Глава 7 Лучшие лжепророки выходят из сапожников

12 (24) ноября 1812 г.

Красный замок близ города Мир Гродненской губернии.


Давно уже Максим не испытывал такой, как сейчас, потребности излить душу в ругательствах. И было из-за чего – внутренность воздушных шахт кишела всякой мерзостью. Ползёшь на карачках, а из-под рук то и дело выскальзывают пауки с многоножками, кругом склизкий мох, а издалека доносится крысиный писк. Графу – и того хуже: приходится продираться через плотные слои паутины. На долю Максима этого добра тоже хватает, но основная часть всё же оседает на шевелюре и плечах Фёдора. Хороши же они будут, когда после такого путешествия явятся перед Еленой! Не поднимет ли девушка крик от испуга?

Слабый свет, что забрезжил впереди, заставил компаньонов удвоить осторожность: оба теперь двигались совершенно бесшумно. Внезапно, словно из глубокого колодца, зарокотал чей-то могучий бас:

- С мужчинами работать одно удовольствие. Женщины – менее подходящий материал. Слово "женщина", то есть "femina", происходит от "fides" и "minus" и означает «меньше веры»[181]. Лишь людоеды и прелюбодеи предпочитают женщин мужчинам, но делают это в силу несколько иных причин, нежели живость ума и глубина сознания!

Владелец баса говорил по-французски с заметным немецким акцентом, что придавало его словам особенную твёрдость.

- Мастер, – послышался другой голос, гнусавость которого показалась Максиму смутно знакомой. – Вы не впервые говорите «глубина сознания», и я всякий раз собираюсь спросить – что это такое?

Компаньоны вплотную подобрались к зарешёченному отверстию, откуда исходил свет, и теперь могли видеть происходящее. Помещение, отделённое от них деревянной решёткой, очевидно и являлось пресловутой «прозекторской», каковую упоминал старый эзотерик. Камера пыток – вот что она из себя представляла! Ярко пылающий очаг, рядом кузнечные меха, кругом тошнотворного вида палаческие приспособления и инструменты.

У механизма, напоминающего плод противоестественной связи между тисками и гробом, стояли двое. В одном Максим без труда узнал старого знакомца – Франсуа Белье, коего давешний шрам наделил вечной улыбкой, правда, с одной лишь стороны лица. Вид второго человека принёс понимание того, почему Ленуару совершенно не хотелось с ним встречаться. Заплывший жиром, чудовищных размеров гигант, облачённый лишь в кожаный мясницкий фартук: такого раз увидишь – уж не позабудешь. Прозектор по имени Простой Батист собственной персоной!

- Так спроси, дурак, а не собирайся! – рявкнул гигант и нежно провёл ладонью по крышке гробоподобного приспособления. – Знаешь выражение «deus ex machina», о, бестолковый ученик?

- Так точно, мастер, – поклонился Белье. – Мне известно сие: «бог в машине», слова, которыми греки объясняли неожиданный финал…

- Именно! – оборвал Прозектор и снова любовно коснулся странного гроба. – Так вот, мне иной раз кажется, что в эту машинку снисходит Бог.

- Приступим! – скомандовал он себе и потянул выступающий рычаг. В уши ввинтился нечеловеческий скрип перемешанный со сдерживаемым хрипом.

Только сейчас Максим заметил, что в гробу кто-то заключён – голова несчастного торчала наружу.

Сипели кости и жалобно плакали жилы. И граф, и полковник с трудом сдерживались, чтоб не выдать себя. Наконец все стихло, ужасающий Прозектор наклонился к устройству.

Узник что-то прошептал, но слишком тихо, чтоб быть услышанным.

- Громче! – рявкнул палач.

- Разве ты не знаешь? – послышался голос пытуемого. – Разве не слышал…

- Что? Что не слышал? – шумно задышав, спросил гигант. – Говори!

- Разве не слышал, что вечный Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает?

- Ах ты, сукин сын! – воскликнул Прозектор и, не мудрствуя лукаво, ударил пленника по лицу открытой ладонью.

- Разум его неизследим! – прохрипел пленник.

Огромные руки со вздувшимися фалангами схватились за рычаги «божественной машинки».

- Будет тебе, ехидна, неутомленный Господь! – взревел палач. – Я – твой Господь! Я и моя машинка, единый в двух ликах!

Скрежет и утробный стон поспешили подтвердить угрозы гиганта.

- Говори! – приказал гигант. – Говори, ехидина! Кого ты посылал в Орден?! Кто те лазутчики, что поглумились над ритуалом Посвящения?!

Ответа не последовало. Зато внезапно прозвучал страшный трубный глас:

- Немного перестарались, Прозектор?

Максим с Фёдором вздрогнули.

Палач неспешно и с достоинством подошёл к какой–то медной трубе, выступающей из стены, приблизил к ней лицо и произнёс учтиво:

- Слушаю вас, достопочтенный Гроссмейстер.

«Переговорная труба», – догадался Максим.

- Отто Шнорр! Мы столько гонялись за этим человеком не для того, чтоб подарить вам его в качестве новой игрушки. Уже больше месяца минуло с того дня, как неизвестные проникли в святая святых, а мы до сих пор остаёмся в неведении относительно опасности, угрожающей Ордену, – прогудела труба.

Гигант широко улыбнулся, будто прозвучала весёлая шутка:

- Не стоит беспокоиться, достопочтенный мэтр! Ещё вчера я получил нужные ответы, сегодня же хочу лишь удостовериться в их истинности.

- Тогда говорите скорее – что удалось узнать?

- Стоит ли раньше времени, ведь окончательное подтверждение пока не получено? Позвольте ещё немного поработать с материалом!

- Нет времени, Прозектор, – вздохнула труба, – да будет вам известно, что ко всем прошлым бедам добавилась новая: армия неприятеля вот-вот подойдёт к нашим стенам. Я принял решение покинуть замок.

- Нет-нет! – вскричал гигант, озираясь по сторонам, – а как же мои машины? Я их не брошу…

- Ропщете?!

Простой Батист опустил плечи и сгорбился.

- Я жду сведений, полученных от пленника, Прозектор, разве вы забыли об этом?

- Пытуемый никогда не встречался с интересующими нас лазутчиками, – немедленно затараторил палач. – Он не знает их имён, а равно цели, побудившей проникнуть на ритуал Инициации.

При этих словах Толстой, с исказившимся лицом, ткнул пальцем вначале себе в грудь, а потом – в грудь Максиму, давая понять, что речь, дескать, идёт именно о них.

- Я так и думал, – сказала труба. – Но вы правы: лучше лишний раз удостовериться в истинности показаний. Прозелит, Прозектор!

- Повинуюсь!

Простой Батист подошёл к машине

- А теперь попробуем по старинке, как это принято в святой инквизиции, – приговаривая так, он ловко разобрал устройство и извлек истерзанного человека.

«Да это же Николя Белье, брат мерзавца Франсуа», – узнал несчастного страдальца Крыжановский

- Ну-ка, – обратился Батист к ученику. – Расскажи, как устроена эта машина.

- Так точно, мастер, – мгновенно подобрался младший Белье. – Приспособление называется «Туника Бахуса»: оно, подобно прессу, коим давят сок из виноградной лозы, сжимает внутренности человека. Органы лопаются, но внешне это никак не проявляется, исключая кровь, выступающую из естественных отверстий…

Гигант захохотал.

- Естественных отверстий? Это ты хорошо сказал, малыш Франсуа! Погоди, позже я обучу тебя, как увеличить количество отверстий, и обделать все так, чтоб они сошли за естественные!

Продолжая ужасающе хохотать, Батист стал возиться у очага, позвякивая железом

- Веришь ли, в давние времена простые люди считали, что лжепророки и чернокнижники выходят из сапожников! Случись бунт, падение скота или еще какая напасть – средь женщин завсегда находили повитуху и зарывали ее живьем, а средь мужчин – непременно сапожника!

На столе рядком выстроились кошмарные инструменты, от недостатка света полковник не мог разобрать – ржавчина ли на них.

- А еще простолюдины полагали, что орудие, коим дьявол в преисподней обихаживает грешников – сродни инструменту сапожника, – продолжал палач. – И они не так уж неправы! Смотри же!

Он стал указывать толстым пальцем на предметы и лекторским тоном объяснять:

- Это рашпиль; видишь – вроде напильник, но нарезка уж очень крупная, это чтобы вызнать у пытуемого что-то крупное. Вроде того, что дурак считает небо голубым, а нам нужно, чтоб зеленым! Берем рашпиль и готово!

- Это выколотка; на ней можно размягчать нужную часть тела, а можно выколачивать заклепки из пытуемого. Ну-ка, зубрила, где у пытуемого заклепки? А-а сегодня закончим рано, придется показать еще и их.

- Вот это – стамеска; употребляется для выдалбливания мелких деталей. Плоский, сточенный на конце клинок очень полезен для памяти. Тут же всплывает дивное количество подробностей.

- Это скобель; вещь замечательная и интересная. Запомни, работу надо любить и вкладывать в нее душу! Скобель – вершина изобретательности нашего брата. Видишь поперечные ручки? Так вот, инструмент служит для снимания верхнего слоя с пытуемого.

- Это тиски и клещи; они служат для весьма действенного и изощренного дознания – «Танец с дьяволом». Подай ведро воды, будем танцевать!

Вода полилась на бесчувственного Николя Белье, брат же его стоял в стороне и смотрел.

- Ничего не хочешь сказать, ехидна? – спросил палач у пленника.

- Мастер, позвольте мне, – проронил Франсуа.

В ответ громыхнул разъяренный рокот:

- А я велю тебе заткнуться, сопляк! Стой и смотри! Уж коли пришёл на обучение к Отто Бомбасту Батисту, будь любезен делать то, что скажу я!

Громоздкая туша палача повернулась к младшему Белье.

- И я говорю тебе, дружочек: мне плевать, что сотворил этот несчастный! Я хочу, чтобы он рассказал всё, но и тогда вряд ли остановлюсь! Ты же жди, пока он поведает нужное нам, чтобы потом иметь возможность передать сказанное Гроссмейстеру! Но не смей прерывать! Стой молча, а Батисту дай заниматься тем, что он умеет!

Франсуа Белье, ученик палача, застыл так, будто в пыточной камере появилась живая статуя – из тех, что с непревзойдённым искусством творил покойный Виорел Аким.

Максим чувствовал невыразимую жалость к несчастному Николя. Чувство это подогревалось угрызениями совести – ведь именно их с Фёдором поступки стали невольной причиной страданий драгуна, пусть даже врага, который, ничтоже сумняшеся, убивал русских, но, всё же, человека, несомненно, достойного. Можно бы, конечно, прикончить отвратительных палачей и вызволить старшего брата, но таковые действия тотчас раскроют присутствие в замке посторонних: станешь палить из пистолета – звуки выстрелов услышат на другом конце переговорной трубы, попытаешься вылезти и решить дело саблей – Батист с подручным успеют поднять тревогу.

Даже покинуть проклятое место нельзя: шахта, ведущая наверх – вот она, почти над головой, но начать подъём и при этом не выдать себя ни единым звуком – просто немыслимо. Остаётся одно – ждать, когда палачи уберутся из камеры пыток. Ждать, и желать несчастному Николя скорейшей смерти, несущей избавление от мук.

- Ну, ехидна, ты же не хочешь выставить меня лжецом перед достопочтенным мэтром Гроссмейстером? – почти ласково обратился Батист к пришедшему в себя пленнику, а затем, словно ребёнка, поднял его на руки.

Узник застонал и тихо-тихо просипел:

- Господь обращает князей в ничто, делает пустым судей земли.

Удовлетворенно хмыкнув, палач обратился к статуе Франсуа в углу:

- Здесь мы имеем дело либо с необъяснимым упрямством, либо с помешательством! Придётся отделить первое от второго. Для этого упомянутый мной «Танец с дьяволом» подойдёт как нельзя лучше.

Зажав в тиски одну кисть руки пытуемого, а вторую взяв в клещи, Простой Батист заставил бессильное и изувеченное тело вскочить на ноги и затрепетать в ужасающем подобии танца.

- Как тебе это? – торжествующе взревел палач. – Не хочешь ли вспомнить кое- что такое, чего я не знаю?

Батист стал вращать клещи, отчего Николя заплясал вдвое проворнее и громко закричал:

- Придут дни, и все, что есть в доме твоем, и что собирали отцы твои до сего дня, будет унесено в Вавилон. Ничего не останется[182]!

Батист явно не удовлетворился услышанным. Освободив Николя и позволив ему растянуться на полу, чудовище изрекло:

- Придётся прибегнуть к моему любимому методу! Берем скобель, который потому так и зовется, что им соскабливают кору с дерева. Нет, это, пожалуй, оставим напоследок, а сейчас я утомился и хочу есть. Пойдём же, Франсуа, воздадим должное доброму красному вину и искусно зажаренному каплуну, после чего продолжим наши труды.

Максим неожиданно понял, что за все время, проведенное здесь, так и не увидел палача с ног до головы. В круг света всегда попадала лишь какая-то часть Батиста. «Кошмар!» – беззвучно сказал Крыжановский, наблюдая, как огромная туша выходит из пыточной.

Франсуа же за ним не последовал, а задержался возле лежащего на полу брата. Накинув ему на шею верёвочную петлю и прижав грудь коленом, быстро задушил.

- Прошлое напоминает о милосердии, прощай, братец! – сказал он и выбежал за дверь. В замке два раза щёлкнул поворачиваемый ключ.

Минуту компаньоны молчали, а затем дали волю чувствам, изрыгнув подходящие случаю ругательства. Толстой, придя в себя первым, зажёг прихваченную в келье Ленуара свечу и осветил уходящую вверх шахту.

- Мосье Александр оказался прав: смотри, Максимус, здесь в камне кругом наделано выбоин для удобства, э-э, брат, да ты никак продолжаешь терзать себя угрызениями. Без надобности это нынче, а вот на обратном пути, ежели позволит время, стоит заглянуть к господину Прозектору, побеседовать, так сказать, о вечности.

- Твоя правда, – тряхнул плечами Максим и первым начал подъём – ему очень захотелось как можно быстрее покинуть ужасное место. Откуда-то сверху проникал тусклый рассеянный свет, вполне позволяя разглядеть выемки в стенах, выбитые безвестными лазутчиками почивших орденских владык. Следует сказать, что лазутчики постарались на славу – подниматься было удобно и безопасно. Достигнув горизонтального ответвления, идущего вдоль первого дворцового этажа, компаньоны останавливаться не стали, а продолжили путь наверх. И вот, наконец, второй этаж. Здесь Максима с Фёдором поджидал сюрприз: Ленуар указывал, что Елену держат в последней комнате этого этажа, но в каком крыле, в правом или левом, ежели шахты ведут в обе стороны?

- Есть одно дело, mon ami, о котором мы оба знаем, но коего доселе ни разу не обсуждали, – удобно усевшись и свесив вниз ноги, заявил Толстой. Я о том, как будем делить девушку?

- Думаю, следует предоставить выбор ей, – жёстко ответил Максим. – А чего это ты взялся делить шкуру неубитого медведя?

- Так самое время, душа моя, самое время. Елена ждёт в конце шахты. Шахт всего две, нас тоже двое, улавливаешь мысль?

- Похоже, ты предлагаешь разыграть шанс?

- В яблочко, mon colonel! Положимся на судьбу и отправимся каждый в свою сторону, но прежде поклянёмся, что тот, кто останется с носом, смирится с неудачей и не станет продолжать соперничество.

- Согласен, – просто ответил Максим. – Даю слово чести подчиниться выбору судьбы, каким бы он ни был.

- Даю слово чести, подчиниться выбору судьбы, каким бы он ни был, – как эхо повторил Фёдор. – Какую сторону выбираешь?

Максим отправился налево, ибо в миг раздумья память явила образ Виорела Акима, решительно поворачивающего направо, где его ждала скорая погибель.

Загрузка...