Вести из леса

Июль

Сочно вжикают на лугах косы, радостно перестукиваются оселки, деловито трещит косилка.

Вырубки красны от иван-чая, серые луговины, как снегом, покрыты пушицей.

Сколько морошки выросло нынче в болотах!

Пока ещё жестковаты её ягоды, похожие на алые розочки, но скоро они пожелтеют и размякнут. Побегут тогда колхозные ребята с большими корзинками за первым лесным лакомством. А по дороге, на опушке, нахватают полные горсти сладкой, чудесно пахнущей земляники.

В речке на перекате, где длинные бороды водорослей качаются по быстрой струе, мальчишки руками ловят раков.

Неподвижно сидит рак под камнем, выставив клешни, но задетый босой ногой, он стремительно исчезает в подводной чаще.

Весело перекликаются ребячьи голоса. Ничего, что красные, как у гусей, ноги оскальзываются и больно стукаются о замшелые камни.

— Санька! Налим! Налим!

Пегая рыбина величиной с доброе полено спокойно уходит на глубину. Такого рукой не поймаешь!

За перекатом омут, — круглый, чёрный, окаймлённый белыми кувшинками. Ивы протянули ветки к тихой воде.

С куста в воду падает бабочка. Она лежит на спинке, и лёгкие круги расходятся от трепета светлых крыльев.

Торчком всплывает язь, открывает рот и… на месте бабочки крутится воронка. Жарко. У воды зной томит ещё больше. Хочется купаться.

Хорошо в июльский полдень лежать на песке у озера. Ветер здесь такой тёплый, что не знобит даже голую кожу. Если он тянет с берега, то приносит аромат цветущего луга и короткие, ленивые песни жаворонка; если от воды, то доносит резкий запах водяных растений и звонкие вскрики чайки.

Завидно смотреть, как белокрылая птица камнем кидается вниз, поднимая фонтанчик брызг. Впрочем, зачем завидовать? Лучше встать и пробежать три шага. Серебром сверкнут мальки на отмели, и ласковая прохладная вода расступится в брызгах пены.

К вечеру холодеет воздух. Резко пахнет сено. Луговое — цветами, на лесных покосах, где коса частенько прихватывает древесную поросль, — осенним запахом вялого листа, на чистых низинах — мёдом и ржавчиной.

Ночью за озером полыхают зарницы. В папоротниках зажигаются огоньки светлячков; их не видно было раньше, пока не потемнели ночи. В неслышном полёте вьются у древесных вершин летучие мыши. Угловато и стремительно летит над просекой козодой и, резко сложив крылья, садится на тёплый песок дорожной колеи.

Хороший месяц июль! Ласковый и тёплый.

Моя самая младшая дочка — Шура — сегодня в первый раз увидела василёк. Сорвала — и не могла на него налюбоваться. И правда, как хорош василёк: яркий, нарядный! На краю цветка кружочком лежат лазоревые трубочки, и каждая — с зубчиками. И пахнут васильки приятно, но как-то особенно, не только по-цветочному, а ещё немножко сеном и рожью.

А какая замечательная нынче выросла рожь! Она встала перед Шурой стеной. Шура поглядела в просветы между стеблями и вздохнула:

— Вот бы проскочить туда!

— Да куда же, Шурочка!? Ведь и посередине поля всё то же: стебли, стебли и стебли. Вон какая густая рожь!

А Шура твердит:

— Нет, только бы проскочить.

Вот чудачка! Но я жалела, что взяла её с собою в поле. Очень уж было жарко. И Шура моя совсем раскисла. Еле ноги волочила. Всунула свою ручку в мою, и обе сразу стали мокрыми. Мы присели отдохнуть. В небе пели жаворонки, в траве стрекотали кузнечики. Пахло рожью и кашкой. Шура положила головку мне на колени. Лежала и кусала колосок.

— Мамочка, — вдруг спросила она, — а ты много находила васильков, когда была маленькой?

— Да, очень много. Мы с подругами всегда плели из них венки. В старые времена ржаные поля так и синели от васильков. А рожь была реденькая, совсем не такая, как эта. Васильки её заглушали — отнимали от неё и воду, и пищу, и свет. Случалось, что из-за васильков пропадала половина урожая.

— Как это — половина урожая? — не поняла Шура.

— А так. Как будто в каждой крестьянской семье поселился обжора василёк. Сядут за стол, и он тоже. Положат на стол краюху хлеба, а он половину отрежет и съест. И так за каждой едой и каждый день.

— Надо было выгонять его из-за стола, — сказала Шура.

— Надо бы, да не мог с ним народ справиться. А сейчас василька победили. Сейчас зёрна ржи, прежде чем сеять, очищают и семена василька выбрасывают. Вот поля и чисты. Вот и нет васильков.

— А я этот василёк положу в книжку на память, — сказала Шура, — в старинную книжку положу.

Чуть я не погиб. Весной это ещё было. Если бы не смелость моя, то… Да вот, почитайте.

Люблю я птиц за песни. Дремлешь под кустом, а они тебе песни поют. Да и я перед ними в долгу не остаюсь. Многие здешние птицы гнёзда свои моей шёрсткой выстилают. Кусты тут колючие; пока сквозь них продерёшься, — шерсти линючей на колючках немало оставишь. Птицы шерсть для гнёзд собирают. Мне не жалко — пусть!

Да вдруг — беда!! Слетелись как-то птицы: горихвостки, жуланы, славки. Подняли писк. У всех у них ночью гнёзда пропали! Вечером было гнездо, а утром нет!

Всяко у нас в горах бывает. Бывает, сороки яйца из гнёзд воруют. Бывает, сойки птенцов заклюют. Но вот чтоб гнёзда воровали — такого в жизни не слыхал! А слух у нас, у зайцев, сами знаете, — чуткий.

Повесили птицы носы и петь перестали. Надо выручать. Топнул я лапкой и говорю:

— Вот как поднимется над горами наше заячье солнце, — разыщу злодея!

Дождался луны — луна для нас, для зайцев, всё равно, что солнце. Мы зверьки ночные. Днём, при солнце, мы спим.

Скакал, скакал, вижу — пещера. Дай загляну! Заглянул. Посреди пещеры камень. Справа от камня кости белые, шерсть, черепа заячьи, а слева — птичьи гнёзда! И горихвосткины, и жуланьи, и славкины!

Я — назад! А навстречу мне страшная — ух ты! — голова, как кочан капусты, рожа кошачья, на голове рога, глаза горят!

Опомнился я уже далеко. Как голову о камни не расшиб, — сам не пойму. Трясусь и плачу. А филин-страшила хохочет:

— Хо! Хо! Хо!

Филин — вот кто гнёзда воровал!

Лень ему по прутику гнездо своё собирать. Воровать-то легче. Схватит лапищей птичье гнёздышко, сорвёт с веток и к себе в пещеру, на подстилку.

Ну, а когда поднялась над горами наша заячья луна, то есть птичье солнце, задали ему птицы трёпку! Так по горам гоняли, что не знал, куда и спрятаться!

Летний весёлый Дождик прибежал в лес — и давай плясать! По берёзовым листочкам пощёлкивает, по круглым осиновым листьям барабанит, напевает песенку:

— Какая славная песня! — сказали вдруг тоненькие голоса. — Какой добрый Дождик!..

Это радовались Водомерки. Они жили в маленьком лесном озерце и сейчас стояли рядышком у берега, как маленькие лодочки у пристани.

— Значит, я вам нравлюсь? — спросил Дождик.

— Ну, конечно! — ответили Водомерки. — Мы тебя так ждали! Наше озерцо уже совсем высыхало, мы не знали, куда деваться… А теперь оно разольётся снова, жить нам будет просторно, привольно… Лей пуще, Дождик!

И Дождик защёлкал сильней и ещё громче запел:

— Как бы не так! — послышался злющий скрипучий голос Паука. — Кому ты нужен, глупый Дождь… Только мешаешь. Я трудился, я старался, паутину свою плёл. Между ветками её растянул, думаю: сейчас добыча попадётся! А попали одни твои капли, намочили паутину, разорвали. Убирайся из лесу!

— Вот тебе на! — сказал Дождик. — Одни меня хвалят, другие меня прочь гонят… Интересно — нужен я всё-таки здесь или нет?

— Конечно, нужен!.. — пыхтя и отдуваясь, сказала Сыроежка. Она только что проглянула из-под земли, и на её круглой фиолетовой шапочке ещё лежали сучок и сосновые иглы. — Припусти, Дождик! Мы, грибы, расти без тебя не можем!

— Нет, нет! — закричала лесная Земляника в белом платочке. Ты сейчас совсем не нужен! Я вся вымокну, и у меня тогда ягод не будет!

— Молодец, Дождик! — сказал мокрый, но очень довольный Лось. — Ты слепней разогнал, мух распугал, а то ведь житья от них не было!

— Тьфу! — рассердился Барсук. — Я нору чистил, проветривал, подстилку менял, а тут — хлынуло… Безобразие! Совсем не вовремя дождик!

Слушал Дождик, слушал, — ничего понять не может.

— Ну, — говорит, — вы тут без меня разберитесь — нужен я или нет. А я покуда в деревню сбегаю.

Прибежал в деревню, по тесовым крышам постукивает, в желобах побулькивает, распевает:

— Это верно! — сказали Огурцы, росшие в огороде. — Заждались мы тебя, Дождик… Ух, напьёмся сейчас!

— Ах, так?! — сказали капризные Помидоры. — Дождик пошёл? Ну, так не будет вам красных помидоров. Чтобы нам цвести, жара нужна, сухой воздух… А сырость нам вредна, вредна, — понимаете?

— Ничего, ничего! — весело сказал жёлтый Лилейник, стоявший в палисаднике перед домом. — Дождик — это хорошо, это полезно… После него я так расцвету, что моя хозяйка будет очень довольна!

— Хозяйка не будет довольна! — захныкали синие Люпинусы. — Мы очень нежные цветы… У нас такие тяжёлые шапки, что если они намокнут, то мы не выдержим и сломаемся… — Не успели цветы договорить, как на улице кто-то закричал и засмеялся. Босые мальчишки шлёпали по лужам, брызгались и просили:

— Дождик, Дождик, — пуще! Дождик, Дождик, — пуще!

— Ага! — обрадовался Дождик. — Люди-то уж лучше всех знают, нужен я или нет… Пуще — так пуще!

И только он собрался припустить вовсю, как загромыхали колёса — на конных граблях ехали колхозники.

— Эх, — говорили они, — помешает нам дождик сено убрать… Хоть бы унялся, погодил маленько!

Дождик совсем растерялся. Он даже петь начал шёпотом и перепутал слова своей песенки:

А тут между туч выглянуло ясное солнышко. Оно так заблестело, засияло, что Дождик сразу ослеп.

Ведь всегда при солнце Дождик становится слепым…

И он уже теперь не мог выбирать дороги и пошёл по земле просто наугад. И больше на него никто не сердился. Все понимали, что если Дождик пришёл не вовремя, то сделал он это нечаянно.

В подводном мире всё не так, как у нас на земле.

Передвигаться там нужно не стоя, а лёжа. Там очень трудно шагать, но зато просто летать. А прыгать там лучше всего вниз головой.

Руки и ноги в этом мире становятся на треть короче, а рыбы, раковины и водоросли — на треть длиннее своего роста. Вода сплющивает расстояния и увеличивает предметы.

В подводном мире никогда не бывает дождя и снега. На небе там не звёзды, не тучи, а волны. Между волн перекатываются пузырьки воздуха, блестящие, как звёздочки!

Зимой там не белó, а чернó — всю зиму непроглядная ночь. Там нет горизонта — черты, где земля сходится с небом.

По земле подводного мира не скачут весёлые солнечные зайчики. Там колышутся широкие солнечные рыбы-ленты — отсветы волн и солнца. Лиловые тени от красных деревьев лежат на зыбкой серой земле. Мягкая зелёная дымка заволокла всё вокруг — нет ни резких теней, ни острых углов.

Всё призрачно и таинственно.

Всё не так, как у нас на земле.

Я еле дождался лета — так не терпелось спуститься под воду и увидеть рыб.

Наши озёрные рыбы — не диковина. Ерши, плотва, окуни, щуки, — кто их в руках не держал?

Но одно дело — рыба в руке, а другое — в воде. В воде рыба дома, там она живёт. А в руке рыба снёт — умирает.

У снулой рыбы даже цвет неживой — блёклый.

Рыбаки говорят, что снулая рыба вянет.

А то ли дело рыбы живые — яркие, быстрые, резвые!

Кому на таких посмотреть неохота!

На лицо надел водолазную маску.

Ноги сунул в резиновые ласты.

Стал я похож на одноглазую лягушку и, как лягушка, нырнул в воду.

Светло и весело под водой в солнечный день!

Особенно на мелководье. Там на песчаных полянках растут длинные и тонкие водоросли, похожие на зелёные волосы.

На эти полянки из холодной и сумрачной глубины выплывают мальки принять солнечную ванну. Мальки толкутся на поляне, как комары-толкуны.

Проплывёшь сквозь мальковый рой — будто под грибным дождиком пробежишь. Всё вокруг сверкает, и тело щекочут лёгкие «дождинки». Мальки заглядывают в маску, виляют хвостишками у самого носа. Но поймать их так же невозможно, как и схватить падающие капли дождя.

Мальки всегда очень заняты. То они сосут листики — зелёные соски. То подвешиваются на губах к водорослям и висят блестящими росинками. Жадные хватают мух с неба, а любопытные суют свой нос в наш мир.

Пронеслась однажды над водой бабочковая метель. Легкокрылые мотыльки устлали воду белыми крылышками. Мальки сейчас же высунули носы из воды. Но тут вдруг страшная чёрная тень пронеслась над их носами. Мальки в ужасе брызнули вниз.

Я вынырнул и успел увидеть чёрное чудовище. Это была… ласточка! Она подхватывала упавших на воду мотыльков.

Вот натерпелись мальки страху!

Но рыбята, как и все ребята, не любят унывать. Унеслась ласточка, — все за дело. Кто нос в небо, хвостик вниз; кто листик сосёт, кто мотылька за крыло тянет.

Катят по небу серые волны. Колышутся по дну широкие жёлтые ленты.

Между волн перекатываются шарики воздуха, а между жёлтых лент покачиваются мальки. Блестящие, как капельки солнца.

Светло и весело под водой!

Хорошее место для гнезда выбрали себе скворцы — в щели сарая под плоской крышей. Крыша была земляная и на ней, как на полянке, росла зелёная трава.

От дождя и ветра скворчата укрыты надёжно. Да вот беда — развелись в гнезде птичьи блохи. А скворцы — птички опрятные. Они любят купаться и чистить свои пёрышки клювом. Даже скворчата, как подрастут, в гнезде не пачкают, а высовывают для этого из гнезда свои куцые хвостишки.

Блохи кусали скворчат. Скворчата бились в тесном гнезде, как рыбы в сачке. Один скворчонок даже вывалился из гнезда, и его схватила кошка.

Птичьи блохи и разные насекомые-кусаки чувствовали себя в гнезде под чужой зелёной крышей, как у себя дома.

Но однажды утром, выйдя из домика, я увидел, что зелёная крыша сарая стала голубой! На ней густо поднялась какая-то голубая травка. В голубой траве сидели старые скворцы. Защемив жёлтыми клювами голубые листочки, скворцы изо всех сил упирались в землю ножками и отчаянно трясли головами — рвали траву.

С пучком травы в клюве сперва один скворец, за ним второй залетели в щель под крышей и выстлали этой травой своё гнездо. И тут уж не скворчата, а блохи-кусаки начали выскакивать из гнезда! Да так быстро, будто начался в гнезде пожар!

Скоро блох и разных птичьих кусак не осталось в гнезде ни одной. Скворчата успокоились и перестали биться. Потом запросили есть и — такие чистюли! — снова стали показывать из щели свои куцые хвостики.

Я сорвал листик голубой травы и размял его в пальцах. В нос ударил такой резкий запах, что я чихнул! Горькая полынь!

Оказывается, запах полыни для блох пострашней, чем едкий дым для комаров!

Ай да скворцы-знахари!

Плотвицы совсем как ласточки: стройны, быстры, непоседливы. Но цветом они на ласточек не похожи.

В воде плотвицы кажутся серыми, и рыбаки иногда называют их за это серянками. Или краснопёрками — за красные плавнички.

Плотвицы всегда в движении. То серыми тенями шныряют между водорослей, то разом взметнутся, блеснут, как солнечные зайчики. За этот блеск плотву зовут ещё серебрянкой.

Есть у плотвы и ещё одно имя — четвёртое.

Как-то пробирался я сквозь заросли и выплыл на подводную полянку. Пусто на полянке. Одни пузырьки, будто белые мотыльки, взлетели вверх.

И вдруг вокруг меня вихрем закружили красные искры!

Я даже вздрогнул, — глаза!

Красные, блестящие, как огоньки.

Мимо таких глаз не проплывёшь, остановишься: не глаза, а настоящие стоп-сигналы!

За красные глаза многие рыбаки зовут плотву красноглазкой.

Столько имён у плотвы: серянка, краснопёрка, серебрянка, красноглазка! И все хороши.

— Что ж ты плачешь, Мухоловочка? Бедненькая!

— Как же мне, Кукушечка, не плакать. Было у меня в гнезде пять яичек, осталось четыре. Сойка одно яичко утащила!

— Ах, душегубка! Ах, негодница! Ах, мерзавка! Не плачь! Мухоловочка, я помогу твоему горю. Я тебе своё яичко положу.

— Нет, нет, нет! Прошлое лето одна кукушка помогла вот так мне, так я всех своих деток лишилась. Вылупился кукушонок злодей и всех моих деток из гнезда выкинул! Знаю я тебя, помощницу. Пролетай, пролетай!

Май на дворе.

— Кукушка, кукушка, подай голосок через тёмный лесок: сколько месяцев ты у нас жить будешь?

— Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Июнь на дворе.

— Кукушка, кукушка, подай голосок через тёмный лесок: сколько месяцев у нас жить будешь?

— Ку-ку, ку-ку…

Июль на дворе.

— Кукушка, кукушка, подай голосок через тёмный лесок: сколько месяцев у нас жить будешь?

— Кук!

Я очень люблю птиц. Однажды весной наша кошка поймала птичку. Я кошку поймала и птичку отняла. Это была перепёлка. Кошка не успела её сильно помять и повредила только лапку. Долго жила перепёлка у нас, а когда у неё ножка поправилась, мы её выпустили в поле. Как рада была она свободе! И я была рада, что выручила птицу из беды.

У меня дома хранятся коробки со стеклянными крышками. В коробках — скелеты. Скелеты ящериц, землероек, крота, птички и окунька. Сделал я их сам. И знаете как?

Я с мёртвого животного снимал шкурку, вынимал внутренности и потом клал его в бумажный кулёк. А кулёк зарывал в большой муравейник. Через неделю я кулёк доставал — в нём были чистые косточки. Мне оставалось только скрепить их проволочкой и подклеить столярным клеем, и готово пособие для учебного занятия.

Этим летом я думаю сделать скелет лягушки и змеи.

Поставили мы на опушке леса три мышеловки. Хотели мы лесных мышей поймать. Наутро приходим и видим: две мышеловки тут, а третья пропала. В двух попались мыши — лесные полёвки. А третья где мышеловка? Стали мы следы разбирать. Видим на сырой земле лисий след. Пошли по следу, метров пятьдесят прошли — вот наша мышеловка! Лежит вверх дном и мышь в ней сидит. Всё понятно: лисица мышеловку утащила. По следам видно, что вертела она её и так и сяк, но до мыши не добралась. Хоть и хитра кума, да не хватило ума!

Вот такую «Доску почёта» вывесили мы у себя в пионерском лагере. Мы хотели, чтобы все ребята узнали, какую большую пользу приносят маленькие птицы, и не обижали их.

Сорок лет прожила я на свете и считала, что я берёза. Но прошлой весной подошёл ко мне турист и на спине у меня вырезал — «Ваня». Летом дачник подошёл и вырезал — «Лёня». Осенью ночевал рядом грибник и вырезал на коре — «Миша». А этой зимой подъехал лыжник, прочитал все имена, воткнул палки в снег, достал нож и вывел — «Эдуард».

Так кто же я, наконец? Берёза или Эдуард? И почему Лёни, Миши и Вани вырезают на моей спине лоскуты кожи?

Мы самые любимые насекомые. Нас все в лесу знают и все любят. Но любовь любви рознь. Нас любят только… есть! Нас едят дрозды, зарянки, скворцы, овсянки, коньки, зяблики, воробьи, мухоловки, синицы и многие другие птицы. Больше всех нас любят дятлы и вертишейки. Дятлы даже разрывают наши муравейники и клюют нас вместе с нашими куколками. Птицы нас ловят на земле, на деревьях и в воздухе, когда у нас отрастают крылья.

Нам не нужна такая любовь!

Володя Серов собрал большую коллекцию бабочек. Их сейчас у него больше ста. Володя не только собирает коллекцию, но и наблюдает жизнь живых бабочек в поле. У него много интересных наблюдений. Володя прислал нам три загадки про бабочек. Вот они.

Летом бабочек много, а зимой нет ни одной. Где проводят зиму бабочки?

У бабочек очень красивые крылышки. Когда бабочка летит, — крылышки так и сверкают. А бывают ли такие бабочки, которые не могут летать и у которых совсем нет крылышек?

Назовите бабочку, которая пищит.

Вышли ребята на лесную полянку; посреди полянки две сосенки одинакового роста стоят.

— Сосенки-одногодочки! — сказал Миша. — Видишь — рост одинаковый?

Ваня подсчитал что-то по пальцам, пошептал про себя и говорит:

— Нет, брат, это совсем не одногодки. Правая на два года старше, хоть рост у них и одинаковый. Дело простое — по пальцам сосчитать можно.

Кто знает, как можно определить возраст молодых сосенок при помощи пальцев?

Много живёт на земле разных птиц. Но у каждой птицы есть своё имя. Интересные бывают у птиц имена! Ну, вот, например, птица Поганка. Почему её так назвали? Или вот птица Пастушок. Или птица Чечевица. Или Завирушка. Нет, не зря мы дали такие имена! Тут есть какая-то связь с их обликом и образом жизни.

Хотим мы вам загадать загадки про любопытные птичьи имена. Птиц мы для этого выбрали таких, которых каждый сможет увидеть в парке, саду, на задворках и даже в живых уголках.

Увидеть их надо для того, чтобы легче было разгадать загадки. А загадки наши такие:

1) ПОЧЕМУ ПТИЧКУ ОВСЯНКУ НАЗВАЛИ ОВСЯНКОЙ?

2) ПОЧЕМУ ОДНУ ИЗ НАШИХ СИНИЧЕК ЗОВУТ ГРЕНАДЕРОМ?

3) ПОЧЕМУ ПТИЦУ СВИРИСТЕЛЯ ИНОГДА НАЗЫВАЮТ КРАСАВОЙ?

Помните, ребята: ответы на наши загадки ищите в лесу, в поле, на улице.