Глава 46


Под щекой сырой холодный камень. Элис с трудом открыла глаза, узнавая в сумрачном подвале лабораторию.

Сколько времени прошло?

Что с Грегори?

Тело онемело. Элис, преодолевая боль в мышцах, попыталась встать, но добилась того, что только села на полу, прижимаясь спиной к ножке стола.

Холодно.

Холод словно поселился внутри и вымораживал всё. Кончики пальцев не чувствовались. Алисия приподняла ладони к лицу и подышала на них. Изо рта вырвалось облачко пара.

Сыро, зыбко…

На полу валялся серебряный стилет, и Алисия приподняла его, повертела в руках, пытаясь найти следы крови. На платье тоже не было следов.

Это был бред или…

Вцепившись в край стола, Элис подтянулась на руках. Встала. Низ живота тянуло так сильно, что идти до двери пришлось, слегка наклонившись вперёд. Алисия прижала ладони к месту боли и зашептала заклинание. Не помогало. Боль скручивала всё внутри, чтобы выдавить из Элис тихий стон.

Ручка двери и тёплый воздух впорхнул в лабораторию. Несколько шагов вдоль стены, и долгожданная лестница появилась в поле зрения. Подниматься было невыносимо больно. Алисия несколько раз останавливалась и переводила дыхание, чтобы набраться сил для последнего рывка, всего десяток ступеней.

Холл. И обеспокоенный Ганс, который докладывает, что с утра приезжал новый шериф, а сейчас в кабинете ждёт господин Дювье.

Алисия не хотела видеться с Филипом, потому что искренне считала его предателем, который просто смирился со смертью Грегори и ещё уговаривал бежать.

Куда?

Зачем вообще что-то делать без Грегори?

Алисия дошла до спальни и замерла, всматриваясь в бледное лицо Грегори.

Почему он не приходит в себя, Элис ведь не ошиблась и действительно была встреча со Смертью. Так почему Грегори не приходит себя?

Платье сменить, волосы убрать. И выйти в коридор. До кабинета.

Нелепый разговор с Филипом, который всё не прекращался, а боль всё нарастала, прямо волнами собиралась внутри и в самый неудобный момент эта самая боль просто вырвалась наружу. Потекла по ногам, пачкая влагой ноги, и крик Элис слышало всё поместье. И боль всё струилась, струилась, и голос Филипа:

— Как ты могла…

— Пошёл вон, предатель, — этот крик тоже слышало поместье. И вторили словам Алисии и растения, и животные, и старинный особняк.

Филип попытался схватить, сжать, тряхнуть, но голодная свора так долго терпела, так сильно ждала, что сорвалась с цепи мгновенно. Элис сквозь облако боли видела, как Филип ставит щиты, как его теснит некромантский тлен к дверям.

Сознание ускользало.

Элис с трудом смогла угомонить дар и заставила его вернуться к хозяйке. Острые огненные пики боли внутри старались захватить все тело. В голове звенело, во рту тоже поселился привкус крови. Алисия скулила, сползая с кресла и обнимая себя, покачивалась.

Филип сбежал. Все сбежали, потому что они предатели.

Крики вырывались из горла больше клокочущими звуками. Алисия не понимала, что происходит. Почему суетится Ганс? Сколько времени вообще прошло с того момента, как ушёл Филип? Где Элис находиться? Почему так холодно?

Это что, карета?

Куда?

Почему так холодно и раскачивает в такт. А подол платья весь раскрашен красными кляксами. Почему Элис сидит на полу кареты? Кто все эти люди? Где Грегори?

Новая волна боли поймала как раз в тот момент, когда Алисия наконец-то решилась встать и постучать в окно. Изнутри, между ног всё жгло так сильно, словно расплавленный свинец на кожу выливали, и Алисия, закусив запястье, мычала в полумраке маленького помещения.

Укачивало. Противно. И рвота встала где-то в горле. Тогда Алисия старалась дышать ртом, чтобы отогнать навязчивое чувство тошноты.

Нельзя. Не сейчас. Слишком нехорошо. Холодно. Сыро. Волгло. Неприятно. И на ладонях проступали бисеринки влаги.

А потом её крики затерялись среди возгласов, шума, гама и стука копыт по мостовой, которую успели очистить от снега.

Алисия в голос хотела кричать, потому что ничего не понимала. Почему на запястьях тонкие браслеты? Откуда? За что?

И серебро проклятого металла мешало заглушить боль. Наоборот, словно только сильнее выворачивало наружу не только физическое страдание, но и моральное.

Остановка. И дверь открывается рывком. Много народу, почему они кричат, что они хотят? Зачем Элис пытаются вытащить из кареты? Почему, когда она упирается, её грубо выволакивают за руку и тянут.

Нет. Элис не хочет.

Больно.

В толпе есть знакомые лица.

Льюис. Он дёргается вперёд, рвётся к Алисии, но его за плечи оттаскивает мужчина в костюме полицейского. И вот Френк. Он пытается подойти, но вереница мужчин в форме отгораживает.

Где Ганс? Почему он не поехал?

Слёзы по лицу. Они жгли кожу. Холодный гранит и ковровые дорожки. Снова люди, которые сидят за закрытыми дверьми. Они о чём-то говорят. И Элис ставят за кафедру возле небольшого пьедестала. Вокруг запах чернил и бумажной пыли. От этого в носу свербит, и Элис чихает, чем вызывает новую волну боли, которая опять прорывается всплесками внизу живота. Неприятно. И хочется в ванную, но её держат здесь, рассматривают, оценивают, наблюдают.

Для чего? Что происходит?

— Алисия Гордон, вы обвиняетесь в убийстве пятерых человек.


Загрузка...