Великие рогоносцы

Ведьмы

колдовывают ведьмы беззащитных мужчин! Ну никак они, бедные, не могут избавиться от их колдовских чар. И были бы — старухи беззубые, но нет, ведьма норовит быть молодой и красивой, да такой, что дух у мужчин захватывает и не поддаться их чарам просто невозможно. Недаром ведь, дорогой читатель, в инквизиционном суде ведьм приводили в зал задом. Чтобы она, значит, своими демонскими глазами судей не смущала и своим магнетизмом на их справедливое решение не влияла.

Сексапильны ведьмы! Грудь у них ходуном под тонкой блузкой ходит, очи какие-то «стрелы» (Амура что ли?) пускают, волосы из-под чепчика непокорными кудрями выбиваются, а вся она настолько желанна для мужчины, что, послав к черту и ее маленький хвостик, растущий в неположенном месте, и поездку на метле к другу-дьяволу, и сохнущую свою корову, у которой ведьма вылакала все молоко, только и мечтают как бы где в укромном местечке с такой ведьмой прилечь и свой любовный пыл насытить. И мы, дорогой читатель, совсем не удивляемся тому священнику, одному из героев Виктора Гюго, который донельзя влюбился в ведьму — цыганку, красавицу Эсмеральду.

В определенные дни месяца ведьмы летают на шабаш. Это такое дьявольское увеселение. И если вы читали Булгакова «Мастера и Маргариту», то вы, конечно, знаете, что это такое. Там очень хорошо проводят время, ну прямо почти так же приятно, как у нас сейчас молодежь на дискотеках. Только если молодежь подзануживает себя разными там «экстази» и прочими разноцветными таблеточками, ассортимент которых с каждым годом все разнообразнее становится, то у ведьм на их шабаше подзануживающий напиток один: детская, а вернее, новорожденного младенца кровь. Они ее вместо вина пьют. Ведь недаром у ведьмы Вуазьен времен Людовика XIV нашли в саду закопанные трупы младенцев чуть ли не с тысячу. Этой кровью питалась время от времени его любимая метресса маркиза Монтеспан. На ее черных мессах кубок с кровью новорожденного младенца ставился на голый живот и после магических заклинаний он должен был выпит до дна. Кровь вообще, дорогой читатель, долгое время была почти так же популярна, как красное вино. Прелюбодеянок-жен мужья заставляли испить крови ее убитого любовника. Так жену Марка Аврелия Фаустину, которая от гладиатора монстра Коммода родила, заставили выпить полный кубок его крови, чтобы навсегда излечить королеву от сексуальной тяги к мужчинам низших сословий. Людовик XI младенческую кровь пил, да, но не от излечения от прелюбодеяния, а от своей язвенной, кожной болезни. У этого деспота-короля было какое-то странное воспаление кожи (бог, что ли, за злодеяния наказал), напоминающее экзему, но только в гораздо более болезненном и устрашающем виде, и он считал, что действенным методом лечения своего недуга является кровь новорожденных младенцев.

Как вы уже знаете, дорогой читатель, на протяжении веков мировой истории за ведьмами охотились, их мучили, их убивали, их жгли. Посмотрите что только эпоха инквизиции с ними проделывала!

Доказать, что ты — ведьма, очень просто. Для этого существовали разные и абсолютно «точные» способы: утопление — водой, жжение — прижигание огнем, взвешивание, плач, ну и конечно, самый действенный — собственное признание под пытками.

Начнем с самого простого — плача. Считалось, что ведьмы плакать не могут. Ибо слезы — от господа бога, от дьявола — дьявольский смех. Помните, как ведьма Анна Болейн, вторая жена английского короля Генриха VIII, стоя на эшафоте перед отрублением своей головки, смеялась хриплым, ироническим «бесовским» смехом?

Ну значит, ведьму тащат в суд и судья ей приказывает при всем честном народе доказать свою непричастность к дьявольскому семени — заплакать. «„Плачьте, плачьте вместе со мной“, — призывала Мария-Антуанетта своих придворных дам, когда открылась грязная афера с ожерельем». Ну дамы, конечно, для солидарности дружно кружевные платочки к глазам поприкладали — разделили мышиными слезами горе королевы. А ведьме как это сделать, если у нее от страха все поджилки трясутся, губы синеют и ни одна слезинка по приказу не выливается. «Все ясно, — заключил суд. — Ты — ведьма».

Существовал и другой, немного посложнее способ обнаруживания ведьмы. Огненная проба. Обвиняемой дадут малость, так, на пару секунд, подержать в руках раскаленный до белого цвета железный стержень. Теперь покажи ладони. Если ты ведьма — будут волдыри, если ладонь будет чистая — не ведьма. Искусством индийских йогов женщины не обладали, беспрепятственно ходить по раскаленным углям, так, чтобы босой стопы ни один волдырчик не коснулся, не научились, значит шли, как колдуньи на сожжение живьем.

Был еще способ — затопления. Ведьм в отличие от обыкновенной процедуры, когда с них сдирали платья и они перед инквизиционным судом представали голые, а даже еще и обритые — с выбритым лобком, подмышками и волосами на голове, ибо злой дух любит запрятываться в волосы, сейчас наоборот, одевали. И вот в своих пышных юбках им связывали руки и ноги таким вот образом: левая ладонь к правой ступне и наоборот. Перевязанные так крест-накрест они на веревке опускались с моста в воду. Если ты не ведьма, ты должна обязательно утонуть. Если ведьма — будешь держаться на плаву. Поскольку юбки были широкие и раздувались, что тебе паруса, женщины долгое время держались на воде, их признавали ведьмами и…

Если какой слишком добросовестный судья сомневался в результативности такого метода, не перечили. Разрешали еще один метод испробовать. Метод взвешивания. Ведьмы очень мало весили. Но таких бестелесных женщин было мало, мода была на толстых и немного даже жирных, весы перевешивали допустимую норму и…

На костре живьем ведьм сжигали почитай до второй половины восемнадцатого века. Исследователь Путек так вот описывает один из таких процессов: «Взяли в одной деревне пять девушек, дочерей хозяина, вдову и служанку. Повели их на мост, завязали руки и бросили в воду. Но ни одна не утонула, потому что широкие юбки, прежде чем намокли, надувались. Объявили, что они ведьмы. Их посадили в бочки, в которых были отверстия для рук и ног. Поволокли на дыбы. Подтянули кверху и повернули колеса, аж кости затрещали. Трое из пытаемых умерло. Остальных одиннадцать женщин снова посадили в бочки и повезли к пылающему костру. Там их в бочках так и бросили в костер. Сгорели живьем».

Признание обвиняемой считалось неоспоримым доказательством ее вины. Но поскольку, такому признанию всегда предшествовали пытки, ничего удивительного, что они всегда признавались в том, что они ведьмы. Правда, предписывалось ведьм сильно пытками не мучить, а всего один час. Одного часа было недостаточно, чтобы добиться от нее признания, поэтому палачи мучили свою жертву — сколько выдержит, чаще два, три, а иногда и до четырех часов доходило. Больше нельзя было — жертва могла под пытками умереть, а это инквизиции было нежелательно. Инквизиции требовались публичные зрелища сожжения.

Рекомендовалось, прежде чем ведьму на пытки послать, показать ей наглядно как и чем ее будут мучить. Для этого палач и его подручный вели ведьму в подвал, где была расположена «кухня пыток», а вернее, мастерская пыток и, не щадя своего времени, палач должен был подробно и вразумительно объяснить ведьме всю технологию процесса пыток и, еще лучше, на наглядных примерах. Ну, скажем, привели ведьму в подвал, палач разгляделся, а у него в углу пытают ведьму «испанским сапогом». Он быстро нашу ведьму тащит в угол и говорит: «Скорей, скорей матушка, а то кончат, или жертва не выдержит, дуба даст. Теперь смотри в оба. Видишь, вот эти железные цилиндры? Они надеваются на голень ноги, а иногда и пальцы ног прикрывают. Сбоку имеются отверстия, они болтами прикручиваются. Сначала как будто не больно, — успокаивает палач нашу перепуганную ведьму, но когда потуже гайки прикрутить, знаешь, боль какая! Часто кости на ноге трещат. Но это еще пустяки, это обыкновенная пытка, а ведь мы часто имеем предписание применить пытку с обострением. Тогда мы берем вот эти клинья, — и палач показывает ведьме деревянные клинья, которые забиваются молотком в сапог. Боль, матушка, невыносимая. „Чего уставился?“ — обращается он к подмастерью. — Покажи наглядно как это делается». И к лежащей на деревянной доске девушке применяют обостренную пытку испанского сапога.

Часто, даже не испытав пытки, от одного только этого наглядного урока, ведьма признавалась в своих деяниях, что и на шабаш-то она летала, и кровь-то младенцев пила, и порчу-то на деревенских коров насылала. Ну тогда ей прямая дорога — на костер. Ее там разденут догола и тщательно осмотрят: какие особые знаки дьявол на ее теле оставил. Ну бородавку какую, или там подозрительное родимое пятно. Тогда палач еще перед сожжением будет немного ее иголочкой колоть. Бородавку тыкать. У ведьм никогда из бородавки кровь не шла. Но вот ведьма освоилась с испанским сапогом и как-то там даже не особо вопя, эту пытку выдержала. Тогда палач посмотрит на часы. Время еще есть, будем применять следующую пытку — дыбу. Вы, наверное, знаете, дорогой читатель, что это такое? В свое время даже один академик такую дере, пардон, детективную книжку на эту тему написал. Но надо вам сказать, русские дыбы значительно по силе боли уступают западным. У русских только суставы выворачивают, подтянув тело к потолку (потом палач тело опустит и суставы, как хороший хирург, мастерски вправит). А у западных? Западные дыбы — это произведение искусства заплечных дел мастера. Тут одной веревкой и крюком не обойдешься. Тут нужен специальный, хорошо и изящно сделанный инструмент. Представлял он собой две полуколоды, выдолбленные внутри наподобие корытца. В эти колоды вкладывались ноги и руки пытаемого и закреплялись болтами. Ступни ног и кисти рук торчали наружу. К рукам привязывали веревки, а другой конец протягивали через крюк в потолке к рукам палача. На ноги привязывали тяжелые гири и поднимали человека вверх. Руки и ноги, конечно, выходили из суставов, но колодки не допускали их поломания.

Очень болезненной и редко когда выдерживаемой пыткой была пытка прищемления пальцев. Брались две металлические пластинки, между ними помещали пальцы рук, все скрепляли болтом и били молотком по пластинке так, что часто кровь брызгала.

Ломать пальцы рук и ног было особенно популярно. Каждый мало-мальски начинающий подмастерье — палач учился прежде всего прищемлять пальцы. Это были азы. Посложнее пытки проводил искушенный палач с большой практикой. Они даже имя себе в истории заработали. Кто не знает Малюту Скуратова при Иване Грозном или палача Сансона, эпохи французской революции, который даже книжку на эту тему написал. Мы эту книжку, дорогой читатель, читали. Там бесстрастным, хорошо литературным языком, без лишнего красноречия и ненужных эмоций объяснено, как правильно пытать народ. Все виды пыток проклассифицированы. Пытки огнем, бичом и кислотами. Пытки механические. Четвертование, колесование, растягивание. Если в русском языке нет названий таких пыток, сохранено их французское название. Итак — каркан (не путайте с канканом) — это железный обруч или кольцо, которое надевается на голову наказуемого. Конечно, цель известна — плотнее сжать. Бичевание Сансон относит к жестокому и унизительному наказанию. Кнут с кожаными ремешками, пучок розг, тяжелая палка. Почему-то автор фундаментального труда о пытках не разграничивает степень боли при бичевании. По Сансону выходит, что одинаково больно. А вот наш Федор Достоевский абсолютно с этим не согласен. Он, когда был на каторге, прошел хорошую, к счастью, визуальную школу бичевания. У него один герой, Калмык Александр в его «Записках из Мертвого дома» со знанием дела рассказывает: «С пятисот, даже с четырехсот розог можно засечь человека до смерти. А свыше пятисот почти наверно. Тысячи розог не вынесет разом даже человек самого сильнейшего сложения. Между тем пятьсот палок и можно вынести без ущерба для жизни. Тысячу палок можно вынести без опасения за жизнь, даже не сильного сложения человек. Даже с двух тысяч палок нельзя забить человека».

Знал, что делал наш гуманный царь Николай I, когда проводил своих солдат сквозь «палочный строй». И что так сильно возмущался старичок Лев Толстой в своем «После бала»? Подумаешь, татарина сквозь строй повели. Не до смерти ведь его забьют. Не розгами ведь. Достоевского интересовали в этом бичевании два психологических аспекта: состояние жертвы и ее мучителя. Великий писатель задал себе труд расспрашивать многих «поротых» — какова собственно эта боль. «Жжет, как огнем палит», — вот и все, что я мог узнать, — пишет писатель. Мучители так энигматичны не были. У них на лице выражалась вся гамма их чувств, с преобладающим — садистическим наслаждением. «Я думаю, что в этом ощущении есть нечто такое, отчего у них, джентльменов, замирает сердце, сладко и больно вместе», — написал Достоевский.

Ведьм палками инквизиция не била. Чаще розгами, но не до смерти, пятьсот розог ни одна кандидатка в ведьмы не получила. Не особенно беспокоили ее и такими пытками, как клещевание. Этот инструмент скорее для мужчин применялся, женщин щадили. Точным, лаконичным бесстрастным языком Сансон, отличавшийся палач французской революции, рассказывает читателю, что это такое: «Клещи применялись для рук, груди и бедер: у несчастного при каждом прикосновении страшной железной челюсти вырывался из тела кусок еще трепещущего мяса, а Легри (племянник палача, его подручный) наливал в рану то кипящее масло, то горящую смолу, серу или расплавленный свинец, которые подавали ему другие помощники».

Ну чисто хирургическая операция в хорошей клинике: с хирургом, ассистентами и медицинской сестрой, подающей инструменты.

Привилегией клещевания пользовались те осужденные, которые покушались на монарха. И неважно, осуществили ли они свое намерение или нет. На примере Дамьяна, пустяшно ранившего французского короля Людовика XV, о котором мы писали выше, часто такие пытки были неадекватны поступку, если конечно вообще можно говорить о какой-то законности применения пыток. Кроме вливания в раны кипящих жидкостей всевозможного сорта от олова до серы, к покушавшемуся применяли процедуру сожжения его руки. Преимущественно правой, которой преступник ударил короля. Руку отрежут потом. Сначала ее будут мучить. Молча и даже с какой-то тоской смотрел Равальяк, убийца Генриха IV, как жгут обмазанную в смоле его правую руку, перед тем как ее отрубить и бросить в костер, а пепел развеять по воздуху.

Со знанием дела и эрудицией Сансон нам объясняет, «что такую „совершенную“» пытку как кол, совсем забыли, после семнадцатого века. Эта изощренная пытка, которую любил применять в России Петр I, после семнадцатого века ушла в область анахронизма, а бывало так ею гордились тираны — монархи и инквизиция, что даже к девушкам ее применяли. Сансон нас информирует, что к такой пытке «приговорили одну молодую и очень красивую девушку. Положив осужденную на живот, один человек садился на нее, другой держал ее за шею. Ей вставили в задний проход кол, который вбили посредством колотушки. Кол вкололи в землю. Тяжесть тела заставила его войти глубже и часто он выходил подмышкой или между ребер». Такую мучительную казнь-пытку применяла королева Фрегонда. Но почти через четыре столетия у Петра I кол стал очень популярной формой и пытки и наказания. Вспомним, что любовника своей первой жены Евдокии Лопухиной майора Глебова подвергли именно этой пытке, и он несколько дней, истекая розовой пеной, умирал на колу на очах своей жены, которая, не выдержав его мук, покончила с собой.

Такая пытка почти до девятнадцатого века применялась в Турции. Вообще если Запад тяготел к испанским сапогам и клещеванию, Восток — посадке на кол. Избежавший смерти от такой пытки один турок рассказывает: «Вы, может быть, не знаете, господа, что такое пика? Это заостренное оружие на верхушке наших миноретов, весьма похожее на стрелу громоотвода. Меня посадили верхом на такую острую пику, а чтобы я лучше сохранил равновесие и равномерно в нее входил, к каждой ноге привязали по два пушечных ядра. Сначала я почувствовал ужасную боль. Железо медленно впивалось в мое тело. И я бы погиб, если бы ядра не отвязались и с грохотом не упали у моих ног».

Железо не вошло турку в подмышки, его удалось спасти и это исключение, когда осужденному удалось избежать смерти.

Японцы и китайцы, известные своим мастерством владеть мечом, использовали его не только для борьбы с врагом, но и для смертной казни. О таком способе наказания описывает нам одна китайская проститутка, обслуживавшая «красную» гвардию. Всех осужденных посадили в яму, зарыли по горло землей и одетый в кимоно с широким поясом воин, танцуя и приплясывая, прыгал между этими головами и поочередно одним изящным движением меча сносил их. Ритуальный свой танец он закончил только тогда, когда последняя голова осужденного слетела с плеч.

Каждая страна внесла свою лепту в элемент наказания — придумывала свои пытки с одной целью — сильнее заставить человека испытать боль. Но нигде, кажется, так не развилась институция боли, как во Франции времен инквизиции.

«Франция вся целиком — колдунья», — сказал Эшель, осужденный Карлом IX. Франциск I, Генрих II, особенно его метриса Диана Пуатье, возобновили охоту за ведьмами. Их находили всюду. Достаточно было малейшего доноса, чтобы потащить ее в инквизиционный суд, который никогда обвиняемую не оправдывал. Доходило до курьезов. «Какая-то колдунья призналась под жестокими пытками, что она выкопала на кладбище тело недавно умершего ребенка для своих магических штучек. Муж говорит: „Пойдите на кладбище. Ребенок на своем месте“.

Разрыли могилу и, действительно, находят в гробу труп ребенка. Но судья вопреки явному свидетельству решает, что это только видимость, создаваемая дьяволом и женщину сжигают».

Пылают яркие костры у Филиппа Красивого, у Изабеллы Арагонской, испанской королевы, у Марии английской Тюдор «Кровавой Мери», горят в них и Жанна д’Арк, и Джордано Бруно, и Ян Гус. Ничто не в состоянии остановить кровавое пламя. Царствование даже такого великодушного короля как Франциска I, начавшееся сплошными празднествами и торжествами закончилось среди ужаса религиозных гонений.

Франциск I давно умер. После него будут Францией править еще четыре короля. Но ничего не изменится при Людовике XIII. Та же инквизиция, та же охота на ведьм. С легкой руки Иннокентия VIII, римского папы, казнившего женщин даже за то, что корова не дает молока с тех пор как соседка рядом появилась, что подохли две курицы и петух, что у беременной появилась боль в пояснице. Тащили бедных молодых, до восемнадцати лет не доходило, женщин в костер, предварительно раздев, с похотливым любопытством и нездоровым блеском глаз внимательно рассмотрев ее чудесное тело, чтобы топтать, ломать и жечь это тело — дьявольское семя похоти, вожделения и неизведанных страстей. Из которых самое страшное — дикий садизм инквизиторов.

Леонору Галигаю ведут в суд по обвинению в колдовстве. Маленькая карлица с презрительной улыбкой смотрит на своих судей. Обвинение опирается на достоверные факты: гадала. Занималась гаданьем на картах. Носила на шее амулеты, на которых иероглифами были выписаны заклинания. Совещалась часто с ворожеей Изабеллой и чернокнижником Монталло. Ага, еще принимала у себя алхимика Лоренцо. Прокурор зачитывает обвинение: «Обвиняемая имела целую коллекцию талисманов, восковых фигурок и гороскопов, ночью служила обедни, принося в жертву черных петухов. Убивала голубей и пила их кровь».

«Занимались вы гаданием?», — спрашивает прокурор. «Да, занималась, точно также как занималась им королева и все придворные». Дутый процесс с колдовством провалился. На все вопросы Леонора давала исчерпывающий и вполне правдоподобный ответ. Клала под алтарем жертвенного петуха? А что, разве господу богу не угодно, чтобы жертва была нечто посущественней, чем цветы. Пила голубиную кровь? Да. Хорошо помогает от анемии. Отсутствие вины еще не означает оправдания. Леонору обвиняют в том, что околдовала своими чарами королеву, чтобы властвовать над ней. Обезглавливание — такой был приговор судей восьмого июля 1617 года.

Казнь происходила на Гревской площади. Весь Париж сбежался на невиданное зрелище: будет сожжена фаворитка королевы, несколько лет фактически правящая Францией. Любопытные унизали кровли домов и колокольни церквей. «Хлеба и зрелищ» нужно было римскому народу. Французскому достаточно самих зрелищ. И его лозунг переиначен «Не хлеба, но зрелищ». «Приговоренная выслушала приговор с удивительным мужеством, не унизив себя мольбами о пощаде. Многие жалели, что колдунью не пытали при допросах. Иные боялись, как бы она с помощью чар не обратилась в ворону или сову и не упорхнула бы от наказания». Не превратилась в птицу и не улетела, когда ее одетую в серую холщовую рубаху (униформа для всех приговоренных к сожжению), босую, со свечой в руке везли в повозке на казнь. Точно в такой же одежде и в такой же повозке везли на казнь-сожжение Жанну д’Арк и Яна Гуса. Только у них на голове еще был шутовской колпак. Ничто не изменилось в атрибутах казней за столетия. Механизм инквизиции хорошо смазан и работает исправно. Леонора была бледна, глаза ее горели лихорадочным огнем и в них можно было прочесть огромное презрение. Презрение и к черни, лакомой на бесплатные зрелища, убийства человека, и на судей в черных мантиях, и к палачам в красном, и наверное, презрение к своей долголетней подруге — французской трусливой и подлой королеве.

«Скажите, чем все же вы околдовали королеву?» — спросил ее судья. Леонора ответила: «Победой ума над глупостью».

Мы закончили нашу книжку, дорогой читатель! Не каждому она понравится. Эстетов «чистого» языка будет нервировать ее неровный стиль, где серьезные рассуждения переплетаются с бурлеском. Но не бурлеска ли вся наша жизнь, в которой смешное и великое переплавились в один неразрывный комок, что разделить их просто невозможно. На протяжении веков страсти овладевали человеком. Любовь, измены, наказания — это слагаемые нашей жизни и ими жили великие мира сего.