- Невероятно! Хотелось бы мне его увидеть! Кажется, в Англии его сейчас почти забыли. Почему у нас зашел о нем разговор?



- Забытый! О! Он испортил свой изящный талант писаниной на немецком и итальянском, в которую окунулся со всей неопытностью янки. Ему не следовало покидать Америку, по крайней мере, в литературе для него это было поле неоспоримой славы. Ему следовало стать управляющим директором компании «Хадсон Бэй» и прожить всю жизнь среди бобров.



- Думаю, нет ничего более приятного, чем обсуждать сезон в деревне, в августе.



- Нет ничего более приятного. Было очень скучно в прошлом сезоне, очень скучно: думаю, игра в следующем году не продолжится. Если бы не Всеобщие выборы, нам воистину пришлось бы для разнообразия устроить войну. Мир уже начинает надоедать.



У всех, с кем вы обедаете, прекрасный повар, вам подают дюжину разных вин, и все - идеальны. Мы больше не можем это выносить: вся светотень жизни утрачена. Единственное, что я слышал хорошего в этом году - старая леди подошла к Гюнтеру и попросила «рецепт этого белого напитка», указывая на его римский пунш. Я прекрасно разбираюсь в рецептах, так что сообщил его ей немедленно: «Ведро раствора на бутылку ликера «Нуайе».



- А она вас поблагодарила?



- Поблагодарила меня! Действительно, и вложила мне в руку карту, столь плотную и острую, что та разрезала мою перчатку. Потом я месяц носил повязку на руке.



- И что это была за карта?



- О, не надо смотреть так лукаво. Старая леди даже не была вероломной дуэньей. Это было приглашение на ассамблею или что-то в таком роде, в доме, кажется, Теодора Хука или мистера Крокера, скажем, «между Месопотамией и площадью Рассел-Сквер».



- Умоляю, мистер Грей, скажите, правда ли, что все дома на Рассел-Сквер пустуют?



- Совершенно верно, маркиз Тэвисток из-за этого покинул графство. Что за стыд, не так ли? Давайте запишем.



- Превосходный план! Но сначала арендуем дома, плата - перчинка.



- Как жаль, мисс Мэнверс, что вышла из моды продажа души дьяволу.



- Батюшки светы, мистер Грей!



- Право слово, я вполне серьезен. Я понял, что мне очень жаль. Отличный план для младших братьев! Нечто подобное я пытаюсь сделать всю жизнь, но так и не преуспел. Начал в школе с помощью поджаренного сыра и вилки, с тех пор призывал со всем красноречием Гете нечистую силу в уединении Гарца, но безуспешно.



Думаю, я заключил бы превосходную сделку: естественно, я не имею в виду этого вульгарного дикаря с огненным хвостом. О нет! Для меня сатана - истинный джентльмен! Или Белиал: Белиал - самое приятное. Он - изящный гений Преисподней, полагаю, Беранже Пандемониума.



- Ни минуты больше не могу слушать эту чушь. Что вы получили бы, если бы здесь оказался Белиал?



- Поглядим. Вы изображайте духа, а я - Вивиан Грей. Жаль, нет у нас стенографистки, чтобы записать Сцену Заклинания. Отослали бы Арнольду. Commencons, начнем: «Дух! Хочу шикарный замок».



Леди кивнула.



- Хочу дворец в городе.



Леди кивнула.



- Хочу красавицу-жену. Что же вы, мисс Мэнверс, забыли кивнуть!



- О, простите!



- Послушайте, это - новый способ делать предложение, и, надеюсь, успешный.


- Джулия, дорогая, - позвал голос с веранды, - Джулия, дорогая, хочу, чтобы ты прогулялась со мной.



- Скажите, что заняты разговором с маркизой, - тихо, но отчетливо прошептал Вивиан, он неподвижно смотрел на стол, губы не шевелились.



- Мама, я...



- Хочу, чтобы ты пришла незамедлительно и безоговорочно, - серьезным тоном позвала леди Луиза.



- Иду-иду. Видите, мне надо идти.



ГЛАВА 10



- Черт бы побрал эту старую перечницу! Глядит на меня злобным глазом, вот прямо сейчас! Хотя очаровательная жена воистину - погибель для перспектив молодого человека, в данном случае племянница моего друга, мой покровитель, высокородное семейство, абсолютно безупречное, и т.д., и т.д., и т.д. Такие голубые глаза! Право слово, это, должно быть, исключение из общего правила.



Тут его внимание привлекли легкие шаги, и, оглянувшись, он увидел рядом миссис Феликс Лоррейн.


- О, вы здесь, мистер Грей, изображаете отшельника в парке! Мне интересно ваше мнение касательно отрывка из «Германа и Доротеи».



- Мое мнение всегда к вашим услугам, но если отрывок не совсем понятен миссис Феликс Лоррейн, уверен, мне он будет непонятен совсем.



- Ах! О, боже! После всех своих неприятностей я забыла свою книгу. Как обидно! Ладно, покажу вам ее после обеда, адью! И, кстати, мистер Грей, раз уж я здесь, советую вам не портить древесину маркиза, вырезая имя некой особы на всех деревьях его парка. Думаю, ваши планы на следующий квартал превосходны. Я гуляла с леди Луизой всё утро, представить себе не можете, как я вас расхвалила! Смелее, шевалье, и вскоре нас будут связывать не только дружеские, но и кровные узы.



На следующее утро за завтраком Вивиан вдруг с удивлением обнаружил, что семья Мэнверс вдруг собралась покинуть Замок. Их отъезд всех привел в уныние: в тот день в Шато-Дезир намечалось большое увеселительное мероприятие. Но особенно расстроились миссис Феликс Лоррейн и мистер Вивиан Грей. Внезапный отъезд объяснили «неожиданными обстоятельствами» и т.д. и т.д. Надежды не было: зеленая карета стояла у дверей, слабое обещание скорого возвращения; глаза Джулии были полны слёз. Вивиан бросился к ней, чтобы сжать ее руку и провести к экипажу, но тут миссис Феликс Лоррейн схватила его руку, поклялась, что сейчас же упадет в обморок, и, прежде чем она пришла в себя или ослабила хватку, Мэнверсы уехали.




ГЛАВА 11



Уныние, застывшее на лицах после отъезда Мэнверсов, рассеялось с появлением маркиза.



- Леди Карабас, - сказал он, - вам сегодня следует подготовиться к приему множества гостей. Будут Эймершамсы, и лорд Альгамбра, и Эрнест Клей, и двадцать других юных героев, которые, надлежащим образом оповещенные о том, что мисс Кортаун почтит нас своим присутствием, сыплются со всех сторон: не так ли, Джулиана? - любезно спросил маркиз у мисс Кортаун. - Но кто, как вы думаете, приедет кроме того?



- Кто, кто? - закричали все.



- Нет, вы уж угадайте, - возразил пэр.



- Герцог Ватерлоо? - догадалась шалунья Синтия Кортаун.



- Венгерский князь? - спросила ее сестра Лора.



- Это джентльмен? - спросила миссис Феликс Лоррейн.



- Нет-нет, все вы ошибаетесь, и все - очень глупо. Это миссис Миллион.



- О, очаровательно! - воскликнула Синтия.



- О, что за досада! - сказала маркиза.



- Не волнуйтесь так, любовь моя, - сказал маркиз. - Я написал миссис Миллион, чтобы сообщить, что мы будем очень рады ее видеть, но, поскольку замок переполнен, ей не следует приезжать с пятью экипажами, запряженными четвериком, как в прошлом году.



- Будет ли миссис Миллион обедать с нами в Зале, маркиз? - спросила Синтия Кортаун.



- Миссис Миллион будет делать всё, что захочет, я знаю лишь то, что буду обедать в Зале, что бы ни случилось и кто бы ни приехал, надеюсь, мисс Синтия Кортаун последует моему примеру?



Вивиан выехал один сразу после завтрака, дабы исцелить свою меланхолию галопом.



Вернувшись домой, он вознамерился взглянуть на прелестную ферму, в которой жил некий Джон Коньерс, большой друг Вивиана. Этот человек пару недель назад оказал нашему герою большую услугу, когда норовистая лошадь, которую он пытался приручить и избавить от некоторых отвратных повадок, едва не прервала его стезю смертного на этой земле.



- Почему ты плачешь, мой мальчик? - спросил Вивиан у маленького Коньерса, горько рыдавшего на полу. Ответил он лишь отчаянными всхлипами.



- О, это ваша светлость, - сказала приличного вида женщина, вышедшая из дома, - я думала, они снова вернулись.



- Снова вернулись! О чем вы, в чем дело, мэм?



- О! Ваша светлость, сегодня у нас произошло печальное событие: на имущество наложен арест нынче утром, я ужасно боюсь, что этот прекрасный человек выйдет из себя.



- Боже правый! Почему вы не пришли в Замок?



- О! Ваша светлость, мы - больше не арендаторы лорда, мы перешли на мельницу Пэрли, и теперь мы - люди лорда Маунтени. Джон Коньерс совсем отбился от рук, после того, как у него была лихорадка, но мистер Сэджвик всегда давал время, человек лорда Маунтени говорит, что система плоха и он положит этому конец, и всё ушло, ваша светлость, всё ушло, я ужасно боюсь, что этот прекрасный человек выйдет из себя.



- А кто - поверенный лорда Маунтени?



- Мистер Стэпилтон Тоуд, - всхлипнула славная мэм.



- Вот что, парень, хватит плакать, попридержи поводья моей лошади, держи крепко и не отпускай, конь тогда будет достаточно спокоен. Хочу повидать честного Джона, мэм.



- Я уверена в доброте вашей светлости, но ужасно боюсь, что славный человек выйдет из себя, а он может впасть в неистовство, если припрет. Он не был столь плох, пока юный Бартон не поступил столь отвратительно с его сестрой.



- Полноте! Ничто так не поддержит в час печали, как лицо друга.



- Не советую, ваша светлость, - возразила славная мэм. - Ужасно, когда на него находит: он не узнает ни друга, ни врага, едва узнает меня, ваша светлость.


- Не беспокойтесь, я с ним повидаюсь.



Вивиан вошел в дом: но как описать сцену царившего там разрушения! Комната была полностью ободрана, ничего не осталось, кроме белых беленых стен и красной плитки пола. В комнате царил полумрак, потолок держался на старом брусе, который притащили из сада, после отъезда бальи здесь сидел Джон Коньерс. Огонь погасили, но его ноги всё еще лежали в пепле. Он обхватил голову руками, склонил ее почти к коленям. Старшая из дочерей, славное чувствительное дитя тринадцати лет, сидела с двумя братьями на полу в углу комнаты, неподвижно, замерев, словно мертвая, но без слёз.



Трое маленьких детей возраста слишком нежного, чтобы ведать о скорби, бессмысленно прыгали у дверей.



- О! Молю, будьте осторожны, ваша светлость, - истово зашептала несчастная мэм, войдя в коттедж вслед за гостем.



Вивиан тихо прошел в конец комнаты, где сидел Коньерс. Он помнил эту комнатушку, когда-то он изучал модель жилища женатого англичанина. Аккуратный ряд тарелок и отлично вымытой утвари, изящные голландские часы старой работы, старинная занятная баллада, купленная на соседней ярмарке или у странствующего букиниста и пришпиленная к стене - всё сошло на нет!



- Коньерс! - воскликнул Вивиан.



Никакого ответа, несчастный человек не выказывал ни малейших признаков того, что заметил присутствие Вивиана.



- Мой славный Джон!



Мужчина поднял голову со своего места успокоения и повернулся туда, откуда доносился голос. Его глаза горели столь неестовым огнем, что Вивиан почти пал духом. Его тревога не стала меньше, когда он понял, что хозяин коттеджа его не узнает. Со страхом мельком взглянув на Вивиана, страдалец вновь спрятал лицо.



Подошла жена, но Вивиан взмахом руки велел ей уйти, и она растворилась в комнате, ни на мгновение не сводя глаз с мужа.



- Джон Коньерс, я - ваш друг, мистер Вивиан Грей, вот кто я, - сказал Вивиан.



- Грей! - охнул мужчина, - Грей! Кто это?



- Ваш друг, Джон Коньерс. Вы совсем меня забыли? - спросил Вивиан, подходя ближе, тоном, который мог позволить себе только Вивиан Грей.


- Думаю, я вас видел, и вы были добры ко мне, - и он снова спрятал лицо.



- И всегда буду добр, Джон. Я пришел, чтобы вас утешить. Думаю, голос друга подействует на вас благотворным образом. Ну же, взбодритесь, дружище! - и Вивиан решился прикоснуться к нему. Его руку не отвели. - Помните, какую добрую услугу вы мне оказали, когда я ехал на Молли с белыми отметинами на ногах? Мне тогда было намного хуже, чем вам сейчас, но, всё же, видите, друг пришел и спас меня. Вам не следует так сдаваться, дружище.



Уверенный тон Вивиана подействовал на мужчину, Грей взял его крепкую руку.



- Да, я вас помню, - едва слышно прошептал Коньерс. - Вы были очень добры ко мне.



- И всегда буду добр, Джон, всегда буду добр к друзьям вроде вас. Ну же, взбодритесь, оглянитесь вокруг, пусть солнечные лучи проникнут в ваш коттедж, - и Вивиан кивком подозвал жену, чтобы она открыла ставни.



Коньерс огляделся по сторонам, но взгляд его задержался лишь на голых стенах, и большая слеза скатилась по его огрубевшец щеке.



- Не печальтесь, дружище, - сказал Вивиан, - скоро у нас снова будут стулья и столы. А что касается арендной платы, не думайте больше об этом.



Мужчина посмотрел на него и разразился рыданиями. Вивиану с трудом удавалось удерживать его бьющееся в конвульсиях тело в жестком кресле, но жена вышла из угла комнаты, и голова мужа успокоилась на ее груди. Вивиан взял его честную руку, а старшая девочка добровольно покинула чертоги своей тихой печали и вцепилась в колено отца.



- Приступ прошел, - прошептала жена. - Вот, уже всё хорошо, - и Вивиан оставил его отдыхать на груди жены.



- Вот ты, кудрявый пострел, сгоняй в деревню и принеси корзину съестного, и скажи Моргану Прайсу, что мистер Грей просит немедля прислать пару кроватей и несколько стульев, а также - тарелки и блюда, и всё остальное, и не забудь эль, - с этими словами Вивиан бросил уличному постреленку соверен.



- А теперь, мэм, ради всего святого, зажгите камин. Что касается арендной платы, Джон, не беспокойтесь о таких мелочах, - прошептал Вивиан, вертя в руках кошелек, - я повидаюсь со Стэплтоном Тоудом и выгадаю время. Ну же, женщина, вы никогда не зажжете свет, если ваши слёзы будут такой рекой литься на огниво.



Вот что, позвольте мне. Вы сегодня не годитесь для работы. И какова форель в Рэйвли-Мид, Джон, при столь знойной погоде? Знаете, вы никогда не сдерживаете данные мне обещания. О! Вы - грустный парень. Вот! Искра! Интересно, почему старина Тоуд не забрал огниво. Это очень ценное имущество, по крайней мере - для нас. Сбегай и принеси мне древесину, славный мальчик. Так что белоногая Молли уже не скачет? Ну, она была славной малышкой! Вот, получилось славно, - сказал Вивиан, разжигая огонь. - Глядите, горит отлично! А теперь да благословит вас всех Господь! Я опаздываю и должен незамедлительно вернуться к своим делам.



ГЛАВА 12



Миссис Миллион приехала, и сдержала обещание: только три экипажа, запряженных четвериком! Из первого экипажа спустилась сама массивная леди с благородными друзьями, составлявшими наиболее выдающуюся часть ее кортежа, из второго экипажа вышел ее врач, доктор Слай, приживалка мисс Гассет, секретарь и паж. В третьем экипаже ехал ее камердинер и три служанки. В каждом их экипажей было только по двое слуг мужского пола - более чем скромно, или, как сказала мисс Гассет, - в наилучшем вкусе.



Миссис Миллион, приватно поговорив с маркизой в ее частных апартаментах, выразила свое царственное намерение обедать на публике, что, поскольку она опоздала, по ее мнению, можно было делать в дорожном костюме. Маркиза расхаживала, словно китайский мандарин, и клялась, что «он выполнит всё, что она пожелает».



Все апартаменты были открыты настежь, в комнатах толпились гости. Вошла миссис Миллион: она опиралась на руку маркизы, на ней был дорожный костюм - пунцовая шелковая ротонда, шляпа с перьями, в ушах бриллиантовые серьги и золотая цепочка на шее. За ней следовал кортеж из двенадцати персон, состоявший из ее благородных спутников, приживалок, врачей, секретарей и т.д. и т.д. Приезд Ее Величества не смог бы вызвать больший переполох, чем приезд миссис Миллион. Все отступили: пэры с орденом Подвязки и послы в орденских звездах, баронеты кровей более древних, чем сотворение мира, и сквайры, в чьих жилах текла кровь еще до появления хаоса - все они отступили, не решаясь поднять глаза от пола, даже сэр Плантагенет Чистый, семья которого каждое столетие регулярно отказывалась от пэрства, сейчас впервые в жизни выглядел оторопевшим, неловко отступая, чтобы пропустить приближающуюся даму, и запутался в ботинках «мамлюк» милорда Альгамбры.



Наконец, они достигли софы, гранд-даму усадили и сенсация несколько улеглась, возобновилась беседа, и могущественная миссис Миллион немного обиделась, особенно - на тех, кто кланялся ниже всех при ее появлении, а теперь, как остроумно заметил мистер Септимус Сешнс, дерзкий молодой юрист, маркиз Карабас «делал обход», то есть - совершал гранд-тур по апартаментам, обращаясь с замечаниями к каждому из гостей и поддерживая свое влияние в графстве.



- О, милорд Альгамбра! Как мило с вашей стороны, а как поживает ваш досточтимый отец и мой добрый друг? Сэр Плантагенет, я всецело к вашим услугам! У нас не будет трудностей с совместным правом. Мистер Левертон, надеюсь, новый плуг работает хорошо, ваш сын, сэр, составит славу графства. Сэр Годфри, я повидался с Бартоном, как обещал. Леди Джулия, рад видеть вас в Шато-Дезир, более цветущую, чем прежде! Славный мистер Стэплтон Тоуд, вы почти не изменились, милорд Девилдрейн, воистину очень приятно!



- А что, Эрнест Клей, - сказал мистер Бакхерст Стэнхоуп, - я думал, Альгамбра носит тюрбан, я разочарован.



- Не в деревне, Стэнхоуп. Здесь он только сидит, скрестив ноги, на оттоманке, и режет оленину ятаганом.



- Ну, я рад, что он не в тюрбане, это был бы дурной вкус, полагаю, - сказал Дурак Стэнхоуп. - Вы читали его поэму?



- Немного. Он прислал мне экземпляр, а у меня привычка иногда зажигать трубку страницей, так что не мог не заметить случайно строчку: кажется, поэма довольно хороша.



- Определенно, - воскликнул Дурак Стэнхоуп, - я должен ее заполучить!



- Мой дорогой Пуфф! Я очень рад встретить вас здесь, - сказал мистер Кайенн, прославленный обозреватель, мистеру Партенопексу Пуффу, незначительному автору и еще менее значительному остроумцу. - Вы видели недавно Средние Века?



- Не очень-то недавно, - ответил мистер Партенопекс, манерно растягивая слова, - я завтракал с ним до отъезда из города, и встретил там профессора Боппа, очень интересного человека, возглавляющего прославленный Университет Гельголанда, прототип Лондонского университета.



- О, действительно! Раз уж речь зашла о Лондоне, собирается ли Тянучая Пена в Клаудленд?



- Несомненно! О! Он - изумительный парень! Что, как ты думаешь, говорит Бобби? Он говорит, что Тянучая Пена может сделать больше, чем любой человек в Великобритании, что он за один день защищает обвиняемого на Королевской скамье, разглагольствует в таверне, выступает в Палате общин и дерется на дуэли, и находит время для всего, кроме последнего.



- Превосходно! - рассмеялся мистер Кайенн


У мистера Партенопекса Пуффа была в определенном роде репутация любителя говорить хорошие вещи, он был умеренно остроумен, а в целом приписывал свои бонмо камердинеру Олуху, своей обезьяне или попугаю.



- Видел вас в последнем номере, - сказал Кайенн. - Судя по цитатам из ваших собственных произведений, полагаю, вы сами написали рецензию на свою собственную книгу?



- Что, как вы думаете, сказал Олух?



- Мистер Пуфф, позвольте представить вам лорда Альгамбру, - сказал Эрнест Клей, из-за чего никто не обратил внимания на последнее остроумное замечание слуги мистера Пуффа.



- Мистер Клей, вы стреляете из лука? - спросила Синтия Кортаун. - Нет, Диана из меня так себе, но могу сыграть Эндимиона.



- Не знаю, что вы имеете в виду. Подите прочь.



- Обри Вер, добро пожаловать в ....шир. Вы видели Примадонну?



- Нет, он здесь? Как вам его последняя песня в «Веке»?



- Его последняя песня! Гиль! Гиль! Он просто нарывается на скандал.



- Гроувс, - спросил сэр Хэнвей Этерингтон, - видели вы сегодняшнюю утреннюю газету? Барон Круппер допросил пятнадцать человек по поводу кражи лошадей в Йорке, и всех освободил.



- Ну что же, сэр Хэнвей, полагаю, его светлость очень заблуждается: если мужчина нашел лошадь, которая ему подходит, если он ее потеряет, не так-то легко найти подходящую лошадь снова. Вот мое мнение и на нем я стою.



Всё это время маркиз Карабас двадцать раз посылал за Вивианом Греем, но этот джентльмен не появлялся. Настал важный момент, его светлость предложил руку миссис Миллион, которая, как сказано в Готском альманахе, «выше всех эрцгерцогинь, великих герцогинь, княгинь, ландграфинь, маркграфинь, пфальцграфинь и прочее и прочее».



ГЛАВА 13



Войдя в зал, маркиза и миссис Миллион встретили Вивиана Грея в костюме для верховой езды, вымазанном в грязи.



- О! Миссис Миллион - мистер Вивиан Грей. Как вы, мой дорогой друг? Вы припозднились.



- Для меня это огромная честь! - сказал Вивиан, низко поклонившись леди. - О! Милорд, я опаздывал и выбрал кратчайший путь через болото Фернли. Это оказался поход на Москву. Но я вас задерживаю. Приехал как раз к гуаве и ликерам, а вам известно, что это - единственная закуска, которую я признаю.



- Кто это, маркиза? - спросила миссис Миллион.



- Это мистер Вивиан Грей, умнейший молодой человек и лучший парень из всех, кого я знаю.



- Действительно, кажется, прекрасный юноша, - согласилась миссис Миллион.



Нужно изобрести какой-то паровой двигатель, чтобы рассадить гостей, когда их больше пятисот. Всё пошло не так, уже когда они вошли в зал, но в конце концов со всем разобрались, это было просто, и гостей усадили. Было три стола, каждый тянулся вдоль всего зала, на помосте играл духовой оркестр. Количество гостей, контраст между старинным убранством комнаты и их современными костюмами, музыка, лакеи в ливреях - всё это поражало «невероятно тонким вкусом».



Вскоре вошел мистер Вивиан Грей. Оставалось несколько свободных мест в центре стола, «как раз для него», как любезно заметил мистер Грамблтон. Но к изумлению и возмущению этого достойного сквайра опоздавший прошел мимо свободного места и проследовал дальше с бесстрастным хладнокровием, и подошел к центру главного стола, занимавшего лучшее место в зале.



- Прекрасная Синтия, - мягко и нежно прошептал Вивиан Грей на ухо мисс Кортаун, - я уверен, вы уступите мне свое место, вы достаточно хладнокровны, и необходимость стоять волнует вас не более, чем меня - возможность сидеть.



Нет ничего лучше, чем флирт, исполненный легкой дерзости. Чтобы сохранить лицо, она превзошла в жестокости Ирода.



- О! Грей, это вы? Конечно, вам сейчас же следует занять мое место, но я не уверена, что мы не сможем найти место для вас. Дормер Стэнхоуп, нужно найти место для Грея, иначе я немедленно выйду из-за стола.



- Слуги! - крикнула бойкая девица группе стоявших рядом слуг. - Раздвиньте эти столы и поставьте между ними стул.



Слуги повиновались. Все, кто сидел за столом ниже мисс Синтии Кортаун, вдруг оказались отодвинуты на два фута. Доктор Слай, приготовивший нож и вилку, чтобы разрезать великолепную ляжку, вдруг уронил эти ужасающие инструменты в бисквит, из сахарной конструкции которого ему было очень сложно их извлечь, в то время как мисс Гассет, собиравшаяся охладиться с помощью изысканного желе в сахарной глазури, обнаружила, что ее холодное блюдо вдруг преобразилось в тарелку острейшего карри, мгновением ранее принадлежавшее полковнику Рангуну. Но больше всех пострадала приживалка - мисс Гассет полностью сожгла себе язык смесью, которая испепелила бы любого, кто не сражался против Бандулы.



- Вот это я называю грамотной подготовкой: что могло бы быть лучше? - сказал Вивиан.



- Можете думать, что вам угодно, сэр, - сказал мистер Бореалл, востроносый самодовольный мужчина, находившийся в обществе, которое не понимал, и исполненный решимости затеять ссору с доктором Слаем, в основном - для поддержания беседы. - Да, сэр, вы можете так думать, но я, скорее, полагаю, что дамы и господа более вульгарные едва ли сочтут эти приготовления грамотными, - Бореалл посмотрел на Грея так, словно выполнил свой долг, надлежащим образом упрекнув молодого человека.



Вивиан окинул его уничтожающим взглядом.



- Я рассчитывал на две смерти, сэр, когда вошел в зал, и обнаружил, что всё разрешилось без смертельной развязки, вот почему я думаю, что обстоятельства подтверждают мои слова.



Мистер Бореалл принадлежал к тем злосчастным людям, которые всё воспринимают буквально: он изумленно посмотрел на Вивиана и воскликнул: «Две смерти, сэр?».



- Да, сэр, две смерти, конечно, я рассчитывал на какого-нибудь тучного отца, которого убьют в драке, а потом мне придется убить его сына выстрелом в голову для его сыновьей сатисфакции. Дормер Стэнхоуп, я никогда вас не благо

дарил за затраченные усилия, передайте мне то фрикасе, которым вы только что угостились.



Дормер, который, как прекрасно было известно Вивиану, являл собой нечто вроде эпикурейца, казалось, был очень раздражен, но к этому времени он уже привык к манерам Вивиана Грея и передал ему порцию, которую приготовил для себя. Разве смог бы Эпикур сделать больше?



- В чьем обществе мы находимся, прекрасная Синтия? - спросил Вивиан.



- О! Старая братия, - ответила леди, исполненная чувства собственного достоинства, - но вы ведь знаете, мы можем составить исключение.



- Исключение! Гиль! Чепуха! Поговорите с кем угодно: такое впечатление, что вы представляете графство. Есть тут рядом с нами миллионеры?



- Доктор и приживалка - люди низшего класса.



- Где миссис Феликс Лоррейн?



- За столом напротив, с Эрнестом Клеем.



- О! Там Альгамбра, возле Дормера Стэнхоупа. Лорд Альгамбра, я так рад вас видеть.



- О! Мистер Грей, очень рад вас видеть. Как поживает ваш отец?



- Превосходно, он в Париже, вчера я получил от него известия. Не попадалась ли вам на глаза «Веймарская литературная газета», милорд?



- Нет, а что?



- В последнем номере, который я получил, размещена превосходная рецензия на вашу поэму.



Молодой аристократ, кажется, был взволнован.



- По стилю мне показалось, что это Гете, - продолжил Вивиан, - я решил, что автор - Гете. Воистину упоительно наблюдать за тем, как старейший поэт Европы пространно рассуждает о блеске новой звезды на поэтическом небосклоне.



Всё это было произнесено абсолютно серьезным тоном, так что молодой аристократ зарделся.



- Кто такой Гюте? - спросил мистер Бореалл, наделенный столь сильной тягой к знаниям, что никогда не упускал возможность продемонстрировать свое невежество.



- Знаменитый немецкий писатель, - пролепетала скромная мисс Макдональд.



- Никогда не слышал эту фамилию, - упорствовал неуемный Бореалл, - как вы ее произнесли?



- ГЕТЕ, - еще раз пролепетала скромница.



- О! Готи! - воскликнул допытчик. - Прекрасно его знаю, он написал «Страдания юного Вертера».



- Неужели, сэр? - спросил Вивиан самым наивным и незадачливым тоном.



- О! А вы не знали? - сказал Бореалл. - Ну и дрянная же книжонка!



- Лорд Альгамбра! Я с удовольствием выпью с вами бокал йоханнесберга, если вина из погреба маркиза таковы, какими им следует быть:



Христианские воины потягивали пряный шербет,


Для христиан лучше охлажденного вина ничего нет.



- Я всегда считал, что это - две лучшие строки в поэме вашей светлости, - сказал Вивиан.



Его светлость не помнил в точности эти строки, было бы чудом, если бы помнил, но он считал Вивиана Грея самым очаровательным парнем из всех, кого когда-либо встречал, и был решительно настроен пригласить его в Геликон-Касл на рождественские каникулы.



- Пресно! Пресно! - сказал Вивиан, распробовав аромат прославленного рейнвейна. Точно не из любимых закромов князя Меттерниха, полагаю. Кстати, Дормер Стенхоуп, у вас есть вкус к этим вещам, расскажу вам два секрета, о которых никогда не забывайте: сцеживайте свой йоханнесберг и охлаждайте свой мараскино. Не смотрите на меня так, мой дорогой гурман, а следуйте моему совету.



- О, Вивиан! Почему вы не пришли поговорить со мной? - воскликнула леди, сидевшая напротив Вивиана, но немного дальше за столом.



- Ах! Обожаемая леди Джулия! Так это вы приехали на серой кобыле.



- Приехала! - ответила прелестная любительница охоты, сложив губки бантиком. - Но это длинная история, и я расскажу вам ее в другой раз.



- А! Прекрасно. Как поживает сэр Питер?



- О! У него был один или два приступа с тех пор, как я видела его в прошлый раз.



- Бедный старый джентльмен! Давайте выпьем за его здоровье. Вы знакомы с леди Джулией Найтон? - спросил Вивиан у соседа. - Этот зал еще сносен для обеда, но я здесь как-то завтракал, и никогда не забуду курьезный эффект от солнечного света, проникавшего в окно эркера. Такие оттенки! Все выглядели как боксеры-профессионалы через десять дней после поединка. В конце концов, цветное стекло - это скучно. Мне хотелось бы, чтобы маркиз разбил всё это и использовал металл.


- Разбить цветное стекло! - воскликнул мистер Бореалл. - Ну, сказать по правде, не могу в этом с вами согласиться.



- Я весьма удивился бы, если бы могли. Если вы сейчас же не оскорбите этого человека, мисс Кортаун, через десять минут меня здесь не будет. У меня уже нервная лихорадка.



- Можете оказать мне честь и выпить со мною бокал шампанского, мистер Грей? - спросил Бореалл.



- Мистер Грей, действительно! - проворчал Вивиан. - Сэр, я никогда не пью ничего, кроме бренди.



- Позвольте угостить вас шампанским, мисс, - возобновил Бореалл свою атаку на скромницу мисс Макдональд, - шампанское, знаете ли, - продолжил он с томительно любезной улыбкой, - весьма дамский напиток.



- Синтия Кортаун, - прошептал Вивиан замогильным голосом, - со мной покончено. Я размышлял, что будет потом. Это слишком: я уже мертв. Даже если Бореалла остановят, цепь косвенных улик нерушима.



- Бейкер! - обратился Вивиан к слуге. - Ступай и спроси, обедает ли мистер Стэплтон в Замке сегодня.



Туш возвестил о появлении маркизы Карабас, и несколько минут спустя гости, присутствовавшие в зале лишь для украшения, исчезли. Джентльмены осуществили генеральную перестановку, и Вивиан оказался напротив своего друга, мистера Харгрейва.



- А! Мистер Харгрейв, как поживаете? Что думаете об официальном обязательстве министра?



- Великолепно написанный текст, действительно, неопровержимо. Я только что поговорил тут со своим другом, мистером Меттернихом Скрайбом. Позвольте познакомить вас с мистером Меттернихом Скрайбом.



- Мистер Меттерних Скрайб, мистер Вивиан Грей! - мистер Харгрейв представил Вивиана женоподобному надушенному молодому человеку с красивым бессмысленным лицом и очень белыми руками; вскоре фатоватый маленький дипломат начал, как всегда, сплетничать о конгрессе в Вероне, насмехаться над ужином леди Альмак после оперы или божиться, что «терраса в Ричмонде была самым удобным местом для чиновников».



- Мы туда ходили некоторое время, прежде чем там появилась широкая публика, - сказал будущий заместитель министра с видом важным, но в то же время - подобострастным.



- Неужели? - спросил Вивиан. - Ну что же, это делает честь вашей конторе. Удивительно, что Каннинг и Крокер - единственные чиновники, которые пишут, придерживаясь правил грамматики.



Встревоженный молодой джентльмен хотел ответить как-нибудь остроумно, но Вивиан встал со своего места, поскольку ему нужно было уладить одно важное дело.



- Мистер Левертон, - обратился он к пышущему здоровьем скотоводу, - я получил письмо от своего друга М. де Ноэ. Он жаждет обменять земли в Лестершире на свое поместье в Бургундии. Могу ли я взять на себя смелость познакомить вас с его агентом?



Мистер Левертон обрадовался.



- Кроме того, хотелось бы обсудить с вами еще одно маленькое дельце. Дайтете-ка вспомнить, что это было? Не обращайте внимания, поставлю здесь свое вино, если вы освободите для меня место, я скоро вспомню, скажем так. О! Кстати, вот что. Стэплтон Тоуд, мистер Стэплтон Тоуд, хочу знать всё о мистере Стэплтоне Тоуде. Осмелюсь сказать, хочу знать всё, что вы можете мне рассказать. Мой друг намерен проконсультироваться у него по некоторым парламентским вопросам, и хочет узнать о нем что-нибудь, прежде чем обратится за советом.



Для удобства читателей мы изложим информацию, сообщенную мистером Левертоном, вкратце.



Стэплтон Тоуд не имел чести знать имя своего отца, но поскольку сына в раннем возрасте отдали в ученики к знаменитому стряпчему, он придерживался мнения, что его отец должен быть респектабельным человеком! Респектабельным! Загадочное слово! Стэплтон был прилежным и добросовестным клерком, но ему не так везло в ученичестве, как прославленному Уиттингтону, поскольку у его наставника не было дочери, но было много сыновей, так что Стэплтон не мог стать его партнером и стал его конкурентом.



На двери одного из самых ветхих домишек на Джермин-Стрит имя мистера Стэплтона Тоуда долгое время было указано в виде гравировки на широкой медной дощечке. Но ничто другое в облике учреждения не свидетельствовало о том, что мистер Тоуд делает стремительную карьеру и добился невероятных успехов на профессиональном поприще. В приемной сидел одинокий клерк, который чаще помешивал огонь в конторском камине, чем изводил хозяйские чернила, а мистер Тоуд среди поверенных был известен как джентльмен, у которого нет ни одного дела в производстве. Но через несколько лет к дому на Джермин-Стрит пристроили мезонин, благодаря новому шпилю и свежей покраске он стал похож на особняк. Дверь дома была открыта настежь, поскольку одинокий клерк не успевал реагировать на постоянно трезвонящий звонок, а взор входящего клиента теперь радовало ярко-зеленое сукно на двери офиса, столь же представительной, как новая дверь дома мистера Тоуда, великолепие которой подчеркивал медный дверной молоток и патентованный лак. Теперь поверенные его брата начали удивляться: «Как преуспел Тоуд! А какие у Тоуда клиенты!».



Прошло еще несколько лет, и мистера Тоуда увидели катающимся в карете в Парке в общепринятое время в сопровождении грума в классической ливрее. Теперь его «профессиональная деятельность» была еще более востребована, представители «уважаемых домов» обменивались многозначительными взглядами, процветающие юристы в Сити пожимали плечами и загадочным голосом говорили о «денежном бизнесе», и о «некой поденной работе за ренту».



Но, несмотря на доброжелательные домыслы юридической братии, следует признать, что в характере процветающего мистера Тоуда не было никаких двусмысленносте - дабы унизить своих менее успешных конкурентов еще сильнее, он женился и одновременно переехал с Джермин-Стрит на Кавендиш-Сквер. Новая резиденция мистера Тоуда ранее была особняком благородного клиента, которому, как говорили в свете, мистер Тоуд «помог выпутаться из неприятностей». Эта многозначительная фраза, вероятно, прольет свет на характер таинственной деятельности нашего процветающего юриста. Благородные лорды, попавшие в неприятную историю, не будут особо удивляться процветанию тех, кто помог им выпутаться из неприятностей.



Примерно в это же время мистер Тоуд познакомился с лордом Маунтени, аристократом с большими неприятностями и доходом в пятьдесят тысяч в год. Его светлость «действительно не понимал, как так вляпался»: он никогда не играл в азартные игры, не был женат, его текущие расходы всегда были разумны, он не был слишком уж нерадив - совсем наоборот, он был деловым человеком, никогда не забывал проверять свои счета, но вместо устойчивой и достойной карьеры оказался втянут в неприятности и был вынужден покинуть Англию.



Мистер Стэплтон Тоуд стал распорядителем имущества лорда Маунтени, и это был его коронный удар в качестве выдающегося профессионала. Его светлости не пришлось уезжать из Англии, и через пять лет он начал получать чистую ренту в размере двадцать пять тысяч в год. Его светлость пребывал в упоении, а Стэплтон Тоуд купил элегантную виллу в Сюррее и стал членом парламента. Гудберн-Парк (так называлась сельская резиденция мистера Тоуда), несмотря на двойные лоджии и оригинальный парк с частоколом, оказался для мистера Тоуда не очень дорогой покупкой, поскольку он «выхватил его прямо из рук» у бедствующего клиента, желавшего, чтобы ему сразу же заплатили, «поскольку ему так удобнее», и, соответственно, совершил покупку за половину реальной стоимости. «Поверенные», как говорит аукционист Басл, «обладают такими возможностями!».



Карьера мистера Тоуда в Палате общин складывалась столь же удачно, сколь было корректно его поведение за ее пределами. Спустя десять лет визитов самый дерзкий провидец не решился бы определить его политические взгляды. Таково было правило Стэплтона Тоуда - всегда быть верным себе. Однажды, правда, он написал талантливый памфлет о Хлебных законах, вызвавший ужас и негодование Клуба политической экономии. Но Стэплтона мало волновали их слабые опровержения и выражаемое вслух презрение.



Он взял обязательство у эсквайров Англии и обеспечил возвращение на следующих выборах лорда Маунтени в качестве депутата от графства. Кроме того, на этих всеобщих выборах стала очевидна цель Стэплтона Тоуда - он хотел попасть в Палату общин. Оказалось, к удивлению всего графства, что едва ли в Англии было место - округ, город или деревня, в которой мистер Стэплтон не пользовался бы каким-то влиянием. Вскоре выяснилось, что мистер Стэплтон Тоуд «отлично справляется со своими обязанностями в парламенте», ничего не делалось без его совета, а он мог помочь в чем угодно. Стэплтон процветал, но у него было прекрасное качество - он никогда не отлынивал от дел, и даже отказался от баронетства, при условии, что титул предложат его сыну.



У Стэплтона, как и у всех остальных представителей человечества, были свои слабые стороны. Покойный маркиз Альмак, по обыкновению, весьма успешно им управлял, и Тоуд всегда доказывал важность мнения этого министра. «Мое время - к вашим услугам, генерал, - также говаривал этот бедняга-маркиз, - мистер Стэплтон Тоуд, ваше время - принадлежит мне». Семейные портреты в претенциозных рамах теперь украшали столовую его лондонского особняка, и забавно было слушать, как достопочтенный член парламента пространно рассуждает о его сходстве со своим достопочтенным отцом.



- Видите, милорд, - говорил Стэплтон, указывая на выцветший портрет джентльмена в богатом придворном костюме, - видите, милорд, свет тут не очень хорош, конечно, это очень темная картина, кисти Хадсона. Все картины кисти Хадсона были темными. Но если бы я был на шесть дюймов выше и мог направить свет вот сюда, думаю, вашу светлость поразило бы сходство, но это темная картина, все картины Хадсона были такими.




ГЛАВА 14



Кавалеры покинули старинные залы, и только старые портреты неодобрительно хмурились при виде пустых столов. Маркиз тут же сел рядом с миссис Миллион, и вскоре погрузился в беседу с этой блистательной леди. В одной из комнат, самой роскошной и эксклюзивной, гости во главе с миссис Феликс Лоррейн сейчас проходили в мягких извивах медленного вальса, а вот они уже вертятся со скоростью восточных дервишей парами в венском вальсе. В другом салоне - утомительная кадриль под предводительством менее цивилизованных особ: здесь либерал Снейк, прославленный эксперт политэкономии, читает лекцию толпе встревоженных сквайров, а вот итальянский импровизатор изливает на восхищенную публику всю скуку своего вдохновения.



В одном из альковов Вивиан Грей завел искреннюю беседу с мистером Стэплтоном Тоудом. Он уже очаровал этого достойного человека своей глубокой заинтересованностью во всем, что связано с выборами и Палатой общин, а сейчас они были поглощены работой над Хлебными законами. Хотя они договорились по главным пунктам, и идеи Вивиана относительно этого важного предмета, конечно, были приняты после изучения «самого блестящего и убедительного памфлета», всё же оставалось несколько незначительных пунктов, относительно которых Вивиан «должен был признать», что «он не совсем понимает, что делать». Мистер Тоуд был поражен, но хотел спорить, и, конечно, в свой черед переубедил товарища, «молодого человека», как он потом сказал лорду Маунтни, «в котором непонятно, что восхищает больше - громкость голоса или искренность, с которой он общается с людьми». Хотите завоевать сердце мужчины - позвольте ему доказать вашу неправоту.



- Полагаю, мистер Грей, вы признаете мое определение труда верным? - спросил мистер Тоуд, искренне глядя в глаза Вивиана и пытаясь нащупать верную кнопку.



- Это усилие ума или тела, которое не является неумышленным эффектом влияния естественных чувств, - медленно повторил Вивиан, словно вся его душа сосредоточилась в каждом слоге. - Даа, мистер Тоуд, я это признаю.



- Тогда, мой дорогой сэр, и остальное, конечно, подходит, - ликующе воскликнул член Палаты общин, - разве не видите?



- Хотя я признаю правильность вашего определения, мистер Тоуд, я не волен признать, что во-ис-ти-ну убежден в разумности вашего вывода, - задумчиво возразил Вивиан.



- Но, дорогой сэр, я удивлен, что вы не понимаете...



- Да, мистер Тоуд, - истово воскликнул Вивиан, - я вижу свою ошибку. Я неверно понял, что вы имели в виду: вы правы, сэр, ваше определение верно.



- Я был уверен, что мне удастся убедить вас, мистер Грей.



- Смею вас заверить, мистер Тоуд, наш разговор мне необычайно приятен. Воистину, сэр, я давно мечтал иметь честь познакомиться с вами. Еще будучи мальчишкой, помню, за столом моего отца покойный маркиз Альмак...


- Да, мистер Грей.



- Один из самых талантливых людей, мистер Тоуд, которых когда-либо являла миру эта страна.



- О, бедняга!



- Помню его наблюдения о моем друге, в то время жаждущем попасть в Палату общин: «Харгрейв, - сказал его светлость, - если хочешь получить информацию по вопросам реальной политики, - так он сказал, - вы ведь помните, мистер Тоуд, сколь точны были формулировки его светлости?



- О да, бедняга, но ваши наблюдения, мистер Грей...



- А! «Если вам нужна информация, - сказал его светлость, - по этим вопросам, есть лишь один человек в королевстве, с которым вам следует проконсультироваться, одна из самых светлых голов из тех, кого я знаю, и это - Стэплтон Тоуд, член партии Маунтни, я знаю, что вы были тогда у Маунтни, мистер Тоуд.



- Да, и принял Чилтернов, чтобы освободить место для Огастеса Клея, брата Эрнеста Клея, он трудился столь неистово, что единственным способом спасти его от дома умалишенных было принятие в Палату общин. Но маркиз так сказал, да?



- Да, и много чего еще, но я едва ли смогу вспомнить, - а затем последовал пространный трактат о характере благородного государственного мужа и о его взглядах на сельскохозяйственные интересы, и о важности сельскохозяйственных интересов, а потом был брошен тонкий намек насчет того, «как прелестно было бы написать памфлет вместе» на тему этих могущественных сельскохозяйственных интересов, а затем последовал панегирик характеру сельских сквайров, и английских йоменов, и важности сохранения старого английского духа у поселян, и так далее, и тому подобное, а затем, когда Вивиан позволил мистеру Тоуду произнести блистательную и патриотическую речь на эту тему, он «вдруг вспомнил (вполне к месту в связи с чувствами, которые только что выразил мистер Тоуд и которые, как он не преминул заметить, «равно составляют честь его сердцу и его уму») о существовании одного маленького пункта, который, если это не будет злоупотреблением вниманием мистера Тоуда, хотелось бы представить на его рассмотрение», после чего упомянул дело бедняги Джона Коньерса, хотя «будучи убежденным во всемерно известном ведикодушии мистера Тоуда, он полагает, что в этом нет вовсе никакой необходимости, поскольку уверен, что всё будет исправлено незамедлительно под его чутким руководством, но у мистера Тоуда, воистину, так много дел, которые нужно уладить, что, вероятно, эти мелкие материи не должны его тревожить», и так далее, и тому подобное.



Что еще мог сделать Стэплтон Тоуд, кроме как, немного посетовав на «ошибки системы и опасный прецедент», пообещать всё, о чем просил Вивиан Грей?



- Мистер Вивиан Грей, - сказала миссис Феликс Лоррейн, - не могу понять, зачем вы так долго беседовали с мистером Тоудом. Станцуем вальс?



Прежде чем Вивиан смог ответить, кто-то прыснул со смеху так громко, что это можно было назвать криком на всю комнату. Синтия Кортаун подкралась к лорду Альгамбре, восседавшему на оттоманке «а-ля тюрк», обмотала его голову кашемировой шалью и завязала узел в сугубо восточном стиле. Его светлость, несмотря на всю свою эксцентричность, был воистину дружелюбным человеком и носил свои пурпурные ордена с грациозным достоинством потомка Абенсеррагов. Сенсация, вызванная этим инцидентом, позволила Вивиану сбежать от миссис Феликс Лоррейн, поскольку он покинул мистера Стэплтона Тоуда совсем не ради вальса.



Но, с трудом избегнув общества вальсирующих, он тут же столкнулся с угрозой выполнения намного более утомительного долга - теперь он наткнулся на эксперта по политической экономии, и спорившие теоретики настоятельно просили его стать арбитром в их споре. Ободренный успехом, либерал Снейк возымел дерзость атаковать субъекта, о характере которого имел представление, но на которого очень хотел «произвести впечатление». Этим важным лицом был сэр Кристофер Моубрэй, который, после того, как лектор осмелился назвать ему «сумму ренты», несколько раз ловил себя на том, как его удивляет дерзость парня. Не хочу показаться грубым, но сэр Кристофер - великий человек, а высказывания великого человека, особенно, когда они выражают настроения человечества, непременно должны быть записаны.



Сэр Кристофер Моубрэй - член Палаты общин от графства...., а членом Палаты общин от графства он намеревается стать после следующих выборов, хотя ему семьдесят пять, но он всё еще охотится на лису с отважным сердцем и зычным голосом, как любой сквайр христианского мира. У сэра Кристофера, следует признать, довольно специфические идеи. Его внук, Перегрин Моубрэй, самый дерзкий из гениев, характер которых когда-либо портили аплодисменты гостиных, и самый возвышенный из ораторов, которых когда-либо вдохновляли похвалы Соединенного королевства, говорит: «Баронет не поспевает за девятнадцатым веком», и, возможно, эта фраза даст читателю более полное представление о сэре Кристофере Моубрэе, чем о субъекте столь скучном и фальшивом, как самый совершенный из героев моего «Лорда Кларендона». Правда заключается в том, что добрый баронет не имел ни малейшего представления о «либеральных принципах» или о чем-то подобном. Его отличительная черта - необычная привычка называть знатоков политэкономии Французскими Контрабандистами.



Никому так и не удалось выудить у него объяснение такого странного наименования, и даже если вы были достаточно хитры, чтобы узнать смысл определения, сэр Кристофер немедля начинал осыпать вас богохульствами, клял французские вина, библейские общества и мистера Хаскиссона. Сэр Кристофер полвека поддерживал в сенате с равным усердием и безмолвием конституцию и Хлебные законы, он прекрасно осведомлен о нынешнем плачевном состоянии государства и с огромным интересом наблюдает за всеми «планами и заговорами» этого просвещенного века. Единственное, что он абсолютно не понимает - это Лондонский университет. Это учреждение приводит в недоумение достойного джентльмена, хотя с легкостью могло бы понравиться члену Палаты общин от графства, не являющемуся свободным землепашцем, поскольку университет находится не в Оксфорде и не в Кембридже.



Воистину, до сей поры старый джентльмен думает, что всё это - «мистификация», и если вы скажете ему, что это - вовсе не видение, как он думает, а действительно четыре акра очень ценной земли, выкупленной возле Уайт-Кондуит-Хаус для возведения здания, и можно предположить, что спустя столетие деревянные сваи, вбитые в землю, не будут столь ровными и цветущими, как обильно увитые листвой беседки Новых садов Колледжа, старый джентльмен возводит глаза к небу, словно показывая, что его не проведешь, облокачивается на спинку стула и скептически улыбается: «Нет-нет-нет! Так дело не пойдет».



Вивиан как можно более тактично выскользнул из тенет экономиста, и, воистину, как искусный генерал, обернул это маленькую стычку в свою пользу, отказавшись вальсировать с миссис Феликс Лоррейн.



- Дорогой лорд, - обратился Вивиан к маркизу, по-прежнему сидевшему рядом с миссис Миллион, - я собираюсь совершить самый негалантный поступок, но вы, великие люди, должны платить налог на свое высокое звание. Я собираюсь вас потревожить. С вами хочет поговорить полграфства! Что могло побудить вас позволить Политическому Экономисту ступить на порог Шато-Дезир? Есть, как минимум, три баронета и четыре сквайра в отчаянии, их терзает пытками либерал Снейк. Они откомандировали меня просить вашей помощи, чтобы вы спасли их от поражения в присутствии половины их арендаторов, и, думаю, милорд, - серьезным тоном сказал Вивиан, - если вы сможете вмешаться, это будет для них желанной помощью. Этот прощелыга со своими нотациями никогда не может вовремя остановиться и оскорбляет людей, в присутствии которых ему не следовало бы дерзать раскрыть рот. Понимаю, вы, ваша светлость, не очень склонны оставить свои нынешние занятия и выступить арбитром в споре буянов, но идемте, вас не принесут в жертву графству. Я откажусь от вальса, который танцевал, и попридержу ваше место до вашего возвращения.



Маркиз, всегда «поддерживавший влияние в графстве», был абсолютно фраппирован строптивым поведением либерала Снейка. Действительно, он наблюдал за прибытием этого субъекта без улыбки, но что мог он сказать, если Снейк прибыл в свите лорда Перта, с помощью секретаря сочинявшего небольшой памфлет о деньгах?


Извинившись перед миссис Миллион и пообещав вернуться как можно скорее, чтобы сопроводить ее в музыкальную комнату, маркиз удалился, исполненный решимости уничтожить одного из самых могущественных членов Клуба политической экономии.



Вивиан рассыпался в извинениях перед миссис Миллион за то, помешал ее приятному времяпрепровождению в Замке своим неожиданным появлением перед обедом, а потом полчаса сыпал пикантными анекдотами и коварными комплиментами. Миссис Миллион сочла беседу Вивиана довольно приятным спасением от напыщенной прозаичности его предшественника.



И вот, завладев вниманием миссис Миллион благодаря универсальному искусству угождать всему миру, конечно, сформировавшемуся благодаря его общим знаниям о человеческой натуре, Вивиан начал заигрывать с миссис Миллион, применяя особое искусство: оно было направлено только на определенного человека, к которому он обращался в определенный момент, и основывалось на точных знаниях Вивиана о характере этого человека.



- Как красив старый Замок сегодня! Единственное место, где можно встретить старинные семейства.



- А, здесь и в помине нет никаких старинных семейств! - возразила миссис Миллион, чувствуя себя неуклюжей парвеню.



- Вы полагаете? - спросил Вивиан, - я прежде и сам так думал, но, признаюсь, мое мнение с тех пор очень изменилось. Если уж на то пошло, что такое благородная кровь? Мой взгляд сейчас прикован к толпе аристократов, но, находясь среди них, разве мы относимся к ним иначе, чем к своим наемным рабочим, к людям низшей касты, которые нам столь же неинтересны?



- Конечно, нет, - ответила миссис Миллион.



- Амбиции представителей менее высоких слоев населения, должно быть, велики, поскольку они убеждены: благородство подразумевает превосходство, у них это всегда ассоциируется с исключительностью. Но быть аристократом среди аристократов - в чем здесь превосходство?



- Действительно, в чем? - спросила миссис Миллион, и подумала о себе, сидящей рядом с самым уважаемым человеком в этом огромном замке, хотя в ее жилах текла кровь довольно низкой касты.



- А в высших кругах, - продолжал Вивиан, - человека, конечно, ценят не за то, что он - маркиз или герцог, а за то, что он - великий воин, или великий политик, или очень модный, или очень остроумен. Во всех классах общества, кроме высшего, человеком, у которого нет друзей из-за характера или по воле случая, становится человек определенного уровня значимости, но чтобы быть человеком значимым в высшем классе общества, нужно что-то еще, кроме благородных кровей.



- Я вполне согласна с вашим мнением, мистер Грей. А какого персонажа или какую ситуацию вы бы выбрали, если бы обладали властью сделать выбор?



- Это, воистину, самый метафизический вопрос. Как свойственно всем молодым людям, иногда в мечтах я представлял, что рожден для величайшего беспримесного счастья, но, миссис Миллион, вероятно, вы будете изумлены, узнав, что я - не благородного происхождения и не приобрел титул, я не собирался стать политиком, поэтом, воином или торговцем, вообще не собирался получать профессию, даже - профессионального денди.



- О! Рай в шалаше, полагаю, - прервала его миссис Миллион. - Ни рая в шалаше, ни науки в келье.



- О! Молю, объясните мне, что это значит.



- Что это значит? О! Лорд-мэр Лондона, полагаю, единственное, что соответствует моему пророческому описанию.



- Значит, вы всё это время шутили!



- Вовсе нет. Давайте представим идеальный жребий. Прежде всего, я родился бы в среднем классе общества или даже в более низком, потому что хотелось бы, чтобы мой характер развивался без внешнего влияния. Я родился бы без наследственных предрассудков и наследственных страстей. В жизни я не следовал бы примеру деда, мои идеи не были бы вылеплены по заранее сформированным лекалам семейного совершенства. Вам нравится мой первый принцип, миссис Миллион?



- Нужно выслушать все, прежде чем высказать свое мнение.



- Затем, когда мой разум сформируется, я хотел бы стать обладателем княжеского состояния.



- Да! - алчно воскликнула миссис Миллион.



- А теперь перейдем к нравоучительной особенности моей судьбы. Если бы я получил это состояние благодаря коммерции или каким-то иным аналогичным способом, мой характер после появления этого состояния сформировался бы естественным образом, и постоянно развивался бы, и на мой разум оказывалось бы аналогичное влияние, если бы я получил наследство от отца-герцога, но тогда я, вероятнее всего, перенял бы определенную семейную линию поведения, этическую и политическую. Но в обстоятельствах, которые я описал, результат будет совсем иным. Я буду в необычной ситуации, владея одновременно неограниченным богатством и всеми силами и естественными чувствами моего ума, не угнетенного и свободного от оков. О! Сколь великолепна будет моя карьера! Я не допущу, чтобы мое изменивщееся положение как-то повлияло на мой врожденный характер. Я буду обуреваем теми же страстями и продолжу питать те же чувства, но буду применять их в жизни, и они будут оказывать влияние на более широкие сферы. Так станеты заметным влияние огромного богатства в руках человека, характер которого подобен характеру большинства людей, поскольку он формировался так же, как характер большинства, и, следовательно, этот человек намного лучше знаком с их чувствами, привычками и желаниями. Вот истинно княжеский жребий! Такой жребий неизменно гарантирует любовь и уважение подавляющего большинства людей, а при их поддержке что мне непонимание нескольких дураков и обиды нескольких негодяев?



Пришел маркиз, чтобы провести леди на концерт. Удаляясь, она одарила своего юного собеседника любезной улыбкой.



- Ах! - думала миссис Миллион. - Я иду на концерт, лишаясь более приятной музыки, чем та, что, вероятно, встретит меня там. В чем заключается волшебство этих слов? Это не лесть - не таков язык мисс Гассет! Это не литературная переделка комплиментов - не в таком стиле меня осыпают любезностями герцог Доуз и граф Лезердейл! Очевидно, я слышала речь юного философа, описывающего свои мнения об отвлеченных вопросах человеческой жизни, но никогда прежде не доводилось мне слышать более блестящую апологию моего характера и триумфальное оправдание моего поведения. Конечно, это было ненамеренно, но всё же как приятно, когда тебя неумышленно защищают!



Так размышляла миссис Миллион, тысячу раз поклявшись до конца дня получить от Вивиана Грея обещание нанести ей визит после их возвращения в столицу.



Вивиан оставался на месте некоторое время после ухода собеседницы.



- Право, я был бы не прочь покинуть свою пребывающую в зачаточном состоянии фракцию и записаться в свиту этой красотки. Поразмыслим. Какую роль мне следует играть? Ее секретаря, или подхалима, или врача, или повара? Или стать ее пажом? Думаю, из меня получился бы прелестный паж, я подносил бы чеканный кубок с той же грацией, что и любая обезьяна, когда-либо преклонявшая колено в комнате дамы. Ладно! В любом случае, есть шанс при ней задержаться, подобно игроку, выкладывающему последний козырь, или ловкому фехтовальщику, применившему тайный прием.



Он встал, чтобы предложить руку заблудившейся красавице, потому что толпа устремилась к ананасам и салатам из лобстера: иными словами, в Длинной галерее подали ужин.



Тот час же рука Вивиана оказалась в руке миссис Феликс Лоррейн.



- О, мистер Грей, у меня для вас есть история о приведениях, даже намного интереснее, чем история профессора из Лейдена, но меня так утомил вальс, что придется рассказать ее вам завтра. Почему вы сегодня пришли так поздно? Наносили множество визитов? Я так скучала по вам за обедом. Находите ли вы Эрнеста Клея привлекательным? Не решаюсь повторить, что говорила о вас леди Скоуп! Вы - обожатель леди Джулии Найтон, полагаю? Не очень мне нравится эта идея ужинать в Длинной галерее, это - мое любимое место, и думать не хочу, что мое любимое место для прогулок уставят унылыми бисквитами с кремом и итальянскими сливками. Вы сказали миссис Миллион, что она очень остроумна? - спросила у Вивиана собеседница, одарив его многозначительным взглядом.





ГЛАВА 15



Дражайший читатель! Известно ли тебе, кто такой Тоуди? Это милейшее животное ты каждый день встречаешь в цивилизованном обществе. Но, вероятно, ты не никогда не задумывался, что за любопытную расу он представляет. Тем хуже для тебя! Ты не сможешь жить в блеске и сиянии, не пользуясь услугами таких людей, а для этого тебе нужно немного познакомиться с их привычками.



Мир в целом ошибается относительно природы этих вредителей. Они ни в коей мере не характеризуются сходством характеров, из-за которого им доверяет обычный наблюдатель. Существуют Тоуди всех возможных видов.



Есть Тоуди «общее место», просто пересказывающий своему кормильцу банальные наблюдения. Есть Тоуди-льстец, который незаметно для своего кормильца всегда играет на его слабостях, и, в зависимости от вкуса мецената, предоставляет яства и конфитюры. Небольшой скандалец для веселой вдовы или набожный гимн для святоши, таинственная история новооткрытого газа для любителя Майской ярмарки, интересный анекдот о Ньюгейтской долговой тюрьме или переднике Исправительного дома для благотворительницы. Еще есть Тоуди-вытягиватель, который не упускает возможности дать вам шанс победить в споре там, где нет никакого состязания, в диспуте, в котором нет разных точек зрения, а еще есть... Но мы ненавидим писать эссе, так что приглашаем вас сразу посетить вечеринку этой нечисти. Хотите насладиться забавной картиной - вам нужно понаблюдать за Тоуди, когда они не стеснены почти постоянным присутствием своих заводчиков, когда их оживляет «дух свободы», когда, подобно негру Каррена, они разрывают цепи, и вены вздуваются на их руках. Важная особенность - борьба между их врожденной натурой и приобретенными чувствами, страстное желание отомстить за свое добровольное рабство при помощи тайных издевок над хозяевами, которых они себе избрали, и раболепие, которое они по привычке смешивают со скандалом.



Подобно истинной старой карге, они заискивают перед своими жертвами до начала праздника, делают комплименты длине их усов и утонченности их конечностей, прежде чем содрать с них кожу и насладиться ароматом их стертых в порошок костей. «Прекрасная сцена, и в десять тысяч раз пикантнее, чем юмор комнаты для слуг или наиболее гротескные и великолепные эпизоды, представляемые слугами из жизни хозяев».



- Дорогая мисс Грейвс, - сказала мисс Гассет, - вы представить себе не можете, в каком я была шоке, когда этот ужасный зеленый попугай взлетел мне на голову! Готова побожиться, он вырвал у меня три локона.



- Ужасный зеленый попугай, дорогая мэм! Его ведь прислал миледи князь Хтмнпрктосклв, никогда не забуду, в какое смятение поверг нас всех этот попугай. Я думала, он никогда не доберется до Шато, потому что князь не мог отправить свой багаж дальше Тодкастера.



По счастью, самый младший из братьев миледи, гостивший в Шато-Дезир, утонул в то время, так что Девенпорт - очень умно с его стороны! - отправил ее на катафалке моего лорда Дормера.



- На катафалке! Боже правый, мисс Грейвс! Как можете вы думать о зеленых попугаях в столь ужасающий момент? Я вернусь в форму за три дня. Да, мистер Слай?



- Конечно придете, мадам, у вас очень деликатные нервы.



- А что! Что до меня, я никогда не видела особого смысла отказываться от чувств. Это - для людей низкого происхождения, - довольно грубо воскликнула маркиза Тоуди, - но мы не хотели разоблачать себя перед слугами, когда старый генерал умер в этом году. Всё шло, как обычно. Ее светлость ездила в Альмак, милорд заседал в Палате общин, а я пялилась на леди Сомнефул, мы бы ее не посещали, но маркизе хотелось быть вежливой.



- Мы тоже не посещаем леди Сомнефул, - ответила мисс Гассет, - у нее нет карточки на посещение нашего пикника на лоне природы. Так жаль, что вас не было в городе. Это было упоительно!



- Расскажите же мне, кто там был? Я жажду знать всё. Видела некоторые отчеты об этом мероприятии. Скажите же мне, кто там присутствовал?



- О! Было много членов королевской семьи в начале списка. На самом деле я не могу вдаваться в подробности, но там были все, кто хоть что-то значит, да, доктор Слай?



- Конечно, мадам. Ананасы были восхитительны. Мало кого в этом мире я уважаю больше, чем мистера Гюнтера.



- Маркиза, кажется, очень любит своего попугая, мисс Грейвс, но она - милейшая женщина!



- О, голубушка, это - добродушнейшее существо! Но я помыслить не могу, как она выносит вечные крики этой шумной птицы.



- Я тоже. Ну, слава богу, у миссис Миллион нет домашних питомцев, да, доктор Слай?



- Конечно. Я твердо убежден, что такое количество животных в доме не может благотворно влиять на здоровье. К тому же, я заметил, что маркиза всегда выбирает для этого маленького пуделя самые лучшие кусочки, и, несомненно, я придерживаюсь мнения, мисс Грейвс, что колики, которые начнутся у собачки со дня на день, будут вызваны переполнением желудка.



- Несомненно. Она потребляет три фунта маранты в неделю и два фунта отборных сахарных голов, которые я собственноручно беру на себя труд колоть по утрам каждый понедельник. Миссис Миллион оказалась милейшей женщиной, да, мисс Гассет?



- Само совершенство: столь милосердна, столь сердечна! Но жаль, что ее манеры столь резки - иногда это ее не красит, да, доктор Слай?



Тоуди, как обычно, кивнул в знак согласия.



- Ну, - продолжила мисс Грейвс, - это, скорее, вина дорогой маркизы, мало пекущейся о чувствах других, но в помыслах ее нет ничего дурного.



- О нет! Вы ошибатесь насчет миссис Миллион, милочка! В помыслах ее нет ничего дурного, но, осмелюсь сказать, не зная ее так хорошо, как мы, да, доктор Слай, вы были бы слегка удивлены тем, как она разговаривала со мной за обедом.



- У всех свои странности, мисс Гассет. Уверена, маркиза не понимает, как испытывает мое терпение в связи с этой маленькой несчастной Джули. Сегодня утром мне пришлось полтора часа растирать ее теплой фланелью у камина - вот результат действий Вивиана Грея.



- Кто такой этот мистер Грей, мисс Грейвс?


- Да уж, кто! Некий молодой человек, которого подобрал маркиз и который читает тут лекции о пуделях и попугаях, считая себя кем-то вроде лорда Парамаунта, вы уж мне поверьте. Я удивлен, что маркиза, чувствительнейшая из женщин, способна хотя бы мгновение покровительствовать такому поведению, но как только она начинает проникать в его сущность, у молодого джентльмена тут же находится история о браслете или шелковом бандо, чтобы отвлечь ее внимание.



- Очень неприятно, уверена.



- Некоторыми так легко управлять. Кстати, мисс Гассет, кто мог посоветовать миссис Миллион носить малиновый? Она столь массивна, что ей этот цвет вовсе не к лицу. Думаю, это ее любимый цвет.



- Дорогая мисс Грейвс, вы всегда столь проницательны. Что могла бы иметь в виду мисс Грейвс, да, доктор Слай?



Лорд Барли кивнул.



- Синтия Кортаун кажется столь же оживленной, как обычно, - сказала мисс Гассет. - Да, она довольно оживлена, но хотелось бы, чтобы манеры ее были не столь грубы.



- Воистину грубы! Вы всегда столь точны в формулировках. Она едва не сбила меня с ног в зале, а когда я всем своим видом дала ей понять, что она могла бы оставить мне немного больше места, она покачала головой и сказала: «Простите, я вас не заметила!».



- Интересно, что лорд Альгамбра нашел в этой девице?



- О, эти нахрапистые дамочки всегда завоюют мужчину.



- Ну, - сказала мисс Грейвс, - не думаю, что это к чему-то приведет, уверена, надеюсь, что нет, - добавила она со всем присущим Тоуди ехидством.



- Маркиза, кажется, держит невероятно прекрасный стол, - сказал врач. - Сегодня было филе, мне кажется - лучшее из всех филе, которые мне когда-либо встречались, но это небольшое перемещение за обедом, мягко говоря, было не ко времени.



- Да, снова этот Вивиан Грей, - с негодованием сказала мисс Грейвс.



- Так что к вам приехали Биконсфилды, мисс Грейвс! Милейшие, искренние, спокойные люди.



- Да, очень спокойные.


- Как вы говорите, мисс Грейвс, очень спокойные, но с ними немного сложно.



- Да, довольно сложно.



- Вы бы видели, сколько ананасов этот парень Дормер Стенхоуп, поглотил на нашем пикнике! Меня утешает лишь мысль, что из-за этого ему стало плохо, да, доктор Слай?



- О! Он об этом узнал от своего дяди, - сказала мисс Грейвс, - весьма омерзительно наблюдать, как поощряет его этот Вивиан Грей.



- Сколь изящной и образованной женщиной кажется миссис Феликс Лоррейн, мисс Грейвс! Полагаю, маркиза очень ее любит?



- О да, маркиза столь благожелательна, что, осмелюсь предположить, она думает хорошо о мисс Феликс Лоррейн. Она думает хорошо обо всех, но, полагаю, миссис Феликс пользуется наибольшим ее расположением.



- Оо! - многозначительно протяжно воскликнула мисс Гассет. - Полагаю, она - одна из этих дам, которые вам льстят. Кажется, вы мне говорили, что она здесь просто с визитом.



- Довольно затянувшийся визит для золовки, если она действительно - золовка. На днях я говорила маркизе, когда миссис Феликс столь грубо оскорбила ее, пренебрежительно обращаясь с милой маленькой Джули: если дойдет до государственного суда, хотелось бы увидеть доказательства, только и всего. Как бы то ни было, довольно очевидно, что мистер Лоррейн уже достаточно пострадал от этой сделки.



- Думаю, довольно очевидно, да, доктор Слай? Из этих немок никогда не получаются хорошие английские жены, - продолжила мисс Гассет со всем присущим Тоуди патриотизмом.



- Раз уж речь зашла о женах, не кажется ли вам, что леди Джулия говорила о сэре Питере как-то странно сегодня после обеда? Ненавижу эту леди Джулию, разве что она так кокетничала с Вивианом Греем.



- Да, воистину, этого достаточно для того, чтобы человека стошнило, да, доктор Слай?



Доктор скорбно кивнул, вспоминая филе.



- Говорят, у Эрнста Клея печальные неприятности, мисс Гассет.



- Ну, я всегда чувствовала, что его рисовка закончится этим. Эти легкомысленные мужчины ужасно неприятны. Люблю людей, склонных к рефлексии, да, доктор Слай?



Прежде чем доктор привычно кивнул в знак согласия, вошел очаровательный маленький паж в изысканном маскарадном наряде зеленого цвета с серебряной окантовкой. Держа в маленькой белой ручке шотландский кинжал богатой чеканки и играя нежным локоном, живописно ниспадавшим на лоб, он направился к мисс Гассет, чтобы жеманно и изысканно пригласить ее на царственный прием.



На лице дамы тут же появилось выражение, приличествующее началу беседы, спустя мгновение мисс Грейвс осталась наедине с врачом.



- Сколь доброжелательной молодой дамой оказалась мисс Гассет, да, доктор Слай?



- О! Самое благожелательное создание в мире, следует воздать ей должное.



- Столь кроткие манеры.



- О да, столь кроткие.



- Столь внимательна к каждому.



- О да, столь внимательна, - эхом ответил врач из Абердина.



- Но, боюсь, иногда она встречает людей, которые не совсем понимают ее характер, столь необычайное внимание к людям иногда толкуют превратно.



- Весьма разумное замечание, мисс Грейвс. Уверена, намерения у мисс Гассет самые благие, это по-своему достойно восхищения, но, но...



- Но что, доктор Слай?



- Но рискну озвучить свое наблюдение, это мои ощущения и сугубо моя личная точка зрения касательно этого вопроса - мне хотелось бы, чтобы некоторые люди больше думали о своих делах, но ничего плохого я в виду не имею.



- О нет, конечно же, нет, доктор Слай! Вы ведь знаете, мы всегда исключаем ближайших друзей, по крайней мере, когда можем быть уверены в их дружбе, но, как вы говорили или собираетесь сказать, те, кто слишком беспокоится о делах других, не самые приятные в общежитии люди.



Меня воистину ошарашило сегодняшнее вмешательство мисс Гассет в дела Джулии, мягко говоря, это было очень странно.


- О, дражайшая мэм, если бы вы знали ее столь же хорошо, как я, вы понимали бы, что она всегда готова ввернуть словечко.



- Да! Знаете, доктор Слай, между нами говоря, у меня сложилось именно такое впечатление, и она очень не то чтобы навязчива или излишне любопытна, но вы ведь меня понимаете, доктор Слай?



- Прекрасно понимаю, и если бы меня попросили высказать свое мнение, которое я сообщил бы вам по секрету без колебаний, мисс Грейвс, я воистину должен сказать, что она - самое завистливое, раздраженное, злобное, докучливое и в то же время льстивое существо из всех, кого я когда-либо встречал в своей жизни, а я утверждаю это на основании своего опыта.



- Знаете, доктор Слай, учитывая всё, что я видела, а это - исключительно мое впечатление, я с большой осторожностью доверилась бы такой особе.



- О, мисс Грейвс, если бы все дамы были такими, как вы!



- Дорогой мой доктор Слай!



ГЛАВА 16



Вивиан надлежащим образом сообщил маркизу об успешном ходе своих переговоров с приверженцами, которых они избрали, и лорд Карабас лично обсудил эту важную тему с каждым из них. Но на этой стадии процесса сочли должным устроить встречу всех заинтересованных лиц, так что два лорда, сэр Бердмор и Вивиан были приглашены на обед с маркизом в его библиотеке.



Здесь было множество «немых официантов» и другие изобретения для удобства гостей, они даже могли скрыть свой облик от взгляда ливрейных лакеев. Камердинер маркиза сидел в прихожей на случай, если понадобится помощь человека, и всё, как заверил его светлость, было устроено «по той же системе, что и во время обедов в кабинете министров».



В старой доброй Англии всегда существовал обычай обедать, прежде чем приступить к обсуждению дел. Это - одна из немногих привычек, не зависящих от прихотей изменчивой моды, и сегодня мы видим, что обеды в кабинете министров и в приходской общине в равной мере доказывают точность нашего утверждения. Действительно ли этот обычай способствует скорейшему заключению соглашения или прогрессу в делах - серьезный вопрос, и мы не считаем себя достаточно квалифицированными для его разрешения. Точно можно сказать, что очень часто после обеда договариваются решить дело на следующее утро, но в то же время необходимо помнить - если бы не возможности, которые банкет предоставляет для развития общительности у гостей и выявления с помощью обильных винных возлияний их самых добродушных настроений и благожелательных чувств, вполне вероятно, что договоренность о заключении сделки никогда не была бы достигнута.



По всему было видно, что «великому начинанию», как это обозначил маркиз, не очень-то споспешествует обед в кулуарах Шато-Дезир. Начнем с того, что стол ломился от «деликатесов сезона», воистину, если мужчина собирается обсуждать дела, драться на дуэли или составлять завещание, на столе не должно быть ничего, кроме котлет и легчайшего бордо. А во-вторых, следует признать, когда дело дошло до обсуждения темы, интересовавшей всех участников встречи, храбрость маркиза несколько угасла. Не то чтобы некая определенная причина заставляла его хоть на йоту отступить от своей теории сантиментов, но при воплощении этой теории на практике он начинал нервничать. Если вкратце, он, как всегда, был убежден, что он - влиятельное лицо, с которым плохо обращаются, человек огромного влияния и способностей, но потом он вспоминал о своей уютной синекуре и сановной должности, на которой не смог преуспеть. Эта мысль вовсе не радовала.



Но тут собрались все, бежать было некуда, так что маркиз взял бокал кларета и почувствовал прилив храбрости.



- Милорды и джентльмены, - начал он, - хотя я взял на себя смелость сообщить вам только лишь свои мысли касательно определенного предмета, и хотя, если меня верно проинформировали, мой блестящий юный друг сообщил вам более полные сведения на эту тему, всё же, милорды и дженьльмены, осмелюсь заметить, что впервые мы собрались здесь, дабы обсудить возможность определенных взглядов, пристойность их природы и целесообразность их принятия. (Глоток кларета). «Нынешнее состояния партий, - продолжил маркиз, - несомненно, давно занимает ваши умы. Оно исключительно, и, хотя результат достигается постепенно, все же сейчас мы видим, что оно ошеломляюще и, боюсь, не очень удовлетворительно. Сейчас слишком мало различий между двумя партиями Палаты общин, совсем не то было во времена, когда большинство, или, думаю, даже все мы были членами этого собрания. Естественным образом возникает вопрос, почему некое собрание лиц, сейчас не представляющих ничью точку зрения, без каких-либо оснований присвоило власть и контроль над страной? Второй вопрос, который, несомненно, возникнет - как им удалось присвоить эту власть? Очевидно, они преуспели, потому что партия, наделившая их властью, поскольку они выражали определенное мнение, продолжает их поддерживать. С гордостью могу сообщить, что некоторые из наиболее влиятельных членов этой партии сейчас находятся в этой комнате. Даже не знаю, что будет, если в округах лорда Кортауна и лорда Биконсфилда произойдет критическое разделение голосов. Я абсолютно уверен: если сорок сквайров, которые поддерживают - думаю, я могу заявить об этом с полной уверенностью - нашего друга сэра Бедмора и благоразумно следуют за ним, заявят свой протест против любого определенного закона, этих людей победят так же, как и прежде. Я и сам был членом правительства, когда потерпел такое поражение, и знаю, что сказал лорд Ливерпуль на следующее утро. На следующее утро лорд Ливерпуль сказал: «Сорок сквайров, если захотят, могут аннулировать любой налог в бюджете. При таких обстоятельствах, милорды и джентльмены, нам следует, полагаю, обдумать свое положение. Я далек от мысли о необходимости кардинальных изменений или действительно обширной реорганизации нынешней администрации. Думаю, интересы страны требуют поддержки общего направления их системы, но есть в этой администрации члены, чьи претензии на такое отличие кажутся мне более чем спорными, хотя сами по себе они, следует признать, личности выдающиеся, люди огромного влияния и признанных талантов, мне кажется, они не должны оставаться в тени. Мистер Вивиан Грей, которого я имею честь называть своим близким другом, и который, надеюсь, уже имел удовольствие время от времени обсуждать с вами вопросы, которых я коснулся, с огромным вниманием относится к этому важному вопросу. Он моложе любого из нас, и, несомненно, легкие у него намного крепче, чем у меня. Поэтому я взял на себя смелость предложить ему представить нам дело во всей его полноте.



Большая часть «бессвязной речи», как его можно было это назвать, касалась важнейшего предмета спора, возникшего сейчас. Когда кровь членов партии немного разогрелась, Вивиан обратился к ним. Смысл его рацеи можно себе представить. Он развивал новые политические принципы, указал на ошибку, от пагубного влияния которой они так долго страдали, пообещал им должность, власть и покровительство, и внимание к нуждам каждого, если только они будут действовать в соответствии с принципами, которые он рекомендует, у него была самая плавная речь и самый мелодичный голос из всех, в которые когда-либо облекался триумф честолюбия. Когда эта льстивая музыка умолкла, раздался гул восхищенных голосов, маркиз улыбался в ликовании, словно говоря: «Разве не говорил я вам, что он - чертовски умный парень?», кажется, дело было на мази. Лорд Кортаун поднял бокал: «За мистера Вивиана Грея и успех его первой публичной речи!», а Вивиан провозгласил ответный тост: «За новый союз!». Наконец, сэр Бедмор, самый хладнокровный из них, возвысил голос. Он абсолютно согласен с мистером Греем касательно принципов, которые тот провозгласил, и, со своей стороны, смело признает, что полностью уверен в блестящих способностях этого джентльмена, предсказывая их усилиям полный и триумфальный успех. В то же время, он полагает своим долгом сообщить милордам и этому джентльмену, что Палата общин была для него новой сценой, и ему интересно, вполне ли они уверены, что им хватит сил и таланта на этом собрании. Он не может взять на себя смелость предложить свою кандидатуру в качестве лидера партии. Мистер Грей мог бы взять на себя эту обязанность, но все же следует помнить, что в этом собрании он тоже еще не испытан. Он не провозглашает апологию мистеру Грею, столь свободно выражая свое мнение, поэтому уверен, что его мотивы нельзя истолковать превратно. Если их светлости в целом считают, что эти обязанности нужно доверить мистеру Грею, он, сэр Бедмор, всецело уверен в способностях мистера Грея, и, несомненно, окажет ему всяческую поддержку.



- Он может делать что угодно, - сказал маркиз.



- Он - невероятно умный малый! - сказал лорд Кортаун.



- Он - невероятно умный малый! - вторил ему лорд Биконсфилд.



- Подождите, милорды, - сказал Вивиан, - ваше благосклонное мнение заслуживает моей благодарности, но над этими важными вопросами поистине следует немного поразмыслить. Верю, что сэр Бердмор Скроуп не считает меня тщеславным тупицей, и ни на миг не обижусь на его наиболее блестящие замечания. Разве мы собрались здесь не для достижения общего блага, не для консультаций на благо общего дела? Каковы бы ни были мои таланты, они к вашим услугам, и ради вашего блага я отважусь на что угодно, но, безусловно, милорды, вам необязательно доверять это великое начинание новичку! Должен лишь заявить, что я готов следовать за любым лидером, который сможет играть свою величественную роль подобающим образом.



- Благородно! - сказал маркиз.



Но кто должен стать лидером? Сэр Бердмор честно признал, что ему нечего предложить, а виконт с бароном хранили молчание.



- Дженьтльмены! - воскликнул маркиз. - Джентльмены! Есть человек, который сможет играть нам на руку.



Взгляды всех гостей устремились на хозяина банкета, который взял слово.



- Дженьльмены, наполните бокалы, представляю вам вашего лидера, мистера Фредерика Кливленда!



- Кливленд, - воскликнули все.



Лорд Кортаун уронил бокал с кларетом, лорд Биконсфилд передумал наливать вино в бокал, так и стоял и смотрел на маркиза с графином в руке, а сэр Бердмор уставился на стол, как делают мужчины, если за обедом произошло что-то неожиданное и поразительное, на что они не могут повлиять.



- Кливленд! - восклицали гости.



- Я с таким же успехом мог бы ожидать, что вы предложите нам Люцифера! - сказал лорд Кортаун.



- Или нынешнего министра! - сказал лорд Биконсфилд.



- Или себя, - сказал сэр Бердмор.


- А разве кто-то утверждает, что Фредерик Кливленд не способен избавиться от правительства намного более сильного, чем то, с которым ему надо будет совладать? - довольно резко поинтересовался маркиз.



- Мы не отрицаем силу мистера Кливленда, милорд, мы лишь скромно осмеливаемся предположить, что, как нам кажется, из всех людей на свете менее всего мистер Кливленд склонен создать коалицию с маркизом Карабасом.



Маркиз выглядел слегка озадаченным.



- Джентльмены, - сказал Вивиан, - не отчаивайтесь. Мне достаточно знать, что есть в мире человек, который может выполнить нашу работу. Будь он светлым духом или дьяволом во плоти, если таковые отыщутся в дольнем мире, бьюсь об заклад - через десять дней он будет пить за здоровье моего благородного друга вот за этим столом.



Маркиз сказал «Браво», остальные улыбнулись и встали из-за стола в некотором замешательстве. Еще немного поговорили о «великом деле». Гости нашли убежище в чашечке кофе и рюмке ликера. Но пари, по-видимому, было принято, и вскоре лорд Карабас остался наедине с Вивианом. Кажется, маркиза взволновало предложение и обещание Вивиана.



- Это - тяжелое дело, - сказал он.- Едва ли ты понимаешь, дорогой мой Вивиан, во что ввязался, но если кто и способен преуспеть в этом деле, так это ты. Нам следует поговорить об этом завтра. Существуют некоторые препятствия, прежде казавшиеся мне непреодолимыми. Не понимаю, что заставило меня назвать его имя, но оно часто приходило мне на ум с момента нашего первого разговора. Если вы с ним объединитесь, вместе мы могли бы преодолеть всё. Но существуют некоторые препятствия, несомненно, существуют. Ты слышал, что сказал Кортаун, человек, не создающий трудности, и Биконсфилд, человек неразговорчивый. Кортаун назвал его Люцифером. Он - Люцифер. Но, клянусь, ты - человек, преодолевающий препятствия. Нам следует поговорить об этом завтра. А сейчас, друг мой, спокойной ночи!



- Что мне делать? - думал Вивиан. - Уверен, Люцифер знал бы, а я не знаю. Этот Кливленд, полагаю, все-таки всего лишь человек. Я видел ничтожных тупиц, которые колебались, и, чтобы спасти всё, делали шаг в неизвестность. Ладно! Мой череп треснул? Посмотрим. Как кипит моя кровь, или это в комнате жарко! Нужен свежий воздух (он открыл окно библиотеки). Как он свеж и нежен! Эту ночь нужно провести на балконе. Ха! Музыка! Этот голос я не спутаю ни с чьим другим. Одинокая женщина! Буду идти, пока не окажусь под ее окном.



Вивиан шел вдоль балкона на всю стену Шато. Смотря на луну, он на кого-то наткнулся. Это был полковник Делмингтон. Он извинился перед военным за то, что наступил ему на ногу, и про себя подумал: «Какого черта он здесь делает!».



КНИГА 3



ГЛАВА 1



Фредерик Кливленд учился в Итоне и в Кембридже, и, доказав в школе и в Университете, что обладает прекрасными способностями, решился для их усовершенствования на три года заточить себя в Немецкий Университет. Нельзя было представить два ума, воспитанных более противоречащими друг другу системами, чем ум Фредерика Кливленда и Вивиана Грея. Но системы, в которых они получили образование, всё же противоречили друг другу меньше, чем характеры учеников. С характером Вивиана Грея читатель уже немного знаком. Мы увидели, что он прежде времени уверился в необходимости управления человечеством посредством изучения нравов и потакания слабостям. Кливленд отвернулся от Книги природы с презрением, и, обладая необычайно острым умом, в то же время в тридцать три года знал о плодах человеческого сердца не больше, чем в свой первый приезд в Итон наивным мальчишкой.



Хотя у него не было состояния, при посредстве связей и славы, приобретенной благодаря способностям, он в ранние лета попал в Парламент. Его успех был очевиден. Именно в то время он завел тесную дружбу с нынешним маркизом Карабасом, тогда - заместителем министра. Он неустанно трудился на благо партии, к которой принадлежал заместитель министра мистер Лоррейн, и в основном благодаря их влиянию на официальные должности в партии назначали людей достойных. Когда пришел час раздавать награды, мистер Лоррейн с друзьями забыл, к сожалению, о своем юном стороннике. Он увещевал, а они улыбались, он напоминал им о близкой дружбе, а они отвечали с позиций политической целесообразности. Мистер Кливленд снизошел до Палаты общин и атаковал своих прежних соратников с невиданным ожесточением. В своих речах он пропесочивал разных членов партии, которая его бросила. Они дрожали в своих креслах, страдая от его острой сатиры, но когда очередь доходила до председателя Лоррейна, оратор вздымал свой томагавк подобно дикому индейскому вождю, атака была столь дьявольски жестокой, столь подавляющей, столь убийственной, что даже эти банальные очерствевшие чиновники дрожали, бледнели и покидали Палату общин, триумф Кливленда был блестящ, но недолог. Испытывая отвращение к человечеству, он изучил все политические хитросплетения, ему удалось договориться с кредиторами, и он сложил с себя полномочия члена парламента.



С помощью друзей Кливленд получил судейскую должность с неплохим жалованьем, но с ограниченными обязанностями, и для выполнения этих обязанностей ему следовало жить в Северном Уэльсе. Местность ему поистине подходила, поскольку он устал от мира в двадцать девять, и, увезя молодую красавицу-жену от мира, который она без него не смогла бы любить, мистер Кливленд в полной мере наслаждался роскошью коттеджа орни в самом романтичном уголке Уэльса. Здесь родились его сын и дочь, очаровательные детишки, которым отец дарил всю любовь, которую Природа предназначила для мира.



Уже четыре года Кливленд жил в затворничестве, он был несчастен. За первый год после выхода в отставку он тысячу раз проклял то мгновение аффектации, которое изгнало его из мира, теперь у него не было источников дохода, он бился, словно скакун в узде. Подобно многим, кто рожден быть оратором, подобно Каррену и Фоксу, Кливленд не был благословлен или проклят даром составления текстов, воистину, его перо было пером зрелого автора, обида мешала ему восхищаться или наставлять мир, как он пытался себя убедить, мир, низменный по своей природе, так что его аплодисменты, следовательно, не стоили ничего. На второй год он старался коротать время, интересуясь занятиями, которые Природа по доброте своей дарует сквайрам. Фермерство какое-то время держало его на плаву, но, в конце концов, он вырастил быка-рекордсмена и, получив кубок, изнывал от скуки среди коров слишком элитных, чтобы их есть, пшеницы слишком изысканной, чтобы печь из нее хлеб насущный, и плугов столь замысловато неестественных, что их изощренность мешала им быть полезными. Теперь Кливленда можно было увидеть бродящим по пустошам и горам с ружьем на плече и парой борзых позади, но тоска вернулась, несмотря на его патентованный кофейник с ситечком, так что, в конце концов, устав от спорта, он почти превратился в того, кем воображал себя в мгновения пылкого энтузиазма - мизантропом.



После долгой беседы с лордом Карабасом на следующее утром после обеда в кабинете Вивиан покинул Шато-Дезир.



Он ехал днем и ночью, и вот прибыл туда, где находилось жилище мистера Кливленда. Как ему поступить теперь? После некоторых раздумий от послал мистеру Кливленду письмо, уведомляя его, что «он (мистер Грей) привез мистеру Кливленду «важное сообщение». В сложившихся обстоятельствах он отметил, что отказывается предоставлять какие-либо рекомендательные письма. Поэтому он вполне осознает, что не имеет права жаловаться, если ему придется проехать триста миль обратно, не удостоившись беседы, но он верит, что это необходимое нарушение этикета останется без внимания.



Письмо возымело желаемый эффект, и мистера Грея пригласили следующим утром зайти на ферму Кенрич.



Войдя в комнату, Вивиан быстро взглянул на хозяина. Мистер Кливленд был высок и изящен, облик его являл идеал мужской красоты. Он вышел навстречу Вивиану с ньюфаундлендом ошую и с борзой одесную; тщательно изучив незнакомца, животные поделили между собой роскошный коврик. Мистер Кливленд встретил нашего героя холодно и сдержанно, но всё же прием не выглядел намеренно невежливым, и Вивиан польстил себе мыслью, что его манеры не были слишком уж неловки.



- Скажите, я имею честь разговаривать с сыном мистера Ораса Грея? - спросил мистер Кливленд, нахмурившись, что должно было сойти за учтивость.



- Это мне дарована честь.



- Сэр, ваш отец - самый любезный и компетентный из людей. Я имел удовольствие с ним познакомиться, находясь в Лондоне, много лет назад, когда мистеру Вивиану Грею, полагаю, не доверяли «важные миссии».



Хотя, произнося эти слова, мистер Кливленд улыбался, улыбка его была снисходительна. Скрытая насмешка в его острых глазах вспыхивала на мгновение, казалось, он спрашивал: «Что это за янки нарушил мое уединение?».



Вивиан без приглашления сел за стол в библиотеке мистера Кливленда и, не зная толком, что делать дальше, решил занять себя выяснением того, каких пятен больше не туловище старого ньюфаундленда, который сейчас, по-видимому, счастливо дремал.



- Ну, сэр! - продолжил хозяин ньюфаундленда, - какого рода сообщение вы хотите мне передать? Хотелось бы перейти к сути дела.



Именно это Вивиан сейчас решил и не делать, поэтому применил дипломатию, дабы выиграть время.



- Мистер Кливленд, утверждая, что сообщение, которое я должен вам передать, важное, я смею надеяться, что слова мои будут истолкованы в смысле ссылки лишь на мое мнение касательно характера сообщения, в таком смысле и была использована эта фраза, а не в том смысле, что оно имеет отношение к возможному или, осмелюсь сказать, вероятному мнению мистера Кливленда.



- Ладно, сэр! - ответил джентльмен несколько разочарованно.



- Что касается смысла или характера сообщения, - сказал Вивиан с одной из своих нежнейших модуляций и посмотрел в лицо мистера Кливленда взором, исполненным доброты, - он связан с политикой.



- Ну же, сэр! - снова воскликнул Кливленд, взволнованно ерзая на библиотечном стуле.



- Мистер Кливленд, если мы примем во внимание нынешний аспект политического мира, вспомним нынешнее положение двух больших политических партий, уверен, вы не будете удивлены, если я скажу, что определенные персоны думали: близок тот час, когда в мире политики произойдут тектонические сдвиги...



- Мистер Грей, что я должен понять? - прервал его мистер Кливленд, начавший подозревать, что посланец - вовсе не новичок.



- Уверен, мистер Кливленд, что не могу в полной мере судить о миссии, которую мне доверили, но, сэр, вы должны осознавать, что деликатный характер таких разоблачений...



- Мистер Грей, я уверен, что вы не сомневаетесь в моем благородстве, а что касается остального, в мире, полагаю, ходят обо мне глупые слухи, но, поверьте, вас выслушают терпеливо. Я ув

ерен: каков бы ни был характер сообщения, мистер Вивиан Грей - джентльмен, который способен оценить это сообщение должным образом.



А теперь Вивиан, успешно завладев вниманием Кливленда и убедившись в том, что его будут слушать, произведя благоприятное впечатление, полностью отбросил дипломатию и начал выражаться с лаконичностью спартанца.



- Некие благородные люди и джентльмены высокого положения и влияния, которых прежде считали столпами партии, решили на следующей сессии сменить курс. Именно для того, чтобы заручиться поддержкой и личным содействием мистера Кливленда, я сейчас в Уэльсе.



- Мистер Грей, я обещал выслушать вас терпеливо: вероятно, вы слишком молоды, чтобы хорошо знать историю жизни столь незначительной персоны, как я, иначе вы знали бы, что нет в мире темы, которую я менее склонен обсуждать, чем политику. Будь моя воля, я бы посоветовал вам думать о ней столь же мало, как я, но довольно об этом. Кто инициатор создания партии?



- Милорд Кортаун - довольно видный ее член.



- Кортаун-Кортаун, достаточно силен, но, конечно же, хороший череп виконта - не совсем та голова, которая могла бы возглавить заговор?



- Еще есть милорд Биконсфилд.



- Тоже силен, но - болван.



- Ладно, - подумал Вивиан, - наконец, всё должно открыться, - и сказал эдак удальски:



- Существует небольшая вероятность того, что нам удастся заручиться помощью маркиза Карабаса с его огромным влиянием и испытанными талантами .



- Маркиз Карабас, - почти завизжал мистер Кливленд, вскочил со стула и начал быстро ходить по комнате, а борзая и ньюфаундленд вскочили с коврика, начали трястись, огрызаться, а потом - подражать хозяину, разгуливая по апартаментам, но более величественными и статными шагами.



- Маркиз Карабас! А теперь, мистер Грей, ответьте мне честно, как джентльмен дженьльмену: маркиз Карабас посвящен в подробности этого назначения?



- Он сам это предложил.



- Тогда он еще более низок, чем я думал. Мистер Грей, я не таюсь от незнакомцев, и в миру меня преследует репутация желчного брюзги. Но все же, когда я лишь на мгновение представляю, что человек столь молодой, как вы, наделенный, смею полагать, недюжинными талантами, исполненный, я уверен, чистого и благородного воодушевления, может быть жертвой обмана, игрушкой в руках или даже истинным другом такого существа, как этот пэр-клятвопреступник, мне становится больно.



- Мистер Кливленд, - сказал Вивиан, - благодарю вас за доброту, и, хотя, возможно, мы расстанемся через несколько часов, чтобы никогда больше не встретиться, буду говорить с вами с честностью, которую вы цените и на которую, чувствую, имеете право. Я - не жертва обмана маркиза Карабаса, верю, я - не игрушка в его руках, ничего подобного. Поверьте, сэр, в Англии есть работа, которая, если взяться за нее в удачное время, может принести состояние. Сэр, я это понимаю: я, молодой человек, не связан политическими принципами, не задействован в общественной жизни, в некоторой мере, признаюсь, уверен в своих способностях, но в то же время желаю использовать власть других в своих целях. В таких обстоятельствах оказалось, что я работаю на том же фронте, что и милорд Карабас и двадцать других мужчин того же ранга психологического и морального, и, сэр, разве должен я играть отшельника в драме жизни, потому что мои собратья по актерскому ремеслу могут оказаться дураками, а иногда - и подлецами? Если маркиз Карабас оказал вам плохую услугу, а Слава твердит, что это именно так, вашей сладчайшей местью будет его превращение в вашу игрушку, ваш величайший триумф - подняться к вершинам власти благодаря его влиянию.



- Признаться, мне хотелось бы видеть в вас спутника в моей карьере. Ваши блестящие таланты давно внушают мне восхищение, и, поскольку вы ставите мне в заслугу нечто вроде добрых чувств, должен сказать, что мое желание видеть в вас коллегу невероятно возросло, когда я увидел, что эти блестящие таланты ценят в характере мистера Кливленда менее всего. Но, сэр, возможно, всё это время я ошибался, возможно, мистер Кливленд, как судачит о нем мирская молва, более - не тот амбициозный юноша, речам которого внимал Сенат, возможно, уверившись в тщете людских желаний, мистер Кливленд более охотно посвятил себя поддержке интересов своего ближайшего круга, и, развив свой интеллект в университетах двух стран, вероятно, согласен проводить часы жизни в размышлениях над деревенскими склоками.



Вивиан умолк. Кливленд слушал его, положив голову на руки. На последней фразе он встрепенулся, и что-то вроде румянца окрасило его щеки, но он ничего не ответил. В конце концов, Кливленд вскочил и позвонил в звонок. «Идемте, мистер Грей, - сказал он. - Нынче утром я не в настроении обсуждать политику. Но, как бы то ни было, ваша поездка в Уэльс не должна оказаться бесполезной. Моррис! Пошли кого-нибудь в деревню за багажом этого джентльмена. Даже у нас, жителей коттеджа, найдется кровать для друга. Идемте, мистер Грей, я познакомлю вас со своей женой».




ГЛАВА 2



Так Вивиан поселился на ферме Кенрич. Сложно было представить жизнь, полную более беспримесного счастья, чем та, которой, по-видимому, наслаждался одеренный хозяин фермы. Кртасавица-жена и очаровательные детишки, романтическая обстановка, доход, которого хватает не только для их нужд, но и для нуждающихся соседей. Чего еще желать человеку? Ответьте мне, о вы, необъяснимые мириады чувств, которые мир зовет человеческой натурой!



Три дня пролетели в приятнейшей беседе. Так давно Кливленд не видел человека, не связанного с его прежней жизнью, что общество любого было бы приятно, а тут он обрел компаньона, который знал всех и вся, был остроумен и помнил много анекдотов, разбирался в литературе и моде, его манеры были столь очаровательны, а голос так покорял.



Сердце Кливленда смягчилось, его неумолимость уступила место прежнему теплому великодушию, воцарившемуся в его сердце, он в свою очередь тоже стал остроумным, общительным и очаровательным. Когда он понял, что может порадовать другого человека, он начал радоваться сам. Характер дела, в связи с которым к нему приехал Вивиан, требовал доверия, доверие влекло за собой доброту. Несколько дней спустя Вивиан по необходимости узнал характер и положение мистера Кливленда лучше, чем если бы они были знакомы несколько лет, Вкратце:



Они разговаривали с открытым сердцем и речью,


Задушевные и искренние,


Двое друзей.



Вивиан на некоторое время сосредоточился на непосредственном предмете своей миссии, но когда, после нескольких дней общения, их сердца открылись друг другу, они заметили изумительное сходство принципов, вкусов, чувств, потом чародей произнес свое заклинание и пробудил спящего призрака амбиций Кливленда. Затворник согласился возглавить партию Карабаса. Ему следовало немедля покинуть Уэльс и отказаться от своего жилища, а за это племянник лорда Карабаса должен был тут же отказаться в его пользу от должности со значительным жалованьем, и, получив какое-то обеспечение для своей семьи, Фредерик Кливленд приготовился побороться за более важную должность.



ГЛАВА 3



- Мистер Кливленд красив? - спросила у Вивиана миссис Феликс Лоррейн, когда он вернулся, - а какого цвета у него глаза?



- Клянусь честью, мне в голову не пришло посмотреть в его глаза, но, думаю, он не слепой.



- Какой же вы глупец! Молю, скажите мне, насмешник, он забавный?



- Что миссис Феликс Лоррейн подразумевает под словом «забавный»? - спросил Вивиан.



- О! Вы всегда меня дразните своими определениями, уходите. Я с вами поссорюсь.



- Кстати, миссис Феликс Лоррейн, как поживает полковник Делмингтон?



Вивиан выиграл пари. Мистер Кливленд приехал. Маркиз пожелал, если возможно, не встречаться со своим старым другом до обеда. Он подумал, что в окружении гостей неловкие воспоминания о Сенате рассеются. Но, к сожалению, мистер Кливленд прибыл примерно за час до обеда, и, поскольку был холодный осенний день, большинство гостей, живших в Шато-Дезир, собрались в гостиной. Маркиз вышел вперед, чтобы принять гостя со степенным достоинством, своей самой аристократической походкой, но на полпути его коронационный шаг выродился в поступь тщеславия, потом он начал волочить ноги, неуклюже, смущенно, со смесью дерзости и дрожи, потом протянул новоприбывшему гостю левую руку. Мистер Кливленд казался ужасно учтивым и любезно надменным. Он приветствовал маркиза улыбкой одновременно вежливой и мрачной, напоминая кого-то вроде Голиафа, если вы видели филистимлян на старых немецких гравюрах, он смотрит свысока на израильских воинов-пигмеев.



Как обычно бывает, когда нужно уладить важное дело и решить много вопросов, дни пролетели, но будущая система партии прояснилась очень мало. Вивиан сделал одну-две безуспешных попытки вернуть маркиза в деловое русло, но его светлость так и не решился довериться Кливленду, и, действительно, в присутствии будущего лидера своей партии почти терял дар речи, так что утром маркиз натравил на своего бывшего друга двух лордов и сэра Бердмора, а потом, в качестве компенсации за то, что не встретил мистера Кливленда утром, был чрезвычайно вежлив с ним за обедом и все время спрашивал, «как ему понравилась поездка?», каждый раз с ним чокаясь.



Всё остальное время он настоятельно просил свою преданную советницу миссис Феликс Лоррейн «ради Бога, избавить его от этого человека», эта леди, добрая по природе, лишь для того, чтобы оказать услугу его светлости, была столь добра, чтобы оказывать покровительство мистеру Кливленду, и на четвертый день прогулялась с ним при луне.



Мистер Кливленд находился в Шато-Дезир уже десять дней, на следующее утро он собирался отбыть в Уэ.льс, чтобы всё подготовить и сразу поселиться в столице. Все важные вопросы были отложены до их встречи в Лондоне. Мистер Кливленд согласился принять на себя руководство партией в Палате общин и получил личное обещание лорда Кортауна по поводу обещанной должности.



Был сентябрський день, чтобы скрыться от чрезмерной жары, но в то же время насладиться свежим воздухом, Вивиан писал свои письма в теплице, двери которой выходили в одну из гостиных. Многочисленные гости, почтившие Шато своим присутствием, насколько он понял, выехали на экскурсию с пикником к источнику Фей, в прекрасное местечко на расстоянии около десяти миль, и среди искателей приключений, как ему мнилось были миссис Феликс Лоррейн и мистер Кливленд.



Вивиан несколько удивился, услышав голоса в соседней комнате, а потом удивился еще больше, оглянувшись и увидев, что голоса принадлежат двум людям, которые, как он думал, находились далеко отсюда.



Какие-то высокие американские растения скрывали Вивиана от их взора, но ему было отлично видно всё происходящее, а сцена была необычайная. Миссис Феликс Лоррейн стояла на коленях у ног мистера Кливленда, на лице ее отражались самые противоречивые чувства, в ней боролись жажда покорять, мольба, гнев, и, можно это так назвать, любовь. Лицо ее визави не было видно, но, очевидно, он не улыбался: было брошено несколько поспешных фраз, и они вышли из комнаты через разные двери, леди - в отчаянии, джентльмен - с чувством отвращения.



ГЛАВА 4



Теперь Шато-Дезир почти опустел. Миссис Миллион поехала дальше на север. Кортауны, Биконсфилды и Кроупы быстро уехали вслед за мистером Кливлендом, а когда семьи, составляющие основной корпус гостей, уезжают, безымянные никто, всегда слоняющиеся по сельским поместьям великих, например. художники, туристы, авторы и прочий домашний скот, вскоре исчезают.



Вивиан Грей согласился остаться еще на две недели по настоятельной просьбе маркиза.



Всего через несколько дней Вивиана поразили неожиданные перемены в отношении к нему его светлости.



Маркиз стал замкнут и неразговорчив, почти не говорил о «великом деле», которое прежде было единственной темой его разговоров, ворчал из-за каких-то договоренностей и, когда упоминали мистера Кливленда, демонстрировал явное ехидство в его адрес. Эти резкие изменения встревожили Вивиана столь же, сколь удивили, он поделился своими чувствами и наблюдениями с миссис Феликс Лоррейн. Леди согласилась с ним, что что-то определенно пошло не так, но, к сожалению, не смогла дать ему ключ к разгадке тайны. Она выразила живейшую обеспокоенность, сказала, что любое непонимание необходимо устранить, и предложила с этой целью свои услуги.



Несмотря на ее явно выраженную тревогу, у Вивиана были свои собственные представления касательно этого предмета, и, исполненный решимости распутать это дело, он обратился к маркизе.



- Надеюсь, ваша светлость сегодня хорошо себя чувствует. Сегодня утром я получил письмо от графа Комона. Он пишет, что выписал из Парижа самого очаровательного из пуделей, которого вы могли бы себе представить! Вальсирует, как ангел, и разыгрывает пословицы на задних лапах.



Глаза ее светлости вспыхнули восхищением.



- Я попросил Комона, чтобы он незамедлительно прислал мне этого пуделя, после чего буду иметь удовольствие вручить его вашей светлости.



В глазах ее светлости сияла радость.



- Думаю, - продолжил Вивиан, сегодня мне нужно проехаться верхом. Кстати, как поживает маркиз? Кажется, в последнее время он не в духе.



- О, мистер Грей! Не знаю, что вы с ним сделали, - сказала ее светлость, перебирая по меньшей мере дюжину браслетов, - но, но...



- Но что?



- Он думает, он думает.



- Что думает, дражайшая леди?



- Что вы плетете интриги, мистер Грей.



- Плету интриги!



- Да, мистер Грей! Заговор, заговор против маркиза с мистером Кливлендом. Он думает, что вы заставили его служить вашим целям, а теперь собираетесь от него избавиться.



- Превосходно, а что еще он думает?



- Думает, что вы слишком громко говорите, - ответила маркиза, по-прежнему перебирая браслеты.



- Ладно! Это шокирующе вульгарно! Позвольте посоветовать вашей светлости изменить порядок этих браслетов, разместить голубой и серебряный на фоне каштанового. Будьте уверены, в таком порядке носят в Вене. А какие еще истины изрекал маркиз?



- Он думает, что вы в целом слишком авторитарны. Не то чтобы я так считала, мистер Грей: уверена, в общении со мной вы были всемерно галантны. Голубой и серебряный на фоне каштанового, вы сказали? Да, определенно, так красивее. Я не сомневаюсь, что маркиз ошибается, осмелюсь попросить вас незамедлительно уладить это дело. Не забудете про очаровательного пуделя, мистер Грей? И не рассказывайте маркизу о нашем разговоре.



- О! Конечно, не расскажу. Распоряжусь зарезервировать место для пуделя и немедленно отправить его в карете, а сейчас я должен отлучиться. Не забудьте, голубой и серебряный на фоне каштанового. Хорошего дня вашей светлости.



- Миссис Феликс Лоррейн, я - ваш покорнейший раб, - сказал Вивиан Грей, встретив леди на пристани. - Не вижу причин для того, чтобы не отвезти вас в этот ясный денек к источнику Фей, мы давно об этом договаривались.



Леди улыбнулась, милостиво соглашаясь: тут же велели подать фаэтон с пони.



- Как приятно мы с леди Кортаун поговорили о мартингалах! Думаю, я один такой сочинил, нет? Умоляю, миссис Феликс Лоррейн, скажите, что такое мартингал? Клянусь честью, я забыл, или никогда не знал.



Если вы нашли мартингал для матери, Вивиан, было бы неплохо, если бы вы нашли узду для дочери. Бедняжка Синтия! Однажды я хотела попросить маркизу вмешаться, но о таком забываешь.



- О таком забываешь, - воскликнул Вивиан, - я рассказал миссис Кливленд вашу превосходную историю о лейденском профессоре. Единогласно было решено, что это - лучшая из дошедших до нас историй о призраках. Кажется, вы говорили, что были знакомы с профессором.


- Ну, я часто с ним виделась, и слышала историю лично от него. И, как я уже упоминала прежде, вовсе не будучи суеверным, он был истинным вольнодумцем. Знаете, мистер Грей, я получила сегодня такой интересный пакет из Германии, от моего кузена, барона Роденштайна. Но следует попридержать все истории до вечера - приходите в мой будуар, и я прочту их вам. Одна из историй даже вас заставит изменить свое мнение. Она произошла лично с Роденштайном, не далее как три месяца назад, - серьезным тоном добавила леди. - Роденштайны - удивительное семейство. Моя мать была из Роденштайнов. Нравится вам вот это? - миссис Феликс Лоррейн показала Вивиану крошечную миниатюру на цепочке, украсившей ее шею. Это был портрет юноши в костюме немецкого студента. Его пышные каштановые волосы ниспадали на плечи, синие глаза горели столь загадочным вдохновением, что могли бы принадлежать юному пророку.



- Очень, очень красиво!



- Это Макс, Макс Роденшайн, - дрожащим голосом сказала леди, - его убили в Лейпциге, он возглавлял компанию друзей и товарищей по учебе. О, мистер Грей! Это поистине произведение искусства, но если бы вы уидели оригинал, вы бы иначе посмотрели на этот тусклую выцветшую копию.



Портрет воздает ему должное, но это вовсе не творение простого смертного.



Вивиан посмотрел на свою спутницу несколько удивленно, но выражение лица миссис Феликс Лоррейн свидетельствовало о том, что она шутит, столь же, сколь и облик юного студента, миниатюрный портрет которого покоился на ее груди.



- Вы сказали, это не творение простого смертного, миссис Феликс Лоррейн?



- Боюсь утомить вас своими историями, но одну я все-таки расскажу, ее доказательства столь убедительны, что даже мистер Вивиан Грей выслушает ее без насмешек.



- Насмешки! О дражайшая леди, разве я когда-нибудь над вами насмехался?



- Макс Роденштайн составлял славу своего рода. Он был столь красив душой и телом, что вы не можете себе это вообразить, а я и не буду пытаться описать. Благодаря этой миниатюре вы получили слабое представление о его облике, но это - лишь копия копии. Единственным желанием баронессы Роденштайн, которое так никогда и не удалось выполнить, было обладание портретом своего младшего сына, но ни за какое вознаграждение Макс не соглашался на воспроизведение его облика. Его старая нянька сказала ему: в то мгновение, когда закончат его портрет, он умрет. Условие, при котором столь прекрасному существу позволено оставаться в этом мире, постоянно повторяла она - его красоту нельзя повторять. Примерно за три месяца до начала битвы под Лейпцигом, когда Макс отсутствовал в Университете, находящемся на расстоянии четырехсот миль от замка Роденштайнов, однажды утром баронессе прислали большой ларец. Открыв его, она обнаружила там картину, портрет своего сына. Краски были такие яркие, рисунок столь невероятен, что на некоторое время она забыла о странности ситуации, восхищаясь произведением искусства. В уголке картины еще не высохла краска букв, изучив надпись, они прочли: «Нарисовано вчера ночью. Теперь, миледи, ваше желание исполнено». Моя тетя упала без чувств на руки барона.

Загрузка...