Потерпи Господа, мужайся, и да крепится сердце твое, и потерпи Господа.
1. Некто спросил авву Антония: «Что я должен делать, чтобы угодить Богу?» Старец сказал ему в ответ: «Сохрани то, что я заповедаю тебе. Куда бы ты ни пошел, имей всегда Бога пред очами своими; что бы ты ни делал, имей на то свидетельство из святых Писаний; и в каком бы месте ты ни поселился, не покидай его скоро. Сохрани эти три заповеди – и спасешься».
2. Авва Памво спросил авву Антония: «Что я должен делать?» Старец ответил: «Не полагайся на свою праведность, не жалей о прошедшем и будь воздержан языком и чревом».
3. Авва Антоний сказал: «Древние отцы удалялись в пустыню, получали исцеление, сами становились врачами и потом, вернувшись оттуда, исцеляли других. А мы, лишь только выйдя из мiра, прежде исцеления самих себя желаем врачевать других. Поэтому-то болезнь и возвращается к нам снова, и бывает последнее хуже первого,[3] и мы слышим от Господа: „Врач! Исцели самого себя“[4]».
4. Авва Андрей говорил: «Монаху приличествуют следующие три добродетели: странничество, нищета и молчание в терпении».
5. Авва Афанасий, епископ Александрийский, сказал: «Часто говорят некоторые из вас: „Где сейчас гонение, чтобы стать мучеником?“ Но ты стань мучеником в своей совести: умри для греха, умертви земные члены [5] – и станешь мучеником по произволению. Те противоборствовали владыкам и начальствующим, и у тебя есть противник – диавол, владыка греха, и начальствующие – бесы. Мучеников ставили перед алтарем, жертвой и мерзостью идолослужения – и в душе твоей установлен мысленный алтарь, и жертва, и достойный порицания идол. Алтарь – ненасытное чрево, жертва – чувственные наслаждения, идол же – дух похоти. Рабствующий блуду и преданный чувственным наслаждениям отрекся от Христа и поклоняется идолу, ибо в нем воздвигнут идол Афродиты – постыдная похоть плоти. Порабощенный гневом, яростью и не пресекающий беснование этой страсти отрекся от Христа, и бог для него – Арес, который является идолом неистовства. Сребролюбец и сластолюбец, заключающий утробу свою от брата своего и немилосердный к ближнему, отрекся от Христа и служит идолам, потому что в нем самом – идол Гермеса и он поклоняется творению вместо Творца, а ведь корень всех зол есть сребролюбие.[6] Итак, если ты будешь воздерживаться и сохранишь себя от безумных страстей, то разрушишь идолов, отвергнешь идолослужение и станешь мучеником, исповедующим доброе исповедание».[7]
6. Авва Виссарион сказал: «Когда случится тебе пребывать в мирном устроении и не иметь брани, тогда еще более смиряйся. Иначе, когда найдет на нас вредящая нам радость и самодовольство, мы можем возмечтать о себе – и тогда снова будем преданы брани. Часто Бог ради нашей немощи не попускает нам браней, чтобы мы не погибли».
7. Брат, живущий с другими братьями, спросил авву Виссариона: «Что мне делать?» Старец ответил: «Молчи и не считай себя чем-либо стоящим».
8. Авва Вениамин, умирая, сказал своим духовным чадам: «Делайте то, что я вам заповедаю, и тогда сможете спастись: всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите».[8]
9. Некто спросил авву Виара: «Что мне делать, чтобы спастись?» И он ответил: «Ступай сделай свое чрево малым и свое рукоделие малым; ничем не смущайся, сидя в келии своей, – и спасешься».
10. Авва Григорий Богослов сказал: «Бог требует от всякого крещеного человека трех добродетелей: правой веры – от души, истины – от языка и целомудрия – от тела».
11. Авва Диоскор сказал: «Если мы облачимся в наши небесные одеяния, то уже не будем нагими. Если же на нас не окажется этих одеяний, то что нам делать, братия? Тогда и мы услышим голос, говорящий: „Возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов“.[9] Стыдно нам, столько лет носящим монашескую схиму, в час нужды оказаться не в брачной одежде.[10] О, какое раскаяние поразит нас тогда! О, какой срам покроет нас перед лицом отцов и братий наших, когда они увидят нас мучимыми ангелами казни. Какая скорбь охватит тогда авву Антония и авву Аммона из Нитрии, авву Павла из Фотии и авву Аммуна из Аравии Египетской, авву Мио из Фиваиды и авву Макария из Александрии, авву Пафнутия из Сидона и авву Урсирия из Фигоны, авву Аммония Хеневритского и всех праведников, когда они будут восходить в Царствие Небесное, а нас будут низвергать во тьму внешнюю».
12. Блаженный Епифаний говорил: «Мелхиседек, прообразовавший Христа,[11] благословил корень иудеев – Авраама. Но гораздо более, чем он, Сама Истина – Христос – благословляет и освящает всех верующих в Него».
13. Сказал также: «Необходимо, если кто имеет достаток, приобретать христианские книги, потому что уже сам вид этих книг отвращает нас от греха и располагает еще более ревновать о праведности».
14. Опять сказал: «Чтение Писаний доставляет великую твердость к тому, чтобы не грешить».
15. Еще сказал: «Незнание Писаний есть великая стремнина и глубокая пропасть».
16. Он же сказал: «Не знать ни одного из Божественных законов есть великое предательство спасения».
17. Он же говорил, что грехи праведных не проходят дальше уст, а грехи нечестивых разлиты по всему телу. Поэтому и поет божественный Давид: «Положи, Господи, хранение устом моим и дверь в ограждение уст моих»[12] и еще: «Буду хранить пути мои, чтобы не грешить мне языком моим».[13]
18. Он же сказал: «Бог покаявшимся грешникам, как блуднице и мытарю, прощает и большой залог, а от праведных требует и процентов. Об этом-то Он и сказал апостолам: „Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царствие Небесное“[14]».
19. Авва Евпрепий говорил: «Если ты имеешь в себе верного и сильного Бога, веруй в Него и причастишься благ Его. Если же ты малодушествуешь, то не веруешь». И еще: «Все мы веруем, что Бог всемогущ; веруем, что для Него все возможно. Но ты и в делах своих веруй в Него, ибо Он и в тебе творит знамения».
20. Брат спросил того же старца: «Как приходит страх Божий в душу?» И тот ответил: «Когда возобладает человек смирением и нестяжанием, тогда приходит к нему и страх Божий».
21. Он же сказал: «Страх Божий, смирение, скудость в пище и плач всегда да пребывают с тобой».
22. Тот же авва Евпрепий еще в начале своего подвижничества пришел к одному старцу и спросил его: «Авва, скажи, как мне спастись?» Старец ответил: «Если желаешь спастись, то куда бы ты ни пришел, не стремись говорить первым, прежде чем тебя кто-либо спросит». Умиленный этим словом, он поклонился старцу и сказал: «Поистине, сколько книг я прочел, но столь полезного правила еще не знал». И отошел, получив великую пользу.
23. Амма Евгения сказала: «Нам полезно просить милостыню и пребывать лишь с единым только Иисусом. Богат всякий пребывающий с Иисусом, хотя бы он был и беден в этом мiре. Предпочитающий же земное духовному лишается и того и другого; вожделевающий же небесных благ, конечно, сподобится и благ земных».[15]
24. Авва Ириней сказал братиям: «Будем подвизаться и, будучи боримы, стоять твердо, ибо мы – воины Христа, Небесного Царя. Подобно тому как воины земного царя носят медный шлем, так и наше войско, как шлемы, носит на главах своих благие добродетели. Те носят кольчужные нагрудники – мы же носим духовный нагрудник, выкованный верой. У тех копие – у нас молитва. У тех щит – у нас надежда на Бога. У тех меч – у нас же Бог.[16] Те проливают кровь на войне – мы приносим в жертву свое произволение. Небесный наш Царь потому и попускает бесам воевать против нас, чтобы мы не забывали о Его благодеяниях.
Часто пребывая в покое, большая часть людей совсем не молится, а если они и молятся, то без должного постоянства или блуждая в помыслах, и остаются как вовсе не молящиеся. Потому что как смогут быть услышаны те, которые обращают к Богу лишь свои уста, сердца же их собеседуют с мiром? Когда же мы бываем в скорби, то молимся трезвенно и часто, не поя устами, молимся сердцем, воссылая к Богу слово сердечное и беседуя с Ним со стенаниями. Поистине, братия, будем подражать воинам смертного царя и будем сражаться с усердием. Да подражаем же трем отрокам вавилонским,[17] чистотой попирая печь страстей, а молитвой угашая угли искушений. Постыдим диавола – мысленного Навуходоносора, представим тела наши в жертву живую Богу [18] и как всесожжение тучное принесем Ему благочестивый помысел».
25. Авва Зинон, ученик блаженного Силуана, сказал: «Не селись в прославленном месте, не живи рядом с человеком, имеющим славное имя, и никогда не закладывай основания для того, чтобы построить на нем келию себе».
26. Авва Макарий спросил авву Захарию: «Скажи мне, что значит быть монахом?» Тот ответил: «Меня ли спрашиваешь, отче?» Авва Макарий говорит: «Я имею извещение о тебе, чадо Захарие, потому что есть Побуждающий меня спросить тебя». Захария говорит ему: «По мне, отче, понуждать себя во всем – это и значит быть монахом».
27. Об авве Исаии рассказывали, что как-то взял он мешок, отправился на мельницу и говорит владельцу земли: «Дай мне муки». Тот его спрашивает: «Разве ты сеял, авва, разве ты жал?» Он отвечает: «Нет». – «Как же ты хочешь получить муку, если ты не жал хлеб?» Старец спрашивает: «А что, если кто не сеет и не жнет, то и не получает платы?» Владелец земли ответил, что не получает. И старец ушел. Братия, видевшие все это, поклонились старцу, упрашивая объяснить, почему он так поступил. И сказал им старец: «Это я сделал, дабы показать, что кто не работает, тот не получает и награды от Бога».[19]
28. Авва Исаия, пресвитер, сказал: «Говорил кто-то из отцов, что человек должен стяжать прежде всего веру в Бога и непрестанно, неудержимо стремиться к Нему. Кроме того, он должен быть незлобивым, не воздавать злом за зло, терпеливо переносить злострадания, должен стяжать смирение, чистоту, милосердие, любовь ко всем, послушание, кротость, великодушие, долготерпение, стойкость, святую ревность о Боге. Он постоянно должен с болезнованием сердечным и истинной любовью умолять Бога о том, чтобы не оборачиваться назад, но внимать тому, что ожидает его впереди;[20] не полагаться на совершаемые им благодеяния или же на свое служение, но непрестанно просить помощи у Бога во всем, что с ним ежедневно случается».
29. Некий брат просил авву Исаию сказать ему слово назидания. Старец ответил: «Если хочешь последовать Господу нашему Иисусу, сохрани это мое слово. Если желаешь, чтобы твой ветхий человек сораспялся Ему, ты должен заботиться о том, чтобы до самой своей смерти отсекать от себя тех, кто желает низвести тебя со креста. Также ты должен приготовиться к перенесению всякого уничижения и умиротворять сердца творящих тебе злое, смирить себя перед унижающими тебя, хранить молчание уст и никого не осуждать в сердце своем».
30. Сказал еще: «Тяжелый телесный труд, нищета, странничество, мужество и молчание порождают смиренномудрие. А смиренномудрие покрывает множество грехов. Кто не хранит этого, того тщетно отречение от мiра».
31. Он же сказал: «Возненавидь все, что в мiре, и покой телесный, ибо все это сделало тебя врагом Богу. Как человек, видя перед собой врага, вступает с ним в брань, так и мы должны вести брань с телом своим, чтобы у него не было отдохновения».
32. Один брат спросил авву Исаию о смысле евангельской молитвы: «Что означают слова „да святится имя Твое“[21]?» Тот сказал в ответ: «Святить имя Божие – это удел людей совершенных, потому что в нас, обладаемых страстями, невозможно святиться имени Божию».
33. Рассказал нам авва Исаия, что однажды, когда он жил неподалеку от аввы Макария, пришли к тому из Александрии семь братьев, которые, испытывая его, спросили: «Скажи, отче, как нам спастись?» – «Взял я дощечку, – продолжал авва Исаия, – уселся поодаль и записывал все, что они говорили.
Итак, старец, вздохнув, отверз свои просветленные уста и сказал: „Братья мои, каждый из вас знает, как спастись, но то горе, что нет у нас желания спастись“. Они же ответили ему: „Мы очень хотим спастись, но нам не позволяют лукавые помыслы. Что нам делать?“
Старец ответил: „Если вы – монахи, зачем вращаетесь среди мiрян или приближаетесь к местам, где живут мiряне? Отрекшиеся от мiра и облекшиеся в ангельский образ, но пребывающие среди мiрян сами повреждают свой рассудок. Тщетен весь тяжкий труд их. Что они могут перенять у мiрян, кроме упокоения плоти? А где упокоение плоти, там не может обитать страх Божий, особенно в монахе.
Почему монах называется монахом? Да потому, что он один с единым Богом беседует ночь и день. Монах же, который провел среди мiрян день, а то и два из-за того, что он не может жить без угождения им, – ведь он продает им свое рукоделие и приобретает необходимое, – и вернулся затем в свою пустыню, хотя и кается за эти два дня, проведенных в городе за продажей своего рукоделия, но так и не получает никакой пользы от своего жительства.
Вот какие добродетели приобретает монах, живущий среди мiрских людей. Сначала он войдет в город таким, каким был в пустыне: воздержанным языком, постником, исполненным смирения. Затем о нем узнают, и идет молва, что такой-то монах – истинный раб Божий. И тут же сатана внушает мiрским людям приносить ему все необходимое: вино, масло, золото и все в таком роде – и говорить: этот человек – святой. Слыша „святой“, смиренный монах надмевается. По обычаю же гостеприимства он тотчас начинает ходить к мiрянам посидеть с ними, ест, пьет и отдыхает. Встав же на молитвенное пение, он возвышает свой голос, пока мiрские люди не начнут говорить, что такой-то монах поет молитвы и бодрствует, и не начнут восхвалять его. И он снова будет превозноситься среди тщеславных похвал – и сразу же отойдет от него смирение. Если же кто скажет ему суровое слово, он ответит еще худшим.
Далее, так как он день и ночь видит мiрян, диавол уязвляет его красотой жен и отроков, и он бывает в большом смущении и в большой опасности, ибо Господь наш Иисус Христос сказал в Евангелии: „Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем“.[22] Не будем же вменять ни во что эти слова, а послушаем Господа, говорящего: „Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут“.[23]
Затем приходят к такому монаху заботы житейские – и он начинает думать о потребностях телесных на год и, собрав необходимое, удваивает его. Наконец, начинает он собирать золото и серебро, чем бесы низвергают его к самому корню сребролюбия. Если кто принесет ему что-либо малое, он возвращает со словами: „Не приму это, потому что я ничего не беру“. Если же кто принесет ему золото, или серебро, или какое-либо дорогое одеяние, или нечто, что ему понравится, то он тотчас же принимает это с радостью, накрывает стол и угощается с принесшим. А бедный, т. е. Христос, стоит за дверьми и стучит,[24] но никто не внимает и никто не слышит. О таковых сказал Господь наш Иисус Христос: „Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие“.[25]
Но, может быть, он скажет, что не богат или что, будучи богатым, ни в чем не имеет нужды и никому не докучает, потому что то, что имеет, имеет от рукоделия и от того, что посылает ему Бог, сам же никого не обижает? Скажите мне, отцы, ангелы на небесах заботятся о собирании золота и серебра или о славе Божией? Для чего мы, братия, приняли этот ангельский образ? Чтобы собирать богатство и тленные вещи или чтобы стать подобными ангелам? Или вы не знаете, что ангельский чин, павший с небес, пополняется из монахов? Если мы, братия, отреклись от мiра, то зачем же вновь, по нерадению, уклоняемся с пути смирения? Или вы не знаете, что вино, жены, золото, плотское упокоение и общение с мiрянами удаляют нас от Бога? Корень всех зол есть сребролюбие.[26] Насколько отстоит небо от земли, настолько же отстоит сребролюбивый монах от славы Божией. Поистине, нет большей погибели, чем та, которой подвергается монах сребролюбивый.
Монах, любящий мiрские беседы, нуждается во многих молитвах о нем святых отцов. Или мы не слышим, что говорит блаженный Иоанн: „Не любите мiра, ни того, что в мiре: кто любит мiр, в том нет любви Отчей“?[27] Также и святой Иаков говорит: „Дружба с мiром есть вражда против Бога“.[28] Бежим же, братия, от мiра, как бежит кто от змеи. Ужаленный змеей редко исцеляется. Так и мы: если хотим стать монахами, да бежим от мiра. Лучше, братия мои, вести одну брань, чем множество и без числа.
Скажите мне, где наши отцы стяжали добродетели: в мiру или в пустыне? Как же мы хотим стяжать добродетель, живя в мiру? Если мы не будем алкать, если не будем жаждать, если не будем терпеть холод, если не будем жить среди диких зверей и не умрем телом, то как оживем душой? Как мы хотим наследовать Царство Небесное, пребывая среди мiрян? Будем же неотрывно взирать на Царство Небесное. Воин, покинувший поле брани и предавшийся торговле и мiрским приобретениям, не теряет ли своего воинского достоинства? Это относится и к нам. Если мы будем есть и пить с мiрянами, то не лишимся ли наследия Царства Небесного?
Да не влагает в нас диавол лукавые помыслы, чтобы говорить: „Буду собирать, чтобы потом раздавать милостыню“. Потому что тот, кто не желает сотворить милостыню с кодранта, не подаст ее и с тысячи динариев. Нет, братия мои, так рассуждают только мiряне. Бог не желает, чтобы у нас, монахов, было золото и серебро, одежда и другие вещи. Господь заповедал нам: „Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш Небесный питает их“.[29] Монах, владеющий золотом, серебром и другими вещами, не верует в то, что Бог может пропитать его. Но если Бог не может подать нам хлеб насущный, то не может даровать и Царствие Свое.
Я точно знаю, что если у меня есть все потребное и некто, особенно мiрянин, принесет мне что-нибудь еще, то это происходит по действию диавола. Если же у меня нет чего-либо и я попрошу об этом Бога единожды или дважды, то Бог, зная, в чем я нуждаюсь, дарует мне потребное, как некогда Даниилу во рве со львами.[30] А если я не только не нуждаюсь ни в чем, но еще и, скопив золото, серебро и прочие вещи, не хочу тратить их на свое содержание, а жду, чтобы мне кто принес все потребное, то становлюсь сообщником Иуды Искариота, который оставил данную ему благодать и устремился к похоти сребролюбия. Блаженный апостол, зная это, сказал, что сребролюбие есть не только корень всех зол,[31] но и идолослужение.[32]
Видите, к сколь великому злу влечет монаха эта болезнь, ввергая его в идолослужение. Сребролюбец отступил от любви к Богу и поклоняется изваянным идолам человеческим, т. е. золоту.
О сребролюбие, ты удаляешь монаха от славы Божией!
О сребролюбие, горькое и плачевное, ты отлучаешь монаха от чина ангельского!
О сребролюбие, корень всех зол,[33] ты ввергаешь монаха во все большие и большие попечения до тех пор, пока не принудишь его оставить славу небесную и прилепиться к мiроправителям тьмы века сего![34]
О сребролюбие, зачинщик всякого зла, ты изостряешь язык монаха на бранные слова, ссоры и смуты, пока не доведешь его до мiрских судов!
Горе монаху, дающему волю демону сребролюбия!
Горе монаху сребролюбивому, ибо он оставил заповедь Спасителя, сказавшего: „Не берите с собою ни золота, ни серебра“![35]
Часто демон влагает монаху такой помысел: „Встань, сотвори бдение, а завтра позови братьев и сотвори трапезу любви“.[36] Затем демон обходит званых братьев и внушает им: „Возьмите с собой все, что необходимо для трапезы“. И потом брат говорит: „Я не нарушаю свое монашеское правило, потому что совершаю службу и третьего часа, и шестого, и девятого“.[37] Но не знает он, что не всякий, говорящий... „Господи! Господи!“, войдет в Царство Небесное.[38] „И чем, – думает монах, – может повредить мне серебро, золото и другие вещи?“ Не знает он, что туда, где есть золото, серебро и вещи, открыт свободный доступ демонам, что там погибель души и тела и горе всему. Как может войти сокрушение в сребролюбивого монаха, если он оставил волю Сотворившего его и Призвавшего к вечной жизни и чтит золото и лобызает его. Как же войдет в такого человека сокрушение?
Впрочем, часто диавол влагает в него и слезы, и воздыхания и заставляет бить себя в грудь со словами: „Смотри, Бог дал тебе золото и серебро и вместе сокрушение“. Так поступает с ним диавол для того, чтобы не пришла когда-либо монаху мысль извергнуть из себя корень сребролюбия.
О братия мои возлюбленные! Как же мы, монахи, имеем золото, серебро, одежды и всякие вещи и не перестаем собирать все более и более, а бедный, т. е. Христос, немощен и терпит голод, жажду и стужу,[39] и мы ничего не хотим сделать для Него?
Какое оправдание представим мы, братия, Владыке Христу, если, отрекшись от мiра, опять возвращаемся в него, мятемся под схимой и этот ангельский образ превратили в промысел ради золота, из которого или совсем не даем нуждающимся, или, если и даем, то только при других, чтобы нас всячески хвалили. Нет, братия мои возлюбленные, да бежим от мiра! Ведь даже в пустыне спасаться – это мучительный подвиг. Как же спасемся, находясь среди мiрян? Поистине, мы не будем там спасены, потому что Господь сказал: „Кто не отречется от мiра, и от того, что в мiре, и от самой своей жизни и кто не берет креста своего и не следует за Мною, тот не достоин Меня“.[40] И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь.[41]
Видите, братия мои возлюбленные, сколь полезно избегать встреч с живущими мiрской жизнью. Это полезно и для нас, и для них. Все их беседы – о куплях и продажах, о женах, детях и скоте. Такие беседы отдаляют помысел от Бога. И если один лишь разговор с ними отдаляет помысел от Бога, то какой же вред должен быть, если есть и пить вместе с ними?
Я говорю это не потому, что они нечисты, вовсе нет. Но они едят один и два раза в день всякого рода пищу и мясо, мы же воздерживаемся от мяса и изысканных яств и едим лишь один раз в день. Если они видят, что мы едим вдоволь, то сразу же начинают осуждать нас и говорят: „Вот, монахи пресыщаются“, – не думая о том, что и мы облечены плотью так же, как и они. Опять же, если увидят, что мы воздерживаемся в пище, снова осуждают, говоря: „Человекоугодники, они постятся напоказ“. Увидев, что мы едим, не помыв руки, или что у нас грязная одежда, они тотчас говорят: „Вот неряхи“. А если увидят, что мы едим, вымыв руки, тогда говорят: „Вот, даже монахи чистятся“. Так злословя, они губят свои души из-за нас, и мы становимся ответственными за них и виновными в их гибели. Будем же всячески избегать их трапез. Будем искать более поношения от них, нежели похвал, потому что похвала их навлекает на нас осуждение, а поношение их доставляет нам венцы. Что мне пользы, если я буду нравиться людям и прогневаю Господа Бога моего? Апостол Павел говорит: „Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым“.[42]
Итак, помолимся пред лицем Господа со словами: „Иисусе, Боже наш, избави нас и от похвал и от поношений мiрян“. Не будем уже ничего делать ради угождения им. Ибо как похвала их не может ввести нас в Царство Небесное, так и поношение их не затворит перед нами врата вечной жизни. Не будем забывать, братия мои возлюбленные и благословенные, и о том, что за всякое праздное слово мы дадим ответ Господу Богу нашему“».[43]
34. Один брат пришел к авве Илии безмолвнику в киновию [44] аввы Саввы и попросил его: «Авва, скажи мне слово назидания». Старец ответил ему: «Во дни отцов наших любили три добродетели: нестяжание, кротость и воздержание, теперь же властвуют над монахами любостяжание, чревоугодие и дерзость. Выбирай, чего ты хочешь».
35. Говорили об авве Феодоре Фермейском, что выше всего он ставил три главные добродетели: нестяжание, подвижничество и избегание людей.
36. Сказал авва Феодор Фермейский: «Человек, утвердившийся в покаянии, не связывается заповедью».
37. Амма Феодора спросила папу Феофила, что означают слова апостола «дорожа временем»?[45] Он ответил ей: «Эти слова указывают на выгоду. Положим, тебе предстоит претерпеть уничижение. Приобрети смиренномудрие и долготерпение во время поношения и извлеки из него для себя выгоду. Приходит время бесчестия? Приобретай незлобие – и останешься в выгоде. Таким образом, если захотим, все неприятное станет приносить нам прибыль».
38. Еще сказала амма Феодора: «Подвизайтесь войти сквозь тесные врата.[46] Подобно тому как деревья, если их не раскачивает ветер и не заливают ливни, не могут плодоносить, так и этот век в отношении нас – это зима, время бурь. И если мы не будем испытаны многими скорбями и искушениями, то не сможем стать и наследниками Царства Небесного».
39. Она же сказала: «Учитель должен быть чужд любоначалия, непричастен тщеславию и далек от превозношения. Он не должен быть ни игрушкой лести, ни ослепляться приносимыми дарами, ни порабощаться чреву, ни быть одержимым гневом, но ему подобает всеми силами устремляться к смиренномудрию, быть великодушным, благожелательным, безукоризненным во всех своих делах, снисходительным, заботливым и душелюбивым».
40. Авва Иоанн Колов сказал: «Я желаю, чтобы человек мало-помалу вкусил от всех добродетелей. Поэтому каждый день, как только ты встанешь утром, полагай начало всякой добродетели и заповеди Божией. Пусть этому началу сопутствуют: величайшее терпение со страхом Божиим, великодушие, любовь к Богу со всем усердием души и тела и смирением великим в терпении скорби сердечной и в охранении сердца, усердная молитва к Богу с воздыханиями, чистота языка и хранение очей.
Тебя бесчестят, а ты не гневаешься; ты мирен и не воздаешь злом за зло; ты не смотришь за прегрешениями других, не превозносишься, но вменяешь себя ниже всякой твари; отстраняешься от всех вещей и всего плотского. Ты находишься на кресте, в борении. Подвизайся в нищете духа, в произволении и подвиге духовном, в посте, в покаянии и рыданиях, в бранях, в рассуждении, в чистоте души, в устремлении к полезному, в безмолвии в час рукоделия, в ночных бдениях, в голоде и жажде, в холоде и наготе, в трудах, приготовив себе гробницу, как будто уже скончался, чтобы думал ты, что каждый день смерть стоит близ тебя».
41. Авва Иосиф Фивейский сказал: «Три вещи ценны пред Господом. Первое – когда человек болеет и прилагаются ему другие искушения, а он принимает их с благодарностью. Второе – когда человек все свои дела творит в чистоте пред Господом, не полагаясь ни на что человеческое. Третье – когда человек живет в послушании своему духовному отцу и во всем отказывается от своих желаний. Этот последний имеет одним венцом больше. Я же избрал бы болезнь».
42. Авва Иоанн сказал: «Как нельзя всю жизнь оставаться детьми и с годами не возрастать опытностью и знанием, так и в монашестве: всякий с течением времени должен более и более восходить на высоту добродетелей».
43. Авва Кассиан рассказывал о некоем авве Иоанне киновиархе, старце высокой жизни, что, когда он был близок к кончине и с радостью и горячим желанием отходил из жизни сей к Богу, его окружили братия, прося оставить им в наследство некое краткое и спасительное слово, руководствуясь которым они смогли бы достичь совершенства во Христе. И он, воздохнув, сказал: «Я никогда не творил собственной воли и никогда никого не учил тому, чего прежде не исполнил сам».
44. Блаженный Иоанн Златоуст сказал: «Когда ты садишься за чтение слов Божиих, сперва призови Бога, чтобы Он отверз очи сердца твоего не только к прочтению, но и к исполнению того, что написано, чтобы знание житий и слов святых не послужило нам к осуждению».[47]
45. Авва Иоанн Киликийский, игумен Раифский, сказал братиям: «Чада мои, как мы бежали от мiра, так будем бежать и от похотей плоти».
46. Он же сказал: «Будем подражать отцам нашим: тому, в каких лишениях и в каком безмолвии жили они здесь».
47. Он же сказал: «Не будем осквернять, чада, это место, которое отцы наши очистили от бесов».
48. Он же сказал: «Это место есть место подвижников, а не торговцев».
49. Однажды мы поднялись от Гефсиманского сада на гору Елеонскую, в монастырь аввы Авраамия. В этом монастыре игуменом был авва Иоанн Кизический. Мы спросили его: «Авва, как человек приобретает добродетель?» Старец сказал в ответ: «Желающий стяжать добродетель не может стяжать ее иначе, как возненавидев противоположное ей зло.
Если желаешь приобрести непрестанный плач – возненавидь смех.
Хочешь приобрести смирение – возненавидь гордость.
Хочешь быть воздержанным – возненавидь пресыщение.
Хочешь быть целомудренным – возненавидь похоть.
Хочешь быть нестяжательным – возненавидь сребролюбие.
Желающий обитать в пустыне пусть ненавидит города по причине живущих в них соблазнов.
Желающий стяжать безмолвие пусть ненавидит невоздержанность в речах.
Желающий быть чужим мiру пусть ненавидит действия напоказ.
Желающий воздерживаться от гнева пусть ненавидит беседы со многими.
Желающий быть незлопамятным пусть ненавидит злословие.
Желающий быть нерассеянным пусть пребывает в уединении.
Желающий удержать язык пусть ограждает слух свой, чтобы не слышать многое.
Желающий всегда иметь страх Божий пусть ненавидит телесное отдохновение и возлюбит скорбь и тесноту».
50. Один брат спросил авву Иосифа: «Если случится гонение, куда лучше бежать: в пустыню или в населенное место?» Старец ответил: «Если услышишь, что где-то есть православные, туда и ступай. Будь рядом с ними, но никогда не заводи дружбу с отроком и не оставайся наедине с ним. Если ты можешь жить один в своей келии, то это хорошо. И возделывай свой огород, это лучше, чем ходить к людям и попрошайничать».
Брат снова спросил: «Я хочу жить вместе с братом так, чтобы мне одному безмолвствовать в келии, а он бы мне доставлял все необходимое и заботился бы обо мне». Старец говорит: «Наши отцы не желали такого. Если ты своим рукоделием не приносишь хлеб, по крайней мере, еще одному человеку, то сатана не перестанет искушать тебя».
51. Говорили об авве Исааке, что, когда он умирал, собрались у него старцы и спросили: «Что нам делать после твоей смерти, отче?» Он ответил: «Вы видели, как я провел свою жизнь перед вами. Если хотите последовать мне и будете соблюдать заповеди Божии, то Бог пошлет благодать Свою и сохранит это место. Если же не соблюдете заповеди, то не останетесь здесь. И мы, когда умирали наши отцы, скорбели, но, храня заповеди Божии и их завещания, твердо им следовали, как будто отцы наши были еще вместе с нами. Так и вы поступайте – и спасетесь».
52. Брат спросил авву Иеракса: «Скажи мне слово, как спастись?» Старец ответил ему: «Сиди в келии своей. Если голоден, ешь, если жаждешь, пей, только никого не злословь – и спасешься».
53. Авва Исидор говорил: «Жизнь [по Богу] без славы приносит больше пользы, чем слава без жизни. Жизнь наставляет и в молчании, а слава без жизни, несмотря на громкие разговоры, является лишь бременем. Если же соединяются слава и жизнь, то они составляют красоту всего любомудрия».
54. Он же говорил: «Дорожи добродетелью и не заботься о счастье. Добродетель – это бессмертное сокровище, а счастье быстро исчезает».
55. Авва Иеракс говорил: «Многие из людей стремятся к добродетели, но медлят идти путем, ведущим к ней. Другие даже и не думают о том, что существует добродетель. Поэтому одних надо убеждать оставить свою леность, а других учить, что добродетель поистине есть добродетель».
56. Он же говорил: «Зло удалило людей от Бога и разделило их между собой. Поэтому всячески должно убегать от зла и стремиться к добродетели, которая приводит к Богу и объединяет людей. Целью же добродетели и целомудрия являются простота с мудростью».
57. Один брат спросил авву Крония: «Что мне делать с моим забвением, которое окутывает мой ум и не позволяет мне ничего чувствовать вплоть до того, что низводит меня на путь греха?» И говорит старец: «Когда ковчег Завета захватили иноплеменники из-за дурных деяний сынов Израиля, они несли его, пока не принесли в храм Дагона, своего бога».[48] Брат пал ниц и спросил: «Что это значит?» Старец ответил: «Если поработители души пленят ум человека через его собственные наклонности, то таким же образом, как ковчег, влекут его вниз, пока не привлекут к жертвеннику невидимой страсти. Но даже в этом месте, если ум возвратится к себе и начнет искать Бога, вспоминая о вечном Суде, страсть тотчас падет и исчезнет. Ведь в Писании сказано: „Если отвратишься и будешь воздыхать, тогда спасешься и узнаешь, где ты есть“».[49]
58. Авва Кроний сказал, что если бы Моисей не завел своих овец на гору Синай, то не увидел бы огонь в кусте купины.[50] Брат спросил старца: «Как надо понимать купину?» Авва ответил, что под купиной подразумевается телесное делание, потому что в Писании сказано: подобно Царствие Небесное сокровищу, скрытому в поле.[51] Брат говорит старцу: «Итак, без тяжкого телесного труда человек не преуспеет ни в какой добродетели?» Старец говорит ему: «В Писании сказано: взирая на начальника и совершителя веры Иисуса, Который, вместо предлежавшей ему радости, претерпел Крест.[52] И еще Давид говорит: „Не дам сна глазам моим, и дремания векам моим, и покоя вискам моим“[53]».
59. Один брат просил авву Крония: «Скажи мне слово на пользу». И тот ответил ему: «Когда Елисей пришел к сонамитянке, тогда увидел, что она бездетна. Но от одного лишь предстояния Елисея она зачала и после родила».[54] Брат говорит: «Что это означает?» Старец ответил: «Если душа трезвится, не увлекается житейскими хлопотами и совершенно отвергает свои желания, тогда Дух Божий приближается к ней, и она может родить, даже если была бесплодна».
60. Авва Макарий сказал: «Не ночуй в келии брата, имеющего худую славу».
61. Один брат спросил авву Макария Великого о совершенстве. Старец ответил: «Если человек не приобретет великое смирение в сердце и в теле своем, если не будет высоко оценивать себя ни в каком деле, но, напротив, будет ставить себя по смирению ниже всякой твари, если также никого не будет осуждать, кроме себя одного, не будет сносить поношения, исторгать из сердца всякую злобу и понуждать себя быть долготерпеливым, доброжелательным, братолюбивым, целомудренным и воздержным, как сказано в Писании: Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его;[55] если не будет смотреть очами своими лишь на должное, хранить язык свой и отвращать слух от всего суетного и душетленного, если не будет хранить непорочность тела, праведность рук и чистоту сердца пред Богом, если не будет всегда иметь память смертную пред своими очами, угашать всякий внутренний гнев и злобу, отвергаться вещественного, плотских похотей, диавола и всех дел его и не будет твердо сочетаваться со Всецарем Богом и всеми заповедями Его, если не будет возносить молитву непрестанно во всякое время, если во всякой вещи и всяком деле не будет иметь близ себя Бога, то не может быть совершенным».
62. Авва Марк сказал: «Закон свободы научает всякой истине, но многие читают его только лишь для того, чтобы знать. Не многие осмысляют этот закон, чтобы приложить к деланию заповедей. Не ищи совершенства закона в человеческих добродетелях, так как его там нет. Совершенство закона сокрыто в Кресте Христовом».
63. Один брат пришел в скит к авве Моисею, умоляя его сказать слово. Старец говорит ему: «Ступай сиди в келии своей – и келия научит тебя всему».
64. Авва Моисей сказал: «Кто имеет близ себя Иисуса и непрестанно беседует с Ним, тот хорошо поступает, не впуская людей в свою келию».
65. Он же сказал: «Невозможно стяжать Иисуса иначе, чем тяжелым трудом, смирением и непрестанной молитвой».
66. Рассказывал авва Матой: «Три старца пришли к авве Пафнутию, по прозванию Кефала, и попросили у него наставления. Старец спросил их: „Какое слово хотите, чтобы я вам сказал, духовное или плотское?“ Они отвечают ему: „Духовное“. И старец сказал им: „Ступайте возлюбите скорбь больше отдохновения, бесчестие больше, чем славу, и раздавать больше, чем принимать“».
67. Брат спросил старца: «Какое доброе дело мне исполнять, чтобы через него спастись?» Старец ответил: «Один Бог знает, что есть добро. Но слышал я, что кто-то из отцов спросил об этом авву Нистероя Великого, друга аввы Антония, и тот ответил: „Разве не все добродетели равны? Писание говорит, что Авраам был страннолюбив – и Бог был с ним. Илия любил безмолвие – и Бог был с ним. Давид был смиренномудр – и Бог был с ним. Итак, к чему видишь, в согласии с волей Божией, расположенной свою душу, то и твори, и храни свое сердце“».
68. Авва Нил говорил: «Раб, небрегущий о делах господина своего, должен быть готов понести наказание».[56]
69. Авва Пимен рассказывал об авве Нистерое, что старец был подобен медному змию, которого сотворил Моисей для исцеления народа.[57] Обладая всякой добродетелью, он всех врачевал молча. Когда авва Пимен спросил авву Нистероя, откуда он стяжал такую добродетель, что всякий раз, какая бы и когда ни случилась ему скорбь в киновии, он ничего не говорит и ни во что не вмешивается, авва Нистерой ответил: «Прости меня, авва, когда я впервые вступил в эту киновию, я сказал своему помыслу: „Ты и осел – это одно и то же. Как осел, когда его бьют, не говорит и, когда его ругают, ничего не отвечает, так поступай и ты, как говорит псалом: „Был для Тебя подобен скоту. Но я всегда с Тобою, Ты держал меня за правую руку“[58]“».
70. Синайские отцы рассказывали об авве Оресте, что в один из воскресных дней он пришел в церковь в одеянии наизнанку и так стоял среди братий. Некоторые из начальствующих, подойдя, спросили его: «Почему, отче, ты пришел в церковь в одежде наизнанку? Странники будут смеяться над нами». Старец ответил: «Вы низвратили Синай – и никто не делает вам замечаний, а я оделся наизнанку – и это вам неприятно. Исправьте то, что вы извратили, – и я исправлю то, что перевернул».
71. Авва Пимен сказал: «Три добродетели: охранение себя, внимание себе и различение помыслов являются путеводителями души».
72. Некий брат спросил авву Пимена: «Каким должно быть наше поведение среди людей?» Старец ответил ему: «Посмотри на Даниила: его ни в чем не могли обвинить, разве что в служении своему Богу».[59]
73. Он же сказал: «Нищета, скорбь и различение помыслов – вот орудия уединенного жития, как сказано в Писании: если есть три сии мужа: Ной, Иов и Даниил, – жив Я, говорит Господь.[60] Ной олицетворяет нестяжание, Иов – скорбь, Даниил – рассудительность. Если есть три этих деяния в человеке, то в нем обитает Бог».
74. Еще сказал: «Если монах возненавидит две вещи, он сможет освободиться от мiра». Брат спросил: «Какие две вещи?» Старец ответил: «Плотское отдохновение и тщеславие».
75. Брат просил авву Пимена: «Скажи мне слово назидания». Старец сказал: «Отцы наши всякое дело начинали плачем». Брат попросил: «Скажи мне еще слово». Старец ответил: «Сколько хватает сил, занимайся рукоделием, чтобы от него творить милостыню, потому что в Писании сказано, что милостынями и верою очищаются грехи».[61] Брат говорит: «Что есть вера?» И старец сказал: «Веровать – значит жить в смиренномудрии и творить милостыню».
76. Он же сказал: «Не вверяй своей совести человеку, верить которому не лежит твое сердце».
77. Брат спросил авву Пимена: «Что мне делать с моими бесполезными дружескими знакомствами?» Авва ответил: «Есть ли на свете такой человек, который, находясь при последнем издыхании, увлекался бы дружескими знакомствами мiра сего? Не приближайся и не прикасайся к ним – и они сами оставят тебя».
78. Он же сказал: «Когда человек намеревается построить дом, он собирает в одном месте все необходимые для постройки материалы. Давайте же и мы возьмем понемногу от всех добродетелей».
79. Еще сказал [авва Пимен]: «Давид написал Иоаву: „Удерживай битву в своих руках – и овладеешь городом и разрушишь его“».[62]
80. Снова сказал: «Иоав говорил: „Будь мужествен, и будем стоять твердо за народ Божий“.[63] Народ Божий – это мы».
81. Авва Пимен сказал: «Если ты видишь видения и слышишь гласы, не рассказывай об этом своему ближнему, потому что это станет твоим поражением в духовной брани».
82. Опять сказал: «В первый раз беги немедля, во второй – беги, а в третий будь как острый меч». Это он сказал о борьбе с помыслами.
83. Авва Пимен сказал авве Исааку: «Убавь меру своей праведности – и в немногие дни обретешь покой».
84. Авва Витимий спросил авву Пимена: «Если кто таит на меня обиду и я перед ним покаюсь, но он, не доверяя мне, не примирится со мной, что мне делать?» Старец говорит ему: «Возьми с собой других двух братьев и покайся перед этим человеком. Если он не поверит, возьми в свидетели еще пять братьев. А если и их не послушает, то приведи с собой пресвитера. И если и в этом случае не примирится, то тогда уже молись без смущения Богу, дабы Он Сам известил его о твоей искренности, и ни о чем не заботься».
85. Брат, отправляясь на торжище, спросил авву Пимена: «Что мне делать?» Старец говорит ему: «Стань другом тому, кто себя утесняет, – и спокойно продашь свое рукоделие».
86. Он же сказал: «Вот какое правило жития Бог дал Израилю: воздерживаться от того, что неестественно по природе, т. е. от гнева, ярости, ревности, ненависти, клеветы на брата своего и от прочего, что свойственно ветхому человеку».[64]
87. Еще говорил [авва Пимен]: «Сколько есть сил, старайся не делать никому зла и храни чистоту сердца своего по отношению ко всякому человеку».
88. К авве Палладию пришел правитель страны, желая увидеть его, потому что был весьма о нем наслышан. Он взял с собой и скорописца и дал ему поручение: «Сейчас я войду к авве, а ты записывай со всей точностью все, что он мне скажет».
Правитель вошел и сказал старцу: «Помолись за меня, авва, ибо у меня множество грехов». Старец говорит: «Безгрешен один Иисус Христос». Правитель спросил: «Неужели, авва, мы за каждый грех дадим ответ?» Старец ответил: «В Писании сказано: „Ты воздашь каждому по делам его“[65]». Пришедший попросил изъяснить эти слова, и старец сказал: «Эти слова сами себя объясняют, но узнай и все их тонкости. Ты оскорбил ближнего? Жди, когда тебя оскорбят. Ты был несправедлив к низшим себя, избивал нищих, был лицеприятен на суде, бесчестил людей, злословил, клеветал, лгал, посягал на чужих жен, преступал клятву, неправильно расширял границы земель, присваивал себе имущество сирот, притеснял вдов, предпочитал временные наслаждения обетованным благам? За все это жди воздаяния той же мерой. Что посеет человек, то и пожнет.[66] Также если ты совершил какие-то добрые дела, то получишь многократное воздаяние за них, как сказано: „Ты воздашь каждому по делам его“.[67] Всю жизнь помни о воздаянии – и сможешь избежать множества грехов».
Правитель спросил: «Что же мне делать, авва?» Старец ответил: «Помышляй о вечных, нескончаемых и неизменных обителях, где не может быть мрака ночи и нет места сну – подобию смерти; где не будет уже еды и питья – этих служителей нашей немощи; не будет скорбей, болезней, врачеваний; где нет судов, торговли, денег – этого начала всех зол, повода к войнам и корня вражды. Там страна живых, не тех, кто умер во грехе, но тех, кто живет истинной жизнью во Христе Иисусе». Горько вздохнув, правитель сказал: «Истинно, авва, так и есть, как ты сказал». И получив великую пользу, он вернулся в свой город, благодаря Бога.
89. Рассказывали об авве Памво, что, когда он был уже близок к смерти, в самый день своего исхода он сказал стоявшим близ него святым мужам: «С тех пор как я пришел в это пустынное место, построил себе келию и поселился в ней, я не помню, чтобы я ел другой хлеб, кроме добытого своими руками, и до сего часа не раскаивался ни в одном сказанном мною слове. Но вот я отхожу к Богу так, как будто и не начинал еще подвизаться». Вот чем превосходил авва Памво многих.
Когда его спрашивали о слове из Писания или о духовной жизни, он не отвечал сразу, но говорил, что еще не понимает этого, и по месяцу, а то и более не давал ответа.
90. Авва Памво сказал: «Если у тебя есть сердце, ты можешь спастись».
91. Рассказывали об отцах авве Памво, авве Виссарионе, авве Исаии и авве Паисии, что они были великими подвижниками. Однажды они встретились с аввой Афре, пресвитером Нитрийской Горы,[68] и тот спросил их: «Как должны жить братия?» Они ответили: «В великом подвиге и храня свою совесть перед ближним».
92. Один брат спросил авву Памво: «Почему лукавые духи мешают мне творить добро ближнему?» Старец ответил: «Не говори так, потому что иначе ты называешь Бога лжецом. Лучше скажи: „Я совсем не хочу делать добро ближнему“, потому что Бог, упреждая тебя, сказал: „Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью“[69]».
93. Авва Памво отправил своего ученика в город Александрию продать рукоделие. Тому пришлось пробыть в городе шестнадцать дней, как он нам рассказывал, ночевал же он в притворе храма Святого Марка. Там он узнал последование богослужения Православной Церкви, выучил некоторые тропари, с тем и возвратился к своему старцу. Говорит ему старец: «Я вижу, что ты, чадо, в смущении. Не случилось ли с тобой какого искушения в городе?» Брат отвечает: «Поистине, авва, мы в нерадении проводим наши дни в этой пустыне, потому что не поем ни канонов, ни тропарей. Будучи в Александрии, я узнал чинопоследования Церкви, слышал, как их совершают, и очень опечалился: почему мы не поем ни канонов, ни тропарей?»
Старец ответил ему: «Увы нам, чадо, потому что приблизились дни, когда монахи оставят твердую пищу,[70] изреченную Святым Духом, и последуют за песнопениями и гласами. Какое сокрушение, какие слезы рождаются от тропарей? Какое сокрушение будет у монаха, когда он стоит в храме или в келии и возвышает свой голос, подобно волу? Когда мы предстоим пред лицом Божиим, мы должны стоять с великим сокрушением, а не в парении помыслов. Не для того монахи удалились в эту пустыню, чтобы предстоять Богу с мечтанием и рассеянием, петь песнопения и чередовать гласы, махать руками и притопывать ногами. Но мы должны в величайшем страхе и трепете, слезах и воздыханиях, с благоговением, как подобает, смиренным и сокрушенным гласом приносить Богу молитвы.
Говорю тебе, чадо, что наступают дни, когда христиане испортят книги святых евангелистов, святых апостолов и дивных пророков, изгладят из книг Священные Писания, а вместо них напишут тропари, и, по подражанию эллинам, изольется ум их в тропарях и речах эллинских. Поэтому отцы нам завещали, чтобы каллиграфы, живущие в этой пустыне, не писали жития и слова отцов на пергаменте, но только на бумаге, потому что будущее поколение счистит с пергамента жития святых отцов и запишет на нем то, что захочет».
Брат спросил старца: «Неужели так и будет? Неужели так изменятся нравы и предания христиан и не станет в Церкви священников?» Старец ответил: «В те времена во многих охладеет любовь [71] и будет немалая скорбь: нашествия иноплеменников, волнения народов, непостоянство царей, бесчиние начальствующих, роскошь в иереях, нерадение в монахах. Игумены будут тогда небрежны о спасении своем и своей паствы, но все будут усердными в трапезах и ленивыми к молитве, скорыми на клевету, озлобленными и искусными в осуждении. Тогда уже не будут подражать житиям и словам старцев, не захотят даже слушать о них, пустословя и говоря, что, „если бы мы жили в их времена, тогда бы и совершали их подвиги“. Епископы в те времена начнут стыдиться сильных мiра сего, будут вершить суды за дары, не будут защищать в суде бедных, станут притеснять вдов и обижать сирот. В народ войдут безверие, невоздержанность, ненависть, вражда, зависть, распри, воровство, пьянство, блуд, прелюбодеяние, распутство, убийства, грабежи».
Брат спросил: «Что же делать, когда настанут те времена?» Старец ответил: «Чадо, во дни те спасется тот, кто будет спасать свою душу, и тот великим наречется в Царстве Небесном».[72]
94. Авва Питирион, ученик аввы Антония, говорил: «Тот, кто хочет изгонять бесов, пусть прежде поработит страсти. Всякий одолевший страсть тем самым изгнал и беса. Так за страстью гнева входит в человека и бес гнева. Если ты укротишь гнев, то будет изгнан и бес гнева. Подобное происходит и со всякой страстью».
95. Авва Сисой сказал: «Имей самоуничижение, откажись от своей воли, не будь многозаботливым – и обретешь покой».
96. Он же сказал: «Есть люди, которые проводят свои дни в нерадении и лишь на словах и в помыслах ищут спасения, а на деле не радят о нем. Хотя они и читают жития отцов, но не подражают их смирению и нестяжанию, молитве и бдению, воздержанию и безмолвию, сну не на одрах, но на земле и коленопреклонениям. Они извращают жития отцов своими собственными измышлениями и говорят, что невозможно человеку выдержать что-либо подобное. Не думают они о том, что там, где обитает Бог, через благодать божественного крещения и делание заповедей совершаются подвиги превыше природы и являются благодатные дары».
97. Говорили об авве Фоме, что перед кончиной своей он сказал своим духовным чадам: «Не селитесь вместе с еретиками и не заводите знакомств с правителями. Руки ваши да не будут простерты к приобретению, но более к раздаянию».
98. Старец сказал: «Обнажи меч свой на борьбу». Брат ответил: «Мне не позволяют страсти». Старец говорит: «В Писании сказано: „Воззовет ко Мне, и услышу его, с ним Я в скорби, избавлю его и прославлю его“.[73] Итак, призови Его – и Он избавит тебя от всякого искушения».
99. Старцы говорили: «Кукуль [74] есть знак незлобия, аналав [75] – креста, а пояс – мужества. Итак, будем жить соответственно нашему монашескому одеянию, все делая с усердием, чтобы не оказалось, что мы носим чуждую нам одежду».
100. Брат спросил старца: «Каким образом человек может стать безумным Христа ради?»[76] Старец ответил: «В одной киновии был отрок, которого отдали опытному старцу, чтобы тот воспитывал его и учил страху Божию. Старец сказал ему: „Если тебя кто будет оскорблять, благословляй его; когда сядешь за трапезу, ешь подпорченное и не бери лучшие куски; когда будешь выбирать себе одежду, не бери хорошую, а возьми старую“. Отрок сказал: „Что я, безумный, что ты велишь мне так поступать?“ И старец ответил: „Потому я и велю тебе творить это, чтобы ты стал безумным Христа ради, чтобы умудрил тебя за это Господь“. Так старец показал, что́ человек должен делать, чтобы стать безумным Христа ради».
101. Старец сказал: «Станем на камне, и пусть на тебя устремляется река. Не бойся, она не увлечет тебя вниз. Пой в безмолвии: „Надеющиеся на Господа – как гора Сион: не подвижется во век живущий в Иерусалиме“[77]».
102. Он же сказал: «О человек, ради тебя родился Христос! Для твоего спасения пришел в мiр Сын Божий. Он был человеком, будучи Богом; был чтецом, когда взял книгу в синагоге и прочитал: „Дух Господень на Мне, ибо Он помазал Меня“;[78] был иподиаконом, когда, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец и волов... всех продающих и покупающих;[79] был диаконом, когда, препоясавшись лентием, умыл ноги ученикам Своим, заповедовав им умывать ноги братии;[80] был пресвитером, когда, сидя среди старцев, поучал народ;[81] был епископом, когда взял хлеб и, благословив, преломил и раздал ученикам.[82] Ради тебя Он перенес бичевания, а ты ради Него не можешь понести и одного оскорбления. Будучи погребен и воскреснув как Бог, Он все претерпел до конца ради нас, чтобы нас спасти. Будем же трезвиться, бодрствовать, пребывать в молитвах и творить угодное Ему».
103. О злых помыслах некий старец сказал: «Умоляю вас, братия, как мы пресекли злые дела, так же пресечем и воспоминания».
104. Сказал старец: «Если случится между тобой и кем-либо обидное слово и брат начнет отказываться и скажет: „Я не говорил этого“, – не спорь с ним, иначе он извратит это и скажет: „Да, говорил, ну и что?“»
105. Старец сказал: «Не всякое слово одобряй и не со всяким соглашайся, не сразу доверяй – и будешь совершать меньше ошибок».
106. Сказал некто из старцев: «Вначале мы собирались вместе и говорили о спасительных предметах, составляя как бы духовный хор, и восходили на небо. Теперь же мы собираемся и начинаем наговаривать друг на друга и так один за другим падаем в ров тинный».
107. Старец сказал: «Если внутренний наш человек трезвится, то он в силах защитить и внешнего человека. Если же этого нет, то насколько хватает сил, будем охранять свой язык».
108. Он же сказал: «Нам необходимо духовное делание, потому что для него мы сюда и пришли. Великое бедствие учить устами, не совершая телесного делания».
109. Брат спросил одного из отцов: «Что есть жизнь?» Тот ответил: «Уста, глаголющие истину, тело святое, сердце чистое, помыслы, не витающие в мiре сем, псалмопение с умилением, жизнь в безмолвии, так чтобы ни о чем другом не помышлять, кроме угождения Господу».
110. Старец говорил: «Написано: „Второго и третьего греха опасайся, а четвертого отвергайся“. Три первых греха – это вспомнить о плохом, согласиться с ним в помысле и сказать об этом языком, а четвертый – совершить дело. Этот последний грех не избежит гнева Божия».
111. Старец сказал: «Диавол обыкновенно нападает на монаха, опираясь на его слабости, в надежде на то, что привычка, укрепившаяся за долгое время, приобретает силу природы, особенно у нерадивых. Не позволяй себе есть пищу, которую ты вожделеваешь, будучи привлечен ее приятным запахом, особенно когда ты здоров. Не ешь того, что тебе хочется, но вкушай лишь посылаемое тебе от Бога и на всякий час благодари Его. Мы привязались к монашеским хлебцам, но монахами от этого не стали. Поэтому мужайся, брат, чтобы не носить чуждую нам схиму, но приобрети печать Христову, т. е. смирение».
112. Старцы говорили: «Монаху до самой смерти надо противостоять бесу уныния и малодушия, особенно в часы церковных собраний. Когда же ты, с помощью Божией, преуспеешь в этом, тогда остерегайся помысла самодовольства и неразумного самовозношения и говори помыслу: „Если Господь не построит дом, напрасно трудятся строители,[83] потому что человек есть не что иное, как прах и пепел“.[84] Помни, что Господь гордым противится, а смиренным дает благодать».[85]
113. Старец сказал: «Спишь ты, бодрствуешь или что-либо делаешь, имей всегда Бога пред очами своими – и враг ничем не сможет устрашить тебя. Если помысел твой пребудет в Боге, то и сила Божия пребудет в тебе».
114. Сказал старец: «Монах не должен с охотой слушать рассказы о других. Он не должен осуждать и чем-либо соблазняться».
115. Брат спросил старца: «Скажи мне слово, как спастись?» И старец ответил: «Постараемся мало-помалу подвизаться духовно – и так спасемся».
116. Старцы говорили, что Бог требует от христиан покоряться святым Писаниям, делом исполнять все там написанное и повиноваться настоятелям и отцам духовным.
117. Брат спросил старца: «Что мне делать? Помыслы окружают меня и побуждают часто ходить и беседовать со старцами». Старец ответил: «Если ты видишь, что помыслы хотят тебя извлечь из келии твоей по причине утеснения плоти, то сделай себе небольшое утешение и тогда уже не захочешь никуда выходить. Если же ты хочешь пойти куда-то ради душевной пользы, то испытай свой помысел и потом иди. Слышал я об одном старце, что, когда помыслы внушали ему сходить к кому-нибудь, он поднимался, брал свою милоть [86] и, обойдя вокруг келии, садился и делал себе угощение, как страннику. Так поступая, он вновь обретал покой».
118. Старцы говорили, что отроки еще более, чем жены, являются диавольской сетью для монахов.
119. Говорили также: «Где есть вино и отроки, там не нужен сатана».
120. Один усердный брат, живущий один в келии, слушая о жизни святых, вознамерился стяжать их добродетели, полагая, что сможет достичь этого без великого труда и подвига. Он пошел, рассказал о своем намерении одному великому старцу, и тот ответил ему: «Если желаешь достичь добродетелей отцов, то ступай и стань как дитя, которое берет уроки у учителя. Ученик заучивает уроки один за другим, так делай и ты: дай себе на этот год один урок – никогда не наедаться досыта. Потом подвизайся, пока не возненавидишь, как врага, тщеславие. После того как хорошо усвоишь и этот урок, возревнуй о том, чтобы отказаться от всего материального и вверить единому Богу заботу о себе. Будь уверен, если усвоит человек эти три добродетели, то с радостью встретит Иисуса, когда Тот придет».
121. Сказал некто из отцов: «Если сперва не возненавидишь, то не сможешь возлюбить. Если не возненавидишь грех, то не станешь на путь праведности, как сказано в Писании: „Уклонись от зла и сотвори благо“.[87] Впрочем, главное, что для этого требуется, – это добрая воля. Адам и в раю преступил заповедь Божию, а Иов, сидя на куче навозной, сохранил послушание. Бог всегда требует от человека только лишь доброй воли и страха Божия».
122. Один брат, претерпевавший искушения, пришел к некоему старцу и рассказал ему о бывших с ним искушениях. Старец ответил ему: «Пусть тебя не устрашают случающиеся с тобой искушения. Когда враги видят, что душа все более и более устремляется к небу и прилепляется к Богу, они свирепеют, будучи снедаемы завистью. Но невозможно, чтобы Бог и ангелы не помогали человеку во время искушений, только ты не переставай с великим смирением призывать Его. Итак, когда случится с тобой искушение, вспомни о могуществе Помощника нашего, о нашей немощи и жестокости нашего врага – и получишь помощь Божию».
123. Старец сказал: «Как служитель гостиницы не может ввести странника в дом, пока не получит разрешения от хозяина, так и враг не войдет в человека, если ему не будет оказан прием».
124. Он же сказал: «Молясь, говори так: „Как мне стяжать Тебя, Господи, Ты один знаешь; я же скот бессловесный и ничего не знаю. Ты введи меня в чин спасенных, спаси меня. Я раб Твой и сын рабыни Твоей,[88] Господи, спаси меня по воле Твоей!“»
125. Еще сказал: «Невозможно стяжать Иисуса иначе, как тяжким трудом, смирением и непрестанной молитвой».
126. Некто из отцов сказал: «Монах, находясь среди братии, должен всегда иметь глаза опущенными вниз к земле и не смотреть на лицо человека, особенно юного. Когда же он один, пусть всегда возводит очи к небу, потому что бесы трепещут и терпят поношение, когда мы возводим очи к небу – к Богу».
127. Один старец сказал: «Бог снисходит к грехам в мiру, но не терпит грехов в пустыне. Знай же, брат мой, что с того, кто удалился из мiра, спрашивается не как с мiрянина. Мiрской человек имеет для себя множество оправданий, а мы какие найдем себе извинения? Поистине, страшный огонь и величайшие мучения ожидают тех, кто познал волю Божию, но презрел ее и последовал своей собственной воле. Такие люди, живя в удовольствиях и услаждаясь суетными и временными вещами, часто говорят о себе, что, мол, только ради телесных потребностей я приобретаю золото и дорогие вещи, чтобы только обеспечить свою жизнь. Их речь была бы истиной, если бы они действительно думали только о потребном для тела. Но если монах говорит: „Я забочусь лишь о необходимом для тела“, то он не должен, когда ему приносят деньги или дорогую еду, накапливать их у себя, но должен спокойно ограничиваться лишь потребным для тела. Как могут говорить такие слова те, которые принимают и деньги, и вещи и требуют еще больше, а отведав дорогих блюд, желают еще и лучших? Если ты работаешь, не бери милостыню, а если берешь, тогда не работай, чтобы не впасть в суетные хлопоты, а мы желаем и того и другого.
Вот мы назвали тебе причины страстей, из-за которых тот, кто думает, что он монах, судится на суде Божием строже мiрян. Ведь тогда как многие мiрские люди живут достойно и творят милостыни, такой монах не милостив к брату своему, роскошествует и делает дом Божий домом торговли, а лучше сказать – харчевней. Скажем и о том, что увлекает в суетность, чтобы, зная об этом, избегать и так спасаться. Многие из нас полагают, что призвание монаха состоит в том, чтобы облечься в схиму, взывать: „Господи, Господи!“ – и слышать о себе восторженные возгласы: „Вот монах!“
Поистине, братья мои, если мы не будем внимать себе, то можем еще глубже мiрян пасть в ров погибели, так что и воззвать к Богу уже не сможем. Нам нужны страх Божий и истинное смирение. Многие из наших братьев, кажущиеся смиренными и ведущие себя по-монашески, ищут исполнения собственной воли, воле же Божией не покоряются и, уловляясь своими собственными хотениями, в тщетной суетности и заботах губят время, данное им на покаяние, – время, которое они вскоре начнут усердно искать, но не найдут».
128. Старец сказал: «Изо всех сил старайся не грешить, чтобы не оскорбить и не изгнать из своей души обитающего с тобой Бога».
129. Старец сказал: «Братия, будем трезвиться, бодрствовать, пребывать в молитве, чтобы спастись, сотворив угодное Богу. Воин, вступая в битву, думает лишь о душе своей, так же делает и охотник. Будем же им подражать. Кто живет по воле Божией, с тем обитает Бог, как Он Сам сказал: „И поставлю жилище Мое среди вас... и буду ходить среди вас и буду вашим Богом, а вы будете Моим народом“[89]».
130. Брат, живущий в Келлиях, пришел к одному из отцов и открыл ему свой помысел, что его угнетают злые духи. Старец ответил ему: «Ты отбросил великое оружие – страх Божий и оперся на тростинку – лукавые помыслы. Лучше прими в себя огонь, т. е. страх Божий, и когда близко подойдет к тебе помысел, он, подобно тростнику, сгорит от этого огня, потому что лукавый бессилен против того, кто имеет страх Божий».
131. Старец сказал: «Не учи прежде времени, иначе всю жизнь будешь терпеть ущерб в постижении».
132. Брат спросил старца: «Отче, скажи, что мне делать, чтобы исполнить волю Божию?» Старец ответил: «Чадо, если желаешь сотворить волю Божию, воздерживайся от всякой неправедности, любостяжания, сребролюбия, не воздавай злом за зло, недоброжелательством за недоброжелательство, злословием за злословие, проклятием за проклятие. Помни Господа, сказавшего: „Не судите, и не будете судимы... прощайте, и прощены будете“.[90] Знай, что очи Господа в десять тысяч крат светлее солнца, и взирают на все пути человеческие,[91] и ничто не сокрыто от Него: ни помыслы, ни размышления, ни сердечные тайны.
Неизбежно нам всем предстоит предстать пред судищем Христовым, чтобы получить воздаяние по делам своим. Поэтому, чадо, мы должны работать Господу со страхом и трепетом [92] и всяческим благоговением, как Он Сам заповедал и как научили апостолы: чтобы мы трезвились в молитвах [93] и пребывали в постах и молениях, прося всевидящего Господа не ввести нас во искушение».[94]
133. Он же сказал: «Тот, кто учит других спасению, прежде должен сам вкусить от плода своего учения. Неуцеломудрившийся сам как может уцеломудрить другого? Объятый и гонимый демоном сребролюбия как может научить других подавать милостыню? Постоянно занятый куплей и продажей, сбором и раздаянием, погруженный в суету и проводящий год за годом всю свою жизнь в земных попечениях как может учить других о будущих благах?
Если сам учащий, оставив небесное, предается временному и преходящему, то само собой и смотрящие на него, и обучаемые им научатся презирать вечное, и все их попечение будет о настоящей жизни. Такому человеку Бог говорит: „Зачем ты проповедуешь уставы Мои и содержишь завет Мой устами твоими? Ведь ты возненавидел наставление и поверг слова Мои вспять“[95] и еще: „Горе тем, из-за которых имя Божие хулится у язычников“.[96] Хорошо учит тот, кто сам поступает согласно своему учению, чтобы за словом следовало дело, а добродетель была видима и в молчании. Блажен не тот, кто учит, но кто сотворит и научит».[97]
134. Один брат спросил старца: «Почему живущие в мiру не думают о постах, презирают молитву, не ходят на всенощные бдения, всем соблазняются, поступают по своим похотям, присваивают имущество ближних в неправедных сделках, большую часть дня проводят в божбах и клятвах и [при этом] не падают, не говорят: „Мы согрешили“ и не отлучают себя от причастия? Мы же, монахи, строго постимся, усердны в бдениях, спим на голой земле, довольствуемся сухоядением, лишены всякого плотского упокоения, но скорбим, плачем и говорим, что совершенно погибли, отпали от Царствия Небесного и повинны геенне?»
Старец же, воздохнув, ответил: «Хорошо сказал ты, брат, что мiряне не падают, потому что, однажды упав гибельным и плачевным падением, они уже не могут встать и им уже некуда дальше падать. Зачем диаволу воевать с теми, кто всегда лежит пластом и никогда не поднимается?
Монахи иногда побеждают, а иногда бывают побеждаемы, падают и восстают, наносят врагу раны и сами получают раны, сражаются и терпят поражения в бранях, но продолжают противостоять диаволу. Мiряне же из-за своего великого неведения так и остаются в своем первом падении. Не знают они, что пали, и совершенно не задумываются о том, чтобы наконец восстать от этого великого и окончательного падения.
Знай, чадо, что не только я и ты, считающие себя монахами, но далекие от монашеского жития должны всегда плакать и сокрушаться, но и великие отцы, т. е. подвижники и отшельники, нуждаются в плаче. Выслушай меня внимательно: „Ложь от диавола“,[98] – сказал Господь. Смотреть на женщину с вожделением распутства Он вменил в блуд,[99] гнев на ближнего приравнял к убийству [100] и сказал, что за всякое праздное слово дадим Богу ответ.[101] Кто из людей таков и где нам найти человека, который был бы не причастен лжи, не виновен в вожделении от зрения, никогда не гневался бы на ближнего и был неповинен в праздном слове, т. е. такого, который не нуждался бы в покаянии?
Итак, знай, чадо: кто в крайнем смирении и самоуничижении не предаст себя на крест, кто не низвергнет себя на попрание всем, чтобы его обижали, высмеивали и оскорбляли, и все это не будет переносить с благодарностью и радостью ради Бога, кто не изгонит из себя все человеческое, т. е. славу, честь, похвалу, утешения в пище, питье и одежде, тот не может стать истинным христианином».
135. Старец сказал: «Старайся на опыте познать благое житие и не бойся того, что ты немощен».
136. Старец сказал: «Если ты ради Бога отрекся от родственников по плоти, то, когда сидишь в келии, не позволяй себе плотского сожаления об отце, или матери, или брате, или сыновьях и дочерях, или о любезной супруге. Ты все оставил ради Бога. Итак, вспомни час смерти своей, когда никто из них не сможет помочь тебе».
137. Старец сказал: «Как действует на поединке борец, так должен поступать и монах в борьбе с помыслами – крестообразно простирать свои руки к небу, призывая на помощь Бога.
Борец стоит на месте битвы обнаженный, готовый сразиться, без оружия, намазанный елеем и научаемый наставником, как вести схватку. Вот навстречу ему выходит противник и швыряется песком с земли, чтобы удобнее ему было ухватить борца. Примени это к себе, монах. Наставник твой – Бог, подающий нам победу; борцы – это мы; противник – наш враг; песок же – земные дела мiра сего. Замечаешь ли ты хитрость врага? Итак, стой не отягощенный ничем вещественным – и победишь. Потому что, когда ум отягощен веществом, он не принимает невещественное слово».
138. Старец сказал: «Некогда жил один очень богатый земледелец. Желая привлечь своих сыновей к труду, он сказал им: „Дети, вы знаете, как я разбогател. И вы, если послушаете меня, будете богаты“. Они спросили его: „Просим тебя, отец, скажи нам, как этого достичь?“ Тогда он, чтобы избавить их от лености к труду, воспользовался хитростью и сказал: „Есть в году один день, кто в этот день будет работать, тот непременно разбогатеет, но какой это день, я уже забыл по старости. Итак, не сидите без работы ни одного дня, все время трудитесь, потому что может быть это и есть тот самый благословенный день, пропустив который, вы напрасно будете работать весь год“. Так и мы, если будем непрестанно трудиться, обретем путь жизни».
139. Один брат спросил старца: «Почему, когда я выхожу из келии и принимаюсь за работу, я не забочусь о своей душе?» Говорит ему старец: «Потому что ты не хочешь исполнить сказанное в Писании: „Благословлю Господа на всякое время, хвала Ему – всегда на устах моих. Господом будет хвалиться душа моя“.[102] Находишься ли ты внутри келии или вне ее, куда бы ты ни пошел, не переставай благословлять Бога. Не только словом, но и делом и помышлением прославляй своего Владыку, потому что Божество не ограничивается местом, но везде все объемлет Своей Божественной силой».
140. Брат рассказывал, что спросил он как-то старца: «Что мне делать с моим нерадением?» И старец ответил: «Если ты не искоренишь эту малую травку, т. е. нерадение, то она превратится в большие сорняки».
141. Старец сказал: «Если ты говоришь кому-то наставление о духовной жизни, делай это с умилением и слезами. В противном случае молчи, иначе так и умрешь, оставшись с чуждыми тебе словами, и все твои попытки спасать других никому не принесут никакой пользы».
142. Сказал старец: «Куда бы ты ни пошел, внимай самому себе, потому что написано: жилище аиста управляет ими,[103] т. е. куда монах ни пойдет – там и его жилище. Так что везде старайся исполнять свое молитвенное правило, часы и вечерню, будь внимателен к помыслам и всегда имей скорбь пред очами своими. Но без великого труда все это не может быть исполнено».
143. Он же сказал: «Стань подобным верблюду – носи тяжелый груз своих грехов и, как влекомый за узду, последуй за тем, кто ведает путь Божий».
144. Некто из отцов сказал: «Мы впадаем в великие бедствия потому, что пренебрегаем малыми. Внимательно рассмотри то, что я тебе скажу. Один человек не к месту рассмеется, другой призовет его к порядку. Первый без всякого смущения скажет: „Ну и что из того, что человек рассмеялся?“ Затем начинаются шутки, от них непристойности, а потом постыдные деяния и беззакония. Так от кажущегося малым лукавый враг приводит человека к большему греху, а от большого греха – к отчаянию, отчаяние же богопротивно и пагубно. Человека губит не столько грех, сколько отчаяние, потому что тот, кто покается, исправляет свои ошибки, а отчаявшийся погибает. Итак, не будем пренебрегать малым. Враг нападает на нас коварно, внушая малое, ведь если бы он сражался с нами в открытую, то битва была бы нетрудной и победа доставалась бы легко. Конечно, если мы трезвимся, то битва и сейчас для нас не трудна, ведь Бог облек нас во всеоружие, сильно желая, чтобы мы не пренебрегали и малым.
Послушай, как Он увещевает нас: „Кто скажет брату своему: „Безумный“, подлежит геенне огненной“,[104] и смотрящий похотливыми очами есть то же, что блудник,[105] смеющихся Он называет несчастными [106] и требует ответа за каждое праздное слово,[107] поэтому-то Иов очищал жертвами помышления детей своих.[108] Зная это, будем твердо стоять против прилогов диавола – и никогда не падем».
145. Некто из святых сказал: «Невозможно человеку вкусить сладости Божией, пока он еще находит сладость в утешениях мiра сего. Вкусивший же сладости Божией возненавидит все блага века сего, как возвещено в Евангелии: „Никто не может служить двум господам“.[109] И мы, пока стремимся к общению с людьми и желаем утешений для тела, не можем достичь вкушения сладости Божией. Но вот что тебе скажу. Кто и в наше время будет сидеть в своей келии, пребывать в подвиге молчания и молитвы, прилежать монашескому деланию, тот может спастись».
146. Старец сказал: «Не накрывай трапезу прежде обеденного часа, когда ты один; не начинай говорить, пока тебя не спросят; а когда спросят, говори лишь необходимое и с рассуждением».
147. Старец сказал: «Смотри, первый свой удар Иову диавол направил на его имущество и, видя, что тот не отступил от Бога, нанес второй удар – по телу. Но и тогда этот благородный страдалец не согрешил словом уст своих, потому что имел внутри себя имение Божие, И это его владение осталось незыблемым».
148. Старец сказал: «Входящий в лавку благовоний, даже если ничего и не купит, всегда обоняет благоухание. Так и тот, кто принимается за дело, если он желает трудиться, сам труд укажет ему путь смирения и станет для него стеной на пути демонских приражений».
149. Брат сказал старцу: «Я совершаю все что положено в своей келии, но не чувствую утешения от Бога». Старец ответил: «Это происходит с тобой потому, что ты живешь с человеком неопытным и желаешь творить свою волю». Брат спросил: «Итак, что ты хочешь, чтобы я сотворил, отче?» Старец ответил: «Иди живи с человеком, боящимся Бога, смири себя перед ним и отдай ему свою волю. Тогда ты и получишь утешение от Бога».
150. Некий брат попросил старца: «Скажи мне слово на пользу». Старец говорит ему: «Не живи вместе с еретиком, удерживай свой язык и чрево и, где бы ты ни был, всегда говори: „Я странник“».
151. Старец, живший в Скиту, однажды отправился в Александрию, чтобы продать свое рукоделие. Там он увидел, как один молодой монах вошел в корчемницу. Старец очень опечалился и, став у дверей, ждал, чтобы увидеть брата, когда тот выйдет. Так и случилось. Лишь только монах вышел, старец взял его за руку, отвел в сторону и наедине говорит ему: «Господин и брат мой, разве ты не знаешь, что облекся в ангельский образ? Разве не знаешь, что ты молод? Разве не знаешь, как многочисленны вражеские сети? Ведь в городах монахи и через зрение, и через слух, и через образы терпят ущерб. Вот ты без страха заходишь в корчемницы, слушаешь то, чего не хочешь слышать, и видишь то, чего не желаешь видеть, общаешься с бесчестными мужами и женами. Прошу тебя, не делай так, чадо мое, но беги в пустыню, где ты сможешь с помощью Божией спастись».
Юноша ответил ему: «Старче, ведь Бог требует от человека только лишь чистоты сердца». Тогда старец воздел руки к небу и сказал: «Слава Тебе, Боже, за то, что я уже пятьдесят пять лет в Скиту и не обрел чистоту сердца, а этот завсегдатай корчемниц обрел чистое сердце». И обратившись к брату, говорит: «Чадо, Бог и тебя да спасет, и меня да не постыдит».
152. Сказал старец: «Чада мои, соль происходит из воды, но, сблизившись с водой, растворяется и исчезает. Подобным образом и монах от женщины рожден, но, приблизившись к женщине, он тает и погибает».
153. Старец сказал: «Будем молиться Богу словами: „Не введи нас во искушение“.[110] Мы просим не о том, чтобы мы не были искушаемы, потому что это невозможно, но чтобы искушение нас не поглотило подобно бурной реке. Когда мы творим что-либо не угодное Богу, это и означает „войти в искушение“. Так сражающийся со зверем, если не потерпит поражения, не будет съеден зверем, т. е. не „войдет в него“. Так бывает и со всеми страстями. Пока мы не побеждены страстью, мы не входим в искушение».
154. Старец сказал: «Проси Бога, чтобы Он даровал тебе сердечную печаль и смирение. Непрестанно все свое внимание обращай на свои грехи. Не суди других, но, напротив, ставь себя ниже всех. Не дружи с женщиной, не дружи с отроком, не дружи с еретиками. Отсеки от себя дерзкие речи, удерживай свой язык и чрево, особенно от вина. Когда кто будет говорить с тобой о каком-либо деле, если он хорошо говорит, отвечай: „Да“, а если говорит плохо, скажи: „Ты сам знаешь, что говоришь“, не спорь с ним о его словах – и тогда мирным будет твой помысел».
155. Сказал другой старец, что некто из отцов говорил: «Сухоядение и умеренность в пище, сопряженные с любовью, это есть для монаха кратчайший путь в гавань бесстрастия».
156. Он же сказал: «Одному монаху объявили о смерти его отца. И тот ответил вестнику: „Перестань богохульствовать, ибо Отец мой бессмертен“».
157. Старец сказал: «Мера христианина – подражание Христу».
158. Один брат просил старца сказать ему слово жизни. И старец ответил: «Траву ешь, траву носи на себе, на траве спи. Все презри, а сердце стяжай твердое, подобно железу».
159. Некто из старцев сказал: «Не делай другому того, что ты сам ненавидишь. Ненавидишь, когда на тебя клевещут? И сам не клевещи ни на кого. Ненавидишь, когда на тебя доносят? И ты не доноси. Ненавидишь, когда тебя унижают, или оскорбляют, или обворовывают, или совершают что-либо подобное? И сам воздерживайся от таких дел. Кто сможет сохранить это слово, тому достаточно будет этого для спасения».
160. Один старец сказал: «Жизнь монаха такова: трудиться, быть послушным, прилежать монашескому деланию, не судить никого, не клеветать и не роптать ни на кого. Ведь сказано: „Возлюбившие Господа, возненавидьте лукавство“.[111] Не участвовать в несправедливых делах, не смотреть очами на недоброе, не любопытствовать, не вслушиваться в чужие разговоры, не простирать руки на грабеж, но, напротив, раздавать ими милостыню, не превозноситься сердцем, не лукавить помыслом, не наполнять чрево свое, но все совершать с рассуждением – в этом состоит монашеское жительство. В этом весь монах».
161. Старец сказал: «Кто не принимает всех равно как братьев, но делает различия, тот несовершенен».
162. Старец сказал: «Будем иметь в уме кротость, долготерпение духа и любовь и сносить зло. В этом весь монах».
163. Слова аввы Зосимы:
1) Сотворив крестное знамение на своих устах, блаженный авва Зосима начал говорить: «Слово Божие, вочеловечившись, даровало величайшую благодать верующим в Него. Нам надлежит веровать и притом начать [это делать] с сегодняшнего дня, если того желаем, потому что с твердой решимостью воли и при содействии благодати всякий желающий может ни во что вменить весь этот мiр».
Потом он взял в руки высохшую ветку и сказал: «Кто станет из-за этой пустяковой вещи спорить, или ссориться, или злопамятствовать, или огорчаться? Разве только тот, кто поистине совершенно лишился рассудка. Человек же преуспевающий и усовершающийся в Боге не уподобит ли весь мiр этой ничтожной ветви, хотя бы он и обладал всем этим мiром, потому что, скажу вам, вредит не обладание чем-либо, но обладание с пристрастием.
Кто не знает, что самое почтенное из всего, чем мы обладаем, – это наше тело? Но когда наступит время, мы должны будем презреть даже самое тело, поэтому какое уж может быть сожаление о внешних вещах? Как без необходимости не следует просто, как случилось, бросать имущество, так не должно и себя подвергать опасностям и повергать на смерть, потому что так может поступать только поврежденный умом. Нужно дожидаться своего времени и, когда оно придет, надо быть к нему готовыми.
Вспомните о брате, у которого был небольшой огород рядом с келией. Разве он не сажал овощи? Разве не трудился в поте лица? Не растил и не удобрял их? Не собирал урожай? Но он владел ими так, как будто и не имел. Когда к нему пришел старец и, чтобы испытать его, начал топтать овощи, брат даже не вышел к нему, но скрылся и, лишь когда остался последний плод, сказал старцу: „Если хочешь, отче, оставь его, и мы приготовим из него трапезу любви“. Тогда святой понял, что перед ним истинный раб Божий, а не раб огородных овощей, и сказал: „Почил на тебе Дух Божий, брат“. Если бы он был привязан к плодам рук своих, то это тотчас же было бы видно по его скорби и смущению, но он показал, что имел эти овощи так, как будто и не имел. Демоны замечают это и, когда они видят беспристрастного к вещам, потому что он не возмущается и не скорбит о потерях, тогда понимают, что такой человек ходит по земле, но нет в нем помыслов о земном».
2) Он же сказал: «Пожелания находятся во власти свободного выбора человека. Горячее произволение может скоро привести человека к Богу, тогда как вялое произволение и через пятьдесят лет не принесет никаких плодов. Когда демоны видят, что человек, будучи унижен, или обесчещен, или понеся ущерб, или пострадав еще как-то, скорбит не из-за своего злосчастия, но из-за того, что не перенес все благодушно, то они боятся такого порыва его души, потому что знают, что такой человек держится пути истины и желает ходить по заповедям Божиим».
И старец вспомнил о святом Пахомии, как его старший брат закричал ему: «Не будь легкомыслен!», потому что Пахомий хотел расширить монастырь, о чем он получил извещение от Бога. Как рассказывают, услышав эти слова, авва возмутился, так как брат посягал на благое дело, но он ничего не сказал ему и, будучи смирен сердцем, в ближайшую ночь спустился в тесный погреб и начал там рыдать и в молитве говорить: «Боже, во мне еще есть плотской помысел. Я еще живу по плоти. Горе мне, я умру, как сказано в Писании.[112] Хотя я столько подвизался и приуготовил свое сердце, меня вновь охватил гнев, пусть и ради благого дела. Помилуй меня, да не погибну, Господи! Ведь если враг найдет во мне самую ничтожную часть гнева и если Ты не укрепишь меня, я стану подвластным ему. Даже если и весь Твой закон человек сохранит, но погрешит лишь в одном, он будет виновен во всем.[113] Верю, что если многие Твои щедроты помогут мне, то я наконец научусь шествовать путем Твоих святых, простираясь вперед,[114] потому что святые должным образом постыдили врага. Но как я научу, Господи, тех, кого Ты призвал пройти со мною эту жизнь, если я сам первым не одержу победу?» В такой молитве провел он всю ночь до рассвета, со слезами повторяя эти слова. И от пота, который он пролил, земля под его ногами стала подобной жидкой глине, хотя было лето и место было жаркое.
И говорил в восхищении блаженный Зосима: «Была ли мера его слезам? И как может не даровать Бог все Свои блага тому, кто обладает столь великим произволением? Без сомнения, в ту же ночь Бог даровал авве Пахомию все, что он просил у Него, потому что он умер для всего».
3) И еще авва сказал: «Если человек обращает внимание на то, что кто-то его обидел, или обругал, или нанес какой ущерб, или причинил еще какое-либо зло, и отдается хитросплетениям помыслов против своего недруга, то он злоумышляет против собственной души и уподобляется демонам. Вот он уже и задумал зло против самого себя.
Но что я говорю о помыслах? Если человек не думает о брате как о враче, то он поступает несправедливо с самим собой в этом наиважнейшем деле. Зачем ты говоришь, что страдаешь? Ведь так брат тебя очищает, и ты должен думать о нем как о враче, которого послал тебе Христос. Ты обязан страдать за имя Христово и должен считать обидевшего тебя своим благодетелем.
Если ты не отстраняешься от злобы и не желаешь освободиться от нее, то Господь в этом не виноват. Ведь само то, что ты страдаешь от зла, показывает, что душа твоя больна. Если бы ты не был болен, то не страдал бы. Ты должен быть благодарен брату за то, что через него ты познал свою болезнь и принял от него зло как целебные лекарства, посланные тебе Иисусом. А если ты не только не благодаришь брата, но и пребываешь в хитросплетениях помыслов против него, это все равно, что сказать Иисусу: „Я не хочу быть исцеленным Тобой, не хочу принять лекарство Твое. Я хочу, чтобы мои раны гноились, и желаю оставаться в подчинении у бесов“.
И что сделает Господь? Благ Господь наш, и против наших пороков Он дал нам святые заповеди, словно прижигания и очистительные средства, истребляющие их. Тот, кто хочет исцелиться, чтобы впредь быть свободным от болезни, должен терпеть предписания врача. Конечно, больному неприятно, когда ему надрезают и прижигают плоть или когда он принимает горькие лекарства, ему неприятно даже само воспоминание об этом. Однако он убеждает себя, что без этого невозможно освободиться от болезни, и вручает себя врачу, зная, что посредством малых скорбей он освобождается от обилия дурных соков и многолетней болезни.
Прижигание Иисусово – это человек, который наносит тебе ущерб. Он освобождает тебя от любви к излишествам, если ты благородно переносишь страдания. Не выдерживая боли, ты сам себе наносишь вред. Не обвиняй в этом брата. Мы уподобляемся безумцам, когда, будучи порицаемы, поддаемся искушению отказаться принимать лекарство Христово и предаемся хитросплетению помыслов против наших благодетелей».
4) Авва сказал: «Упраздни помыслы – и никто уже не будет святым. Ведь тот, кто бежит от полезного для него искушения, бежит от вечной жизни. Некто из святых сказал: „Кто даровал святым мученикам венцы? Разве не осудившие их? Кто сотворил так, что святому Стефану была дарована столь великая слава? Не те ли, которые побивали его камнями?“[115]»
И авва всегда приводил слова блаженного Евагрия: «Я не обвиняю осуждающих меня, но, напротив, называю их благодетелями и не отталкиваю Врача душ, Который приносит лекарство бесчестия тщеславящейся душе. Боюсь лишь, как бы Он и о моей душе не сказал: „Врачевали мы Вавилон, но не исцелился“[116]». И сказал авва: «Боялся Евагрий, что Христос назовет его виновным и скажет ему: „Евагрий, ты болел тщеславием, и Я тебе принес лекарство бесчестия, чтобы с его помощью ты очистился, но ты не уврачевался“. Мы должны твердо усвоить, что никто не говорит нам правду, кроме поносящих нас».
Он же сказал: «Знает Господь, испытующий сердца и утробы,[117] что даже если все люди меня восхваляют и ублажают, все во мне достойно порицания, позора и оплевания. Даже когда люди говорят: „Он сделал то или это“, я отвечаю: „Ну что в моих делах доброго?“ Никто, кроме восхваляющих и ублажающих меня, не обманывается, никто, кроме порицающих и уничижающих меня, не правдив, как я уже сказал, но и они не говорят всей правды. Если бы они сочли это нужным и я, даже не говоря обо всем море моих зол, открыл бы им лишь их малую часть, они бы отвернулись от души моей, как от нечистот, как от зловония, как от нечистого духа. Если даже тела человеческие станут языками, чтобы непрестанно поносить нас, то я убежден, что и тогда никто не сможет как должно высказать наше бесчестие. Ведь всякий поносящий и порицающий говорит лишь об одном зле, а все он не может знать.
Если даже праведный Иов сказал: „Я полон бесчестия“,[118] а к „полноте“ ведь уже нельзя ничего прибавить, то что скажем мы, действительно являясь морем всех зол? Во всяком грехе смирил нас диавол, и мы должны с добрым расположением относиться к нашему уничижению. Потому что тот, кто смиренно принимает свое уничижение, сокрушает диавола, как сказали отцы: „Если смирение нисходит во ад, то оно возводится до небес. Если же превозношение возвышается до небес, то оно ниспадает до ада“.
Сможет ли кто убедить смиренного предаться хитросплетению помыслов против какого-нибудь человека? Все, что претерпит или услышит смиренный, становится для него поводом для пренебрежения собой и самопоношения. Вспомните об авве Моисее, как клирики выгнали его из собрания со словами: „Иди прочь отсюда, эфиоп“, и он начал бранить себя и говорить: „Пепельнокожий, черномазый, хорошо поступили с тобой... Ты не человек, зачем же ты входишь к людям?“»
5) Авва Зосима сказал: «Что бы ни происходило со смиренным, он тотчас обращается к молитве и всех считает своими благодетелями. Мы же свернули с пути истины, отошли от водительства святых и хотим проторить себе дорогу по нашим лукавым произволениям.
Но нет ничего проще, чем послушать святого мужа, учившего самим делом, – авву Аммона. Он говорил: „Тщательно храни себя, чтобы, если кто опечалит тебя в каком-либо деле, ты молчал и не проронил ни звука, пока непрестанной молитвой не умягчится твое сердце, и тогда уже говори с братом твоим. Кто любит истинный и прямой путь, тот во время смущения сурово бранит и порицает себя, говоря: что ты безумствуешь, душа моя? Что ты возмущаешься, как беснующаяся? Этим ты показываешь, что ты больна, потому что если бы ты не была больна, то не страдала бы. Почему же ты перестала порицать себя и обвиняешь брата, который показал тебе твою истинную болезнь? Узнай заповеди Христа, Который, будучи злословим, не злословил взаимно и, страдая, не угрожал.[119] Послушай Того, Кто говорит о том, что Он исполнил на деле: Я предал хребет Мой биющим и ланиты Мои поражающим; лица Моего не закрывал от поруганий и оплевания.[120] А ты, несчастная душа, из-за одного оскорбления и бесчестия сплетаешь тысячи помыслов, тем самым замышляя против самой себя, подобно демонам. Что может худшего сделать бес с такой душой, чем то, что она сама с собой сделала? Мы видим Крест Христов, каждый день читаем о тех мучениях, которые Он претерпел ради нас, и не можем перенести ни одного оскорбления. Поистине, мы свернули с прямого пути“».
И авва прибавил: «Если бы человек даже прожил столько, сколько Мафусаил,[121] и при этом не шел бы по тому прямому пути, которым шествовали все святые, я говорю о пути бесчестья, обид и мужественного перенесения страданий, то он не преуспел бы ни в малом, ни в великом и напрасно прожил бы все эти годы».
6) Еще старец рассказывал: «Как-то раз я встретился с блаженной Дионисией. Один брат попросил у нее милостыню, и она подала ему, сколько могла. Но поскольку она дала ему меньше, чем он просил, он начал поносить ее, говоря и против нее, и против меня неподобающие речи. Услышав это, она оскорбилась и задумала сделать ему зло. Заметив это, я сказал ей: „Что ты делаешь? Так ты замышляешь против самой себя и губишь всю добродетель своей души. Что ты можешь сделать достойное того, что Христос претерпел ради тебя? Знаю, госпожа, что деньги для тебя как сор, ведь ты раздаешь их всем, кто ни попросит, но если ты не стяжаешь кротость, то будешь подобна кузнецу, кующему железо, но не выделывающему изделие“.
Вот что говорит святой Игнатий Богоносец: „Мне необходима кротость, которая разрушает всякую силу князя века сего“.[122] Признак отвержения мiра – отсутствие смущения. Бывает так, что человек ни во что вменяет большие сокровища, но привязывается к малой иголке, и это пристрастие приносит ему смущение. Игла для него становится на место сокровищ, и человек становится рабом иголки, или кукуля, или книги, но уже не рабом Божиим. Прекрасно сказал некто из мудрецов, что сколько страстей у души, столько и господ. И апостол говорит: „Кто кем побежден, тот тому и раб“.[123]
Внимательно выслушав это, она посмотрела на меня и сказала: „Да обретешь ты Бога, Которого так ищет твое сердце“».
7) Блаженный авва Зосима сказал: «Душа желает спастись, но, пристращаясь к суетному и заботясь о нем, она убегает от трудов, хотя, поистине, не заповеди тяжелы, а наша воля лукава. Когда мы попадаем в морскую бурю или когда к нам приближаются разбойники, мы с легкостью все оставляем. Но как неохотно мы расстаемся со своим имуществом в другое время, хотя и знаем, что скоро умрем. Ради краткой жизни мы пренебрегаем всем и считаем великим для себя счастьем, если, даже лишившись всего своего богатства, мы ушли живыми от разбойников или спаслись в буре. Тот, кто лишь недавно неистовствовал, чтобы приобрести лишний обол, охотно все бросает, только бы сохранить временную жизнь. Почему же мы не думаем так же и о вечной жизни? Почему, как сказал святой, страх Божий не так силен, как страх перед пучиной?»
В подтверждение этих слов блаженный авва Зосима рассказал следующую историю, которую он от кого-то слышал: «Некогда один богатый огранщик драгоценных камней, взяв с собой драгоценные камни и жемчуга, вместе с помощниками своими плыл на корабле по торговым делам. Случилось же по домостроительству Божию так, что он полюбил и стал ценить одного отрока, который стал ему как близкий слуга, и отдыхал с ним, и принимал пищу с тех же блюд, что и его господин. В один из дней этот отрок услышал, как матросы шепчутся, сговариваясь друг с другом о том, чтобы бросить огранщика в море и присвоить себе его драгоценные камни. Отрок, собираясь как обычно прислуживать своему благородному господину, пришел к нему весьма печальным. Заметив это, тот спросил его: „Почему ты так печален сегодня?“ Отрок не посмел открыть истинную причину и сказал: „Нет, ничуть“. Огранщик опять спросил: „Скажи мне, что с тобой?“ Тогда юноша разрыдался и рассказал, что́ моряки замыслили против него. Огранщик спросил: „Это точно так?“ Отрок ответил: „Поистине, они именно так и сговорились между собой“.
Тогда огранщик позвал своих помощников и сказал: „Все, что я вам повелю, делайте незамедлительно“. Затем он расстелил полотно и велел принести ящики с драгоценностями. Когда их принесли, он стал выкладывать драгоценные камни на полотно и, когда все выложил, произнес: „И это человеческая жизнь? Из-за этих вещей мне грозит опасность быть брошенным в море и утонуть, так ничего и не взяв с собой из этого мiра“. Затем он приказал помощникам: „Бросьте все это в море“. В один миг все богатство утонуло в море. Моряки очень удивились, и все их планы расстроились».
И сказал блаженный Зосима: «Посмотрите, как в один миг этот огранщик стал философом и в словах, и в делах, и все ради того, чтобы сохранить эту краткую жизнь. И правильно поступил, потому что подумал: „Если я умру, то какая мне будет польза от всех этих камней?“ А мы не можем и самого малого ущерба понести ради заповеди Христовой.
Если вообще стоит печалиться, то будем скорбеть о погибели человека, нанесшего нам вред, а не о лишении имущества. Поступивший с нами несправедливо самого себя низверг из Царства Небесного, потому что неправедные Царства Божия не наследуют,[124] обиженному же он даровал жизнь, как сказано в Писании: „Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах“.[125] А мы оставляем печаль о гибели членов тела Христова и пребываем в хитросплетении помыслов о тленных, ничтожных и скоро гибнущих вещах, не имеющих никакой ценности. Поистине, мы достойны всякого наказания.
Бог соединил нас, подобно различным частям единого тела, с главой – Христом, Богом нашим, как и святой апостол говорит: „Все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело“.[126] Христос же есть глава тела.[127] Когда тебя притесняет брат, это то же, что больная рука или больной глаз, причиняющие боль и другим членам. Но во время болезни мы не отсекаем и не отбрасываем руку и не вырываем глаз, потому что потерю одного из своих членов считаем еще бо́льшим уроном. Нет, но мы возлагаем на них печать Христову – крест, который драгоценнее всего, просим святых молиться за нас, сами усердно молимся Богу о выздоровлении, готовим мази и притирания, чтобы уврачевать больной орган. Как ты молишься о своем глазе или руке, чтобы они исцелились и больше не досаждали тебе, так молись и о своем брате. Мы же, видя, что члены тела Христова повреждены болезнью, не только не печалимся, но еще и клянем их. Это поистине свойственно только тем, у кого совсем нет сердца».
8) Сказал еще авва Зосима: «Стяжавший милостивое сердце, любовь и сострадание, приятен и полезен прежде всего самому себе, а потом и ближнему. Напротив, злоба ранит и поражает прежде всего того, кто ее имеет. Хотя и кажется, что человек вредит ближнему относительно имущества, чести или даже явно наносит вред самому его телу, на самом же деле он лишает жизни самого себя». И авва прибавил следующее изречение: «Что не вредит душе, то не вредит и человеку».[128]
9) Еще говорил блаженный авва: «Сказал мне некто: „Авва, заповедей так много, что мой ум помрачается, когда начинаю рассматривать, что́ исполняю, а что нет“. Я ему ответил: „Не смущайся этим. Если у тебя не будет пристрастия к вещам, то ты легко исполнишь любую добродетель. Не ссорясь из-за вещей, ты не будешь уже злопамятным. Неужели молиться за врагов так же трудно, как копать землю? Итак, иди путем терпения, переноси ущерб в лишении имущества, благодари, когда тебя бесчестят, – и ты станешь учеником святых апостолов, которые шли, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие.[129] Будучи чистыми и святыми, они принимали бесчестие за имя Христово, а мы должны переносить бесчестие за наши грехи. Даже если никто нас не бесчестит, мы и так обесчещены и совершенно прокляты, потому что сказано: „Прокляты уклоняющиеся от заповедей Твоих“.[130]
He все даже достойны бесчестия за имя Христово, не все, но только лишь святые и чистые, как я уже сказал. А что до нас, нам следует проявлять благоразумие и сознавать, что по справедливости нас бесчестят за наши грехи и за наши лукавые дела. Но наша несчастная душа, хотя и знает свои нечистые дела, за которые достойно терпит то, что с ней случается, стоит на своем, возражает собственной совести и, сплетая помыслы, говорит: „Он сказал мне то-то, унизил меня и обругал“. Так душа, замышляя худое, сама себе вредит, становясь сама для себя мучительницей вместо бесов.
Как бывает в ремеслах, так происходит и с душой. Мастер, преподав урок ученику, затем позволяет ему работать самостоятельно и уже может не сидеть рядом с ним, а лишь по временам подходит и смотрит, не ленится ли тот и не испортил ли работу. Так и бесы, когда увидят, что душа им послушна, и легко принимает лукавые помыслы, и слушает их, оставляют ее упражняться в этом сатанинском ремесле и уже не имеют нужды быть рядом с ней, потому что знают, что она сама справится с тем, чтобы трудиться против самой себя, и лишь по временам приходят, чтобы посмотреть, не ленится ли она“».
10) Опять говорил: «Что может быть легче, чем всех любить и быть всеми любимым? Какого утешения не несут в себе заповеди Христовы? Но наша воля не стремится к ним. А если бы стремилась, то все было бы для нас легко, по благодати Христовой. Даже самое малое устремление нашей воли, как я уже говорил, привлекает Бога на помощь нам. Божественный Антоний сказал: „Добродетель требует одного лишь нашего произволения“. И еще: „Нет нужды странствовать, чтобы обрести Царство Небесное, и не нужно пересекать море, чтобы обрести добродетель“. Какой сладостный покой вкушает кроткий и смиренный! Поистине, кроткие наследуют землю и насладятся преизбытком мира».[131]
11) Рассказывал блаженный авва Зосима: «Шли однажды я и еще один брат с мiрянами в Неаполь Палестинский. И дошли мы до места, где была таможня. Мiряне, зная обычай, заплатили пошлину, а брат, который был со мной, начал спорить и говорить: „Как вы смеете требовать пошлину с монахов?“ Услышав это, я говорю ему: „Что ты делаешь, брат? Хочешь ты этого или не хочешь, но ты говоришь им не что иное, как „почитайте меня за святого“. Это они должны были бы увидеть твою добрую волю и смирение, устыдиться и сказать: „Простите нас“. Поступи как ученик Кроткого и Смиренного,[132] заплати им и проходи с миром“».
12) Другой раз, когда я [старец Зосима] был во Святом Граде, пришел ко мне один христолюбивый муж и говорит: «Между мной и братом произошла небольшая ссора, и он не хочет помириться со мной. Прошу тебя, поговори с ним». Я с радостью согласился и, позвав брата, говорил ему все, что могло склонить его к любви и миру. И, как мне показалось, он со мной согласился, но потом вдруг сказал: «Я не могу помириться с ним, потому что поклялся Крестом Христовым». Улыбнувшись, я сказал ему: «Твоя клятва имеет такой смысл: „Клянусь честным Твоим Крестом, Христе, что не буду хранить Твои заповеди, но буду исполнять волю Твоего врага – диавола“. Нам не только не следует держать свое слово, если оно направлено на зло, но мы еще должны и каяться, и сокрушаться о том, что дали такую клятву. Вот что говорит богоносный Василий: „Если бы Ирод опомнился и не сдержал своей клятвы, то избежал бы великого греха и не обезглавил бы Предтечу Христова“.[133] Я также привел ему место из святого Евангелия о том, как Господь пожелал умыть ноги святого Петра, а тот противоречил».[134]
13) Блаженный старец Зосима рассказывал, что его однажды спросили, как должно сдерживать гнев, и он ответил: «Начало удержания гнева – не говорить, пока не пройдет смущение. Так авва Моисей, когда его уничижили словами: „Зачем этот эфиоп приходит на наше собрание“, затем сказал: „Даже если я и возмутился, то все равно ничего не ответил“. Впрочем, в другой раз он уже не только не возмутился, но еще и порицал себя самого, говоря: „Чернокожий, правильно с тобой поступили. Если ты не человек, то зачем приходишь на собрание людей?“
Мы же, стоя на весьма низкой ступени в этой добродетели и из-за нашего великого нерадения даже будучи не в силах достичь степени новоначальных, стали считать это повеление чрезмерным и непосильным. Возмущаться, но ничего не отвечать свойственно новоначальным, а не совершенным. Совершенно же не смущаться, согласно словам святого пророка: „Приготовился я без смущения хранить заповеди Твои“,[135] – это поистине великая добродетель. Но мы не стремимся даже положить начало этой добродетели и не показываем своего произволения, чтобы привлечь в помощь себе благодать Божию. Если же, как кажется, и показываем произволение, то слабое и нетвердое, не достойное того, чтобы получить от Бога какое-либо дарование.
В нашей жизни случается то же самое, что происходит с посевом и жатвой: каждый приносит свое произволение и получает дар благодати. Земледелец, если благоволит Бог к его трудам, даже посеяв малое, приобретает многое, как сказано в Писании об Исааке: „И сеял Исаак в земле той и получил в тот год ячменя во сто крат: так благословил его Господь“.[136] Так и мы можем, если Бог благословит труд нашего произволения, без труда, без принуждения с легкостью все исполнять и из всего извлекать выгоду. Так понуждение себя к молитве и терпение в молитве порождают молитву чистую и сладостную. Молитва с понуждением – это дело свободного выбора, а молитва со сладостью – это дело благодати.
Во всех ремеслах мы видим то же самое. Приходит человек изучать ремесло, и поначалу ему трудно, дело не ладится, часто он губит свой труд, но не теряет мужества, а снова и снова приступает к работе. И если опять губит изделие, не отступает, показывая наставнику свое доброе произволение. Если же он озлобится и отступит, то ничему не научится. Кто, многократно терпя неудачу, не отступает, но с настойчивостью продолжает трудиться и делать свое дело, тот при содействии Божием наконец приобретает навык, и делает все уже без труда и с легкостью, и кормится от своего ремесла.
Так и в духовной жизни. Кто начинает творить добродетель, не должен думать, что сразу же в ней преуспеет, потому что нет у него еще умения, но ему не следует прекращать трудиться. Пусть даже его постигнет неудача, он не должен отступать и говорить, что у него ничего не получается, но должен снова и снова браться за дело как человек, желающий изучить ремесло. Когда он будет таким образом с терпением трудиться и не озлобится, Бог соблаговолит труду его произволения и подаст ему силу все делать без понуждения себя. Об этом и сказал авва Моисей: „Крепость тех, которые желают стяжать добродетели, состоит в том, что, даже если они падут, они не малодушествуют, но вновь прилагают старания“».
14) Еще авва Зосима сказал: «Всякая добродетель требует труда, времени и нашего произволения. Прежде же всего она нуждается в содействии Божием. Если Бог не посодействует нашему произволению, то напрасен будет наш труд, так же как труд земледельца, обрабатывающего и засевающего землю, если Бог не ниспошлет дождь на его посевы. Содействие Божие требует от нас молитв и воздыханий, потому что лишь ими мы привлекаем в поддержку себе помощь Божию. Если же мы будем неусердны к молитве, то неужели Бог соблаговолит к нашему труду? Опять, если мы молимся лениво и рассеянно или быстро отягощаемся молитвой, то, как я всегда говорю вам, мы ничего не сподобимся получить. Ведь Бог смотрит на усердие и по усердию подает благодатные дары.
Разве не был авва Моисей сначала главарем разбойников? Разве не совершил он тысячи злодеяний, так что даже господин прогнал его за дурной нрав? Однако, когда он с большим усердием и горячим рвением взялся за дело своего спасения, мы все знаем, какой меры он достиг. Он был сопричислен к избранным рабам Божиим, как сказал написавший его житие.
Но мы, хотя в начале нашего отречения от мiра и имеем горячее усердие, со временем по своему нерадению утрачиваем его, пристращаясь к вещам безрадостным, жалким и ничего не стоящим и подменяя ими любовь к Богу и ближнему. Эти вещи мы считаем своей собственностью, как будто мы сами их породили, а не приняли от Бога, Который говорит: „Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?“[137]».
15) Также авва говорил: «Не нищ Иисус и не бессилен, чтобы даровать нам все блага, какими Он обогатил святых патриархов. [И даровал бы,] если бы видел, что мы извлекаем пользу из того, что Он дал нам. Но поскольку Он видит, что нам из-за нашей нерадивости вредят даже и малые, незначительные Его дары, постольку и не вверяет нам больших, чтобы мы не погибли совершенно, ведь Он человеколюбив. Если бы Он увидел, что мы получаем пользу от малого, то неужели же Он был бы не в силах подать нам, как я уже сказал, большее. Кто убедил людей, принесших свое имущество к ногам святых апостолов, сделать это?[138] Как я всегда говорю, Бог, будучи Благим, даровал нам возможность от всего получать пользу, а мы из-за своего пристрастия и злоупотребления губим дары Божии и сами себя лишаем их. По причине нашего злого намерения мы сами себе вредим теми благами, которые нам дарованы».
16) Авва Зосима часто говорил: «Никто не может повредить верной душе. Напротив, все, что она претерпевает, служит ей на пользу. Каторжник, будучи приговорен, изнемогает и трудится без платы – так же мучается и неверный от своего неверия. Верный же, даже изнемогая от трудов, остается верным и, ожидая принять плату за свое терпение, от этого получает великое утешение. А какое же будет иметь утешение неверный, если он не имеет уверенности в том, что получит плату от Бога? Всуе проживает он свою жизнь и заживо сгнивает в своих помыслах. Претерпев малое оскорбление, он начинает рассуждать сам с собой, что вот он мне сказал то, а я скажу ему это... Так он злопамятствует и замышляет дела, которые не может привести в исполнение. Разве люди могут совершить все, что они замышляют? Нет. Но лишь то, что попустит им Бог, и только Бог знает, почему. Часто человек пытается сделать зло другому, но Бог не попускает, и он не достигает своей цели, и так испытывается произволение людей. Сколь многие пытались причинить зло святым патриархам, но так как Бог этого им не попускал, никто не мог повредить им, как сказано в Писании: „Никому не позволял обижать их и возбранял о них царям: „Не прикасайтесь к помазанным Моим и пророкам Моим не делайте зла““.[139]
Когда Бог пожелает показать превосходство силы Своей, тогда Он подвигает на милость сердца даже самых немилосердных, как сказано о Данииле: „Бог даровал Даниилу милость и благорасположение начальника евнухов“.[140] Блаженна душа, которая своим непрестанным жажданием Бога приуготовила себя к принятию даров Его, потому что Он никогда не оставит такую душу, но во всем защитит ее и не будет обвинять в том, что она совершила по неведению. Правильно сказал Премудрый, что от Бога защищен муж разумный.[141] Сколько раз Саул пытался умертвить блаженного Давида! Чего только он ни делал, чего только ни предпринимал! Но Бог защищал Давида – и все замыслы Саула оказывались тщетными. Более того, сам Саул часто был предаваем в руки Давида, который, не имея ожесточения и мстительной злобы, щадил его».[142]
17) Когда авву спросили, как достичь того, чтобы не гневаться, когда тебя уничижают или злословят, он ответил: «Кто считает себя ничего не стоящим, тот не возмущается, когда его уничижают. По слову аввы Пимена: „Будешь презирать себя – и обретешь покой“».
18) Еще сказал авва Зосима: «Я много поддерживал в духовной жизни одного брата, живущего рядом со мной и получившего от меня монашескую схиму. Он был из привыкших к роскоши, и я снисходил к нему ради его немощи. Как-то раз он говорит мне: „Авва мой, я очень тебя люблю“. Я ему отвечаю: „Я еще не встречал человека, который любил бы меня сильнее, чем я его люблю. И вот теперь ты говоришь „я люблю тебя“, и я верю. Но если случится нечто, что тебе не понравится, ты не останешься прежним. Меня же, что бы я ни претерпел от тебя, ничто не сможет удалить от любви к тебе“.
Прошло немного времени, и не знаю, что с ним произошло, но он стал много говорить против меня, вплоть до неприличных слов. Все это я слышал и говорил сам себе: „Этот человек для меня – прижигание Иисусово. Он послан, чтобы уврачевать мою тщеславную душу. Через таких людей, если трезвиться, можно снова обрести то, что мы теряем через тех, кто нас хвалит, значит, этот человек – поистине мой благодетель“. И стал я поминать его как врача и благодетеля и говорил тем, кто передавал мне его слова: „Он знает только явные мои пороки, да и то не все, а лишь малую их часть, скрытые же мои пороки неисчислимы“.
Через некоторое время встречается он со мной в Кесарии Филипповой. Подходит и, как обычно, обнимает меня и целует, а я его, как если бы между нами ничего и не было. Пока я говорил с ним, он всякий раз, отвечая, крепко обнимал меня. Так как я своим видом не давал ему ничего заподозрить и не показал даже тени печали, хотя слышал все, что он обо мне говорил, он внезапно пал мне в ноги и, обняв их, сказал: „Прости ради Господа, авва мой, что я много нехорошего наговаривал на тебя“. Тогда я, поцеловав его, говорю ему ласково: „Помнит ли твое боголюбие, как некогда ты сказал, что сильно меня любишь, а я ответил тебе, что до сих пор не встречал никого, кто любил бы меня так же сильно, как я люблю его, и что ты не останешься прежним, если придется тебе что-то не по нраву, а я, что бы ни претерпел от тебя, никогда не уклонюсь от любви к тебе? Пусть же знает твое сердце, что ничто из сказанного тобой не скрылось от меня, но я слышал все, где ты что и кому говорил. Ни разу я не сказал, что это не так, и никто не убедил меня сказать против тебя что-либо худое. Напротив, я утверждал, что все, что ты говоришь, истинно и что ты говоришь по любви, потому что считаешь меня за родного. Никогда я не переставал поминать тебя в молитве. Покажу тебе еще более верное свидетельство моей любви. Однажды у меня сильно разболелся глаз, и я, вспомнив о тебе, сотворил на нем знамение честно́го креста и сказал: „Господи Иисусе Христе, молитвами брата моего исцели меня“, – и тотчас же исцелился“».
19) Блаженный авва Зосима часто говорил: «Мы, люди, не знаем, что значит быть любимыми и почитаемыми всеми, и поступаем неразумно. Нужно хоть немного потерпеть своего брата, когда тот гневается или скорбит. И тогда вскоре, придя в себя и поняв, что ближний его потерпел, он саму душу свою положит за него».[143]
При этом авва вспомнил следующий случай. Один брат имел необычайно кроткого авву, которого за его великую добродетель и чудеса, которые он творил, вся округа почитала как ангела Божия. Однажды по действию диавола этот брат подошел к старцу и при всех стал поносить его последними словами. Авва молчал и лишь смотрел на его уста, а потом сказал: «Благодать Божия на устах твоих, брат мой». Тот стал еще больше бесноваться и говорил: «Да, ничтожество, старый сластолюбец, ты так говоришь, чтобы казаться кротким». Старец ответил: «Поистине справедливо все, что ты говоришь, брат мой». Спустя какое-то время некто спросил старца: «Неужели ты не смутился, авва?» Он ответил: «Нет, потому что я чувствовал, что мою душу словно покрывает Своим покровом Христос. Поистине, до́лжно благодарить таких людей и считать их, кто имеет страсти, – врачами, исцеляющими раны душевные, а кто бесстрастен – благодетелями, доставляющими нам Царство Небесное».
20) Также блаженный авва Зосима рассказывал: «Когда я еще жил в монастыре в Тире, до моего удаления в пустыню, как-то раз пришел к нам один добродетельный старец. Мы читали речения святых отцов (а сам блаженный Зосима всегда любил их перечитывать и почти что дышал ими, почему и собрал из них плод всякой добродетели), в том числе повествование о старце, к которому пришли разбойники и сказали: „Мы пришли, чтобы все забрать из твоей келии“. Он им ответил: „Берите, чада, все что желаете“. Они все забрали и ушли, оставив подвижнику лишь одну сумку. Увидев это, старец схватил ее и побежал вслед за ними, говоря: „Чада, возьмите то, что вы забыли в моей келии“. Разбойники, удивившись незлобию старца, вернули ему все его вещи и, покаявшись, сказали друг другу: „Поистине, это человек Божий“.
Когда мы прочитали эту историю, старец говорит мне: „Ты знаешь, авва, это сказание принесло мне великую пользу“. Я спросил: „Как, отче?“ Он ответил: „Когда я жил на берегу Иордана, я однажды прочитал это повествование и, восхитившись старцем, сказал: „Господи, удостоивший меня принять равный с ним монашеский образ, удостой меня и следовать путем его“. И вот некое чувство ревности по Богу овладело мной, а через два дня появились разбойники. Когда они постучались в дверь, я понял, что это грабители, и сказал себе: „Благодарение Богу, вот и настало время, чтобы моя ревность явила плод“. Открыв им дверь, я радушно их принял, зажег светильник и начал им показывать разные вещи, говоря: „Не торопитесь, веруйте Господу, что я ничего не скрою от вас“. Они спросили: „У тебя есть золото?“ Я ответил: „Да, у меня есть три золотых монеты“, и открыл перед ними ящичек, где они лежали. Взяв золото, они с миром ушли“.
Я поблагодарил старца за рассказ и спросил: „А разбойники вернулись к тебе, как к тому старцу?“ Он же ответил с поспешностью: „Упаси Господь! Разве я хотел, чтобы они вернулись?“»
«Вот что доставили старцу, – закончил свой рассказ блаженный, – его горячее желание и готовность на все. Он не только не печалился, но еще и радовался, что удостоился столь великого блага».
21) «В прежней беседе, – начал говорить авва, – я вам рассказал о том, что если мы немного потерпим брата нашего, когда он возмущается, то приобретем его душу. Теперь хочу рассказать о том, что я слышал от блаженного Сергия, игумена монастыря на равнине. Вот что он мне говорил: „Как-то раз мы совершали путь с одним святым старцем и сбились с пути. Не зная, куда идти, мы попали на поле и немного потоптали всходы. Когда работавший там же крестьянин это приметил, он начал ругать нас и говорил с гневом: ‘И это монахи? Боитесь ли вы Бога? Если бы вы имели страх Божий, то не сделали бы этого’. Тотчас же святой обратился к нам и сказал: ‘Ради Господа, ничего не отвечайте’. И, обратившись к крестьянину, сказал кротко: ‘Ты правильно говоришь, чадо. Если бы у нас был страх Божий, то мы бы этого не сделали’. Крестьянин продолжал гневно ругать нас, и старец опять сказал: ‘Истину ты говоришь, если бы мы были монахами, мы бы этого не сделали, но ради Господа прости нас, потому что мы согрешили’. Тогда крестьянин в изумлении бросился к ногам старца и стал просить: ‘Прости меня ради Господа и возьми с собой’“. Блаженный Сергий сказал, что действительно этот человек последовал за ними и принял монашество».
И блаженный авва Зосима закончил свое повествование: «Вот что с Божией помощью смогли сделать кротость и доброта этого святого – спасти душу, сотворенную по образу Божию, которая для Бога ценнее десятков тысяч мiров со всеми их богатствами».
22) «Однажды, – рассказывал блаженный Зосима, – когда я снова был у аввы Сергия, он попросил меня прочитать что-нибудь из Писания, чтобы у нас была пища для размышлений. Я начал читать Притчи и, когда дошел до слов: „Где нет больше дров, огонь погасает, и где нет наушника, раздор утихает“,[144] спросил его: „Что означает это изречение, отче?“ Он сказал в ответ: „Как дрова являются причиной огня и если их не подбрасывать в печь, то огонь угасает, так и у страстей есть свои причины, и если отсечь их, то страсти не будут действовать. Так, причинами блуда, как говорил авва Моисей, являются: принятие пищи и пития до сытости, пресыщение сном, праздность, шутки, пустословие и щегольство. Если человек все это отсечет, то страсть блуда будет бессильна. Вот причины гнева: давать вещи и принимать вещи, творить свою волю, любить поучать и считать себя мудрым. Если кто отсечет все это, страсть гнева в нем не будет иметь никакой силы. Об этом говорил и авва Сисой. Когда брат спросил его: ‘Почему страсти не отступают от меня?’ – он ответил: ‘Потому что их орудия, т. е. причины, внутри тебя. Отдай им их залог, и они уйдут’. Гневливый человек, в котором не стихает брань, – это тот, кто не довольствуется первым возмущением, но сам себя разжигает и дальше к гневу. Человек, который воспламенится гневом, но тотчас опомнится, осудит себя и покается перед братом, на которого он разгневался, не называется гневливым. В нем умолкает брань после того, как он осудит себя и восстановит мир с братом своим. А тот, кто, разгневавшись, не стремится опомниться, но, напротив, все более и более подстрекает себя к еще большему гневу, тот раскаивается не в том, что он разгневался, а в том, что не наговорил еще больше того, что уже сказал в своем гневе. Такой человек гневлив, в нем не утихает брань, а за ней приходят злопамятство, вражда и злоба. Но Господь Иисус Христос да избавит нас от участи таковых людей и да сподобит участи кротких и смиренных“».
23) Он часто говорил: «Требуются большое трезвение и рассудительность, чтобы противостоять многообразным уловкам диавола. Иногда он заставляет человека возмущаться из-за пустяка, а иногда приводит ему какой-то благовидный предлог, чтобы тот подумал, что он справедливо разгневался. Но все это совершенно чуждо тому, кто поистине желает шествовать путем святых. Как сказал святой Макарий, монаху несвойственно гневаться и несвойственно огорчать ближнего».
При этом блаженный рассказал нам следующее: «Как-то раз я заказал переписать книги одному искусному писцу. Закончив работу, он прислал ко мне сказать: „Вот я выполнил заказ, приходи и забирай книги“. Один брат, услышав об этом, пошел от моего имени к писцу и, оплатив его работу, забрал книги. Не зная об этом, я послал близкого мне брата с запиской и деньгами за книги. Когда писец понял, что забравший книги его обманул, он возмутился и сказал: „Я сейчас же пойду и отомщу ему за то, что он так надо мной насмеялся и взял то, что ему не принадлежит“. Услышав это, я послал за писцом и сказал: „Ты знаешь, брат, мы приобретаем книги для того, чтобы учиться по ним любви, смирению и кротости. Если же приобретение книг с самого начала становится причиной раздора, то я не хочу покупать их, чтобы не ссориться, ведь рабу же Господа не должно ссориться“.[145] И я решил отказаться от книг, чтобы брат не был окончательно побежден гневом».
24) Некогда блаженный авва Зосима сидел и беседовал с нами о душеспасительных предметах. Он начал приводить высказывания святых старцев и дошел до изречения аввы Пимена: «Осуждающий себя везде обретает покой», и до ответа аввы с Нитрийской Горы, который на вопрос о том, что самое главное из обретенного им на монашеском пути, ответил: «Всегда обвинять и укорять самого себя, – и добавил: – Нет другого пути, кроме этого». Блаженный сказал: «Какую великую силу имеют эти слова святых! Поистине, все, что они говорили, они говорили из опыта и от истины, как сказал божественный Антоний. Потому слова их и сильны, что все они сказаны делателями, как говорил один мудрец: „Слова твои да подтверждаются твоей жизнью“».
И авва рассказал следующую историю. «Однажды, когда я жил при лавре аввы Герасима, сидели мы с возлюбленным моим братом и говорили о душеполезном. Когда я упомянул об этих словах аввы Пимена и словах другого аввы, друг мне говорит: „Я на опыте познал истину этих слов и вкусил покоя от их исполнения. Некогда у меня был искренний и любезный мне диакон из лавры аввы Герасима. Не знаю, отчего, но он в чем-то меня заподозрил. Это его опечалило, и он впал в смущение. Увидев, как он мрачен, я стал спрашивать его о причине, и он сказал мне: ‘Ты сделал это и это’. Так как совесть меня совершенно не обличала в том, в чем он обвинял меня, я начал убеждать его в своей невиновности, но он сказал: ‘Прости, я тебе не верю’. Тогда я уединился в келии и начал испытывать свое сердце, действительно ли я совершил это дело, но ничего не нашел.
Потом я увидел этого диакона, когда он держал Чашу и причащал братию, и поклялся ему перед ней, что не сознаю за собой никакой вины, но он мне снова не поверил. Я опять начал рассматривать свои поступки и вспомнил эти слова святых отцов. Поверив им, я обратил свой помысел на себя и сказал: ‘Диакон искренне меня любит и, движимый любовью, дерзнул сказать мне то, что у него лежало на сердце, чтобы я был внимательнее и впредь остерегался так поступать. Но, жалкая ты моя душа, зачем ты говоришь, что не делала этого дела? Ты сделала тысячи зол и забыла о них. Где то, что ты сделала вчера или десять дней назад? Ты помнишь об этом? Может быть, среди всех дел ты совершила и это, но забыла о нем, как забываешь и о других?’ Вот так расположил я свое сердце и стал думать, что поистине сделал это, но как забывал о прежних проступках, так забыл и об этом. И начал я благодарить Бога и диакона, что через него Господь удостоил меня познать мою ошибку и покаяться в ней.
С этими помыслами я пошел, чтобы покаяться перед диаконом и поблагодарить его. Когда я постучал к нему в дверь, он открыл мне и первый совершил передо мной поклон со словами: ‘Прости меня, надо мной насмеялись бесы, и я заподозрил тебя в том деле. Поистине, Бог известил меня, что ты невиновен’. И он не позволял мне переубедить себя, говоря, что никогда не поверит, будто я это совершил“».
И сказал блаженный авва Зосима: «Вот подлинное смирение! Как оно расположило сердце делателя его. Он не только не поссорился с диаконом и не возымел на него обиду – и в первый раз, когда тот начал подозревать его, и во второй раз, когда тот известил диакона, а он все равно не поверил ему, – но даже приписал проступок себе. И даже более, он еще был и благодарен этому диакону».
Затем авва сказал: «Видите, что делает добродетель? На какие степени преуспеяния она возводит тех, кто ее любит? Если бы мой друг захотел, то нашел бы в диаконе тысячи поводов, чтобы увидеть его демоном, но так как он устремлялся к добродетели, он не только не оскорбился на диакона, но еще и возблагодарил, настолько добродетель охватила его сердце.
Так и мы, если заранее посеем в своем сердце семена кротости и смирения, враг уже не найдет в нем места, чтобы сеять свое злое сеяние. Но мы сами даем ему повод наполнить нас злом, когда он застает нас лишенными всякого благого помысла или, более того, подстрекающими самих себя к злобе. При доброделании же происходит обратное. Когда Господь видит душу, жаждущую быть спасенной и возделывающую в себе благие посевы, тогда ради ее благого расположения Он исполняет ее Своими благодатными дарами».
25) В другой раз авва вспомнил о старце, которого обворовывал живший с ним по соседству брат. Зная это, старец не обличал его, но стал еще больше трудиться, говоря себе: «Может быть, брат имеет нужду».
Поражаясь милосердию святых, авва поведал нам такой случай: «Когда я жил в Педиаде, местный игумен рассказал мне, что некогда близ киновии жил один весьма благодушный старец. В отсутствие старца брат, живший рядом с ним, по внушению сатаны открыл его келию, вошел и забрал его вещи и книги. Когда старец вернулся и, войдя в келию, не нашел своих вещей, он пошел к брату, чтобы сообщить ему о случившемся. Там он увидел свои вещи, сваленные посреди келии, потому что брат еще не успел их спрятать. Не желая стыдить и обличать его, старец сделал вид, будто у него схватило живот, и, выйдя во двор, провел там много времени, как бы ради нужды, пока брат не спрятал все вещи. Вернувшись, он начал говорить о другом и не обличил брата.
Через несколько дней вещи старца распознали, брата схватили и посадили в тюрьму, но старец пребывал в неведении о случившемся. Услышав, что брат в тюрьме, он не мог понять, почему его заточили.
Старец пришел ко мне, – продолжал рассказ игумен, – ибо он часто заходил к нам, и сказал: „Сотвори любовь, дай мне несколько яиц и немного белого хлеба“. Я спросил: „Ты ждешь к себе кого-то сегодня?“ Он говорит: „Да“. Взяв еду, старец отправился в тюрьму, чтобы накормить брата. Когда он вошел, заключенный пал ему в ноги и сказал: „Я похитил твои вещи, авва, поэтому я здесь. Но вот твои книги лежат там-то, а твоя одежда там-то“. Старец ответил: „Чадо, да получит твое сердце извещение, что не за этим я пришел сюда, так как не знал, что ты здесь из-за меня. Но, услышав, что ты здесь, опечалился и пришел утешить тебя, смотри: вот яйца и белый хлеб. А теперь успокойся, я сделаю все, чтобы вызволить тебя из тюрьмы“. Затем он пошел и умолил некоторых влиятельных людей, потому что был известен добродетелью. Те послали посыльных и освободили брата».
26) Игумен еще рассказывал об этом старце, что как-то раз он пошел на рынок купить себе плащ и, дав за него один золотник, должен был доплатить еще несколько монет. Он взял плащ, положил его под себя и стал отсчитывать мелочь. Между тем кто-то подошел к нему сзади и попытался потихоньку вытянуть плащ. Заметив это, но имея милостивое сердце, старец сделал вид, что потянулся за укатившейся монетой, и немного привстал. Похититель выхватил плащ и убежал, старец же не обличил его.
И сказал блаженный авва Зосима: «Сколь бы дорогими ни были плащ или вещи, которых он лишился, его устроение было выше этого. Он показал, что, владея ими, в душе оставался таким, как будто у него ничего не было. Когда у него что похищали, он не обращал на это внимания и оставался неизменным: не скорбел и не раздражался. Впрочем, я всегда говорю: не обладание приносит вред, но обладание с пристрастием. Если бы у старца во владении был и весь мiр, он все равно остался бы таким, как будто у него ничего нет. Своими поступками он показал себя свободным от всего».