Великие рогоносцы

король этот, дорогой читатель, только что вернулся из испанского плена, где его на голодном сексуальном пайке держали, ибо эти инквизиторы-испанцы, видите ли, люди слишком нравственные и у них не принято на королевском дворе фавориток держать.

Ну, Франциск I, чтобы вырваться из такой сексуальной неволи аскетического испанского двора, чего только королю Карлу V не наобещал: и острова там какие-то, и сыновей в заложники. Но сначала вырваться из неволи не удавалось, хотя матушка Луиза Савойская к каким только хитростям, к каким ухищрениям не прибегала, чтобы только своего любимого сынка из испанской неволи вызволить. Бывало, негра-истопника подкупят, снимут с него нищенскую одежонку, лицо Франциску I сажей из печки вымажут и выведут с вязанкой хвороста из тюремного замка под видом служителя печей. Но почему-то стража всегда мистификацию обнаруживала и Франциска I на прежнее место возвращала, только с усиленным режимом охраны. А Карл V еще и злился: не по душе, видите ли, французскому королю испанское гостеприимство, хотя его вполне прилично содержали, а есть давали почти три раза в день. Словом, когда наконец Франциск I вернулся из испанского плена, он очень голодным был, половым, конечно, голодом. И он решил любовный голод свой утолить немедленно. И, не утомляя себя слишком долгими поисками, взял в любовницы первую попавшуюся фрейлину Анну де Плеслё. Тем более что красавицей она оказалась замечательной, не слишком строгого нрава и готовой влюбиться в короля.

Но все же маленько она была добродетельной, если ей, видите ли, было не совсем удобно просто быть королевской шлюхой. Ей удобней было быть замужней дамой, тем более что и ребеночек от короля может появиться, кому отцовство припишешь? Ну какие могут быть разговоры, слово фаворитки закон, тем более для такого галантного короля, каким был Франциск I. Он и перед своей матушкой во время с ней разговора на одном колене стоял, шляпу в руках придерживая. А перед дамами прямо рассыпался мелким бисером. Всегда приветлив, всегда улыбчив и такую вот пословицу любил повторять: «Двор без женщин, это то же, что год без весны или весна без цветов». Красивых женщин очень любил и целым их роем всегда был окружен. На охоту с женщинами-красавицами, на ужин тоже. Неказистая невестка Екатерина Медичи еле-еле выпросила у свекра-короля, чтобы и ее, с ее некрасивостью, на охоту забирал. Ну, для невестки было сделано исключение, и она, как белая ворона, среди черной стаи «блистала» своей неказистостью, хотя и со стройными ногами.

Сам Франциск I тоже красавец писаный! Высокого роста, отлично сложен, а силен-то! Во всех спортивных состязаниях участие принимал, да все так просто, свободно, с неизменной улыбкой, острым словцом. Одевался роскошно. Без золотого, богато расшитого камзола, осыпанного драгоценными камнями, даже к завтраку не выходил. Дамы, конечно, немедля все поголовно в короля повлюблялись. А мужья не очень. Уж очень он бесцеремонно иногда с мужьями обращался. И нам об одном таком инциденте Брантом вот так доносит: «Франциск пожелал овладеть дамою, в которую был влюблен (он постоянно был в кого-то влюблен — Э. В.). Однако, придя к ней, наткнулся там на мужа со шпагою в руке, готового прикончить жену. Король приставил ему к горлу свою шпагу и пригрозил убить, ежели тот посягнет на жизнь дамы или учинит ей хоть малейшее неудовольствие. После чего выгнал мужа вон, а сам занял место в супружеской спальне».

Словом, возвращаясь к Анне де Плеслё, ей быстрехонько нашли сговорчивого де Брюсса и женили на фаворитке. Договор был честный: брак фиктивный, до ложа супруги мужу дела нет, но прижитых с королем детишек принимай, браток, за своих и за это получишь губернаторство в богатой Бретани, где воровать можно сколько душе угодно и добра наживать. Ну Брюсо, конечно, не только не колеблясь, но даже с радостью ухватился за такое лестное предложение. Жену при людях только в лобик целует, а чаще вообще ее не видит. И все довольны. Приличия соблюдены и могущие появиться королевские дети будут иметь законного отца. Но Анна Плеслё рожать королю детей не торопится. Она интригами занята и ей крайне необходимо не только свое положение фаворитки укрепить, которое у нее Диана Пуатье, состоящая при сыне короля Генрихе II, все время отобрать или ослабить старается, но и некоей политической фигурой стать. И вот она за большие деньги шпионит в пользу испанского короля Карла V, того самого, который когда-то Франциска I в плену держал. Королю об этом доносят: «Так вот и так, мол, ваше величество, Анна не только баснословной цены перстни от испанского короля принимает, но и имеет постоянную пенсию, что уже конечно однозначно свидетельствует о ее шпионской деятельности в пользу Испании». Король только досадливо поморщился. Не скажет же ведь он своим подданным: «Ах, дети мои, я знаю об этом, но моя любовь к Анне так велика и я не могу с ней расстаться, ну абсолютно не могу, что на ее шпионскую деятельность сквозь пальцы смотрю, даже если она маленько по отношению к нам нелояльна».

А она нелояльна не только в отношении дел политических. Но и по постельным делам тоже. Сделав из своего супруга покорного, покладистого рогоносца, она такового же собирается из короля сделать. Да не только собирается, но реально это осуществляет и еще даже над королем посмеивается: «Он ни на что не способен. И делает вид, будто управляет бедной Францией». Королю опять доносят: «Ваше величество, Анна за вашими плечами с разными недостойными мужами амуры крутит, в вашем же дворце, только в своих апартаментах». Король только досадливо поморщился: «Ах, знаю, знаю, но…». И ничего больше сказать не может. Не скажешь же придворным, что, дескать, так вот, мол, и так, дряхл я (не от старости, конечно), немощен и болезнью источён, а молодой темпераментной женщине не всегда это нравится, так будем же снисходительны к этим ее маленьким слабостям. Придворные не унимаются, и один из его министров чуть ли не заставил короля войти к ней в спальню и поймать любовника, как говорится, воочию убедиться, какими это он там упражнениями с Анной Плеслё всю ночь занимается.

Это правда, конечно, что Анна в своих стремлениях к любовным утехам на стороне совсем разошлась. И красивая, и умная, но очень уж безрассудная. В королевском дворце, рядом с покоями короля умудрялась других, кроме короля, любовников принимать. И как нам объясняет одна писательница, поскольку физически король не мог ее буйный темперамент удовлетворить: «Порой она мечтала о том, чтобы ее изнасиловал грубо могучий конюх».

Ну, конюха де Этамп не нашла, а может, в отличие от нашей Елизаветы Петровны не больно-то их запах любила, но взяла себе в любовники капитана гвардейцев, но с фигурой и темпераментом вполне конюху отвечающему. И бурные ночи мадам де Этамп возобновились с новой силой, а угрызения совести совсем задремали из-за немощности короля. Герцогиня де Этамп вообще о Франциске I слишком пренебрежительно отзывалась. Он, дескать, уже ни на что неспособен: разве «делать вид, что управляет несчастной Францией». И вот однажды, только что наша парочка собралась в угоду герцогини любовным насилием заняться, как в покои влетает взбешенный король и застает их на месте преступления. Франциск I — не Генрих IV. Это тот не захотел открыть запасным ключом двери своей возлюбленной Габриэль, к двери которой привел его лояльный министр, убеждая короля застать прелюбодейную парочку на месте преступления.

Генрих с позором убежал от этой двери, изрекая на ходу: «Не открою. А то она еще обидится». Франциск I не только дверь открыл, но он ее чуть с петель не сорвал. Это он потом, по прошествии времени, малость поостынет в ревностном чувстве и будет сквозь пальцы смотреть на всех любовников де Этамп, а сейчас — это новость для короля и новость пренеприятная. Словом, король ворвался в спальню к де Этамп и закричал диким голосом: «Его под стражу!» Потом немного подумал и добавил: «Ишь до чего додумался, к камеристкам герцогини в спальни на ночь хаживать». Словом, поступил по-джентльменски, будто он поймал не любовника своей любовницы, а любовника ее камеристки. Джентльмен-король сразу трех зайцев, как говорится, убил: свою честь и честь своей любовницы спас и ревность свою утешил. Герцогине де Этамп оценить бы, конечно, великодушие короля, простить ему физическую немощность, вызванную застарелым сифилисом, а она совсем распустилась. Не желает сексуальный пост терпеть и все. Ей подавай новых и хорошо физически развитых любовников. Даже собственный муж де Этамп возмутился. Он согласился быть «рогоносцем» короля, но не его придворных. От этого честь его здорово страдала. Сам — безобразный до отвращения. Старый, понурый, угрюмый, лицо оспой изъедено. Де Этамп на своего супруга без отвращения смотреть не могла и так вот одной вдове свое соболезнование по поводу смерти мужа выражала:

«Ох, милочка, сколь вы счастливы в своем положении, ведь не каждой дано овдоветь», — это нам сам Брантом, живший тогда при дворе Франциска I, сообщает. И вот этот страшилище-муж голос подает — поведение своей супруги осуждать берется.

Это еще больше подстегнуло Этамп к любовным утехам, и она начинает почти на глазах короля с удвоенной энергией себе любовников в постель тащить. И даже до кровосмешения дошло. Взяла себе в любовники господина де Шабо, который приходился законным мужем ее родной сестрицы. Словом, уже своего шурина сексуальной страстью омотала по примеру римских граждан, живших со своими братьями, сестрами, дочерьми и даже матерями. Мы уж тут не говорим о матери Нерона Агриппине, которая, чтобы отвратить сына от любовницы Акты, напаивала его до скотского состояния вином и, обнажив свои груди «как булочник сайку», в таком виде явно с однозначными намерениями в спальню к нему входила.

Ничего в Древнем Риме за такое поведение не было. Они были великодушным народом к грехам своих ближних. У них даже гомосексуализм в большом почете был. А лесбиянство и вовсе пороком не считалось. Там так и говорили: «От любви двух женщин друг к другу у мужчин рога не вырастут». Подумаешь, подурачатся малость две бабы — велика беда, что ли? К концу своей жизни Франциск I уж очень снисходительно на любовные делишки Анны де Этамп смотрел, а вот муж ее все больше зверел и постарался месть свою реализовать. Он, когда Франциск I умер, объявил свою жену прелюбодейкой и заточил в тюрьму. Правда, на короткое время. Слишком сильна была власть де Этамп даже после смерти короля, чтобы долго в тюрьме сидеть.

От ненавистного мужа постаралась скоро освободиться. Тот, будучи наместником Бретани, должность, полученную от милосердного Франциска I за свою роль «покорного рогоносца» вместе с рыцарской цепью, — недолго после смерти короля в своей вотчине властвовал. Правда, возвращенные ему когда-то конфискованные земли новый король Генрих II у него не отобрал.

Анна, покровительствующая при жизни Франциска I писателям, художникам и ученым и пригласившая когда-то в свой дворец Леонардо да Винчи, которого уже в почтенном возрасте приютил у себя в стране Франциск I, перешла от опеки над учеными к опеке над монашенками. Осмелилась даже давать приют протестантам и сама к концу жизни из католической религии перешла на лютеранизм. Умерла в 1576 году.

Франциску I нравилось дурачить мужей своих подданных, то есть наставлять им «рога», так сказать, без их ведома и согласия. Не все же мужья красивых Жен соглашались быть «добровольными рогоносцами». И в осуществлении сего мероприятия хитрости и изощренности Франциска I конца не было. Думаете, зачем это он так хитроумно построил королевский замок Шамборе? Только для целей беспрепятственного получения любовных утех. Собственно, это даже не замок, а какой-то комфортабельный монастырь. Под высокой крышей ряд огромных башен, а внутри огромный коридор с разными там ходами, проходами и лестницами, а по бокам кельи, пардон, апартаменты дам. Ни один апартамент с другим не сообщается. Входить и выходить из такой комнаты можно было совсем не замеченным для других. Какие-то тайные комнатки он ввел и в своем замке Амбуз, и даже в великолепном Фонтенбло имелись комнаты, его женам, Клод и Элеоноре, неизвестные. Но если дама, в которую в данное время был король влюблен, имела свой особняк, то это тоже никакая для Франциска I не помеха. Однажды король влюбился в Жанну де Кок. А у нее любимый муж Жак Дизон. Король живо переубедил красавицу, что любить короля более престижно, чем мужа, и дамочка с этими доводами согласилась. Но муж ревнивый, из особняка жену даже в костел редко одну пускает, а на любовные утехи тем более. Для короля нет никаких препятствий. Он обнаружил, что двор господина Дизона выходит на монастырский двор, где находится молельня. Король приказывает прорубить в гардеробную мадам Жанны де Кок тайную дверь, сообщающуюся с калиткой двора ее особняка, а потом и с калиткой монастыря. Добыть ключи от всех дверей для короля никакой трудности не представило. Словом, король для приличия постояв несколько там минут в молении перед иконой, быстро удалялся и направлялся в гардеробную Жанны. Получив все возможные с ней любовные удовольствия, он таким же манером возвращался в молельню и там уже с большим желанием простаивал на коленях перед иконой. Монахи умилялись: «Вот ведь какой богобоязненный наш король! Полдня перед иконами простаивает!» За достоверность этого факта мы вам, дорогой читатель, абсолютно ручаемся. Нам об этом сообщила в своем «Гептамероне» родная сестра короля Маргарита Наваррская, а она, в отличие от Бокаччо, в своих новеллах фикции не употребляла, одну истинную правду.

Иметь дело с «покорными рогоносцами» и с «рогоносцами поневоле, от незнания» приятно и не опасно. Хуже, когда мужья-«рогоносцы» строптивыми становятся и возражают, а даже бунтуют против ношения своих «рогов». К сожалению, дорогой читатель, этому же королю Франциску случилось иметь дело и с «вынужденным рогоносцем», и там альковное дело не так благополучно закончилось, поскольку эти «вынужденные рогоносцы» не обладали мудрой снисходительностью «добровольных».

Всё-то им мстить надо, права свои на жен доказывать, вместо того, чтобы по-хорошему и без лишних слов уступить королю понравившуюся ему жену. Забыли, забыли эти «вынужденные рогоносцы», в какой эпохе живут. Напомним. В эпохе абсолютизма. И хотя не развился еще этот абсолютизм до абсолютной монаршей власти Людовика XIV, объявившего себя «солнцем», все же зачатки его уже начались и подданным надо бы с этим считаться. Солнечное светило, как известно, обогревает всех. Почему бы в лучах королевского алькова не погреться и некоторым женам?

Словом, речь здесь об одном известном адвокате из Парижа.

Он никаким разумным доводам внимать не захотел, а когда узнал, что Франциск I влюбился (он всегда в кого-то влюблялся) в его жену Фероньеру и вот-вот рога у него вырастут на этой почве, от бешенства чуть не задохнулся. И не желает, видите ли, добровольно королю свою жену отдавать. Совсем ведь, дорогой читатель, история повторяется. Ну ведь это прямо древнеримская история, когда император Нерон, для приличия выдавший замуж свою любовницу Поппею за друга Оттона, никак не мог получить ее обратно, поскольку этот Оттон сам в нее влюбился и не желает императору «депозит» отдавать. Грозный римский император под дверями Поппеи слезами обливается, впустить требует, а его не пускают. Дескать, Поппея теперь законная жена Оттона и римские граждане это подтвердят. Ну, мучился, мучился бедный Нерон от неземной неудовлетворенной страсти, особенно, когда Поппея от пятидесяти ослиц, в молоке которых купалась, расцвела, как роза, вожделение императора усиливая, плюнул, быстренько развел Поппею с Оттоном и сам на ней женился. Хороший урок для возлюбленных королей: не идти к нему в постель, пока не женится или не даст обещание жениться. Генрих IV всегда на эту удочку попадался. А Генрих VIII английский?

Ну, словом, Нерон женился на Поппее. И вот теперь римские граждане ничего не имели против его альковных дел с Поппеей. К жене, не к наложнице император хаживает.

Ну, Франциск I жениться там на Фероньере, конечно, не захотел, еще чего, у него от своих жен некуда деваться. Первую, Клод, еще семилетней девочкой подсунул ему для обручения свою дочь Людовик XII. А она уродлива и калека — прихрамывает. Скрепя сердце Франциск I к ней в альков хаживал и прижил шестерых детей. Для других королев это истинный пустяк — шестеро детей. Вон Мария-Тереза Австрийская шестнадцать детей родила, а ее предок Элизабета Тирольская имела двадцать два ребенка. Прямо не королева, а кобыла-производительница, не оскорбляя монархиню, скажем. Но для Клод, болезненной и уже с начавшейся чахоткой, шестеро дётей — убийство. И она умерла скоро. А вторую жену, скучную и сварливую свою сестру Элеонору, испанский король Карл V чуть ли не насильно Франциску I подсунул: в виде военной контрибуции, что ли?

Словом, жениться на Фероньере король не думал, но вот приятно в ее обществе время провести, чаще в постели, конечно, весьма не прочь был. А мужу нежелательно, видите ли, жену королю отдавать. Возмущается и уже манатки пакует, бежать с женой в чужие края собрался, от произвола французского короля. А потом трезво рассудил, что не больно-то он без поместий и богатств будет чужеземцам нужен и решил иначе свою месть устроить. Грубо и, фи, прозаически: заразить короля сифилисом. Тогда многие мужья к такому способу мести прибегали. Вспомним несчастного мужа Монтеспан при Людовике XIV. А иные мужья от любовного произвола короля только этим и спасались. Бывало, дабы охранить свою жену от притязаний короля, объявляли во всеуслышание, нимало с ее честью не считаясь, что жена больна венерической болезнью. Их мысли и явные намеки примерно так выглядели: «Так вот и так, мол, ваше величество, с радостью бы я подложил вам свою жену в постель, да забота о вашем королевском здоровье не позволяет мне это сделать, ибо моя жена заболела венерической болезнью и лечение весьма безуспешно пока проходит». Ну что королю оставалось делать? Конечно, от ворот поворот.

И вот наш адвокат начинает таскаться по разным борделям и другим злачным местам, имея намерением заразиться от какой-либо неопрятной проститутки венерической болезнью, заразить ею свою жену, а там… Сами знаете, дорогой читатель! Не сахар — венерическая болезнь. Это сейчас в эпоху пенициллина — что сахар, что лечение ни копейки больным не стоит. А раньше? Тогда вообще-то медицина на очень низком уровне стояла — чуть что, какое недомогание — клистир и кровопускание. У, ироды, кровопийцы — сколько они великих мира сего от пуска крови замордовали! А сифилис лечить вообще не знали как. Недавно, только со времен Колумба, он из Америки перебрался в Европу. Лечили по наитию и даже знахарский учебник мало помогал — не было в нем этой болезни. Конечно, месть, как и красота, великая сила и все препятствия на своем пути сметает. И вот адвокат уже сквозь пальцы смотрит на амурные дела своей супруги с королем, а даже потворствует и следить за женой явно не собирается. Некогда. Он делом занят — как бы сифилис подцепить. Ну что, такое последовательное и целенаправленное рвение принесло благоприятные результаты. И вскоре французский король Франциск I из объятий красавицы Фероньеры попадает в руки врачей. А те головы ломают: ну как лечить такую затейливую болезнь? И конечно, толком вылечить не смогли. И умер король в своем замке в 1547 году в возрасте 53 лет от осложнений этой болезни. И уже тогда выглядел дряхлым стариком, так истощила и измучила короля эта болезнь. Хроникеры об этом стыдливом предмете как-то вскользь и не очень вразумительно упомянули и никто бы, наверное, о нем и не вспомнил, но сестра короля Маргарита Наваррская, ну та самая, которая «Гептамерона» наподобие «Декамерона» Бокаччо написала, медвежью услугу братцу оказала. Она так горячо стала опровергать слухи о «стыдливом» недуге короля, что привлекла всеобщее внимание. И теперь уже никто в Европе не сомневался, что французский король Франциск I умер от осложнений венерической болезни.

Болезни королей

рямо беда с этой болезнью! И кто только ею не болел? Подумать только: Фридрих II Прусский, ненавидящий дамский пол и, по мнению некоторых авторитетных историков, подверженный гомосексуализму, умудрился подхватить сифилис в его сложнейшей форме уже в молодом возрасте. Болезнь была настолько тяжела, что императору пришлось произвести хирургическую операцию, и он был лишен своего мужского естества. И вот он теперь вместе со своим слугой, любимым причем, наигрывает на флейте, с которой всю жизнь не расставался, пока его к старости артрит совсем не доконал, печальные мелодии, ибо радоваться императору особенно не приходится. Мало того, что жестокий отец со своей муштрой и дисциплиной совсем Фридриха молодости лишил, но он еще и лишился возможности произвести потомство. И был бездетен, а с женой жил как брат с сестрой, что, конечно, для жены не радость.

Трагическая фигура — этот великий император, создавший самую лучшую и дисциплинированную армию в мире, полную муштры, наказаний и мрака. А все из-за своей неосторожности в молодости. Он, может быть, вообще первый и последний раз вкусил женщину, да так неудачно.

Как вы знаете, дорогой читатель, венерической болезнью болели наши русские цари: Иван Грозный и Петр I. Первый из-за своего неуемного разврата, второй по неосторожности. Та страшная болезнь, от которой Петр I умер (неиспускание мочи), началась именно из-за осложнений этой болезни. Неисправимый дон Жуан, французский король Генрих IV, который равнодушным взглядом ни одну юбку не провожал, умудрился в большей или меньшей форме заразиться несколько раз триппером и даже сифилисом. Всех мастей и сословий женщин любил Генрих IV. Но особенно нравились ему богобоязненные монашки, скрывающие под своими тугими сутанами что-то уж совсем соблазнительное для Генриха IV. Ну и такая вот монашка, некая Вердун при осаде королем Парижа, когда у него было время на дело и час на утеху, заразила его опасной венерической болезнью. Врачи, конечно, быстро спохватились и начали лечить короля ртутными препаратами, вылечили, но через какое-то время болезнь снова дала о себе знать и в самое для этого неподходящее время, когда король, разведшийся с королевой Марго, намеревался жениться на итальянке Марии Медичи. Ну, скажите на милость, как ту плодить наследников, если на органе растет какой-то подозрительный нарост, который был здорово заметен в узких панталонах короля и придворные дамы с недоумением и удивлением смотрели, почему это король всегда «в готовности»? К счастью, и тут врачи быстро спохватились (у Генриха IV были замечательные врачи), хирургическую операцию произвели, и французский король мог заниматься благородным делом продолжения династии. Жена его Мария Медичи исправно начала рожать детей и, как вы знаете, из этого брака вышел и Людовик XII и королева Генриетта, жена Карла I, которому, к сожалению, англичане голову срубили.

С Генрихом IV все закончилось, к счастью для истории, благополучно, но часто великие мира сего очень долго не могли эту венерическую болезнь излечить. Вспомним, как Д’Артуа, родной брат французского короля Людовика XVI, любивший шастать по злачным местам (он только к старости, ставши Карлом X, успокоился), заразился венерической болезнью.

Ну, к этому времени медицина была уже на довольно значительном уровне, врачи знали уже, как эту болезнь лечить, и Д’Артуа беспечно успокаивал своих друзей: «Что там! Не бойтесь любовных связей, если есть такие превосходные ртутные препараты!»

Напрасно так радуется Д'Артуа легкому лечению венерической болезни. Даже вылеченный сифилис на всю жизнь оставлял свои следы. Вспомним брата Наполеона Бонапарта, Луи, у которого была парализована рука и волочилась нога из-за осложнений этой болезни. Лечили его врачи весьма оригинальным, а по нашему мнению, шарлатанским способом: заставляли спать на простынях кожных больных. Но утопающий, как говорится, хватается за соломинку! Чего только ни делал Франциск I, чтобы излечить свою болезнь! Он даже в 1543 году снарядил корабль в Бразилию, чтобы привезти ему специальную пальму, по латыни называемую Palme Sainte, якобы излечивающую от венерической болезни. Вытяжка из этой пальмы, которой лечатся бразильцы, королю не помогла.

Одиннадцать раз болел триппером неисправимый Казанова, пока, возмутившись такой прилипчивостью этой болезни к своему организму, не придумал кондом из кишок овцы, и это открытие наделало много шума и гораздо раньше вошло в употребление, чем это сделал английский врач Кондом.

Венерической болезнью, зараженная от своего мужа, болела и мать Екатерины Медичи и бедной дочери достались в наследство ее результаты: она рожала дегенеративных, больных детей: тут и Франциск II, и сын Эркюль и Карл IX, и слабенькая Елизавета, жена испанского короля Филиппа II. Несколько здоровее оказались только двое детей: королева Марго и Генрих III.

Королевские дворы передовых стран Европы были заражены венерическими болезнями. Хирург французского короля Людовика XV Ла Пейрон повально лечил блестящих светских красавиц — придворных дам от сифилиса! Развратному кардиналу Дубуа в это время врачи вынуждены были по причине застарелого сифилиса удалить половые органы и придворные злостно смеялись: «его преосвященство уходит в могилу без своего мужского достоинства».

Но особенно, дорогой читатель, распространялись венерические болезни во время войн! «Сифилис — военное бедствие!» — воскликнул супрефект Парижа Жиен. — «Болезнь эта более опасная, чем все остальные. Она приводит к самоубийству, количество которых неуклонно растет».

Сифилис получил название грозной болезни, но ни одна страна не признавалась в источнике ее возникновения. «Фома кивает на Петра, а Петр на Ерему». Испанцы все взваливали на Америку и называли болезнь американской, итальянцы все взваливали на испанцев и называли болезнь испанской, французы называли ее неаполитанской и не без основания, достаточно малость с историей жизни Карла VII познакомиться, при котором сифилис стал массовой и грозной эпидемией, своеобразной чумой.

А случилось это во время военных походов, когда французский король Карл VIII пошел завоевывать Неаполь. Этот король, сын знаменитого Людовика XI, страшный, как смертный грех, с большой головой и тоненькими ножками — «головастик», любил две вещи: завоевывать чужие страны и женщин. Историки его в эротоманы записали и не без основания. Причина для завоевывания чужих стран у Карла VIII весьма уважительная. Ему надо срочно приобрести любовь и уважение своей жены Анны Бретанской, которую с ее плодородными бретанскими землями с таким трудом удалось у жениха Максимилиана Австрийского отобрать. Но, как нам кажется, еще и потому Карл так спешил к завоевыванию чужих земель, что долго на одном месте усидеть не мог. Изнывал от скуки, а в кругу семьи у бока набожной Анны тем более. Интуиция, что ли, у него такая была, что семейный очаг ему счастья не принесет. Не ошибся в своих предчувствиях и принял смерть не где-нибудь на поле битвы, а, прямо стыд сказать, — ударившись о притолоку собственной двери в своем замке! Иногда короли имели тенденцию очень странно свою смерть принимать. Один, например, умер, ловя ртом грушу и задохнувшись! Сейчас Карлу VII, изнывающему от скуки французского двора, нужны новые впечатления и новые женщины! Историки и хроникеры нам шепотом сообщают, что не только эротоманией страдал король, но более сложной ее формой — сатириазмом. Знаете, дорогой читатель, такую половую неумеренность, при которой как в двусмысленной загадке о качелях: «Туда — сюда — обратно — тебе и мне приятно и сколько ни делай, все хочется». Эротическая эдакая малая неуемность, весьма обременительная для ее владельца, особенно во время военных походов. Но Карл VIII, конечно, выход нашел! Он нагрузил в коляску с полдюжины дам для своего сексуального обслуживания в походах, а супруга короля Анна Бретанская уже постаралась, чтобы дамы были, мягко говоря, слегка уродливые. Нашла помеху для мужа, как бы не так! «Не беда, морду платком прикрою». Помните, как у Максима Горького в его «Страстях мордастях» проститутка уговаривает писателя переспать с ней, а свою уродливую физиономию она прикроет.

Ну мы там не знаем, прикрывали ли дамы в повозке Карла VIII свои уродливые личики, вуалькой ли, платком ли, а может, вообще ничем, королю это не помеха. Он то и дело повозку останавливает и тащит в папоротники то одну, то другую даму, пока до границы своего государства не дошел и тут, по словам летописца того времени, «от плоти его остались лишь кости, будто из тела его, как из проткнутого бурдюка, вышел весь воздух».

Войско, конечно роптать начало: это что же за военачальник такой, который привалы, непредусмотренные стратегией, устраивает чуть ли не под каждым густым папоротником? А воевать когда будем? Контрибуцию брать? Ведь тогда войскам жалованья не платили. Что у неприятеля награбят, тем и живут. Король посмотрел в зеркало и ужаснулся своему отражению: нос и так был большой, а сейчас заострился, словно у Буратино, и безумные глаза из-под кустистых бровей выглядывают. Этак дамы все соки из короля вытянут — и твердо решил: повозку с дамами отправить обратно. Отдохнув малость от любовных утех, король с новыми силами и новой энергией принялся завоевывать Неаполь. Завоевал он его очень быстро и скоро французские солдаты пили в кабачках вино, плясали с прекрасными неаполитанками и то и дело тащили их не в папоротники, однако, а в благоухающие миртовые и жасминные кусты.

И началось! Страшное началось во французской армии, дорогой читатель! Началась настоящая эпидемия сифилиса! Аж удивительно, как сам Карл VIII им не заразился, а только оспой, которая, конечно, изрядно искромсала его лицо, но половые органы не нарушила. Судьба оберегла его от страшной болезни — сифилиса, но его солдат нет! «Французы умирали сотнями», — так лаконично комментирует летописец того времени.

Гнили их члены, они слепли, у них отваливались носы и мужское естество, ибо это была очень тяжелая форма сифилиса, которым были заражены неаполитанки еще со времен Христофора Колумба, когда испанские наемники Фердинанда Арагонского наряду с огромным количеством золота завезли и эту болезнь. Неаполитанки из поколения в поколение носили яд сифилиса в крови, но у них он был в несколько приглушенной форме, не так остро выраженной.

Болезнь среди французских солдат распространялась с неимоверной быстротой и ею заболевали даже знатные люди. Кардиналы теряли носы, заболел папа римский и, чтобы не слишком скомпрометировать церковь, был пущен слух, что болезнь распространяется не только половым путем, но и через воздух, что вызвало в народе истинную панику. «Чем дышать, если воздухом дышать нельзя?» Карл в страхе бежал из Италии, страны, где прекрасные существа — женщины — так опасны, что к ним нельзя прикоснуться. Однако было уже поздно. Солдаты привезли во Францию эту болезнь, и в 1496 году на Париж обрушилась истинная эпидемия сифилиса. Причем в такой тяжелой и отвратительной форме, что у народа пропала всякая охота к любовным утехам. Бордели опустели, проститутки голодными безработными без пособия бродят по Парижу в тщетной надежде найти клиента. Клиентов не было. Клиенты боятся заразы. Все боялись: мужья боялись спать с женами, жены с любовниками. Повальное целомудрие наступило во французском королевстве. Церковь, конечно, не замедлила использовать эту безумную сексуальную воздержанность и давай проповедовать чистоту и воздержание, забыв божеское приказание: «любите и размножайтесь». А как тут размножаться, если любить нельзя?

Вот ведь бедная Франция, не приготовленная к такому катаклизму хуже саранчи! И так на протяжении долгих лет. Думаете, в эпоху Французской революции было лучше? Как бы не так! Именно тогда с удвоенной силой возникают венерические болезни, ибо был брошен клич: «Отечество в опасности!» И кто же ринулся спасать отечество? Конечно же, патриотически настроенные проститутки! Они тут же устремляются в войска. Пооставляли свои бордели, уложили в котомки платья с немыслимыми декольте для соблазна и айда — в путь дорогу, вслед за солдатиками. Понимали, родимые, что после каждого кровавого боя у солдата появляется психический дискомфорт и ему срочно нужно физическое удовлетворение. Начальство не мешало этому повальному половому безумию, поскольку психику солдат понимало. На войне воину отдушина требуется, для души и тела. Как сказала одна современная подруга своему мужу-технократу, заинтересованному только своими чертежами, когда у нее появился любовник: «душе моей и телу требуется отдушина». На войне воину такую отдушину может дать хорошо обученная проститутка. «Недаром, недаром она с отставным гусаром» — как точно сказал поэт Лермонтов. Недаром в войске у Карла Смелого было четыре тысячи проституток, называемых красиво — маркитантками. И, конечно, разница между проституткой и маркитанткой огромная. Первая за свои услуги луидоры с солдатика требует, вторая сама готова последнюю рубаху отдать, как мать родная, да еще в свободное от основного занятия время бельишко воину штопает. И все бы хорошо, да ладно было, но, как сказал английский писатель Ги Бретон, «увы, эти девицы имели весьма смутное понятие о гигиене и вскоре солдаты армии были поголовно заражены. Мужчины, пораженные в естество, потеряли присущий им боевой дух». А без «боевого духа» дорогой читатель, согласитесь, где уж там о победе мечтать и войска стали терпеть одно поражение за другим. Это, конечно, сильно обеспокоило главнокомандование и был официально издан приказ — всем проституткам оставить недоштопанное солдатское бельишко и немедленно покинуть войска, иначе их будут сечь, потом голых вымажут дегтем и выставят на обозрение народу. Ну, голым им, конечно, не привыкать быть и этой карой их не проймешь, но высеченными не больно-то хочется, и бедняжки поспешно покинули войска. Засунули свои платья обратно в котомки и ретировались в свои осиротевшие бордели услаждать не так воинственно настроенных буржуа. Пусть еще порадуются гуманным методам предводителей Французской революции. Вот полковник Страци в 1507 году не больно с ними церемонился. Он приказал без промедления утопить 800 проституток, поскольку расплодилось их у Альбы несметное количество: четыреста изнеженных куртизанок ехало верхом вслед за войсками и восемьсот бежало рядом, безлошадных, мелким аллюром.

А вот Наполеон Бонапарт, хотя и строгий император и с сарказмом к дамам относящийся, но к проституткам слабость имел и очень даже гуманно с ними поступал. Император своих солдат, как мать родная, любил, и не позволял им во время походов мучиться без женской ласки.

У него в полковых отрядах рядом с хорошо обученными солдатиками всегда шагало изрядное количество проституток.

Впрочем, почему именно — «шагало?» Чаще ехало. Кто верхом на коне, кто в карете с двумя запряженными конями, кто в колымаге с одной дряхлой кобылкой. Это уж в зависимости от вашего материального состояния, некоторые весьма дорогостоящие проститутки со всем комфортом перемещались: тут вам и удобное ложе и шкафчик с горячительными напитками — люби — не хочу! И прославляли эти проститутки наполеоновские войска, и в историю вошли, ну, конечно, не славой Жанны д'Арк, но и не только своими любовными похождениями, а преданностью войску, патриотизмом и храбростью. Особенно прославилась такая бой-проститутка Баська. О ней прямо можно романы писать, столько храбрых похождений у нее в биографии.

А вот английский король Ричард III, ну тот самый, который своих законных племянников, наследников английского престола в Тауэре придушил, чтобы самому страной править, коварный, горбатый и злой, которому некоторые современные историки горб выпрямили, и стройным как крымский кипарис сделали, а злодеяния в мешок упрятали, в своем войске проституток не имел. Он был за нравственность и считал, что маркитантки только деморализуют войско. И повыгонял бедных проституток не только из войска, но и из английского королевства. Посадил их целую ораву в барку и всяк след их простыл. Может, в работный дом услал. Ведь именно так поступила австрийская Мария-Тереза, которая в борьбе за нравственность не только полицию нравов ввела, но и всех проституток из Вены выгнала и в работные дома, наголо остриженных, выслала. Ну, тогда живучие проститутки давай маскироваться под какую-нибудь швею, прачку или парикмахершу. Сидит, скажем, у ее дверей инспектор нравов и следит — не приходит ли к какой-нибудь парикмахерше под видом стрижки клиент по эротическим делам. Только ворвется в парикмахерскую, а дама не в ложе, а клиенту голову моет. Пойди докажи, что это закамуфлированная проститутка! Билась, билась Мария-Тереза за уничтожение проституции — поражение потерпела полное. Мудро решила: ладно, е…сь себе легально, только налоги платите, да к врачу на исследование каждый месяц. Бороться с проституцией, дорогой читатель, бесполезное занятие. Слишком поздно французский король Франциск I спохватился относительно осторожности на любовном ложе! Когда уже болезнь его стала неизлечима! Но, как говорится, «знать бы где упасть, соломку бы подстелил».

Ну там соломку Франциск I не подкладывал, он на пуховых мягких перинах спал, но во имя дальнейшей предосторожности от заражения (слишком поздно!) приказывал обстоятельно обследовать всех дам, независимо от их социального происхождения, прежде чем они в его альков попадут. И такому вот ретивому и не в меру ревнивому «рогоносцу» графу Шатобриану не удалось короля в свои ревнивые сети заманить, и он вынужден был на своей супруге месть «рогача» вымещать. А дело так было. Еще до прихода в ложе короля Анны де Этамп, он безумно влюбился в некую даму Франсуазу Шатобриан. У нее в молодости все как в сказке начиналось, только принцем был немолодой человек, но знатный, а принцессой юная девчушка одиннадцати лет, которую предприимчивый принц быстро своей наложницей сделал. И двенадцати лет от роду, юная Француаза рожает в 1507 году Шатобриану дочь. Ну наш «принц» человек благородный, он девушку девкой не сделал, он женился на ней и она стала графиней Шатобриан. Великолепно живут супруги, несмотря на значительную разницу в возрасте. Целых десять лет не прекращаются в их роскошном замке балы, празднества и маскарады. Через восемь лет, в возрасте двадцати лет превратилась Франсуаза в замечательную красавицу, и о ее неземной красоте проведал Франциск I. А у этого короля манера такая была — он грандиозные кутежи, пикниками называемые, на природе устраивает. Выезжают всем двором с огромной свитой в 12–14 тысяч карет, с большими палатками, с поварами и прочей обслуживающей челядью и где-нибудь в лесочке устраивают обоз. Расставляются столы под роскошными палатками-шатрами и пир горой, с многочисленными яствами и таким количеством вина, что подсчитать сил нет. Король пригласил супругов Шатобриан на свой пикник. Но надо же, муж приехал, «явился-незапылился», но сам. Жену дома оставил. Ну как тут не понять, что не для прекрасных глаз графа Шатобриана такое раздолье на природе устроили. А он вот не понимает и все, и не желает свою жену королю показывать.

Его, конечно, проучили маленько. Каким-то полком командовать дали, приказав, чтобы строго за солдатами следил, а за женой не очень. Муж догадливым, однако, оказался, живо понял, что от него требуется, а когда получил должность губернатора Бретани, вообще успокоился. И, кажется, должность «покорного рогоносца» его неизменно устраивает. Француаза Шатобриан, не будь дура, всю свою семейку, всех родственников в королевский дворец перетащила и заставила должности хорошие дать. А себе, конечно, дворец хороший и все семейные драгоценности. Пришлось королю здорово раскошеливаться и как ни шипела его матушка Луиза Савойская, он королевские фамильные драгоценности в подарок Франсуазе принес. А она еще, дорогой читатель, артачится. Не сразу спешит место в постели короля занять.

Совсем измучила его величество. Три года не поддавалась на его улещения. Король за стишки принялся и такие вот любовные эпистолы собственного сочинения ей посылал: «Но ты моя единая отрада, для сердца и души другой не надо».

И так полюбились королю пикники на свежем воздухе с прекрасной Франсуазой Шатобриан, что он решил официально ее взять для встречи с английским королем Генрихом VIII. Но что делать? Королеву ведь тоже взять надо, а то неудобно. И недолго думая, сооружают две лектики: в одной несут некрасивую хромую королеву Клод, в другой прекрасную Шатобриан. Генрих VIII, впопыхах на разобравшись, что к чему, и, приняв роскошно одетую прекрасную даму за королеву, кинулся с братскими объятьями и поцелуями, а тут оказалось, что не той особе губы свои подставил, и бледная, чахоточная, неказистая хромоножка и есть королева, а эта… Ну и что, что метресса, зато официальная. Король, не мешкая, произвел Шатобриан в официальные куртизанки, и они все семнадцать дней на лоне природы увеселялись. Муж Шатобриан видит, что жена совсем от дома отбилась, целыми днями в королевском дворце или в своем дворце, королем подаренном, и даже в фамильных королевских бриллиантах, испугался, малость: как бы его роль «покорного рогоносца» не преобразилась в разведенного мужа, и призывает Франсуазу домой. Она слышать ничего не желает, на королевском дворце блистает, вызывая дикую ревность… о, не жены, только матери Франциска I Луизы Савойской. Жена — тихо сидела. Не бунтовала и не возражала.

И в благодарность за это («покорный теленок двух маток сосет») король начал хаживать в спальню к своей жене, и у нее через девять месяцев после знакомства короля с Франсуазой Шатобриан рождается дочь Мадлен.

Что означает сие имя, мы не знаем. Но, наверное, какой-то намек был. Не без этого. На этом королевском дворце детей называли по стечениям обстоятельств. Луиза Савойская, будучи беременной, кушала устрицы и в одной обнаружила крупную жемчужину. Родившуюся дочь, знаменитую писательницу Маргариту Наваррскую, написавшую «Гептамерон», немедленно назвали Маргаритой, что означает «жемчужина».

Шатобриан уж надеется на роль маркизы Помпадур или, на худой конец, маркизы Ментенон. (Жаль, их не знала, они гораздо в более поздней эпохе родились.) Но король, как известно, попадает в плен к испанцам, а по возвращении из плена он уже на Шатобриан ноль внимания, фунт презрения. У него Анна де Этамп процветает. И эта могущественная фаворитка потребовала от короля, чтобы он в свою очередь потребовал обратно фамильные драгоценности. Королю вроде неудобно подаренные драгоценности у экс-фаворитки отбирать. Но Анна не уступает. И пришлось королю послать министра с просьбой возврата своих неосторожно подаренных некогда в пылу любви королевских драгоценностей. Шатобриан не расстроилась. Она согласилась отдать драгоценности. Но попросила три дня отсрочки, якобы для того, чтобы насладиться былым воспоминанием в последний раз. Но когда через три дня пришли за драгоценностями, Шатобриан вручила королю огромный сплавленный золотой комок, в котором вместо бриллиантов плавали какие-то углеродные вкрапины. Переплавила такую музейную ценность. Анна де Этамп за голову схватилась, плачет, проклятия шлет, а король усмехается: он по достоинству оценил юмор (или жестокую месть) своей бывшей фаворитки. Но никак юмористически не принял господин Шатобриан возвращения своей блудной жены в супружеский замок. Она, бедная, в захудалой карете, без драгоценностей, без званий и замков в отчий дом возвращается и боится дернуть за шнурок при въездных воротах: «А как супруг ее примет? Захочет ли вообще с ней жить». Но к ее удивлению, появившийся камердинер с канделябром в руках без всякого удивления говорит ей: «А ваш супруг давно вас ждет и очень рад вашему приезду». У Франсуазы от радости сердце бьется и она обещает никогда больше хорошему мужу ни с какими монархами не изменять, а быть верной и покорной женой. Так думает Франсуаза, а камердинер ей свечой путь освещает и спускается по ступенькам куда-то все ниже и ниже. И не успела Франсуаза оглянуться, как очутилась глубоко в подземелье, в комнате, а вернее в подвале, обитом всем черным и с черной лежанкой на соломенной подстилке посередине. Все! Франсуаза заточена в своем замке мстительным супругом. А он еще подходил и голодную и изможденную жену спрашивал: «Вам не нравится здесь? Почему же вам не поможет ваш любовник — король?» Конец ее печален, дорогой читатель. Измучив и истязав бедную жену, Шатобриан приглашает хирурга и тот буквально выпускает из нее всю кровь. Так окончилась жизнь одной из могущественных куртизанок не менее могущественного французского короля. Но это, дорогой читатель, одни историки утверждают. И во главе с таким известным, как Кондратий Биркин. А другие говорят, что ничего подобного, Шатобриан жену не убивал и даже в темницу не заточал. Он ее сердечно принял и они долго и счастливо жили. И Франсуаза Шатобриан здорово на старость лет милосердием занималась и не гнушалась даже прокаженных лечить. До правды теперь не доберешься. Кому из читателей хочется Шатобриан видеть злым, коварным «рогоносцем» — пусть так будет. Кому иначе — «покорным» — пусть и так будет.