ВЕЛИКИЙ ПАТЕРИК. Сокровищница духовной мудрости преподобных отцов Церкви. Том I. Главы I-X.

ГЛАВА X. О рассуждении

1. Авва Антоний сказал: «Некоторые изнурили свое тело в подвигах, но, не имея рассуждения, оказались далеки от Бога».

2. Братия отправились к авве Антонию, чтобы рассказать о своих видениях и спросить, истинные они или от бесов. По дороге у них умер осел. Когда братия пришли к старцу, тот вышел им навстречу и спросил: «Как же получилось, что ваш осел по дороге издох?» Братия удивились: «Откуда ты это узнал, авва?» Он сказал им: «Бесы мне все показали». Они ответили: «Мы для того и пришли, чтобы спросить у тебя совета: у нас бывают видения, и часто они оказываются истинными. Но, может, мы заблуждаемся?» Тогда старец на примере осла объяснил им, что их видения были от бесов.

3. Один человек, охотясь в пустыне на диких зверей, увидел, как авва Антоний шутит с братиями и соблазнился этим. Старец же, желая объяснить, что иногда требуется некоторое снисхождение к братиям, сказал ему: «Положи стрелу на лук и натяни тетиву». Охотник так и сделал. Старец сказал: «Еще натяни». Он еще натянул. Старец вновь сказал: «Еще натяни». Охотник ответил: «Если я чрезмерно натяну тетиву, лук сломается». Старец ответил: «Так и в деле Божием: если мы будем чрезмерно строги с братиями, они быстро падут духом. Поэтому к ним нужно иногда иметь и немножко снисхождения».

Услышав эти слова, охотник умилился и ушел от старца с великой пользой. А братия, ободрившись и укрепившись духом, вернулись к своим делам.

4. Брат сказал авве Антонию: «Помолись обо мне». Старец ответил: «Ни я тебя не помилую, ни Бог, если ты сам не будешь прилагать стараний и молиться Богу».

5. Он же сказал, что Бог не попускает искушений этому поколению, как попускал древним. Он знает, что люди теперь немощны и не выдержат искушений.

6. Авва Антоний сказал, что настанет время, когда люди обезумеют. И если они увидят кого-то не безумствующего, то набросятся на него и начнут говорить: «Ты безумен, потому что не похож на нас».

7. Одного брата в киновии оклеветали, обвинив в блуде. Он встал и отправился к авве Антонию. За ним пошли и братия из киновии. Догнав его и желая исцелить и вернуть обратно в монастырь, они начали обличать его, говоря, что он поступил неправильно. Брат оправдывался и говорил, что он ничего такого не делал. Случилось оказаться там авве Пафнутию Кефале, который рассказал братиям такую притчу: «Я видел на берегу реки человека, который по колено завяз в тине. Пришли люди, чтобы помочь ему, но вместо этого лишь утопили по шею». Тогда авва Антоний сказал об авве Пафнутии: «Вот человек, истинно могущий исцелить и спасти душу». Монахи, умиленные словами старцев, покаялись перед братом и, получив наставление от отцов, взяли его обратно в киновию.

8. Некогда авва Антоний получил послание от императора Константина с приглашением прийти в Константинополь. Авва, не зная, как поступить, спросил авву Павла,[335] своего ученика: «Полезно ли мне будет пойти в мiр?» Тот ответил: «Если ты уйдешь из пустыни, то будешь называться Антонием, а если не уйдешь – аввой Антонием».

9. Однажды авва Антоний пришел к авве Аммуну на Нитрийскую Гору. Когда они увиделись, авва Аммун спросил: «Твоими молитвами здешнее братство умножилось, и некоторые хотят построить себе келии в отдалении, чтобы безмолвствовать. На каком расстоянии отсюда повелишь их построить?» Авва Антоний ответил: «Сотворим трапезу в девятый час,[336] а потом отправимся в пустыню и найдем подходящее место для новых келий».

Они шли по пустыне до заката, и тогда авва Антоний сказал авве Аммуну: «Сотворим молитву и поставим крест, чтобы здесь братия строили себе келии. Тогда братия, желающие прийти сюда, будут приходить после трапезы в девятый час; и здешние, если у них будет нужда прийти к вам, будут поступать так же. Живя на таком расстоянии, братия при встречах не смогут отвлекать друг друга от безмолвия». А расстояние составляло двенадцать миль.

10. Авва Марк спросил авву Арсения: «Почему некоторые добрые люди в час смерти чувствуют великую скорбь, испытывая мучения во всем теле?» Старец ответил: «Чтобы они, здесь как бы осолившись солью, отправлялись туда чистыми».

11. Авва Даниил, ученик аввы Арсения, рассказывал, как однажды, когда он сидел рядом с аввой Александром, того внезапно поразил сильный приступ боли, и авва упал навзничь. В это время к нему пришел блаженный Арсений, чтобы побеседовать, и увидел его лежащим на земле. После беседы авва Арсений спросил авву Александра: «Кто был тот мiрянин, которого я видел здесь?» Авва Александр удивился и сказал: «Где ты его увидел?» Авва Арсений ответил: «Спускаясь с горы, я посмотрел сюда и увидел, что какой-то человек разлегся на спине в пещере». Авва Александр положил авве Арсению поклон со словами: «Прости меня, это был я. Меня поразил приступ боли». Старец ответил: «А я подумал, что это был мiрянин, потому и спросил тебя».

12. Авва Даниил рассказывал, что некие братия, собиравшиеся отправиться в Фиваиду за льном, сказали: «Вот мы заодно сможем повидать и авву Арсения». Когда они пришли, авва Александр зашел к старцу и передал, что пришли братия из Александрии и хотят его видеть. Авва Арсений сказал: «Узнай, ради чего они пришли». Тот узнал, что они направляются в Фиваиду за льном. Тогда авва сказал: «Поистине они не увидят лица Арсения, потому что не ради меня пришли сюда, но ради своих дел. Прими их и отпусти с миром, сказав, что старец не может с ними встретиться».

13. Авва Петр, послушник аввы Лота, сказал: «Однажды, когда я находился в келии аввы Агафона, пришел к нему брат и спросил: „Хочу жить с братиями. Скажи мне, как нам жить вместе?“ Старец ответил: „Всю свою жизнь веди себя так, как будто ты только что поселился там и это твой первый день. Будь как странник и не будь дерзновенным с братиями“. Авва Макарий спросил: „А что может произойти от дерзновения в общении с братом?“ Старец ответил: „Дерзость подобна великому зною: когда он наступает, все скрываются от него в тени, а плоды на деревьях гибнут“. Авва Макарий спросил: „Неужели дерзость – столь тяжкое прегрешение?“ И авва Агафон ответил: „Нет страсти более гибельной, чем дерзость. Она – родительница всех страстей. Подвижник не должен иметь дерзости, даже если он сидит один в своей келии. Я знаю брата, который много лет прожил в келии, где стояла узкая кровать. Он сказал, что съехал бы оттуда, так и не обратив внимания на эту кровать, если бы другой монах не указал ему на нее. Таковы истинные подвижники“».

14. Об авве Агафоне рассказывали, как однажды к нему пришли люди, слышавшие, что он обладает великим даром рассуждения. Желая испытать, гневается ли он, они спросили: «Ты Агафон? Мы слышали о тебе, что ты блудник и гордец». Он ответил: «Да, это так». Они снова спросили: «Ты Агафон, лжец и пустослов?» Он ответил: «Да, это я». Они опять спросили: «Это ты Агафон-еретик?» На это авва ответил: «Нет, я не еретик». Тогда пришедшие, недоумевая, спросили: «Скажи, почему, когда мы на тебя наговаривали, ты со всем соглашался, а когда назвали еретиком, ты начал возражать?» Авва ответил им: «Первое я отношу к себе, так как это полезно моей душе. А ересь – это отлучение от Бога, а я не хочу быть отлученным от Него». Услышав это, пришедшие подивились дару рассуждения и ушли, получив большое назидание.

15. Спросили того же авву Агафона: «Что выше: телесный труд или хранение сердца?» Старец ответил: «Человек подобен дереву: телесный труд – это листья, а хранение сердца – это плод. Поскольку, согласно Писанию, всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь,[337] постольку очевидно, что все наши старания должны быть направлены на хранение ума, т. е. на плод. Но нужен и покров, и украшение листьями, т. е. и телесный труд».

16. Авва Агафон был мудр в умном делании и не ленив в телесном. Он был во всем умерен: и в рукоделии, и в пище, и в одежде.

17. Он же во время собрания в Скиту, когда уже было принято решение, выступил перед братиями и сказал: «Вы приняли неправильное решение». Его спросили: «А ты кто такой, что так говоришь?» И он ответил: «Сын человеческий. В Писании сказано: „Если вы истинно правду говорите, то по правде и судите, сыны человеческие“[338]».

18. Еще сказал: «Если гневливый даже воскресит мертвого, то все равно он не будет приятен Богу».

19. Также сказал: «Даже если я кого-то сильно люблю, но вижу, что он вовлекает меня в грех, то прерываю с ним всякие отношения».

20. Авва Даниил, ученик аввы Арсения, рассказывал: «До того как авва Арсений поселился рядом с нашими отцами, я жил вместе с аввой Агафоном. Авва Агафон любил авву Александра за подвиги, терпение и кротость. Однажды все его ученики мыли пальмовые ветви в реке. Авва Александр трудился тихо и неспешно. Тогда братия сказали старцу: „Брат Александр ничего не делает“. Авва Агафон, желая уврачевать их, ответил: „Брат Александр, мой ветви лучше, чтобы они стали мягкими, как лен“. Услышав это, авва Александр огорчился, но потом старец утешил его, сказав: „Ты думаешь, я не знал, что ты хорошо работаешь? Но я сказал так при них, дабы уврачевать их помысел твоим послушанием“».

21. Некто из отцов рассказывал, что в Келлиях жил трудолюбивый старец, который носил рогожу.[339] Однажды он отправился к авве Аммону. Увидев его, одетого в рогожу, тот сказал: «Тебе это не принесет никакой пользы». Старец сказал: «Меня смущают три помысла: уйти в пустыню; отправиться на чужбину, где никто меня не знает; и запереться в келии, ни с кем не встречаться и есть через день. Что мне выбрать?» Авва Аммон ответил: «Все это тебе неполезно. Лучше сиди в келии, ешь понемногу каждый день, всегда храни в сердце слова мытаря [340] – и спасешься».

22. Однажды пришли к авве Ахиле три старца, из которых один имел дурную славу. Сказал ему первый старец: «Авва, сплети мне сеть». Старец ответил: «Я не могу». Другой сказал: «Сотвори любовь, сплети нам сеть, чтобы нам в монастыре иметь что-то на память о тебе». Старец ответил: «У меня нет времени». Тогда третий, который имел дурную славу, сказал: «Сплети мне сеть, авва, чтобы у меня было что-то, сделанное твоими руками». Старец тотчас ответил: «Для тебя сплету».

Потом два первых старца, оставшись наедине с аввой Ахилой, спросили: «Почему, когда мы просили тебя, ты не захотел для нас сплести сеть, а ему пообещал сделать?» И старец ответил: «Вам я отказал потому, что знаю, что вы не опечалитесь, но подумаете, будто у меня нет времени. А если бы я отказал этому брату, то он подумал бы, что я, услышав о его грехах, не захотел выполнить его просьбу. Тогда я обрубил бы ветвь и он потерял бы последнюю надежду. А так я ободрил его душу, чтобы он не был поглощен скорбью».

23. Авва Аммой рассказывал: «Пришли мы с аввой Витием к авве Ахиле и услышали, как он вслух размышляет над словами Писания: „Иаков! Иаков!.. Не бойся идти в Египет“.[341] Долго он размышлял над этим изречением. Когда мы постучались, он открыл нам и спросил: „Откуда вы?“ Боясь сказать, что из Келлий, мы ответили: „С Нитрийской Горы“. Он спросил: „Что я могу для вас сделать, раз вы пришли ко мне издалека?“ Он пригласил нас в келию, и мы увидели, что он по ночам плетет большую веревку. На нашу просьбу сказать нам слово назидания, он ответил: „С вечера и до утра я плел веревку. Вышло двадцать локтей, хотя на самом деле мне совсем не нужна такая длинная веревка. Но я боюсь, как бы не прогневался на меня Бог и не укорил за то, что, имея силы работать, я сижу без дела. И вот я тружусь, насколько хватает сил“. И, получив пользу, мы ушли».

24. Говорили об авве Аммое, что он однажды заготовил пятьдесят мер пшеницы для своих нужд и рассыпал ее сушиться на солнце. Зерно еще не успело высохнуть, как он неожиданно заметил в том месте нечто неполезное для себя. Тогда он сказал ученикам: «Пойдем отсюда». Те очень огорчились, и старец, видя их печаль, сказал им: «Вы скорбите из-за хлеба? Поистине, я знаю тех, которые бежали и оставили сундуки, наполненные пергаменными книгами, не заперев их. Они ушли, даже бросив книги раскрытыми».

25. Рассказывали об одном старце, что он пятьдесят лет не ел хлеба и даже редко пил воду. Он говорил: «Я умертвил в себе блуд, сребролюбие и тщеславие». Когда авва Авраам услышал, что говорил старец, он пошел, разыскал его и спросил: «Ты так говорил?» – «Да», – ответил ему старец. Авва Авраам спросил: «Если ты войдешь в келию и увидишь, что на циновке спит женщина, сможешь ли ты не подумать о том, что это женщина?» Тот ответил: «Нет, но я буду бороться со своим помыслом, чтобы не прикоснуться к ней». Авва Авраам сказал: «Значит, ты не убил страсть блуда, но она живет в тебе, хотя и связана. Если ты идешь и видишь камни и черепки, а среди них золото, может ли твой разум не делать между ними никакого различия?» Тот ответил: «Нет, но я буду бороться с помыслом, чтобы не взять золото». Авва Авраам сказал: «Значит, страсть сребролюбия живет в тебе, но она связана. Вот ты слышишь о двух братиях, что один из них любит тебя, а другой ненавидит и злословит. Если они придут к тебе, будешь ли ты относиться к ним равно?» Старец ответил: «Нет, но я буду бороться с помыслом, чтобы так же полюбить ненавидящего меня, как и любящего меня». Сказал ему тогда авва Авраам: «Итак, страсти в тебе живут. Они только связываются святыми».

26. Авва Авраам рассказывал об одном старце, что он был писцом и не ел хлеба. Однажды пришел к нему брат и попросил переписать книгу. Старец, всегда умом пребывая в созерцании, переписал книгу, но пропуская строки и без знаков препинания. Брат взял книгу и хотел сам расставить знаки препинания, но увидел много пропусков и сказал старцу: «Тут пропущены строки, авва». И тот ответил ему: «Иди сперва исполни то, что там уже написано, а потом приходи, и я тебе допишу остальное».

27. Однажды авва Агафон спросил авву Алония: «Как мне удержать язык, чтобы не говорить лжи?» Авва Алоний ответил: «Если не будешь лгать, то наделаешь много грехов». Тот спросил: «Как это?» И старец сказал: «Например, два человека на твоих глазах подрались, один убил другого и скрылся в твоей келии. И вот правитель, разыскивающий преступника, спрашивает тебя: „Ты видел, как произошло убийство?“ Если ты не солжешь, то предашь человека на смерть. Лучше оставь его предстоять Богу не в узах, ведь Бог знает все».

28. Рассказывали о старце Антиане из Фиваиды, что он в юности совершал много подвигов, а к старости заболел и ослеп. Братия, ради его немощи, часто приносили ему подарки и сами кормили его, влагая пищу в уста. Авву Айо спросили, не повредит ли старцу такое обилие утешений. И авва ответил: «Уверяю вас, что если сердце его желает вкусить приносимое и с наслаждением снисходит к этому помыслу, то, даже если он съест один финик, Бог вычтет это из подвигов. Но если сердце не нисходит к наслаждению и старец Антиан без всякого желания принимает гостинцы, то Бог сохранит его духовный труд без ущерба, ведь братия понуждают его вкушать против воли. Приносящие же получат награду за милосердие».

29. Некогда авве Геласию досталась в наследство от одного старца келия с полем около Никополя. Один же землевладелец, родственник почившего старца, пришел к правителю Никополя Палестинского, Вакату, и потребовал это поле себе, сказав, что оно должно отойти ему по закону. Тогда Вакат, который был другом этого родственника, попытался насильно отнять поле у аввы Геласия. Но тот не уступал, не желая, чтобы монашеская келия досталась мiрянину.

Однажды Вакат, увидев, что мулы, принадлежащие авве Геласию, вывозят оливки с доставшегося ему в наследство поля, велел насильно привести их к себе на двор, отобрал все оливки и с руганью прогнал животных и погонщиков. Блаженный старец не стал требовать назад свои оливки, но владения полем не уступил по уже названной причине.

Тогда Вакат, у которого накопились и другие дела, так как он любил судиться, отправился сухопутным путем в Константинополь. Прибыв в Антиохию и услышав о великом светоче, святом Симеоне, который превзошел человеческую природу, он, как благочестивый христианин, пожелал его увидеть. Лишь только Вакат вошел в монастырь, святой увидел его со столпа и спросил: «Откуда ты и куда направляешься?» Вакат ответил: «Я из Палестины, а иду в Константинополь». Святой спросил: для чего? И тот ответил: «У меня много неотложных дел, и надеюсь, что по молитвам твоей святости я вернусь и вновь припаду к твоим стопам». Тогда святой Симеон сказал: «Безнадежный грешник, не хочешь ли ты лучше признаться, что идешь против человека Божия? Твое путешествие не будет благополучным, и ты больше никогда не увидишь свой дом. Если хочешь, то послушай моего совета. Отправляйся немедленно к монаху и покайся перед ним, если только ты успеешь вернуться назад живым».

Вакат тотчас заболел лихорадкой. Товарищи положили его на носилки и отправились, исполняя наказ святого Симеона, в свою землю, чтобы покаяться перед аввой Геласием. Но когда они прибыли в Бейрут, Вакат скончался, так и не увидев своего дома, по пророчеству святого.

Об этом сын покойного, которого также звали Вакат, рассказывал после смерти отца многим заслуживающим доверия мужам.

30. Об авве Данииле рассказывали, что, когда варвары пришли в Скит, отцы бежали, а авва Даниил сказал: «Если Бог меня оставил, то зачем мне здесь и оставаться?» Он прошел мимо варваров, а те его не заметили. Тогда авва сказал себе: «Бог о тебе позаботился, и ты не погиб. Так что поступи и ты как человек: беги как отцы». Он поднялся и убежал.

31. Авва Даниил сказал: «Чем больше процветает тело, тем больше угнетается душа. И насколько угнетено тело, настолько процветает и душа».

32. Авва Даниил рассказывал, что в Скиту, где жил авва Арсений, был монах, который крал вещи у старцев. Авва Арсений, желая и брата спасти, и старцев успокоить, сказал ему: «Если тебе что-то нужно, я буду тебе давать. Только не кради». Он давал ему и золото, и деньги, и одежду – все, чего бы тот ни захотел. Но брат снова уходил и воровал. Старцы, видя, что он не перестает красть, прогнали его со словами: «Если брат совершает грех по немощи, его нужно терпеть. Если же он начал воровать, то изгоняйте его, потому что он и свою душу губит, и смущает всех живущих там».

33. Блаженного Епифания спросили: «Почему заповедей Закона десять, а заповедей блаженства девять?» И он ответил: «Десятословие равно числу египетских казней. А число заповедей блаженства есть тройственный образ Троицы».

34. Его же спросили: «Достаточно ли одного праведника, чтобы умилостивить Бога?» Он ответил: «Конечно, ведь Он Сам сказал: „Нет ли соблюдающего правду, ищущего истины? Я пощадил бы Иерусалим“[342]».

35. Когда однажды блаженный Ефрем шел по дороге, по умыслу диавола подошла к нему блудница и начала нашептывать льстивые слова, чтобы склонить к постыдному смешению или хотя бы разгневать старца, так как его еще никто никогда не видел гневающимся. Он же ответил ей: «Хорошо, ступай за мной». Когда они пришли на многолюдное место, он сказал: «Здесь сотворим то, что ты хочешь». Видя кругом множество людей, она сказала: «Но как мы можем это сделать посреди такого многолюдства? Разве нам не будет стыдно?» И блаженный ответил: «Если мы стыдимся людей, то гораздо более должны стыдиться Бога, знающего и обличающего даже скрытое во мраке».[343] Пристыженная, блудница удалилась, нисколько не преуспев в своем намерении.

36. Об авве Зиноне рассказывали, что вначале он ничего не хотел ни от кого принимать, поэтому приносившие уходили опечаленными. Те же, кто приходил, дабы получить что-либо от великого старца, тоже возвращались огорченными, так как ему нечего было им дать. Тогда старец сказал себе: «Что же мне делать, если скорбят и приносящие, и желающие получить подарки? Вот что я сделаю: если кто принесет, возьму, а если кто попросит, отдам». Так поступая, он и сам обрел покой, и все приходившие к нему возвращались утешенными.

37. Пришли к авве Зинону братия и спросили: «Что означает написанное в книге Иова: „И небеса нечисты в очах Его“[344]?» Старец ответил: «Братия оставили свои грехи и исследуют то, что на небе. Эти слова Писания нужно понимать так: поскольку только один Бог чист, постольку в сравнении с Ним и небеса нечисты».

38. Рассказывали об авве Зиноне, что он был небольшого роста и хрупкого телосложения, очень рассудительным и исполненным горячего рвения и усердия по Богу. Он имел великое сострадание к людям, так что к нему отовсюду приходили и монахи, и мiряне, открывали ему свои помыслы и получали исцеление.

Однажды мы встретили старца, жившего неподалеку от святого Зинона. И когда он обратил к нам свое душеполезное слово, мы спросили его: «Если кто имеет помысел и, видя, что тот его одолевает, старается руководствоваться прочитанным или услышанным от отцов о чистоте и хочет осуществить это, но не может, то как ему лучше поступить: открыться кому-либо из отцов или стараться следовать советам из книг и своей совести?» Старец ответил: «Нужно открыться другому, тому, кто может помочь, и не полагаться на себя. Никто не может помочь сам себе, особенно если он порабощен страстями.

Со мной в молодости случилось нечто подобное. У меня была душевная страсть, которая меня одолевала. Услышав об авве Зиноне, что он многих уврачевал, я решил пойти и рассказать ему о своей страсти. Тогда диавол стал препятствовать мне, говоря: „Ты знаешь, что́ должен делать, поступай так, как написано в книгах. Зачем тебе идти к старцу и еще и его вводить в соблазн?“ И так случалось, что, когда я готов был пойти к авве, диавол прекращал брань и мне незачем было идти. Но лишь только я отказывался от посещения старца, страсть с новой силой обрушивалась на меня. Но если я все же приходил к старцу, диавол снова чинил мне препоны, не допуская меня открыться святому. Когда я приходил к авве, враг наполнял мое сердце стыдом и говорил: „Если ты знаешь, как себя исцелить, то что за нужда говорить об этом другому? Просто ты нерадишь о себе, хотя и знаешь, что советуют святые отцы“. Так нападал на меня враг, чтобы я не открыл свою болезнь врачу и не получил исцеления. Старец понимал, какие у меня помыслы, но не обличал, ожидая, когда я сам открою их. Поэтому он давал мне душеполезные наставления и отпускал с миром.

Наконец, сокрушаясь и со слезами, я сказал своей душе: „До каких пор, несчастная душа, ты будешь избегать врачевания? Люди издалека приходят к старцу и получают исцеление, а ты, постоянно общаясь с врачом, стыдишься и пребываешь неисцеленной“. И воспламенившись сердцем, я решительно встал и сказал сам себе, что если я сейчас приду к старцу и у него не будет посетителей, то это будет мне знаком, что есть воля Божия на то, чтобы я открыл ему свои помыслы.

Я пришел, и у старца никого не было. По обычаю он дал мне наставления о спасении души, сказав, как можно очиститься от скверных помыслов. Я же опять устыдился и не открыл ему свой помысел, но лишь попросил сказать мне что-нибудь напоследок. Старец встал, помолился и проводил меня до ворот. А я, мучимый помыслами открыться или не открыться старцу, медленно брел за ним. Старец, не обращая поначалу на меня внимания, начал уже открывать ворота, но когда увидел, как сильно я мучаюсь, повернулся и, постучав мне по груди, сказал: „Что же ты так? И я тоже человек“. Как только старец произнес эти слова, я почувствовал, что он проник в мое сердце. Пав ему в ноги, я со слезами стал умолять: „Помилуй мя“. Он же спросил: „Что с тобой?“ Я ответил: „Ты знаешь, что меня гнетет?“ Старец сказал: „Ты сам должен открыть, что у тебя на сердце“. Я со стыдом рассказал о своей страсти, и он мне ответил: „И чего же ты стыдился рассказать мне это? Разве я не человек? Хочешь, я расскажу о себе? Не три года ли уже прошло с тех пор, как ты ходишь ко мне с этими помыслами и не открываешь их?“ Я пал ему в ноги и стал умолять: „Помилуй меня, ради Бога“. Он же ответил: „Ступай, не будь небрежен в молитвах и никого не осуждай“. Я вернулся в келию, стал внимателен к молитве и, благодатью Христовой и по молитвам старца, меня перестала терзать эта страсть.

Однако через год ко мне пришел такой помысел: „Может, Бог по Своей милости исцелил тебя, а не через старца?“ Я пошел к авве Зинону, желая испытать его, и, оставшись с ним наедине, пал ему в ноги и сказал: „Прошу твое боголюбие, авва, помолиться обо мне из-за того помысла, который я некогда открыл тебе“. Он на какое-то время оставил меня лежать у себя в ногах, а затем сказал: „Вставай и теперь узнай все о своем помысле в точности“. Услышав эти слова, я почувствовал такой стыд, что хотел, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Выслушав авву, я не смел поднять на него глаза. Пораженный прозорливостью старца, я вернулся в келию».

39. Тот же старец, повествуя о добродетелях аввы и желая принести нам духовную пользу, рассказал еще одну историю. Два брата имели келии в одной лавре. Однажды один из них сказал другому: «Я хочу сходить к авве Зинону и открыть ему свой помысел». Брат ответил: «Я тоже хочу открыть ему свой помысел». Вместе они отправились к старцу. Каждый говорил с аввой Зиноном наедине. Но один пал в ноги старцу, прося со слезами его святых молитв, и тот сказал ему: «Не уступай врагу, никого не осуждай и не ленись в молитве». И тот ушел исцеленным. Другой же брат, открыв свой помысел, сказал только: «Помолись за меня, авва». Он не просил его со слезами и сокрушением о помиловании.

Спустя какое-то время братия встретились, и один из них спросил другого: «Когда мы были у старца, открыл ли ты ему помысел, ради которого приходил?» Он ответил: «Да». Брат спросил: «А получил ли ты пользу, открыв ему помысел?» И услышал ответ: «Да, по молитвам старца Бог уврачевал меня». Тогда он сказал: «А я хотя и открыл ему свой помысел, не получил облегчения». Исцелившийся брат спросил: «А как ты просил старца?» – «Я сказал ему: „Помолись за меня, авва, меня мучит такой-то помысел“». – «А я, – сказал первый брат, – открыв свой помысел, омыл ноги старца слезами, умоляя помолиться обо мне. И по его молитвам получил исцеление от Господа».

Поэтому каждый, просящий кого-либо из отцов об исцелении от помысла, должен просить его об этом с болью душевной и от всего сердца, как Бога, и тогда он получит исцеление. Тот же, кто небрежно рассказывает о своем помысле, не только не получает никакой пользы, но, напротив, принимает осуждение.

40. Авва Исаия сказал: «Простота, себя не оценивающая, очищает сердце от лукавства».

41. Он же сказал: «Кто общается с братом своим, не расставаясь со злыми помыслами, тот не избежит печали сердечной».

42. Еще сказал: «Напрасен духовный труд того, кто говорит одно, а в сердце, по своему лукавству, имеет другое. Не сближайся с таким человеком, чтобы он не заразил тебя ядом своей скверны».

43. Также сказал: «Жажда прибыли, чести и удовольствий воюют с человеком до самой его смерти. Но никогда нельзя снисходить к ним».

44. Авва Феодор Фермейский говорил: «Если ты дружишь с кем-либо и случится ему впасть в искушение блуда, то, если можешь, скорей подай ему руку и извлеки из пропасти. Если же он впадет в ересь и не согласится с твоими убеждениями отстать от нее, то немедленно прекрати с ним всякое общение. Если же продолжишь дружить с ним, то знай, что и сам скоро падешь вместе с ним в ров погибели».

45. Некто из отцов рассказывал, что при авве Исааке один брат пришел в храм обители Келлий в малом кукуле.[345] Старец выгнал его из церкви со словами: «Ты не можешь оставаться в храме, так как здесь только монахи, а ты мiрянин».

46. Пришел один из старцев к авве Феодору и сказал: «Такой-то брат вернулся в мiр». Старец ответил: «Этому ли надо удивляться? Удивляйся скорее тому, что кто-то смог избежать ненасытных челюстей врага».

47. Он же пришел некогда к авве Иоанну, который был евнухом с рождения. Тот сказал ему: «Когда я жил в Скиту, нашим главным занятием были дела души, а рукоделие – на втором месте. А для нынешних монахов возделывание души стало занятием второстепенным, а второстепенное дело стало главным».

Брат спросил: «Что это за дело души, которое для нас теперь стало второстепенным? И какое это второстепенное дело, которое теперь считается главным?» Старец ответил: «Все совершаемое согласно заповеди Божией есть дело души. А работать и собирать средства на жизнь – это следует считать делом второстепенным».

Брат попросил: «Разъясни мне свои слова». И старец сказал: «Вот ты услышал обо мне, что я заболел, и тебе нужно меня навестить. Но ты говоришь сам себе: „Что мне делать? Бросить работу и немедля отправляться к старцу? Нет, лучше я закончу дело, а затем пойду“. Потом у тебя появляется другой повод, чтобы остаться, и ты так и не посещаешь меня. Другой брат просит тебя: „Помоги мне, брат“. А ты говоришь сам себе: „Бросить ли мне свое дело и пойти потрудиться вместе с ним?“ Но если ты не пойдешь ему помогать, то презришь заповедь Божию, которая и есть дело души, и будешь заниматься второстепенным делом, каким является твое рукоделие».

48. Еще сказал: «Никакая добродетель не может сравниться с тем, чтобы никого не уничижать».

49. Брат сказал авве Феодору: «Я хочу за свою жизнь исполнить все заповеди». Старец же рассказал ему об авве Феоне, как и тот однажды сказал: «Хочу всегда думать лишь о Боге и пребывать вместе с Ним». Он взял муку, испек хлеб и остался в келии. Но когда к нему пришли нищие, он отдал им весь хлеб. Другим беднякам он отдал одежду и остался в келии, препоясанный лишь наплечной накидкой. И все равно он продолжал упрекать себя в том, что не исполнил заповедь Божию.

50. Авва Авраам Иверский спросил авву Феодора Елевферопольского: «Что лучше стяжать, авва, славу или бесчестие?» Старец ответил ему: «Что касается меня, то я хочу лучше стяжать славу, чем бесчестие. Если я совершу доброе дело и буду прославлен, то смогу осуждать свой помысел, говоря, что я недостоин этой славы. А бесчестие приходит и за дурные дела. Чем я утешу свое сердце, если буду знать, что из-за меня введены в соблазн люди? Итак, лучше творить добро и быть за это прославляемым». Авва Авраам ответил: «Хорошо ты сказал, авва».

51. Амму Феодору спросили: «Как можно, слыша различные речи и все, что достигает твоих ушей, оставаться и пребывать с единым Богом?» И она ответила: «Как в том случае, когда ты сидишь за трапезой и перед тобой ставят много различных яств, но ты их вкушаешь без удовольствия, так же, когда слышишь слова мiрских людей, направляй свое сердце к Богу. Имея такое расположение, не получая удовольствия от слышимого, ты не претерпишь и никакого вреда».

52. Однажды старцы в Скиту вместе вкушали трапезу. Среди них был и авва Иоанн Колов. Один пресвитер встал, чтобы подать чашу воды, но никто не решился взять ее из рук пресвитера, кроме аввы Иоанна Колова. Старцы удивились и сказали ему: «Как ты, будучи меньше всех, дерзнул, чтобы тебе прислуживал сам пресвитер?» Он же ответил: «Встав, чтобы подать другому чашу, я радуюсь, если все принимают ее, так как от этого дела милосердия получаю духовную награду. А сейчас я взял чашу из рук другого человека, чтобы он получил награду и не огорчился из-за того, что никто не взял чашу». Когда он это сказал, все удивились его рассудительности и получили духовную пользу.

53. Брат спросил авву Иоанна: «Почему моя душа, будучи вся изранена страстями, не стыдится осуждать ближнего?» Старец же рассказал ему следующую притчу об осуждении: «У одного бедного человека была жена. Он увидел другую женщину, более миловидную, и сделал ее своей второй женой. Но он был настолько беден, что у обеих не было даже одежды.

Как-то в одном месте устраивали большой праздник, и жены попросили мужа взять их с собой. Он спрятал их в бочке и, сев на корабль, прибыл на праздник. Когда настал полуденный зной и все люди разошлись и заснули, одна из жен выглянула из бочки и, увидев, что никого вокруг нет, вылезла, собрала среди мусора старую одежду, сделала себе накидку и стала смело ходить по улицам. Другая же сидела нагая в бочке и говорила: „Вот блудница, и ей не стыдно ходить голой“. Наконец муж, раздраженный ее словами, сказал: „Она хотя бы прикрыла свой стыд. А ты здесь сидишь совершенно нагая и не стыдишься так говорить?“ То же самое можно сказать и об осуждении».

54. Тот же старец рассказал брату другую притчу: о душе, обратившейся к покаянию.

В одном городе жила красивая блудница, имевшая много любовников. Однажды к ней пришел правитель и сказал: «Пообещай мне жить целомудренно, и я возьму тебя в жены». Она дала ему обещание, и он забрал ее в свой дом. Любовники же, желая заполучить ее обратно, сказали друг другу: «Такой-то правитель забрал ее в свой дом. Если мы прямо придем к нему домой и он об этом узнает, то нас ждет наказание. Лучше зайдем с задней стороны дома и посвистим. Женщина узнает свист, выйдет к нам и тогда нас не в чем будет обвинить». Но уцеломудрившаяся жена, лишь только услышала свист, тотчас заткнула уши, ушла в самую дальнюю спальню дома и крепко заперла двери.

Блудница – это душа, ее любовники – страсти и грешные люди, правитель – Христос, внутренние покои дома – вечная жизнь, свистят же лукавые бесы. Душа, стремящаяся к покаянию, заслышав свист, должна сразу же прибегать ко Господу.

55. Некто из отцов спросил авву Иоанна Колова: «Кто такой монах?» И тот ответил: «Труженик. Он тяжело трудится во всяком деле, и по труду узнают монаха».

56. Однажды отцы решили сделать авву Исаака пресвитером. Услышав об этом, он убежал в Египет и, придя на поле, спрятался в траве. Отцы шли за ним следом и, придя на это поле, остановились там на ночлег, а осла отпустили пастись. Тот пошел, набрел на старца и встал над ним. Утром, когда разыскали осла, нашли и спящего авву Исаака. Отцы удивились и хотели связать его, но он не позволил, сказав: «Я больше не убегу, так как вижу в вашем намерении волю Божию, и куда бы я ни убежал, она везде найдет меня».

57. Авва Исаак сказал: «Не приводите сюда отроков. Четыре церкви в Скиту опустели из-за них».

58. Авва Пимен спросил авву Иосифа: «Что мне делать, когда приступают ко мне страсти? Противостоять ли им или позволить войти в меня?» Старец ответил ему: «Позволь им войти и потом воюй с ними». Авва Пимен вернулся в Скит.

Один брат из Фиваиды пришел в Скит и сказал братиям: «Я спросил авву Иосифа о приближающейся страсти, надо ли ей противостоять или позволить ей войти?» И он мне ответил: «Ни в коем случае не допускай, чтобы страсти вошли в тебя, но тотчас же отсекай их». Авва Пимен, услышав, что авва Иосиф ответил этому брату иначе, встал и снова пошел к старцу в Панефос. Придя, он спросил его: «Авва, я доверил тебе свои помыслы, а ты ответил брату из Фиваиды не так, как мне». Старец сказал: «Разве ты не знаешь, что я тебя люблю? И разве ты не просил меня ответить так, как я сказал бы самому себе?» Он ответил: «Да, так и было». Тогда старец сказал: «Если приблизятся страсти и ты сам позволишь им войти, а затем начнешь с ними бороться, то они сделают тебя более опытным. Я сказал тебе то же, что сказал бы и самому себе. Но другим полезнее, чтобы страсти даже не приближались к ним. Им следует тотчас же отсекать их».

59. Брат спросил авву Иосифа: «Авва, что мне делать? Я не могу ни вести строгую подвижническую жизнь, ни работать, ни подавать милостыню». Старец ответил: «Если ты не можешь ничего этого делать, то храни свое сердце чистым от всякого зла касательно ближнего – и спасешься».

60. Рассказывал некто из братий: «Однажды я пришел в Нижнюю Ираклию к авве Иосифу. В монастыре у него росло прекрасное финиковое дерево, и он сказал мне утром: „Пойди поешь свежих плодов“. Но тогда была пятница, постный день, и я не пошел есть. Потом я спросил авву: „Ради Бога, открой мне, с какой целью ты велел мне пойти есть, а я ради поста не пошел. Я смущаюсь, что не выполнил твоей заповеди, и потому недоумеваю, зачем ты дал мне ее. Как мне нужно было поступить?“ Старец ответил: „Отцы поначалу не говорят братиям верное, но, наоборот, неверное. Когда же они увидят, что те выполняют и неправильное, тогда больше не дают им таких неправильных повелений, но лишь правильные, ибо уже убедились, что те послушны во всем“».

61. Брат спросил авву Иосифа: «Я хочу уйти из киновии и жить в уединении». Старец ответил: «Где ты увидишь, что душа твоя обрела покой и не испытывает вреда, там и оставайся». Брат спросил: «Я обретаю покой и в киновии, и в уединении: что повелишь мне делать?» Старец ответил: «Если ты находишь упокоение и в киновии, и в уединении, то положи оба эти помысла как бы на весы и, где увидишь больше для себя пользы, какой помысел перевесит, туда и ступай».

62. Некто рассказывал: «Однажды пришли мы с премудрым Софронием к авве Иосифу в Энат. Старец охотно и с радостью принял нас. Он был украшен всеми добродетелями и весьма образован во внешнем учении. Когда мы сидели и беседовали о душеполезных вещах, пришел из Аилы один христолюбивый муж и подал старцу три монеты со словами: „Прими их, честный отче, и помолись о моем корабле. Он, доверху наполненный товаром, отправился в Эфиопию“. Но старец не обращал на пришедшего никакого внимания. Тогда господин Софроний сказал старцу: „Возьми деньги, авва, и раздай нуждающимся“. Авва Иосиф ответил: „Это будет для меня двойным позором, чадо, если я возьму то, в чем не нуждаюсь, и своими руками буду обязан вырывать чужие тернии. О, если бы мне удалось вырвать тернии из собственной души! Сказано: если ты сеешь, свое сей, так как чужое горше терний. Кроме того, я еще и потому не принимаю эти деньги, что он просит помолиться о корабле, а не о его душе“.

Софроний спросил: „Что же, если человек творит милостыню, Бог не засчитывает ему этого?“ Старец ответил: „Чадо, многоразличны цели милостыни. Кто-то творит милостыню, чтобы дом его получил благословение, – и Бог благословляет его дом. Другой творит милостыню ради своего корабля – и Бог спасает его корабль. Третий творит милостыню ради своих детей – и Бог оберегает его детей. Иной творит милостыню для того, чтобы прославиться, – и Бог прославляет его. Никого Бог не отвергает, но то, чего каждый желает, то и подает ему, если это не вредит его душе. Но все эти люди уже получают свою награду, они отказались от награды духовной, так как никто из них не приносил милостыню ради Бога, и ее целью была не польза для души. Ты сотворил милостыню, чтобы благословился дом твой? Бог благословил дом твой. Ты сотворил милостыню ради корабля? Бог спас твой корабль. Ты сотворил милостыню ради детей? Бог сохранил детей твоих. Ты сотворил милостыню для того, чтобы прославиться? Бог прославил тебя. Чего ты еще хочешь? Но ты сотвори милостыню ради души своей, чтобы спаслась душа твоя, как написано: да исполнит Господь желание сердца твоего, и всякое намерение твое да совершит.[346] Есть много богатых, которые, думая, что творят милостыню, на самом деле прогневляют Бога“.

Мы попросили старца: „Разъясни нам эти слова, авва“. И авва Иосиф ответил: „Бог заповедал, чтобы начатки пшеницы, ячменя, овса, вина и елея, шерсть и овощи были без порока и первенцы людей и чистых животных не имели никаких изъянов, т. е. поврежденных ушей или куцых хвостов, и приносились Богу для отпущения грехов.[347] Богатые же совершают обратное: хорошее они съедают, а негодное отдают нищим. Дорогое вино они пьют сами, а прокисшее отдают вдовам и сиротам. Они отдают нищим дырявые и заплатанные одежды и бросают им испортившиеся и гнилые плоды. Так поступая, они подражают Каину, поэтому Бог не принимает приносимое ими. Если у богатого есть не только сыновья, но и миловидные и прекрасные дочери, то он думает лишь о брачном выкупе и свадьбе, повсюду высматривает женихов для дочерей – и это становится его главной заботой. Если же его сын или дочь окажутся одноглазыми, или лишенными какого-либо члена, или болезненными, то он отдает юношу в мужской монастырь, а девицу – в женский.

Такие люди должны твердо понять, что даже если, желая почтить смертных и тленных людей, они подают им все самое дорогое и лучшее и усаживают на самые почетные места, то не Богу ли им следует приносить все еще более дорогое и наилучшее? Бог требует от нас, чтобы мы словом выражали Ему благодарность и приносили обеты, но не потому, что Он нуждается в словах, а для того, чтобы научить нас быть благодарными. Он хочет, чтобы мы были внимательны к своим обещаниям и если решили что-либо отдать Богу, то делали это незамедлительно и с великим тщанием, усердием, страхом и любовью к Нему. Так жертва Ноя, издававшая смрад и дым, пред лицом Божиим оказалась благоуханным ароматом. В Писании сказано: „И обонял Господь приятное благоухание“.[348] А начатки плодов, жертвы и дары, принесенные порочными людьми, оказываются мерзостью пред Господом. Послушай пророка, сказавшего иудеям, которые тогда еще были народом Его: „Курение ваше отвратительно для Меня“.[349] Лукавство приносящих жертву превращало благовоние фимиама в мерзость.

Всякий человек, желающий спастись, должен не только молитвы и милостыни совершать в простоте сердца и со всяким усердием, но и, намереваясь принести нечто Богу, приносить самое ценное и самое достославное, чтобы ни наша молитва не была отвергнута и с позором возвращена в наши же недра,[350] ни приносимые нами плоды, как оказавшиеся гнилыми и негодными, не были отвергнуты, как дары Каина“.[351]

Мы еще спросили авву Иосифа: „Наносит ли общение с помыслами вред душе?“ Он ответил: „Если бы душе не вредили скверные и нечистые помыслы, то она не получала бы пользы и от помыслов чистых, благочестивых, благих и христолюбивых. Но так как эти последние приносят ей пользу, то первые, соответственно, приносят вред. Даже если нас извне будет окружать непоколебимый мир и полнейший покой, а внутри будет возрастать буря и волнение от смятения помыслов, то нам не будет никакой пользы от этого внешнего благоденствия и покоя. Городу, окруженному тысячами стен и валов, от них будет мало проку, если внутри его окажутся предатели, которые откроют ворота врагу. Итак, если мы будем хранить себя от сочетания с постыдными помыслами, то Владыка дарует нам то, что обещал: великое, и превосходное, и превосходящее всякий наш помысел – вкушение Царствия Небесного, приобщение неизреченных благ, пребывание с ангелами. Все эти и подобные им дарования Божии не знают пределов, не имеют конца, не ведают перемен и остаются навеки твердыми и непоколебимыми“.

Видя, что мы усомнились в услышанном, старец встал перед нами и, возведя очи к небу, громко воззвал: „Иисусе, Боже наш, сотворивший небо и землю, море и все, что в нем, Искупитель душ наших, если есть какая-то ложь в том, что я сказал братиям, пусть этот камень останется целым, если же все сказанное мной истинно, то пусть он распадется“. Лишь только он умолк, камень раскололся на пять частей, а это был обломок колонны высотой в четыре локтя.

Поразившись такому чуду и получив духовную пользу, мы отправились назад. На прощание авва Иосиф сказал нам: „Чада, в следующую субботу приходите ко мне, потому что вы будете мне нужны“. Придя к авве в субботу, в третьем часу, мы увидели, что старец скончался. Похоронив его, мы вернулись, благодаря Бога, удостоившего нас предать погребению столь великого святого».

63. Авва Иаков сказал: «Жить на чужбине – выше, чем принимать пришедших с чужбины».

64. Еще сказал: «Недостаточно одних только слов. В наше время у людей много слов, но от нас ожидают дела. Нужны лишь дела, ведь слова не приносят плода».

65. Авва Иоанн евнух в молодости спросил одного старца: «Как вы без труда смогли совершить дело Божие, а мы, хотя и прилагаем большие труды, не можем совершить его?» Старец ответил: «Мы смогли совершить его потому, что дело Божие было для нас главным, а потребности телесные мы вменяли ни во что. У вас же главное – телесные потребности, а дело Божие на втором месте, потому-то вы и изнемогаете от трудов. А Спаситель сказал своим ученикам: „Маловеры... ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам“[352]».

66. Авва Исидор сказал: «Если вы поститесь согласно установлениям, то не надмевайтесь, а если надмеваетесь, то лучше ешьте мясо. Если вы хвастаетесь своим постом, то какая от него польза? Лучше человеку есть мясо, чем хвастаться и надмеваться».

67. Он же сказал: «Ученики должны любить своих учителей как отцов и бояться как правителей. Однако ни страх не должен пропадать от любви, ни любовь не должна омрачаться по причине страха».

68. Еще сказал: «Если хочешь спастись, делай все, что ведет ко спасению».

69. Некто спросил авву Иоанна Персянина: «Мы столько потрудились ради Царствия Небесного: унаследуем ли мы его?» Старец ответил: «Я верую в обещание о наследии вышнего Иерусалима, граждане которого записаны на небесах,[353] потому что верен Обещавший.[354] Почему же мне не верить? Я стал страннолюбивым, как Авраам, кротким, как Моисей, святым, как Аарон, терпеливым, как Иов, смиренномудрым, как Давид, пустыннолюбивым, как Иоанн, скорбным, как Иеремия, учительствующим, как Павел, верным, как Петр, премудрым, как Соломон. И верую, как разбойник, что Даровавший мне это по Своей благости, дарует мне и Царствие Небесное».

70. Авва Лонгин спросил авву Лукия о трех своих помыслах. Сначала он сказал: «Я хочу жить на чужбине». Авва Лукий ответил: «Если ты не будешь сдерживать язык, то не станешь странником, куда бы ты ни пошел. И здесь сдерживай свой язык – и будешь жить как на чужбине». Потом авва Лонгин сказал: «Желаю поститься». Авва Лукий ответил: «Пророк Исаия сказал: „Таков ли тот пост... в который человек... гнет голову свою, как тростник?.. Это ли назовешь постом и днем, угодным Господу?“[355] Поэтому лучше отсекай лукавые помыслы». Наконец авва Лонгин сказал: «Хочу убежать от людей». Авва Лукий ответил: «Если ты сначала не явишь добродетель среди людей, ты не сможешь жить добродетельно и в пустыне».

71. Рассказывали, что некогда в Скиту два брата впали в грех, и авва Макарий Городской отлучил их от церковного собрания. Об этом сообщили авве Макарию Египетскому, и он сказал: «Не братия отлучены, а Макарий». Макарий Городской очень любил Макария Великого и, услышав, что старец отлучил его, ушел жить к озеру. Авва Макарий Великий отправился туда и, увидев его, искусанного комарами, сказал: «Ты отлучил братий, и они уже были готовы вернуться к себе в деревню. А я отлучил тебя, и ты скрылся здесь, как добрая дева скрывается в своей внутренней опочивальне. Я пригласил к себе отлученных братий и убедился в том, что они не совершили того греха, в котором их обвинили. Так что смотри, брат, чтобы не стать тебе посмешищем бесов, ведь ты не видел, согрешили они или нет. Но понеси покаяние за свою ошибку». Авва Макарий Городской ответил: «Назначь мне покаяние, какое пожелаешь». Старец же, видя его смирение, сказал: «Ступай и постись три недели, вкушая пищу раз в неделю». А недельный пост был постоянным деланием этого старца.

72. Брат пришел к авве Макарию Египетскому и попросил его: «Авва, скажи мне слово, как спастись». Старец ответил: «Иди на кладбище и ругай мертвых». Брат так и сделал. Он поносил мертвых, бросал в могилы камни и, вернувшись, рассказал об этом старцу. Тот спросил его: «Мертвые ничего тебе не сказали?» Брат ответил: «Нет». Тогда старец сказал: «Иди завтра снова туда же и восхваляй мертвецов». Брат пошел и стал восхвалять их: «Вы апостолы, вы святые, вы праведные». Вернувшись к старцу он сказал: «Я хвалил их». Старец спросил: «Они тебе ничего не ответили?» Брат сказал: «Нет». И старец сказал: «Видишь, сколько ты их бесчестил, а они тебе не отвечали. И сколько ты их ни прославлял, они и тогда ничего не сказали в ответ. Так поступай и ты, если хочешь спастись. Стань мертвым для всех: не думай ни о несправедливости от людей, ни о славе, как не думают об этом мертвые, – и тогда сможешь спастись».

73. Однажды авва Макарий с братией проходил через Египет и услышал, как мальчик говорит матери: «Мама, один богач любит меня, а я его ненавижу. А нищий ненавидит меня, а я люблю его». Услышав это, авва Макарий удивился. Братия спросили его: «Что ты так удивился этим пустым детским словам?» Старец ответил: «Поистине, Господь наш богат и любит нас, а мы не хотим Его слушать. А наш враг, диавол, беден и ненавидит нас, а мы любим его нечистоту».

74. Авва Макарий сказал: «Если мы будем вспоминать зло, причиненное нам людьми, то ослабим нашу память о Боге. А если будем помнить о зле от бесов, то будем неуязвимы для их стрел».

75. Авва Матой сказал: «Сатана не знает, какой страстью будет побеждена душа. Поэтому он сеет, не зная, что пожнет: может, помыслы блуда, может, осуждение или другие страсти. Когда же увидит, к какой страсти склонилась душа, той страстью и будет воевать против нее».

76. Брат спросил авву Матоя: «Как мне поступить, если ко мне зайдет брат в постный день или когда еще слишком рано для трапезы? Я прихожу в смущение». Старец ответил: «Если ты, не будучи побежден голодом, и разделяешь трапезу с братом, то хорошо делаешь. Если же никого не ожидаешь и сам начинаешь есть, то это означает, что ты уступаешь собственной воле».

77. Некоторые отцы спросили авву Мегефия: «Если останутся излишки еды, велишь ли, чтобы братия на следующий день их доели?» Старец ответил: «Если еда испортилась, нехорошо принуждать братий есть ее, иначе они заболеют. В этом случае оставшееся нужно выбросить. Если же еда хорошая, но вы ею побрезгуете и сварите новую, то это зло».

78. Он же сказал: «В прежние времена, собираясь все вместе, мы беседовали о пользе душевной и, укрепляя друг друга, устремлялись ввысь и восходили на небеса. А теперь мы собираемся для того, чтобы осуждать один другого, и тем низвергаем друг друга в глубины погибели».

79. Один воин спросил авву Миоса, принимает ли Бог покаяние. Авва долго говорил ему о покаянии и наконец спросил: «Скажи мне, возлюбленный, если у тебя порвется походный плащ, ты его выбросишь?» Воин ответил: «Нет, я зашью его и буду им пользоваться». Тогда старец сказал: «Если ты щадишь свою одежду, то как Господь может не пощадить Свое творение?»

80. Некогда авва Макарий пришел к авве Пахомию Тавеннисиоту, и тот спросил: «Если братия нарушают устав, нужно ли их наказывать?» Авва Макарий ответил: «Наказывай и суди по справедливости лишь своих подчиненных. Никого же из внешних не суди, как написано: „Не внутренних ли вы судите? Внешних же судит Бог“[356]».

81. Рассказывали об авве Петре, ученике аввы Силуана, что, живя в келии на горе Синайской, он соблюдал меру в удовлетворении телесных потребностей. Когда же его поставили епископом Фаранским, он стал сильно утеснять себя и вести суровый образ жизни. Однажды ученик сказал ему: «Авва, когда мы жили в пустыне, ты не совершал такого строгого подвига». И старец ответил: «Там была пустыня, безмолвие и нищета, и потому я следил за своим телом, чтобы мне не заболеть и чтобы потом не искать лекарств, которых не найдешь в пустыне. А здесь мiр со всеми его врачами и лекарствами, и если я заболею здесь, то обо мне позаботятся, и я не нарушу монашеских обетов».

82. Некогда сельские пресвитеры пришли в монастырь, в котором жил авва Пимен. Авва Анув вошел к нему и спросил: «Пригласим к себе пресвитеров, авва?» Он долго ждал ответа, но авва Пимен молчал, и авва Анув ушел опечаленный. Братия, бывшие с аввой Пименом, спросили его: «Авва, почему ты ничего не ответил?» И старец сказал: «Мне нет до этого дела. Я умер, а мертвые не говорят».

83. Один брат, живший близ аввы Пимена, отправился в другую страну и там посетил одного отшельника, который был всеми любим и к которому многие приходили за советом. Брат рассказал ему об авве Пимене, и тот, услышав о его добродетели, пожелал увидеть старца.

Спустя какое-то время брат вернулся к себе в Египет, а вскоре к нему пришел тот отшельник и сказал: «Сотвори любовь, проводи меня к авве Пимену». Когда они пришли к старцу, брат сказал ему: «Это великий человек, всеми любимый и уважаемый в своих краях. Я рассказал ему о тебе, и он пришел, желая тебя увидеть». Авва Пимен принял отшельника с радостью, они обнялись и сели. Пришедший начал говорить, ссылаясь на слова Писания, о духовных и небесных вещах, а авва Пимен отвернулся и ничего не говорил. Отшельник, увидев, что авва не хочет с ним говорить, огорчился и, выйдя из келии, сказал брату, приведшему его: «Напрасно я предпринял это путешествие. Я пришел к старцу, а он не хочет даже говорить со мной». Тогда брат вошел к авве Пимену и спросил: «Авва, ради тебя пришел сюда этот великий человек, столь славный в своей земле. Почему же ты не поговорил с ним?» Старец ответил: «Он из высших людей и говорит о небесном, а я из низших людей и говорю о земном. Если бы он говорил мне о страстях душевных, я бы ответил ему. Но он говорит о духовных вещах, в которых я ничего не понимаю». Брат вышел и сказал отшельнику: «Старец не желает беседовать о Священном Писании. Но когда его спрашивают о страстях душевных, он всегда отвечает». Отшельник пришел в сокрушение и, снова войдя к старцу спросил его: «Что мне делать, авва, мной владеют душевные страсти?» Старец посмотрел на него радостно и сказал: «Теперь я рад, что ты пришел. Теперь отверзи уста, – и наполню их благами».[357] Отшельник, получив большую пользу, сказал: «Поистине мне указали подлинный путь спасения». И возблагодарив Бога, сподобившего его встретиться со столь великим святым, отшельник вернулся в свою землю.

84. Рассказывали, что однажды у аввы Пимена и его братий, которые изготавливали фитили, закончилась шерсть для рукоделия и не на что было ее купить, так как они не могли продать изделия. Брать же деньги взаймы авва Пимен не хотел, не желая никого обременять. Друг аввы рассказал об этом некоему купцу, и тот, желая помочь старцу, притворился, что ему нужны фитили. Он привел верблюда и забрал все рукоделие старца.

Брат пришел к авве Пимену и, желая похвалить купца, сказал: «Видишь, авва, он, не имея в них нужды, взял фитили, чтобы избавить вас от попечений». Авва Пимен, услышав, что купец купил фитили без нужды, сказал брату: «Иди найми верблюда и привези фитили назад. Если ты не сделаешь этого, Пимен больше не будет жить вместе с вами. Я не желаю ни с кем поступить несправедливо, и если человеку не нужно наше рукоделие, не следует ради нашей выгоды причинять ему ущерб». Брат пошел и с большим трудом убедил купца расторгнуть сделку, сказав, что иначе старец уйдет от них. Увидев свои фитили, старец обрадовался, словно вновь обрел великое сокровище.

85. Брат сказал авве Пимену: «Я совершил великий грех и хочу каяться три года». Старец ответил: «Это много». Брат спросил: «Тогда один год?» – «И это много», – ответил старец. Бывшие там братия спросили: «Может сорок дней?» Старец сказал: «Много. Уверяю вас, что если человек покается от всего сердца и больше не будет впадать в этот грех, то и в три дня Бог примет его покаяние».

86. Авва Исаия спросил авву Пимена о нечистых помыслах. Авва Пимен ответил ему: «Если корзина полна грязной одежды, а ты забудешь про нее, то со временем одежда сгниет. То же самое происходит и с помыслами. Если мы не совершаем их телесно, то со временем они сгнивают и исчезают».

87. Авва Иосиф спросил авву Пимена о том же, и тот ответил ему: «Если поместить змею или скорпиона в сосуд и закрыть его, то рано или поздно они умрут. Так и лукавые помыслы, насаждаемые демонами, уничтожаются терпением».

88. Брат пришел к авве Пимену и сказал: «Я засеваю поле и из собранного подаю милостыню». Старец ответил ему: «Это ты хорошо делаешь». Брат ушел радостный и расширил свое поле, чтобы подавать больше милостыни. Авва Анув, услышав об этом, сказал авве Пимену: «Ты не боишься Бога, что так сказал брату?» Старец ничего ему не ответил, а через два дня послал за тем братом и сказал в присутствии аввы Анува: «Повтори, что ты мне сказал, когда приходил, я тогда отвлекся». Брат ответил: «Я сказал, что засеваю свое поле и от его плодов творю милостыню». Авва Пимен сказал: «Я подумал, что ты это говоришь о своем брате-мiрянине. Если же ты сам так поступаешь, то это не по-монашески». Услышав такой ответ, брат огорчился и сказал: «Кроме этого, у меня нет другого дела. И я не могу не засевать свое поле». Когда брат ушел, авва Анув поклонился старцу и сказал: «Прости меня». А авва Пимен ответил: «Я с самого начала знал, что возделывать поле – не монашеское дело, но ответил ему согласно его помыслу, чтобы воодушевить к еще большему усердию в любви. А теперь он ушел с печалью и все равно будет делать то же самое».

89. Авва Пимен сказал: «Если согрешит человек и будет отрицать, говоря, что не согрешил, не изобличай его, иначе ты лишишь его рвения. Но если ты скажешь ему: „Не унывай, брат, но впредь будь внимателен“, то подвигнешь его душу к покаянию».

90. Он же сказал: «Хорошее дело – искушение, так как оно делает человека искусным».

91. Еще сказал: «Человек, который учит, но сам не исполняет того, чему учит, подобен роднику, из которого все пьют и в котором все моются. Сам же себя он не может очистить, и в нем остается грязь и всякая нечистота».

92. Брат пришел к авве Пимену и сказал: «У меня много помыслов, и я из-за них в опасности». Старец вывел его на улицу и сказал: «Раскрой свою пазуху и попробуй не впускать туда ветер». Брат ответил: «Я не могу этого сделать». Тогда старец сказал ему: «Если ты этого не можешь сделать, то не можешь помешать и приходить помыслам. Но в твоей власти противостоять им».

93. Авва Пимен сказал: «Если трое монахов живут в одном месте и один из них правильно безмолвствует, другой болеет и благодарит Бога, а третий прислуживает им в чистоте помысла, то делание всех троих одинаково».

94. Авва Иосиф спросил авву Пимена о том, как следует поститься. Авва Пимен ответил: «Я выбрал для себя есть каждый день, но понемногу, не насыщаясь». Авва Иосиф возразил: «Но когда ты был молод, разве не вкушал ты пищу через день, авва?». Старец ответил: «Да, я постился и по три, и по четыре дня, и по целой неделе. Но все это испытали отцы, преуспевшие в подвижнической жизни, и поняли, что лучше есть каждый день, но понемногу, и передали нам этот царский путь, ибо он легче».

95. Брат спросил авву Пимена: «Мне досталось наследство. Как я должен с ним поступить?» Старец ответил ему: «Сейчас иди к себе, а через три дня приходи, и я дам тебе ответ». В назначенный день брат пришел, и старец сказал ему: «Что мне тебе ответить, брат? Если я скажу тебе отдать наследство в церковь, там на эти деньги будут устраивать трапезы. Если скажу отдать родственникам, ты лишишься духовной награды. Если скажу раздать нищим, то ты не станешь этим заниматься. Итак, как хочешь, так и поступай, а мне до этого нет дела».

96. Авва Пимен сказал: «Если тебе придет помысел о потребном для тела, то исполни его. Если этот помысел придет второй раз, сделай то же самое. Но когда он придет в третий раз, не обращай на него внимания, это пустой помысел».

97. Брат спросил авву Пимена: «Если я увижу что-либо, надо ли рассказывать об этом другим?» Старец ответил: «В Писании сказано: кто дает ответ, не выслушав, тому безумие и поношение.[358] Если тебя спросят, говори, а если нет, то молчи».

98. Один брат спросил авву Пимена: «Может ли человек полагаться на какое-то одно монашеское делание?» И старец сказал ему, что авва Иоанн Колов говорил: «Я предпочитаю, чтобы человек получал пользу хоть понемногу, но от всех добродетелей».

99. Авва Пимен рассказывал, что авва Аммон однажды сказал ему: «Один человек всю жизнь носит с собой топор, но не знает, как срубить дерево. Другой же, имея опыт, легко срубает любое дерево». И старец добавил, что топор – это рассудительность.

100. Авва Пимен сказал, что воля человека есть медная стена и непреодолимая скала между ним и Богом. Если человек отбросит свою волю, то сможет сказать: «С Богом моим перейду через стену».[359] Если же он творит свою волю и оправдывает себя, то скоро изнеможет.

101. Некогда пришли еретики к авве Пимену и стали наговаривать на архиепископа Александрийского, будто он принял рукоположение от пресвитеров, а не от епископов. Старец ничего не ответил, но лишь позвал брата и сказал ему: «Накрой им трапезу и отпусти с миром».

102. Еще говорил, что авва Сисой сказал: «Бывает такой стыд, который грешит отсутствием страха Божия».

103. Один брат спросил авву Пимена: «Если человек впадет в грех и покается, простит ли ему Бог?» Старец ответил: «Бог, заповедавший людям прощать, разве Сам не сотворит еще и большего? И апостолу Петру Он повелел прощать до седмижды семидесяти раз».[360]

104. Брат спросил авву Пимена: «Может ли человек удержать в себе все свои помыслы и не позволить врагу завладеть ни одним из них?» Старец ответил: «Есть такой муж, который может удержать десять помыслов, но все равно один отдаст врагу».

105. Авва Пимен сказал: «Не монах тот, кто ропщет; не монах тот, кто мстит; не монах тот, кто гневается».

106. Пришли несколько старцев к авве Пимену и сказали: «Повелишь ли, чтобы мы толкали одного брата, засыпающего на церковном собрании, чтобы он бодрствовал на бдении?» Старец же ответил: «Если я увижу, что брат засыпает, то положу его голову себе на колени, дабы он обрел покой».

107. Рассказывали об одном брате, что его терзали хульные помыслы, но он стыдился об этом сказать. Слыша о каком-нибудь великом старце, он тотчас же шел к нему, чтобы сказать о своих помыслах, но когда приходил, стыдился открыть их.

Часто он приходил и к авве Пимену. Старец видел, что им владеют помыслы, и скорбел, что брат не говорит об этом. Однажды, провожая его, он сказал: «Ты уже столько времени приходишь сюда, чтобы открыть мне свои помыслы, но каждый раз так ничего и не говоришь и уходишь терзаемый ими. Итак, скажи, чадо, что у тебя?» Тот ответил, что враг воюет с ним помыслами хулы на Бога, а он стыдится сказать об этом. И лишь только он рассказал о своих помыслах, так сразу почувствовал облегчение. И старец сказал ему: «Не скорби, чадо, но как только придет к тебе такой помысел, скажи: „Я тут ни при чем. Хула твоя только на тебя, сатана. Душа же моя не желает слышать никакой хулы“. Знай, что любое дело, которого душа не желает, недолговечно». И брат ушел от старца исцеленным.

108. Брат спросил авву Пимена: «Почему бесы увлекают душу мою к дружбе лишь с теми, кто старше меня, и заставляют уничижать тех, кто меньше меня?» Старец ответил: «Апостол сказал, что в большом доме есть сосуды не только золотые и серебряные, но и деревянные и глиняные; и одни в почетном, а другие в низком употреблении. Итак, кто будет чист от сего, тот будет сосудом в чести, освященным и благопотребным Владыке, годным на всякое доброе дело».[361]

109. Авва Пимен сказал: «Живущий в киновии должен упражняться в трех деланиях: смирении, послушании и готовности потрудиться для братства».

110. Брат спросил авву Пимена: «Однажды, будучи в крайней нужде, я попросил у одного из святых отцов нужную мне вещь, и он мне дал ее как милостыню. Теперь же Бог устроил все мои дела. Отдать ли мне эту вещь как милостыню кому другому или вернуть ее тому, кто мне ее дал?» Старец ответил: «Перед Богом правильно будет отдать эту вещь тому, кому она принадлежала, так как это его собственность». Брат спросил: «А если я отнесу, а он не захочет взять и скажет мне: „Иди и отдай ее как милостыню кому хочешь“, то как мне поступить?» Старец ответил: «В любом случае эта вещь остается его собственностью. Только если кто-то даст тебе что-либо сам по себе, без твоей просьбы, тогда это твое. Если же ты попросил вещь у монаха или у мiрянина и он не захочет потом взять ее назад, тогда можно, с его согласия, отдать ее как милостыню ради спасения его души».

111. Один брат спросил авву Пимена: «Что означают слова Писания „гневаться на брата своего напрасно“[362]». Авва ответил: «Если брат обидел тебя и ты разгневался на него, то это напрасный гнев. Даже если он выколет тебе правый глаз и отсечет тебе правую руку и ты разгневаешься на него, то это будет напрасный гнев. Но если он удаляет тебя от Бога, тогда гневайся на него».

112. Брат спросил авву Пимена: «Что означает „покаяться за грех“?» Старец ответил: «Это означает впредь никогда не совершать этого греха. Праведные потому и названы „непорочными“, что они оставили свои грехи и стали праведными».

113. Один брат спросил авву Пимена: «Может ли человек стать мертвым еще при жизни?» Старец ответил: «Если человек падает в грех, то он становится мертвым. Но если он обратится к добру, то будет жить и творить добро».

114. Авва Пимен сказал: «Учить ближнего – это дело здравого и бесстрастного человека. Какая польза строить чужой дом и рушить свой собственный?»

115. Он же сказал: «Какая польза начать учиться искусству и не учиться ему?»

116. Еще сказал: «Все чрезмерное – от демонов».

117. Также сказал: «Пощение и бодрствование не позволяют нам видеть суетное».

118. Некто из отцов спросил авву Пимена: «Кто это говорит: „Общник я всем боящимся Тебя“[363]?» Старец ответил: «Это говорит Дух Святой».

119. Брат пришел к авве Пимену и в присутствии сидевших там похвалил одного брата, сказав, что тот ненавидит лукавство. Авва Пимен спросил его: «Что значит – ненавидеть лукавство?» Брат смутился и, не зная, что ответить, поклонился старцу и сказал: «Объясни мне, авва, что значит – ненавидеть лукавство?» И старец сказал: «Ненавидеть лукавство – это значит ненавидеть свои грехи и оправдывать ближнего».

120. Один брат спросил авву Пимена: «Как мне быть с тяжестью, временами гнетущей меня?» Старец ответил: «И на малых кораблях и на больших есть канаты и ремни, и когда нет попутного ветра, то корабельщики бросают на берег канат с ремнями и потихоньку тянут корабль, ожидая, пока Бог снова не пошлет им попутного ветра. Заметив же приближение бури, они спешат бросить якорь, чтобы корабль не унесло волнами».

121. Один брат спросил авву Пимена о нападениях помыслов. Старец ответил ему: «Это подобно человеку, слева от которого горит огонь, а справа стоит сосуд с водой. Если огонь разгорается, человек черпает из сосуда воду и гасит огонь. Огонь – это семена, которые сеет враг. А вода – это вручение себя Богу».

122. Брат спросил авву Пимена: «Что лучше: говорить или молчать?» Старец ответил: «Кто говорит во славу Божию, тот хорошо делает, и кто молчит ради Бога, тот тоже делает правильно».

123. Спросили авву Пимена: «Как может человек сдержать себя, чтобы не говорить плохо о ближнем?» Старец ответил: «Мы и наши братия – две картины. Когда человек внимает себе и порицает себя, то брат у него оказывается хорошим и досточестным. Когда же он видит себя хорошим, то находит своего брата плохим в сравнении с собой».

124. Некто спросил авву Пимена об унынии, и старец сказал ему: «Уныние приходит в начале всякого дела, и нет страсти хуже. Если же человек поймет, когда он впадает в уныние, то обретет покой».

125. Один брат сказал авве Пимену: «Хочу жить в киновии». Старец ответил ему: «Вступив в киновию, если ты не стяжешь беспопечения, чтобы не обращать внимание на происходящее, то не сможешь там пребывать. Ведь в киновии ты сам по себе не сможешь распорядиться даже чашкой».

126. Братия аввы Пимена сказали ему: «Уйдем отсюда, потому что здешние монастыри доставляют нам беспокойство, и мы губим свои души. Вот и дети плачут и не дают нам безмолвствовать». Авва Пимен ответил им: «И из-за этих ангельских голосов вы собрались уходить отсюда?»

127. Один брат сказал авве Пимену: «Тело мое ослабело, а страсти не ослабевают». И старец ответил: «Страсти укореняются подобно зарослям терновника».

128. Брат спросил авву Пимена: «Как нужно жить в келии?» Тот сказал ему: «Жить в келии, с внешней стороны, означает: заниматься рукоделием, есть один раз в день, ни с кем не разговаривать и поучаться в чтении с размышлением. А внутреннее преуспеяние при жизни в келии достигается непрестанным порицанием себя везде, куда бы ты ни пошел, усердием к молитвенному правилу и сокровенному деланию. Закончив рукоделие, вставай на молитву и совершай ее без смущения. И наконец, имей добрых друзей для общения и уклоняйся от друзей порочных».

129. Некогда отцы, среди которых был и авва Пимен, пришли в дом одного христолюбивого мужа. Когда они сели за трапезу, то на стол поставили мясо, и все ели, кроме аввы Пимена. Старцы удивились тому, что он не ел, так как знали о его рассудительности. Когда все встали, то отцы спросили его: «Пимен, почему ты так поступил?» И старец ответил: «Простите меня, вы ели, и никого это не соблазняло. А если бы я начал есть мясо, то многие приходящие ко мне братия соблазнились бы и сказали: „Пимен ел мясо, а почему тогда нам не есть?“». И все удивились его рассудительности.

130. Однажды Паисий поспорил со своим братом, так что дело дошло до драки. Там был и авва Пимен, который молчал и ничего не говорил. Когда в келию вошел авва Анув и увидел спорящих братий, то сказал авве Пимену: «Почему ты позволил братиям спорить и не остановил их?» Авва Пимен ответил: «Они родные братья, поэтому снова помирятся». Авва Анув возразил: «Ты же видишь, что они подрались, и по-прежнему говоришь, что они снова помирятся?» Авва Пимен ответил: «А ты представь себе, будто меня здесь не было».

131. Брат спросил авву Пимена: «Что мне делать, когда находит на меня скорбь, и я начинаю колебаться?» Старец ответил: «Любое насилие наводит страх и на малых и на великих».

132. Игумен киновии спросил авву Пимена: «Как мне стяжать страх Божий?» Авва Пимен ответил: «Как мы можем стяжать страх Божий, если набиваем свой живот сыром и целыми корзинами лепешек?»

133. Брат сказал авве Пимену: «Авва, жили два человека, один монах, а другой мiрянин. Монах каждый вечер думал наутро сбросить с себя схиму, а мiрянин все время собирался стать монахом. Оба они умерли в одну ночь. Кому же что зачтется?» Старец ответил: «Монах умер монахом, а мiрянин – мiрянином. В каком состоянии они были застигнуты смертью, в таком и предстали перед Богом».

134. Пришел авва Исаак к авве Пимену и увидел, что тот омывает свои ноги. Авва Исаак, имея к нему дерзновение, спросил: «Почему некоторые отцы жили очень строго и сурово относились к своему телу?» Авва Пимен ответил: «Отцы нас научили убивать не тело, а страсти».

135. Один брат спросил авву Пимена: «Моя душа терпит вред, когда я нахожусь рядом со своим старцем. Должен ли я оставаться жить у него?» Старец, видя, что брат действительно претерпевает вред, удивился, почему брат вообще его об этом спрашивает, и ответил: «Если хочешь, живи». Брат вернулся и остался жить со своим старцем. Спустя какое-то время он снова пришел к авве Пимену, и сказал: «Моя душа по-прежнему терпит вред». Но тот снова не сказал ему: «Уходи от старца». Когда брат в третий раз пришел к авве Пимену, то сказал: «Я больше не буду там оставаться». И старец ответил: «Вот когда ты догадался. Ступай и больше не возвращайся к нему». И прибавил: «Если человек видит, что его душа терпит вред, разве нужно еще об этом спрашивать? Старцев нужно спрашивать о тайных помыслах, чтобы они разобрались в них, а о явном грехе нет нужды и спрашивать, его нужно тотчас же отсекать».

136. Авраам, ученик аввы Агафона, спросил авву Пимена: «Почему бесы воюют со мной?» И авва Пимен ответил ему: «С тобой воюют бесы? Они не воюют с нами, если мы творим нашу собственную волю, так как наши пожелания становятся для нас демонами, они и терзают нас, чтобы мы исполняли их. Хочешь знать, с кем воевали бесы? Они воевали с аввой Моисеем и подобными ему».

137. Один брат спросил авву Пимена: «Я смущаюсь и хочу уйти в другое место». Старец спросил: «По какой причине?» Брат ответил: «Я слышу нечто об одном брате, и это вредит мне». Старец сказал ему: «Эти слухи не истинны, не обращай на них внимания». Брат ответил: «Но тот, кто мне их рассказал, заслуживает доверия». Старец сказал: «Нет, он не заслуживает доверия. Если бы он заслуживал доверия, то не говорил бы такие вещи. Если даже Бог, услышав голоса жителей Содома, не поверил им, пока не увидел все Своими глазами,[364] то и мы не должны верить тому, что говорят». Брат спросил: «А если я сам видел все своими глазами?» И старец, взглянув на землю, поднял маленькую веточку, и спросил его: «Что это такое?» Брат ответил: «Веточка». Тогда старец взглянул на кровлю келии и спросил: «А там что такое?» Брат ответил: «Там бревна». Старец сказал: «Считай в сердце своем, что твои грехи – как эти бревна, а грехи твоего брата – как эта веточка».[365]

Услышав об этих словах старца, авва Тифой умилился и сказал: «Как тебя ублажить, авва Пимен! Ты камень драгоценный! А твои слова исполнены радости».

138. Некогда пришел авва Серин вместе со своим учеником Исааком к авве Пимену и спросил его: «Что мне делать с этим Исааком? Он не слушает, что я ему говорю». Авва Пимен ответил: «Если ты хочешь принести ему пользу, то на деле показывай ему пример добродетели. Он слышит от тебя лишь слова, и они остаются бездейственны. Если же ты делом покажешь ему пример добродетели, то он в нем останется».

139. Он же сказал: «Сила Божия не обитает в человеке, работающем страстям».

140. Еще сказал: «Когда мы гонимся за покоем, он убегает от нас. Когда же мы не гонимся за ним, то он гонится за нами».

141. Рассказывал авва Пимен, что некий брат спросил авву Моисея: «Каким образом человек может сделать себя мертвым перед ближним?» Авва Моисей ответил: «Если человек не положит в своем сердце, что он уже три года как в могиле, то не сможет прийти в эту меру».

142. Об авве Памво рассказывали, что он три года умолял Бога, чтобы Он не прославлял его на земле. И Бог так прославил его, что никто не мог смотреть на его лицо от славы, которой оно сияло.

143. Пришли некогда два брата к авве Памво, и один из них спросил его: «Авва, я пощусь два дня, а на третий съедаю два хлебца. Но спасаюсь ли я или заблуждаюсь?» Другой же сказал: «Авва, я зарабатываю рукоделием два кератия в день и оставляю на еду лишь несколько нумиев, а все остальное раздаю как милостыню. Но спасаюсь ли я или заблуждаюсь?» Они долго умоляли его ответить им, но он ничего не говорил. Спустя четыре дня они решили вернуться к себе, так и не получив ответа. Клирики же утешали их, говоря: «Не скорбите, братия. Бог не оставит вас без награды. У старца такое правило, он не отвечает, пока не известит его Бог».

Напоследок братия вошли к старцу и сказали: «Авва, помолись о нас». Он спросил их: «Вы уже хотите уходить?» Они ответили: «Да». Тогда старец начал писать что-то на земле, приговаривая: «Памво два дня постится, а на третий съедает два хлебца. Поэтому он монах? Нет. Памво зарабатывает рукоделием два кератия и раздает их как милостыню. Поэтому он монах? Нет». Затем он сказал: «Ваши дела хороши. Но если кто сохранит свою совесть чистой перед ближним, тот спасется». Услышав это, братия с радостью ушли.

144. Говорили об авве Памво, что он никогда не улыбался. Однажды бесы, пытаясь рассмешить его, привязали к деревянной палке перо и несли ее с шумом, громко крича: «Тяни, тащи!» Увидел их авва Памво и рассмеялся. Тогда бесы начали плясать и говорить: «Ах, ах, Памво рассмеялся!» А старец ответил им: «Я рассмеялся не над вашей шуткой, а над вашим бессилием, что так много вас тащит всего лишь одно перо».

145. Брат спросил авву Памво: «Почему бесы мешают мне творить добро ближнему?» Старец ответил: «Не говори так, иначе ты Бога выставляешь лжецом. Лучше говори, что это я не хочу творить милостыню. Ведь всем известны, слова Божии: „Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью“[366]».

146. Авва Палладий говорил: «Нужно, чтобы душа подвизающегося по Богу или правильно училась тому, чего она еще не познала, или же ясно открывала другим то, что она уже изведала. Если же она не стремится ни к тому, ни к другому – то страдает безумием. Надмевание своим учительством и отсутствие стремления услышать слово Божие, которого всегда жаждет душа боголюбца – это начало отступничества».

147. Амма Сарра послала человека передать авве Пафнутию ее слова: «Разве ты сотворил дело Божие, допустив, чтобы брат был обесчещен?» Авва Пафнутий ответил: «Как творящий дело Божие, я ни с кем не имею дела».

148. Некий Пафнутий был епископом одного города в Верхней Фиваиде. Он был мужем боголюбивым, подвижником и совершал дивные знамения. Во времена гонений ему выкололи левый глаз. Император Константин [367] очень почитал этого мужа, и часто приглашал к себе во дворец, и лобызал его пустую глазницу. Такое благоговение имел император Константин к подвижникам веры.

Расскажу вам об одном из добрых дел, которое по совету Пафнутия принесло большую пользу всей Церкви. Епископы, которые в то время собрались на Собор в Никее,[368] решили ввести новый закон, по которому все клирики, т. е. епископы, пресвитеры, диаконы и иподиаконы, должны были бы расстаться со своими супругами, на которых они женились, еще будучи мiрянами. Тогда на Соборе выступил Пафнутий, громко сказав, что не следует возлагать это тяжкое ярмо на священников, что в Писании брак назван «честны́м»[369] и что, принимая излишне строгие правила, можно нанести вред Церкви. Не все могут вынести подвиг бесстрастия и сохранить целомудрие. Сожитие же с законной женой вполне может быть названо целомудренным. Достаточно, чтобы ставший клириком не вступал в новый брак, как повелевает древнее предание Церкви, и не разводился с женой, которую он ввел в свой дом, еще будучи мiрянином.

Так сказал этот Пафнутий, хотя он никогда не состоял в браке и не познал никакой жены, так как с детства был воспитан в монастыре и украшен целомудрием. Все епископы послушались Пафнутия и, прекратив обсуждение этого вопроса, объявили воздержание от брака делом добровольным.

149. Старцы рассказывали, что однажды Паисий, брат аввы Пимена, нашел небольшой сосуд с золотыми монетами. Паисий и сказал старшему брату авве Ануву: «Ты знаешь, что авва Пимен всегда строг с братиями. Давай построим себе свой монастырь и будем там жить без попечений». Авва Анув спросил: «На что же мы его построим?» Паисий показал ему золотые монеты. Авва Анув весьма опечалился, поняв, что это золото повредит его душе, но сказал: «Хорошо. Пойдем и построим келию на том берегу реки». Взяв сосуд с золотом, авва Анув положил его в свой кукуль. Когда они переплывали реку и были уже на середине, авва Анув притворился, что у него закружилась голова, и кукуль с монетами упал в реку. Авва Анув стал притворно печалиться, и авва Паисий сказал ему: «Не печалься, авва. Так как наше золото пропало, вернемся к брату». Они вернулись к авве Пимену и впредь жили с ним в мире.

150. Один монах родом из Рима пришел и поселился в Скиту неподалеку от церкви. Был у него и раб, который ему прислуживал. Пресвитер, видя, что этот монах слаб здоровьем, и зная, в какой роскоши он жил прежде, часто отсылал ему то, что по промыслу Божию приносили в церковь Скита. Римлянин прожил в Скиту двадцать пять лет и прославился как прозорливец.

Когда один из великих египетских отцов услышал о нем, то пришел посмотреть на него, надеясь увидеть его строгое подвижничество. Когда он вошел в его келию, то они облобызались и, помолившись, сели. Египтянин заметил, что на прозорливом старце мягкие одежды, и он подкладывает коврик из шкуры и малую подушку под себя, когда садится, а ноги его чисты и обуты в сандалии, и соблазнился. Старец, будучи прозорливым, понял, что его гость соблазнился, и велел слуге: «Сделай нам сегодня угощение ради аввы». Слуга нашел немного овощей и сварил их. Когда настало время обеда, они сели за трапезу. У старца из-за его болезненности было и немного вина, которым он тоже угостил гостя. Когда наступил вечер, они прочитали двенадцать псалмов и легли спать. То же самое молитвенное правило они совершили и в полночь. Утром египтянин проснулся и, сказав старцу: «Помолись за меня», ушел, не получив никакой пользы. Старец же, когда гость еще не далеко ушел, желая принести ему духовную пользу, послал за ним позвать его к себе. Когда тот вернулся, старец принял его с радостью и спросил: «Из какой ты страны?» Тот ответил: «Я египтянин». – «А из какого города?» – «Я из деревни». – «А кем ты работал в своей деревне?» – «Сторожем в полях». – «И где ты ночевал?» – «В поле». – «А на какой постели ты там спал?» – «Какая там в поле постель». – «Но как же ты спал?» – «На голой земле». – «А чем ты питался в поле и какое вино пил?» – «Какая там в поле еда и какое там вино». – «Но как же ты не умер с голоду?» – «Я ел сухари, а если были лепешки, то лепешки с водой». – «Тяжелый подвиг так питаться, – сказал старец. – А была ли в деревне баня, чтобы помыться?» – «Нет, когда надо было помыться, мы шли на реку».

Когда старец подробно расспросил египтянина обо всем и узнал все тяготы его прежней жизни, то ради его духовной пользы он рассказал ему о своем прежнем образе жизни в мiру: «Я, которого ты видишь перед собой столь смиренным, происхожу из великого города Рима, и я был очень знатным придворным у императора». Услышав эти слова, египтянин пришел в умиление и весь обратился в слух. Старец же продолжал: «Я оставил город и пришел в эту пустыню. Я владел большими дворцами и множеством богатств, но все это оставил и пришел в эту маленькую келию. У меня были кровати из чистого золота, с драгоценными покрывалами, и вот вместо них Бог дал мне эту подстилку и шкуру. У меня была дорогая одежда, и вот вместо нее я ношу это бедное одеяние. На свои обеды я тратил много золота, и вместо этого даровал мне Бог только то, что ты видишь: немного овощей и маленькую чашу вина. Мне прислуживало множество рабов, и вместо них Бог расположил этого старца служить мне. Вместо бани я возливаю немного воды на свои ноги и ношу по своей немощи эти сандалии. Вместо музыки и пения я слышу только двенадцать псалмов и ночью совершаю свое правило за те грехи, которые я совершал в мiру. Проснувшись же утром, вновь совершаю свое малое правило. И умоляю тебя, авва, не соблазняйся моей немощью».

Выслушав старца, египтянин пришел в себя и сказал: «Увы мне, я от множества скорбей, которые терзали меня в мiру, пришел в место успокоения, получив здесь то, чего у меня там не было. А ты от своего великого упокоения пришел в место скорби и от великой славы и богатства обратился к смирению и нищете». И получив великую пользу, египтянин ушел. Он стал другом старца и часто приходил к нему ради духовной пользы, так как тот обладал даром рассуждения и был исполнен благоухания Святого Духа.

151. Брат спросил авву Сисоя: «Почему страсти не отступают от меня?» Старец ответил: «Потому что они оставили в тебе свои залоги. Верни их им, и они уйдут».

152. Спросили авву Сисоя: «Если брат впадет в грех, должен ли он каяться год?» Старец ответил: «Это очень жестоко». – «А шесть месяцев?» – «Слишком много». – «Сорок дней?» – «Много». Тогда братия спросили: «Что же, брат впадет в грех, а мы сразу же пустим его на трапезу любви?» Старец ответил: «Нет. Но нужно дать брату несколько дней для покаяния. Верую Богу, что если человек покается от всей души, то Бог за три дня примет его покаяние».[370]

153. Авва Иосиф спросил авву Сисоя: «За какое время человек может отсечь свои страсти?» Старец ответил ему: «Ты хочешь знать время?» Авва Иосиф сказал: «Да». И старец ответил: «Как только приходит страсть, сразу немедля отсекай ее».

154. Брат спросил авву Сисоя: «Что мне делать, авва, если я впал в грех?» Старец ответил: «Скорее вставай». Брат сказал: «Я встал и снова пал». Старец ответил: «Снова вставай». Брат спросил: «И сколько же раз?» И старец ответил: «Пока тебя не постигнет смерть. Смерть может застать тебя и в благом деле, и во грехе. В каком состоянии она постигнет человека, в том он и отойдет к Богу».[371]

155. Один брат спросил авву Сисоя: «Как мне справиться со своими страстями?» Старец ответил: «Каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью». [372]

156. Некогда авва Сисой переселился с Горы аввы Антония на гору на окраине Фиваиды. В тех краях, в Каламоне Арсиноитском, жили мелитиане.[373] Некоторые братия хотели с ним встретиться, но, услышав, что авва ушел на окраину Фиваиды, рассудили так: «Как мы пойдем туда, если в тех краях живут мелитиане? Конечно, старец не претерпит от них духовного вреда, но мы, пока будем разыскивать его, можем от еретиков получить вред». И чтобы не встретиться с мелитианами, они не пошли к старцу.

157. Авва Сисой Фивейский спросил своего ученика: «Скажи мне, что ты видишь во мне, и я скажу тебе, что вижу в тебе». Ученик ответил: «Ты хорош умом, но несколько худощав». Старец ответил: «А ты всем хорош, но рыхл умом».

158. Сказал некто из старцев: «Я попросил авву Сисоя сказать мне слово. Он мне ответил: „Если человек может избежать чего-либо, но не принимает никаких мер, то совершает грех“».

159. Пришел один брат на Синайскую гору к авве Силуану и, увидев, что братия работают, сказал старцу: «Старайтесь не о пище тленной.[374] Мария же избрала благую часть».[375] Тогда старец сказал своему ученику Захарии: «Дай брату книгу и отведи его в пустую келию, где нет никаких вещей». Тот так и поступил. Когда наступил девятый час, брат начал посматривать на дверь, ожидая, когда за ним пошлют и пригласят на трапезу. Но поскольку никто так и не пришел за ним, то брат встал, отправился к старцу и спросил его: «А братия сегодня не ели?» Старец ответил: «Ели». Брат удивился: «Но почему тогда не позвали меня?» Старец сказал: «Потому что ты человек духовный и не нуждаешься в этой пище. А мы плотские, хотим есть, и потому работаем. Ты же благую часть избрал, читаешь целый день и не нуждаешься в плотской пище». Услышав это, брат пришел в покаяние, поклонился старцу и сказал: «Прости меня, авва». Старец ответил: «И Мария нуждалась в Марфе: ради Марфы получила похвалу Мария».

160. Старец рассказывал: некогда один брат впал в великий грех, но затем раскаялся, пошел и открыл о своем грехе одному старцу. Но он не сказал, что совершил грех, а спросил его только, имеет ли человек, к которому придет такой-то помысел, надежду на спасение. Старец, будучи неопытен в различении помыслов, ответил: «Погубил ты свою душу». Услышав это, брат сказал: «Если я погубил свою душу, то вернусь в мiр».

Он уже собрался в путь, но на прощание решил пойти и открыть свои помыслы авве Силуану. А авва Силуан был велик в даре различения помыслов. Брат пришел к нему, но не сказал, что совершил грех, а спросил его так же, как ранее спрашивал другого старца. Авва Силуан начал говорить от Священного Писания, что нет никакого осуждения тем, кто имеет одни только помыслы. Услышав это, брат приободрился и, обнадеженный, открыл авве свой грех. Выслушав, авва как добрый врач души немедля употребил целительные мази – слова Писания, сказав, что есть покаяние для тех, кто сознательно обращается к Богу.

Позднее, когда авва, у которого я был учеником, зашел к авве Силуану, тот рассказал ему эту историю и прибавил: «Вот, отчаявшийся монах, намеревавшийся уйти в мiр, сияет теперь среди братий, подобно звезде».

Эту историю я рассказал для того, чтобы все знали, как опасно открывать свои помыслы или деяния тому, кто не обладает даром рассуждения.

161. Один брат спросил авву Сармата: «Помыслы говорят мне: „Не трудись беспрерывно, но ешь, пей и спи“». Старец ответил ему: «Когда ты голоден – ешь. Когда жаждешь – пей. Когда хочешь спать – спи».

В тот день к брату зашел другой старец. Брат рассказал ему о словах аввы Сармата. И старец сказал: «Авва Сармат повелел тебе: если ты сильно голоден и изнемогаешь от жажды, так что не можешь больше терпеть, то только тогда ешь и пей. И если ты уже долго бодрствуешь и начинаешь дремать, то только тогда спи. Вот что означают слова старца».

162. Два великих отшельника из краев Пелусиотских шли к амме Сарре и по пути сказали друг другу: «Научим смирению эту старицу». Встретившись, они сказали ей: «Смотри не возгордись в помысле и не скажи: вот ко мне как к старцу приходят пустынники, а я женщина». Амма Сарра ответила им: «Я женщина по природе, но не по помыслу».

163. Сказала амма Сарра: «Если я буду молить Бога, чтобы все люди получали от меня добрый совет, то буду представать перед каждым кающейся. Лучше я буду молиться, чтобы мое сердце было чистым и открытым со всеми людьми».

164. Она же сказала братиям: «Я – поистине муж, а вы – женщины».

165. Сказала святая Синклитикия: «Те, кто в трудах и опасностях на море собирают вещественное богатство, всегда ищут большего, и ни во что вменяя то, что имеют, стремятся к тому, чего у них еще нет. А мы, не имея даже необходимого, не желаем ничего приобретать в страхе Божием».

166. Она же сказала: «Бывает печаль спасительная и бывает печаль тлетворная. На пользу монаху та печаль, когда он воздыхает либо о своих грехах, либо о недугах ближнего. Такая печаль нужна для того, чтобы он не оставил своего намерения и достиг совершенной благости.

Но бывает печаль, которую насылает враг, исполненная безумия, которую некоторые именуют унынием. Этот дух уныния нужно отгонять от себя прежде всего молитвой и псалмопением».

167. Опять сказала: «Опасно учить тому, кто деятельным подвигом не взошел на эту высокую степень. Как имеющий ветхий дом, и принимая в нем гостей, губит их, когда дом рушится, так и те, кто не смог прежде устроить и укрепить самих себя, погубят обращающихся к ним за советом. Словами они призывают ко спасению, а негодным образом жизни более развращают приходящих к ним подвижников».

168. Еще сказала: «Хорошо не гневаться. Если же ты разгневаешься, то знай, что у тебя нет и дня, чтобы победить эту страсть, как сказано в Писании: солнце да не зайдет во гневе вашем.[376] А ты ждешь, когда зайдет не солнце, а твоя жизнь? Человек, зачем ты ненавидишь огорчившего тебя? Не он оскорбил тебя, но диавол. Возненавидь болезнь, а не больного».

169. Мать Синклитикия сказала: «Есть подвижничество, учрежденное врагом, и ученики врага подвизаются. Как же нам отличить божественное царское подвижничество от тиранического и диавольского? В божественном подвиге есть мера, а в диавольском нет. Всегда придерживайся одного правила поста. Не постись четыре или пять дней подряд, чтобы потом не погубить свой пост обильным вкушением пищи. Отсутствие меры всегда гибельно.

Пока ты юн и здоров, постись, потому что потом придет старость с болезнями. Собирай сокровище, пока у тебя есть силы, чтобы, когда состаришься, обрести покой».

170. Она же сказала: «Чем больше преуспевают борцы, тем с более серьезными противниками вступают в единоборство».

171. Еще сказала: «В Писании сказано: „Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби“.[377] Стать как змии – означает не забывать о нападениях и уловках диавола, так как подобное скорее всего распознается подобным. А чистота голубя указывает на чистоту дел».

172. Авва Иперехий сказал: «Поистине премудр тот, кто не словом обучает, а делом наставляет».

173. Некогда Павел, ученик аввы Opa, пошел купить пальмовых ветвей, и увидел, что другие уже его опередили и дали продавцу задаток. А авва Op никогда не давал задатка, но, когда привозили пальмовые ветви, платил назначенную цену и забирал их. Тогда ученик пошел за пальмовыми ветвями в другое место. Там владелец сада сказал ему: «Один человек дал мне задаток и не пришел. Бери себе эти пальмовые ветви». Ученик взял их и, придя к старцу, сообщил ему о происшедшем. Когда старец услышал, как было дело, то всплеснул руками и сказал: «Ор не будет работать в долг», – и, не позволив внести пальмовые ветви внутрь келии, велел отнести обратно.

174. Недалеко от того места, где подвизался авва Ор, жил один князь по имени Лонгин, совершавший много дел милосердия. Однажды к нему зашел некто из отцов, и князь попросил проводить его к авве Ору. Когда этот монах вошел к старцу, то начал хвалить князя, говоря, что он добрый и совершает множество дел милосердия. Старец тотчас ответил ему: «Да, он добрый человек». Тогда монах начал просить: «Позволь ему, авва, прийти и увидеть тебя». И старец сказал: «Чтобы меня увидеть, достаточно войти во двор».

175. Старец говорил: «К человеку до последнего его воздыхания вопиет глас: „Днесь обратитесь“[378]».

176. Сказал старец: «Иосиф Аримафейский взял тело Иисуса, обернул его чистой плащаницей и положил в новом гробе.[379] Это означает, что Иисус может пребывать только в „новом человеке“. Пусть же каждый со всем тщанием старается не грешить, чтобы не оскорбить обитающего в нем Бога и не изгнать Его из своей души. Израилю была дана манна в пустыне, а истинному Израилю дано тело Иисуса».

177. Один брат, иностранец, сказал старцу: «Я хочу вернуться в свои родные края». Старец ответил ему: «Знай, брат, что ты покинул свою землю и пришел сюда, потому что Господь вел тебя. Если же ты вернешься обратно в свои края, то расстанешься с Господом».

178. Один брат в Египте проводил жизнь в своей келии в великом смирении. В городе же у него была сестра, блудница, принесшая погибель многим душам. Часто старцы понуждали брата пойти вразумить ее, чтобы прекратить творимый через нее грех, и наконец убедили его. Когда брат пришел в город, его увидел один знакомый и, прибежав к сестре, сказал ей: «Идет твой брат, и вот он уже на пороге». Она искренне обрадовалась, бросила своих любовников, которых угощала, и даже не успев покрыть голову, выбежала на улицу, чтобы встретить брата. Она хотела обнять его, но он сказал ей: «Сестрица, пощади свою душу. Из-за тебя многие идут в погибель. И сможешь ли ты вынести горечь вечного мучения?» Она затрепетала от этих слов и спросила: «Ты думаешь, что для меня еще есть спасение?» Он говорит: «Есть спасение, если ты его желаешь». Тогда она бросилась в ноги брату и упросила его взять ее с собой в пустыню. Он сказал ей: «Накинь покрывало на свою голову и следуй за мной». Она же ответила: «Пойдем прямо сейчас. Мне лучше терпеть стыд, идя с непокрытой головой, чем еще раз войти в этот приют беззакония».

По дороге монах говорил сестре о покаянии. Навстречу им шли какие-то люди, и брат попросил ее: «Так как не все знают, что ты моя сестра, отойди немного в сторону, чтобы нас не увидели вместе». Когда люди прошли, он сказал: «Возвращайся на дорогу, сестра». Но она ему не ответила, и когда он подошел к ней, то нашел ее мертвой. Ее стопы были покрыты кровью, так как она шла необутой.

Когда брат рассказал старцам о произошедшем, они стали рассуждать, какова ее посмертная участь. И Бог открыл одному старцу, что она не только отринула все плотское, но даже свое собственное тело презрела, без стенаний претерпевая боль от израненных ног. Поэтому Бог принял ее покаяние.

179. Один брат сказал старцу: «Я не вижу в своем сердце никакой брани». Старец ответил: «В твоей душе открыты ворота на все стороны света, и кто хочет, свободно входит в тебя и выходит, а ты этого не замечаешь. Если же ты запрешь врата и не позволишь лукавым помыслам входить в тебя, то увидишь, что они станут за крепостными стенами твоей души и начнут сражаться с тобой».

180. Я слышал об одном старце, что он жил в Клисме и в качестве рукоделия делал лишь то, на что был спрос, и ничего не делал, если не получал заказ. Когда наступало время для использования больших сетей, он плел толстые веревки, а когда нужны были мелкие сети, то плел тонкие льняные нити. Поэтому при любой работе он совершенно не имел смущения ума.

181. Некий игумен киновии спросил святого отца нашего Кирилла, папу Александрийского: «Кто выше по образу жизни: мы, у которых в подчинении братия, каждыми нужно руководить ко спасению, подбирая для каждого свой особый путь, или же те, которые в пустыне спасают лишь самих себя?»

И папа ответил: «Нельзя сравнивать Моисея и Илию, так как оба они благоугодили Богу».

182. Один монах работал в день памяти мученика. Его увидел другой монах и сказал: «Разве можно сегодня работать?» Тот ответил: «Сегодня раб Божий перенес мучения и пытки, не должен ли и я сегодня немного утрудить свое тело работой?»

183. Некогда один кающийся грешник проходил подвиг безмолвия. Случилось так, что он однажды, споткнувшись о камень, разбил себе ногу и умер от потери крови. Тогда пришли бесы, чтобы забрать его душу, а ангелы сказали им: «Взгляните на этот камень и посмотрите на кровь, которую он пролил ради Господа». Когда ангелы так сказали, душа почившего освободилась от власти бесов.

184. Старца спросили, каким должен быть монах, и он ответил: «Монах [380] значит один. Один – стоящий перед Единым».

185. Некто спросил старца: «Почему, когда я хожу по пустыне, меня не оставляет страх?» Старец ответил: «Потому что ты еще живешь мiрской жизнью».

186. Еще спросил: «Что нужно делать, чтобы спастись?» Старец в это время плел веревку. Не отрываясь от своей работы, он ответил: «Взгляни перед собой».

187. Снова спросил старца: «Почему я постоянно падаю духом?» Старец ответил: «Потому что ты не замечаешь солнца».

188. Старца спросили: «Что является монашеским деланием?» Он ответил: «Различение».

189. Некто спросил старца: «Почему я часто претерпеваю искушение блуда?» Старец ответил: «Потому что ты много ешь и спишь».

190. Еще старца спросили: «Что должен делать монах?» Он ответил: «Всякое благое делание и воздерживаться от любого зла».

191. Говорили старцы, что нельзя позволять помыслам свободно проникать в душу.

192. Также говорили: «У всякого приходящего помысла спрашивай: „Ты мой или от врага?“[381] И он сам скажет, откуда он».

193. Старцы говорили, что душа подобна источнику: «если о нем заботиться, то он будет чистым, а если нерадеть, то засорится и пропадет».

194. Сказал старец: «Я верую, что Бог всегда праведен: и когда освобождает человека из темницы, и когда ввергает в нее».

195. Еще сказал: «Путь Божий – на все понуждать себя».

196. Опять сказал: «Не совершай ничего прежде, чем испытаешь свое сердце, согласно ли с волей Божией то, что ты собираешься делать, или нет».

197. Он же сказал: «Если монах молится только тогда, когда стоит на молитве, то он совсем не молится».

198. Также сказал: «Различение выше всех добродетелей».

199. Сказал старец, что позор монаху, если он, оставив свою монашескую жизнь, станет чуждым Богу и отправится после смерти в вечную муку.

200. Сказали старцы: «Если увидишь юного, по собственной воле восходящего на небо, схвати его за ногу и сбрось вниз, так как это ему неполезно».

201. Старец сказал: «Теперь люди думают не о том, что им нужно делать сегодня, а о том, что они будут делать завтра».

202. Еще сказал: «Наше дело – сжигать тернии грехов».

203. Опять сказал: «Не желай избежать быть презираемым».

204. Также сказал: «Горе человеку, если его имя больше его делания».

205. Сказал старец: «Дерзость и смех подобны огню, пожирающему сухой камыш».

206. Снова сказал: «Понуждающий себя ради Бога становится исповедником».

207. Он же сказал: «Кто делается безумным ради Господа, тому Господь подает разумение».

208. Еще сказал: «Бог требует от человека лишь трех вещей: ума, слова и дела».

209. Опять сказал: «Если видишь, что имеешь на кого-либо помысел, то знай, что и он имеет помысел на тебя».

210. Один брат спросил старца: «Хорошо ли дружить с братом?» Сказал старец: «Эта дружба столь слаба, что не имеет сил сломать даже ничтожную тростинку. Если хочешь дружить, то подружись лучше с Богом».

211. Этот же старец сказал: «Человек нуждается в том, чтобы бояться суда Божия, ненавидеть грех, любить добродетель и всегда молиться Богу».

212. Один брат спросил у старца благословения сходить в город, и тот ответил ему: «Не стремись в город, но поспеши бежать из города – и спасешься».

213. Сказал старец, что некогда один человек впал в великий грех, но пришел в сокрушение и раскаялся пред Богом.[382]

214. Некий брат спросил отцов, оскверняется ли человек, если обдумывает нечистый помысел. Отцы стали рассуждать об этом, и одни говорили: «Да, оскверняется», а другие: «Нет, иначе нам, простым людям, невозможно спастись, и главное – не совершать грех телесно».

Тогда брат отправился к самому опытному старцу и спросил его об этом. Старец ответил ему: «С каждого будет спрошена чистота в меру его совершенства». Брат попросил старца: «Ради Господа, разъясни мне свой ответ». Старец сказал: «Вот лежит ценная вещь, и подошли к ней два брата. Один – имеющий большую меру совершенства, а другой меньшую. Если помысел совершенного скажет: „Я хочу, чтобы у меня была эта вещь“, но брат сразу отсечет его, то не осквернится. А тот, кто не достиг еще меры совершенства, не осквернится, если пожелает эту вещь и даже если пребудет какое-то время в этом помысле, лишь бы он не взял ее».

215. Сказал старец: «Не то, что помыслы входят в нас, служит нам во осуждение, но то, что мы худо этим пользуемся. Можно через помыслы потерпеть духовное крушение и можно увенчаться в борьбе с помыслами».

216. Брат спросил старца: «Что мне делать? Меня одолевает множество помыслов, и я не знаю, как с ними бороться?» Старец ответил: «Борись не со всеми помыслами, но с одним. У всех помыслов одна глава. Монах должен понять, какой из помыслов главный, и только с ним и бороться. Тогда и прочие помыслы сами собой будут разбиты».

217. Старец сказал: «Тот, кто желает жить в пустыне, должен уже сам быть способным учить других, а не нуждаться в обучении, чтобы не потерпеть вреда».

218. Один брат спросил старца: «Авва, вот я спрашиваю старцев, и они мне говорят все необходимое для спасения моей души, но я не могу удержать в памяти ничего из сказанного ими. Тогда зачем мне и спрашивать их, если я ничего не могу выполнить? Ведь я весь грязь и нечистота». В келии стояло два пустых сосуда, и старец сказал брату: «Ступай принеси один из сосудов, налей туда масла, потом вылей его и поставь сосуд на место. И еще раз сделай то же самое с этим же сосудом». Брат так и сделал. Затем старец говорит ему: «Принеси теперь оба сосуда и посмотри, какой из них чище». Брат принес сосуды и ответил: «Тот, в который я наливал масло». Говорит ему старец: «Вот так и душа. Даже если и не удерживает ничего из того, о чем спрашивает, она очищается больше, чем душа у того, кто вообще ничего не спрашивает».

219. Один брат жил в уединении. И бесы захотели ввергнуть его в прелесть. Они начали являться ему в виде ангелов, будить на молитвенное правило и показывать яркий свет. Брат пришел к одному старцу и сказал ему: «Авва, ко мне приходят ангелы со светильниками и будят на правило». Старец ответил: «Не слушай их, чадо, это бесы. Когда они в следующий раз придут тебя будить, скажи им: „Я встану, когда захочу, а вас не буду слушать“». Брат принял совет старца и вернулся в свою келию. Когда настала ночь, как обычно, пришли бесы и начали будить его. Брат же, как ему посоветовал старец, ответил: «Я встану, когда захочу, а вас не буду слушать». Бесы говорят ему: «Это тебя ввел в заблуждение тот злодей и лжец? К нему приходил однажды брат занять немного денег, а тот ему солгал, сказав: „У меня нет денег“, и ничего ему не дал. Поэтому впредь знай, что он лжец». Когда рассвело, брат отправился к старцу и рассказал ему о происшедшем. Старец ответил ему: «Сознаюсь, что у меня была одна монета, когда пришел брат и попросил ее. Но я ему ее не дал, так как знал, что если дам, то это причинит вред нашим душам. Я решил, что лучше преступить одну заповедь, чтобы не преступить десяти, и самому не впасть в скорби. А ты не слушай бесов, которые хотят тебя прельстить». И брат, укрепленный словами старца, вернулся в свою келию.

220. Некоторые отцы рассказывали об одном великом старце, что он, когда кто-то приходил спросить его совета, обычно говорил: «Вот, я беру на себя роль Бога и сажусь на судейском престоле. Что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал? Если скажешь: „Помилуй меня“, то Бог тебе скажет: „Помилуй и ты своего брата“. Если ты хочешь, чтобы я простил тебя, прости и ты своего ближнего. Разве может быть несправедливость у Бога? Нет, нет и нет. Поэтому наше спасение в нашей власти».

221. Рассказывали об одном старце, жившем в Келлиях, что он был великим тружеником. Однажды, когда он совершал свое молитвенное правило, случилось так, что к нему зашел другой великий старец и услышал, как тот в своей келии борется с помыслами, говоря: «Из-за одного слова все исчезло? До каких же пор?» Пришедший подумал, что старец спорит с кем-то из братий, и постучался, чтобы войти и помирить их.

Когда он вошел, то увидел одного лишь старца и, имея к нему дерзновение, спросил его: «Авва, с кем ты спорил?» Старец сказал: «Со своим помыслом. Я знал наизусть четырнадцать книг Писания. Но услышал вне келии лишь одно слово, а когда вернулся и начал свое правило, то сразу забыл все, что помнил. Во время правила мне на ум приходило одно лишь это слово. Поэтому я и сражался со своим помыслом».

222. Старец сказал: «Пророки написали книги, затем явились святые отцы, которые их истолковали, потом появились монахи, которые стали заучивать эти книги наизусть. А теперь пришло поколение, которое сделало списки с этих книг и оставило их лежать на полках».

223. Некоторые братия из киновии пришли в пустыню к отшельнику. Он принял их с радостью, и как это в обычае у пустынников, увидев, что они устали с дороги, накрыл им трапезу до наступления вечера и поставил на стол все, что у него было, дабы они подкрепились. Когда же настал вечер, они прочли двенадцать псалмов, так же они сделали и в полночь. Старец удалился к себе и услышал, как гости говорят друг другу, что отшельники в пустыне живут в большем отдохновении, чем они в киновиях. Утром, когда братия собрались идти к другому старцу, жившему по соседству, пустынник сказал им: «Поклонитесь ему от меня и передайте мои слова: „Не поливай зелень“». Они так и сделали. Старец, к которому братия пришли, понял значение этих слов и заставил их до вечера работать голодными. Когда же наступил вечер, они совершили долгое молитвенное правило, и он сказал им: «А теперь отдохнем только ради вас, потому что вы устали. Обычно мы не едим каждый день, но ради вас поедим сегодня». И поставил перед ними сухари и соль. Также он сказал, что для гостей нужно устроить праздник, и добавил в соль немного уксуса. Когда встали от трапезы, снова началось правило, продлившееся до утра. Старец сказал: «Ради вас мы не можем совершить обычное полное правило, так как вам надо немного отдохнуть, ведь вы пришли в гости». Когда рассвело, братия собрались уходить. Старец же попросил их: «Останьтесь с нами еще на время. Если же не можете остаться, потому что у вас есть дела, то хотя бы, по обычаю пустыни, останьтесь у нас на три дня». Братия, поняв, что старец не отпускает их, убежали от него тайно.

224. Брат спросил одного из отцов: «Что делать, когда случится отяготиться сном и пропустить время молитвенного правила? Тогда моя душа от стыда совсем не хочет совершать его». Старец сказал ему: «Если тебе случится проспать до утра, встань, запри двери и окна и соверши свое молитвенное правило. В Писании сказано: „Твой есть день и Твоя есть ночь“.[383] Во всякое время можно прославлять Бога».

225. Старец говорил: «Бывает так, что человек ест много и все равно голоден. И бывает, что человек ест мало и сыт. Итак, тот, кто много ест и остается голодным, получит большую мзду, чем тот, кто ест мало и всегда сыт».

226. Старец сказал: «Хотя святые здесь и трудились, но у них было и отдохновение». Он имел в виду то, что святые отцы были свободны от мiрских забот.

227. Сказал старец: «Если монах знает место, способствующее его преуспеянию, но не идет туда, ссылаясь на свою телесную немощь, то он не верует, что есть Бог».

228. Один юный брат спросил монаха: «Что лучше: молчать или говорить?» Тот ответил ему: «Если слова пустые, оставь их. А если благие, то дай место добру и говори. Впрочем, даже если твои слова добры, не медли, поскорее замолкай, и тогда ты обретешь покой».

229. Некто из отцов сказал: «Человек должен всегда хранить внутреннее делание. Если он упражняется в делании Божием, то враг, приходя к нему и раз и другой, не находит себе места, чтобы остаться. И наоборот, если человек находится в рабстве у врага, и к нему приходит Дух Божий, то он не пускает Его к себе. И поэтому из-за нашей порочности Дух тотчас же уходит».

230. Однажды пришли монахи из Египта в Скит, чтобы повидаться со старцами. Когда они заметили, что старцы едят с некоторой поспешностью, по причине голода от долгого пощения, то соблазнились. Пресвитер, увидев это, решил избавить их от этого заблуждения и объявил в церкви: «Поститесь и держитесь обычного правила своего подвижничества, братия». Египтяне, бывшие в церкви, сразу захотели уйти из Скита, но их удержали. Когда они провели без пищи первый день, то сильно приуныли, хотя им определили поститься лишь через день, тогда как скитские монахи постились целую неделю, от воскресенья до субботы. Когда настала суббота, египтяне сели есть вместе со старцами. И так как египтяне поспешно начали есть, один из старцев взял кого-то из египетских монахов за руку, сказав: «Ешьте как подобает, ведь вы монахи». Но тот оттолкнул его руку и сказал: «Пусти меня, иначе умру, ведь я целую неделю не ел ничего вареного». Старец ответил ему: «Если вы ели через день и так истощали, то как же вы соблазнились о братиях, которые всегда держат пост по неделе?» Пришедшие покаялись перед старцами и, получив большую пользу, ушли с радостью.

231. Один брат, недавно принявший схиму, ушел в пустыню и стал говорить: «Я отшельник». Старцы, услышав об этом, пришли, выгнали его из пустыни и заставили обойти все келии монахов, принося покаяние со словами: «Простите меня, я не отшельник, а новоначальный».

232. Два родных брата ушли подвизаться в пустыню. Первым из них считался младший, так как он принял схиму раньше своего старшего брата. Однажды к ним зашел некто из отцов, они поставили таз, и старший стал умывать старцу ноги. Но пришедший, удержав его руку, отвел его в сторону и подвел младшего. Стоявшие рядом сказали старцу: «Младший брат, авва, первый по схиме». Старец же ответил: «А я взираю не на первенство младшего, а на возраст старшего».

233. Старец сказал: «Если кто, пребывая на месте подвига, не будет подвизаться как должно, то само место изгонит его как не приносящего плодов, которые должны произрастать там».

234. Старец сказал: «Если кто совершает дело, следуя собственной воле, а не воле Божией, и поступает так по неведению, то он так или иначе должен вернуться на путь Божий. А тот, кто полагается на свою волю, отвергая волю Божию, и не хочет слушать других, полагая, что он вполне знает, что делает, такой человек с трудом возвращается на путь Божий».

235. Старец сказал: «Как чин монахов выше чина мiрских людей, то монах, пришедший из другой страны, должен во всем быть зеркалом для местных монахов».

236. Некто из отцов сказал: «Если подвижник будет жить в месте, где нет подвижников, то он не сможет преуспеть. Все, что он может делать, это совершать свой подвиг и не опускаться ниже достигнутой им высоты. И наоборот, если ленивый, живя среди подвижников, будет трезвиться, то преуспеет, если же не будет трезвиться, то во всяком случае не опустится ниже достигнутой им высоты».

237. Старец сказал: «Если душа имеет слово, но нет дела, то она подобна дереву, покрытому листьями, но лишенному плодов. Как у дерева, отягощенного плодами, и листья краше, так и слово хорошо лишь в душе, преисполненной благих дел».

238. Пришли некогда три брата к одному старцу в Скит, и первый сказал: «Авва, я знаю наизусть Ветхий и Новый Завет». Старец ответил: «Ты наполнил воздух словами». Другой сказал: «Я переписал для себя Ветхий и Новый Завет». Старец ответил: «А ты полки наполнил свитками». Третий же сказал: «В моем очаге выросла трава». Старец ответил: «А ты отогнал от себя странноприимство».

239. Брат спросил старца: «Почему я со скукой совершаю даже свое малое молитвенное правило?» Старец ответил: «Твоя любовь к Богу проявляется тогда, когда ты со всем усердием, умилением, и не отвлекаясь на помыслы, творишь дело Божие».

240. Пришли некогда пять братий к одному великому старцу, и он спросил первого: «Какое твое рукоделие?» Тот ответил: «Плету веревки, авва». Старец говорит ему: «Бог да сплетет тебе венец, чадо». Спрашивает второго: «Какое твое рукоделие?» Тот отвечает: «Делаю корзины». Старец говорит ему: «Бог да укрепит тебя, чадо». Спрашивает третьего: «А каково твое рукоделие?» Тот отвечает: «Делаю сита». Старец говорит ему: «Бог да сохранит тебя, чадо». Спрашивает четвертого: «А каково твое рукоделие?» Тот отвечает: «Я переписываю книги». Старец говорит: «Ты сам все знаешь». Спрашивает пятого: «А каково твое рукоделие?» Тот ответил: «Я делаю льняные полотна». Старец сказал: «Тебе я ничего не могу сказать. Тот, кто плетет веревки, если он трезвится, то с помощью Божией сплетает себе венец. Изготовление корзин требует сил, так как это тяжелая работа. Сита требуют от того, кто их делает, умения хранить себя от искушений, так как их надо продавать в деревнях. Переписчик должен смирять свое сердце, так как его рукоделие может заставить его превозноситься. Заниматься же льняными полотнами – это работа торговцев. Если кто видит, что человек несет на продажу веревки, корзины или сита, то говорит: „Это, верно, монах“. Ведь все наше рукоделие – трава, которая сгорает в огне. А если кто увидит, что идет человек с полотнами, то говорит: „Это пришел купец“. Это мiрское ремесло совершенно не полезное монаху».

241. Рассказывал некто из отцов, что один весьма благоговейный брат имел очень бедную мать. Когда настал великий голод, он взял хлебы, чтобы отнести их матери. И был к нему голос: «Ты будешь заботиться о матери, или Я позабочусь о ней?» Брат, поняв значение этих слов, упал ниц на землю, умоляя Бога и говоря: «Господи, Ты позаботься о нас». И встав, он вернулся в свою келию. На третий день пришла к нему мать и сказала: «Вот такой-то монах дал мне немного муки. Возьми ее, мы приготовим немного хлеба и поедим». Брат, услышав это, прославил Бога, и исполнившись благой надежды, по благодати Божией, преуспел во всякой добродетели.

242. Брат спросил старца: «Вот, я прихожу куда-нибудь с братиями, и для нас накрывают на стол, приносят еду и питие. Но часто братия, либо по воздержанию, либо потому, что недавно поели, не хотят есть, а я голоден. Что мне делать?» Старец отвечает: «Если ты голоден, то посчитай, сколько вас там сидит и, определив свою часть, съешь ее. Этим не надо смущаться, так как ты съел столько, сколько тебе полагалось. Если же ты сделаешь себе послабление и съешь больше, то это принесет тебе вред».

243. Брат спросил старца: «Что такое наговоры и что такое осуждение?» Старец ответил: «Мы наговариваем на брата, когда говорим плохо о нем вообще, а осуждаем, когда говорим о человеке плохо из-за каких-то конкретных проступков. Всякое слово, которое ты не можешь сказать в присутствии брата – это наговор на него. Если кто-нибудь скажет: „Такой-то брат хороший и добрый, но не умеет себя вести и не обладает рассуждением“ – это наговор. А осуждением будет сказать, к примеру, что этот брат – торговец и сребролюбец. Ты осуждаешь его дела, и это хуже наговоров».

244. Некий старец пришел на реку, нашел там островок, заросший камышами, и поселился там, упражняясь в безмолвии. Он срывал стебли камыша, плел из них веревки и бросал их в реку. Так он делал, пока не пришли люди и не увидели его.

Тогда он ушел в другое место, потому что работал не ради нужды, но ради труда и безмолвия.

245. Одного брата борол помысел сходить посетить известного старца. Но он каждый день откладывал свой уход, говоря: «Пойду завтра». Так он боролся со своим помыслом три года. Затем он сказал помыслу: «Представь, что я пришел к старцу и говорю ему: „Доброго здоровья, авва. Сколько времени я хотел видеть твое преподобие!“» Потом брат поставил лохань, умыл самому себе ноги, и говорит как бы от лица старца: «Хорошо, что ты пришел, брат. Прости, что из-за меня ты так изнемогал. Бог да воздаст тебе». Затем, сварив еды, брат сел есть и пить, как будто он в гостях. И тотчас брань отступила от него.

246. Старец сказал: «Не ради благ или пользы я пребываю здесь в болезнях и злостраданиях, но потому, что только сильным свойственно жить среди братий».

247. Он же сказал: «Если человек попытается сделать что-то доброе там, где живет, и не сможет, то пусть не думает, что сможет сделать его в другом месте».

248. Старца спросили о тех, которые переходят с места на место и просят молитв у других, а сами живут в нерадении и так же ко всему относятся. И он ответил: «Много может усиленная молитва праведного,[384] если тот, кто просит молитвы, сам содействует ей и подвизается, т. е. испытывает необходимость в молитве и со всяким старанием и с болью сердечной ограждает себя от лукавых помыслов и деяний. Если же человек проводит свою жизнь в нерадении, то никакой пользы ему не будет, даже если все святые будут за него молиться. В Писании сказано: „Когда один строит, а другой разрушает, то что они получат для себя, кроме утомления?“[385]».

И он рассказал одну историю, произошедшую в наше время. Один святой авва, отец киновии, украшенный всякой добродетелью и особенно смиренномудрием и кротостью, был милостив и сострадателен к людям и многих превосходил в любви. Он молился Богу так: «Господи, я знаю, что я грешник. Но на щедроты Твои уповаю, что спасусь по милости Твоей. Молю благость Твою, Владыко, не отлучайся от моей братии и в будущем веке, но вместе со мною и их удостой Царствия Своего по Твоей благости». Так он молился каждый день, и человеколюбивый Бог исполнил его моление так. В одном монастыре, находящемся неподалеку, был праздник в память святого. Хотя авва не хотел туда идти, но услышал во сне голос: «Иди туда, но вперед себя пошли своих учеников, а затем ступай один».

Христос же, обнищавший ради нас, грешных, и ставший всем для всех, чтобы всех спасти, принял облик нищего и больного и лег посреди дороги. Когда проходящие ученики увидели страждущего нищего, то спросили, что с ним случилось. Он ответил: «Я болен, мой конь, сбросив меня, убежал. И некому обо мне позаботиться». Они сказали: «Но что мы можем сделать, авва? Мы пешие». И оставив его, они пошли дальше. Спустя немного времени подошел к нищему и авва. Увидев, как он лежит и стонет, и расспросив, в чем дело, он сказал: «А не проходили ли здесь монахи и не видели ли они тебя?» Нищий ответил: «Да, видели и, расспросив, ушли, сказав: „Мы пешие, что мы можем сделать?“» Тогда авва спросил: «Можешь ли ты понемногу ступать, чтобы мы могли идти вместе?» Нищий ответил: «Не могу». Авва сказал: «Тогда я посажу тебя на плечи, и с помощью Божией мы дойдем до обители». Нищий спросил: «Разве ты сможешь так далеко нести меня? Иди лучше один и помолись за меня». Но авва ответил: «Я тебя не оставлю. Вот рядом камень. Я положу тебя на него, чтобы взвалить себе на плечи». Так он и сделал. И сперва он чувствовал тяжесть человека. Но затем становилось все легче и легче, наконец он совсем перестал ощущать тяжесть на своих плечах. Старец недоумевал, как это может быть, и вдруг нищий стал невидим, а авва услышал голос Христа: «Ты всегда просил за своих учеников, чтобы они вместе с тобой удостоились Царствия Небесного. Но одна мера у тебя, а другая у них. Сделай так, чтобы и они достигли твоей меры, и ты получишь просимое, потому что Я правосуден и воздаю каждому по делам Его».

249. Один отшельник, весьма рассудительный, пожелал жить в Келлиях, но не мог подыскать себе готовое жилище. А у одного жившего там старца была недалеко от монастыря келия, и он предложил ее пришедшему, сказав: «Поживи там, пока не найдешь себе келию». Сам же старец переселился в монастырь. К пришедшему начали приходить люди за назиданием, чтобы получить духовную пользу, как к страннику, и приносили ему все потребное. Он же гостеприимно принимал всех, кто к нему приходил.

Старец, давший ему келию, начал завидовать и злословить пришедшего, говоря: «Я уже сколько лет живу здесь в великом подвиге, и никто не приходит ко мне. А этот проходимец здесь всего несколько дней, а уже сколько людей пришло к нему». И он сказал своему ученику: «Пойди и скажи ему: „Освобождай келию, она мне нужна“». Ученик пошел и сказал отшельнику: «Мой авва спрашивает, как твое здоровье?» Отшельник ответил: «Прошу его молитв, так как у меня боли в животе». Ученик вернулся и сказал своему старцу: «Он ответил: я присмотрю себе келию и сразу уйду». Через два дня старец снова говорит ученику: «Иди и скажи ему: „Если ты не уйдешь, я приду с посохом и выгоню тебя“». Брат пошел и сказал: «Мой авва услышал, что ты болеешь, очень огорчился; и послал меня навестить тебя». Отшельник сказал ему: «Передай старцу, что его молитвами я стал поправляться». Ученик вернулся и передал старцу, что отшельник сказал: «До воскресного дня я освобожу келию, если на то будет воля Божия». Когда наступило воскресенье, а отшельник так и не ушел, то старец взял посох и пошел, собираясь побить его и прогнать прочь. Тогда ученик говорит старцу: «Давай я пойду первым, а то если там будут люди, то это послужит им соблазном». Придя, он сказал отшельнику: «Мой авва идет, чтобы пригласить тебя в свою келию». Когда тот услышал о такой любви старца, то вышел ему навстречу и, увидев его издали, положил земной поклон и произнес: «Я иду к твоей святости, не утруждай себя, отче». Бог, видя труды ученика, даровал его авве раскаяние, и тот, бросив посох, побежал навстречу отшельнику и облобызал его. Он привел отшельника в свою келию и принимал его так, как будто тот не слышал никаких его слов. Наедине же старец спросил своего ученика: «Неужели ты не передал ему ничего из того, что я велел тебе?» Ученик ответил: «Нет». Старец этому очень обрадовался и понял, что эта зависть была ему внушена врагом. Он пал в ноги своему ученику и сказал: «Ты мой отец, а я твой ученик, потому что благодаря твоему деланию спаслись души нас обоих».

250. Об одном святом говорили, что он стал исповедником во время гонений и был подвергнут множеству пыток, даже пытке на раскаленном медном стуле. Но потом императором стал блаженный Константин, и христиане были выпущены из тюрем. Этот святой, вылечив свои раны, вернулся в свою келию и, еще издали увидев ее, сказал: «Увы мне, я опять возвращаюсь ко множеству зол». Так он сказал из-за нападений там от бесов и своей борьбе с ними.

251. Старец сказал: «Если увидишь кого-либо упавшего в воду и можешь ему помочь, то протяни ему свой посох и вытащи его, а если не можешь вытащить, то оставь ему свой посох. Если же ты протянешь ему руку и не сможешь его вытащить, то он увлечет тебя вниз, и вы оба погибнете». Старец сказал это о тех, которые ввергают себя в искушения, помогая кому-либо сверх своей меры.

252. Один брат зашел к старцу после долгой разлуки. Старец спрашивает его: «Чадо, как ты был все это время?» Тот отвечает: «Я был в Константинополе, авва, по неотложным делам». Старец спрашивает: «И что полезного ты слышал или видел там?» Брат отвечает: «Полезного почти ничего. Если я даже чем и восторгался, то потом понял, что все это земное. Но одно меня изумило: я видел мiрянина, который презирает деньги больше, если я смею так говорить, чем живущие в пустыне». Старец спрашивает: «Как это? Расскажи мне».

И брат рассказал следующее: «Я видел двух богачей. Один потребовал от другого две тысячи номисм, принеся расписку, [доставшуюся ему от] своего отца. А тот сказал, что этот долг оплачен его отцом, и расписка осталась [невостребованной] по искренней дружбе. Так как они не могли договориться, нужно было решить дело в суде с клятвой. Должник тогда рассудил: „Если я поклянусь, что мой отец вернул долг, то меня могут счесть ловким дельцом. Лучше пусть будет так: или я поклянусь, что долг в две тысячи номисм возвращен, и отдам его во второй раз, или же ты поклянешься, что эти деньги не были получены и ничего не получишь от меня, но вернешь мне расписку“. Все присутствующие удивились уму этого мужа».

Говорит старец: «И ты, чадо, будучи молод, конечно, удивился. Если бы ты посмотрел в глубину этого дела, то не увидел бы там ничего великого, а лишь тщеславие и чрезмерное человекоугодие». Брат говорит: «Но как же, авва, если должник презрел такую сумму денег, лишь бы его не подозревали в неуплате долга?» Старец ответил: «Презирающий деньги должен уметь думать и о спасении ближнего. Ведь заповедь Господа Бога нашего велит исполнять и то и другое. Если он в точности знал, что отец его вернул долг и при этом решил клясться и вторично отдавать долг, то он сделал не что иное, как выставил своего брата и перед Богом и перед братиями несправедливым дельцом, а себя провозгласил более богатым и нелюбостяжательным. Это не столько добродетель нестяжания, сколько тщеславие, или, если точнее, – печать зависти и гнева». Брат сказал: «Но что же ему нужно было делать, когда давший взаймы предложил ему произнести клятву?» Старец ответил: «Если бы он был совершенен, то не должен был бы клясться или принимать клятву, тем более что он богат и хорошо знает, что заплатил долг». Брат спросил: «И он не должен был отдавать деньги?» Старец ответил: «Гораздо лучше было бы потерпеть ущерб в мнении людей, уклонившись от клятвы, и стяжать любовь и ожидание воздаяния от Бога, чем ради тщеславия показывать людям, что несправедлив тот, кто подвел его под клятву. Это скорее зависть и взаимная ненависть. Так что будь внимателен, чадо, только то ко благу принимается Богом, что совершается с добрым намерением и боголюбивым помыслом». И брат, получив пользу, удалился.

253. Сказал старец: «Хвалящий монаха предает его сатане».

254. Он же сказал: «Если человек думает о вещах, которые ниже неба, он напрасно тратит свое время. Тот же, кто всегда хранит в себе память об Иисусе, – пребывает в истине».

255. Сын одного монаха, живущего в Скиту, был оклеветан перед правителем и посажен в тюрьму. Мать отрока послала монаху записку: «Напиши правителю, чтобы он отпустил чадо». Монах спросил посланного: «Если правитель его отпустит, то не задержит ли другого вместо него?» Посланный ответил: «Да, задержит». Тогда монах сказал: «Что проку с того, если, отпустив его, правитель доставит радость сердцу его матери и, забрав скорбь от нее, вложит ее в сердце другой женщины?»

256. Этот же старец много зарабатывал своим рукоделием. Себе же он оставлял лишь на самое необходимое, а все остальное раздавал нищим. Когда наступил голод, мать послала к нему своего сына, попросив дать им немного хлеба. Старец сказал ему: «Есть ли другие в том месте, кто нуждается так же, как вы?» Тот ответил: «Да, и много». Тогда старец запер дверь перед своим сыном и со слезами сказал: «Ступай, чадо мое. Тот, Кто заботится о них, позаботится и о вас». Брат спросил старца: «Когда ты так отправил сына своего ни с чем, не ощутил ли тяжесть на душе?» Старец ответил: «Если человек не испытывает тяжести в каждом деле, то не получает мзды».

257. Старец сказал: «Всякое зло, не совершенное делом, не есть зло. И всякая правда, не совершенная делом, не есть правда. Человек, не имеющий ни добрых, ни злых помыслов, подобен земле Содома и Гоморры, которая соленая и не может ни давать плодов, ни взращивать траву. Добрая же почва производит и пшеницу, и плевелы».[386]

258. Старец рассказывал: «Как-то я беседовал со старцем, и пришла к нему одна девственница, которая сказала: „Отче, я постилась двести недель шесть дней в неделю. Я выучила наизусть Новый и Ветхий Завет. Какой еще труд мне предпринять?“ Старец спросил ее: „Стало ли для тебя уничижение подобным чести?“ Она ответила: „Нет“. – „А ущерб стал ли равен прибытку, чужестранец стал равным родственнику, нужда стала равной богатству?“ Она ответила: „Нет“. Тогда старец сказал: „Значит, ты не постилась шесть дней в неделю и не выучила наизусть Ветхий и Новый Завет, но обманываешь себя. Иди и трудись, так как пока ты еще ничего не достигла“».

259. Сказал старец: «Если человек охотно предает себя на скорбь, то, несомненно, Бог причислит его к мученикам, вменив его слезы вместо крови».

260. Старец сказал: «Юный отрок, вмешивающийся в разговор старших, подобен человеку, бросающему огонь за пазуху своему брату».

261. Старцы говорили: «Воспитывайте юных, братия, иначе они станут воспитывать вас».

262. Один брат пришел на гору Фермийскую к великому старцу и спросил его: «Авва, что мне делать? Моя душа погибает». Старец спросил: «Почему, чадо?» Брат сказал ему: «Когда я жил в мiру, то поистине много постился и бодрствовал, и были во мне премногое умиление и теплота. Теперь же, авва, я не вижу в себе совершенно никакого добра». Старец ответил ему: «Поверь мне, чадо, что ко всему, что ты совершал в мiру, тебя поощряло тщеславие и похвалы от людей. Бог не принимал твой подвиг. Поэтому и сатана не сражался с тобой, так как ему не было нужды лишать тебя усердия. Теперь же, видя, что ты вступил в войско Божие и выступил против него, он и вооружился против тебя. Но Богу угоднее один псалом, который ты сейчас прочитаешь с раскаянием, чем те тысячи, которые ты читал в мiру. И Бог радуется твоему малому посту больше, чем тем недельным постам, которые ты держал в мiру». Брат сказал: «Теперь я не пощусь так, как должно. И все то доброе, что я имел в мiру, теперь взято у меня». Говорит ему старец: «Брат, достаточно тебе того, что у тебя есть. Только терпи, и все у тебя наладится». Но так как брат не уходил и все говорил: «Право, авва, гибнет моя душа», – старец сказал ему: «Поверь, брат, я не хотел тебе ничего говорить, чтобы не повредить твоему помыслу. Но вижу, что сатана вверг тебя в малодушие. Говорю тебе, что когда ты думаешь, что в мiру ты якобы творил добро и вел правильную жизнь, то забываешь, как ты превозносился. Вспомни, что фарисей лишился всех благих дел, которые он совершил. А теперь ты знаешь, что никогда не сотворил ничего доброго, и этого знания тебе достаточно для спасения, потому что такое знание называется смирением. Оправдан был мытарь, который ничего благого не совершил.

Богу угоден человек грешный и ленивый, но сокрушенный сердцем и смиренный, а не тот, кто творит много благих дел, но при этом считающий, что он творит добро». И брат, получив великую пользу, припал к ногам старца и сказал: «Днесь, авва, благодаря тебе, спаслась моя душа».

263. Старца спросили: «Что значит: дать ответ за каждое праздное слово?»[387] Старец ответил: «Всякое обсуждение телесных вещей – это празднословие. Только беседа о спасении души не есть празднословие. Но лучше всего быть ко всему внимательным и молчать. Ведь даже когда ты будешь говорить о хороших вещах, в твою речь все равно проникнет и зло».

264. Некогда сатана явился старцу и сказал: «Ты не христианин». Старец ответил: «Кем бы я ни был, в любом случае я выше тебя». Сатана сказал: «Говорю тебе, что отправишься в ад». Старец ответил: «Ты не Бог мой и не судия».

265. Брат спросил старца: «Почему авва, наше поколение не может сохранить подвиг отцов?» Старец ответил: «Потому что оно не любит Бога, не бегает от людей и не возненавидело все телесное. Если человек удаляется от людей и вещей, то сокрушение и подвиг приходят к нему сами собой. Тот, кто хочет погасить пожар, начавшийся на его поле, если не поспешит вырубить весь хворост вокруг, не сможет загасить пламя. Так и человек, если не удалится в то место, где с трудом можно добывать себе даже хлеб, не сможет стяжать подвига. Ведь чего душа не увидит, к тому она и не сможет устремиться».

266. Он же сказал: «Крадущий, лгущий или творящий какой другой грех часто сразу же после совершения греха начинает сокрушаться, порицать себя и приходит к покаянию. А тот, кто держит в душе злопамятство, ест он или пьет, спит или идет по дороге, злопамятство, как ржавчина, пожирает его и грех неразлучно пребывает с ним. Его молитва оборачивается ему проклятием, и никакой труд его не будет принят, даже если он прольет свою кровь за Христа».

267. Сказал старец: «Если придут к тебе люди, и ты заметишь их издалека, то встань на молитву и скажи: „Господи Иисусе Христе, отдали от нас оговоры и злословие“. Провожай же гостей всегда с миром».

268. Он же сказал: «Если тело твое немощно, то давай ему все необходимое, чтобы не заболеть. Потому что в болезни тебе потребуется особая пища и придется отягощать прислуживающего тебе».

269. Старца спросили о ночных осквернениях, когда они происходят с представлением о смешении с женщиной и когда без представлений. Старец ответил: «Нисколько не раздумывай об этом вообще, но считай, что ты как будто высморкался.

Вот ты идешь по площади мимо корчемницы и чувствуешь идущий оттуда запах мяса, ел ты это мясо или нет? Ты скажешь, что нет. Так и при осквернении во сне. Потому что, если враг увидит, что ты испугался, он станет еще яростнее нападать на тебя. Только смотри, чтобы чувственно тебе не сочетаться с умственным представлением».

270. Старцев из Скита спросили относительно блуда: «Когда человек видит лицо и поражается им, служит ли ему это в укор?» Они ответили: «Это дело подобно трапезе, полной различных яств. Если сидящий и захочет что съесть, но не протянет руку, чтобы взять желаемое, то его и не в чем винить».

271. Брат спросил старца: «Что лучше: ходить к старцам за советом или безмолвствовать?» Старец ответил: «Ходить к старцам за советом было правилом древних отцов».

272. Старец сказал: «Мне ненавистно видеть тщеславие молодых монахов. Они трудятся, а мзды не получают, так как внимают похвале человеческой». Другой старец, более рассудительный, ответил ему: «А я это вполне допускаю. Юноше полезнее тщеславиться, лишь бы он не был нерадивым. Пусть и по тщеславию, но он вынужден воздерживаться, бодрствовать, терпеть холод, приобретать любовь и выносить скорби ради похвалы. Но после того, как он укоренится в правильном укладе жизни, приходит к нему благодать Божия и говорит: „Почему ты трудишься не ради меня, но ради людей?“ И благодать убеждает юношу внимать уже не славе человеческой, но славе Божией». И все слышавшие это ответили: «Поистине это так».

273. Один брат, охваченный печалью, докучал старцу, говоря: «Что мне делать? Помыслы нападают на меня и говорят, что я напрасно отрекся от мiра и не могу спастись?» Старец ответил ему: «Если бы нам и невозможно было войти в землю обетованную, то и тогда полезнее было бы нам умереть в пустыне, чем вернуться в Египет».

274. Старца спросили: «Хорошо ли вмешиваться в спор братий?» Старец ответил: «Избегай этого, так как написано: затыкает уши свои, чтобы не слышать о кровопролитии, и закрывает глаза свои, чтобы не видеть зла».[388]

275. Старца спросили: «Как может человек жить в уединении?» И старец ответил: «Борец, если не будет сначала бороться стенка на стенку с другими, не сможет изучить искусство победы, чтобы потом выступать один на один с противником. Так и монах должен сначала обучиться, живя среди братий, и выучить там искусство различения помыслов. Иначе он не сможет жить уединенно и противостоять помыслам».

276. Старца спросили: «Хорошо ли заучивать наизусть божественные Писания?» Он ответил: «Пастырь ведет овцу на хорошее пастбище, где она ест траву, но ест она и пустынные растения. Если тернии обожгут ей язык, она начинает отрыгивать хорошую траву, которая ласкает ее уста, и вяжущий сок терниев прекращает действовать. То же самое происходит и с человеком: хорошее дело – изучать божественные Писания, чтобы противостоять нападениям бесов.

Если кто окажется в церкви, много там народу или мало, и заградит уста свои, перестав восклицать к Богу, то он будет совершать дело бесовское. Потому что демоны не могут вынести похвальных песнопений Христу и заставляют молчать поющих».

277. Старец сказал: «Спор предает человека гневу, а гнев предает человека ослеплению, а ослепление заставляет его совершать всякое зло».

278. В Фиваиде жил один монах, который проводил крайне подвижническое житие. Будучи истинным монахом, он был терпелив во многих бдениях, молитвах и молениях и изнурял свое тело великим нестяжанием, постами и трудами. Сперва он съедал лишь вечером несколько окропленных соленой водой размоченных бобов, столько, сколько мог захватить одной рукой. Спустя какое-то время этой же меры ему стало хватать на то, чтобы есть через день. Долго он придерживался такого правила пощения и наконец стал есть лишь раз в неделю, по воскресеньям. В воскресенье вечером он съедал бобы или какие были съедобные травы и потом неделю ничего не ел. Так продолжалось долгое время.

Но изобретатель зла диавол, позавидовав ему, попытался вовлечь его в то же падение, каким пал сам, т. е. через гордость. Он стал влагать в него помысел самомнения, чтобы стал думать так: «Вот я достиг вершин поста и бдения, чего не достигал никто из людей. Так что теперь мне нужно совершить какие-нибудь знамения, чтобы и самому стать еще ревностнее к подвигу, и других утвердить в вере. Люди увидят чудеса Божии и прославят Отца нашего Небесного. Буду же просить силу для того, чтобы творить знамения, ведь Сам Спаситель сказал: „Просите, и дано будет вам“[389]».

Так молился монах Богу весьма долгое время. Но человеколюбивый и благой Бог, Который хочет, чтобы все люди спаслись,[390] видя его заблуждение и помня его труды и подвиги, не позволил врагу ввести его в совершенный соблазн и низвергнуть в ров превозношения, так как это есть худшая погибель. Как раз о такой помощи Божией и говорит псалом: «Когда он будет падать, не упадет, ибо Господь поддерживает его за руку».[391]

И вот пришла ему мысль: «Апостол сказал: не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя.[392] И если апостол Павел признает себя неспособным, то тем более я нуждаюсь в научении. Пойду к такому-то отшельнику, и что он мне скажет и посоветует, приму как от Бога в руководство к моему спасению». Авва, к которому он отправился, был великим и именитым, преуспевшим в созерцании. Он духовно помогал всем приходящим к нему, подавая им подходящие наставления.

Итак, монах вышел из своей келии и отправился к отшельнику. Когда он вошел, старец увидел двух обезьян, которые, сидя на плечах брата и обхватив его шею цепью, тянули ее каждая в свою сторону. Увидев это и поняв причину, потому что отшельник был научен Богом распознавать смысл таких видений, старец вздохнул и тихо заплакал. После молитвы и обычного лобзания они сели и ничего не говорили целый час: таков был обычай тамошних отцов. Затем пришедший монах сказал: «Авва, помоги мне и дай залог пути спасения». Старец ответил: «Я неспособен на это, чадо, и сам нуждаюсь в руководстве». Монах говорит ему: «Не отказывайся, господин авва, помочь мне. Я сердечно расположен верить тебе и дал себе слово принять любой твой совет». Старец отказывался, говоря: «Ты меня не послушаешь, и поэтому я тебе не буду давать совета». Но монах продолжал его убеждать и дал ему слово: «Что бы ты мне ни приказал, я буду слушать тебя как ангела».

Тогда старец сказал ему: «Возьми свой кошелек, ступай в город и купи и принеси сюда десять хлебов, десять мер вина и десять фунтов мяса». Монах опечалился, но так как он дал обещание отшельнику исполнять все его указания, отправился в путь. По дороге у него возникало множество помыслов: «Зачем старцу все это понадобилось и как я все это куплю? Для мiрян будет соблазном, если они увидят меня с этими покупками». И так, весь в слезах, горько рыдая, он шел в город. Стыдясь, он через одного человека купил хлебы, через другого вино и сказал: «Увы мне, убогому, как же мне купить мясо, самому или кого попросить?» Со стыдом он нашел мiрянина, которому дал деньги, и тот купил ему мясо.

Монах взял все это и отнес старцу. Тот сказал ему: «Ты не забыл, что дал мне слово, что все, что я тебе повелю, ты исполнишь? Итак, возьми все это, ступай в свою келию и с молитвой вкушай каждый день по одному хлебу, по одному фунту мяса и выпивай меру вина. А через десять дней возвращайся сюда». Монах, услышав это и не смея противоречить, ушел, плача и скорбя о происшедшем. «От какого поста и до чего я дошел? Послушаться мне или нет? Если не послушаюсь, то прогневлю Бога, так как дал слово, что все, что старец мне скажет, приму как от Бога. И теперь, Господи, призри на смирение мое и помилуй меня, прости прегрешения мои, так как сейчас я вынужден поступать вопреки моему неизменному правилу пощения». И так в слезах он вошел в келию и делал так, как заповедовал ему старец. Он стал еще сильнее прилежать к молитве, и когда садился за еду, то обливал ее слезами и говорил: «Господи, неужто Ты оставил меня?»

И Бог призрел на его покаяние и смирение, даровал утешение его сердцу. Монах понял, почему с ним все это случилось, поблагодарил Бога и применил к себе изречение пророка: «Вся праведность наша – как запачканная одежда».[393] И еще: «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его».[394]

Через десять дней он вернулся к старцу, истощенный телом, и истощенный еще больше, чем когда постился по неделе. Старец, увидев его смирившимся, принял его радостно, и, сотворив молитву, они в молчании сели. Старец говорит: «Чадо, человеколюбивый Бог посетил Тебя и не позволил врагу завладеть тобой. Враг всегда под благими предлогами вводит в заблуждение тех, кто пребывает в добродетели, ввергая их в помысел превозношения. Он вынуждает их совершать великие подвиги, чтобы затем повергнуть их вниз. Ведь никакая греховная страсть так не омерзительна пред Богом, как страсть гордости. И никакая добродетель не заслуживает большей чести, чем настоящее смирение. Убедись в этом из примера мытаря и фарисея.[395]

Всегда опасны обе крайности. Некто из старцев сказал, что все чрезмерное – от бесов. Шествуй царским путем, по Писанию,[396] и не уклоняйся ни вправо, ни влево, но держись середины. Вот твое правило вкушения пищи: ешь каждый день, но в меру. Если же почувствуешь сильный голод, то вкушай пищу не задумываясь, так как из-за болезни или по какой другой причине можно вкушать пищу и раньше времени. И если случится тебе принимать пищу через день, не считай это чем-то великим, ведь мы не под законом, а под благодатью.[397] Когда ты ешь, не ешь досыта, но сохраняй воздержание. Особо избегай вкусных яств, всегда предпочитая простую пищу.

И всегда храни свое сердце в смиренномудрии. „Жертва Богу, – как сказал пророк, – дух сокрушенный: сердце сокрушенное и смиренное Бог не уничижит“.[398] Тот же святой Давид сказал: „Я изнемог, и Он помог мне“.[399] И через пророка Исаию Господь сказал: „На кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим“.[400] Всю надежду твою, чадо, возложи на Господа и мирно иди своим путем. Господь же выведет, как свет, правду твою и справедливость твою, как полдень».[401]

Такими наставлениями старец утвердил брата, и он, разделив с ним трапезу, ушел, радуясь и веселясь о Господе. По дороге он говорил: «Да обратятся ко мне боящиеся Тебя и знающие откровения Твои»,[402] и «Строго наказал меня Господь, но смерти не предал меня»,[403] и «Пусть наказывает меня праведник: это милость».[404] Еще сказал сам себе: «Возвратись, душа моя, в покой твой, ибо Господь облагодетельствовал тебя»[405] и прочее. И так он вернулся в келию и жил по завету старца, в смирении и сокрушении проводя все время жизни, пока не достиг в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова.[406]

279. Старца спросили: «Что такое жизнь монаха?» Он ответил: «Уста истинные, тело непорочное, сердце чистое».

280. Старец сказал: «Отцы крайним подвижничеством вошли в Царствие Небесное. А мы, если сможем, войдем туда кротостью».

281. Старец сказал о Моисее, что когда собрался ударить египтянина, то сперва оглянулся по сторонам и никого не увидел.[407] Т. е. он рассмотрел свои помыслы и, не увидев в своем намерении ничего худого, но что он делает это ради Бога, только тогда ударил египтянина.

282. Старец сказал: «Слова псалма: „И положу на море руку его, и на реки – десницу его“[408] сказаны о Спасителе. Левая Его рука в море, т. е. в мiре. А десница Его в реках, которые есть апостолы, наполняющие мiр водами веры».

283. Сказал один из отцов: «Писание говорит: „Чистое животное – это то, которое пережевывает жвачку и у которого раздвоены копыта“.[409] Таков и человек, истинно верующий и принимающий два Завета, как их хранит Святая Церковь, и уклоняющийся от ересей. Человек должен пережевывать добрую пищу, а злую отвергать. Полезная пища – это благие помыслы, предания святых учителей и подобное этому. А лукавая пища – это злые помыслы о различных прегрешениях и ошибках людей».

284. Старец сказал: «Если в сердце брата, живущего в келии, войдет слово, и он устремится вслед этому слову, еще не достигнув меры и не побужденный к этому Богом, тогда сразу являются бесы и толкуют ему это слово так, как они хотят».

285. Брат спросил: «Что есть возделывание души, необходимое для того, чтобы она приносила плод?» Старец ответил: «Возделывание души – это безмолвие тела и частая молитва, к которой нужно понуждать себя. Совершая такую молитву, человек уже не смотрит на падения людей, но лишь на свои собственные. И если он пребудет в этом, то душа его не замедлит принести плод».

286. Старец сказал: «Многие монахи раздали все свои деньги, оставили отца и мать, братий и сродников, ради прощения им грехов. Они вступили в киновию и совершили великие добродетели. Но от малых и незначительных ошибок их ноги подкосились на радость бесам, потому что они захотели окружить себя мешками и сундуками, забитыми сушеными плодами. Они могут по праву быть названы себялюбивыми, а Писание говорит, что такие люди прокляты и посылаются во тьму внешнюю.[410] „Проклят, – сказано в Писании, – нарушающий межи отцов“.[411] Их постигнет участь Ианния,[412] Анании и Сапфиры,[413] так как они – их сотаинники и соучастники».

287. Брат спросил одного из старцев о помысле хулы: «Скорбит моя душа, авва, от хульного помысла. Сотвори милость, скажи, отчего приключилась со мной эта напасть и что мне делать?»

Старец ответил: «Хульный помысел нападает на нас из-за оговоров, уничижения и осуждения. Но еще больше – за гордость, своеволие, нерадение о молитве, гнев и раздражительность. Все это признаки гордости, которая располагает нас к названным страстям – оговорам, уничижению и осуждению ближнего, а от них рождается хульный помысел. Если он задержится в душе, то бес хулы предаст человека бесу блуда и может даже лишить его рассудка. Поэтому если человек не будет трезвиться, то погибнет».

288. Один брат спросил старца: «Отче, что подразумевает пророк, когда говорит: „Нет спасения ему в Боге его“[414]?» Старец ответил: «Пророк подразумевает нечистые помыслы, внушающие душе отступление от Бога, когда она скорбит по причине находящих искушений».

289. Старец сказал: «Нужно бежать от всех делающих беззаконие,[415] даже если это друзья или родственники, даже если имеют сан иерейский и даже царский. Потому что отступление от делающих беззаконие дарует нам дружбу с Богом и дерзновение перед Ним».

290. Также сказал старец: «Лучше жить с тремя, боящимися Бога, чем с тысячами, не боящимися Его. В последние дни в киновиях на сотню и даже на большее количество братий мало окажется спасающихся. А среди келиотов, думаю, во много раз меньше. Все обратятся к любви к трапезам и чревоугодию. Много званых, но мало избранных.[416] Среди всех будет господствовать любоначалие и сребролюбие».

291. Он же сказал: «Неполезно общаться с беззаконниками ни в церкви, ни на площади, ни в совете, ни в судилище, никогда и нигде. Нужно совершенно прервать всякое общение с творящими беззаконие. Всякий беззаконник достоин отвращения как причастник вечного мучения. Беззаконен всякий, преступающий заповедь Божию».

292. Сказал старец: «Нет более скудного разумения, чем то, которое философски осмысливает Божии дела, оставаясь при этом лишенным Бога. Потому что учащий в церкви или в келии должен прежде сам совершить то, о чем говорит и чему учит, как сказано: трудящемуся земледельцу первому должно вкусить от плодов».[417]

293. Брат спросил старца: «Авва, как некоторые подвижники видят откровения и явления ангелов?» Старец ответил: «Блажен тот, чадо, кто всегда видит свои грехи, потому что таковой всегда пребывает в трезвении». Брат сказал: «Я, авва, видел несколько дней назад одного брата, изгонявшего беса из другого брата». Старец ответил: «Я желаю не бесов изгонять и не болезни исцелять, но хочу и прошу Бога, чтобы не вошел в меня бес, и стремлюсь очистить себя от нечистых помыслов, тогда я бы стал великим. Если кто очистит свое сердце от нечистых помыслов и неленостно будет совершать свое ежедневное монашеское правило, то он несомненно удостоится Царствия Небесного наравне с отцами, совершавшими знамения».

294. Рассказывал один из отцов, что в Фессалонике был девичий монастырь. Одна из дев, понуждаемая нашим общим врагом, вышла из монастыря и впала в блуд. Таким образом бес насмеялся над ее уходом из монастыря. После этого падения она еще немало времени прожила в блуде, но потом, раскаявшись по благости Бога, содействовавшего ей к покаянию, вернулась в свой монастырь и, упав перед воротами, скончалась.

Одному из святых было открыто, как она умерла. Он увидел святых ангелов, которые пришли взять ее душу, и бесов, которые также пришли за ней. Между ними возник спор. Святые ангелы говорили, что она покаялась, а бесы утверждали, что она служила им много времени и поэтому принадлежит им. Долго продолжался их спор. Бесы говорили, что как же она покаялась, если даже не успела войти в монастырь. А ангелы отвечали, что так как Бог увидел, к чему склонилось ее намерение, то принял ее покаяние. Она была госпожой этого покаяния, так как поставила себе цель – покаяться. Жизнь же ее во власти Господа. Тогда бесы, постыженные, отступили.

Это откровение видел святой старец, впоследствии ставший епископом. Он рассказал об этом нам, а мы пересказали вам. Вспоминая эту историю, братия, прежде всего будем тверды, полагаясь на Бога, и не будем уступать помыслам, какие бы грехи мы ни совершили, но будем противоборствовать помыслам и бороться с ними. Прежде же всего мы не должны покидать свой монастырь. Потому что мы знаем, откуда выходим, но того не знаем, что нас может ждать в мiру.

295. Старец сказал: «Святые, хранящие в своей душе Христа, унаследуют и здешние блага за свое бесстрастие, и блага будущего века. Потому что Христос – Господь и этого, и будущего века, а стяжавший Христа стяжал и все наследие Христово. Стяжавший же страсти, даже если приобретет весь мiр, ничего не имеет, кроме страстей, обладающих им».

296. Он же сказал: «Не удивляйся тому, что ты, будучи человеком, можешь стать ангелом. Потому что нам уготована равноангельная слава и ее обещает Подвигоположник подвизающимся».

297. Старец сказал: «Никогда человек не станет добрым, даже если и захочет быть добрым, если Бог не вселится в него. Потому что никто не благ, как только один Бог».[418]

298. Он же сказал: «Несправедливо обижаемый и прощающий при этом ближнего по природе таков же, как Иисус. А тот, кто не обижаем и не обижает других, по природе таков же, как Адам. Тот же, кто обижает ближнего или требует с него проценты или наживается на чужом горе, по природе таков же, как диавол».

299. Брат пришел к одному старцу и спросил его: «Авва, скажи мне слово, как спастись?» Старец ответил: «Если ты желаешь спастись, то когда приходишь к кому-либо, не начинай говорить, пока не заглянешь в свою душу». Брат умилился от этих слов и, поклонившись старцу, сказал: «Поистине, много книг я прочел, но этой истины не узнал». И получив большую пользу, ушел.

300. Старец сказал: «Блуждание ума могут остановить только чтение, бдение и молитва. Воспламенение похоти могут угасить пост, труд и отшельничество. Смущающий душу гнев могут прекратить псалмопение, терпение и милостыня. Если только эти средства будут употреблены в надлежащее время и в надлежащей мере. Потому что все, что не ко времени и лишено меры, недолговечно. А недолговечное больше вредит, чем приносит пользы».

301. Братия обратились к одному из отцов с вопросом: «Почему душа не устремляется к обещанным Богом через Писания обетованиям, но охотно склоняется к нечистоте?» Старец ответил: «Я думаю, что душа потому вожделеет нечистого, что она еще не вкусила вышнего».

302. Старец сказал: «Если ты, поселившись в каком-либо месте, увидишь, что другие позволяют себе утешения, то не смотри на них. Если же увидишь там нищего, то ему последуй, и обретешь покой».

303. Сказал старец: «Ложь – это ветхий человек, а истина – человек новый».

304. Он же сказал: «Корень добрых дел – это истина. А ложь – это смерть».

305. Старец сказал: «Поверьте, чада, моим словам. Великая похвала и великая слава тем царям, которые отреклись от мiра и стали монахами. Ведь умопостигаемое гораздо ценнее чувственного.

И великий позор монаху, который оставил монашество и стал царем».

306. Он же сказал: «Если природа воздвигает похоть вожделений, братия, то умножение подвига угашает их».

307. Сказал один старец другому старцу, стяжавшему любовь и передававшему ее монахам и мiрянам: «Светильник многим светит, но его фитиль сгорает».

308. Спросил один старец у другого: «Что мне не позволяет быть смелым в откровении своих помыслов старцам?» Тот ответил: «Враг ни о ком так не радуется, как о тех, которые не открывают своих помыслов».

309. Старец сказал: «Не оставайся в том месте, где тебе кто-либо завидует, иначе не преуспеешь».

310. Сказал старец: «Если стали для тебя уничижение – как похвала, бедность – как богатство, нужда – как изобилие, то ты не умрешь духовно. Невозможно правильно верующему и живущему в благочестии и праведности впасть в нечистоту страстей и прелесть бесовскую».