Вид с пирамид

САМАЯ ДРЕВНЯЯ ЖИВОПИСЬ МИРА

Лодка переправила нас на западный берег Нила, в царство смерти. Через некоторое время мы оказались в ущелье, похожем на громадную каменоломню. Горы камня и кучи щебня высились вдоль извилистого дна долины. Когда машина остановилась, мы почувствовали, как у нас в голове закипают мозги и рубашка мокрым пластырем прилипает к телу. Это выжженное, безотрадное и извилистое, как внутреннее ухо, ущелье с каждым поворотом закрывало за нами круги чистилища, откуда нет возврата. Мы попытались взобраться на скалу — и голова закружилась от обрывов и нагромождения скал, рассеченных судорожными гримасами расселин, впадин и ям. Нигде ни травинки, ни птицы. Только камень и зной. Лишь то тут, то там песчаные ящерицы. И, очевидно, змеи. И у этой-то долины гордое и пышное название — Долина царей.

Здесь прославленные цари Древнего Египта приказывали хоронить себя вместе со всем своим богатством и роскошью в искусно украшенных гробницах. Вход в гробницу замуровывался и тщательно маскировался каменными глыбами и щебнем. Предусмотрительно были расставлены ловушки: фальшивые, никуда не ведущие коридоры, глубокие, многометровые шахты. Они должны были заманить грабителей и направить их безудержную алчность на поиски хода, который кончался тупиком. Своего рода капкан для разбойников, появление которых заранее предвидели. Тем не менее в соседних селениях веками передавали из рода в род тайну гробниц и мало-помалу грабили их сокровищницы.

Некогда, в эпоху царей, тела которых были замурованы в извилистых, красочно оформленных лабиринтах зал и коридоров, здесь находились целые казармы для стражи, мастерские каменотесов, ателье живописцев и скульпторов и бесчисленные помещения прихлебателей — жрецов Амона. Тутмос I завел обычай устраивать погребения в глухих скалах, куда вход был закрыт навеки. И хотя совершенно ясно, что угроза закончить жизнь в петле или попасть в ад за осквернение святыни была весьма реальна и жестока, все же почти с самого начала правления XX династии вспыхнула настоящая эпидемия разграбления гробниц. Почти сорок веков пребывала в безвестности древнейшая культура, о которой знали лишь грабители.

Наш замечательный гид, египетский египтолог, водил нас от гробницы к гробнице и, точно чернокнижник при помощи заклинания, открывал перед нами скалы. Гробница Сети I, Аменхотепа II, целые ряды гробниц династий Рамсесов, Харемхебов и одна из последних находок — гробница Тутанхамона.

Пять лет искал Говард Картер гробницу этого восемнадцатилетнего царя, пока однажды 5 ноября 1922 года не остановился у замурованной двери, которая вела к крупнейшей из найденных сокровищниц Древнего Египта. К такому количеству культурных памятников, что даже целого крыла Каирского музея не хватило для их размещения.

Я не собираюсь описывать все эти сокровища, но уверяю вас, что они производят ошеломляющее впечатление на человека двадцатого века, увидевшего воочию, каких невероятных вершин достигла египетская цивилизация три с половиной тысячи лет назад. Начиная с мебели из гнутого дерева и кончая древнейшей пневматикой; от светильников, перчаток, посуды и утвари до оружия; от музыкальных инструментов и туалетных принадлежностей, бутылок и рюмок, кресел и носилок до лодок и шкатулок с драгоценностями, и ящиков для золотого саркофага с мумией царя Тутанхамона.

Перевоз в Луксоре

Но царские гробницы заинтересовали меня прежде всего потому, что это в сущности обширные, крупнейшие в мире картинные галереи древней живописи. Сейчас роспись некоторых стен стала доступна широкой публике благодаря цветной фотографии и репродукциям, а еще совсем недавно существовали лишь альбомы трогательно верных акварельных копий госпожи Дэвис, которая всю свою жизнь посвятила копированию этих изумительных произведений искусства. Но по-настоящему увидеть их во всем величии и взаимосвязи можно только на месте. В Египте, в Луксоре.

Это фрески, исполненные по большей части на тонком слое сглаженного грунта, иногда с примесью мелко нарубленной соломы, или на твердой орнаментальной штукатурке. Все краски, включая несколько потускневшую от времени зеленую, девственной чистоты. И только иногда, в виде исключения, они покрыты тоненьким слоем лака, который большей частью пожелтел и потускнел. Контуры, намеченные помощниками живописца красным цветом и подправленные мастером черным, характеризуют индивидуальный стиль отдельных школ. Одна и та же цветовая палитра.

Но существовали ли вообще в Древнем Египте какие-нибудь школы живописи или художественные направления? Продолжали ли художники Нового царства традиции, завещанные Древним царством? Были ли заметны здесь религиозные влияния? Можно ли отличить египетских эпигонов от мастеров?

Вероятно, бессмысленно искать различие между отдельными произведениями, поскольку бесчисленные религиозные каноны связывали руки художников, но нельзя отделаться от впечатления, что здесь существовали малопонятные для нас стили и их развитие шло не так уж гладко. Однако каноны религиозной живописи были консервативны и неумолимы. Наверняка и здесь не обошлось без еретиков и бунтовщиков. Не говоря уже о революции против «академической» школы, революции, поддержанной Эхнатоном, и об отлученной от церкви школы эль-амарнского реализма.

Основной закон древнеегипетской живописи предписывал рисовать лицо в профиль, а всю фигуру — в фас. Второй закон повелевал основную фигуру — царя или бога — изображать более крупным планом, чем остальных. Нить действия развивалась поясами, без точного указания на начало событий. В сущности вся египетская живопись носила декоративный характер. Она была прикладным искусством, но этот факт не сразу осознаешь.

Драматические сцены на стенах гробницы Сети I, показывающие путь ладьи бога Солнца на темно-синем фоне звездного неба через мрак ночи, — такая же самостоятельная фреска, как любая фреска Сикстинской капеллы или итальянских кафедральных соборов. Впрочем, как и некоторые буколические сцены, поэтичные пасторали, эпизоды из охоты, пронизаны светом и полны солнца. Полны правды.

Просто трудно себе представить, что вся эта живопись во имя загробной жизни, что она связана со смертью. Конечно, и дворцы царей богато украшались росписью, однако от прошлых культур сохранилось больше гробниц, чем колыбелей, поскольку на другой же день после тронной речи первой заботой правителя были гробницы и саркофаг. В течение краткого периода своего царствования каждый правитель старался подготовить роскошное, комфортабельное и сухое помещение для вечной жизни. Это желание иметь сухое загробное жилище для своей мумии свидетельствовало о большой предусмотрительности. В сухой пещере создавался климат, при котором мумия сохранялась лучше, чем в любом музейном помещении с регулируемой температурой. Вот так и получилось, что до наших дней дошли тысячи квадратных метров настенной живописи в бесчисленных гробницах царей, их чиновников и даже слуг. Крупнейшие находки были обнаружены в Фивах — в Долине царей, Дейр-эль-Медина, Шейх Абд эль-Курна и других районах, расположенных около Карнака и Луксора, на противоположном берегу реки.

Самая древняя ступенчатая пирамида

Джосера в Саккаре

Имена художников остались неизвестны. Они не ставили подписей. Многие из них- лишь покрывали краской намеченные мастером контуры, и их мастерство находилось на уровне обычного безымянного ремесленничества. Но все же два имени до нас дошло.

Один из художников — Имхотеп, первый министр, придворный врач и архитектор царя III династии Неферерхета, получившего позже имя Джосер. Имхотеп возвел семиступенчатую пирамиду в Саккара — Древнейшую каменную пирамиду. Это было около 2778 года до нашей эры. Имхотеп был человеком большого размаха и для твоего времени исключительно прогрессивным. Созданный по его плану город мертвых в Сак-каре, раскинувшийся на площади в 15 гектаров, до сих пор остается шедевром. С мастерством тонко чувствующего художника-урбаниста он сумел связать пространство и размеры в единое монументальное целое и избежал громоздких форм, присущих более поздней эпохе. Впрочем, настоящий художник не может быть несовременным. Невозможно быть художником и не идти впереди своей эпохи, не быть прогрессивнее того, кто приказал строить, — царя. Прогрессивность — качество столь же древнее, как и представление человека о прекрасном. Эти два понятия неотделимы.

Здесь же, в Саккаре, некогда стояла одна из древнейших статуй царя, копию которой можно увидеть через глазок в стене. Оригинал находится в Каирском музее. Двор для торжественных церемоний, храмы и часовни с большим чувством меры восстановлены, и творение Имхотепа по праву занимает одно из первых мест среди других великих творений искусства. К слову сказать, еще в 1300 году до нашей эры пятнадцать столетий спустя после создания пирамиды, некий восторженный турист начертал на стене небольшой часовни иератическими письменами, что архитектура Имхотепа ему очень понравилась.

Нам известно имя и другого художника — Аменуахсу. Он покрыл росписью свою будущую гробницу около 1300 года до нашей эры.

В Древнем Египте живописцев называли «писцами контуров». Само название довольно убедительно говорит о том, что живописец возглавлял группу рабочих или ремесленников, которые выполняли его задания по росписи гробниц. Чем знатнее был заказчик, тем больше был связан живописец религиозными канонами. Поэтому роспись гробниц менее знатных лиц интереснее: она дает более достоверное представление о быте того времени и отличается свободой композиций, смелостью красок и вольностью линий.

Гробниц, где имеются богатейшие образцы египетской живописи, сейчас уже насчитывается более четырехсот. Мы побывали в некоторых из них. К одной мы подъехали прямо от большого прислонившегося к скале храма царицы Хатшепсут. Не помню уж точно, как это произошло, но некий восторженный фанатик египтологии, чрезвычайно любезный инспектор Службы древностей в Долине царей, в разгар дикого полуденного зноя буквально завладел душой и телом двух наших чехословацких египтологов и прямо из храма царицы увлек их неизвестно куда, к каким-то самым новейшим раскопкам (только для посвященных). А мы еще некоторое время бродили по террасам и пандусам добела раскаленного каменного храма, в раскрытых объятиях гор, перпендикулярно вздымающихся над колоннадой и придающих монументальность архитектуре.

Строитель храма царицы Хатшепсут царский архитектор Сенмут сделал вклад во всю европейскую культуру. В те далекие времена, когда возводилось бессмертное творение, здесь жили львы и страусы, река кишела крокодилами. В Асуане, несколькими километрами южнее, разгуливали дикие слоны, и в реке водились бегемоты. Короче говоря, этот уголок земли отнюдь не блистал цивилизацией.

Царица Хатшепсут, дочь Тутмоса I, была одной из немногих египетских правительниц. Судя по скульптуре, это красивая рослая женщина с маленькой грудью. Взойдя на трон, она решила носить фальшивую бороду. На всех памятниках, надгробиях и обелисках того времени ее имя умышленно стерто или вырублено — так ей мстили за то, что женщина осмелилась властвовать над мужчиной. Ее храм был частично разобран и по кускам увезен на строительство крепостных стен в Карнаке. Но и у лукавой истории есть свои периоды справедливости. Теперь Служба древностей, разбираясь в древней головоломке, терпеливо выбирает из крепостных стен камень за камнем и переносит их на большое свободное пространство, где великолепные барельефы, украшающие камень, складываются один возле другого. Вероятно, через несколько месяцев или десятилетий здесь вновь вырастет храм царицы во всем своем первоначальном великолепии.

Рельефные украшения на камне изображают и фигуры древнеегипетского танца. Хрупкие обнаженные танцовщицы под аккомпанемент струнных инструментов, бубнов и флейт образуют в определенной последовательности какие-то ритмические подвижные комбинации; здесь и «мостик» и «круг». Сейчас уже собраны девять десятых всех украшенных рельефами плит из главного зала. Этот египетский ребус пока еще окутан тайной.

В храме можно кое-что узнать об эпохе правления Хатшепсут. Здесь, например, высечен целый гербарий. Ботанический сад в камне. Точно представлены все растения, лекарственные травы и благовонные деревья, которые доставила сюда экспедиция царицы из сомалийского Пунта. Хатшепсут пыталась акклиматизировать в Египте тропические растения. Правда, мы не знаем, успешно или нет. Только в гробнице Тутанхамона обнаружили побег лекарственного дерева, которое в нынешнем Египте уже не найдешь. Какими только сведениями не испещрена стена храма, словно газета — маленькими информациями со всего света. Здесь указания, советы, наставления и просто беседы.

Славная и поныне, неутомимая царица Хатшепсут выбрала для своего храма каменное подножие, где от пышущего зноя лопаются термометры.

Еще и сейчас к стене храма приходят несчастные в супружестве женщины. Они с молитвой проводят царапины на стене, веря в то, что боги даруют силу их мужьям и они будут иметь детей.

Мы сели в накалившиеся, как сковородки, машины и отправились к другим могилам. Там, в гробницах, — прохлада. А на стенах искусно запечатлены события. Небольшие гробницы в форме буквы «Т» с нишей для маленькой скульптуры усопшего вырублены в склоне горы, обращенной к реке. Это гробницы экономов, управляющих зернохранилищами, землемеров, визирей, писцов, советников, младших советников, генеральных советников, генералов, учителей, офицеров и ремесленников.

Стены гробниц расписаны сценами из жизни усопших, причем с той поэтической простотой и богатством красок, которые составляют основное очарование всех великих эпох живописи.

Мы вошли в гробницу астронома и надсмотрщика царских закромов, некоего господина Нахта, что в переводе означает «сильный». Этот человек любил вкусно поесть и попить, любил музыку и танцы. Его работа на полях во время жатвы изображена как веселое занятие в атмосфере благодушия и довольства. Здесь и пейзажи с деревьями, дорогами и виноградниками. Жатва в полном разгаре. Вы видите господина Нахта на рыбной ловле или во время охоты на диких уток. Видите женщин из его семьи в прозрачных дорогих покрывалах, танцующих под музыку слепого арфиста. Глаза арфиста не закрыты, но он слепой, и вы определяете это с первого взгляда.

Просто поразительно, что уже три с половиной тысячи лет назад художники изображали действительность в стиле своей эпохи. Они были в полном смысле современными художниками.

Некий англичанин, нашедший гробницу Нахта, похитил статую и, сгорая от нетерпения, увез ее в Англию прямо в разгар мировой войны. Когда корабль приближался к Гибралтару, его потопила немецкая подводная лодка, и скульптура Нахта, управляющего царскими закромами и талантливого астронома, исчезла в морской пучине на веки веков.

Немало здесь рисунков, имеющих не только большую художественную, но и познавательную ценность. Например, вы видите весь процесс производства вина. Охоту с сетями на птиц. Охоту на диких болотных птиц с остроугольным бумерангом. Пиры с изображением яств и цветов. Увенчанные лотосами колонны. Лотосы на блюдах. Лотосы в волосах пирующих. Встречаются и натюрморты.

Современный натюрморт четырехтысячелетней давности

От этих натюрмортов с великолепными рисунками и рельефами Египта пришли бы в восторг даже любители современного искусства, ибо они, пожалуй, не уступят роскошным натюрмортам Жоржа Брака[32] или Пабло Пикассо. И мне кажется, что свобода в расстановке блюд, фруктов, рыбы, овощей (блюда разнообразной формы в виде призм и цилиндров, овальные и остроугольные) гораздо привлекательнее и смелее, чем это позволяли себе мастера натюрмортов позднейших времен, ну, скажем, от фовистов[33] до наших дней. К тому же живопись Египта так богата и охватывает столь длительный период, что и по сей день в трактатах, статьях, очерках и книгах — а в Германии даже в многотомных изданиях — продолжают писать о натюрморте, интерьере, о моде, прическах или птицах, фруктах и искусстве плетения корзин в Древнем Египте, не испытывая недостатка в богатом иллюстративном материале. Ибо этот краткий период продолжался столько же, сколько длилась история чешской живописи от иконописи четырнадцатого века до начала двадцатого века. Обычно за такой срок искусство проходит бурный период развития и переживает не одну революцию.

Скульптурные натюрморты, застывшие в тонком рельефе на стенах гробниц, мастаб, храмов и на закругленной поверхности колонн, очаровательны и образуют единое целое. В натюрмортах чувствуется нечто вроде музыкального ритма благодаря повторению и чередованию цветовых гамм, грубой массы и тончайшего рисунка. Здесь виноградные гроздья, фиги и зеленые продолговатые дыни уложены вперемежку с рыбами, утками, утиными яйцами и плетенками с гранатами. Колонны беседок и корзины увиты лотосом. Носильщики подносят все новые и новые связки дичи и рыбы, замысловато связанные гранаты и другие фрукты. Охота па птиц в болотах, ловля рыбы, стилизованная рябоватая водная поверхность, заросли папируса и тростника, полные птичьих гнезд и мелких зверюшек, — все это в сущности тоже натюрморты, как в гробнице Мени, так и в более поздней — Усерхета. Любопытно, что египетские натюрморты нисколько не напоминают ни позднейшие детали помпейских фресок, ни углы на заднем плане полотен готических мастеров, ни изобилие па картинах голландцев. Впрочем, иногда напрашивается сравнение с позднейшей итальянской и византийской мозаикой, но, пожалуй, по своему внутреннему родству, а порой даже и по художественной манере они ближе всего современным натюрмортам. По цветовой гамме — с основным золотисто-коричневым тоном в гробнице Мени, зеленовато-голубым или сероватым, как у Бра-> ка, — эта живопись поистине современна и близка нашей высоко цивилизованной эпохе.

В гробнице Харемхеба можно восхищаться непосредственностью и художественной выразительностью в изображении кузнечика, голубя или пеликана, любоваться сбором винограда и другими сценами, которые воспринимаешь, как тончайший, мастерски исполненный эскиз.

В структуре натюрморта, бесспорно, сохраняется тот же самый — очевидно бессознательно ощущаемый самим живописцем — порядок, что и в письменах: нарисованных или высеченных и раскрашенных иероглифах. Натюрморты впечатляют знанием природы и глубоким реализмом, а «пчелы» или «утки» из иероглифического письма нисколько не уступают очаровательно раскрашенным утятам из мастабы Итет в Медуме (2700 год до нашей эры). Не уступают ни по строгости форм, ни по верности оригиналу.

Царские гробницы, как и гробницы простых людей, представляют ряд маленьких подвальных картинных галерей, большей частью замурованных в стенах, почти не разрушенных временем.

Девочка на крыше играет в камешки

Иногда в прошлом гробницы использовались для жилья, а в некоторых живут и теперь. Вполне понятно, что в последних стенная живопись сильно повреждена или уничтожена. Есть гробницы, где в эпоху христианства жили монахи, которые из лицемерного стыда или боязни греховных видений замазали грязью груди и бедра женских фигур. Другие, более дотошные, вырубили из стены целые куски, где их чересчур возбуждали прелести древних египтянок.

Обитаемые и поныне гробницы еще в давние времена безнадежно закоптили и разрушили. Теперь над каменной плитой у входа зачастую висит детское белье, а в том месте, где некогда покоилась набальзамированная мумия какого-нибудь фараонского пивовара, старшего мельника или сыщика, молодая мать кормит ребенка. На дворике возвышаются причудливые, неестественной величины сооружения из глины, похожие на корзины или на неуклюжие скульптуры. Это амбары для зерна и постели в жаркую летнюю ночь, когда приходится спасаться от скорпионов. В эти каменные грибы взбираются по лестничке. Помещение столь мало, что спать можно только в сидячем положении.

От широко раскинувшейся деревни (точно домики кто-то испугал и они разбежались во все стороны) движется черная фигура из классической трагедии. Да, нам, поверхностно образованным среднеевропейцам, она совершенно определенно показалась Электрой, с печатью грусти на лице. На голове она несет медный кувшин, сверкающий под полуденным солнцем. За ней трусит ослик. А позади на фоне песчаной и каменистой пустыни горланит, звенит, поет и барабанит деревенская свадебная процессия на двух облезлых верблюдах. Под развесистой смоковницей на крыше глиняного дома черная девчушка играет в камешки. Водяное колесо, которое с покорным упорством вертит буйвол, черпает в жаркий, раскаленный полдень прохладную прозрачную воду, растекающуюся затем мутными струйками по полям. Нубийский мальчик, совершенно голый, стоит у колеса и пронзительно тянет свою, песенку.

В роще у храма Рамсеса вспыхнула драка между драгоманами. Они тузят друг друга палками и, очевидно, бранятся, а впрочем, может быть, это всего-навсего мирная беседа соседей. Трудно об этом судить человеку, не знакомому с нравами и обычаями Древнего Египта, поскольку — ив этом никто из нас не сомневается — то, что происходит перед нашими глазами, — это сцена из эпохи наследных распрей за трон царицы Хатшепсут. А вот это не кто иной, как сам управляющий недвижимым имуществом Тутмоса IV — Мени, примчался в облаке пыли. Это человек весьма справедливый, и поэтому он приказал нарисовать на своей будущей гробнице сценки, изображающие, как он обнаженный, маленький и смиренный предстает перед Осирисом. Тот — бог бюрократии, писцов и судей, взвешивает его сердце и проверяет учетную книгу жизни Мени, которая велась строго, ибо предназначалась для вечности. Сердце Мени весит больше его мелких хищений, богохульств и прелюбодеяний. Это страшно наивно, но Мени — человек, который верит в двойную бухгалтерию и два раза меряет по установленному государством локтю. И даже тот факт, что прибыл не Мени, а просто-напросто шофер Службы древностей, не рассеял нашей уверенности, что все, что мы видим, уже происходило когда-то в эпоху царей.

Храм Рамсеса III, где с главного пилона нас облаяла сероглазая овчарка, похож на все остальные храмы, только он почти не тронут. Похищены лишь статуи и некоторые колонны. Но как? Вот этого я не могу себе представить, ибо, судя по остаткам и осколкам, это были многотонные глыбы. Вероятно, в прежние времена грабители были куда сильнее, и их средства грабежа вполне соответствовали весу приглянувшейся добычи. У стены главных ворот стояли в ряд семнадцать базальтовых Рамсесов. Для прохода оставался лишь узкий коридорчик, точно в коридоре гостиницы, где вечером перед дверью застыли семнадцать пар черных туфель и полуботинок.

Возвращаясь с западного берега на восточный, мы спугнули стаю цапель и журавлей. И я подумал о молодых египетских художниках и о том пути, который им еще нужно проделать, прежде чем их живопись станет столь же современной, как древнейшая живопись мира.