Вероломство

Глава 32

Меньше всего хотелось Абигейл видеть Квентина, но он пришел. Настроение у него было очень подавленное. Абигейл успела принять холодный освежающий душ. Она надела свободные брюки, простую хлопчатобумажную сорочку и кроссовки, как обычно в субботнее утро. Она уже позвонила Томасу, и тот согласился принести Камни Юпитера в Марблхед к часу дня. Невозможно поверить, что все эти годы они были у него! А что, если это просто блеф? Не имеет значения. Все, что ей было нужно, — это чтобы он приехал в Норт-Шор один. Насчет последнего Абигейл не сомневалась: Томас дал ей слово. А Блэкберны, как известно, от своего слова никогда не отступают.

Она уже послала в Марблхед верного Нгуен Кима. Годы праздности порядком поднадоели ему, он жаждал настоящего дела. Ну что ж, теперь у него появился шанс. Жана-Поля и Томаса она оставит ему.

Тем временем надо уделить внимание сыну. Она приготовила поздний завтрак для себя и Квентина. Это напомнило ей те дни, когда Квентин был еще ребенком, а она, ворча, делала ему сандвичи, прослоенные арахисовым маслом и ягодным желе. Конечно, у них была прислуга, но Абигейл считала, что ухаживать за сыном — это неотъемлемая часть материнских обязанностей. Квентин очень обижался, если не получал приготовленный ее руками сандвич. Томас Блэкберн не разделял такой подход. Материнство, внушал он ей, это роль, а не работа. Он чувствовал ее глубокое разочарование в традиционном определении этой роли и рекомендовал ей найти какой-нибудь другой выход для своей энергии и интересов, прежде чем она окончательно погубит и себя, и Квентина. Теперь слишком поздно вспоминать, что говорил Томас. Ее больше не интересует, что он подумает, и если придется у кого-нибудь просить совета, то последний человек, к которому она обратиться, — это Томас Блэкберн.

Квентин съел несколько маленьких оладьев, которые Абигейл вынула из холодильника и разогрела. Еще она подала кофе и апельсиновый сок. Стол был накрыт в солнечной комнате, выходящей в сад. Квентин сразу, как пришел, успел пожаловаться на Джеда Слоана и на Жана-Поля Жерара.

— Тебе надо успокоиться, прийти в себя, — нетерпеливо перебила его Абигейл.

— Видела бы ты вчера Джеда…

— Я с ним говорила. Он такой же самоуверенный, как и прежде. Ему всегда доставляло удовольствие унижать тебя. — Абигейл привалилась к спинке стула. Ее тарелка тоже осталась почти нетронутой, но она не собиралась есть, пока не сделает все приготовления к грядущим событиям. Непростая эта задача, но деваться некуда. Заставив себя сосредоточиться на проблемах сына, она добавила: — Вряд ли у Джеда есть основания судить тебя.

Квентин вздохнул и грустно покачал головой.

— Да, но когда он говорил о Там, он словно обвинял меня в том, что с ней случилось.

— Его самого мучат угрызения совести. — Заметив резкость своего тона, Абигейл спохватилась и решила быть терпимее: ее сын не заслуживает такого обращения. — Квентин, послушай меня. Там уже не вернуть…

Квентин закрыл глаза и страдальчески сморщился, как будто слова Абигейл были для него новостью.

Абигейл презирала подобные проявления слабости. Там уже четырнадцать лет как нет на этом свете. Она продолжала сквозь зубы:

— Если честно, то нас совершенно не касается то, что болтает Джед. Ты счастлив в браке в Джейн. Она замечательная женщина. Помни это и перестань мучиться. Прости мне мою грубость, но кому, как не мне, знать, что из себя представляла Там.

Квентин опустил глаза.

— И что же она из себя представляла?

— Вьетнамскую шлюху, которая использовала тебя, дурачок! — Вдруг Абигейл простонала и тяжело опустилась на стул. На душе у нее было хуже некуда. — Господи, Квентин, ну почему у нас всегда так? Стоит нам начать говорить, как ты вынуждаешь меня на брань. Думаешь, мне это нравится?

— Нет, мама…

— Тогда почему ты так поступаешь? Ради Бога, не заводи со мной разговор о Там. Ты же знаешь, какого я о ней мнения. Я стараюсь тебя понять, а ты мне мешаешь.

Квентин разорвал оладью пополам и продолжал рвать одну из половинок, пока на тарелке не оказалась кучка мокрых кусочков.

— Знаю, мама, извини. Мне кажется, я не заслуживаю того, чтобы ты старалась меня понять.

— Ох, Квентин, Боже мой…

Она вздохнула, злясь на сына и жалея его одновременно. Он очень похож на Бенджамина. Я недостоин тебя, Аб, повторял ей муж тысячу раз. Откуда берутся такие мужчины? И как прикажете их уважать? Хотеть их, прости Господи?

Обойдя стул, на котором сидел Квентин, Абигейл обняла сына за плечи, прижала к себе.

— Ты мое дитя, Квентин, неужели не понимаешь? Ты для меня все. Поэтому я часто с тобой излишне строга, но это не означает, что я тебе не сочувствую, вовсе нет. — Она потрепала его по плечу и вернулась на прежнее место. — Какие у тебя планы на уик-энд?

— Не знаю… Прежде всего надо разобраться с Джедом Слоаном и Жераром.

— А разве есть что-то такое, в чем нужно разбираться?

Квентин прочистил горло и затравленно взглянул на мать, словно на преподавателя военного дела, вечно недовольного ответами питомцев. Ах, думала Абигейл, если бы он только знал, каким привлекательным, властным, умным мужчиной мог бы он быть! Даже в состоянии крайней растерянности и испуга он выглядел настоящим красавцем: густые светло-каштановые волосы, квадратный подбородок, опрятная одежда для отдыха. Вот если бы он не терзался по пустякам, не растравлял себя сомнениями. Ну восстань, восстань против меня, — так и подмывало ее сказать Квентину. Как-нибудь в другой раз. Сейчас ей хотелось, чтобы сын поскорей убрался.

— Ты слышала что-нибудь новенькое о французе? — спросил он.

— Жан-Поль знает: я сделаю все необходимое, чтобы защитить тебя.

Квентин покаянно произнес:

— Мама, прости, что…

— Извинения делу не помогут. Чувствовать себя виноватым — значит заранее смириться с поражением. Ты должен быть сильным, мужественным. Только так ты сможешь справиться с временными трудностями.

— Наверное, ты права, — сказал Квентин. Что еще сказать, он не знал. Сегодня он встал на рассвете и долго бродил по скалистым берегам у дома Вайтейкеров в Норт-Шор. Из головы не выходила Там. Его жгло раскаяние, однако напрасно объяснять это матери. Она не станет слушать, а если даже и выслушает, то не поймет. Как скверно он обошелся с Там после всего, что она для него сделала. Только после того, как он ее бросил, она обратилась за помощью к Джеду Слоану. И неважно, что Квентин собирался за ней вернуться, неважно, что у него не оказалось выбора. В расчет принимаются только поступки.

Водрузив локти на стол и сжимая обеими руками чашку с кофе, Абигейл не торопясь пила крепкий напиток, надеясь, что кофеин даст ей новые силы. Как плохо, что Квентин избегает смотреть ей в глаза. Какие напасти обрушились на их семью. Томас, Ребекка, Джед, Жан-Поль. Может быть, зря она не застрелила Жана-Поля, ведь была такая возможность. Или пусть Нгуен Ким разделался бы с ним. Мертвец в ее кабинете — ну и что? За свой век Абигейл приходилось объяснять и не такое.

Она продолжала:

— Сегодня я улетаю во Францию. Я не планировала отъезд так рано, но нынешней ночью хорошенько все обдумала и решила, что для меня благоразумнее всего уехать из страны. Обычно я не бегаю от трудностей, но вступать в единоборство с Жаном-Полем сейчас, когда под угрозой жизнь и безопасность других: твоя, Ребекки, Джеда… Как бы я ни относилась к последним двоим, я не хочу отвечать за то, что может причинить им Жан-Поль, желая выкрутить мне руки. Лучше я уеду. Если Жан-Поль хочет иметь дело со мной, пусть отправляется на Ривьеру.

— Мама, ты серьезно? Ты сообщишь ему, куда едешь?

Она улыбнулась: Квентин совсем по-мальчишески заботился о безопасности престарелой матери, как мило! Что бы он сказал, узнав, насколько просчитаны все ее шаги?

— Квентин, — философски изрекла Абигейл, — я подозреваю, что Жан-Поль не посмеет преследовать меня во Франции. Я надеюсь — если хочешь, назови это обдуманным риском — что он попросту умоет руки. — Абигейл со вздохом отхлебнула кофе, словно размышляя, надо ли продолжать. Наконец, сказала: — Есть еще одна проблема, о которой я тебе должна сказать.

Квентин перестал даже создавать видимость, что завтракает. Серьезный тон матери, внимательный взгляд синих глаз и необыкновенно бледное лицо растревожили Квентина еще сильней. Он начал жалеть, что пришел сюда. Лучше было поделиться своими страхами с Джейн, рассказать ей все о Там, о Сайгоне, о французе. Можно было поговорить начистоту с Джедом, наконец. Почему же он пришел к матери? Определенно не за пониманием или сочувствием, этого от Абигейл не дождешься. Тогда за советом? За надеждой? За силой и мужеством?

Нет, он пришел просто потому, что привык так делать.

— Что за проблема? — без интереса спросил Квентин.

— Тридцать лет назад, — сказала Абигейл, — я заявила во французскую полицию, что похититель драгоценностей по кличке Кот, поисками которого они занимались, — это не кто иной, как Жан-Поль Жерар.

Без лишних слов она поведала сыну о том, что случилось между ней и знаменитым гонщиком на Ривьере в 1959 году. Упомянула она также и о последовавшем за этими событиями бегстве Жерара из Франции.

— Я думала, что никогда больше его не увижу, — объяснила Абигейл, — но оказалось, что я ошибалась. Он использовал тебя в 1974 году. Схема простая: шантаж, цель которого — повлиять на меня. Теперь он делает еще одну попытку.

Квентин молча слушал, потрясенный.

— Мама, я ничего не понимаю. Тебе пришлось такое пережить. Ты совершила честный поступок и за это еще и поплатилась. А я-то как тебя подвел! Я дал ему повод… — Квентин замолчал и горестно затряс головой. — Мне следовало быть более осмотрительным.

— С тех пор утекло много воды, Квентин — быстро проговорила Абигейл. — Ты еще сравнительно легко выпутался. Неудивительно, что ты тогда наделал глупостей. Это по молодости. Тебе было двадцать два года. И если бы я действительно считала твой поступок непростительным, я бы не стала тебе помогать.

— Я вел себя как последний глупец.

Абигейл ничего не сказала на это.

— Почему Жерар ждал столько лет? Должно быть, его взбудоражила та статья в «Успехе»…

— Не думаю, что там было что-то особенное. «Успех» лишь всколыхнул застарелое чувство обиды, и он решил предпринять еще одну попытку. — Абигейл отодвинула тарелку с нетронутыми оладьями. — Дело в том, Квентин, что он преследует именно меня, а не тебя, Джеда или Ребекку Блэкберн. Но на месте Жана-Поля Жерара я бы хорошенько подумала, прежде чем соваться в страну, откуда он бежал тридцать лет назад, скрываясь от правосудия.

Квентин кивнул, восхищаясь смекалкой матери. Он чуть не рассыпался в комплиментах, но Абигейл была не склонна выслушивать похвалы.

— Отправляйся куда-нибудь на уик-энд, — велела она ему. — Пусть Жерар поймет, что на сей раз его перехитрили. Все будет хорошо. — Вспомнив о Томасе Блэкберне, Абигейл добавила: — Обещаю.

Жан-Поль Жерар наслаждался вкусом горячего горького кофе из круглосуточной забегаловки на Кембридж-стрит. Он шел по улице со стаканчиком в руке и обдумывал то, что сообщила ему Абигейл, пригласив приехать к ней в Марблхед. Чего она добивается, сочиняя небылицы, будто пресловутым Котом был Томас Блэкберн? От Абигейл можно ожидать чего угодно. Жерар хотел было улететь ближайшим рейсом в Гонолулу. Но что там у него — случайные заработки, убогая каморка, опостылевшие пивные? Он старался быть другом, и к чему это привело? Там, где он появлялся, погибали хорошие люди.

Жан-Поль вспомнил мучительные стоны медленно умиравшего Бенджамина Рида.

Вспомнил отчаянную попытку Стивена Блэкберна защитить себя и свою немногочисленную команду и его удивленный взгляд, когда он был сражен в голову партизанской пулей.

И Куанг Тая, не выказавшего перед соотечественниками, чью тактику он глубоко презирал, ни страха, ни боли.

В тот день должен был умереть я, а не они.

У него был автомат. Он отстреливался до тех пор, пока его не ранили. Когда его оставили силы, оружие выпало из рук. Жан-Поль думал, что его тут же прикончат, но вместо этого партизаны взяли коммерсанта-француза как военный трофей. Они использовали его автомат, чтобы добить остальных.

Он пять лет пробыл в аду.

И каждый час думал об Абигейл. О том, что она совершила.

Стивен, Бенджамин, Тай. Все погибли, потому что у нее не хватило силы духа убить Жана-Поля и Томаса Блэкберна собственноручно.

Все погибли, потому что Жан-Поль по глупости решил отомстить ей за 1959 год. Одобрила бы Гизела сына за то, что тот опустился до шантажа, подвергая опасности ни в чем не повинных людей?

Он вынес нечеловеческие условия лагеря для военнопленных, затерянного В джунглях, бежал оттуда в 1968 году и прибыл в Южный Вьетнам, который, как было очевидно по крайней мере Жану-Полю, уже проиграл войну Ханою. В Сайгоне появились свои коммунистические элементы. Больной и подавленный, Жан-Поль стремился лишь к одному: вывести Абигейл на чистую воду и заставить ее вернуть Камни Юпитера, принадлежавшие Гизеле, — пока осенью 1973 года в Сайгон не приехал Квентин Рид.

Квентин, по сути, был не такой уж плохой парень, просто наивный и пугливый. Он попал в переплет. Жан-Поль выжидал, глядя со стороны, сможет ли тот выпутаться своими силами. Не смог. Он дал разрешение на использование самолетов компании «Вайтейкер и Рид» для перевозки наркотиков, не отдавая себе отчет в том, что делает. Потом, страшась наказания, решил выйти из игры. Тут-то и появился Жан-Поль с угрозами сообщить в полицию о делишках Квентина. Промах Квентина он использовал как средство воздействия на Абигейл. В глубине души он сомневался, сможет ли при необходимости сдать Квентина властям, а когда тот согласился с условиями Абигейл и отказался от мысли соединиться с Там, Жан-Поль очень удивился. Почему Квентин не послал мать ко всем чертям и не возвратился в Сайгон?

Хотя, может, оно и к лучшему, что не возвратился. Преследую Абигейл через Квентина, Жан-Поль разрушил искусную сеть, через которую контрабандисты переправляли свой криминальный товар, но они его не винили. Они возложили вину на Квентина. Так что, если бы он вернулся во Вьетнам, Жану-Полю, без сомнения, пришлось бы спасать ему жизнь. Жерар чувствовал и свою долю вины в том, что Квентин бросил Там, хотя тот мог бы даже против воли матери организовать ее выезд из Сайгона, не въезжая в страну. Абигейл, естественно, ни за что не потерпела бы в своей семье вьетнамку, особенно дочь Куанг Тая.

Кроме того, Там очень много знала об Абигейл Рид. Жан-Поль предупреждал, чтобы она не думала о возмездии.

«О возмездии? — горько улыбнулась Там. — В своей стране я повидала так много горя и страданий, что возмездие конкретному человеку кажется мне слишком мелким. Нет, я хочу использовать то, что мне известно, чтобы добиться от Абигейл Рид того, чего хочу».

А хотела она не больше не меньше, как супружества с Квентином и проживания в Соединенных Штатах.

Жан-Поль незаметно присматривал за ней и Джедом. С ужасом он узнал о том, что в Сайгон прилетела Ребекка Блэкберн. Жерар молил Бога, чтобы Там уговорила Ребекку побыстрей возвратиться домой. Только бы ничего не случилось с безрассудной, прекрасной дочерью Стивена Блэкберна за время ее пребывания в Юго-Восточной Азии.

Наконец, в предрассветный час 29 апреля 1975 года Жан-Поль узнал, но было слишком поздно, что Там ходила к Абигейл и выложила ей то, что знала с 1963 года. Ответом Абигейл на требования Там стал наемный убийца.

Жан-Поль безустанно молился, чтобы Господь послал Там разума, чтобы она забыла о Квентине и поскорей уезжала из Вьетнама с Джедом Слоаном, но Там хотелось всего сразу: ребенка, Квентина, жизни в Соединенных Штатах. Квентин любит меня, повторяла она с трогательным чистосердечием.

Проходя по изысканной Маунт-Вернон-стрит, Жан-Поль сравнивал ее с улицами Парижа своего детства. Он был рад хоть ненадолго оставить горькие воспоминания о Куанг Таме. За годы плена он только потому и справился с одиночеством и страданиями, что время от времени восстанавливал в мельчайших подробностях детство, проведенное со своей эксцентричной, добродушной матерью. Гизела любила людей и хотела, чтобы те любили ее. Она все время играла в жизни — не для того, чтобы над кем-нибудь посмеяться или обмануть, просто ради удовольствия.

«Почему я не родилась баронессой?» — спросила она как-то сына и захохотала.

Так она стала баронессой. Затем Жан-Поль сделался удачливым автогонщиком, и Гизела уже не могла открыто признать знаменитость своим сыном, иначе беззаботная жизнь на Ривьере, где ей было так замечательно, оказалась бы под угрозой. Жан-Поль не возражал. Они с матерью всегда понимали друг друга.

Неужели она умерла, проклиная его?

Он отбросил мрачные мысли, преследовавшие его тридцать лет.

Машинально он взглянул на великолепный дом Абигейл и заметил невысокую черноволосую девочку, задержавшуюся у кованой калитки. Девочка раскосыми глазами рассматривала веерообразное окно над дверью в дом.

Внутри у него все похолодело, когда он узнал ее.

Май Слоан.

Нет!

Жан-Поль отшвырнул пластиковый стаканчик и побежал.

Камни Юпитера, справедливость и возмездие, — не стоят еще одной человеческой жизни.

Жизни ребенка.

С больной ногой он не мог бежать достаточно быстро. И что ты станешь делать, если даже догонишь ее? Она закричит. Выйдет Абигейл. Она сразу поймет, что это дочь Квентина — у Май это на лице написано — и пригласит девочку в дом…

Жан-Поль замедлил бег. Он шумно, хрипло дышал.

Сердце давно не то. Может не выдержать.

«Господи, за что ты послал еще и эту беду? — спрашивал Жан-Поль. — Мне надо было отправиться в пучину вслед за матерью тридцать лет тому назад!»

А лучше было убить Абигейл Вайтейкер-Рид под оливой в тот злосчастный день, когда она вручила ему двадцать тысяч долларов в качестве компенсации за сломанную жизнь.

Но прошлого не переиграть. Надо думать о том, что можно сделать сейчас.

С Май Слоан ничего не случится.

Он отошел в тень.

— Ничего, — сказал он вслух, выжидая, что будет дальше.

Слава Богу, Квентин собрался уходить, подумала Абигейл, направляясь к дверям. Кто-то позвонил. Сколько времени пришлось уделить Квентину. И несмотря на это, настроение у нее было неплохое. Скоро всему конец, подумала она. Поскорей бы… Не впервые в голову Абигейл приходили подобные мысли. Избавившись в 1959 году от Жана-Поля, она решила, что стала свободна. А потом в 1963 и еще десять лет она с замиранием сердца ждала вести о его смерти. И 1975. Она сама стреляла в Жана-Поля и непременно убедилась бы, что он мертв, но Нгуен Ким, ее проводник по преступному миру Сайгона, настоял на том, чтобы они немедленно отправились на базу Тан-Сон-Нат. И то, еле успели взлететь на военном самолете Республиканской армии Южного Вьетнама. Командиром экипажа был сам Нгуен Ким. До сих пор Абигейл бросает в дрожь при воспоминаниях об артобстреле, о снарядах, чуть не задевавших крыло, но все-таки им удалось благополучно приземлиться в Таиланде. У Абигейл был там небольшой бизнес. Благодаря связям она устроила въезд Кима в Соединенные Штаты, за что тот был ей благодарен по гроб жизни. Первым же коммерческим рейсом они вылетели в Бостон. И потом в течение четырнадцати лет, несмотря на шаткий статус-кво, установившийся в отношениях между ней, Квентином и Джедом, Абигейл считала, что Жан-Поль мертв.

Откусив от остывшей оладьи, она посмотрела в боковое окно.

— Боже мой!

Май Слоан она узнала сразу.

Дрожащими руками она отворила дверь. Сначала ей показалось, что в девочке доминируют азиатские черты, потом поняла, что вьетнамское и американское смешалось в Май нераздельно.

Абигейл приветливо, как только умела, улыбнулась:

— Здравствуй, дорогая, — сказала она и почувствовала короткую приостановку дыхания. — Должно быть, ты Май Слоан?

Девочка улыбнулась в ответ, радуясь, что ее так хорошо принимают, однако она не знала, чего стоило Абигейл не захлопнуть дверь у нее перед носом.

Когда Май улыбнулась, сходство с Квентином — и с Бенджамином — стало очевидным.

— А вы — тетя Абигейл, верно? — сказала Май.

Нет, подумала Абигейл, у которой больше не оставалось ни сомнений, ни надежды, я — твоя бабушка.