Я спускался по одной из боковых лестниц в гараж на цокольном этаже, когда позвонил двоюродный дед. Я достал телефон из поясного чехла:
— Слушаю вас, Фёдор Васильевич. Да, я сейчас могу говорить.
— До меня весть дошла, будто бы матушка твоя волнуется, — сообщил старый князь. — Будто бы ты в отряд эфебов вознамерился записаться добровольцем. Кажется, она хочет, чтобы я тебя отговорил.
Спустившись в гараж, я остановился возле своей машины:
— Защищать род — мой долг. Боюсь, отговорить меня вы не сможете.
— Хорошо подумал? Это ведь не какие-то уличные беспорядки, как нас радио пытается убедить. И не полугодовые сборы в гимназии. Настоящая война. Уже и погибшие есть даже среди князей.
— Фёдор Васильевич, я знаю, на что иду. У меня достаточно сил, чтобы не помереть от первой же пули, даже от усиленной. И обстановка мне изестна. Думаете, я не понимаю, что Птолемеи по нам артиллерией работают целыми днями? Собственными ушами слышу. Их надо остановить? Надо. О чём ещё может быть разговор?
— Удали у тебя достаточно, сил тоже — не спорю. Однако ещё и умение нужно. Вас, конечно, на сборах тренируют, но этого мало.
— Чего не умеем, тому научимся, — заверил я. — Шансов у меня гораздо больше, чем у обычного этайра. Да и опыт, по правде сказать, кое-какой есть.
— Да, рассказывал мне Андрей, как вы попали в передрягу. Но то бандиты были, а тут — обученные воины. Подумай, Константин, хорошо подумай. Ты — надежда рода, будущий наместник. А драться у нас и так есть кому.
— Знаете что, Фёдор Васильевич, я много думал и решил, что драться с врагом буду в любом случае. Без разницы, как: воевать в составе дружины или устраивать диверсии в одиночку. Это личное.
— Что ж, Константин вижу, ты принял твёрдое решение. Тогда и не буду тебя неволить. Раз решил, так делай, что совесть подсказывает. И да прибудет с тобой Мани.
— Спасибо, Фёдор Васильевич, за понимание. Мне дана сила, и я буду использую её по назначению.
Разумеется, я не мог сказать, что у меня есть не только сила, но и боевой опыт, поэтому пришлось убеждать своего родственника иными способами. И он услышал меня. Я ожидал, что дед будет сильнее противиться моему участию в боевых действиях, а то и вовсе запретит, а без официального разрешения меня ни в дружину, ни в отряд эфебов не возьмут. Но вышло иначе. Фёдор Васильевич согласился даже быстрее, чем Ирина, а значит, я хоть завтра мог отправляться на фронт.
Но прежде следовало сделать ещё кое-что. В первую очередь надо было разобраться с Евсевием. Я собирался заставить его сказать правду с глазу на глаз, а запись разговора передать старейшинам и, возможно, в СЭФ клана.
Кроме того, я хотел пойти не в отряд эфебов, а в дружину рода, но для этого вначале требовалось узнать, получу ли я те же бонусы, что и за нахождение в гимназическом отряде.
Я сел в машину, завёл мотор, поставил телефон заряжаться на подставку на приборной панели, открыл с помощью пульта ворота. Сегодня мы с Евсевием договорились встретиться в кантоне. Я сказал дяде, что после нашего последнего разговора меня мучают некоторые вопросы, а по факту собирался выведать его предательские планы. Под моим ремнём, закрытым свитером, крепился «жучок» — миниатюрный радиопередатчик, настроенный на нужную частоту. Андрей же должен был слушать и записывать разговор на специальной аппаратуре. Если всё пойдёт по плану, у нас в руках окажутся серьёзные доказательства того, что Евсевий работает на врага.
По дороге на базу я, как обычно, слушал радио. Попалась информационная программа, где речь шла о ситуации в городе. Впрочем, по новостным каналам последнее время больше ни о чём и не говорили.
Сообщалось, что сегодня басилевс сделал последнее предупреждение. Новость выглядела обнадёживающей, поскольку это означало, что завтра на захваченные территории будет введено гвардейское подразделение — агема. Речь шла о Прибрежной астиномии, а так же о районах на юге города, которые якобы оккупировали Мономахи. Верховное командование намеревалось таким образом заставить обе стороны прекратить боевые действия и далее решать вопрос мирным путём. У меня имелись сомнения, что это сработает, но в любом случае, поддержка правительственных войск должна была переломить ход сражения.
А вот члены клана Птолемеев, служившие в агеме, как сообщалось, массово отказывались в участии в данной операции. Они не хотели воевать против своих, и византийское руководство шло им навстречу.
Когда я прибыл в кантон, тут царила суета. Штабные служащие бегали по коридорам с бумагами. Дребезжание телефонных звонков, разговоры, приказы — всё сливалось в монотонный рабочий гомон.
В приёмной меня встретил незнакомый десятник. У Андрея был другой секретарь, но Евсевий его тоже убрал с должности, поставив своего человека. Десятник сообщил, что Евсевия пока нет, и я, усевшись на стул, стал ждать, а пока ждал, перебросился с парнем парой слов.
Когда тот в двух словах рассказал, что произошло, мне стало понятно, почему тут такая суета. Оказалось, буквально пару часов назад дружина Северовых выдвинулась из своего кантона, желая ударить в тыл войску Птолемеев. Но не успели они покинуть район, как прилетели вертолёты и уничтожили половину колонну. В итоге Северовы сегодня никуда не поехали, вернулись на базу вместе с убитыми и ранеными, а остальным был дан приказ готовиться к бою. Главной заботой сейчас являлось укрепление противовоздушной обороны, которая у большинства родов отсутствовала, как класс. Но враг имел боевые вертолёты, и это требовало принятия срочных мер.
Наконец, Евсевий нашёл свободную минутку. Он ворвался в приёмную, коротко поздоровался со мной и пригласил в кабинет.
— Видишь, работы много. Непростая ситуация, — Евсевий уселся за стол.
— Да, знаю. Колонну техники с воздуха атаковали, — сказал я.
— Слава Мани, не нашу. Так о чём ты хотел поговорить? Долго, увы, не смогу. Но если что-то важное, то слушаю.
Я взял стул и сел напротив дяди. Из-за этой спешки мои планы могли сорваться, но я решил всё же попытаться его разговорить.
— Я много думал о нашем последнем разговоре и, честно сказать, совсем запутался, — повторил я то, что прежде сказал по телефону. — Если Мономахи неправы, это сильно всё меняет. За кого нам воевать? Вообще не понимаю. Мы же должна служить клану, а тут...
Я постарался изобразить из себя растерянного подростка, который не знает, что делать и обращается за советом к человеку, которому доверяет. И Евсевий повёлся. Он нахмурил брови и кивнул:
— Понимаю. Вопрос действительно сложный. Мы все обязались защищать наш клан, служить ему. Это наш великий долг. Но в данном случае встаёт вопрос: а что есть благо для клана? Действовать по указке тех, кто втянул нас в конфликт? Или искать мира? Я тоже много думал над этим вопросом.
— И? У тебя есть ответы? Что делать-то?
— Знаю, ты пришёл за готовыми ответами. Но их нет. Похоже, мне придётся взвалить на себя тяжкое бремя выбора. Но от этого никуда не деться.
— Если честно, не верится, что именно наш клан всё это устроил.
— Я сам удивлён. Я сам расстроен и разочарован. Но факты есть факты.
— Но ведь ты помнишь, как нас обстреливали на окраине? Птолемеи ведь первыми начали эту заварушку.
— А кто сказал, что Птолемеи это сделали? Да, их обвиняют в том, что они покровительствуют бандам на окраине. Но там хозяйничает, кто хочет. Птолемеи борются с произволом. И вот результат. Другие кланы вступаются за своих подопечных, происходят столкновения. Сам подумай. Этот клан живёт по строгим порядкам, для них честь значит многое. Для них это — закон. Я когда–то служил в одном подразделении с этими людьми. Я знаю.
— Ты никогда об этом не рассказывал.
— Да. О том, что творится на войне, порой не стоит говорить. Тем более это дела давно минувших дней.
— Так ты считаешь, что Птолемеи — люди чести? Значит, нам что... за них воевать?
Евсевий хмыкнул:
— Знаешь, что я тебе скажу. Надо ждать. Тебе и… многим другим сейчас надо просто побыть в стороне. Когда всё закончится, правда откроется. Поэтому, Костя, не лезь в это дело.
— Но я — наследник, я будущий предводитель.
— И поэтому ты должен беречь себя. На твои вопросы нет простых ответов. Но я попытаюсь их получить. Просто поверь мне. Я ещё ни разу не подвёл ни род, ни твоего отца. И теперь не подведу.
Я сделал вид, что задумался над словами Евсевия, на самом же деле все мои мысли были о том, как вывести его на чистую воду. Пока дядя говорил слишком туманными фразами, никакой конкретики. Мне уже стало очевидно, что он прямо или косвенно сотрудничает с Птолемеев, но чёткие доказательства его вины пока отсутствовали.
— Ну раз так... — произнёс я, — пусть Мономахи сами разбираются с той кашей, которую заварили. А нашей дружине вообще не стоит вступать за них.
— Как знать. Может быть, это и есть наилучший путь.
— Погоди... Но тогда ведь Птолемеи могут захватить власть в ВКП? Разве это правильно? Правителя должны избрать все кланы. Ведь таков закон.
— Настаёт время перемен. Давно пришла пора пересмотреть наши взгляды на то, что правильно, а что нет. Хаос ведёт к разрухе. Власть должен получить тот, кто наведёт порядок.
Взгляды Евсевия мне были понятны. Он — человек военный, я — тоже. Нас приучили к субординации, к подчинению. Когда живёшь этим долгое время, всё, что иначе, начинает казаться неправильным. Так и хочется натянуть те порядки, к которым привык, на весь окружающий мир. Но в данном случае я не мог согласиться с его риторикой, ибо Птолемеи были чужими, а чужаки несут только смерть и беды. К тому же я слишком хорошо знал, какими они работают методами. Я сам несколько раз чуть было не стал жертвой их «порядка».
— Так значит, ты уже решил что делать? — продолжал я гнуть свою линию, пытаясь добиться конкретики.
— Знаешь, Костя, — Евсевий поднялся со стула. — Давай поговорим об этом в другой раз. Когда поспокойнее станет. А пока иди домой и ни о чём не волнуйся. Обещаю, всё будет хорошо.
У Евсевия было ещё много дел, и он больше не намеревался со мной болтать. Пришлось уйти. Его слов мне показалось недостаточно, чтобы обвинить в чём-то существенном, но по крайней мере, теперь у нас была запись.
Из кантона я поехал домой к Андрею. У него в квартире имелась отдельная комната, уставленная аппаратурой. Там было всё, что нужно для агентурной работы.
Мы уселись за стол в углу. Рядом стоял магнитофон, который крутил плёнку с записью нашего с Евсевием разговора, копируя его на вторую кассету.
— Что думаешь по поводу всего этого? — спросил я.
Андрей неопределённо повертел рукой:
— С одной стороны, никакой конкретики...
— Евсевий не дурак, понятное дело.
— ...а с другой, герусию надо в известность поставить. Человек с такими взглядами не должен возглавлять дружину, особенно во время боевых действий. Я скажу Фёдору Васильевичу и Ирине. Думаю, она вряд ли станет возражать против того, чтобы разжаловать его.
— Да, они как кошка с собакой. Только рада будет.
— Вот то-то.
— А если он в убийстве моего отца замешан?
— Как знать… У нас ведь нет доказательств.
— Я считаю, надо его допросить. Хорошо так допросить, чтобы во всём сознался. Дело тут нечисто. Допустим, Евсевий в сговоре с Никанором Птолемеем. Это значит, что он уже давно знал о готовящемся восстании. А если так, то мог рассчитывать на то, что Птолемеи, когда придут к власти, сделают его предводителем рода. Так бы он в жизни не стал бы предводителем, а сейчас у него есть все шансы с такими-то покровителями. Всё ведь сходится. Отец и я должны были погибнуть. Ирина и её сынок — возможно, тоже. Откуда мы знаем? Может, и на них покушение готовилось?
Андрей задумчиво покачал головой:
— Но это просто предположение. Да, Евсевий симпатизирует Птолемеям, но где доказательства их сговора? Вряд можно сделать то, что ты предлагаешь. Отстранить от командования — это само собой, но устраивать допрос...
— Так ведь он под шумок может снова попытаться меня убрать! Ему нельзя находиться на свободе, по крайней мере, до тех пор, пока не закончится эта война.
— Я понимаю твои страхи, Костя, но и ты пойми, нельзя так поступать. Род на это не согласится.
— Я хочу сам обратиться к герусии.
— Думаешь, в этом есть смысл?
— Надо попытаться. Завтра же. Я хочу говорить с ними как можно скорее. Евсевий может свалить к своим любимым Птолемеям, если почувствует неладное.
— Конечно, я передам Фёдору Васильевичу твою просьбу, — согласился Андрей.
Сойдясь на таком варианте, мы с Андреем отправились в соседнюю комнату. Слуга принёс нам чай с пахлавой и другими восточными сладостями, и следующий час мы рассуждали по поводу того, к чему приведут текущие события.
— Нет, другие кланы в конфликт не вступят, — уверял Андрей. — Они не дураки, им не за что воевать. Басилевс их не станет созывать. Он попытается решить проблему собственными силами, не привлекая никого со стороны.
— А как же Комнины? Они точат на нас зуб. Что если они решат воспользоваться случаем?
— Да многие точат зуб друг на друга, — махнул рукой Андрей. — Тут видишь ли какое дело. Пока басилевс держит ситуацию под контролем, никто и пискнуть не посмеет. В конце концов, ГСЭБ тоже работает.
— Да, работает, — согласился я. — Гришку они сцапали.
— Конечно, они всё раньше нас знали. Нам же никто докладывать не будет. Кто мы? Слишком мелкие пешки в этой игре.
— Весь вопрос в том, достаточно ли они делают? В конце концов, ГСЭБ отдала на откуп двум мстителям всё, что происходит на окраине. Сами вмешиваться не стали. У них, похоже, не хватает сил. А кто знаем, может быть, предатели и в правительстве сидят? Не зря ведь по всем государственным каналам этих Птолемеев выгораживают как только могут. Когда у них язык-то устанет подлизывать этой сволочи? Надеюсь, завтра Птолемеев просто разбомбят к пёсьей матери. Я бы так и сделал.
— Да я бы тоже, — вздохнул Андрей. — Но это у нас, военных, всё просто, а там...
— А там политика. Знаю. Мать её за ногу.
— Конечно. Басилевс ведь не может начать истреблять один из кланов, даже если тот решил заняться самоуправством. Как остальные на это посмотрят? Осторожность нужна. В таком важном деле всегда нужна осторожность.
— Политики слишком сильно трясутся за собственные кресла. Вот и вся проблема. Пригрелись на своих тёплых местах, а теперь дрожат, как бы чего не вышло. А враг в это время действует.
— Станешь предводителем рода, тоже поймёшь, что не всё так просто, — улыбнулся Андрей.
— Как знать. Посмотрим...
Шестой день ознаменовался столкновением между агемой басилевса и дружной Птолемеев. Не дождавшись прекращения огня, верховное командование послало войско на деблокаду кантона и акрополя Мономахов, но тут же получило удар с воздуха. Им навстречу выдвинулась птолемеевская фаланга, завязались уличные бои.
В то же время Северовы и ещё несколько родов из нашего акрополя всё-таки собрали достаточно сил и ударили в тыл птолемеевской армии. О результатах пока ничего не сообщалось, зато все говорили, будто Мономахи оставили свой главный кантон, который сравняла с землёй артиллерия противника, а тот уже зашёл в мономаховский акрополь и теперь захватывает его квартал за кварталом. По слухам даже Священная фаланга — спецподразделение Птолемеев — принимала активное участие в наступательных действиях.
Впрочем, всё это были лишь слухи, которыми делились представители аристокартических родов после недельной службы жертвоприношения, на которую мы с мачехой, Инессой и братом тоже, разумеется, поехали. Разговоры только и велись что о боевых действиях. В целом князья были разочарованы. Все ожидали, что басилевс как ударит всей мощью по восставшему клану, так тот сразу хвост и подожмёт. А оно вон как получилось. Поговаривали, что агема даже не перешла Алексеевский канал — один из крупнейших каналов города, который отделял государственные кварталы от владений Мономахов.
Но с другой стороны, осторожность басилевса тоже была понятна: город-то общий, и ровнять его с землёй бомбами и артиллерией — занятие нецелесообразное. К тому же пока оставалась надежда, что удастся призвать враждующие филы к миру малыми силами и авторитетом верховного правителя. Вот только с последним я был не согласен. Когда я увидел, сколько оружия Птолемеи собрали на одном из своих складов, понял, что готовились они к данному мероприятию не один и не два года, а значит, они всё продумали и предусмотрели.
А поскольку война не собиралась заканчиваться, я завтра же намеревался вступить либо в ряды отряда эфебов, либо в собственную дружину. После моего разговора с Фёдором Васильевичем, Ирина дала, наконец, добро, написала нужную бумагу, поставила подпись и печать. Мачеха по-прежнему не понимала, зачем мне понадобилось идти воевать, но больше не возражала против этого.
Сегодняшним же вечером меня пригласили на собрание герусии. Андрей передал Фёдору Васильевичу плёнку, и тот посчитал, что со мной действительно стоит поговорить.
На улице стемнело, когда я выехал из дома. Шёл дождь, барабаня по стёклам и матерчатому верху кабриолета мелкими каплями. До особняка Фёдора Васильевича было недалеко — да тут всё находилось относительно рядом.
Кованные ворота открылись передо мной, и я заехал на территорию, припарковал машину на огороженной площадке возле крыльца рядом с пятью седанами представительского класса, среди которых было и авто дяди Андрея.
Дом оказался большой и очень старый. У главных дверей меня встретил дворецкий. Он взял мои плащ и шляпу, повесил на вешалку, а меня проводил в комнату, где заседали старцы.
Я вошёл в просторное помещение, выполненное в светлых тонах и украшенное гипсовыми потолочными плинтусами и позолотой. На стенах висели огромные картины — два портрета каких-то господ в старинных костюмах века восемнадцатого и пейзаж.
За овальным столом на стульях с резными спинками расположились шесть человек: пять пожилых мужчин, среди которых я узнал Фёдора Васильевича, и дядя Андрей. Среди этой компании особенно выделялся толстый лысый старик с большим орлиным носом. Одет этот геронт был в клетчатый старомодный пиджак поверх вязаной жилетки. Остальные были, как и полагается, в костюмах ярких цветов.
Со мной поздоровались, не вставая с мест, предложили сесть. Я устроился за длинной частью стола на единственном стуле и оказался напротив пяти старцев, словно ученик перед экзаменаторами.
— Итак, Константин, — начал Фёдор Васильевич, разгладив седые бакенбарды. — Мне Андрей вчера сообщил, что ты имеешь к герусии рода очень серьёзный разговор. Дело касается твоего дядя Евсевия, верно я понимаю?
— Да. Андрей передал вам аудиозапись? — спросил я.
— Я уже ознакомился с ней, однако остальные ещё не слышали, к сожалению. Но думаю, это упущение мы сейчас же исправим. Так ведь?
— Разумеется, мы послушаем, — согласился толстый старик с орлиным носом. — Если там что-то важное, мы должны об этом знать.
Остальные тоже согласились. Андрей подошёл к магнитофону и нажал кнопку для проигрывания записи.