Заря уже занималась на востоке за высокими окнами дворца, оставалась пара часов до моего отбытия. Я снова сидела за столом ярла, а сам Агвид расхаживал по залу, оставив свой трон пустым.
— У него ребра сломаны, нос… Это только то, что я в камере заметила.
— Ты же наварила ему своей дряни, — поморщился ярл.
— Даже с моей дрянью ребра за день не заживут. Ему верхом нельзя ехать, смещение будет. Прикажешь нам пешком топать?
— А отчего бы и нет, — усмехнулся Агвид, нарезая круги по залу. — Что ты так над ним трясешься? Подлечишь по дороге.
— Это нас задержит, — процедила я. — А ты, вроде как, в этом не заинтересован.
— Твоя правда, — кивнул он. — Но это не мои проблемы. Отбываешь сегодня, и точка.
— Хорошо. Прикажи тогда привести раба.
— Зачем? — удивился Агвид. — У ворот встретитесь.
— Мы с ним договор заключить должны. Как раз свидетелем выступишь.
— Вот как? Понятно, как ты его уговорила. Что же посулила ему, ведьма?
— Свободу. Или он тебе нужен?
— Отнюдь. Пусть катится. Для меня важен только дар.
— А вот об этом давай поподробнее. Что там, в Веледаре, чего нельзя больше нигде сыскать?
— Ты сама ведаешь, там курган, гробница. В ней покоится тело великого воина. Он равных себе не знал. Я хочу его силу.
— Прикажешь в трупах копаться? — поморщилась я.
— Я тебе имя назову. А могилу ты легко найдешь, на ней камень, который единственный способен эту силу удержать.
— А как же., — начала было я.
— Это? — Агвид снова извлек из складок плаща лабрадорит и задумчиво повертел в руках. — Крупный камень, редкий. За дорого мне достался. Я тебе его просто так дарю, держи, — и он швырнул минерал мне. — Этот камень способен большой дар удержать. Не знаю, встретишь ли ты когда-нибудь такой… Но вот сила, которой я жажду… Только черный морион. Он и лежит на могиле воина.
— Почему ты выбрал мне в спутники именно этого наемника? — внезапно даже для самой себя спросила я.
— Рекомендовали, — ярл усмехнулся в бороду и пошел, наконец, к любимому трону. — Говорят, хорош, черт! Когда брали, с десяток наших воинов положил, один! Сетями скрутили, а он и тогда еще троих на тот свет отправил. Видишь, для тебя все самое лучшее, ведьма.
— Это в твоих же интересах, Агвид. Ты ведь знаешь про девять дней…
— Знаю.
— Так вот, я прихожу к усопшему и тревожу его душу, пока она еще в мир иной не отошла. И он бродит за мной, но потом упокоевается молитвами родственников. А знаешь, что бывает, если забрать дар у давно умершего?
— Не знаю.
— И я не знаю, Агвид. Потому что никто в здравом уме этого не сделает. Никто не захочет тревожить дух, который годы пробыл в царстве мертвых. А в нашем случае сколько времени прошло?
— Двадцать три года минуло.
— Я заберу дар. Но вот получишь ли ты его… Вопрос интересный.
— Получу, — ярл припечатал меня взглядом. — Пусть не из твоих рук, это неважно.
— Если я умру, дух привяжется к дару. Тогда и поймешь, что это у тебя руки коротки.
— А что за дар у тебя на груди, Селена? Ты никогда мне не рассказывала.
Конечно же, он имел ввиду каплю лабрадорита в центре ожерелья. Конечно же, пошел он к черту.
— И не расскажу, Агвид. Многие знания — многие печали.
Ярл долго смотрел на меня, и в глазах его двигался серый лед, под который тебя затянет речное течение так быстро, что имя матери вспомнить не успеешь.
— Вадим! — наконец рявкнул Агвид, и стражник тут же явился на зов хозяина. — Приведи раба сюда.
— Имя, — напомнила я ярлу, пока стражник бросился исполнять приказ.
— Я на лабрадорите приказал выбить. Не забудешь, не потеряешь.
— Только камень испортил, — вздохнула я, крутя минерал в руках в поисках надписи.
— Раб прибыл, мой ярл, — отчитался где-то за моей спиной Вадим, а я торопливо спрятала камень в сумку. В другой раз прочту. Одно Агвид дал понять совершенно точно: никто не должен знать, куда я еду и зачем.
— Прекрасно, — ярл позволил себе развалиться на троне и устало потер лоб. — Заключайте свои договоры и в путь.
Раб выглядел куда лучше, чем день назад, в камере. Чист, даже причесан, одет в легкие кожаные доспехи. Оружия ему пока не давали, хотя, если верить рассказам Агвида, это ничего не гарантировало.
— Сядь, — велела я ему, кивнув на лавку и роясь в сумке в поисках необходимого.
— Спасибо, я постою. За один стол с ведьмой…
— Как угодно, раб. Позволь себе маленькие капризы, пока договор еще не заключен.
Он поджал губы, но ничего не сказал. Я же, наконец, достала из сумки искомое и выложила на стол: кинжал и засушенный цветок вереска.
— Процедура тебе знакома? — спросила, не поднимая головы.
— Знакома.
— Тогда так, — кивнула я. — Ты не задаешь вопросов о цели и конечной точке нашего пути. Ты всячески оберегаешь меня от всех возможных опасностей и не перечишь мне. Все мои приказы исполняются тобой беспрекословно. В обмен на это ты получишь свободу сразу, как только мы вернемся в город.
— И мне дадут уйти из города, — вставил он. — Сама же говорила, что мертвым свобода ни к чему.
— Само собой. Я рада, что ты меня слушал. Скажи свое имя.
— Нет.
— Это нужно для договора.
— Нет. Не юли, ведьма. Я же сказал, что знаком с процедурой. Достаточно моей крови.
— Ее доверить не боишься, а имя скрываешь, раб? — хмыкнула я, надрезая кинжалом свою ладонь и капая кровью на цветок вереска.
— Ты все правильно поняла, ведьма, — подмигнул он мне.
— Как же мне звать тебя?
— Как хочешь. Только не рабом, а то не сработаемся.
— Твоя очередь… наемник, — я протянула ему кинжал.
Он подошел ближе и принял оружие, слегка коснувшись кончиками пальцев моей ладони, и я невольно вздрогнула. Нормальные люди боятся ко мне прикасаться, если у них есть выбор…
Его кровь капнула на цветок вереска, и тот немедленно занялся пламенем под моим взглядом, закрепляя наш договор.
— Вот и прекрасно, — оживился ярл, вновь поднимаясь с трона. — Уже восход. Ваши кони ждут у городских ворот. Вадим, загляните по пути в оружейную, пусть наемник возьмет себе оружие по душе.
Огненный диск солнца действительно показался над горизонтом. В отдалении, с окраины города заголосили петухи, а воздух был еще влажный с ночи и росой оседал на траву.
Вадим шел впереди, провожая нас. Спину держал прямо, будто аршин проглотил, а значит, решался на что-то. Вскоре я и узнала, на что именно.
Мы подошли к воротам, где тот самый мальчишка, который вчера провожал меня к ярлу, держал под уздцы двух коней: моего да еще одного, вороного, с хитрыми глазами. Вадим тогда мотнул головой, отзывая меня в сторону. Наемник, заметив это, скривил губы, но промолчал.
— Селена., — начал стражник, когда мы отошли за частокол. — Я не знаю, куда ты едешь, но догадываюсь., — он замялся, теребя рукоять меча.
— Гадай на здоровье, Вадим, только про себя.
— Ты уверена, что этот человек не причинит тебе зла?
— Кто бы тебя слышал, знатно бы посмеялся. Причинить зло ведьме?
— Ты брось зубоскалить, — одернул меня стражник. — Я серьезно с тобой поговорить хочу.
— Ну, говори, выслушаю.
— Я могу с тобой поехать. Мне ты можешь доверять и без договора.
— Ты часом белены не объелся? У тебя жена дома и дочка маленькая.
— Так не было бы ни жены, ни дочки, если бы не ты. Долг платежом красен.
— Успеешь еще расплатиться, Вадим. Не дури. Ничего мне этот наемник не сделает, ты слышал наш уговор.
— У меня предчувствие плохое. В один конец ты едешь, — покачал головой стражник, не оставляя рукоятку меча.
— Предчувствие у него… Иди домой, помолись своему богу, обними дочь да жену приласкай. И не придумывай себе печалей лишних, тем более о ведьме. Не пропаду.
— Обещаешь? — Вадим вскинул голову, заглядывая мне в глаза.
— Если тебе легче станет…
— Нет, не так, пустых обещаний мне не надо.
— Значит, не будем понапрасну воздух сотрясать.
— А бежать ты не думала?
— Нет, Вадим, — я покачала головой. — Набегалась я уже. Да и Агвида ты знаешь. Достанет ведь из-под земли, черт рогатый.
— Тогда удачи тебе, — стражник неожиданно за плечи привлек меня к себе, обнял, не обращая внимание на мальчишку, который, увидев эту картину, тут же сплюнул через левое плечо и трижды осенил себя крестом.
— Спасибо, — прошептала я, отстраняясь.
Кони нетерпеливо топтали пыль, фыркая, и тянули поводья. Наемник, увидев, что я прощаюсь с Вадимом, ловко вскочил в седло и выжидающе на меня посмотрел.
— Едем, — коротко велела я, седлая своего коня и кидая последний взгляд на Вадима. Он улыбнулся мне, помахал рукой, а затем тишком, чтобы никто не заметил, одними пальцами меня перекрестил.