Заметив, что я потянулся к нагрудному карману за сигаретами, сказала:
— Курите, курите, пожалуйста! Сашенька лет десять как бросил, ему нельзя. Мне табачный дым не мешает, наоборот, иногда даже приятно. В молодости я тоже баловалась. Но когда оказалась в интересном положении, сразу бросила. Так что курите, пожалуйста.
Я достал «Родопи», прикурил. Она с интересом посмотрела на сигаретную пачку. Протянула руку:
— Можно посмотреть? Это российские сигареты?
— Нет, Болгария поставляет.
С интересом стала разглядывать пачку, поднесла ее к носу и, как заядлый курильщик, понюхала табак. Наблюдая за ее манипуляциями, муж пренебрежительно хмыкнул.
— Ой, ладно тебе, можно подумать, ты великий специалист в этой области.
И мне:
— «Братушки» выручают?
Вернула пачку.
— Ладно, продолжим. Хочется хотя бы вкратце успеть рассказать вам нашу историю. Когда и кому еще доведется. И доведется ли?
Вечером того же дня пароход отошел от шанхайского причала. Надо сказать, что эта скрипуче-стонущая посудина была далеко не первой молодости, но двухмесячный переход до Марселя выдержала. Да-да, молодой человек, целых два месяца мы добирались до Франции. Да еще каких два месяца! Было начало осени, и на море частенько штормило. Как только начинало болтать, я и наши мамочки лежали пластом.
Отцы еще как-то держались, а ему, — она кивнула в сторону мужа, — хоть бы что. Регулярно бегал в кают-компанию на завтраки, обеды и ужины.
Выбрав момент, в рассказ вклинился муж.
— Но зато потом, когда стихало, ты готова была съесть быка.
— Подумаешь, объела я их!
Уже обращаясь ко мне:
— А что вы хотите, я была молодой — растущий организм требовал своего.
И она весело рассмеялась, с хитринкой поглядывая на мужа. А я подумал:
«Наверное, на этом пароходе была не только качка». Были жаркие объятия, поцелуи и клятвы верности до гроба. Это сейчас они на закате своего века, а тогда они были очень молоды. Как бы подслушав мои мысли, она продолжила мечтательно.
— Эх, молодость, молодость! Где ты?! Господи, почему так несправедливо. Какие-то черепахи живут по триста лет, а человек вспыхнул, зажегся, но дунул ледяной ветерок — и тебя нет. Не успеваешь ничего исправить и толком сделать.
— Перестань, перестань, пожалуйста, у нас с тобой все было, мы все сделали как надо. А исправить? Что же ты думаешь, мы одни с тобой у Бога? Ты сама любишь повторять, что «у нас все хорошо».
— Да, Сашенька, все хорошо!
За два месяца плавания судно раз десять заходило в различные порты. Не имея виз, мы не могли сойти на берег. Команда уходила гулять в город, моряки расходились по портовым кабачкам. Нам оставалась только палуба. Просто кошмар. Прошло столько лет, но даже сейчас, когда с берега вижу пароход, мне становится дурно.
В Марсель прибыли совершенно разбитыми. Смутно помню, как заполняли какие-то формуляры, людей в форме. Ужинали и ночевали уже в гостинице, находившейся рядом с морем. Не могу сказать, что звуки волн, набегавших на берег, доставляли мне удовольствие. Утром быстро позавтракали — и на вокзал. Начали приходить в себя и осознавать, что мы на земле, только в вагоне поезда. За окнами мелькали поля и перелески Франции. В Париже опять все повторилось — формуляры, чиновники, гостиница. Не хочу утомлять вас этой эмигрантской рутиной.
В гостинице нам пришлось прожить дней десять. Учитывая наши сбережения это было очень накладно. Мужчины вплотную занялись поисками приемлемого для наших семей жилья. Параллельно улаживали всякие бюрократические «загогулины» в мэрии и префектурах. Мы с мамочками ходили по магазинам, прикидывали, что нам надо купить в первую очередь. Сопоставляли парижские цены с нашими возможностями.
Да, Париж — город огромный, но и в нем найти нужное нам жилье было непросто. Дело в том, что за эти годы скитаний по чужим углам мы привыкли жить одной большой семьей. Здесь, в столице, не мыслили жить раздельно. Нам с Сашенькой не говорили этого вслух, но и так было ясно. Наши родители давно уже все спланировали. Будем жить все вместе. Сашенька окончит колледж, получит приличную работу, мы поженимся. Только тогда, возможно, мы «отпочкуемся» — и то не далеко. Будут дети, и старики должны быть рядом, чтобы помогать, учить и воспитывать внуков. Обычная «классика» русской семьи.
Подобный уклад русских семей абсолютно непонятен и неприемлем для Запада. Здесь превалирует в первую очередь личное спокойствие и благополучие. Но я уверена, что именно наш семейный уклад является тем фундаментом, на котором стояло, стоит и дай Бог будет стоять русское общество и Россия в целом. Убери, разрушь основание — и мы превратимся в обычную человеческую массу, не помнящую своего родства.
На тихой зеленой улочке в стороне от центра, но всего в одной остановке от колледжа, где в последующем учился Сашенька, мы нашли подходящее жилье. Небольшой особнячок в три этажа. Первый этаж отдан под цветочный магазин. Второй этаж состоял из большой залы и четырех небольших комнат. Здесь и обитала пожилая хозяйка с еще более старой сестрой и экономкой. Имелась большая кухня и ванная комната. Третий этаж, а точнее, мансарду, занимали два студента из Сорбонны. «Вполне порядочные молодые люди», — так их охарактеризовала хозяйка. Врачи давно и настоятельно рекомендовали женщине сменить климат. Она долго сопротивлялась, но вот теперь «созрела». Решила перебраться в свое небольшое родовое поместье под Бордо.
Оговорили все условия и требования, но одно из них чуть не разрушило всю сделку. Хозяйка потребовала внести первый взнос наличными в размере полугодовой аренды. По лицам наших отцов я поняла, что это нереально. Положение спасли наши матери. Хором, почти с восторгом заверили: «Да-да, конечно, мы завтра же внесем всю сумму».
Наши отцы так и остались стоять с вытянутыми лицами. На следующий день в одном из ближайших ломбардов были заложены две пары старинных серег: пара уральского малахита в золоте и пара с мелкими, но чистой воды изумрудами. Через день мы съехали с гостиницы.
Сашенька поступил в технический колледж. Правда, ему не зачли несколько предметов, экзамены по которым он сдавал в Харбине. Как говорят в России: «В каждой избушке свои «погремушки». Ему это стоило лишнего года учебы.
Она всплеснула руками и продолжила шутливым тоном.
— Я же не сказала вам. По профессии он у меня инженер-мостостроитель.
Засмеявшись, наклонилась ко мне и, прикрывая рот ладошкой, громко зашептала.
— Правда, я думаю, что он этих мостов больше уничтожил, чем построил.
Муж возмутился.
— О Господи, Саша, что ты говоришь!
— Что я такого сказала дорогой? Пока я буду рассказывать дальше, ты вспомни и подсчитай, потом скажешь, права я или нет!