную поступь огромных лап. Вспышка высветила перед нами кузню, а рядом коновязь и перепуганных лошадей. Только двух. Неужели бугровщик удрал? Впрочем, трудно его судить за это: стоят ли сокровища Веледара того, чтобы голову сложить за них?

О том, чтобы в седло вскочить и дать деру, не могло быть и речи: не успеть, зверь нагонит. Вель, видимо, решил также, а потому потянул меня в кузню, захлопнул дверь.

— Так что на счет заговора?! — он старался перекричать очередной раскат грома, упираясь в створку плечом.

Удар был такой мощи, что наемника отшвырнуло в сторону, но он устоял и снова на дверь навалился, изо всех сил не давая медведю просунуть свою морду.

— Не берет его! Силен слишком! Сам Велес благоволит за щедрые жертвы…

Снова удар, и толстая дверь сухо кракнула, ломаясь по середине, крошась на щепки. Медведь сунул внутрь кузни морду, взревел, упираясь плечами в проем, заскреб земляной пол длинными когтями, и Вель еле успел отшатнуться в сторону, роняя меч.

Мой взгляд упал на печь, где еще торчал давешний раскаленный прут. Я ухватила его голой рукой и, зажмурившись, ткнула куда-то в сторону зверя.

Рев перешел в болезненный вой, башка из дверного проема пропала… А потом сверху обрушились стропила, чудом не погребая нас под собой.

— На крышу полез? — удивился наемник.

— Ага, как в сказке. Наружу, быстро! — рявкнула я, засовывая руки по локоть в печь, зачерпывая ладонями тлеющие уголья.

Велемир, спотыкаясь, полез через раздробленные доски, умудряясь тащить при этом меч, а я призвала огонь, на этот раз легко, будто Перун, наконец, мои мольбы услышал.

Несмотря на дождь, кузница вспыхнула легко, как солома на ветру, и медведь, проваливший огромной тушей крышу, злобно взвыл, когда огонь схватил его за седую шкуру.

— В дом, быстро! — рявкнул наемник, уже привычно хватая меня и буквально волоча на себе.

А потом я ослепла и оглохла одновременно, не устояла, падая на землю, уже в который раз… Заморгала, но белый свет все еще заливал глаза, будто веки мне и вовсе выжгло. Я чувствовала только потоки воды и руки Веля, которые обхватывали меня поперек талии, пытаясь поднять.

А когда зрение частично вернулось, я поняла, что это молния угодила в дом кузнеца, и он пылает теперь, освещая вместе с горящей кузней половину улицы и застилая небо дымом, еще более черным, чем тучи.

Вель тащил меня, кричал что-то, но в ушах все еще звенело от сильнейшего разряда, и я только видела его шевелящиеся губы, которые заливал дождь. А впереди, на грани света от пламени проступали людские фигуры… Я только теперь вспомнила, что мы в селе сейчас, где люди живут. Только теперь, когда все они вышли сюда. Посмотреть?

— Что ж это за место такое! — взвыла я, едва себя слыша, как вдруг бок мой обожгло дыхание зверя, а в следующий миг мелькнула перед глазами когтистая лапа, откидывая наемника…

Он успел каким-то чудом отпустить меня и покатился по воде, окрашивая ее кровью из раны на ребрах, а зверь навалился на него сверху, разинул пасть… Белая шкура подпалена была в нескольких местах, обнажая какое-то серое мясо. На морде в пару к старому шраму добавился ожог от раскаленного прута, которым я в эту самую морду засветила.

Зверь давил, погребая Велемира под собой, тянул зловонную пасть, а наемник руками вцеплялся в его челюсти, удерживая, раня ладони об острые клыки. Мышцы у него на руках взбугрились, грозясь разорвать рубаху, а лицо заливало собственной кровью…

Я кинулась на Всеволода в последнем отчаянии, вцепляясь в медвежье ухо до ломоты в пальцах, надеясь отвлечь… Ухо это, вдруг, уменьшилось в моих пальцах, жесткая шерсть осыпалась, неприятно прилипая к мокрым рукам, вызывая омерзение… И вот передо мной снова колдун в собственном обличье, голый, мокрый, израненный…

Я отшатнулась от него, удивленная… А Вель удивляться не стал, мощным ударом ноги проламывая ему ребра и отшвыривая от себя.

Всеволод упал навзничь, разбрызгивая грязь, грязно ругаясь. Выглядел он не менее пораженным, чем я, из чего можно было заключить, что колдун вовсе не чаял терять свой звериный облик. О том, что послужило тому причиной, только гадать остается…

Но Велемир и на это времени не стал тратить. Нащупал в грязи оброненный меч, встал, пошел на колдуна…

— Ну, давай, — тот уже успел на ноги подняться.

Кожа его была в ожогах, а ребра с левой стороны ввалились, прорываясь наружу острыми обломками. Впрочем, Всеволода это, кажется, ни капли не волновало. Он стоял прямо, расправив плечи и исподлобья взирал на наемника, а в глазах ни тени страха не было.

Велемир шел к нему, переставляя ступни, снова начиная свой танец, как тогда, с кузнецом. Взмахнул мечом так быстро, как молния бьет, и… Промахнулся. Всеволод увернулся легко, играючи, и ударил кулаком в ответ, целя в челюсть. Наемник уклонился, и удар пришелся в плечо, но был таким сильным, что Веля отшатнуло, и он едва на ногах устоял.

— Чтобы кулаками махать много ума не надо, — рассмеялся колдун и сплюнул кровью под ноги наемника. — А Велес щедро награждает тех, кто ему верно служит.

— Ни одна награда не сравнится с удовольствием смерть твою лицезреть, — осклабился наемник, вращая оружие в руках. — Ты на ведьму мою покусился, так радуйся, что умрешь быстро.

— Ведьма твоя хороша, не спорю, — колдун не спешил атаковать. — Но ты лучше. Что за дар в тебе? Я такого еще не встречал.

— О чем ты? — Вель нахмурился, но меч держал твердо, не спуская глаз с врага.

— О том, что Янина сердце твое пронзила, а тебе хоть бы хны.

— Что..? — наемник не успел до конца поразиться сказанному, ибо в следующее мгновение произошли две вещи…

Я дочитала заговор, и по коже колдуна поползла черная гниль, быстро разрастаясь, покрывая сломанные ребра, проникая внутрь… И одновременно с этим заржал вороной конь, который летел к нам галопом, неся на себе бугровщика.

Всеволод только успел глянуть на свой почерневший бок, даже не удивился, как жеребец сбил его с ног, проносясь мимо. Колдун бухнулся на колени, и я вздрогнула только, когда меч Велемира пронзил его грудь, с хрустом продираясь через ребра и настигая сердце.

Всеволод захрипел, опадая с лезвия на землю, оставляя на светлом металле разводы черной крови. Вспыхнула очередная молния, но гром рокотом прокатился уже где-то вдалеке, заглушаемый треском горящих строений.

— Митя! — никогда я еще так бугровщику не радовалась. — Ты где был?!

— Как это где? Идол дурацкий на землю валил, — он развернул коня, подъехал ближе и спешился легко, беря животину под уздцы. — Тяжелый, сволочь! Без лошади бы я не справился. А ты что, решила, что я удрал и вас бросил?

Я кивнула только, глотая слезы, которые по щекам хлынули, смешиваясь с дождем.

— Экий ты смекалистый! — Вель брезгливо вытер лезвие меча о штаны и похлопал Митю по плечу. — Спасибо, что не оставил.

— Да чего уж там, — отмахнулся тот. — Селена же меня от ведьмы спасла. Долг платежом красен. Вы лучше мне скажите, что теперь делать будем?

— Убираться отсюда, — пожал плечами наемник, наглаживая лоснящийся бок своего коня.

— Я не про наши планы, — бугровщик покачал головой. — Я вот про них…

Мы с Велемиром одновременно вскинули головы, оглядываясь… Нас окружали добродушные и приветливые селяне, медленно сжимая кольцо. Впрочем, былых эмоций у них на лицах не осталось. Кто-то был зол, кто-то растерян, но ясно было одно: ничем хорошим нам это не грозит.

— А ну, стоять! — у меня снова прорезался голос, что не удивительно: после того, как нас чуть медведь огромный не сожрал, местные, несмотря на свое количество, уже не казались весомой угрозой. Всего лишь люди…

Моему приказу не вняли, продолжали идти, рассекая ногами дождевую воду, и тогда на ладонях моих снова вспыхнуло пламя.

— Сожгу любого, кто приблизится еще хоть на шаг! Кто первый желает к Перуну отправиться?!

На этот раз толпа вняла. Заколыхалась, останавливаясь. Дождь заканчивался, уже не лил сплошным потоком, и небо заметно просветлело, несмотря на ночь. Селяне стояли молча, сверля нас угрюмыми взглядами, но нам не было до этого уже никакого дела.

Мы уходили, не оглядываясь, к полыхающей кузне, у которой бесновались наши лошади, и только бугровщик бурчал себе что-то под нос недовольно. Прислушавшись, я различила только «обманули подло» и «не сестра».