Венская рапсодия

Глава восьмая

— Вы уверены, что хотите отправиться на конную прогулку, барышня Хелена? Еще нет десяти часов, а уже жарко. — Фанни стояла в спальне молодой баронессы, поправлявшей перед трюмо цилиндр. Обе девушки были в узких жакетах, длинных юбках поверх облегающих брюк, шляпах и сапогах. Дамы выглядели исключительно элегантно, вот только костюмы для верховой езды из плотного черного полотна были слишком теплыми. Однако Хелену это не волновало. Она была превосходной наездницей и любила долгие прогулки по Пусте, дававшие ей свободу от матери.

Бросив последний взгляд в зеркало, Хелена взяла у камеристки хлыст и жокейские перчатки.

— Дорогая Фанни, — заявила она с улыбкой, — может, ты просто ищешь отговорку, чтобы остаться здесь, потому что не слишком уверенно чувствуешь себя в седле? Не сдавайся. Вскоре ты полюбишь конные прогулки не меньше моего.

— Вам хорошо говорить, — пробурчала Фанни, выхода из комнаты вместе с госпожой. — Вы сели в седло, едва начали ходить, а я — всего пару недель назад. Знала бы, какая пытка мне предстоит, осталась бы в Будапеште.

Хелена посмотрела на нее с удивлением:

— Но вспомни, Фанни! Ты же не хотела и дальше служить у Изабеллы. К тому же мы отлично понимаем друг друга, ведь правда? Мы почти как сестры!

Барышне Батори нравилась деревенская жизнь, она наслаждалась каждым днем, проведенным в Пусте. Фанни же уединенность поместья удручала. «Бог ты мой, да здесь же просто пустыня! Гостей видно за четыре недели до прибытия», — подумала она, когда двумя месяцами ранее вышла из поезда в крошечной деревне, вокруг которой не было решительно ничего. После двух часов дороги по степи до поместья Фанни стало казаться, что она очутилась на краю земли.

Бесконечные поля, в которых не попадалось ничего выше ограждений для пастбищ и колодцев-журавлей, тянулись до самого горизонта. В первые ночи Фанни не могла спать: ей не хватало шума большого города. А тут слышались лишь стрекотание кузнечиков, случайный звон коровьего колокольчика вдали и шелест ветра в травах.

Таланты камеристки оказались в этой местности излишними: ни изысканного общества, ни балов; к тому же, как и предрекла Изабелла, Хелене было все равно, как выглядеть. Похоже, барышня искала не служанку, а подругу, с которой можно выезжать на конные прогулки и болтать.

С отцом Хелены Фанни познакомилась в день приезда. Барон, сердечный простой человек, любил деревенскую жизнь, как и его дочь. Различия в статусе его не занимали. Здороваясь, он поцеловал Фанни руку, будто благородной даме, и в дальнейшем обращался с ней не как с камеристкой, а как с подругой дочери. Каждое утро после завтрака барон уезжал к своим стадам и возвращался лишь под вечер. Рядом с коровами и лошадьми он ощущал себя счастливейшим человеком. Баронесса же, напротив, невыносимо скучала. Соседские поместья располагались слишком далеко, чтобы совершать визиты, поэтому она коротала время в саду под зонтом от солнца за написанием длинных писем с жалобами на нехватку общения.

Фанни не уставала удивляться, почему такая гордая женщина, как баронесса, придающая особую важность положению в обществе, живет в скромном загородном доме. Внешне усадьба мало отличалась от стойл, каретного сарая и хозяйственных построек, окружающих большой пыльный двор: те же беленные известью стены и покрытая соломой крыша. Современных благ цивилизации, таких как электричество, водопровод и центральное отопление, в усадьбе не было. Хелена рассказала Фанни, что поместье принадлежит не ее отцу, а дяде. Как старший сын, тот являлся единоличным наследником всего состояния Батори и жил с семьей в фамильном замке в немецкой Западной Венгрии близ Вены.

— Папа тут, по сути, ничем не владеет, — объяснила Хелена. — На текущие расходы мы получаем от дяди небольшое содержание. Кроме того, он передал папе пожизненное право пользования поместьем Батори и квартирой в семейном особняке в Будапеште. Но зимой я была представлена при дворе в Вене, и мама убедила дядю заменить будапештское жилье квартирой в Вене. Однако все эти уступки действительны, пока жив папа. Чтобы после его смерти нам с мамой не зависеть от подачек дяди, мне нужно как можно удачнее выйти замуж. Но мама уже этим занимается.

Фанни вспомнила слова госпожи, выходя через сумеречную прихожую дома на улицу. Двор был немощеным, и при каждом шаге из-под сапог вырывалось облачко пыли. С тех пор как девушка приехала сюда, дождя почти не было. Солнце непрерывно сияло посреди бесконечного голубого неба. В степной глуши было не только суше, но и теплее, чем в Вене в то же время года. Хелена полагала, что это примета холодной зимы. Однако после лета они должны были перебраться в Вену, где по осени начинался сезон с балами, оперой и приглашениями ко двору.

Но до того оставалось еще почти три месяца в уединенной усадьбе. Фанни, дитя города, привыкшая покупать продукты в магазине или на рынке, с удивлением обнаружила, что поместье само снабжает себя съестными припасами. Овощи и зелень росли на огороде; яблоки, вишни и абрикосы — во фруктовом саду позади хлева. Молоко, масло, мясо, яйца и сыр давали скот и домашняя птица.

Впервые увидев огромные стада, которые свободно паслись на бесконечных выгонах, Фанни потеряла дар речи. В поместье было около тысячи коров и несколько сотен лошадей. Мускулистых серых коров с мощными рогами длиной в руку девушка опасалась, но ей нравились табуны кобыл с жеребятами. Животных охраняли конные пастухи с собаками. Хелена уверяла, что собаки могут справиться даже с волками, но диких зверей Фанни, к ее огромному облегчению, еще не видела: серые хищники немилосердно преследовались и были редкостью.

Как только обе девушки покинули тень, которую отбрасывали здания, солнце начало нагревать черный цилиндр Фанни.

«Сегодня у меня наверняка снова будет ужасно болеть голова», — подумала она, мечтая вернуться в темный прохладный дом. Но Хелена непременно желала поскакать к табуну и посмотреть, как клеймят родившихся в новом году жеребят. Как хорошо воспитанная барышня из аристократической семьи, разъезжать по округе она могла только в сопровождении компаньонки, поэтому выбора у Фанни не было.

Хелена усиленно обучала ее верховой езде. До приезда в Пусту Фанни ни разу не сидела на лошади, поэтому каждое утро после завтрака конюх помогал ей взобраться на старого пони, еще помнившего, как училась ездить сама барышня. Пони трусил перед усадьбой на длинной корде[14]. Девушке приходилось сидеть на лошадке боком, как положено даме. По словам Хелены, пони был кротким как овечка, но всякий раз, когда Фанни пыталась на него взобраться, он норовил ущипнуть ее, а иногда просто застывал на месте, никак не реагируя на ее команды, сколько бы она ни старалась сдвинуть его. К тому же в дамском седле управлять лошадью было почти невозможно, ведь дотянуться до бока животного получалось лишь одной пяткой. При попытке использовать хлыст пони принимался прыгать, выгибая спину, отчего наездница падала. Тем не менее по прошествии шести недель Фанни начала себя чувствовать в седле более-менее уверенно, пересела на лошадь и стала сопровождать Хелену во время конных прогулок.

В тот день обеих девушке во дворе, как обычно, ожидали конюхи с лошадьми. Перед тем как взобраться в седло, Хелена бросила озабоченный взгляд на окна усадьбы.

— Мама наверняка стоит у окна и злится, что мы ездим по-мужски.

— Вы жалеете о принятом решении? — спросила Фанни.

— Нет. — Хелена тряхнула головой. — Даже приятно наконец-то пойти наперекор маме. Мне просто не хочется по возвращении снова выслушивать ее тирады.

Идея с мужским седлом исходила от Фанни. Она была убеждена, что смогла бы лучше держаться на лошади, зажав ее корпус обеими ногами. Широкое и глубокое пастушье седло, в котором ездили мужчины, казалось ей гораздо удобнее дамского. Попытки Фанни разожгли любопытство Хелены. Опробовав мужское седло, она тоже решила пользоваться им. Баронесса была в ужасе и запретила дочери сидеть на лошади, неприлично раздвинув ноги. Барон же со смехом разрешил делать что вздумается. Его вовсе не волновало, что Хелена скачет по Пусте по-мужски.

Девушки пустили лошадей шагом и покинули двор, повернув на узкую песчаную дорожку, которая вела на просторы Пусты. Неподалеку от усадьбы работники косили траву. Они шли длинными рядами, дружно взмахивая косами. За ними следовали женщины, ворошившие скошенную траву деревянными граблями, чтобы она лучше сохла. По пути Хелена всегда обращала внимание Фанни на интересные мелочи.

— Это катран, — указала она на невысокое растение с мясистыми листьями. — Его можно отваривать и есть. А вот тот серебристый кустик — вермут.

— Я думала, вермут — это напиток, — отозвалась Фанни, вспомнив, как Йозефа после сытной еды охотно выпивала рюмку вермута для пищеварения.

— Так и есть, — кивнула Хелена. — Напиток настаивается именно на этой траве, которую еще называют полынь. Ой, посмотри туда! — Барышня указала на низину в отдалении, где однообразную зелень нарушали многочисленные вкрапления фиолетового цвета. — Это поле гвоздик. Разве не прекрасно?

Заслонившись от солнца, Фанни взглянула в направлении руки Хелены.

— Если присмотреться, то Пуста не такая уж и пустая.

— Тебе тут все еще не нравится? — расстроилась барышня.

Фанни отмахнулась от комара, нацелившегося ей на нос.

— Все в порядке. Но я буду рада осенью поехать в Вену.

— Ты часто скучаешь по ней?

Фании молча пожала плечами, и Хелена продолжила: — У меня все наоборот. В Вене одно событие громоздится на другое. Нет времени передохнуть. Постоянно нужно думать, что я говорю, с кем веду беседу, как выгляжу. Это так утомляет, что я всегда рада по весне вернуться в деревню. А где именно в Вене ты выросла, Фанни?

— В предместье Альзер, — ответила та односложно. Она надеялась, что Хелене этого хватит, но ошиблась.

— Я там никогда не была, — призналась та. — Как живется в Альзере? Расскажи немного о себе.

— Особенно нечего рассказывать. Я ходила в народную школу, а потом в заведение, где обучают хозяйственным навыкам. Выучившись, работала в разных домах экономкой и камеристкой. — Фанни посмотрела на небо, где кружила пара хищных птиц. — Вы хорошо разбираетесь в породах, барышня: что это за птицы?

Хелена запрокинула голову.

— Ястребы. Их можно узнать по длинному хвосту с закругленным углами. Скажи-ка Фанни, мне почудилось или ты пытаешься уйти от ответа?

Фанни посмотрела на бурую гриву своей лошади и подумала о том, что ей говорила Йозефа, когда она была маленькой и задавала вопросы о родителях: «Когда люди слышат, что ты из приюта, сначала они пристают с расспросами, думая узнать что-нибудь интересное, а после не доверяют, потому что ты выросла не в семье. Будь умницей и не рассказывай о своем происхождении».

Девушка всегда следовала совету наставницы, но сейчас ей очень хотелось поделиться с кем-то своей историей. Вот только подходит ли молодая баронесса на роль наперсницы?

— Вижу, тебя что-то волнует, — услышала она голос Хелены. — Не хочешь рассказать?

Фанни глубоко вздохнула и отринула сомнения.

— Я выросла в приюте. — Она выжидающе посмотрела на Хелену, но на лице у той ничего не отразилось.

— В приюте? Это богадельня?

— Нет. — Фанни грустно улыбнулась. — Это заведение для детей, которых не могут вырастить родители. Похоже на дом сирот, только мои родители не умерли.

— Что же с ними случилось? Почему ты не осталась у них? — спросила Хелена. Она, очевидно, не представляла себе, что такое приют.

— Я не знаю моих родителей, — тихо призналась Фанни. — Родив меня в Центральной клинической больнице, мать заплатила деньги, чтобы сохранить анонимность. Нет никаких документов, в которых значится ее имя или имя моего отца. Об этом мне рассказала старшая надзирательница приюта. Она вырастила меня, став моей приемной матерью или, скорее, бабушкой: ей уже очень много лет.

Хелена долго смотрела на камеристку.

— Теперь я понимаю, почему ты не хотела говорить о том, как прошло твое детство. Это слишком грустно.

— Грустно было не всегда, милостивая сударыня. Госпожа Пфайфер, главная надзирательница, хорошо обо мне заботилась, и я ее очень люблю.

Тем не менее Хелена была потрясена.

— Если бы я не знала своей семьи, мне бы казалось, что у меня отняли руку или ногу.

— Лучше и не скажешь! — воскликнула Фании, испытавшая огромное облегчение. Ей показалось, что молодая баронесса поняла ее страдания.

Некоторое время девушки молча ехали бок о бок. «Лошади время от времени фыркали или отгоняли хвостом мух. Фанни погрузилась в свои мысли. Вопросы собственного происхождения овладели ею с новой силой. Она спрашивала себя, живы ли ее родители, жалеет ли мать о том, что не взяла с собой никаких сведений о ребенке, скучает ли она иногда по дочери так же, как и та по ней.

«Искала ли она меня?» — подумала Фанни и невольно вздохнула.

— Мне кажется, каждый ребенок должен знать, кто его родители. Это его право по рождению, — прервала барышня ее размышления.

— Хорошо бы, конечно, — отозвалась Фанни, — да только ни я не могу их найти, ни они меня. Если они вообще этого хотят, — глухо добавила она.

Девушки снова замолчали. Внезапно Хелену осенило.

— Кажется, я могу тебе помочь.

Фанни остановила лошадь.

— Что вы имеете в виду?

Хелена тоже остановилась.

— У мамы много подруг, занимающихся благотворительностью. Уверена, что одна из них непременно связана с приютом в Вене. Я могла бы попросить маму написать и спросить, не знает ли та чего-нибудь о твоей матери.

Фанни посмотрела на спутницу с сомнением.

— А если баронесса не знакома с дамой, которая занимается приютом?

— Ей достаточно просто расспросить пару человек. Круг аристократии в этой стране невелик, мы все друг друга знаем. Так что стоит попробовать, правда?

Когда Фанни поняла, что Хелена в самом деле от всего сердца желает ей помочь, глаза у девушки увлажнились.

— Я вам очень благодарна. — Она и в самом деле была тронута.

В этот момент ее лошадь подняла голову и заржала. Лошадь Хелены навострила уши и начала нетерпеливо переступать ногами на месте.

— Они чуют табун, — пояснила Хелена. — Как насчет галопа?

— С радостью! — воскликнула Фанни и щелкнула поводьями. Лошади бок о бок помчались по Пусте, а наездницы почувствовали себя настолько легкими и счастливыми, будто могли летать.

Фанни с нетерпением ждала, когда Хелена наконец поговорит с баронессой. Через неделю она не выдержала и спросила об этом госпожу. К ее разочарованию, выяснилось, что беседа еще не состоялась.

— Я не забыла, — заверила ее барышня. — Просто мама все еще зла на тебя. Она считает, будто это ты надоумила меня ездить в мужском седле, что, конечно, не так. Но чтобы попросить ее об одолжении, придется дождаться подходящего момента, иначе все будет напрасно.

Фанни понимала сомнения Хелены, но это не умаляло ее разочарования. Прошла еще неделя, и девушка задалась вопросом, стоит ли вообще на что-то надеяться.

Однажды после обеда Фанни пришла в спальню молодой баронессы, чтобы помочь ей переодеться к ужину. В тот день в поместье собирался приехать брат Изабеллы Максим Кальман. Кучер уже несколько часов назад отбыл на вокзал, так что появление гостя ожидалось в самое ближайшее время.

Работа отвлекла Фанни от грустных мыслей. Она хотела, чтобы Хелена выглядела для своего суженого самой прекрасной, и решила сделать молодую баронессу сказочно красивой. К сожалению, в дело постоянно вмешивалась мать, отвергавшая все предложения камеристки.

— Ты что, не видишь, как бледно выглядит Нелли в зеленом? Синее платье можешь тоже сразу повесить на место: оно полнит, — раскритиковала баронесса оба наряда, которые Фанни вынесла из гардеробной.

Ида Батори стояла позади дочери и затягивала шнуровку ее корсета до тех пор, пока та, задыхаясь, не простонала:

— Перестань, мама, я сейчас упаду в обморок!

— И почему только ты не можешь меньше есть! — огрызнулась баронесса. — У тебя никогда не будет такой тонкой талии, как у нашей покойной императрицы. Фанни! — Коротким движением руки она указала камеристке на гардеробную: — Принеси платье с розами, которое мы купили в Будапеште. Максиму оно понравится. В нем его невеста будет выглядеть юной и невинной.

Пока Фанни искала платье, баронесса объясняла дочери, как той следует вести себя в присутствии Макса:

— Ни в коем случае не хихикай, как глупый подросток. Будь любезна и проявляй заинтересованность, даже если тебе станет смертельно скучно. Можешь поговорить с ним о лошадях: этой темы охотно касалась наша покойная императрица. Но боже тебя упаси обсуждать коров или кур, точно деревенщина! О том, что ты ездишь в мужском седле, не упоминай ни в коем случае. — Она уничижительно посмотрела на Фанни, вышедшую из гардеробной. — С этим покончено, что бы там ни говорил твой отец. Пока Максу нас в гостях, будешь сидеть на лошади, как положено даме! Силы небесные, Фанни, ты меня вообще не слушала? Это не то платье!

— Не то, милостивая сударыня, — вежливо согласилась Фанни, хотя внутри у нее все кипело. — Но оно больше идет барышне. В нем она будет выглядеть как куколка.

Хелена быстро прикрыла рукой рот, чтобы скрыть смешок. Баронесса в негодовании приподняла брови, но тут раздался быстрый стук копыт и послышался мужской голос:

— Хей-хей! Вперед!

— Это Макс! — воскликнула Хелена. Она отодвинула стул и подбежала к окну.

Баронесса поспешила за ней:

— Нелли! Не смей показываться у окна в халате!

Хелена спряталась за занавеской и выглянула. Баронесса встала подле нее и тоже посмотрела в окно.

Фанни медленно последовала за матерью и дочерью. Пренебрежительное отношение баронессы привело ее в ярость, и девушка изо всех сил пыталась успокоиться, опасаясь ответить колкостью и потерять место.

Она с любопытством выглянула из окна, чтобы увидеть суженого Хелены, и у нее перехватило дыхание. Маленькая дну юшка, утром отправившаяся на вокзал, с головокружительной скоростью летела к усадьбе. Кучер обеими руками вцепился в бортик. На лице у него отражался ужас. Молодой человек, сидевший рядом с ним на козлах, напротив же, хохотал во все горло. Он крепко держал поводья и подгонял лошадей громкими выкриками. Из-под копыт летела пыль. Двуколка остановилась ровнехонько у входной двери.

— Вот же сумасброд! Несется так, будто за ним черти гонятся! — вырвалось у Фанни.

— Или всадники Апокалипсиса, — хихикнула Хелена. Баронесса тут же устроила девушкам выговор:

— Фанни! Еще одно неуважительное высказывание — и можешь паковать вещички! А ты, Нелли, не повторяй, как попугай, тот вздор, который несет твоя прислуга.

Фанни едва сдержалась. Ей стоило огромных усилий промолчать.

Внезапно Хелена прикоснулась к ее руке. Когда Фанни повернулась к хозяйке, та чуть заметно покачала головой и улыбнулась. Камеристка тут же смягчилась: «Барышня такая славная. И почему только ей досталась в матери злобная ведьма?».

Хелена вновь посмотрела в окно.

— Макс стал настоящим мужчиной, не правда ли, мама? — услышала Фанни ее голос.

Она снова выглянула во двор и увидела, как кучер сполз с сиденья, прислонился к колесу двуколки, и его стошнило.

Макс Кальман спрыгнул на землю позади него.

— Ну-ну, будет тебе. Я же обещал, что мы не перевернемся. — Он ободряюще похлопал кашляющего возницу по плечу, а затем подошел к коню и нежно погладил его по черным лоснящимся бокам: — Умница! Настоящий мадьяр с храбрым сердцем.

Он говорил по-венгерски, но Фанни все поняла. Она уже неплохо освоила этот язык.

Хлопнула входная дверь, и на улицу выскочил Адам, единственный слуга в поместье, он же камердинер барона. Он подошел к двуколке и снял с багажника чемодан.

— Добро пожаловать в поместье Батори, господин Кальман! Хорошо добрались?

— Путь из Прессбурга совсем не близкий, — ответил Макс. — Особенно много времени отняла пересадка в Будапеште. Прежде чем я предстану перед дамами, мне совершенно необходима ванна.

— Ваша комната готова, господин Кальман. Насчет ванны я тоже распорядился. Я подумал, что вы наверняка захотите освежиться после долгой дороги. Вы приехали без денщика?

Макс помотал головой:

— Отправил его в летний отпуск. Осенью, когда я пойду в военную школу, он приедет в Вену. Как дела у Нелли? — услышали его вопрос дамы, когда он следом за Адамом направился ко входу. — Последний раз я видел ее еще девочкой, едва распрощавшейся с игрой в куклы.

— Барышня Хелена выросла, — ответил Адам. — Стала настоящей юной дамой.

Макс легонько ткнул его в бок;

— Меня интересует не это. Она хорошенькая?

— Румяная и упругая, как абрикосы на наших деревьях, — заверил его Адам, после чего оба вошли в дом.

— Какой бесстыдник этот слуга! Я поговорю с бароном о его поведении, — пробормотала раздраженная баронесса и поспешила прочь из комнаты.

Фанни медленно отошла от окна. «Так вот он какой, брат Изабеллы», — подумала она.

В синем мундире 9-го гусарского полка, узких рейтузах[15] с галунами и высоких сапогах он казался молодым, полным сил богатырем. У него были такие же черные волосы, как и у сестры, и заразительная улыбка. Еще больше улыбки Фанни понравился голос Макса. Мелодичный и благозвучный, он поразил ее в самое сердце.

«Будто что-то знакомое, давно потерянное и вдруг обретенное», — с удивлением подумала девушка. Она невольно оглянулась на Хелену, будто хотела убедиться, что та не прочла ее мысли.

Но молодая баронесса продолжала смотреть на опустевший двор. Фанни заметила, как сильно впечатлило хозяйку появление Макса, и легонько коснулась руки Хелены:

— Пойдемте, милостивая сударыня. Я вас так наряжу, что молодой господин влюбится в вас не сходя с места.

Ужин подали в зале, выходящем в сад. Двухстворчатые двери были распахнуты. После жаркого летнего дня дул легкий вечерний ветерок. Посреди зала стоял обеденный стол, торцом обращенный к большому кирпичному камину. Над камином висел герб рода Батори с изображением орла с саблей в когтях. На беленых стенах красовались портреты предков и искусно выкованные доспехи. Дубовые доски пола потемнели от времени.

Хотя поместье было знакомо Максу Кальману с самого детства, его продолжала подавлять семейная история знатных родов, простирающаяся в глубь столетий. Его собственные предки были бедными евреями-ашкенази, перебравшимися в начале прошлого века в тогда еще отделенный от Буды Пешт, после того как император Иосиф II издал указ о веротерпимости. У деда Макса был небольшой магазин в районе Элизабетштадт, а его отец уже владел двумя крупнейшими универсальными магазинами в недавно основанном Будапеште[16]. Сам же молодой Кальман был в шаге от того, чтобы обручиться с девицей из древнего венгерского рода и пробить семье Кальман дорогу в высшие круги Дунайской монархии.

«После столетий преследований мы, евреи, стали наконец частью Европы», — подумал Макс, положив приборы на пустую десертную тарелку и промокнув рот салфеткой. Он сразу заверил барона и его жену, что в случае помолвки с их дочерью перейдет в католичество. Ему это не составляло труда: Кальманы придерживались современных взглядов, и религия не играла в их жизни важной роли.

Барон поднялся со своего места во главе стола:

— Я проверю еще раз, хорошо ли закрыт птичник. Утром Адам видел рядом с домом лису. Кальман, а позже давайте пропустим по стаканчику в салоне, в погребе есть пара бутылок превосходного местного токайского. И не позволяйте женщинам обвести вас вокруг пальца, а то они вас окольцуют еще до полуночи!

— Папа! — возмутилась Хелена. — Зачем ты такое говоришь?!

— Разве я не прав, малышка? — Прежде чем уйти, Ласло Батори поцеловал дочь в щеку.

Макс с завистью посмотрел ему вслед. С какой охотой он размял бы ноги, улизнул от баронессы, непрерывно расписывавшей достоинства дочери, и выкурил в тишине сигарету.

— Удались ли блинчики, господин Кальман? — Адам подошел к нему забрать тарелку.

— Они превосходны. Похвалите от меня повара, — поневоле рассыпался в любезностях Макс, которому куда больше пришлось по сердцу сытное говяжье филе с перцами и фасолью.

— Могу ли я убедить вас съесть еще одну порцию? — очаровательно улыбнулась баронесса.

— Звучит соблазнительно, но если я буду столько есть, то вскоре придется велеть перешить все мои рубашки, — усмехнулся Макс и хлопнул себя по плоскому животу. — Во избежание этого я бы совершил небольшую прогулку.

— Разумеется! — просияла баронесса. — Нелли покажет вам сад.

— Я только сбегаю за шалью! — Хелена вскочила, но Макс сделал предупреждающий жест рукой:

— Не нужно, Нелли. Я просто хочу немного размять ноги. Сад ты покажешь мне позже.

— Как пожелаешь. — Хелена неуверенно посмотрела на мать, с неестественной улыбкой восседавшую на стуле. Она бы с удовольствием прогулялась с Максом, хотя знала, что после ей придется дать матери подробный отчет об их беседе.

— Если хотите побыть в одиночестве, я не могу этому помешать, — кисло сказала баронесса. — Но не забывайте, что мы ждем вас в салоне.

— Как я могу забыть! — Макс поднялся и поклонился обеим дамам. Выходя через, открытые двери на террасу, он услышал, как Ида Батори шипит на дочь:

— Прояви ты немного обаяния, ему бы не захотелось слоняться по саду в одиночестве. Но ты такой сухарь! Что ему еще остается!

Быстрым шагом Макс пересек сад. Он знал, что калитка в дальнем его конце ведет к лугу и фруктовому саду.

Трава на лугу была некошена. Все цвело. Жужжали пчелы и шмели. В кронах деревьев пели птицы. В детстве Макс бегал здесь босиком вместе с Нелли и Изабеллой. Маленькими сачками дети ловили бабочек. Тогда они чувствовали себя счастливыми.

«Сейчас бедная Нелли едва ли счастлива, — подумал он, срывая малину с куста и отправляя ягоды в рот. — Бьюсь об заклад, мать устроила ей серьезную выволочку».

Гуляя, Макс припомнил, что и его мать в многочисленных письмах подчеркивала преимущества супружеского союза с подругой детства.

«Представляю себе, какое разочарование они обе испытают, если мы с Нелли не поженимся», — подумал он.

Прислонившись к толстому стволу старой яблони, Макс достал из кармана брюк портсигар.

Женитьба принесла бы семье Кальман много пользы. Отцу — новые деловые возможности, матери — упрочение связи с аристократией, а сестре — расширение брачных горизонтов, если бы, конечно, она решилась выйти замуж. В последнем Макс сомневался. С тех пор как он встретил Изабеллу на бале-маскараде в будапештской опере в мужском костюме и в сопровождении восхитительной, но, к сожалению, незнакомой ему дамы, он понял, что сестра предпочитает женщин. Сам же он стремился к военной карьере в генеральном штабе императорской и королевской армии, а для этой цели было полезно обзавестись супругой из аристократического католического рода. Авторитет, влияние и власть в Дунайской монархии приобретали лишь те, кому удавалось пробиться поближе к Габсбургам. Еврейскому буржуа, несмотря на закон о свободе вероисповедания, туда по-прежнему дороги не было. В этом заключалась еще одна причина, по которой Макс хотел креститься.

Он закурил и стал смотреть на ласточек, выделывавших пируэты в безоблачном небе.

За те годы, которые он не видел Нелли, она внешне превратилась во взрослую женщину, но внутри осталась все той же доброй застенчивой девочкой, которой постоянно доставалось от властной матери. Макс очень ценил Нелли, и не в последнюю очередь — за ее покладистый характер. Она не была красавицей, но ведь красота быстро проходит. К тому же сегодня барышня Батори с ее густыми темными локонами и мягким взглядом показалась Максу по-настоящему хорошенькой. Возбуждение от встречи, неуверенность и застенчивость манили и очаровывали. Макс не сомневался, что они станут добрыми супругами. Однако его сердце не покидало сомнение. Достаточно ли холодного расчета, чтобы два человека счастливо провели вместе остаток жизни?

«А как же страсть? — пронеслось у него в голове. — Как же глубокие чувства и увлеченность?»

Изабелла как-то сказала брату, что без страсти ее жизнь лишилась бы смысла. Но сестрица была безнадежно романтичной и безгранично упрямой, что, по мнению Макса, едва ли способствовало счастью.

Во всяком случае, они с Нелли были не чужими и знали друг друга с детства. И все же Максу казалось, будто он пытается выиграть в лотерею. Интересно, чувствует ли Нелли то же самое?

Макс понял, что не имеет ни малейшего понятия о том, что творится в голове у будущей невесты, и решил, что им непременно нужно узнать друг друга получше, прежде чем связывать себя узами брака.

Его мысли прервал тихий шорох. Казалось, по лугу шагает ребенок и ведет руками по траве. «Нелли?» — пронеслось в голове у Макса. Он быстро бросил наполовину выкуренную сигарету и потушил ее носком туфли. Осторожно выглянув из-за яблони, он увидел прелестную девушку, направлявшуюся к дереву, за которым он стоял.

Незнакомка смотрела себе под ноги и не заметила мужчину. К груди она крепко прижимала черного котенка.

— Ах, мурлыка, — услышал Макс, — если бы ты знал, как я скучаю по Вене! Деревенская жизнь совсем не для меня. Тут так скучно, что помереть можно.

Он с удивлением отметил, что девушка говорит не по-венгерски, а на немецком. Для Пусты это было необычно. Тут Макс сообразил, что его могут заметить, и быстро спрятался за дерево.

Жалобы продолжились:

— Хуже скуки только баронесса. Говорю тебе, мурлыка, такой ведьмы я еще не встречала. Я ей не нравлюсь, и она все время находит повод придраться. Но ведь и я ее терпеть не могу. Рано или поздно я выйду из себя и скажу ей все, что думаю! — Девушка глубоко вздохнула.

Макс улыбнулся. Ему нравился венский говор и тембр голоса незнакомки. Он внимательно посмотрел на нее и покачал головой: он знал немало красавиц из Вены, но не эту. Девушка тем временем дошла до яблони, за которой прятался Макс, и села на траву.

— Нет, милый мурлыка, — вздохнула она подавленно, — об этом не стоит даже и думать. Баронессе не добиться, чтобы я забылась. Нужно доказать госпоже Пфайфер, что я способна на большее. Ее так огорчило мое последнее письмо. Она ответила, что я, видимо, никогда не найду постоянного места и что это ее вина, поскольку она была со мной недостаточно строга. Меня очень ранили ее слова, мурлыка. Госпожу Пфайфер мне хочется разочаровать меньше всех на свете…

Макс услышал тихие всхлипывания и наморщил лоб. Плачущие женщины заставляли его нервничать, поскольку вызывали настоятельную потребность устранить причину слез, даже если это было не в его силах. Настоящий кавалер, он стремился избавить даму от любых сложностей. Если это не представлялось возможным, Макс ощущал себя беспомощным, а такое состояние он ненавидел.

— У меня ведь правда самые благие намерения, — пролепетала девушка за деревом. — Но всякий раз что-нибудь идет не так. Мне кажется, было большой глупостью пойти в школу хозяйственных профессий! Я превратилась в вечно недовольную ворчунью, мурлыка. Так назвала меня в письме госпожа Пфайфер, и она права!

Всхлипывания стали громче.

Макс осторожно выглянул из-за дерева. За стволом, так близко, что он мог коснуться ее спутанных светло-рыжих волос, сидела девушка. Она крепко держала котенка и прижималась лбом к его маленькому тельцу. Плечи незнакомки сотрясались от плача.

Молодой Кальман помедлил, затем достал из кармана брюк носовой платок и осторожно протянул его девушке.

— Вот, возьмите. — Он помахал платком у нее перед лицом.

— Иисус и Мария! — Бедняжка испуганно отпрянула и вскинула руку, защищаясь. Котенок использовал подвернувшуюся возможность сбежать и устремился прочь по лугу.

Макс отдернул руку и вышел из-за дерева.

— Простите меня. Я не собирался вас пугать. Вы так отчаянно рыдали, что мне захотелось вас утешить. — Он присел рядом с ней. — Может быть, возьмете для начала мой платок?

Девушка тыльной стороной ладони отерла глаза.

— Вам следовало сразу себя обнаружить.

— Вы правы, — согласился он. — Нов какой момент было бы уместно прервать вашу исповедь?

Девушка смущенно молчала. Макс украдкой разглядывал ее. Она оказалась очень хорошенькой. Светло-рыжие волосы она собрала в пучок. Нежную кожу шеи и щек покрывал легкий золотистый загар. Длинные темные ресницы обрамляли большие оленьи карие глаза. Пухлые губы красиво изгибались.

«Губы, приглашающие к поцелую», — подумал Кальман и ощутил прилив возбуждения. Чтобы отвлечься, он спросил:

— Вы здесь в гостях, как и я?

Девушка покачала головой:

— Нет, хотя отчасти это и верно.

— Значит, вы здесь живете?

Она улыбнулась:

— Разве вежливость не требует представиться, прежде чем забрасывать меня вопросами? Впрочем, по случайности я знаю, кто вы, господин Кальман.

— О да! Упрек заслуженный, — Макс рассмеялся. — Нелли сказала вам, что я приеду сегодня? Или мы уже виделись? Раньше я частенько бывал здесь.

Девушка отрицательно помотала головой:

— Я впервые в поместье. — В ее больших глазах все еще блестели слезы, а пара прядей выбились из прически.

«Черт побери, какая милашка!» — пронеслось в голове Макса. Больше всего ему хотелось вытереть ее слезы. Или даже осушить их губами.

Он взял руку девушки и вложил в нее платок.

— Высморкайтесь, — сказал он хрипло.

Она удивленно посмотрела на Макса, затем улыбнулась и поднесла платок к носу, заметив:

— В таком виде я не смогу вам его вернуть.

Молодой человек отмахнулся:

— Оставьте себе. Когда вам в следующий раз понадобится платок, вы достанете его и подумаете обо мне.

Девушка покраснела и сжала скомканную ткань.

— Мне пора возвращаться в дом.

— Подождите, — попросил Макс. — Я понимаю, что вы чувствуете.

— Неужели? — с сомнением отозвалась девушка.

— Безусловно, — заверил он собеседницу. — Я, правда, не ропщу на прошлое, однако стою на развилке прямо сейчас и не знаю, какой путь выбрать.

Девушка, склонив голову, посмотрела на него.

— Не знаете, потому что боитесь упустить шанс, который может вас ждать на другом пути?

Макс рассмеялся.

— Вы определенно умны. Видите ли, какое бы решение я ни принял, оно необратимо скажется на моем будущем.

— Однажды я выбрала неверный путь и теперь не знаю, что делать, — ответила девушка задумчиво. — Я будто заблудилась в темноте.

— Не нужно так думать, — возразил Макс, радуясь тому, что может решить хотя бы ее проблему. — Представьте себе, что у вас в руках фонарь, освещающий каждый шаг, который вы делаете. Возможно, вы не знаете, куда приведет вас дорога, но это и необязательно, если известен следующий шаг.

Девушка улыбнулась:

— Думаю, вам тоже нужен такой фонарь.

Макс медленно кивнул.

— Вы и правда умны.

Пару секунд они смотрели друг на друга. Затем девушка отвела взгляд и положила платок в карман платья.

— Я постираю его и завтра верну вам. — Она хотела подняться, но Макс вскочил первым и подал ей руку, чтобы помочь. Девушка пахла свежей луговой травой и ромашками. Ему захотелось ее обнять, но незнакомка выдернула руку из его ладони и сделала шаг назад.

— Прощайте, господин Кальман. — Она устремилась прочь.

— Подождите! — крикнул он. — Как вас зовут?

Она посмотрела на него через плечо и улыбнулась.

— Выясните это сами, господин Кальман!

Макс смотрел, как она уходит, и с каждым ее шагом все сильнее хотел удержать эту девушку.

— Я буду ждать вас завтра! — крикнул он ей вслед. — В то же время на том же месте!