Винтервуд

Глава четвертая

Уязвленная до глубины души, кузина Мэрион в сопровождении Джианетты отбыла во Флоренцию. Что касается Лавинии, заявила кузина, она навсегда снимает с себя всякую ответственность. Монки, эта невзрачная престарелая чета, которой вообще не следовало бы удаляться от своего надежного домашнего очага пришли к выводу, что Лавиния слишком легкомысленна, и тоже уехали, благодаря судьбу за то, что она избавила их от такой ненадежной спутницы.

Итак, жребий брошен.

Спустя некоторое время Шарлотта Мерион пригласила Лавинию явиться к ней в спальню.

На этот раз Шарлотта была одна. Понять, довольна она или недовольна, было невозможно. Ее огромные глаза оценивающе разглядывали Лавинию. В руках был веер, которым она время от времени томно обмахивалась: утро выдалось жаркое и зной, очевидно, расслабил и утомил ее. На лице Шарлотты не было ни кровинки, но это, казалось, лишь усиливало странную привлекательность этой женщины. Она все еще оставалась в неглиже, и черные волосы были стянуты сзади в тяжелый узел, словно у нее не хватало сил причесаться как следует.

— Муж сказал мне, что вас уговорили изменить свое решение, мисс Херст. Могу я поинтересоваться, чем это вызвано?

Лавиния решила быть откровенной:

— Я совершенно влюбилась в Венецию, и мне захотелось остаться здесь еще на несколько дней. Это, а также перспектива пуститься в путь с двумя престарелыми и очень скучными людьми заставили меня пожалеть о моем вчерашнем довольно поспешном решении.

— Вы думаете, мы окажемся более занимательны, ми спутниками?

— Я не думала о занимательности, миссис Мерион.

Шарлотта сделала быстрое движение веером:

— Быть может, вы поддались чувству жалости к нашей дочери?

— Да, мне очень жаль Флору. Хотя, если вы позволите мне высказать свое мнение, я не считаю, что ей на пользу привычка превращать свою беспомощность в своего рода оружие. Мне бы хотелось обращаться с ней как с человеком во всех отношениях нормальным.

— Вы говорили об этом ее отцу?

— Пока еще нет.

— Думаю, вы это сделаете. Похоже, что вы из тех молодых женщин, которые весьма настойчиво придерживаются своих взглядов.

Лавиния закусила губу и ничего не ответила. Взгляд громадных глаз Шарлотты был устремлен на нее поверх веера.

— Должна вас сразу предупредить, что мой муж, так же как и я, не любит непрошеных советов. Впрочем, давайте не будем отвлекаться от главного. Мне необходимо знать хоть что-то о вашей семье. Кто были ваши родители? Какое вы получили образование? Почему вы оказались в таком положении, что вам приходится зарабатывать на жизнь?

Рассказ, который Лавиния заранее отрепетировала, она повторяла без труда. Как быстро она превратилась в завзятую лгунью!

— Я выросла в Сомерсете, миссис Мерион. У отца было небольшое имение. Воспитанием моим занималась гувернантка, а также меня обучали всем обычным предметам — музыке, рисованию, французскому, немного немецкому, английской поэзии, разумеется танцам и верховой езде. Но как раз перед тем как я должна была начать выезжать в свет, мои родители погибли в результате несчастного случая: двуколка, в которой они ехали, опрокинулась. Папа любил быструю езду, и... — Ей все еще было больно говорить об этом — о пережитом страшном потрясении, о том, как невозможно было поверить во все это: папа убит, мама умирает, вороной красавец Цезарь со сломанной передней ногой пристрелен.

— Ваш отец отчасти похож на моего мужа, — заметила Шарлотта. — Эта страсть англичан к лошадям! Ну что ж, продолжайте. Разве в семье не было никого, кто мог бы довершить ваше воспитание и вывезти вас в свет? Вы были единственным ребенком?

— Да. «Прости меня, Робин, — пронеслось у нее голове, — но так безопаснее». — Я не смогла появиться в свете, потому что после смерти отца выяснилось, что у него было очень много долгов. На мою долю ничего не осталось. Поэтому моя кузина Мэрион предложила мне стать ее компаньонкой. К сожалению, в конце концов выяснилось, что мы с ней совершенно не подходим друг другу. Признаюсь, в основном это моя вина. Мое воспитание не подготовило меня к подобной жизни.

— А какие у вас основания полагать, что, работая у нас, вы преуспеете больше? — спросила Шарлотта.

— Я приложу к этому все старания, миссис Мерной.

— Пост, который вы займете, не предполагает посещение оперы в роскошных нарядах.

— С моей стороны это был глупый поступок, — признала Лавиния.

— Да, несомненно. — Шарлотта, по-видимому, мысленно оценила внешность Лавинии, быть может размышляя о ее молодости. Дело в том, что при дневном свете были видны легкие морщинки вокруг ее собственных глаз, и лицо при всей его безупречной красоте потеряло свежесть — оно выглядело измученным и болезненным, словно жара, трудности, связанные с путешествием, или же какие-то тревоги совершенно опустошили эту женщину. Было похоже, что беседа истощила все ее силы. Она прижала пальцы к вискам. — Меня мучают головные боли. Только тот, кто испытал подобные страдания, способен меня понять.

— Мне очень жаль вас, миссис Мерион, — пробормотала Лавиния, подумав про себя, что ей, вероятно, очень не хватает сочувствия Дэниела.

— Я вынуждена полжизни проводить на диване. Не могу вам описать, какого напряжения стоила эта поездка. Но ради моей бедной тетки предпринять ее было необходимо. Тетя написала мне и выразила желание умереть в своей родной стране. Я не могла не рассматривать это как последнюю волю, подлежащую безусловному исполнению. Вам приходилось когда-нибудь ухаживать за больными, мисс Херст?

— Приходилось немного, — ответила Лавиния.

— Ну что ж, по крайней мере, это уже хорошо. Как вам сказал мой муж, мы очутились в чрезвычайно труд, ном положении из-за того, что Элиза заболела, а эта злополучная мисс Браун в Швейцарии ушла от нас. Правда, надо быть справедливой и признать, что моя дочь изрядно ее мучила. Вы должны мне обещать, мисс Херст, что в случае вашего согласия поехать с нами вы не бросите нас на полпути. Когда прибудем в Винтервуд — дело другое. Давайте будем считать, что вы поступаете к нам с испытательным сроком.

— Очень хорошо, миссис Мерной. Это подходит мне как нельзя больше.

Шарлотта вздохнула с облегчением. Она, что называется, «спасла лицо»: ее вынудили взять на работу Лавинию, но она сделала это на своих собственных условиях.

— В таком случае, надеюсь, вы готовы приступить к исполнению своих обязанностей немедленно. Мы с мужем весь день пробудем в палаццо моей тетки, поэтому я хочу, чтобы вы остались с детьми. Пожалуйста, обратите особое внимание на Эдварда. Он очень шаловливый ребенок и любит проделывать, как он выражается, «номер с исчезновением». — Шарлотта ласково улыбнулась и продолжила: — Я хочу, чтобы завтра вы занялись упаковкой вещей моей тетки. Элиза сегодня пойдет со мной помочь их разобрать. В такую жару все это страшно утомительно. И кроме того, я все время беспокоюсь о своей бедной тетушке. Она совершенно не в состоянии путешествовать, но упорно на этом настаивает.

— Было бы ужасно, если бы она умерла в дороге, — сказала Лавиния.

— Не надо даже думать об этом! — с какой-то особенной пылкостью воскликнула Шарлотта. — Этого попросту нельзя допустить.

Лавиния очень скоро почувствовала солидарность с исчезнувшей мисс Браун. Она знала, что с Флорой, своенравной, избалованной и крайне неуравновешенной из-за своего увечья, придется нелегко, но Эдвард оказался сущим дьяволенком. Он не слушался, был невежлив, очень шумлив и изводил Флору до слез.

— Я говорила вам, мисс Херст. Мама его просто губит. Она думает, что он не способен сделать что-либо плохое. Он ее любимчик. Тебе нравится быть любимым животным? — язвительно спросила она Эдварда.

— А тебе нравится быть плаксой? — парировал Эдвард.

Со своими розовыми щечками и блестящими черными кудрями он был красивым мальчиком, полной противоположностью Флоре с ее восковым изможденным лицом и прямыми темно-русыми волосами. Она, вероятно, и до несчастного случая была некрасивым ребенком и, без сомнения, всегда вызывала у матери чувство разочарования. Самым лучшим в ее наружности были глаза, которые в минуты волнения зажигались каким-то тигриным желтым огнем. Но когда она была подавленной или утомленной, даже они становились вполне заурядными карими глазами. Небольшая россыпь веснушек, которая появилась на ее лице под итальянским солнцем, приводила девочку в отчаяние. Она все пыталась скрыть их под слоем рисовой пудры и дулась, когда Лавиния смеялась над тем, какое значение она придает таким мелочам.

— Если вы будете вести себя так же, как мисс Браун, я пожалею, что уговорила папу вас нанять, — злобно сказала она.

— Бедняга Браун! — вставил Эдвард. — Флора ужасно с ней обращалась. Мисс Херст, можно мне выйти на улицу поиграть?

— Нет — пока Флора не отдохнет после завтрака. Тогда мы все пойдем на прогулку.

Эдвард притворился, будто и не слышал ее слов.

Лавиния впоследствии убедилась, что так было всегда, когда ему говорили не то, что он хотел бы услышать. Он сделал вид, что преспокойно играет со своими солдатиками, и Лавиния, сосредоточившая все свое внимание на Флоре, даже не заметила, когда он исчез.

Удивил ее незнакомый человек, который привел его

Он вошел в комнату, едва постучавшись, таща за руку надувшегося Эдварда.

— Я нашел этого молодого человека бродящим по Пьяцце и решил, что, пожалуй, лучше привести его домой. — Незнакомец небрежно взглянул на Лавинию, потом посмотрел еще раз, уже с некоторым вниманием. — Вряд ли вы позволили ему играть так далеко от дома, мисс...

Гость нагло выжидал, чтобы она назвала свое имя. Он явно ожидал увидеть Элизу, и ему было любопытно увидеть, кто оказался на ее месте. Лавиния не имела ни малейшего представления, кем мог быть этот мужчина. У него было красивое, очень румяное лицо, хотя и несколько грубоватое — толстые губы, блестящие дерзкие глаза. Одет, как денди, смотрит, словно вот-вот расхохочется: губы полуоткрыты и чуть ли не дрожат от смеха.

Что его так насмешило?

— Нет, Эдвард не должен был выходить из дома, — спокойно сказала Лавиния. — Спасибо, что привели его. К сожалению, я не знаю, кто вы.

— Да это же мистер Пит, — вмешалась Флора. — Он родственник бабушки Тэймсон.

— Джонатан Пит, — уточнил мужчина. — Племянник контессы. И вы забыли добавить, мисс Флора, — ваш друг. — С преувеличенной галантностью, заставившей Флору поморщиться, он поднес ее руку к губам и поцеловал. — Я ваш покорный слуга, мэм. Не хотите ли вы представить меня вашей новой компаньонке?

Он снова сверлил Лавинию взглядом, и почему-то это нервировало ее. Она решила, что перед ней просто один из тех слишком фамильярных и легкомысленных мужчин, которых она иной раз встречала среди приятелей Робина. Однако в его взгляде была какая-то особенная пристальность, говорившая, возможно, о чем-то большем, чем просто восхищение.

— Ее зовут мисс Херст, — бесцеремонно заявила Флора. — Вас что — Эдвард пригласил к нам, мистер Пит?

— Здравствуйте, мисс Херст. — Мужчина поклонился, а потом сказал громким веселым голосом, который, как он наверняка думал, должен нравиться детям: — Я только что спас вашего братика, мисс Флора. Должен сказать, вы не слишком-то проявляете свою благодарность.

— Мамы и папы нет дома.

— Но разве я не могу ненадолго посетить вас? Мисс Херст, неужели и вы окажетесь столь же негостеприимной, что и наш маленький инвалид?

— Я не инвалид! — произнесла сквозь зубы Флора.

— О простите, простите. Конечно, я прекрасно это понимаю. У вас слишком чувствительные пальчики, принцесса!

— Чувствительные пальчики? — холодно переспросила Флора.

— Я как видно, довольно часто на них наступаю. Надеюсь мисс Херст будет более снисходительна к моей неуклюжести. — Теперь он тихонько посмеивался, словно был не в силах справиться с охватившим его весельем. — Ведь как-никак, полагаю, я оказал вам услугу, мисс Херст, приведя домой юного Эдварда. Не очень-то приятно получить нагоняй в первый же день на новом месте.

— Откуда вы знаете, что сегодня мой первый день?

— Дедукция, дорогая моя барышня. Вчера вас здесь не было. Желаю вам удачи с этими очаровательными бесенятами.

Лавиния ничего не ответила. Она уже пришла к выводу, что мистер Джонатан Пит внушает ей острую неприязнь, хотя надо было признать, что он обладает некоторой мужской привлекательностью. Вряд ли он мог быть другом Шарлотты и Дэниела, однако вел он себя в высшей степени развязно. Он снова начал с несколько пугающей внимательностью ее разглядывать. По-видимому, он из тех мужчин, которые не считают нужным соблюдать учтивость по отношению к людям, занимающим в обществе такое положение, как она.

Дерзость Флоры не уступала дерзости их гостя.

— Сколько вы намерены пробыть здесь, мистер Пит? Вас не приглашали.

— Простите меня, принцесса, — мистер Пит отвесил ей церемонный поклон. — В таком случае я вынужден удалиться. Просто я думал, что, может быть, ваш папа или ваша мама дома.

— Их нет. И не называйте меня принцессой.

— Флора! — Лавиния почувствовала, что надо немножко одернуть девочку, хотя в глубине души она одобряла ее грубость. Что же касается мистера Пита, то его Флора, по-видимому, просто забавляла. Он весело рассмеялся и заявил, что ему придется прийти еще раз:

— Я буду с нетерпением ждать продолжения нашего знакомства, мисс Херст.

Уходя, он все еще продолжал тихонько смеяться.

— Какой противный, правда? — яростно воскликнула Флора. — Он всегда называет меня принцессой и ведет себя так только потому, что видит, что меня это злит. Никак не пойму, почему мама с папой принимают его здесь?

— А почему все-таки? — спросила Лавиния.

— Он мамин кузен, хотя она никогда раньше его не видела. Оба они приехали, чтобы повидаться с бабушкой Тэймсон, так что, конечно, им приходится быть друзьями. Я уверена, что папе он не нравится.

— А вашей маме?

— О, она говорит, что семейные отношения имеют важное значение. Я совершенно с этим не согласна. Когда я вырасту, я, безусловно, не стану разговаривать с Эдвардом.

Эдвард, обладавший даром пропускать мимо ушей любые не интересовавшие его разговоры, всегда слышал все, что касалось его персоны. Он сразу же вскочил и подошел к креслу Флоры.

— Ты даже не будешь говорить мне «с добрым утром»? — с интересом спросил он. Его живое личико было очень привлекательно, когда на нем не было написано упрямство и своеволие.

— Никогда. Ты слишком отвратителен.

— Ну что ж, ты тоже. И поосторожнее, когда говоришь со мной, потому что ты ведь не можешь убежать. Я буду дергать тебя за волосы до тех пор, пока все не повыдергаю.

— Нет, нет! Остановите его, мисс Херст! Он сущий дьявол, мисс Херст.

К сожалению, Шарлотта выбрала именно этот момент, чтобы вернуться. Для Эдварда это послужило сигналом разразиться громкими рыданиями и зарыться головой в материнские юбки, а для Флоры — впасть в безысходное отчаяние.

— Ну-ну-ну, деточка! — Шарлотта возмущенно поглядела на дочь. — Что ты с ним сделала. Флора? Ты же старше его и должна быть умнее. Мисс Херст, это была одна из причин, почему я радовалась уходу мисс Браун: она, по всей видимости, была не способна поддерживать порядок.

— Я считала, что меня наняли смотреть только за Флорой, — заметила Лавиния.

— Когда мы вернемся домой, у Эдварда будет учитель. Но пока мы находимся в таких трудных обстоятельствах, я рассчитываю на вашу помощь. Я только что провела очень тяжелый час со своей теткой, и у меня болит голова. Тедди, пожалуйста, подумай о бедной маминой голове и прекрати этот шум. Мисс Херст, я хотела бы чтобы вы сегодня вечером посетили мою тетку и взяли на себя упаковку ее вещей. Вы бы видели, что она хочет забрать с собой! — Шарлотта приложила руки ко лбу. — Можно подумать, что она собирается прожить целую жизнь в Англии, в то время как самое большее... — Шарлотта заметила слишком пристальный взгляд Флоры и пожала плечами, намекнув этим жестом на неминуемую близкую смерть тетки.

— Как она сегодня себя чувствует? — спросила Лавиния.

— На удивление хорошо. И от этого с ней очень трудно иметь дело. Она хочет за всем следить. Это надо вытрясти, это обернуть ватой, ее драгоценности следует нести в руках, платье, в котором она была Бог весть сколько лет назад на королевском приеме, нужно упаковать в отдельный чемодан. У нее имеются картины, украшения, мебель. Но от этого всего надо просто избавиться! Я думаю, вы, человек посторонний, можете оказать на нее большее влияние, мисс Херст. Мой муж попросту не согласится возвращаться в Англию с целым ворохом багажа.

Теперь, когда они не касались щекотливого вопроса о детях, Лавиния испытывала к Шарлотте что-то вроде сочувствия.

— Конечно, я сделаю, что могу, миссис Мерион. Между прочим, приходил некий мистер Пит.

На лице Шарлотты мелькнуло странное выражение, продержавшееся, быть может, всего лишь секунду. Оно совершенно не поддавалось пониманию.

— А, Джонатан! Он сказал, когда снова придет?

— Нет, точное время он не назвал.

— Как все мужчины, он полагает, что все всегда должны быть к его услугам. — В голосе Шарлотты слышалось раздражение и волнение. — Он мог бы гораздо больше помочь мне во взаимоотношениях с тетушкой Тэймсон, если бы был на что-нибудь годен в условиях домашнего кризиса. Но я нахожу, что мужчины абсолютно беспомощны, когда оказываются в комнате больного или когда надо навести в доме порядок. Ну что ж, приходится нам, женщинам, принимать все бремя на свои плечи. Пойдем с мамой, Тедди. Не исключено, что у нее найдется для тебя что-нибудь сладенькое.

Флора проводила их глазами:

— Вы видите, мисс Херст. Эдвард — мамин любимчик. Папа говорит, что из него вырастет слюнтяй. Как вам повезло, что вы были единственным ребенком! Вся любовь ваших родителей была отдана вам. Вы стали от этого очень хорошей?

— А я похожа на очень хорошую?

— Слава Богу, ни чуточки, мисс Херст! — Голос Флоры редко утрачивал свою мучительно напряженную тональность. — Не позволяйте больше мистеру Питу смотреть на вас так, как он смотрел.

— Вряд ли я могу изменить выражение его лица. А что тебе не понравилось?

— Я не могу объяснить. Во всяком случае, он мне не нравится. Он смеется, когда нет ничего смешного. До приезда в Венецию мы никогда не были с ним знакомы. Вам не кажется это странным?

— У постели больных часто сходятся люди, раньше незнакомые. Может быть, мистер Пит любит вашу бабушку?

— Скорее он любит ее деньги.

— Флора, что за циничное заявление! Ты что — слышала это от кого-нибудь?

— Я слышала разговор папы с мамой. Папа сказал, что ей следовало бы прогнать прочь этого малого, а она сказала — как это возможно, коль скоро он нужен бабушке Тэймсон. И вообще, что так себя с родственниками не ведут. И что, если отделаться от мистера Пита, это будет выглядеть так, будто мы хотим забрать все деньги себе.

— Отделаться!

— Я бы хотела как-нибудь темной ночью спихнуть его в канал, задумчиво произнесла Флора. — Он мне не нравится. Он и на маму поглядывает. Жаль, что бабушка Тэймсон так богата.

— А она очень богата?

— О да, страшно. Но я уверена, что ей сейчас совершенно не до денег. Она хочет только одного: лежать под каменным ангелом рядом со своим маленьким Томом. Я молю Бога никогда не стать богатой, чтобы какой-нибудь тип вроде мистера Пита не стоял у моего смертного одра.