Великая Белая Бездна

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Мы снова медленно продвигались, точнее сказать, ползли вперед в чернильной темноте. Прожектор прощупывал монотонные мили перед нами. Теперь я управлял вездеходом, в то время как профессор сидел, задумавшись, за штурманским столом. Время от времени он поднимал голову и глядел в ветровое стекло; в таких случаях он сохранял неподвижность с четверть часа, и я снова задался вопросом, какие мысли бродили в этом массивном черепе.

Скарсдейл сказал нам, что благодаря снижению скорости мы будем экономить энергию. Хотя мы поддерживали постоянную радиосвязь со второй машиной, я подумал, что профессор хотел чем-то скрасить однообразие путешествия; по правде говоря, несколько скучная и утомительная рутина, связанная с таким длительным приближением к объекту наших поисков, оставляла человека чрезмерно уставшим и ослабленным. Но я заметил, что Скарсдейл постоянно сохранял предельную концентрацию — и, кажется, понял, зачем ему понадобилось сменить водителя в машине № 1 и снизить скорость.

Профессор сидел в мягком кожаном кресле за навигационным столом; порой он прерывал свои вычисления, чтобы взять бинокль ночного видения, который стоял у его локтя, и рассмотреть туннель впереди, как будто это могло приблизить нас к цели. Так мы ехали более двух часов; стрелка компаса лишь слегка покачивалась при малейших изменениях направления туннеля — настолько точны были эти древние инженеры. Теплый воздух непрерывно дул через вентиляционные отверстия; вой моторов отдавался в ушах повторяющейся фугой; иногда сквозь помехи в динамике на переборке пробивался высокий фальцет Ван Дамма.

В иные минуты в ритме наших моторов наблюдались странные изменения, и несколько раз я позволял носу вездехода немного поворачиваться, когда натыкался на любопытные темные участки на скалистых стенах туннеля; комментарии, которые бормотал Скарсдейл, едва ли были нужны и только раздражали и затрудняли управление. Я часто поглядывал в зеркало заднего вида — и какой-то злой уголок моей души радовался тому, что сидевшему за рулем вездехода Ван Дамма приходилось ничуть не легче.

А потом я подробно припомнил макет, который видел среди туманных холмов Суррея, и обнаружил, что у меня на языке вертится множество вопросов. Профессор выслушал меня в молчании, чуть улыбаясь.

— Мне было интересно, когда вы заметите, — сказал он наконец. — Темные пятна, которые вы видите, — это галереи, ведущие в какие-то другие пещеры и лабиринты, одному Боту известные. Потребовалась бы целая жизнь, чтобы изучить их все.

Я на мгновение замолчал, переваривая сказанное.

— Вы исследовали некоторые из них пешком? — в конце концов осмелился я спросить.

Скарсдейл кивнул, не отрывая глаз от туннеля.

— Я размотал бечевку и взял фонарик, но дело оказалось безнадежным. Это были ужасающие места. У меня была тысяча ярдов бечевки, и я сдался, когда она закончилась. Если сотни боковых туннелей, которые я видел, такие же разветвленные, там можно блуждать годами.

Смысл замечаний профессора с трудом укладывался у меня в голове.

— Тогда эту пещерную систему можно считать городом, а туннель — его главной артерией, — сказал я.

Скарсдейл кивнул.

— Превосходно, Плоурайт, — сказал он. — Я и сам пришел почти к такому же выводу.

Он повернулся ко мне в голубоватом полусвете приборной панели.

— Мы, конечно, до сих пор не имели возможности провести детальные пешие наблюдения, но могу сказать, что в точках пересечения туннелей я обнаружил любопытные символы. Как ни странно, они были вырезаны очень высоко на стенах. Вместе с тем, я не нашел ни следа каких-либо приспособлений для освещения туннелей — например, факелов или светильников. Все это заставило меня предположить, что прежние обитатели этого места были слепыми и передвигались по галереям на ощупь.

Боюсь, вездеход № 1 сильно накренился, такой неприятный подтекст несли в себе слова профессора и обстоятельства, при которых они были произнесены. Не дожидаясь предупреждения Скарсдейла, я исправил свою ошибку. Подобное предположение не приходило мне на ум и породило настолько яркую гамму образов, что я даже пожалел о непрошеном откровении профессора. И я довольно-таки трусливо обрадовался при мысли о том, что на следующий день, когда мы надеялись выехать к подземному озеру, во главе нашей маленькой колонны пойдет машина Ван Дамма.

Мы не планировали покрыть слишком большое расстояние в первый же день, так как хотели более тщательно подготовиться к ночлегу. Мы, разумеется, не смогли бы развести костер, даже если бы нашли какие-нибудь коряги, и не было никакого смысла оставаться вне вездеходов, когда мы могли ночевать под охраной их стенок. С обеда я приберег бутерброд, так как мало ел из-за возбуждения, вызванного нашим окружением, и теперь несколько вольно жонглировал рычагами управления, жуя консервированную ветчину и время от времени подкрепляясь горячим чаем из термоса, который мы всегда наполняли за завтраком.

В те минуты, когда профессор не изучал туннель, он погружался в некоторые из своих наиболее загадочных книг и документов. Я снова обратил внимание на машинописную копию древней и кощунственной «Этики Югора» и на крайне запутанного содержания бумаги, которые Ван Дамм назвал «Тронными таблицами». Все эти шифры, листы и книги, усеивавшие навигационный столик, выходили далеко за пределы моих познаний о подобных вещах. Возможно, профессор выбрал меня в качестве своего компаньона по вездеходу именно потому, что я был в этой области профаном и он мог иногда высказывать свои мысли и проверять мои зачастую банальные реакции. С Ван Даммом ему пришлось бы чаще всего вступать в словесные баталии, в которых эти два выдающихся ума были примерно равны.

Теперь он сидел, положив подбитые кожей рукава на стол и сгорбив широкие плечи. Изучая цифры, он время от времени подергивался, как будто был раздражен сверх всякой меры. Наконец, он отложил карандаш и выпрямился в кресле, повернувшись ко мне.

— Я думаю, на сегодня нам вполне хватит, Плоурайт, — сказал он. — Вы, должно быть, утомились — в конце концов, до сих пор вы выполняли большую часть черной работы.

Я бросил быстрый взгляд на индикатор пробега и удивленно покачал головой. В общей сложности за день, даже при том, после обеда мы передвигались со скоростью улитки, экспедиция прошла не менее семидесяти одной мили. Мысленно я подсчитал, что это расстояние в девять или десять раз превышает длину самой протяженной улицы в мире (по распространенному мнению, она находится где-то в России). Я просто не мог себе представить, какая сложная инженерия и оборудование понадобились бы для создания такой конструкции на заре времен, но отбросил дальнейшие тривиальные размышления, поскольку Скарсдейл снова заговорил.

— Пожалуйста, подайте сигнал.

Я нажал на кнопку, и электрический клаксон на крыше вездехода огласил туннель душераздирающим хрипом. Скарсдейл настаивал на его использовании в качестве сигнала остановки как на поверхности, так и под землей. Сам я считал, что мы прекрасно могли обойтись без клаксона, ведь радиосвязь была бы столь же эффективна. Но экспедицией руководил Скарсдейл, и он возвел эту процедуру в правило. Никто ему не перечил. Через несколько секунд из динамика раздался голос Холдена:

— Сигнал принят. Каковы ваши инструкции?

— Через пять минут мы остановимся на ночь, — ответил Скарсдейл. — Прошу приступить ко всем необходимым приготовлениям.

Черные стены туннеля с зиявшими время от времени отверстиями коридоров продолжали скользить мимо в желтом свете наших прожекторов. Мне начало казаться, что мы едем уже несколько дней, все время строго на север. Скарсдейл ответил кривой улыбкой, когда я заметил, что название экспедиции, возможно, кажется теперь чуть более уместным. Теплый ветер дул с прежней силой — хотя, к счастью, это все еще был не более чем бриз; воздух оставался сухим; скала скрипела под шуршащей поступью вездеходов.

Скарсдейл уже передвигался по кабине, включая генераторы для перезарядки батарей, проверяя электрические схемы и уровень пресной воды в баках, разыскивая консервы для ужина и занимаясь прочими повседневными вещами, от которых зависело наше выживание. Было около шести часов вечера.

Я сбросил газ. Мои предплечья слегка дрожали, как обычно, после долгих часов за рычагами, ноги болели от постоянного нажатия на педали. Какими бы сложными ни были эти огромные машины и как бы хитро Скарсдейл и Ван Дамм ни спроектировали механизмы трансмиссии, управлять вездеходами, несомненно, было утомительно, хотя передвижение по туннелям (я почему-то упорно называл широкое шоссе, по которому мы ехали, «туннелями» во множественном числе) не было и близко таким трудным, как по пустыне.

Но там над нами было милое небо, а не эта лунная чернота, которая, казалось, безмерно угнетала дух, пусть мы и путешествовали под горами меньше суток; вспомнить только, что мы считали небо пустыни жестоким!

Внезапное восклицание Скарсдейла вырвало меня из задумчивости. Он стоял в напряженной позе перед ветровым стеклом, его рука застыла на одном из переключателей. Такое необычное для него поведение сильно удивило меня, но я уже начал останавливать вездеход и автоматически продолжал свое занятие.

Гусеницы вращались все медленнее, и пронзительный вой сменился еле слышным рокотом; затем я заглушил мотор и почувствовал слабое дуновение теплого ветерка, создававшего в туннеле мягкий шум, похожий на звук отдаленного прибоя.

Звук мотора задней машины врезался в мое сознание. В зеркале я увидел вездеход Ван Дамма, остановившийся позади нас; прожектор на крыше загорелся ярче, зажглись несколько дополнительных огней. К этому времени я присоединился к Скарсдейлу у ветрового стекла.

— Что-нибудь не так? — спросил я.

Скарсдейл расслабил напряженные плечи, перебросил тумблер на панели и повернулся ко мне.

— Я не знаю, Плоурайт, — медленно произнес он; его лицо выглядело суровым в желтом свете прожекторов. — Мне показалось, что я увидел, как впереди в туннеле мелькнуло что-то белое.

— Жаль, что вы меня не предупредили, — сказал я, не подумав. — Мы могли бы проехать эти несколько сотен ярдов.

— Именно так и не следует поступать в подобных обстоятельствах, — ответил Скарсдейл, словно объясняя ребенку какие-то элементарные истины. — Мы не знаем, с чем можем встретиться в этих туннелях. Замечаем, оцениваем, затем проводим рекогносцировку — с достаточными силами и соответствующим вооружением.

И он многозначительно похлопал по кобуре на поясе.

— Мне очень жаль, профессор, — сокрушенно сказал я. — Я плохо оценил обстановку.

— Все в порядке, — отозвался он. — Я-то, естественно, на протяжении многих лет немало думал об этом. И, надеюсь, разработал процедуры на все случаи жизни.

Искорки юмора блеснули в его глазах, когда он открыл дверцу головного вездехода и сошел на твердый, как железо, пол туннеля. Ван Дамм открыл дверцу своей машины до того, как та полностью остановилась, и, осторожно ступив на металлический кожух, защищавший гусеницы, спрыгнул на землю. Двое ученых встретились на полпути между машинами и тихо посовещались.

Ван Дамм вернулся к своей машине. Я слышал, как он выкрикивал команды, искаженные стенами туннеля.

— Поставьте вездеход рядом с первым. Мы хотим получить впереди максимальное освещение. Скарсдейл что-то заметил в туннеле.

Я стоял в стороне, пока Холден маневрировал своей большой машиной рядом с нашей; когда он выключил двигатели, пульсация генераторов эхом разнеслась по проходу, а затем включилось все основное освещение вездехода. Я подошел и встал рядом со Скарсдейлом; наши гротескные тени распластались перед нами на полу. Лучи прожекторов тянулись далеко в темноту, и мне показалось, что я вижу вдалеке светлое пятно.

Когда я указал на это пятно профессору, он подозвал Ван Дамма, и освещение машины № 2 было выключено. Затем мы впятером коротко переговорили; Холден поднялся в вездеход № 1 и выключил все, кроме главного прожектора. Я заметил, что Скарсдейл вытащил револьвер, а остальные, казалось, ощетинились оружием. Даже Ван Дамм, разговаривая с профессором, размахивал опасным на вид автоматическим пистолетом.

Я неохотно достал собственный револьвер и снял его с предохранителя, хотя и считал, что моя неумелая стрельба была бы для профессора и его спутников куда большей угрозой, чем что-либо таившееся впереди.

Закончив разговор с доктором, Скарсдейл повернулся ко мне.

— Вам лучше пойти со мной, Плоурайт, — сказал он. — Мы будем держаться рядом. В случае чрезвычайной ситуации это позволит избежать опасности рикошета от стен туннеля.

Я не подумал об этом и с благодарностью последовал за мощной фигурой профессора, когда мы двинулись от вездеходов во всепоглощающий мрак. Мы включили лампы на касках, и качающиеся тени, мерцающие и скользящие по стенам по обе стороны от нас, пока мы удалялись от успокоительного луча прожектора, образовывали странный узор, который казался подходящим аккомпанементом к моим мрачным мыслям.

Мы уже отошли от вездеходов более чем на двести ярдов и миновали несколько темных арок; несомненно, это были входы в боковые туннели, о которых упоминал Скарсдейл, и я надеялся, что они были такими же пустынными, как предполагал мой спутник. Мы могли бы легко оказаться отрезанными от основной группы, если бы нечто в этом лабиринте пожелало нам зла. Я не знал, подумал ли об этом профессор, но не решался спросить, боясь, что он увидит во мне фантазера.

Я почувствовал, как Скарсдейл молча схватил меня за руку, и одновременно осознал то, на что он хотел обратить мое внимание: белый предмет, замеченный мной издалека, был теперь заметно ближе и с каждым нашим осторожным шагом выступал из мрака. Вскоре, подобно тому, как в проявочном лотке проступает изображение на фотографии, его очертания стали более определенными. Ошибки быть не могло — на полу туннеля лежало человеческое тело.

Скарсдейл поднял револьвер, и в свете наших фонарей его лицо показалось мне жестким. Он крепче сжал мою руку.

— Останьтесь здесь, — тихо сказал он.

— Разве мне не следует пойти с вами? — спросил я. — В случае опасности...

— В случае опасности одного человека будет достаточно, — твердо сказал он. — Если возникнет чрезвычайная ситуация, вы сможете лучше помочь мне, оставаясь здесь.

Я понял, что профессор был прав, и перестал спорить. На протяжении долгих тридцати секунд я стоял и смотрел в туннель, где подпрыгивал и тускнел свет лампы Скарсдейла. Затем шум его шагов оборвался. Света было достаточно, и я видел, что профессор опустился на колени, стараясь что-то разглядеть. Через несколько мгновений он вернулся, пятясь по туннелю ко мне и поводя револьвером из стороны в сторону.

Оказавшись рядом со мной, профессор глубоко вздохнул.

— Это карлик, Залор, — сказал он подрагивающим голосом. — Одному Богу ведомо, как он мог сюда попасть. Он, безусловно, мертв. Мы подведем вездеходы и избавимся от тела.

Следующие несколько минут были неразберихой из гула моторов, мигающих огней и тревожных вопросов. Холден со Скарсдейлом затащили тело Залора в один из боковых туннелей. С более близкого расстояния я мог видеть, что это действительно был он, и узнал одежду, которая была на карлике. Тело казалось странно сморщенным, но подробней разглядеть его я не мог, так как Скарсдейл больше никому, кроме Холдена, не позволил подойти ближе к останкам.

Пока профессор и Холден переносили труп, я вернулся в головной вездеход и заварил долгожданный чай. Когда я снова выбрался наружу, Скарсдейл отдал приказ отогнать вездеходы назад и разбить лагерь. Один из прожекторов был оставлен включенным; Скарсдейл также распорядился выставить на всю ночь часовых. На крыше головной машины был установлен легкий пулемет, и от сигнального клаксона к часовому на всякий случай протянули удлинительный провод.

Я глядел на все эти приготовления с беспокойством, которое лишь усугублялось из-за поведения Холдена; по-видимому, последний заболел, сказал ухаживавший за ним Ван Дамм. Холдена и в самом деле несколько раз рвало, и когда я позже предложил ему чаю, его лицо выглядело пепельным и изможденным. Совершенно непохожий на себя, он угрюмо взял чашку и стал пить; время от времени его тело сотрясала крупная дрожь.

Скарсдейл также выглядел более мрачным, чем когда-либо, и часто направлял свой ночной бинокль на дальний изгиб туннеля, разглядывая вход в боковой коридор, куда они с Холденом отнесли труп карлика. В ту ночь почти никто не спал, и ближе к полуночи я оказался в машине № 2, разговаривая с Холденом. Я спрашивал, он отвечал коротко, бессвязными односложными словами, и его взгляд то и дело возвращался к ветровому стеклу вездехода и темному изгибу туннеля вдалеке, обрывавшемуся там, куда не достигал луч прожектора.

— Дело не только в потере веса, — сказал он мне наконец, — хотя и это было достаточно жутким. Карлик походил на пустую оболочку, из которой извлекли все содержимое.

Холден бросил опасливый взгляд через плечо на туннель за ветровым стеклом.

— Все его лицо словно было высосано, — сказал он, и его собственные черты вновь посерели. — Я спрашиваю вас, что за существо могло это сделать?

Этот вопрос и мне не дал уснуть в ту ночь.