Великие рогоносцы

Феномен Марысеньки

илой заставить мужа не изменять жене — невозможно. Существует только один-единственный способ, чтобы муж не «таскался» за другими юбками: стать так для него привлекательной, что ни одна потенциальная кандидатка на любовницу не могла бы с тобой сравниться. Это очень трудно. Потому-то так мало на королевских дворах неизменяющих своим женам королей. Но несколько таких феноменов мы все-таки обнаружили на монарших дворах. И пальму первенства присуждаем жене польского короля Яна Собесского, Марии-Казимире, Марысеньке (под таким именем она вошла в мировую историю).

Может, и красива — не знаем. Посмотрите, дорогой читатель, на ее портрет. Кроме миндального разреза черных глаз — ну что еще красивого в этом удлиненном и злом лице? А она зла, сварлива, вечно не в настроении, капризна и… мать девятнадцати детей от двух мужей. Многочисленные аборты, выкидыши мы в расчет не принимаем. Но в этом феномен Марысеньки: детородной свиноматкой не стала, не растолстела, не разжирела, детородный ее орган настолько еще привлекателен для польского короля, что он с бледными губами и с дрожащими руками каждый день шагает в ее спальню в предчувствии жуткого наслаждения. Даже когда превратился в огромную тушу с ногами-бревнами, мучимый подагрой и ревматизмами, головными болями и прочими болестями королей, имя которым — избыток, не перестает «шаркать» в спальню королевы, а ее отказ принять его воспринимает как оскорбление. Впрочем, Марысенька отказывает ему в любовных наслаждениях редко. Она привыкла к тому, что каждое такое посещение короля неизменно кончается очередными родами, поэтому из родов проблемы не делает, а только с еще большей скурпулезностью следит за собой. Марысенька купается каждый вечер. А это вам не кран современной квартиры — открутил — бежит холодная и горячая водица. В Виланове (под Варшавой), где дворец королей, девки в кувшинах целой армией несут воду, чтобы наполнить ванну, потом будут ароматические масла, массаж, восточное одеяние, которое очень Марысеньке к лицу. Потом… Потом сердце ее замирает, как в молодости, хотя уже пошли внуки, — муж-король с трепетом и обожанием направляется к ней за любовными утехами. Нет для короля Яна Собесского никого, ни одной женщины в мире, которая была бы привлекательнее его Марысеньки, матери — повторим — девятнадцати живых детей (умрут некоторые позже) и многочисленного количества выкидышей. Мы с содроганием принимаем эту истину. Невозможно поверить — многодетная мать и пылкая любовница в одном лице. Ну хорошо, на внешность Марысеньки многочисленные роды не очень отрицательно повлияли. Но физиология должна же предъявить свои права на этот без конца растягивающийся детородный орган, к коему другие мужчины даже и при меньшем числе рождаемости детей уже не чувствуют никакого влечения. По-видимому, этого вопроса для Яна Собесского не существовало. Он раз и навсегда, на всю жизнь полюбил эту вдову с тремя детьми от первого мужа, сделал ее королевой, вознес безродную фрейлину на огромный пьедестал славы и богатства и вот сейчас на поле битвы бегает за говорящим попугаем, вылетевшим из сумки убитого воина, чтобы послать его Марысеньке. Ходит по деревенским хатам и покупает для Марысеньки свежие сливки и крестьянское маслице, чтобы вместе с драгоценностями, дорогим оружием и тканями, заграбастанными у неприятеля, передать своей Марысеньке. Вечером, даже не успев отдохнуть от трудов военных, в своей палатке сядет сочинять Марысеньке изумительные по силе эротики любовные письма. Литераторы пришли в дикий восторг, прочитав эту любовную эротическую прозу, которой не постеснялся бы и сам Брантом, а историки за голову схватились, легким румянцем стыда покрываясь, — ну как всю эту эротику приличнее до читателей донести? Мы без всяких прикрас и лишнего стыда приводим это интимное откровение страстного любовника, больше всего на свете желающего в эту минуту быть рядом в постели со своей женой:

«Миллион раз целую все изумительные местечки твоего тела, мою чудную пипуньку и она тоже с роскошью вбирает меня».

По ночам в своей одинокой жесткой полевой постели держит на груди портрет Марысеньки, и если она за что-то дуется на него и не так ласково отвечает на эти письма — эротические гимны любви, к Марысеньке летит его очередное послание:

«Третьего дня Ваш маленький портрет, висевший над кроватью, очутился у меня на груди, весь измятый. Я вероятно во сне прижал его к своему сердцу. Милый портрет, любящий меня больше, чем его оригинал!»

Марысенька заболела оспой. Болезнь эта унесла жизни многих монархов. У Марысеньки забрала ее красоту. То есть не то, чтобы она сразу же дико подурнела, но очутилась без волос и без бровей. Ян Собесский даже вида не подал, что его испугал вид жены. Всегда внимательный, полный ласковых слов и нежностей, с постоянной влюбленностью — на какую же недосягаемую высоту поднимал он эту совершенно, по нашему мнению, ничтожную женщину с отвратительным характером, алчную, скупую и недалекую! Как же ненавидели Марысеньку поляки! Она в их понимании — воплощение зла и той вредной для Польши политики, которой следовал Ян Собесский. С каким трудом проскальзывает у них это ласкательное обращение к ненавистной королеве — Марысенька. Так ее называл Ян Собесский и, по-видимому, настолько сугестивен и искренен был у него восторг перед своей женой, что никто ни из историков, ни из литераторов, начиная от К. Валишевского и кончая современными исследователями, признающими ее негативную роль в польской политике, не называет ее иначе — и правильно — Мария-Казимира. Марысенька перехитрила всех: природу и человечество. Детородная самка осмелилась быть желанной и пылкой любовницей, будучи воплощением зла, — стала ангелом Марысенькой. И откуда она взялась на польском троне?

Едет французская княжна Мария Гонзага выходить замуж за польского короля Владислава Вазу. Едет из Франции по пыльным славянским дорогам большим обозом и с огромной свитой. А в числе свиты едет с ней четырехлетняя девочка. Якобы дочь каких-то бедных дворян. Почему Мария Гонзага так охотно берет девчушку, даже ей не бывшей родственницей в чужую страну? Наивно звучит ее объяснение, которое потом будет повторяться историками: родителям трудно прокормить девочку. Ну, значит, поскольку дворянский ребенок больно прожорливый, добросердечная Мария Гонзага, будущая польская королева, берет ее с собой. Историки легко поверили в это наивное объяснение, а ее муж Владислав Ваза не очень. Тень подозрения относительно девственности будущей жены омрачает чело польского короля. И он даже не собирается маскировать его приветливой улыбкой при встрече со своей невестой. Сидит истуканом на троне и бормочет проклятия: какую, дескать, ему «прохудившуюся» невесту из Франции прислали. Мария Гонзага чуть не плачет, а в обморок от ужаса обращения жениха с нею уже несколько раз падала. Действительно, Мария Гонзага, став польской королевой и второй раз вышедшей замуж после смерти Владислава Вазы за его брата, относится к маленькой девочке так, словно это ее дочь. Тут и воспитание, и образование, и модная одежда, и учителя музыки и танца и прочих наук. Маленькая девочка превратилась в очаровательную девушку и около нее, как мотыльки возле огонька, вьются женихи. Вышла замуж за двадцатишестилетнего магната Замойского. Любовь к молодой жене скоро Замойскому надоела и он возвращается к своим прежним привычкам — ухаживанию за знатными дамами. Любовниц у него пруд пруди и он даже понять не может, какая из них наградила его позорной французской болезнью, которой неизменно заболела и его жена. Он дарит ей безумно дорогое колье — компенсация за трудное лечение ртутью. С большим трудом жена, наконец, вылечилась и вот уже у них трое детишек. Но между супругами отношения все ухудшаются и ухудшаются и жена надумала брать с мужем развод. Это тем более нужно, потому что совершенно негаданно, неожиданно у нее вспыхнуло большое чувство к гетману Яну Собесскому. С огромной взаимностью. Собесский без своей Марысеньки жить не может. Весь его мир и желания — это как бы угодить своей возлюбленной. Но развод оказался не нужен — муж умирает. Не поносив даже для приличия траурной одежды вдовы, Марысенька выходит замуж за Яна Собесского, и вскоре он становится польским королем. Бедная фрейлина, с трепетом смотревшая на дам в Версале, которые получили право табурета, и даже не мечтавшая о такой чести для себя, становится польской королевой. Ей бы полюбить чужой народ, который должен стать своим, быть скромной, со всеми приветливой, в меру справедливой, вот и все что требовалось от хороших королев. Марысенька стала «плохой королевой» — ее ненавидел народ, Так же, как ненавидел Стюарт, Марию-Антуанетту, нашу последнюю русскую царицу Александру Федоровну. Народ может многое королевам простить — не прощает алчности и бездушия. Марысенька, заставляющая своего супруга привозить возы награбленного добра, принимающая послов и командовавшая министрами, — не нравилась народу. Она отнюдь не собиралась смириться с ролью только матери и любовницы-жены. Согласитесь, это не так уж и мало для, в общем-то, недалекой королевы. Но Марысенька — дама амбициозная и интриганка. Ей необходимо кроме всего прочего еще и стать маркизой Помпадур. В имя правления Францией знаменитая маркиза вынуждена была отказаться от роли любовницы, став просто приятелем Людовику XV. Марысенька — жадна. Ей надо быть всем: от любовницы до государственного деятеля. Может, она хорошая мать? Почему же тогда так смертельно ненавидит ее старший сын, фигура которого приближается к образу дона Карлоса, сына испанского Филиппа II — горбатый, хилый и уродливый. Марысенька унижает сына, называя его презрительно: «Ты, гетманов сын» — это в отличие от остальных, оставшихся в живых детей (десятеро умерло, в живых осталось шесть).

Но остальная пятерка родилась, или имела счастье родиться, в королевской семье, а старший Яков — имел несчастье родиться в семье гетманской. Когда Яков был маленьким, он беспрекословно повиновался матери и скрывал к ней неприязнь, переродившуюся в ненависть. Подрастая, начал многое понимать и понял главное — если он не отделится от матери, его семейная жизнь будет окончательно испорчена. А он очень жаждал благополучия в семейной жизни. О, мы знаем, дорогой читатель, как свекрови могут испортить жизнь своим детям. Или от излишней любви к сыновьям и малой любви к их женам, или от дикой ревности. Марысенька, амбиции которой выросли до непомерных размеров, сына женила долго и упорно. Два сватовства, и даже обручения, были «зачеркнуты».

Второй невестой Якова стала вдова Бранденбургская, муж которой был наследником прусского императора. Марысенька вне себя от радости! Еще бы, породниться с таким знатным родом! В сундуках роется, вздыхает: жалко с дорогими мехами расставаться, но надо! На каждый самолично этикетки пришивает с инструкциями — в какой очередности и какого дня подарки вручать — не все ведь сразу — надо постепенно — больший эффект будет. Приказывает портному шить немедля специальный корсет Якову, горб его маскировать, ваты больше под плечи подкладывать, аптекарь над микстурой корпит — запах неприятный у Якова изо рта на приятный сводить. Приготовления закончены — Яков едет в Берлин. И вот откуда уже приходят восторженные письма, какая распрекрасная, веселая эта вдовушка, с каким восторгом подарки принимает, как хорошо к Якову, своему жениху, относится и даже один раз в костеле позволила коснуться своего башмачка. «Не отодвинула, матушка, ноги, когда я к ней прикоснулся», — с восторгом матери сообщает. Марысенька радостная по Виланову бегает, служанок за косы таскать перестала, готовится прижать невестку к своей еще почему-то молодой груди. И вот… явился Яков, с опущенным вниз лицом, заплаканными глазами, придерживая одной рукой паршивенькую обезьянку — подарок-утешение экс-тестя по утрате возлюбленной невесты. Оказывается наша вдовушка, хитрая шельма, дорогие меха охотно принимая и даже драгоценности из польской шкатулки, за плечами Якова иные матримониальные планы строила, и не успел Яков еще ей все меха вручить, согласно инструкции матери, как она уже за кого-то там из австрийского дома замуж выскочила. Марысенька в гневе шипит, сына-рохлю зло щиплет и кричит: «Надо было, дурак, свои права жениха предъявить. Почему не предъявил? Почему уступил?» — все шишки на бедного рохлю Якова сыпятся. Ну делать нечего. Засучив рукава, с прежней энергией принимается вновь Марысенька за поиски невесты для сына. Нашлась. Спасибо, опять же император австрийский Леопольд помог. Может, на этот раз афронта не будет. Не было, хотя королеве без обиняков сообщили: невеста не ахти. Бледненькая, хиленькая, да и вообще уродина. Яков ничего не желает слышать плохого о некрасивой невесте. Он, забросив латынь, желает жениться и все. «Не хочу учиться, хочу жениться». Хоть плохонькую, но жену бы Якову. А?

Марысенька опять в злость впадает и кричит: «А приданое какое дали — как нищим подаяние — всего двести тысяч талеров. Это надо же, так низко нашего сына оценить». Король Ян более добродушен: «Зато Габсбурги. Знаменитая имперская династия. Женой Якова будет Гедвига, родная сестра жены императора Леопольда I. Делать нечего. Марысенька готовится стать хорошей свекровью, в отличие, скажем, от Софьи Австрийской, уничтожившей презрением и деспотизмом свою невестку, знаменитую Сисси, или в отличие от Бланки Кастильской, матери Людовика Святого, не позволяющего сыну любовью с женой заниматься и вечно подушки в их спальне поправляющая. О нет! Марысенька не такая! Она не будет ни подушек сыну в ложе поправлять, ни детей от него на воспитание не возьмет. Она хорошая свекровь. Да разве дадут быть „хорошей“. Та же самая, эта чахлая белка, это маленькое уродливое ничтожество — Гедвига вдруг воспитание свое выпучивает, и все ей на польском дворе не нравится. Носится со своим дворцовым этикетом как с писаной торбой. Зачем, дескать, не наказан повар, который вчера, мчась с ножом за поваренком, в столовую королей забежал и, не обращая внимания ни на королевскую пару, ни на многочисленных гостей, хотел его, как цыпленка, зарезать? Зачем во время обеда один шляхтич другому в морду, пардон, в физиономию врезал, а королева даже не поморщилась? Зачем кругом на скатертях обливаются жирными соусами, а шляхтичи вдрызг пьяные то и дело под столы валятся? Не нравится, значит, этой худой гусыне Гедвиге польский этикет, видите ли? Ну Марысенька решила за такие вольности своей невестки, осмелившейся открыто свое неудовольствие выразить, раз и навсегда ее разлюбить и во всем ей вредить. Да сын не позволил. Он в отличие от матери решил раз и навсегда свою уродливую жену полюбить, плодить с ней детей и вдали от матери. И свое право на личную счастливую жизнь отвоевал. Не позволил матери вмешиваться в свои личные дела и стал по возможности счастливым в личной жизни. А это, дорогой читатель, не каждому королю удается. И Франц-Иосиф Австрийский, как бы ни любил свою Сисси, не смог от деспотизма своей матери уберечь. В этом отношении поведение Якова очень похвально и жаль только, что он все-таки скомпрометировался в глазах Европы, когда не допустил ненавистной матери к гробу своего отца. А она в отместку не отдала королевскую корону и пришлось королю-любовнику Яну Собесскому в гробу почивать не в дорогой короне, а в обыкновенном военном шлеме. Ну и Марысенька! Будто бы и не ей писались такие вот эротические письма, от которых краснеют излишне деликатные историки: „Женушка моя распрекрасная! Свет души и сердца моего! Твоя необычайная краса так вошла в меня, что ни есть, ни спать не могу, а думаю и думаю только об одном милютком местечке на твоем тельце. Кажется, что больше уже и любить нельзя, а вот люблю и жажду с каждым днем все больше и больше. Целую твои прекрасные ножки и ручки и каждую извилинку твоего тела. О ротике даже не говорю, не могу даже вспоминать, ибо не выдержу. Моя мушечка так шевелилась, что с ума сойду. Ой, тыкал бы и тыкал без конца мое чудное, деликатное местечко“.

Это, конечно, можно делать, но у Марысеньки новые проблемы: ей надо выдавать замуж дочь Терезу — любимицу отца, который каждую чуть ли не минуту кричал: „Папусенька, а ну к отцу ротик давать!“

Жених должен найтись без труда. Ибо Тереза — это не ее старший брат. Она красива, изящна, с чудесной фигурой и у нее такие же как и у матери черные миндального разреза глаза. Который жених будет ее мужем? Нашли такого и очень сладко и накладно для королевского кармана начали его обхаживать. Каждый день, почитай, балы и маскарады, дорогие обеды и дорогие подарки. Кухня польская баварскому князю Максу Эмануилу понравилась бы, наверное, если бы сам жених на этих празднествах был. Но к сожалению, как часто на королевских дворах бывало, его должен заменить его представитель кавалер Дулак. Марысенька с разбегу и радости не разобралась, что не князя обихаживает и истинные королевские почести господину Дулаку оказывала. Каждый день со вздохом — жалко расставаться, что-нибудь ему дарит: то саблю дорогую, всю усыпанную драгоценными рубинами величиною с голубиное яйцо, то какой-нибудь кушак польский, как панцирь, драгоценностями обшитый. Но кавалер Дулак рад не столько подаркам, сколько общению с прекрасной невестой Терезой Собесской. Что за красавица! И он охотно с ней танцует, охотно прижимает, а на других дам, со злостью стены подпирающих, даже внимания не обращает. Так же охотно пойдет в постель с королевной ложиться. Ведь женитьба баварского князя совершалась per procura[2]. А вы уже знаете, дорогой читатель, мы в предыдущей книжке много на эту тему разглагольствовали, что это такое.

Это значит, что господину Дулаку снимут штаны, кальсоны задерут до колена, носочек с одной ноги снимут и он ляжет с прекрасной Терезой в постель и осторожно, в присутствии многочисленных свидетелей коснется ее голой ножки. Все! Супружество „испробовано“ — законно — и вот уже Тереза Собесская жена Максу Эмануилу. Но пока кавалер Дулак увезет Терезу к законному мужу, надо еще вопрос приданого решить. Марысенька, приказавшая накануне подписания договора поить Дулака вином, чтоб непомнящим себя был, в недоумении, как быстро кавалер вытрезвился и с совершенно сознательным видом борется за каждый тапер для кармана его монарха. Ян Собесский от жадности жениха себя сдержать не может и то и дело его мощный кулак с польскими проклятиями смешанный, стол дубовый рушит. Марысенька слюной брызгает и в негодовании кричит: „Как, за нашу красавицу Терезку так много требуют? Сами вручили нам свою бледноватую Гедвигу, ни кожи ни рожи, почти голой, а за нашу папусеньку, что и фигурой и личиком — истинная мадонна, столько требуют?“ Но потом решила — ведь это Виттельсбахи — известная австрийская фамилия. Она продается дорого. Но напутствовала Терезу, когда та уезжала, конкретно: мужа не очень любить, больше политикой заниматься и делать так, чтобы какой кусочек прусской земли полякам урвать. „Поняла?“ Ничего дочь не поняла. В Польшу пишутся какие-то странные письма, чуть ли не припоминающие письма ее мужа, Марысеньки мужа Яна Собесского. Это дочь Тереза рассказывает матери о том, как овдовевший муж, живший с уродливой женой, изголодался по ее, Терезе, аппетитному телу и у них — ужас, мамаша, что в алькове творится! Там, почитай, каждый день, мамаша, а иногда и по пяти раз в день насыщаются ее телом и насытиться не могут». Мать за голову схватилась. А политика? Политику пришлось оставить. Тереза, как и ее брат, хочет элементарного человеческого счастья. Может, права?

Жизнь Марысеньки входит в нормальную колею: утром ранние вставания, в костел, молиться богу надо долго и усердно. Огрубевший и растолстевший король Ян в этих эскападах участия не принимает: ему бы только покушать и пощипать Марысеньку за… Марысенька приказывает подавать карету, под ноги бросить палатин из волчьих хвостов — подарок Яна для своей Марысеньки, чтобы ее чудненькие ноженьки, которые «чмокаю сто и даже тысячу раз», не мерзли. Напяливает на себя теплую соболью шубу (ох, какие же в Польше морозы), не забыв натянуть под нее теплые мужские кальсоны. Дамы польские — оконфужены. Королева носит мужские кальсоны. Фи! А чем она должна охранять самое дорогое для короля Яна местечко от проклятых польских морозов? Нужда ее, бедную, заставила сменить роскошные кружевные дамские панталоны на отвратительные с эстетической точки зрения кальсоны. Многих нужда заставляла капризам моды предпочитать практицизм. Лукреция Борджиа ввела пажеские штанишки, потому что, едучи верхом на коне, ее платье все время задиралось и обнажало дамские панталоны. Под платье были вложены эстетичные пажеские коротенькие штанишки. Дамам этот наряд очень полюбился и пажеские штанишки стали писком дамской моды. Кальсоны Марысеньки, претендующей на роль могущественной любовницы, сумевшей держать много лет в тисках целомудренности своего мужа, восторга дам не возбуждали. Наоборот, они возмущались и недоумевали, как может мужчина (а таким был Ян Собесский) любить женщину, у которой под низом не изящное дезабилье, а — фи — грубые фланелевые или бязевые на тесемках кальсоны — мужские. Да, непонятны капризы любви!

После возвращения из костела Марысенька будет долго и со вкусом завтракать, поразительно, что ни чрезмерный аппетит, ни многочисленные роды не повлияли с годами на ее фигуру. Не это ли есть милосердие природы? Потом будет принимать послов, немного рисовать, немного петь, потом обильный обед, потом карты, хотя это занятие не любила и делала это в угоду мужу. Вечером, как всегда: Ян Собесский робко будет проситься в постель. Иногда она его примет, иногда нет! Марысенька, с тех пор, как перестала рожать, уже хозяйка своего тела. Ян Собесский, огромная жирная туша, напоминающая Генриха VIII английского, уже давно не пылкий любовник. Он все чаще болеет, уже почти не ходит и… умирает. Как всегда с королями бывает. Кто встанет на польский престол? Полагалось бы старшему сыну Якову, не так ли? Не тут-то было. Мать и сын смертельно ненавидят друг друга. И корону Марысенька своему отпрыску законному, но гетманскому, не королевскому, сыну не отдаст. Королем Польши станет ее зять — ставший позднее Августом II. Ненавидимая народом, собственным сыном, убегает Марысенька в Италию с награбленным из Польши добром. Италия не очень к ней гостеприимна. Тогда она возвращается на свою родину, которую оставила в возрасте четырех лет, — во Францию. Но Людовик XIV даже не допустил ее в Версаль, подарил, однако, замок Бло, где одинокая, всеми оставленная, умирает Марысенька в 1716 году в возрасте 58 лет. Напрасно писала она из Франции своим детям грозные письма: «Вы забыли бога, отдавшись распутной жизни среди комедиантов, паяцев и картежников, пренебрегая обществом порядочных людей». Она всю жизнь пренебрегала всеми. Ее создал Ян Собесский и прахом рассыпался миф о Марысеньке, когда короля не стало. Жаль, что не сумела эта королева, внушившая почти неземную любовь своему мужу, по достоинству оценить эту любовь.

Но как говорится, только большому кораблю большое плаванье. Марысенька была кораблем «маленьким», с маленьким, тщеславным и злым сердечком. Где уж ей оценить величие чувства!

Непонятна для нас, дорогой читатель, сила любовного чувства! Не поддается она никаким ни физическим, ни биологическим законам, а даже элементарной логике. Тот объект, который с нашей, субъективной точки зрения, всяческого презрения достоин, у некоторых монархов безрассудным обожанием обрастет. Монархи ну прямо покорными собачками перед такими недостойными объектами предстают. И уместно тут вспомнить слова философа Ж. Мишле: «Истинная, глубокая любовь в том и познается, что она убивает все другие страсти: гордость, честолюбие, кокетство. Все в ней пропадает, все уничтожается».

Они, эти короли, женам не изменяют по одной простой причине, они безумно их любят. Любовь — это великая и одновременно ничтожная сила!

Великая, ибо никто и ничто перед ней не устоит. Она ломит все преграды, сметает на своем пути все препятствия. Ничтожная! Ибо во что превращается смертельно влюбленный монарх? В жалкое создание без чести, совести и рассудка. Вот уже все придворные убежали со двора смертельно больной раком женских органов Барбары Радзивилл, польской королевы, жены Зигмунта Августа. Она, извините нас, воняет так, что придворные не в силах перенести этот запах. Кто у ее изголовья? Король Зигмунт Август.

Барбара, вдовушка по польском гетмане, очень свободно вела себя при своем дворе, имея многочисленных любовников, заразилась венерической болезнью, заразила им короля, а он не только не оставил ее, но вопреки желанию своей матери и польских магнатов женился на ней и сделал польской королевой. Из-за нее Зигмунт Август бесплоден, корона остается без наследника, а он, как одержимый, любит свою Барбару, одаривает ее всеми благодеяниями и каждый каприз Барбары — для него закон. Ни первой своей жены, ни третьей (после смерти Барбары) он никогда не любил, а всю свою оставшуюся жизнь ходил на могилу Барбары, клал цветы и декламировал ей свои стихи. Не смог вынести разлуки с ней: идет к чернокнижнику и умоляет вызвать дух Барбары. Дух был вызван, Зигмунт Август упал в обморок и даже немного лишился ума.

Карл V Французский обожал свою сумасшедшую Жанну. Он построил для нее великолепный дворец, во время государственных собраний сажал рядом с собой, слушая во всем ее советов, а когда эта «кликуша» падала на землю, задрав юбки, король мобилизовал вою силу своей любви, чтобы облегчить ее приступы. Ни разу альков безумной Жанны не был для него нежеланным. Он даже, совершенно ослепленный от счастья обладания Жанной, эту ненормальную женщину сделал своей преемницей после своей смерти. Но к счастью для Франции, она раньше его умерла, во время родов. Тогда Карл V удалился из дворца, уединился и вскоре от горя умер.

Карл VII умирает после смерти своей любовницы Агнесс Сорель. Мария Стюарт безумствует от любви к своему третьему мужу, разбойнику-авантюристу Босуэлу. О боже, да мало ли можно привести в истории примеров, доказывающих нам, что любовь слепа, глуха и очень сильна!

В чем дело? Как бы нас ни обвиняли в порочности, но мы утверждаем, что происходит здесь так называемая сексуальная зависимость. Эти монархи, умирающие от любви, все имели тенденцию сексуально любить только эту женщину. По-видимому, в этих женщинах или мужчинах было то, что отвечало сексуальным требованием объекта. Вкусы монархов в деле секса очень разнообразны. Одни любили видеть в постели наивную скромную ученицу, другие развратную раскрепощенную матрону, третьи и то и другое вместе. Познать эту сложную науку любви в состоянии только хорошо вышколенные куртизанки. Королевы действовали по наитию и случайно. И, если эта «случайность» отвечала монарху, — жена становилась самым желанным, как это было с Яном Собесским, сексуальным объектом. Но, оказывается, дорогой читатель, всему этому, всей этой сложной азбуке любви можно научиться. Еще в шестом, седьмом веках до нашей эры существовало китайское учение Таоизм, которое сейчас, несколько усовершенствованное, применяется повсеместно в эротике. О чем оно? Тела и мужчины и женщины созданы для наслаждений. Это в отличие от христианской религии, объявляющей тело грешным. Задача и мужчины и женщины постараться, чтобы тело давало максимум наслаждения, для этого они должны умело использовать так называемую «эссенцию жизни» — у женщины «ин», у мужчины «янг». «Ин» вырабатывается у женщины тремя органами: слюной, грудью и половым органом. У мужчины «янг» вырабатывается только одним путем — половым органом. В отличие от женского «ин», которое пополняется и практически бесконечно, у мужчины «янг» ограничен. И кто его рано истратил, тот слабеет, хиреет, раньше времени стареет и умирает. Если женщина хочет сохранить свою молодость и красоту, она должна умело пользоваться своим «ин» и умело забирать у мужчины «янг», чтобы наполнить им свои внутренние органы — от почек до мозга. Опытный мужчина так же умело забирает у женщины «ин», стараясь регулировать утрату своего «янг» только для деторождения и в редких случаях для расслабления. Допускается у мужчины без ущерба для здоровья терять «янг» один раз в две недели. Это означает, что заниматься сексом можно сколько угодно, хоть десять раз на дню, но без утраты «янга».

Опытные учительницы в китайских домах терпимости, расположенных в прекрасных «цветочных ладьях» на море, советовали проституткам не очень позволять мужчинам забирать у себя «ин». Для этой цели: целоваться, глотая слюну. Ибо «ин» заключена в слюне. Не позволять целовать груди: мужчина втягивает невидимую «ин». А отдаваться так, чтобы не было оргазма. Во всяком случае, действуйте дамы по принципу: особенно не умирайте от любви, пусть мужчина умирает.