Великие тайны золота, денег и драгоценностей. 100 историй о секретах мира богатства

Невероятная история из жизни Джоаккино Россини

Композитор Россини схватился за голову. Он сочиняет оперы одну за другой — оперы-буфф, оперы-фарсы. Им нет числа — а в карманах по-прежнему пусто! Правда, его музыка имеет успех. Но газеты ругают его за всеядность. Пишут, что он просто жадный. Станешь жадным, когда за оперу, пусть даже ту, чьи мелодии слушатели на другой день распевают на улице, директора театров платят даже меньше тысячи лир?!

За один только 1812 год, чтобы удержаться на плаву, Россини сочинил шесть опер. Пришлось, конечно, использовать свои старые партитуры и беззастенчиво вставлять их куски в новые. Ничего! Великие Бах и Гендель тоже не брезговали такой практикой. А что делать — надо же на что-то жить! Недавно композитор узнал, что восторженные поклонники одного из итальянских городов решили установить его бронзовую статую. «Сколько она будет стоить?» — поинтересовался маэстро. «Двадцать тысяч лир». Россини присвистнул: «Господа, а не хотите отдать эти деньги мне? За такую сумму я сам охотно постою на площади вашего города!»

Конечно, были времена и похуже. Если вспомнить детство, то вообще скулы сводит от голода. Это сейчас Джо-аккино Россини с гордостью рассказывает о себе: «Я — потомственный музыкант!» Приходится гордиться ради имиджа. Но в детстве заработки отца и матери приносили одно беспокойство: чем жить завтра…

Отец Россини играл в третьеразрядных театральных оркестрах, мать пела там же в операх. Самому Джоаккино в восемь лет пришлось выйти на сцену в хоре мальчиков, в двенадцать уже заменить взрослого певца. Оказалось, что у него красивый и сильный голос. Потом Джоаккино научился играть на всех инструментах, которые тогда существовали, и начал заменять любого оркестранта, а потом и аккомпанировать в частных домах, давать уроки музыки. С двенадцати лет мальчишке пришлось стать основным кормильцем в семье. И. надо помнить, что это была итальянская семья — не только родители, но многочисленные тетушки, дядюшки, невестки, кузены. Джоаккино с ног валился, чтобы заработать лишний грош!

В тот год в качестве юного певца-вундеркинда Джоак-кино отправился в турне. Исколесил всю Италию, но, вернувшись домой, свалился. Нервное напряжение, простуды, хлопоты — все сплелось вместе и довело бедного ребенка до тяжелейшей лихорадки. Мать позвала из своего театра старую уборщицу сцены — считалось, что та умеет ворожить и заговаривать болячки. Старуха что-то долго шептала на мальчиком, потом напоила его какими-то травами. Но Джоаккино стало еще хуже, и он хрипло закашлялся. Тут, как на грех, вбежал дядя — местный аптекарь.

«Что вы уродуете ребенка?! — возопил он. — Он сам придет в себя, только дайте ему отлежаться! У нас, Россини, крепкий организм. Нам просто денег не хватает. Вот мы и тревожимся, нервничаем, заболеваем. Но ведь есть средство навсегда забыть о наших денежных проблемах. Прекрасный голос Джоаккино — вот настоящее золото. Когда он очухается, надо сделать мальчишке небольшую операцию, и его голос всю жизнь будет кормить семью!»

У Джоаккино душа ушла в пятки. Он знал, что из талантливых детей-певцов принято делать кастратов, чтобы сохранить голос. Но ведь тогда — прощайте утехи любви, а Джоаккино с двенадцати лет заглядывался на девочек. Хвала Мадонне, тогда его спасла мать. Как разгневанная наседка накинулась она на деверя: «Я не потерплю порчи в семье! Мой сын должен быть настоящим мужчиной!» К тому же и старуха ворожея подала голос: «Не ломайте парню жизнь! Ежели дело в деньгах, я научу вас, как их приманить. Посмотрите на меня: я работаю всего-то по паре часов в день, а деньжонки у меня всегда есть. Не станете трогать парня, я вам свой секрет открою!»

Тут, конечно, все Россини разом загалдели, подтверждая, что забудут об операции, ведь все знали, что старуха действительно живет не бедствуя.

«Дело это несложное, но хлопотное, — начала старуха. — Сперва посчитайте, сколько в доме, где живет Джоаккино, углов, дверей и окон. Например, их будет двадцать. Возьмите двадцать денежных купюр одного достоинства…»

«С чего такие затраты?» — возмутился дядя. «С того, что от ничего и будет ничего, а от денег — деньги! — отрезала старуха и повернулась к матери Джоаккино. — Тебе стану рассказывать, раз другие не верят! Возьмешь эти купюры и положишь по одной — в каждый угол, по одной — под каждым окном и дверями и еще одну — прямо под порог — под коврик. Но запомни — класть надо в первый четверг месяца! Лежать деньги должны ровно неделю. Во второй четверг месяца купюры соберешь и завернешь в чистый лист бумаги. Но сначала на этом листе напишешь: „Веди братьев ко мне!“ Поняла?»

Мать закивала. Но дядя снова встрял: «А потом куда деньги? Нам же ими пользоваться надо!»

Старуха насмешливо поцокала языком: «Тебе бы только пользоваться!.. Мальчишка их зарабатывать должен, а ты — пользоваться?.. Не так быстро, милок! Послушайся меня, донна Россини, спрячь заговоренные купюры в надежное место, но как только семье понадобятся деньги, вынь одну и отдай на хозяйство. А сама про себя денежке скажи: «Веди братьев ко мне!» И потом каждый раз, как будешь купюру отдавать, говори то же. Но вот последнюю денежку никому и никогда не отдавай. Это будет тот маяк, по которому деньги в твою семью идти станут.

И ведь правда помогло — деньги появились. Джоаккино стали платить за концерты все больше. Но и то правда, что на провинциальные будни нужно денег совсем не столько, сколько на сегодняшнюю столичную жизнь для известного композитора Джоаккино Россини. К тому же, как и раньше, он регулярно отсылает кругленькую сумму ненасытным родственникам. Да вот только что отошлешь с нынешних заработков, когда чуть не каждая новая опера Россини проваливается?! Приходится из разных городов Италии слать матери скорбные письма. Та даже возмутилась как-то: «Прекрати писать о своих фиаско!» Джоаккино горько усмехнулся — как же писать без слов? Но выход нашел — стал рисовать. По-итальянски бутыль — «фиаско», вот Россини и начал изображать: бутыль поменьше, значит, фиаско не столь громкое, а если в рисунок влезает только горлышко от бутылки — фиаско огромное. Вот и лучшая опера Россини «Севильский цирюльник» провалилась вчера с треском…

Джоаккино стиснул голову еще сильнее. Надо заснуть, но как?! Перед глазами стоят сцены сегодняшнего ужасного провала. Этот день, 20 февраля 1816 года, стал просто роковым. Такое ощущение, что на премьеру «Севильского цирюльника» в римском театре «Арджентина» явились темные силы. Впрочем, все началось задолго до премьеры. Ведущий бас театра, Дзенобио Витарелли, уже давно славился как джетатторе — человек с дурным глазом. Россини умолял театральное начальство не давать ему роль Бази-лио, но тщетно. Однако едва Витарелли начал репетировать, как умер герцог Сфорца-Чезарини, хозяин и директор театра. Теперь все певцы истово крестились, выходя на сцену. Но что делать — закон театра жесток: премьера должна состояться в срок. И вот вчерашним вечером, состроив «козу» из пальцев (вся Италия знает, что это самое действенное заклятие против дурного глаза!), Россини еще перед поднятием занавеса умолял Витарелли не глазеть ни по сторонам, ни в зал — не дай бог, сглазит коллег-певцов или публику. Но проклятый Дзенобио сглазил всех! Сначала он сам ухитрился, споткнувшись, грохнуться на пол — да так сильно, что поранил лицо в кровь. Потом на сцене неведомо откуда появился огромный черный кот (чистый сатана!) и как безумный начал прыгать на певцов, приведя их в ужас. А затем и публика под влиянием дурного глаза Витарелли замяукала похлеще черного чудовища. Словом, пришлось Россини после спектакля в письме к матери нарисовать только пробку. Фиаско такого громадного размера просто не влезало в конверт.

Но что теперь делать?! После такого провала дирекция вообще не заплатит композитору ни гроша. А ведь совсем недавно дядя прислал слезное письмо. Он неудачно вложил деньги, теперь, пишет, хоть на паперть иди… Деньги — всегда одни деньги! Но откуда же Джоаккино возьмет их?!

Россини упал на кровать. Вот так же у него трещала голова, когда мать в детстве позвала старуху-ворожею, и та сказала… Россини вскочил. Что она сказала?..

Надо положить по купюре в каждый угол, под каждое окно и дверь. И еще одну купюру ко входной двери — прямо под порог. Хорошо, что Россини живет в гостинице, у него всего-то две комнаты, так что денег хватит!

Вечером состоялся второй спектакль «Севильского цирюльника». Расстроенный композитор на новое позорище не пошел. Сколько можно?! Тем более кассир с утра сказал ему, что очередь за билетами выстроилась в три кольца — все желали насладиться грандиозным провалом. После спектакля Россини с ужасом увидел из окна своей гостиницы огромную толпу, шагавшую через площадь с оглушительным свистом и зажженными факелами.

«Они идут меня убивать!» — решил бедняга и кинулся спасаться на задний двор.

Но громкий голос певца Мануэля Гарсия, исполнителя партии Альмавивы, перекрыл площадь: «Блистательный Россини, улицы Рима приветствуют тебя за твою великую музыку!»

Композитор бочком выбрался на крыльцо гостиницы и, все еще боязливо вздрагивая, смотрел, как толпа приветствует его. А на другой день директор вызвал Россини в кабинет: «Такой успех, маэстро. Билеты проданы вперед на все представления до конца сезона. Я заплачу вам вдвое. Но только следующую оперу вы принесете тоже в наш театр».

Композитор вернулся в гостиницу, открыл дверь и вдруг споткнулся на пороге. Из-под коврика показался краешек купюры. Россини заботливо запихнул его под коврик. Пусть работает!