Венская рапсодия

Глава восемнадцатая

Фанни нажала на кнопку звонка рядом с дверью в квартиру Кальманов. Послышались шаги, и ей открыл Макс. На нем уже были шляпа, пальто и перчатки. Он улыбнулся.

— Бог в помощь, Фанни!

— Бог в помощь, Макс! Как ты себя сегодня чувствуешь?

— Мне лучше с каждым днем. — Он закрыл за собой дверь и пошел к лифту. Макс всегда так говорил, но Фанни было понятно, что он просто не хочет ей жаловаться. Тяжесть повреждений не бросалась в глаза, однако Фанни знала, как обстоят дела на самом деле.

Она была с любимым, когда врачи незадолго до Рождества сняли повязку и оказалось, что зрение сохранилось. И все же на роговице остались шрамы, поэтому многое Макс видел размытым, будто за серой вуалью. Для легких газовая атака также не прошла бесследно. При физической нагрузке, например поднимаясь по лестнице, Кальман начинал задыхаться и кашлять. По этим причинам врачи отделения для офицеров признали его непригодным к строевой службе. В начале января Макса выписали из больницы, а затем уволили из армии по состоянию здоровья. Наступил февраль. Кальман уединенно жил вместе с сестрой в квартире на Ринге. Хелена с Эммой переехала в маленькую квартиру в особняке Батори. Суд признал раздельное проживание.

Фанни часто навещала Макса. С каждым днем они становились все ближе друг другу. Граница между дружбой и любовью стиралась. Оба значили друг для друга все больше, но при этом не торопили события. Максу по-прежнему требовалось время, чтобы устроить свою жизнь. Он думал о дипломатической или политической карьере, но речь пока не шла ни о чем конкретном.

Лифт остановился, и они вышли.

— Волнуешься? — спросил Макс.

— Ужасно, — призналась Фанни. — Всю ночь не сомкнула глаз.

Ее спутник рассмеялся.

— Да, сегодня важный для тебя день.

— Может быть, — сказала Фанни, и он услышал в ее голосе сомнение. — А может, меня ждет очередное разочарование.

— Бруннер говорит, что напал на след твоих родителей, — подбодрил ее Макс.

— Вот бы узнать, что это за след. Он в самом деле больше ничего не сказал? — спросила она возбужденно.

— Фанни, я бы ничего от тебя не утаил. Я же понимаю, насколько тебе важно выяснить наконец хоть что-то. Именно поэтому мы с ним и встречаемся.

Встреча была назначена в «Захере», а не в ведомстве секретной службы, где по-прежнему работал Бруннер.

Они кивнули привратнику, удивленно приподнявшему брови, и вышли из дома. На тротуаре лежал снег, было так холодно, что изо рта шел пар. Фанни вспомнила, как за два дня до Нового года навестила Макса в больнице и он сказал, что получил письмо от Бруннера. К сожалению, ничего конкретного там не было: Валериан только предлагал товарищу встретиться лично. Кафе «Захер» также выбрал он. С тех пор ночами Фанни часто лежала без сна, думая о том, чего хочет от них бывший однокашник Макса.

Йозефа была возбуждена не меньше воспитанницы.

— Только бы все выяснилось, детка! — повторяла она. — Надеюсь, связь твоих родителей с осведомительным бюро не испортит тебе жизнь. Не дай бог, начнутся проблемы с власть имущими!

Кафе «Захер» находилось в паре сотен метров от квартиры Макса. После короткой прогулки пара оказалась у стойки знаменитой на весь мир роскошной гостиницы с тем же названием. Фанни с волнением наблюдала, как Анна Захер, владелица заведения, просматривает тетрадь с бронированиями.

— Вот: гауптман Валериан Бруннер, отдельный кабинет номер два. Господин гауптман уже ожидает вас. Позвольте проводить. — Она пошла вперед, взяв под мышку маленького французского бульдога, который сидел на стойке рядом с тетрадью и с подозрением разглядывал посетителей.

Фанни знала, что до войны мадам Моро частенько посещала это заведение, но сама ни разу тут не была. Хотя она так волновалась, что не могла ясно думать, ее поразила роскошь интерьеров. Казалось, война с ее нуждой и ужасами обошла «Захер» стороной. Здесь мир роскоши остался нетронутым. Стены покрывали шелковые обои, на мраморных полах лежали персидские ковры. Продуктовые карточки тут не принимали: платить следовало наличными. На стол подавались настоящие деликатесы, а не блюда из суррогатов.

После того как Фанни поприветствовали две постоянные клиентки мадам, она прошептала Максу на ухо:

— Бьюсь об заклад: самое позднее завтра все будут судачить о нашем визите.

Анна Захер повернула в небольшой коридорчик и постучала в темную дверь, обрамленную красными бархатными шторами.

— Отдельный кабинет номер два, прошу вас, господа. — Она подождала секунду и открыла дверь: — Ваши гости, господин гауптман.

Бруннер поднялся из-за стоявшего посреди кабинета стола. Он поприветствовал Макса крепким рукопожатием и склонился к руке Фанни с поцелуем.

— Могу ли я прислать официанта принять заказ? — спросила Анна Захер и после утвердительного ответа Бруннера вышла.

Бруннер помог Фанни устроиться на стуле и сел сам.

— Рекомендую торт «Захер» со взбитыми сливками. Его нигде не делают так вкусно, как здесь, где он был изобретен. А к нему — чудесный, несравненный настоящий кофе. Кальман, ты платишь: это мой гонорар за помощь в ваших поисках.

Фанни так нервничала, что едва не рассмеялась. Товарищ Макса оказался обаятельным кавалером, и она почти сразу перестала обращать внимание на его обезображенное лицо.

Когда торт и кофе были поданы и молодая женщина ощутила давно забытые ароматы, она почти забыла о том, зачем пришла.

— Отец небесный, — вздохнула она после первого кусочка. — Я уже позабыла чудесный вкус настоящей еды!

Бруннер согласился с тем, что настоящим тортом и кофе в такие времена нужно наслаждаться с особенным благоговением, и принялся есть, никуда не торопясь. Когда на тарелках не осталось ни кусочка, официант убрал посуду.

— Итак, барышня Шиндлер, — сказал гауптман, когда они снова остались втроем. — Одно я скажу вам сразу: никто не должен знать, откуда вы получили информацию. Я могу на вас положиться?

— Разумеется, — серьезно ответила Фанни.

— Хорошо, тогда я пойду выкурю сигару с госпожой Захер, а то и не одну.

Женщина разочарованно посмотрела на него, и Бруннер рассмеялся. Он наклонился, взял кожаную папку, прислоненную к ножке кресла, и положил ее на стол.

— Иногда я бываю немного рассеянным и забываю, что у меня с собой секретные документы, — заявил он и подмигнул Фанни. — Поэтому случается, что кто-то, для кого они не предназначены, может их случайно прочесть. Но я ничего не видел и не знаю. — Он поклонился и вышел.

— Что все это значит? — растерялась Фанни.

— Он работает в секретной службе, — пояснил Макс. — И у него будут большие неприятности, если станет известно, что он намеренно передал кому-то секретные документы. — Кальман открыл папку, вынул документы и придвинул к возлюбленной: — В этом секретном отчете содержится история твоего происхождения, Фанни.

Дрожащими пальцами она перевернула первую страницу и пораженно воскликнула:

— Ой, это же письмо, которое я отправила в осведомительное бюро! А это, наверное, конверт с информацией на случай непредвиденных обстоятельств, о котором говорила Йозефа. — Она взяла в руки коричневый конверт, перевернула его и посмотрела на белую печать на черном фоне. — И в самом деле точь-в-точь такая, как в том объявлении в газете, — пробормотала Фанни. Отложив конверт в сторону, она принялась за чтение. Дойдя до последней страницы, молодая женщина замерла на несколько секунд, затем сложила документы и посмотрела на Макса: — То, что здесь написано, настолько невероятно, что я едва могу в это поверить.

Наступила пятая военная осень. Потери на фронтах по-прежнему были огромными, и все больше солдат дезертировало. Целые полки складывали оружие и возвращались домой, и командиры ничего не могли поделать.

В Вене многие страдали от сильной нужды. Продуктов не хватало уже давно, но теперь тем, кто не мог покупать их по непомерным спекулятивным ценам, грозила голодная смерть. Армейских заказов стало меньше, и Фанни не спала ночами, ломая голову над тем, как прокормить сотрудниц дома мод. Кроме того, она заботилась о Йозефе. И все же, несмотря на заботы, мысли каждый день крутились вокруг того, что она прочитала в документах, с которыми ей позволил ознакомиться Бруннер, товарищ Макса. С тех пор прошло уже почти пол года, но Фанни все еще не могла поверить в прочитанное. Солнечным октябрьским утром, едучи в омнибусе от Йозефы в модный салон, она тоже думала об этом.

— Проклятье! Проваливайте и оставьте лошадей в покое! — взревел кучер.

Молодая женщина сжалась и через переднее окно посмотрела на улицу. Прямо рядом с лошадьми множество людей размахивали красными флагами, скандируя:

— Долой кайзера! Долой монархию!

Напуганные животные раздували ноздри и перебирали копытами. Когда кто-то из толпы попытался схватить их за сбрую, лошади рванулись на дыбы.

Фанни нетерпеливо забарабанила пальцами по лежащей на коленях сумочке. Ей срочно нужно было назад в магазин, но омнибус застрял между ратушей и университетом. Демонстрация, маршировавшая по Рингу в направлении Бургтеатра, казалась бесконечной. Тысячи мужчин и женщин с красными коммунистическими или красно-бело-красными республиканскими флагами шагали по улице, выкрикивали лозунги и распевали во всю глотку:

— А что с господами? С них нечего взять! Улицы будут у нас подметать!

Фанни почувствовала запах гари. Мужчина, сидевший передней, воскликнул:

— Ну и ну, совсем с ума сошли! Они жгут кайзера!

Пассажиры с ужасом посмотрели в указанном мужчиной направлении. Площадь перед университетом была полна студентов. Одни махали транспарантами, другие срывали черно-желтые флаги монархии. Посреди площади клубился дым. Студенты притаскивали портреты кайзера, висевшие в актовом зале и аудиториях, и с улюлюканьем бросали их в огонь. Все больше голосов в омнибусе призывали полицию, но блюстителей порядка нигде не было видно.

— Боже мой! Вы только посмотрите! Там молодая де-вица! Этот сброд ее просто затопчет! — Старуха с корзинкой на коленях ткнула Фанни в бок.

В толпе рядом с омнибусом оказалась зажата молодая женщина. Она нерешительно пыталась проложить себе дорогу, но ей не удавалось сдвинуться с места. В конце концов кто-то ее толкнул, она споткнулась и упала на колени. Катившаяся поверх толпа не позволяла ей подняться, и бедняжка кричала от ужаса.

— Иисус и Мария, да это же Нелли! — Фанни вскочила, ринулась к задней площадке омнибуса и выпрыгнула на улицу. Хелена была всего в нескольких метрах от нее. Она скорчилась на дороге, закрыв руками голову.

— Расступитесь! Немедленно расступитесь! — кричала Фанни изо всех сил, угрожая людям кулаками.

Ей удалось пробиться к Хелене, взять ее за руку и поднять. От страха та ее не узнала и начала отбиваться, но подруга вцепилась в нее железной хваткой и закричала прямо в ухо:

— Нелли, это я, Фанни! Я вытащу тебя отсюда! — Она приобняла Хелену и потянула за собой.

Наконец женщины остановились в узком переулке позади университета. Там было не так много народу и относительно тихо.

Хелена всхлипывала и цеплялась за Фанни.

— Все хорошо, — успокаивала ее подруга, — тут с тобой ничего не случится.

— Не знаю, чем кончилось бы дело, если бы не ты, — выдавила Хелена между всхлипываниями. Плечи у нее тряслись от рыданий.

Фанни подумала и объявила:

— Пойдешь со мной в салон мод. Там мы обе сможем немного успокоиться.

Чтобы избежать толпы, Фанни повела подругу в обход мимо парка Фольксгартен и миноритской церкви через Герренгассе на улицу Грабен. Примерно через десять минут они добрались до черного хода салона. Фанни провела Хелену в бывший кабинет мадам и усадила на стул.

— Для начала я принесу нам чай. — Она хотела выйти, но Хелена схватила ее за руку.

— Спасибо, что спасла меня, — сказала она тихо. Фании молча обняла ее. После этого она вышла и чуть позже вернулась с подносом с двумя чашками.

— Это пойдет нам на пользу, — сказала она и поставила одну из чашек перед Хеленой. — Что ты вообще делала в университете?

— Я была на лекции, — сказала Хелена. — С этого семестра я студентка медицинского факультета. — Она обеими руками пригладила волосы. — Мы давно не виделись.

— Почти год. — Фанни вспомнила их последнюю встречу. Они не рассорились, но дружба дала трещину, которую никто не пытался залатать.

Хелена сообщила:

— Две недели назад из Венгрии приехала мама. Она живет в особняке Батори.

— Твоя мать приехала из Венгрии одна? — удивилась Фанни. — Отец остался в поместье?

— Папа умер, — выдавила из себя Хелена и заплакала.

Фанни замерла от ужаса. Придя в себя, она взяла подругу за руку и попросила:

— Расскажи мне, что произошло!

Всхлипывая, Хелена сжала ее пальцы. Сначала Фанни не могла разобрать ни слова, но потом услышала чудовищное: барона Батори убили. Дезертиры, сбежавшие из отечественной армии, напали на поместье. Угрожая поварихе, они заставили ее открыть кладовку и принялись истреблять запасы. Барон, кучер и верный слуга Адам были застрелены при попытке сопротивления. Баронессе и Софии удалось спрятаться в каморке камеристки. После кровавой бани убийцы перевернули дом вверх дном в поисках ценных вещей и денег. Заодно они обнаружили винный погреб, перебили множество ценных бутылок выдержанного вина и напились палин-ки. Пока они спали пьяным сном, женщины бежали.

Пешком они направились к железной дороге, непрестанно боясь попасть в руки к дезертирам и мародерам. Они ничего не ели и не пили, прятались по ночам в кустах и через три дня добрались до станции. София обменяла жемчужные серьги баронессы на билеты до Будапешта и продукты. В Будапеште пришлось отдать за билеты до Вены обручальное кольцо Иды Батори.

— У меня больше нет родного дома, — тихо закончила Хелена. — Но самое ужасное, что погиб папа. Он никому не сделал ничего плохого и никому не желал дурного. Я уверена, что он поделился бы с дезертирами последним куском хлеба. — Она снова заплакала.

Фанни погладила дрожавшие пальцы подруги.

— Ты еще не знаешь, что я выкупила дом мод, — начала она, чтобы отвлечь Хелену. — Мадам все еще на положении интернированной. Но уже не в крепости Кар-лштейн, а в частной квартире. Адвокат сказал мне, что со дня на день ждет ее освобождения.

— После этого она вернется в Вену?

— Сначала да, — кивнула Фании. — Но когда война закончится, мадам хочет уехать на родину, во Францию. — Она помолчала. — Осталось недолго. Говорят, что солдаты массово слагают оружие и отказываются воевать дальше. Многие просто возвращаются домой.

— Им следовало сделать это раньше, — вздохнула Хелена.

Йозефа тоже так говорит, — ответила Фанни с улыбкой и осторожно добавила: — Как хорошо, что мы сидим здесь и разговариваем.

Хелена кивнула.

— Я тоже так думаю.

Фанни вспомнила тот день, когда они с Максом встречались с Бруннером. О содержании секретных бумаг она не сказала никому, кроме Макса и Йозефы, хотя не стала сообщать наставнице, какую роль в этом деле сыграл Бруннер. Но Фанни уже давно хотела поговорить обо всем с Хеленой.

— Нелли, — сказала она тихо и проникновенно, — ты должна кое о чем знать. Можешь мне не верить, но тем не менее это правда. — Фанни снова взяла Хелену за руку: — Мы сестры — ты и я, Нелли. — Она напряженно посмотрела на подругу, во взгляде которой отразилось непонимание.

По окончании паузы, которая показалась Фанни вечностью, Хелена покачала головой.

— Прошу тебя, Фанни. Я часто мечтала, чтобы мы оказались сестрами, но…

— Это в самом деле так, Нелли! У нас разные отцы, но одна мать. Через полгода после моего рождения наша мать вышла замуж за твоего отца. Брак был устроен двором.

Хелена посмотрела на Фанни с еще большим недоумением. Та отпустила ее руку и достала из сумочки помятый коричневый конверт.

Это был тот самый документ на случай возникновения непредвиденных обстоятельств. С молчаливого согласия Макса Фанни забрала его из папки, которую Бруннер дал ей в «Захере».

— Этот конверт я всегда ношу с собой, потому что в нем находится единственный документ, удостоверяющий личность моей матери. Она принесла его на роды. Тут значится ее имя и адрес для связи. Умри она в родах, больница должна была известить семью. — Она протянула конверт Хелене.

Та достала из него пожелтевший лист бумаги и развернула его.

— Здесь стоит девичья фамилия моей матери — Ида Мольнар! — воскликнула она, начав читать. — Адрес мне не знаком.

— Это адрес осведомительного бюро. Полагаю, там знали, как связаться с вашей семьей в случае смерти в родах, — сказала Фанни.

— Но как ты выяснила, что Ида Мольнар — это Ида Батори? Откуда тебе известна девичья фамилия моей матери?

— Она значилась в документах, которые я видела. Как и то, что позже она вышла за твоего отца и стала баронессой Батори. — Фанни забрала у Хелены бумагу и рассказала, как Макс помог ей связаться с осведомительным бюро и раскрыть тайну ее рождения. Имя Бруннера она снова не упомянула.

Когда она закончила рассказывать, Хелена встала и подошла к ней.

— Я рада, что мы в самом деле сестры, Фанни.

— Так между нами снова мир? Ты меня простила? — спросила та напряженно.

Вместо ответа Хелена обняла ее.

— А твой отец? — спросила она, когда они разомкнули объятия. — Кто твой отец?

— Он уже давно умер… — начала Фанни. Внезапно она замолчала и улыбнулась: — Нам стоит спросить о нем нашу мать.

Особняк Батори находился неподалеку от Хофбурга между церквями Святого Михаила и Святого Петра. Он напоминал венецианский дворец, феодальная роскошь которого ничуть не поблекла, несмотря на военное время. Над воротами блистал родовой герб, который Фанни уже видела в поместье Батори. Дядя Хелены, как глава клана, занимал с семьей бельэтаж. На третьем этаже находились апартаменты, в том числе небольшая квартира, где жили Хелена и Эмма. У отца Хелены имелось право на несколько большие апартаменты на том же этаже.

— Со смертью папы срок действия прав на вторую квартиру истек, — объяснила Хелена, когда они с Фанни поднимались на лифте на третий этаж. — Мама должна была въехать к нам с Эммой, но я воспротивилась. — Она улыбнулась сестре. — Так что мой дядя пока что разрешил ей остаться в квартире папы.

Они вышли из лифта и остановились перед красивой резной дверью. Хелена постучала. Им открыла София. Узнав Фанни, старая камеристка вытаращила глаза.

— Бог в помощь, София! Мы хотим увидеть маму. — Хелена взяла Фанни за руку и прошла мимо камеристки в небольшую прихожую. Энергично цокая каблуками по мраморному полу, она потянула сестру дальше, к двери слева, постучала и вошла в маленькую гостиную.

Ида Батори сидела в кресле у горящего камина. Закрытое черное траурное платье и темные волосы делали ее лицо таким бледным, что она казалась привидением. В руках вдова держала Библию, и Фанни услышала тихое бормотание:

— Ты говоришь: «Я богат, я много приобрел, и мне уже ничего не надо». Но ты не осознаешь, что ты несчастен, жалок, нищ, слеп и гол…[66] — Женщина прервалась и посмотрела сначала на Хелену, а потом на Фанни. Ее глаза сузились. — Что тебе здесь нужно, маленькая дрянь? Разве я не запретила тебе общаться с моей дочерью?

Фанни трясло — отчасти от напряжения, отчасти от ярости. Она хотела было обрушить на баронессу весь свой гнев, но тут Хелена крепче сжала ее руку.

— Мама! — Она сделала шаг вперед. — Я хочу представить тебе мою сестру Фанни. Она появилась на свет в Рождество восемьдесят девятого года от анонимной матери в родильном отделении Центральной больницы Вены. Но это тебе и так известно.

Несколько секунд Ида Батори, онемев, смотрела на Фанни. Затем она швырнула Библию на столик и поднялась.

— Это наглая ложь!

— Вовсе нет! — закричала Фанни и выхватила из сумочки конверт. — Здесь все написано!

— Это подделка!. Покажи сейчас же! — Баронесса протянула руку и сделала шаг в сторону Фанни, но та быстро отскочила.

— Вы же не думаете, что я настолько глупа и отдам вам этот конверт?! — Она повернула его так, чтобы Ида Батори увидела печать. — Никаких подделок!

— Мама, признай, что Фанни твоя дочь! — вмешалась Хелена.

— Будь я проклята, если назову этого подкидыша дочерью! — разъярилась Ида Батори. — Ты принесла мне одни несчастья, — зашипела она на Фанни. — Я была придворной дамой императрицы, и не уступи я минутной слабости, не отдайся этому негоднику эрцгерцогу Отто, осталась бы при своем высоком положении. Отто разрушил мое будущее. Мне пришлось оставить двор и выйти замуж за твоего отца, ничтожного младшего сына барона!

— Племянник старого кайзера — твой отец, Фанни? — воскликнула ошеломленная Нелли. — Бог ты мой.!

— Пусть не воображает! — возмутилась Ида Батори. — Он произвел на свет десятки бастардов, которых не признал до самой своей сифилитической смерти. У тебя, — она ткнула в сторону Фанни пальцем, — нет права претендовать на что бы то ни было!

— Да я и не собираюсь! — гневно ответила Фанни. — Я знаю, кто я, и знаю, что добилась всего вопреки родителям! Но для отца я что-то значила, ведь он до самой своей смерти ежемесячно переводил деньги на мое содержание через осведомительное бюро.

— Это был не он, а старый кайзер, — холодно возразила Ида Батори. — Он тратил личные средства на внебрачных отпрысков родни. И посылал деньги через осведомительное бюро, чтобы скрыть источник поступлений. — Она смерила Фанни ледяным взглядом. — Ты мне с самого начала не понравилась. Не следовало пускать тебя в мою семью.

— Мама! — воскликнула Хелена. — Ты и есть семья Фанни.

— Никоим образом, — возразила Ида Батори с откровенным отвращением. — Лучше бы ты вовсе не появилась на свет, но этот путь был мне заказан. После того как мое положение стало очевидным, во избежание скандала при дворе меня держали как заключенную, поэтому мне пришлось тебя выносить.

— Я не ожидала от вас ничего иного, кроме черствости и бессердечия. Вы мне не мать, потому что звание матери нужно заслужить! — Голос у Фанни дрожал, но подбородок был гордо поднят, и она смотрела Иде Батори прямо в глаза.

Потом Фанни развернулась и пошла к выходу. В глазах у нее стояли слезы, но она ни за что не хотела показать Иде Батори, как сильно задета ее поведением.

Хелена посмотрела на мать. На лице у нее читались недоумение и неприятие.

— Ты мне отвратительна, мама. Я никогда не прощу тебе того, как ты поступила с Фанни. Она моя сестра. Я люблю ее и всегда буду на ее стороне. — Она повернулась и поспешила следом за Фанни.

Не прошло и двух недель, как 3 ноября 1918 года австро-венгерское правительство заключило перемирие с Антантой. Страшная война, длившаяся четыре года три месяца и семь дней, подошла к концу. Но перемирие уже не могло предотвратить падения монархии. Одиннадцатого ноября император Карл I сложил с себя полномочия и отправился с семьей в замок Экартзау в ожидании того, как решат его судьбу победители. Его империя — вторая по размеру в Европе, объединявшая бесчисленное количество разных народов, — распалась на многочисленные маленькие государства. В Вене провозгласили республику Германская Австрия, границы которой были определены не сразу.

По окончании войны Фанни немедленно вставила новое стекло в витрину дома мод. После этого она дала во все газеты объявления о том, что является новой владелицей салона. Старую вывеску «Сара Моро кутюр» она решила сохранить из уважения к мадам — та вернулась в Вену, очень худая и бледная, и готовилась к отъезду во Францию.

Фанни переполнял энтузиазм. Сначала она повесила в торговом зале диплом мастерицы, потом вернула на место не потерявшие своей роскоши дорогие ткани. Все еще энергичная, несмотря на возраст, Эльфрида Шуберт сделала по эскизам Фанни выкройки, и вскоре в пошивочной мастерской затарахтели машинки, а в витрине появились первые манекены в новых платьях. Швей и продавщицы пребывали в отличном настроении. С окончанием войны вернулись надежда и уверенность в завтрашнем дне, пусть мужья некоторых женщин по-прежнему числились пропавшими без вести или находились в плену.

Постепенно возвращались и старые покупательницы. Те, чьи мужья обогатились на военных действиях, сразу делали заказы на платья, не скрывая радости от возможности снова красиво одеваться. Другим повезло меньше: они потеряли семейные владения в Богемии, Венгрии, Галиции, Буковине или Хорватии. Такие приходили просто посмотреть на новинки, но Фанни не сомневалась, что финансовая ситуация давних клиенток улучшится, и открывала им кредиты на хороших условиях.

Двадцать пятого декабря она праздновала с Йозефой первое мирное Рождество и одновременно — свой двадцать девятый день рождения. Двумя днями позже, когда магазины снова открылись, она устроила праздник для друзей и клиенток в торговом зале модного салона.

На прилавке перед стеллажом с тканями стояла маленькая рождественская елка. Под люстрой с помощью Макса Фанни соорудила деревянный подиум, вокруг которого размещались столы и стулья.

Кухарка семьи Кальман отправилась за город к крестьянам, привезла курицу, яйца, капусту и картошку и приготовила еду. Блюда были простыми, но гости набросились на них, будто им подали устриц и икру. Пили вино из довоенных запасов, сохранившихся в подвале мадам. В это время самые хорошенькие продавщицы магазина устроили на подиуме показ мод.

Новые модели сильно отличались от довоенной моды.

Лишенные излишней декоративности и пышности, они выглядели простыми и элегантными и напоминали короткие, до колен, юбки для тенниса и танцев. Фурор произвели придуманные Фанни брюки. Широкие и прямые, на манер мужских, они дополнялись сидящими по фигуре жакетами, которые подчеркивали грудь и тонкую талию.

Мадам расхвалила первую коллекцию Фанни.

— Я вижу, что вы excellente[67] продолжаете дело всей моей жизни, мадемуазель Шиндлер, — сказала она после показа и с грустной улыбкой на неизменно вишневых губах обняла Фании.

Пока гости поглощали поданный на десерт кайзер-шмаррн [68], приготовленный хоть без изюма и ванили, но с достаточным количеством яиц, Фанни переходила от столика к столику.

Изабелла сидела между Рахилью и родителями, приехавшими незадолго до Рождества. Супруги Кальман выглядели несчастными и удрученными. Отец Изабеллы и Макса лишился почти всего состояния, потому что военный заем после капитуляции потерял всякую ценность. Только благодаря поддержке сына пара могла по-прежнему жить в своем особняке в Будапеште. Макс пытался уговорить родителей переехать в Вену, но они упорно отказывались надолго покидать родной город.

Изабелла потянула Фанни за руку, и та наклонилась к ней.

— Сегодня мы с Рахилью купили билеты на корабль до Палестины. Уезжаем в конце января.

Идея отправиться в Землю обетованную, где британцы пообещали евреям вернуть родину, исходила от Рахили. После бегства из Лемберга, пережитых ужасов и краха монархии она решила покинуть Европу. Ей хотелось жить в кибуце на берегу Тивериадского озера, отказаться от частной собственности и заниматься сельским хозяйством вместе с другими поселенцами. Она заразила идеей еврейского рабочего бесклассового государства не только Изабеллу, но и многих беженцев, которые решили последовать за ней. Те, кто не хотел перебираться в Палестину, планировали начать новую жизнь в Вене. Лишь немногие решили вернуться назад в свои деревни.

— Я буду очень скучать по тебе, — сказала Фанни. — Макс все еще надеется, что вы останетесь.

Изабелла покачала головой:

— Решение принято. Рахиль хочет уехать. А я хочу быть рядом с ней, — женщина с нежностью посмотрела на любимую.

Фанни взглянула на Макса. На коленях у него сидела Эмма, гладя по волосам куклу, подаренную отцом на Рождество. Макс разговаривал с Хеленой. С тех пор, как они официально оформили раздельное проживание и каждый смог устроить свою жизнь, между бывшими супругами сложились дружеские отношения.

У Макса появились планы на будущее. По состоянию здоровья он не мог вступить в новую немецко-австрийскую народную армию, но ему предложили консультировать недавно избранное правительство под руководством канцлера Реннера по вопросам установления дипломатических отношений с Венгрией. Фанни знала, что он радуется предстоящей работе.

Будто почувствовав, что любимая думает о нем, Макс посмотрел на Фанни, и они улыбнулись друг другу.

— Теперь у нас есть будущее? — спросил он Фанни в вечер дня ее рождения.

— Я люблю тебя, — ответила она. — И всегда буду на твоей стороне.

— Значит ли это, что ты переедешь ко мне после отъезда Изабеллы?

— А Йозефа? — возразила Фанни. — Я ведь о ней забочусь.

— У меня большая квартира. Найдется место и для твоей воспитательницы.

— Хорошо, — ответила Фанни. — Я спрошу ее.

Она сделала это на следующий же день. Но старушка колебалась и не хотела покидать квартиру, в которой прожила много десятков лет. Кроме того, ей не нравилась идея жить под одной крышей с возлюбленным своей подопечной.

Однако не явиться на праздник Йозефа не могла. Она сидела в удобном кресле, которое Фанни поставила рядом с подиумом, и выглядела утомленной, но довольной. Фанни подошла и села рядом на свободный стул.

— Ты устала, Йозефа? Хочешь домой?

— Спасибо, детка. Все хорошо. Дома мне все равно нечего делать, кроме как сидеть в кресле и есть. — Помолчав, она добавила: — Знаешь, я только что вспоминала, как мы были здесь в первый раз. А теперь салон принадлежит тебе. Я в самом деле очень горжусь тобой. Хорошо, что ты не всегда меня слушаешь, а идешь своей дорогой.

— Если бы я тебя слушала, то сейчас у меня, скорее всего, не было бы работы, — улыбнулась Фанни. — Прислугу теперь почти никто не может себе позволить. Кроме того, это занятие мне все равно не нравилось.

— В тебе говорит благородная кровь, — пробормотала Йозефа. — Надо же было такому случиться, что кутила красавчик эрцгерцог оказался твоим отцом, а эта зазнайка баронесса — матерью. Знаешь, детка, иногда я думаю, лучше было тебе и не знать, что за люди твои родители.

Фанни наклонилась и взяла старушку за руку.

— Это не мои родители, — заявила она, — это люди, благодаря которым я появилась на свет. Родителей мне заменила ты, Йозефа. Ты стала мне и бабушкой, и отцом, и матерью. И так будет всегда!