ВЕЛИКИЙ ПАТЕРИК. Сокровищница духовной мудрости преподобных отцов Церкви. Том I. Главы I-X.

ГЛАВА II. О том, что со всем усердием нужно стремиться к безмолвию

1. Когда авва Антоний жил в пустыне, он однажды впал в уныние и глубокую тьму помыслов и воззвал Богу: «Господи, я хочу спастись, но помыслы мне не дают. Что мне делать в скорби моей? Как спастись?»

Вскоре, выйдя из келии, он увидел некоего человека, похожего на него, который сначала сидел и трудился над своим рукоделием, затем встал и начал молиться, потом снова сел и продолжил плести веревку и опять встал на молитву. Это был ангел Господень, посланный для исправления и укрепления Антония. И услышал Антоний, как ангел сказал: «И ты поступай так же – и спасешься». Услышав эти слова, авва Антоний исполнился великой радости и ободрился. Он начал так делать – и спасся.

2. Авва Антоний сказал: «Как рыбы, выброшенные из моря на сушу, скоро погибают, так и монахи, задержавшись вне келии или вступая в разговоры с мiрскими людьми, теряют любовь к безмолвию. Как рыба должна оставаться в море, так и мы должны оставаться в келии, чтобы в противном случае, задержавшись вовне, не забыть о внутреннем хранении».

3. Он же сказал: «Живущий в пустыне и в безмолвии свободен от трех браней: слуха, языка и зрения. У него лишь одна брань – брань в сердце».

4. Авва Арсений, когда еще служил во дворце, молился Богу такими словами: «Господи, научи меня, как спастись». И был к нему голос: «Арсений, убегай от людей – и спасешься». Когда же он удалился в пустыню и там снова молился теми же словами, он опять услышал голос, говорящий ему: «Арсений, убегай от людей, молчи, пребывай в безмолвии – в этом корни безгрешности».

5. Как-то блаженнейший Феофил, архиепископ Александрийский, навестил авву Арсения вместе с одним правителем. Архиепископ просил старца, чтобы он сказал правителю слово. Старец, немного помолчав, ответил архиепископу: «Если я скажу вам слово, вы его исполните?» Они пообещали исполнить, и старец сказал им: «Где бы вы ни услышали, что „здесь Арсений“, не приближайтесь к тому месту».

6. В другой раз архиепископ снова решил повидаться с аввой Арсением и послал сначала человека узнать, откроет ли ему старец. Авва Арсений передал ему следующее: «Если ты придешь, я тебе открою, а если открою тебе, то открою и всем, и тогда уже не смогу пребывать здесь». Архиепископ, услышав это, сказал: «Если я иду, чтобы прогнать его, то лучше никогда к нему не пойду».

7. Один брат сказал авве Арсению: «Меня угнетают помыслы и говорят: ты не можешь ни поститься, ни работать. По крайней мере, посещай больных, так как и это есть любовь». Старец, увидев в этом козни бесовские, ответил ему: «Ступай ешь, пей, спи вволю и совсем не работай – только не выходи из своей келии». Он знал, что терпеливое пребывание в келии возвращает человека в монашеское устроение.

8. Авва Марк спросил авву Арсения: «Почему ты убегаешь от нас?» Старец ответил: «Бог знает, что я люблю вас, но не могу пребывать и с Богом, и с людьми. На небе тысячи и мириады воинств имеют одну волю, а у людей много воль. И вот я не могу оставить Бога и ходить вместе с людьми путями их».

9. Говорили об авве Арсении, что его келия находилась на расстоянии тридцати двух миль [146] от Скита. Он почти никогда не выходил из келии, потому что другие братия исполняли все его нужды. Когда Скит был опустошен, он вышел из келии и, рыдая, произнес: «Мiряне потеряли Рим, а монахи – Скит».[147]

10. Авва Арсений пришел в одно место, где рос тростник, который качался на ветру. Старец спросил братию: «Что это за шум?» Они говорят: «Это шумит тростник». Старец говорит им: «Поистине, когда кто пребывает в безмолвии и услышит щебет воробья, тогда сердце его уже не может сохранить прежнего безмолвия. Сколь же труднее сохранить его вам, когда вы постоянно слышите шум этого тростника».

11. Когда авва Арсений жил в Канопе Александрийском, пришла к нему девица из сенаторского рода, очень богатая и боящаяся Бога. Она прибыла из самого Рима, чтобы увидеть авву. Сначала ее принял архиепископ Феофил, и она упросила его, чтобы он убедил старца принять ее. Архиепископ пришел к старцу и сказал: «Такая-то дочь сенатора прибыла из Рима и очень хочет тебя увидеть». Но старец не захотел с ней встречаться. Когда архиепископ сообщил об этом девице, она приказала приготовить ей мула и сказала: «Верую Богу, что увижу его, потому что я пришла видеть не человека, так как и в моем городе много людей, но я пришла увидеть пророка».

Когда она достигла келии аввы, по промыслу Божию случилось так, что старец был вне келии. Увидев его, она пала к его ногам, но он с гневом поднял ее и строго сказал: «Если ты желаешь видеть мое лицо, то вот оно, смотри». Она же не могла и глаз поднять от стыда. Тогда старец говорит ей: «Разве тебе не известны мои дела? На них и нужно смотреть. И как ты дерзнула совершить столь далекое плавание? Разве не знаешь, что ты женщина и не должна никуда выходить? Или тебе только того и надо было, чтобы, вернувшись в Рим, сказать другим женщинам: „Я видела Арсения“? Тогда море сделается путем для женщин, плывущих ко мне». Она ответила: «Если на то будет воля Божия, я не допущу ни одной из них прийти сюда. Но ты молись за меня и поминай меня всегда». Старец же сказал ей: «Буду молиться Богу, чтобы изгладил Он воспоминание о тебе из моего сердца».

Услышав это, она ушла в великом смятении. По возвращении в город у этой девицы от печали началась горячка, о чем и сообщили блаженному архиепископу Феофилу. Он пришел к больной и попросил рассказать, что с ней случилось. Она говорит ему: «Лучше бы я не встречалась с аввой. Я сказала ему: „Поминай меня“, а он мне ответил: „Буду молиться Богу, чтобы Он изгладил воспоминание о тебе из моего сердца“. И вот я умираю от горя». Архиепископ отвечает: «Разве ты не знаешь, что ты женщина, а через женщин враг воюет со святыми? Поэтому так и сказал старец, а о твоей душе он всегда будет молиться». Так архиепископ излечил ее помысел, и она с радостью возвратилась в свое отечество.

12. Когда авва Арсений жил в низовьях Нила, там его часто тревожили люди, и он решил оставить келию. Не взяв из нее ничего, он отправился к своим ученикам Александру и Зоилу Фаранитам. Он повелел Александру: «Иди и плыви вверх по Нилу». А Зоилу сказал: «Пойдем к реке, найди мне корабль, плывущий в Александрию, а потом и ты плыви вверх, к своему брату». Зоил, хотя и смутился, но не произнес ни слова. Так они и расстались.

Ученики спрашивали друг друга: «Может, кто из нас огорчил старца, и поэтому он удалился от нас?» Но они не находили в себе ничего, что могло бы опечалить старца.

Прибыв в пределы Александрии, старец тяжело заболел. Выздоровев, он сказал: «Я отправляюсь к братиям моим», и поплыл вверх по течению. Когда авва Арсений прибыл в Петру, где жили его ученики, к нему, когда он стоял на берегу, подбежала какая-то девочка-эфиопка и коснулась его милоти. Старец поругал ее, а девочка сказала: «Если ты монах, иди на Гору». Старец, пораженный этим словом, сказал сам себе: «Арсений, если ты монах, иди на Гору».[148]

Когда старец взошел на Гору, его встретили Александр и Зоил и пали к его ногам. Простерся ниц и старец, и они разрыдались. Авва Арсений спросил: «Разве вы не слышали, что я болел?» Они ответили: «Слышали». Он снова спросил: «Но почему же вы тогда не пришли навестить меня?» Авва Александр сказал: «Твой уход от нас был необъясним. Многие братия не могли ничего понять и говорили, что если бы мы не преслушались старца, то он бы не ушел от нас». И сказал им старец: «Вновь скажут люди, что горлица не смогла нигде найти покоя ногам своим и вернулась к Ною в ковчег». Так они примирились, и старец пребывал с ними неразлучно до своей кончины.

13. Некто из отцов пришел к авве Арсению. Когда он постучался в дверь, старец открыл, думая, что это его прислужник. Увидев же чужого, он пал ниц. Гость же говорит ему: «Авва, встань, дай мне облобызать тебя». Но старец ответил: «Не встану, если ты не уйдешь». И, несмотря на усиленные просьбы, старец не встал, пока монах не ушел.

14. Рассказывали об одном из братий, пришедшем в Скит, чтобы увидеть авву Арсения, что он вошел в церковь и попросил клириков подвести его к старцу. Они ему отвечали: «Подожди немного, брат, и увидишь его». Он ответил: «Я не буду ничего есть, пока не встречусь с ним». Тогда клирики послали одного брата проводить этого монаха к старцу, потому что келия находилась на некотором расстоянии от храма. Монахи, постучавшись в дверь, вошли и, облобызавшись со старцем, сели в молчании.

Брат из Скита сказал: «Я пойду, авва, помолись за меня». Гость же, не имея дерзновения к старцу, говорит брату: «И я пойду с тобой». Так они вместе вышли, и посетитель попросил брата: «Проводи меня к авве Моисею, который был разбойником». Когда они пришли к нему, авва принял братий с большой радостью и благорасположением и, угостив, отпустил их. Провожатый спросил гостя: «Вот я водил тебя к чужеземцу [149] и к египтянину,[150] кто из них тебе больше понравился?» Тот ответил: «Мне больше понравился египтянин».

Когда кто-то из отцов услышал об этом, он помолился Богу со словами: «Господи, открой мне, почему один ради имени Твоего убегает от людей, а другой ради имени Твоего принимает их в свои объятия». И вот были ему показаны на реке два больших корабля: на одном были видны авва Арсений и Дух Божий, плывущие в безмолвии, а на другом – авва Моисей и ангелы Божии, которые плыли вместе с ним и кормили его сотовым медом.

15. Некогда старцы пришли к авве Арсению и настойчиво просили сказать им слово о безмолвствующих. Старец сказал: «Пока девица живет в доме своего отца, многие хотят к ней посвататься. Когда же она выходит замуж, то не всем уже нравится: одни ее уничижают, другие хвалят, и она уже не в такой чести, как раньше, когда была сокрыта от людских глаз. Так и дела души, будучи разглашены, не всем могут понравиться».

16. Авва Витим рассказывал: «Как-то раз я спускался в Скит, и какие-то люди дали мне несколько яблок, чтобы я раздал их старцам. Придя, я постучался в келию аввы Ахилы, чтобы отдать ему яблоки, он же сказал мне: „Поистине, брат, даже если бы это была манна, я не хотел бы, чтобы ты стучался ко мне, не ходи и в другие келии“. Тогда я вернулся в свою келию, а яблоки отнес в церковь».

17. Авва Диадох сказал: «Подобно тому как двери бани, если их оставить распахнутыми, вскоре выпустят весь жар наружу, так и душа, когда она хочет много беседовать, даже если порой и говорит что доброе, лишается своей теплоты через двери уст. Итак, прекрасно благовременное молчание, которое есть не что иное, как матерь премудрейших помыслов».

18. Авва Дула сказал: «Если враг принуждает нас оставить безмолвие, не будем слушать его. Потому что ничто не может сравняться с безмолвием в борьбе против врага, когда оно соединено с суровым пощением. Они дают остроту зрения внутренним очам».

19. Он же сказал: «Пресеки отношения со многими, чтобы в войне с врагом ты не испытывал преткновений и не был помрачен чин твоего безмолвия».

20. Авва Евседрий говорил: «Отсекай мiрские привычки, чтобы твой ум не возмущался и не было нарушаемо правило твоего безмолвия».

21. Один брат спросил авву Исаию: «Как до́лжно безмолвствовать в келии?» И старец ответил: «Безмолвие в келии означает полное повержение себя пред лицем Божиим и, насколько хватает сил, противостояние всякому помыслу, всеваемому врагом. Это и называется бегством из мiра».

Брат спросил: «Что есть мiр?» Старец ответил: «Мiр – это хитросплетения обстоятельств. Мiр – это действие вопреки природе и удовлетворение своих плотских желаний. Мiр – это помысел о том, что ты бессмертен в этом веке. Мiр – это забота о теле, а не о душе и похвальба тем, что после тебя останется. Не от себя я все это сказал, но апостол Иоанн говорит: „Не люби́те мiра, ни того, что в мiре“[151]».

22. Он же сказал: «Безмолвствующему необходимо ежечасно исследовать себя, миновал ли он уже тех, кто будет задерживать его душу в воздухе, и освободился ли от них, еще обретаясь в теле. Находясь еще у них в рабстве, он не может безмолвствовать».

23. Некий брат спросил того же старца: «Что необходимо делать безмолвствующему?» Старец ответил: «У безмолвствующего должны быть три дела: непрестанный страх Божий, молитва с терпением и неослабная память о Боге в сердце».

24. Авва Феодор Фермейский сказал: «Человек, познавший сладость келии, убегает от ближнего не потому, что презирает его».

25. Он же сказал: «Если я не отсеку от себя жалостливость, то она не позволит мне быть монахом».

26. Однажды авва Иосиф заболел и послал к авве Феодору сказать: «Поторопись, чтобы мне повидать тебя прежде моего исхода из тела». Была середина недели, и авва Феодор не пришел, но послал передать: «Если ты останешься до субботы, я приду, а если отойдешь, то увидимся в другом мiре».

27. Один брат пришел к авве Феодору, чтобы тот научил его плести корзины, и принес с собой лозу. Старец говорит ему: «Приходи завтра утром». Когда брат пришел, старец встал, замочил лозу, сделал первые узлы и, сказав: «Так и ты делай», оставил его. Войдя в свою келию, старец сел, а в положенное время предложил брату пищу и отпустил. Когда брат опять утром пришел к нему, старец сказал: «Забирай свою лозу и оставь меня, потому что ты вводишь меня в искушение и заботы», – и не позволил ему больше оставаться у себя.

28. Амма Феодора сказала: «Доброе дело – безмолвствовать, потому что разумный человек молчит.[152] Поистине великое дело для девы или монаха безмолвствовать, особенно если они еще юны. Но знай, что когда кто вознамерится безмолвствовать, тогда тотчас приходит к нему лукавый дух и начинает отягощать его душу унынием, малодушием и помыслами, а тело – болезнями, изнеможением, расслаблением колен и всего тела. Так он ослабляет все силы души и тела, и человек говорит: „Я болею и не имею сил совершить правило“. Но если мы будем трезвиться, то разорим все козни врага.

Был один монах, которого, как только пришло время начать правило, охватили озноб и горячка, его голова раскалывалась от боли, но он сказал себе: „Вот я болею и скоро могу умереть. Итак, встану и прежде, чем умру, совершу правило“. Таким помыслом он принудил себя к молитве. Когда правило закончилось, тотчас же прекратилась и горячка. В час совместной молитвы горячка вновь приходила, но брат этим же помыслом противостоял ей и совершал правило. Так он победил искушение».

29. Авва Иоанн говорил: «Если человек имеет в душе богатство Божие, то он может сидеть в келии и без богатств мiра сего. И если у человека есть богатства мiра сего и нет богатств Божиих, то и при этих богатствах мiра сего такой будет сидеть в келии. Но совершенно не имеющий ни богатств Божиих, ни богатств мiра сего никак не сможет усидеть в келии своей».

30. В одной киновии жил брат, который был большим подвижником. Услышав о нем, некоторые братия из Скита пришли его повидать и вошли туда, где он работал. Поприветствовав их, он вернулся к своему рукоделию. Братия, увидев это, говорят: «Иоанн, тот, кто тебя постриг в схиму и сделал монахом, наверное, не научил принимать у братьев их милоти и говорить им: „Помолитесь и сядьте“?» Он же ответил им: «Грешный Иоанн в этом не искусен».

31. Об авве Исидоре рассказывали, что, когда к нему приходил кто-либо из монахов, он скрывался в своей келии. Братия говорили ему: «Авва, что ты делаешь?» Он же отвечал: «И дикие звери спасаются, убегая в свои логова». Это он сказал на пользу братьям.

32. Жил в Александрии один ученый муж по имени Косма. Он был удивительным человеком: добродетельным, смиренномудрым, милостивым, воздержанным, девственником, безмолвником, страннолюбивым и нищелюбивым. Так как я имел к нему дерзновение, я однажды сказал ему: «Окажи любовь, скажи мне, сколько уже лет ты безмолвствуешь?» Он промолчал и ничего не ответил. Я снова говорю ему: «Ради Господа, скажи мне». Он немного помолчал и говорит: «Тридцать три года». Опять я спросил его: «Окажи любовь, ведь ты знаешь, что я спрашиваю ради пользы души. Чего ты достиг, столько времени прожив в безмолвии?» Он вздохнул из глубины сердца и сказал мне: «Чего может достичь мiрской человек, особенно когда он живет в своем доме?» Но я умолял его: «Ради Господа, скажи мне, чтобы я получил пользу». Тогда, после многих моих принуждений, он сказал: «Прости меня, я знаю, что преуспел в трех вещах: не смеяться, не клясться и не лгать». Услышав это, я прославил Бога.

33. Авва Макарий Великий сказал братии в Скиту, распуская церковное собрание: «Бегите, братия». Один из старцев спросил его: «Отче, куда нам бежать дальше этой пустыни?» Тогда авва положил свой перст на уста его и произнес: «Вот чего бегите». Потом вошел в свою келию, запер дверь и предался безмолвию.

34. Авва Моисей сказал авве Макарию в Скиту: «Я хочу безмолвствовать, а братия мне не позволяют». Авва Макарий ответил ему: «Вижу, что по природе ты мягкосердечен и не можешь отвернуться от брата. Но если ты хочешь пребывать в безмолвии, ступай во внутреннюю пустыню, в Петру, и там безмолвствуй». Авва Моисей так и поступил – и обрел покой.

35. Авва Айо просил авву Макария: «Скажи мне слово на пользу». Авва Макарий ответил: «Бегай людей, сиди в келии и рыдай о грехах своих, не люби долгих бесед с людьми – и спасешься».

36. Один брат зашел в Скит к авве Моисею, прося у него совета, и старец сказал ему: «Ступай сиди в своей келии, и твоя келия научит тебя всему».

37. Авва Моисей сказал: «Человек, убегающий от людей, подобен спелой виноградной грозди, а пребывающий с людьми подобен незрелому винограду».

38. Авва Марк сказал: «Желающий преодолеть мысленное море должен долготерпеть, смиренномудрствовать, бдеть и воздерживаться. Кто же, не имея этих четырех добродетелей, принудит себя выйти в море, тот станет лишь напрасно трудиться, смутится сердцем и не в силах будет продолжать плавание».

39. Он же сказал: «Безмолвие полезно уже потому, что оно удаляет от злых дел. Если же к нему прибавить и четыре вышеозначенные добродетели с молитвой, то не будет более короткого пути, приводящего к бесстрастию!»

40. Он же сказал: «Не может ум пребывать в безмолвии без участия тела, и не может без безмолвия и молитвы разрушиться средостение ума и тела».

41. Авва Нил сказал: «Монах, любящий безмолвие, неуязвим для стрел врага, обращающийся же в многолюдстве постоянно получает раны. Ведь в безмолвии гнев, постепенно утихая, становится подвластным человеку, и похоть, не будучи возбуждаема, получает обычай находить на человека более кротко, соблюдая меру разумности. И вообще всякая страсть, когда она не приводится в движение, день ото дня становится все умереннее и наконец полностью прекращается с течением времени, забыв о своей привычной деятельности. Остаются только лишь простые воспоминания о содеянном, а страстное расположение уходит».

42. Он же сказал: «Безмолвие хорошо потому, что, пребывая в нем, человек не видит того, что может вредить, а то, чего не видит, не входит и в разум, а значит, не возбуждает память через воображение и таким образом не раздражает страсть. А когда страсть не возбуждается, внутри человека царит глубокая тишина и бескрайний мир».

43. Авва Иосиф спросил у аввы Нистероя: «Что мне делать с моим языком? Я не могу его сдержать». Старец сказал: «А ты имеешь при этом покой?» Тот ответил: «Нет». Старец сказал: «Если не имеешь покоя, то зачем много говоришь? Лучше молчи, а если случится беседа, то больше слушай, чем говори».

44. Авва Пимен сказал: «Суета есть начало всех зол».

45. Он же сказал: «Надо убегать всего плотского. Человек, находящийся близ плотского искушения, подобен стоящему над глубочайшей пропастью, и враг в любой момент, когда захочет, с легкостью сбрасывает его вниз. А кто телом далеко отстоит от этого искушения, тот подобен человеку, стоящему далеко от пропасти: если даже враг и потащит его, чтобы сбросить вниз, то пока он будет его увлекать и принуждать, Бог ниспошлет ему помощь».

46. Он же сказал: «Если будешь молчалив, то везде, где бы тебе ни случилось жить, будешь иметь покой».

47. Одному брату, жившему в Фиваидской пустыне, пришел помысел, говорящий: «Что ты сидишь здесь бесплодно? Вставай, иди в киновию и там принесешь плод». Брат пошел к авве Пафнутию и открыл свой помысел. Старец сказал: «Сиди в келии и твори одну молитву утром, одну – вечером и одну – ночью. Когда захочешь есть, ешь; когда захочешь пить, пей; когда придет сон, ложись и спи; только оставайся в пустыне и не верь этому помыслу».

Брат усомнился в ответе, пошел к авве Иоанну и передал слова аввы Пафнутия. Авва Иоанн говорит: «Вообще не молись, только сиди в келии своей». Тогда брат пришел к авве Арсению и рассказал обо всем. Старец говорит ему: «Соблюдай то, что сказали отцы. Больше этого я ничего не могу тебе сказать». И брат, получив извещение, вернулся к себе.

48. Авва Павел и авва Тимофей были смотрителями имущества в Скиту, и братия часто беспокоили их просьбами. Однажды авва Тимофей говорит своему сподвижнику: «Зачем нам нужно это занятие? Целый день нам не дают пребывать в безмолвии». Авва Павел ответил ему: «Если наше сердце трезвится, то достаточно нам и ночного безмолвия».

49. Брат спросил авву Руфа: «Что такое безмолвие и какая от него польза?» Старец ответил: «Безмолвствовать – значит пребывать в келии с рассуждением и страхом Божиим, воздерживаясь от злопамятства и высокоумия. Такое безмолвие, будучи матерью всех добродетелей, сохраняет монаха от разжженных стрел врага, не попуская ему получать от них раны. Стяжи такое безмолвие, помня о часе смертном, потому что никто не знает, в который час придет вор.[153] Храни, брат, свою душу».

50. Некто из святых отцов сказал: «Невозможно человеку, пока он вкушает сладость мiра, вкушать и сладость Божию. Если же вкусит он сладость Божию, то возненавидит мiр, как сказано в Писании: „Никто не может служить двум господам“.[154] Мы же хотим общения с людьми и отдохновения телесного, почему и не можем быть напоены сладостию Божией. Говорю вам, что, если кто будет пребывать в своей келии и подвизаться в молчании, со всем старанием прилежа к молитве и рукоделию, тот может спастись».

51. Ученик аввы Сисоя однажды сказал ему: «Отче, ты состарился, давай устроим себе келию немного поближе к селению». Старец говорит: «Пойдем туда, где нет женщины». Ученик отвечает: «Но разве есть место, где нет женщины, кроме пустыни?» – «Итак, – сказал старец, – веди меня в пустыню».

52. Некогда авва Аммун пришел из Раифы в Клисму, чтобы встретиться с аввой Сисоем и, видя, что тот печалится об оставлении пустыни, говорит ему: «Что ты скорбишь, авва? Что ты мог бы теперь, в глубокой старости, делать в пустыне?» Старец строго посмотрел на него и сказал: «О чем ты говоришь, Аммун? Разве не достаточно уже того, что только в пустыне ум свободен от помыслов?»

53. Брат спросил авву Сисоя: «Почему ты оставил Скит, где жил вместе с аввой Ором, и поселился здесь?» Старец ответил: «Когда на́чало умножаться число братий Скита и я услышал, что авва Антоний почил, я отправился сюда на гору и, увидев, что эти места безмолвны, ненадолго остался здесь». Брат спросил: «Сколько же лет ты здесь живешь?» Старец ответил: «Вот уже семьдесят два года».

54. Об авве Сисое Фивейском рассказывали, что как только в церкви провозглашали отпуст, он поспешно уходил в свою келию. О нем говорили: «Он одержим бесом». А он творил дело Божие.

55. Брат сказал авве Сармату: «Помыслы говорят мне: выйди из келии и посети братию». Старец говорит ему: «Не слушай их, а скажи им: „Я уже один раз вас послушал, а теперь больше не могу слушать вас“».

56. Амма Синклитикия говорила: «Многие, даже поселившись в уединенных горах, живут так, как жили бы в многолюдстве, и погибают. Можно, находясь среди людей, монашествовать мыслью и, живя в уединении, мысленно всегда пребывать в людской толпе».

57. Некогда авва Тифой, во время своего пребывания в Клисме, углубившись в помысле, сказал своему ученику: «Сын мой, замочи финиковые ветви». Тот ответил: «Мы в Клисме, авва». Старец сказал: «Но что мне делать в Клисме? Веди меня снова на гору».

58. Старец сказал: «Правильное пребывание в келии обогащает монаха всякими благами».

59. Сказал также: «Монах должен купить себе безмолвие небрежением обо всех телесных неудобствах и даже о телесном ущербе, если таковой случится».

60. Некто рассказывал, что три трудолюбивых и неразлучных друга стали монахами. Один из них избрал себе подвигом примирять ссорящихся, по слову Писания: блаженны миротворцы,[155] другой – ухаживать за больными, а третий ушел безмолвствовать в пустыню. Первый, хотя прилагал множество усилий, пытаясь предотвратить ссоры людей, не мог всех примирить и в унынии пришел к тому, кто помогал больным. Но и его он нашел опечаленным тем, что тот не преуспел в исполнении своего подвига. Они решили пойти проведать безмолвствующего.

Рассказав тому о своих скорбях, друзья попросили сказать им, чего он достиг. Немного помолчав, пустынник налил в чашу воду и говорит: «Посмотрите на воду». Вода была мутной. Немного спустя, когда она отстоялась, он говорит им: «Посмотрите теперь». Когда пришедшие вновь посмотрели на воду, они увидели в ней, словно в зеркале, свои отражения. Тогда пустынник говорит им: «Находящийся среди людей от забот и смятений не видит своих грехов, когда же он начнет безмолвствовать, особенно в пустыне, тогда ясно видит все свои недостатки».

61. Брат пришел к одному очень опытному старцу и говорит ему: «Я изнемогаю». Старец ответил ему: «Сиди в келии своей, и Бог даст тебе утешение».

62. Старец сказал: «Как на истоптанной дороге не вырастает никакая трава, даже если бросить туда семена, поскольку это место всегда попирают, так бывает и с нами. Но ты безмолвствуй, предав забвению всякую вещь, и увидишь, как прорастает и растет внутри тебя то, о чем ты прежде не знал, потому что затаптывал».

63. Брат спросил старца: «Хорошо ли, авва, поселиться в пустыне?» Старец ответил: «Когда сыны Израиля прекратили скитаться по пустыне и поселились в скиниях, тогда им было дано знание, как должно бояться Бога. Корабли, пока плавают по бушующему морю, не приносят прибыли, но, лишь пристав к пристани, начинают торговлю. Так и человек, если не будет терпеливо жить на одном месте, не получит познания истины. Сам Бог избрал безмолвие преимущественно перед всеми добродетелями, как сказано в Писании: „На кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим“[156]». Брат сказал: «Но как человек может жить в одиночестве?» Старец ответил: «Борец, если не вступает в схватки со многими, не может научиться искусству побеждать. Так же и монах: если он не пройдет обучение среди братий и не освоит искусство борьбы с помыслами, не сможет жить в безмолвии и противостоять помыслам».

Брат снова спросил: «Если монаху случится необходимость вступить в разговор с женщиной, то как должно с ней говорить?» Старец ответил: «Такая необходимость часто бывает от диавола, у которого множество якобы необходимых предлогов. Если же возникнет истинная необходимость говорить с женщиной, то не позволяй ей сказать ничего лишнего. А когда сам начинаешь говорить, тогда в немногих словах заключай многое и постарайся поскорее расстаться с ней. А если замедлишь, то знай, что ее зловоние низвергнет твой целомудренный помысел».

Брат спросил: «Как человек может избавиться от греха осуждения?» Старец ответил: «Как тот, кто положит огонь за пазуху, не может не обжечься, так и вступающий в беседы с разными людьми не может остаться чистым от греха осуждения».

Брат спросил: «Что означают ночные диавольские мечтания?» Старец ответил: «Как днем диавол уловляет нас в чуждые помыслы для того, чтобы отвлечь наше внимание от молитвы, так и ночью он обольщает наш ум мечтаниями, омрачая нас и лишая ночной молитвы».

Брат снова спросил: «Что должен человек делать, чтобы получить благодатный дар добродетелей?» Старец ответил: «Тот, кто хочет овладеть каким-либо искусством, бросает все занятия и заботы и занимается лишь одним этим делом, остается рядом с учителем, смиряя и уничижая себя, и так постигает искусство. Так и монах, если не оставит все человеческие заботы и не вменит себя ни во что, дабы не думать, что он лучше одного или равен другому, – никогда не стяжет добродетели. Если же он будет во всяком деле смирять себя и вменять ни во что, тогда добродетели сами будут произрастать от этого его делания и сопутствовать ему».

64. Один старец рассказывал нам: «Мой наставник всю свою жизнь любил уходить в отдаленные пустыни и там безмолвствовать. Как-то раз я спросил его: „Авва, почему ты уходишь в пустыни? Ведь тот, кто остается близ мiра и, видя его, ради Бога вменяет ни во что, получает большую награду“. Старец ответил: „Поверь мне, сын мой, пока человек не достигнет меры Моисея и не станет сыном Божиим, он не может получать пользы от мiра. А я – сын Адама и, подобно моему отцу, лишь только увижу плод греха, тут же его вожделеваю, беру, съедаю и умираю. Потому-то отцы наши и уходили в пустыни и там умерщвляли чревоугодие, не находя себе пищи, которая порождает страсть“».

65. Старец сказал: «Согрешивший пред Богом должен устранить себя от всякой человеческой любви, пока не получит извещение, что Бог стал его Другом. Любовь человеческая препятствует нам в любви к Богу».

66. Он же сказал: «Как умерший в городе уже не слышит ни разговоров, ни бесед, ни песен жителей, но для всего бывает мертв, и его переносят в другое место, на кладбище, где нет ни суеты, ни шума города, таков должен быть и монах. Когда он облачился в схиму, тогда должен выйти из своего города, оставить там родителей, родственников и знакомых и не заниматься более житейскими попечениями, не предаваться суете, трудам и смятениям, штормам и треволнениям этого суетного и душетленного мiра. А если он, и став монахом, не выходит из своего города или деревни, то становится подобен мертвецу, лежащему в доме и издающему зловоние, так что все убегают от его смрада».

67. Опять сказал: «Мясо, если не просолено, начинает гнить, так что из-за дурного запаха все обходят его, в нем заводятся черви, которые ползают по нему, поедают его и гнездятся в нем. Если же мясо посолить, то заведшиеся черви немедленно погибают и исчезают, а зловоние прекращается, потому что природа соли гибельна для червей и зловония. Таким же образом и монах, предавший себя земным попечениям и суете, не безмолвствующий в своей келии, не вооружающий себя страхом Божиим и не причащающийся силе Божией, этой духовной соли, состоящей из молитвы, поста и бдения, загнивает и наполняется смрадом множества лукавых помыслов, так что Бог и ангелы отвращают от него свои лица по причине ужасного зловония суетных помыслов и тьмы страстей, действующих в порочнейшем уме и душе такого человека.

Смотри, как эти черви, т. е. духи злобы и силы тьмы, заводятся в монахе от скверных помыслов, ползают и гнездятся в его душе, пожирают ее, растлевают и губят. Когда же монах прибегнет к Богу, начнет удаляться от суеты и поверит, что Бог может уврачевать его, тогда ему ниспосылается духовная соль – благой и человеколюбивый Дух, с пришествием которого все страсти обращаются в бегство».

68. Тот же старец сказал: «Монаху не следует заботиться ни о раскидистых и тенистых деревьях, ни о прохладных источниках, ни о пышных лугах, ни о садах и огородах с различными овощами и плодами, ни о богатых и красивых домах. Он не должен жить в роскоши и думать о почестях, не должен занимать свой ум отарами овец и стадами коров, но должен с благодарностью пользоваться всем необходимым и проводить жизнь, чуждую всякого плотского услаждения. Если же монах, расслабившись, свяжется с мiрскими вещами, то он не сможет ни стать другом Божиим, ни избежать осуждения от людей. Ведь ему надо будет ссориться из-за границ земельных участков, принимать в своих богатых домах знатных людей, показывать гостям свои сады, нанимать работников пасти своих волов, он станет рабом своих стад, пашен и полей, будет ходить по судам из-за виноградников и воды для полей. Потому что кто-то сдвинет межевой камень в винограднике и присоединит часть к своему участку, другой пустит скот и потопчет поле, третий отведет себе воду от сада. И монах будет скорбеть и начнет ссоры, он станет хуже, чем бесноватые, и начнет обращаться за помощью к правителям. Но какую пользу может получить монах, отрекшийся от всего житейского, если вновь вступит в борьбу за обладание мiрскими вещами? Разве не сказано в Писании, что никакой воин не связывает себя делами житейскими?[157]

Поэтому начнем удаляться от всего мiрского, будем презирать богатство и все, что погружает ум в житейские воды и низводит в глубины их. Сбросим с корабля груз, ведь он находится на грани погибели, чтобы он поднялся из вод и кормчий-ум с пассажирами-помыслами могли спастись».

69. Один старец сказал: «Желающий жить в безмолвии пусть не имеет ни с кем отношений, особенно с теми, от кого он получает вред».

70. Один старец из лавры Каламон спросил монаха, жившего в безмолвии на горе: «Брат, скажи мне, чего ты достиг за все эти годы безмолвия и подвижничества?» Монах ответил ему: «Приходи ко мне через десять дней, и я дам тебе ответ». В назначенное время старец пришел к брату, но нашел его уже скончавшимся. Рядом с ним лежал черепок, на котором было начертано: «Прости меня, отче. Совершая монашеское правило, я никогда не позволял уму оставаться на земле».

71. Два брата вместе жили в пустыне. Один из них, помня о суде Божием, часто тайно уходил далеко в пустыню и пребывал там один, а другой шел за ним, разыскивая его. Однажды, сильно утомившись от поисков, он спросил: «Для чего ты уходишь, разве только ты один грешил в мiру?» Брат ответил ему: «Ты думаешь, что мне не известно, прощены ли мои грехи? Я знаю, что Бог простил их, но несу этот подвиг, чтобы не оказаться мне в День суда среди судимых».

72. Один брат, взяв с собою мiрянина, пришел к некоему старцу в Октодекатскую лавру в Александрии и попросил его: «Авва, дай нам наставление, как жить вместе в келии, потому что этот брат хочет отречься от мiра». Старец говорит: «Хорошо он делает, чадо, что отрекается от мiра и спасает свою душу. Выбирайте себе келию и живите там, где пожелаете. Только со всем усердием храните безмолвие и молитесь непрестанно. И верую Богу моему, чада, что Он пошлет вам Свою мудрость к просвещению ума вашего».

73. Он же сказал: «Если хотите спастись, чада, бегайте людей. Теперь мы без отдыха обходим города и села, стучим во все двери, чтобы приобрести пищу своему сребролюбию и тщеславию и наполнить свои души суетой».

74. Еще сказал: «Чада мои, бежим, наконец, из мiра, ведь Господь близ!»

75. Об одном старце-безмолвнике рассказывали, что он тридцать пять лет прожил в безмолвии, вкушая пищу раз в три дня, всегда молчал и совершенно ни с кем не говорил. Если ему нужно было что-то сказать, то он брал черепицу и писал на ней. Его и я видел в земле элиотов,[158] где прожил десять лет.

76. Один великий старец нашел для безмолвия уединенное место на заросшем тростником берегу реки и поселился там. Он резал камыш, плел из него канат и бросал его в реку. Так он и жил, пока не пришли люди и не увидели его. Тогда он ушел в другое место. Он трудился не ради дохода, но для того, чтобы понести тяготу и жить в безмолвии.

77. Старец сказал: «Бывает, что человек сто лет проживет в келии, а так и не научится, как должно пребывать в ней».

78. Один старец сказал: «Если желаешь безмолвствовать, то поселись либо в удаленной пустыне, либо в лавре в многолюдном братстве. Если же поселишься в не слишком удаленном месте, то у тебя будет много беспокойств: если кто-либо придет туда, тебе нужно будет принять его, ведь, кроме как у тебя, ему негде будет отдохнуть. Если же ты, живя в большой лавре, не примешь пришедшего, то не будешь смущаться помыслами, потому что гость найдет приют у другого брата. Множество братий будут для тебя покровом – и ты обретешь покой».

79. Один брат спросил старца: «Что есть безмолвие и какая от него польза?» Старец сказал ему: «Безмолвие означает жизнь в келии с рассуждением и страхом Божиим, воздерживаясь от злопамятства и высокоумия. Такое безмолвие, являясь матерью всех добродетелей, сохраняет монаха от разжженных стрел врага, не попуская ему быть пронзенным ими.

О безмолвие, преуспеяние монашествующих!

О безмолвие, лествица небесная!

О безмолвие, путь в Царство Небесное!

О безмолвие, матерь умиления!

О безмолвие, источник покаяния!

О безмолвие, зеркало грехов, показующее человеку прегрешения его!

О безмолвие, свобода для слез и воздыханий!

О безмолвие, просвещение души!

О безмолвие, родительница кротости!

О безмолвие, сообиталище смирения!

О безмолвие, наставник умиротворения!

О безмолвие, собеседница ангелов!

О безмолвие, световодительница ума!

О безмолвие, союзница страха Божия, охранительница помыслов и соработница рассуждения!

О безмолвие, родительница всякого блага, основание постничества, узда для глаз, слуха и языка, преграда чревоугодия!

О безмолвие, школа молитвы и поучения!

О безмолвие, тишина помыслов и небурное пристанище!

О безмолвие, преклоняющее Бога к милости, оружие юных, сохраняющее от смущения твердо намеревающихся безмолвствовать в келиях!

О безмолвие, иго благое и бремя легкое, упокоевающее и носящее несущих тебя!

О безмолвие, веселие души и радование сердца!

О безмолвие, пекущееся лишь о своем,[159] тайно со Христом собеседующее и непрестанно смерть пред своими очами имеющее!

О безмолвие, непрестанно день и ночь ожидающее Христа и хранящее свой светильник неугасающим, непрестанно вожделевающее Господа и говорящее Ему: „Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое“![160]

О безмолвие, истребительница празднословия и шуток, вместо смеха подающая плач стяжавшему тебя!

О безмолвие, противница бесстыдства и ненавистница дерзости, всегда принимающая Христа!

О безмолвие, матерь благоговения!

О безмолвие, узилище страстей!

О безмолвие, поле Христово, произращающее благие плоды!

О брате, стяжи безмолвие, памятуя о смерти, потому что не знаешь, в который час придет вор.[161] Итак, всеусердно заботься о своей душе».