Великая Белая Бездна

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Опять же, я должен быть предельно точен в словах, которые сейчас выбираю, чтобы изложить публике ужасные факты касательно гибели Большой северной экспедиции. Мы были, как я уже сказал, почти на том же месте, где оставили Ван Дамма и Холдена. Первым, что мы заметили в мерцании фонарей на наших касках, был блеск нескольких небольших предметов, лежащих на твердом полу туннеля. Разумеется, к этому времени мы со Скарсдейлом вытащили револьверы, и, поскольку я находился дальше от стены туннеля, я подошел к тележке и наклонился, чтобы осмотреть нашу находку.

Я подобрал несколько пустых гильз и молча передал их Скарсдейлу.

— Это были выстрелы, которые мы слышали, — хмуро сказал Скарсдейл, пряча стреляные гильзы в карман. — Значит, у него было время перезарядить револьвер.

Толкая тележку, мы преодолели оставшиеся несколько ярдов; в этом месте от главного туннеля отходило несколько коридоров, и мы внимательно посматривали на них. Я первым ощутил тошнотворное зловоние, которое становилось все сильнее по мере того, как мы продвигались вперед. Мне было трудно держать себя в руках, и, не будь рядом Скарсдейла, я вполне мог бы пуститься в бегство.

Он, без каких-либо внешних проявлений эмоций, жестом велел мне остановить тележку и своим бычьим голосом бросил в туннель эхо призывного крика. Пока блуждающие отзвуки затихали в милях пещер, мы тщетно ждали ответа от Холдена или Ван Дамма. Скарсдейл позвал их еще несколько раз, и откуда-то издалека донесся негромкий шаркающий звук. Я крепче сжал рукоятку револьвера. Толкая и волоча искалеченную тележку, мы прошли последние сто футов.

Уходя, мы оставили нашим товарищам кое-какие припасы, а также носилки, на которых лежал укрытый одеялами Холден. Теперь мы увидели на полу туннеля скомканные одеяла, а затем и сами носилки, перевернутые вверх дном. От них тянулся след слизеподобных выделений, которые мы уже видели в туннеле, а Ван Дамм в древнем городе Кротх. Я почувствовал, как мое горло сжалось от страха, но не успел я что-либо сказать, как мы со Скарсдейлом почти одновременно увидели Холдена.

К моему огромному облегчению, с ним, похоже, все было в порядке. Он, по-видимому, потерял сознание — возможно, от шока из-за внезапной драмы, заставившей Ван Дамма выстрелить. Он полусидел на одном из маленьких ящиков, которые мы сложили у стены туннеля, его плечо опиралось о стену, а голова опустилась на грудь, как будто он слишком устал, чтобы держать ее ровно. Отпустив тележку, я кинулся вперед и положил руку на плечо моего друга, надеясь привести его в чувство. Скарсдейл что-то крикнул, но его предупреждение прозвучало слишком поздно. Хотя это случилось много лет назад, тот миг леденящего ужаса навсегда запечатлелся в моей памяти.

Ибо фигура Холдена, тонкая, как пергамент, и невещественная, как пустая оболочка, из которой что-то, словно пиявка кровь, высосало все живое, с резким бумажным шелестом отделилась от стены. Она скорчилась у меня в руке, и искаженное ужасом лицо Холдена, с идеально сохранившимися чертами вплоть до волос, глаз и кожи, начало изгибаться и распадаться в колеблющемся желтом свете моего фонаря, в то время как из его приоткрытых губ все время вырывался высокий, пронзительный крик, похожий на шипение вырывающегося воздуха.

И отвратительно и безжалостно выпотрошенная оболочка, некогда бывшая Холденом, скрутилась и развалилась, как омерзительный, надутый воздухом мешок из ткани, которым она и являлась, и похожее на пустую торбу нечто, наконец, превратилось в серый, сморщенный кожистый кошель размером не больше моего кулака, который, несомненно, разнес бы по туннелю любой порыв ветра. Кроме клочка волос, сморщенной кожи и одежды, от нашего друга остались лишь десять ногтей пальцев ног и десять — пальцев рук.

Я впал тогда в визжащее, бормочущее безумие и только полчаса спустя пришел в себя от пощечин Скарсдейла. Я обнаружил, что стою, прислонившись к стене туннеля, а надо мной возвышается бородатая фигура профессора. Он вливал мне в горло неразбавленный бренди, и пока я кашлял и на коленях извергал проглоченное, возвращаясь в сознание, я увидел, как он сделал большой глоток из бутылки. В остальном он казался таким же сильным и невозмутимым, как всегда, когда заботливо помог мне встать. Я обнаружил, что снова держу в руке револьвер, в то время как Скарсдейл повторял мне на ухо, как утопающему:

— Все в порядке, мой дорогой друг. Все в порядке.

Он повторял эти слова медленно и четко, как будто мне требовалось некоторое время, чтобы осознать их смысл — что было правдой — и как будто простого повторения могло быть достаточно, чтобы рассеять черный кошмар ужаса, в котором мы сейчас оказались.

Ибо дальше я услышал худшее, и только через час, когда я успокоился и слова Скарсдейла начали приобретать больший смысл, я понял, что мы вновь должны вернуться. Пойти назад в эти туннели мерзости, в область Великой Белой Бездны, где скрывались бестелесные склизкие существа, чьи блеющие крики навевали на нас такой ужас. Но когда мои нервы пришли в порядок и я почувствовал прилив сил, я понял, что Скарсдейл был прав. Ван Дамм был жив — во всяком случае, еще недавно — и, несомненно, нуждался в нашей помощи.

Меня снова вырвало, когда я подумал, что он, возможно, страдает, пока мы впустую тратим время, и это само по себе подкрепило мою решимость. С помощью бренди я снова обрел силу и верю, что в те последние часы я снова был тем человеком, за которого меня принял Скарсдейл давным-давно в той чайной близ Британского музея; теперь мне казалось, что это было в другом мире, в иной эпохе.

Пока я лежал в припадке безумия, Скарсдейл снова услышал далекие выстрелы в туннеле, в том направлении, откуда мы пришли, а затем раздался сдавленный крик Ван Дамма, молившего о помощи.

Хорошо зная Скарсдейла, я полагаю, что он поспешил бы к Ван Дамму один, вооруженный только своим револьвером с несколькими патронами — но он не мог бросить меня в том месте без помощи и защиты. В этом случае я, несомненно, присоединился бы к Холдену и Прескотту... Скарсдейл неоднократно спасал мне жизнь, и хотя дар существования стал для меня в последние годы мучительным бременем, тогда я не знал, до чего дойду в дальнейшем; вновь обретя рассудок, я в первые несколько минут был полон благодарности и надежды.

Затем я с ужасом осознал, что нам придется вернуться. И все же, полностью придя в себя, я — как и Скарсдейл — жаждал прийти на помощь и попытаться спасти несчастного Ван Дамма. Разве я не сошел бы с ума, если бы оказался на месте доктора и вообразил, что мы ничего не предпринимаем для его спасения, хотя знаем, что он жив? Мы должны были попытаться; я знал это так же хорошо, как и Скарсдейл, и вскоре дал ему понять, что осознаю наш долг перед нашим бедным товарищем. Он молча похлопал меня по плечу, а затем мы принялись оценивать ситуацию.

Первым делом мы на скорую руку приготовили еду и поели, разбирая наш груз; прошло много часов с тех пор, как мы ели в последний раз, и от нас мог бы быть только вред, если бы мы не стали поддерживать свои силы. В любом случае, маловероятно, что эти десять минут имели большое значение, но будь это даже так, мы не смогли бы собраться быстрее, поскольку нам пришлось рассортировать груз и выбросить много предметов из тележки, чтобы увеличить скорость передвижения.

Мы с неохотой отказались от крупнокалиберных ружей. Они не произвели особого впечатления на желеобразных существ и весили непропорционально много для маленького транспортного средства, которым теперь, с искривленной осью, было чрезвычайно неудобно управлять.

Задним числом мы пожалели, что не взяли в экспедицию больше сигнальных ракет и ручных гранат. Последнее оружие казалось более эффективным, чем что-либо другое, хотя, конечно, никто из нас на самом деле не знал, можно ли убить или по крайней мере на время остановить существ. Лично мне казалось, что ответом мог бы стать огонь. Будь у нас бензин, мы могли бы разлить его в виде озерца и, приведя существ к нему, поджечь топливо гранатами. Но шансов на это не было никаких; бензина у нас не было, так что не стоило дальше и рассуждать на эту тему. Оставалось всего две дюжины гранат, и нам предстояло как можно лучше их использовать. Итак, тележка полегчала, мы со Скарсдейлом обменялись многозначительными взглядами и вторично двинулись по туннелю к Великой Белой Бездне и внешним коридорам ада.

Свет медленно нарастал, а вместе с ним и трепещущие пульсации. Мы со Скарсдейлом шли целеустремленно, но наши чувства словно отмерли, как под наркозом. Мы не хотели говорить о страхах, бродящих по краям нашего сознания. Действительно, мы едва ли осмеливались намекнуть даже самим себе, что могло ждать нас в конце туннеля, в этом медленно разгорающемся свете. В течение первых десяти минут мы не слышали и не видели ничего нового. Дорога снова шла в гору, но теперь тележка была легче и не доставляла никаких хлопот, хотя и производила больше шума, чем нам обоим хотелось бы.

Мы оба проверили револьверы, висевшие у нас на поясах; мои карманы были набиты патронами, а под рукой лежали на тележке две ракетницы. Пояс Скарсдейла словно ощетинился оружием; как ни странно, я забыл спросить его, где он раздобыл свою самую удивительную находку. Это была старинная абордажная сабля в кожаных, окованных медью ножнах, которая ободряюще покачивалась у него на бедре. Как ни странно, пред лицом наших странных противников этот музейный экземпляр мог оказаться для нас полезнее пулемета.

Будь наши спутники вооружены подобным образом, исход последних двенадцати часов мог бы быть совсем другим. Правда, никто не мог предвидеть появления таких существ; даже Скарсдейл, со всем его объемом знаний, не мог себе их представить. Сам я предпочитал видеть в них природные феномены, существующие в подземных глубинах. Математические доказательства предположения о том, что пространство каким-то образом искривлялось, образуя дверь к звездам во многих милях под поверхностью земли, оставались мне недоступны. Скарсдейл мог бы неделями объяснять мне все это, рисуя мелом на доске, но я бы все равно ничего не понял. Однако я постепенно примирялся с этой идеей, какой бы ужасающей и невероятной она ни казалась.

Свет становился все более ярким, и мои мысли, сколько я ни пытался сохранять ясную голову, все время вращались вокруг подобных гипотез. Усилились и пульсации, а затем мы пересекли слизистые следы, оставленные существами во время нашего предыдущего проникновения. Как и Скарсдейл, я повязал на горле носовой платок и теперь закрывал им нос и рот, чтобы хоть немного избавиться от тошнотворного зловония. Мои очки были сдвинуты на лоб, и я опустил на глаза дымчатые стекла, когда вдалеке зашевелились белые пальцы внеземного огня.

Мы со Скарсдейлом приготовили ватные затычки для ушей; они в некоторой степени изолировали нас от реальности, но мы понимали, что иначе нам не выжить. Но ослабление чувствительности слуха и зрения, разумеется, таило в себе свои опасности, и мы с профессором заранее договорились, что в чрезвычайной ситуации каждый будет защищать спину другого.

Мы остановили тележку там, где жуткий блеск постоянно разгоравшегося источника света бил по полу коридора ослепительным пульсирующим потоком. Гранаты мы сложили в плетеную корзину, где лежали когда-то батареи наших генераторов, и, взявшись за ручки, понесли ее между собой; в свободной руке каждый из нас держал револьвер. Несмотря на затычки и защитные очки, интенсивность источника света в сочетании с коварным биением неизвестного пульса вызвали у меня чувство тошноты, когда мы наконец вышли к огромному диску сверкающего сияния, который Скарсдейл так метко окрестил Великой Белой Бездной.

Ничто не шевелилось, в дальних тенях позади не было заметно никакого движения. Свежие следы слизи описывали узорчатые завитки на каменном полу перед нами.

Мы оба опустились на колени, несмотря на усилившуюся вонь, и попытались извлечь все, что могли, из этих загадочных следов. На твердой поверхности коридора, конечно, не могли остаться никакие отпечатки, как например линии, прочерченные волочащимися пятками Ван Дамма, однако следы все же кое-что нам сказали. Они направлялись не к белому овалу раскаленного добела свечения, который вибрировал и пульсировал в такт барабанным ударам, чего мы изначально опасались, но обходили его стороной; здесь выдавался скалистый отрог, уходящий в тень, за пределы пространства бледного огня.

Волоча тележку за собой, мы со Скарсдейлом направились туда, осторожно оглядываясь назад и по сторонам. По мере нашего приближения к затененному участку, зловоние становилась все более невыносимым — как будто где-то там лежал страдающий отвратительной болезнью пациент с открытыми, гноящимися ранами. Даже Скарсдейл казался потрясенным, и я мог видеть капли влаги, блестевшие в его бороде и стекавшие ручейками по подбородку. Теперь мы стояли спиной к свету и ждали, пока глаза не привыкнут к сильно изменившимся условиям.

Мы находились на узком выступе скалы. Положив в карманы по паре гранат на случай крайней необходимости, мы подтащили тележку как можно ближе к полке, чтобы она была под рукой, если придется уходить в спешке, а затем спустились к входам в три темных туннеля, которые теперь выступили из мрака.

Мы оба одновременно увидели сгорбленную фигуру Ван Дамма; отбросив всякую осторожность, мы уже собирались броситься вперед, но я положил руку на плечо Скарсдейла и остановил этот поспешный порыв. Недавний ужасающий опыт был еще свеж в моей памяти, и у меня не было никакого желания повторять это испытание; и Скарсдейл, и я к тому времени считали крайне маловероятным, что наш несчастный товарищ мог выжить. Конечно, оставался небольшой шанс... Ван Дамм лежал лицом к каменной стене; за исключением того, что он растянулся на земле, его поза до ужаса напоминала позу Холдена. Я не хотел видеть, как его безжизненное тело превратится в прах, и мои ноги оставались твердо прикованными к полу пещеры.

Затем я уловил краем глаза какое-то краткое мерцание в полумраке, какое-то маленькое, незаметное движение. Я указал своему спутнику в ту сторону, и мы оба сняли защитные очки. Я с трудом удержался от крика; теперь я видел, что из-под лежащего тела Ван Дамма тянулась длинная трубка из какого-то серого материала. Она вела на несколько ярдов назад, к краю одного из входов в туннели.

Из-за угла выглядывала одна из самых отталкивающих тварей, с какими мне когда-либо приходилось сталкиваться, даже пребывая во власти кошмара. Лицо существа было серым; из щелевидного рта и ноздрей с красными ободками сочились выделения, падая тошнотворной слизью на пол пещеры. Глаза представляли собой большие желеобразные пластины, прикрытые какими-то мембранами; они пульсировали и светились, то становясь непрозрачными, то открывая зеленоватую сердцевину глаза. Уши были заостренными, как у летучей мыши; в полном слизи рту блестели пожелтевшие и кривые зубы.

Серая трубка переходила в похожий на слоновий хобот, который медленно раздувался и сокращался, пока существо всасывало или перекачивало жидкости не то из тела Ван Дамма, не то в него. Никто из нас не мог понять, чем именно оно занималось, но я был как никогда близок к обмороку. К счастью, я не видел тела существа, так как оно оставалось скрытым за стенкой туннеля, но рост его не мог составлять менее пятидесяти футов. Время от времени оно прощупывало поверхность трубки чешуйчатым когтем. Похоже, по какой-то непонятной причине оно не замечало нас, и мы со Скарсдейлом приготовили гранаты.

Затем я медленно двинулся вперед, но задел ногой за какой-то выступ в полу пещеры. Кажется, это потревожило кошмарное существо; когда оно повернулось к нам лицом, я снова услышал странный шорох, который слышал так давно у входа в эти пещеры безумия. Шорох издавали большие кожистые крылья, свисавшие в прозрачной оболочке с плеч существа; они терлись друг о друга, когда существо двигалось. Трубка была извлечена с молниеносной быстротой и, подобно хлысту или змее, скользнула по полу. К этому времени мы со Скарсдейлом швырнули по гранате каждый; вторая партия последовала, пока первая была в воздухе. Мы бросились на землю и откатились на свет, когда во мраке вспыхнуло алое пламя и осколки металла со злобным звоном разлетелись по каверне. Заглушая треск обуглившейся плоти, раздался высокий, блеющий стон, который, казалось, проникал в уши даже сквозь ватные затычки.

Я поднял глаза, застыв от шока. Стон теперь смешивался с пронзительными, настойчивыми криками; затем я увидел за корчащимся ужасом крылатого существа дряблые склизкие фигуры сотканных из волокон созданий, чье назойливое блеяние смешивалось с треском пламени. Скарсдейл, оказавшийся у тележки, бросил еще две гранаты; тем временем я поднялся и подошел к телу Ван Дамма. Я был готов ко всему, но испытал гораздо более сильное потрясение, чем в случае с Холденом.

Возможно, мы застали существо в решающий момент метаморфозы; но не исключено, что процесс был долгим и сложным. Да, я был готов ко всему, кроме представшей передо мной разрушенной маски мертвых черт Ван Дамма. Нижняя челюсть бедного доктора была совершенно оторвана каким-то отвратительным образом, открывая верхний ряд зубов и раздробленную челюстную кость, на которой застыли длинные потеки почерневшей крови. Череп, что еще более отвратительно, был хитроумным способом вскрыт — вероятно, на туловище похожего на летучую мышь существа имелось некое режущее приспособление — и мозговая полость была обнажена.

К счастью, меня оторвал от этого тошнотворного зрелища предупреждающий окрик Скарсдейла, а затем на нас обрушилась целая волна блеющих желеобразных тварей, и я вытаскивал чеки, швырял гранаты, отступал и снова бросался вперед. События следующих тридцати минут превратились в моем сознании в смутное, хаотическое месиво. К физической усталости примешивался тяжелый, жгучий гнев, и в ненависти к непристойностям, с которыми мы столкнулись, я неведомо как потерял всякий страх.

Каски и ушные затычки берегли нас от шума, что было кстати, так как грохот взрывов, раскатывавшихся эхом по многим милям пещерных коридоров, должно быть, был оглушительным. Существа, несмотря на всю их ловкость и прыгучесть, мешали друг другу из-за своих огромных размеров, так что мы, полагаю, устроили в этом углу каверны гигантскую бойню.

Но, что любопытно, мы так и не нашли ни одного трупа желеобразных существ; создание, похожее на летучую мышь, было другим — его труп вскоре приобрел синий гнилостный оттенок и постепенно сморщился. После

каждой новой стычки с прыгающими чудовищами мы находили на земле только пятна слизи; казалось, они оказывали помощь друг другу своими маленькими ручками и усиками, и не раз, когда битва бушевала в центральной области близ трепещущей пустоты Великой Белой Бездны, мы видели, как уцелевшие помогали другим, серьезно искалеченным, вернуться в пульсирующее сияние, где они исчезали из виду.

Наконец, когда у нас осталось всего несколько гранат, они отступили, и воцарилась ужасная тишина. Мы со Скарсдейлом, грязные, пропахшие дымом, потные и до предела усталые, остались одни на покрытой коркой слизи арене, испещренной длинными колеями, оставленными тележкой. Сузив глаза под темными очками, мы до боли вглядывались в обжигающую белизну, которая вела в открытый космос; ничто не двигалось в этом мерзком свечении, и единственными движениями были наши собственные; единственным звуком — слабый шорох наших шагов.

Мы медленно отступили на двести или триста ярдов по коридору, в более затененное место, где притаились за тележкой и обсудили наше положение. Теперь мы едва ли могли что-либо сделать; трое наших товарищей были убиты, пусть наши усталые умы все еще полностью не осознавали всю чудовищность этой потери. Оставался главный долг — перед миром и самими собой. Другого выбора не было. Я уверен, что Скарсдейл собирался проникнуть даже в необъятность Великой Белой Бездны и, если бы путь нам не преградили существа, он бы двинулся дальше — с нами или без нас. Но в этом нам было отказано, и оставалось только выбраться, не подвергая себя дальнейшим опасностям, вернуться к цивилизации и предупредить мир о том, чему мы были свидетелями.

— Мы должны собраться с силами, — сказал Скарсдейл. — Я возьму на себя первую вахту, а вы немного отдохнете.

Он по-прежнему оставался лидером, и хотя я стал отрицать, что устал, правда заключалась в том, что я был душевно и физически истощен. Несмотря на крепкое телосложение и флегматичные манеры Скарсдейла, я чувствовал, что и он готов был сломаться. Ни один из нас не был в состоянии пройти больше нескольких сотен ярдов и тем более отразить новую атаку.

Нам необходимо было отдохнуть, и очевидным решением было дать каждому поспать час в той сравнительно безопасной части туннеля, куда мы отступили. Тогда мы смогли бы продолжать путь, немного восстановив свои силы. Не успел Скарсдейл настоять на своем, как мои веки налились огромной тяжестью. Я положил голову на руки и заснул.