ГЛАВА 15



Прошла почти неделя с отъезда барона, и в Купальни приехали два молодых джентльмена - друзья мистера Сент-Джорджа по колледжу. Это были мистер Энтони Сент-Леже и мистер Адольфус Сент-Джон. Под академической сенью Крайстчерча эти трое джентльменов были известны как «Все святые». Юные товарищи называли их более воинственно - «Три победителя», Святой Георгий, святой Иоанн и святой Антоний.



Сент-Джон и Сент-Энтони только что завершили турне по Европе, «гранд-тур», отпраздновав Пасху в Риме, они вернулись из Италии через Тироль. После этого они побывали в большинстве городов Германии, в в начале июля оказались в Купальнях Эмса. Двухгодичное путешествие не оказало на этих святых персонажей какое-либо зримое влияние. Посетив все столицы Европы, они лишь в полной мере познакомились с безумствами каждой из них, и единственное отличие, которое можно было заметить в их поведении по возвращении, заключалось в том, что манерничанье их стало еще более причудливым, чем прежде, и, следовательно, еще больше веселило окружающих.



- Corpo di Bacco, победитель! Кто бы мог подумать, что мы встретим тебя здесь, святой! Клянусь бровью Венеры, дух мой ликует! - воскликнул Сент-Энтони, очень любивший переиначивать итальянскую божбу на английский манер.



- Это просто страсть как прекрасно, Сент-Энтони, что мы встретились после отъезда из Парадизо, а если выражаться языком грубым, Сент-Джордж, с тех пор, как мы свалили из Италии. «Италия! О, Италия!». Остальное я забыл, может быть, ты помнишь. Самое лучшее во всей этой истории, клянусь Гаспаром!



Сент-Джон очень любил искусство, в общем, он был покровителем изящных искусств, рассылал заказы в студии наиболее прославленных скульпторов Италии и обо всех предметах рассуждал лишь с точки зрения того, могут ли они служить материалом для художника. В соответствии с принципами школы, учеником которой был мистер Сент-Джон, единственная польза от человеческих страстей - создание ситуаций для исторического художника, и природу, по мнению приверженцев этой школы [Греч: to kalon], должно ценить лишь за то, что она предоставляет намеки для более полного понимания Клода или Сальватора.



- Клянусь кольцом Венеры, чертовски прекрасная женщина! - воскликнул Сент-Энтони.



- Превосходная дама! - рявкнул Сент-Джон. - Столь свободные манеры, грациозная осанка, выпуклая ключица. Что за материал для Ретча!



- Во имя Граций, кто это, мио санто?



- Да, назови имя этой сеньоры белиссима.



- «Лакомый кусочек», как ты выразился, Сент-Джон, это моя сестра.



- Черт!



- Диаволо!



- Ты представишь нас ей, святейший из людей?



Они оба попросили об этом, одновременно приглаживая усы.



Двоих святых представили должным образом в свое время, но оказалось, что внимание мисс Фейн всегда чем-то поглощено, и, получая не очень воодушевляющие ответы от леди Мадлен, они объявили ее светлость чертовски язвительной дамой, пройдя общую цензуру раздражающей холодности английской дамы, они теперь сутками вертелись в апартаментах мисс Фицлум, которой их представил Сент-Джордж как своих самых близких друзей, и там их приняли с большим дружеским теплом.



- Клянусь аспектом Дианы, прекрасные девушки, - божился Сент-Энтони.



- Великолепные цвета! Настоящая венецианка! Аурелия - идеальная модель Джорджоне! - подтверждал Сент-Джон.



- Мадлен, - однажды утром сказал Сент-Джордж сестре, - ты не возражаешь составить нам с Фицлумами компанию, чтобы провести день в Нассау? Ты ведь знаешь, мы часто это обсуждали, самочувствие Вайолет сейчас так улучшилось, а погода так хороша, конечно, никаких возникнуть возражений не должно. Фицлумы - милейшие люди, и хотя ты не в восторге от этих святых Санти, все же, клянусь, когда ты познакомишься с ними ближе, увидишь, что это - очень приятные люди, невероятно благожелательные, прекрасная компания для такой вечеринки. Не отказывай мне. Я твердо настроен на то, что вы к нам присоединитесь. Умоляю, кивни в знак согласия. Теперь я должен идти, мне надо всё организовать. Давай посмотрим: Фицлумов семь человек, потому что нам следует ожидать не менее двоих мальчиков, кроме того, ты, Грей, Вайолет и я, то есть - четыре, святые Санти, ладно, достаточно, приятнейшая компания. Полдюжины слуг и столько же ослов будут везти провизию. Мы поедем в трех легких экипажах. «Клянусь жезлом Меркурия!», - как побожился бы Сент-Энтони, прекрасный план!



- Клянусь дыханием Зефира! Чудеснейший день, мисс Фейн, - сказал Сент-Энтони в день экскурсии.



- Настоящий Клод! - сказал Сент-Джон.



- Почти так же красиво, как зимним днем в Италии, мистер Сент-Леже? - спросила мисс Фейн.



- Едва ли! - ответил Сент-Энтони, восприняв этот вопрос всерьез.



Экипажи стояли у дверей, в первый экипаж села миссис Фицлум с двумя дочерьми и путешествующие святые. Второй экипаж вез леди Мадлен, мистера Фицлума с двумя сыновьями, в третьем ехали мистер Сент-Джордж и Аурелия Фицлум, мисс Фейн и Вивиан.



Экипажи неслись вперед, день был прекрасный, на небе - ни облачка, веял зефир, спасая от солнцепека. У всех было прекрасное настроение, Сент-Джорджа назначили церемониймейстером, и он рассадил компанию по экипажам к вящему удовольствию путешественников. Сент-Энтони поклялся душой Психеи, что Августа Фицлум - ангел, а у Сент-Джона такой же восторг вызывала Араминта, взгляд которой напоминал ему Флору Тициана. Миссис Фицлум по природе своей была склонна к молчанию, не прерывая поток красноречия святых Санти, громогласно проявлявших свое фатовство, а четыре сестры все время его хвалили. Мать сидела и восхищалась этими отпрысками благородного древа. Молодые Фицлумы в пунцовых галстуках с огромным воодушевлением беседовали с леди Мадлен, а их счастливый отец смотрел на них с довольством и любовью, мысленно уже представляя, как их скоро зачислят в полк.



Дорога из Эмса в Нассау вьется по берегам Лана, два лье очаровательного пейзажа, в конце пути с вершины величественной горы, покрытой густым лесом, открывается вид на высокую башню старинного замка Нассау. Извилистая тропа огибает гору и петляет в разнообразии лесного пейзажа, отовсюду можно любоваться окрестностями. Наконец, вы попадаете в старый замок, просторные палаты которого хоть и превратились в серые руины, поросшие кустарником, все равно хранят печать величия своего бывшего господина, могущественного барона, своим мечом завоевавшего для потомков трон.



Кажется, все были счастливы, но более всех - Вайолет Файн. Никогда она не была столь прекрасна, как сегодня, никогда прежде не была она столь оживлена, никогда прежде не могла она похвастать столь мелодичной музыкой пульса или более оживленным танцем кровяных телец. Осмотрев все старинные покои замка и открыв, как им хотелось думать, все тайные переходы, темные подземелья и скрытые двери, они покинули эти любопытные руины Средних веков и вскоре спустились по пологим склонам в чудесный кустарник, после чего снова оказались на дне долины.


Здесь они посетили современное шато барона фон Штайна, одного из наиболее прославленных и могущественных политиков, когда-либо рожденных в Германии. Будучи министром Пруссии, он внедрил реформы, которые потом усовершенствовал знаменитый Гарденберг. Более пятисот лет семья Штайн сохраняла свои территориальные владения в долине Лан. Их семейный замок, сейчас - руины, а прежде - феод Дома Нассау, лишь колоритная площадка для игр нынешнего лорда.



За полдень очарованные странники начали жаловаться на усталость, к тому времени они уже оказались на милейшей зеленой поляне на окраине леса Нассау. Окруженная лесом тенистая долина напоминала древнеримский амфитеатр.



Со скалистой расселины в этих зеленых горах с необузданной силой низвергался поток, и взрыв брызг, вызванный его падением, скрывал то место, где он воссоединялся с рекой - маленькой и утонченной, солнечные лучи согревали ее холодность, склоняя светлые головки над ее водами.



Из-под ее распростертых ветвей певчие Природы возглашали веселую разноголосицу:



Во славу Господа и нежной юности их любви.



На берегах сей реки слуги под активным руководством Эспера Георга подготовили банкет для вечеринки. Скатерть положили на рельефный выступ дерева и дерна, деревенские стулья из того же материала окружали живописный стол. Здесь сияли краски и фактуры, которым мог бы воздать должное лишь Веронезе: паштеты и птица, дичь и различные сорта рыбы, чешуя которых светилась всеми оттенками призмы, а среди пирамид из фруктов возвышались бокалы из невероятного стекла, стоившие тех знаменитых вин, которые в них наливали.



- Прекрасно! - заявила мисс Фейн. - Я никогда не стала бы участвовать в безрассудной вечеринке вроде этой, если распорядитель - не Альберт.



- Мне не следует брать всю организацию на себя, Вайолет. Сент-Джон - дворецкий, а Сент-Леже - мой вице-камергер.



- Ну что же, я не смогу оценить работу мистера Сент-Джона, пока не испробую мальвазию, которую он нам пообещал, а что касается второй части вечеринки, мистер Сент-Леже, я уверена - это искушение могло бы стать грехом, даже если святой Антоний сможет ему противостоять.



- Клянусь телом Вакха, чертовски хорошо сказано! - побожился мистер Сент-Леже.



- Эти горы, - сказал мистер Сент-Джон, - напоминают мне одну из прохладных долин Гаспара. Но наша вечеринка придала им совсем другой характер, настоящий Ватто!



- А теперь, миссис Фицлум, - сказал Сент-Джордж, пребывавший в своей стихии, - позвольте порекомендовать вам кусочек этой щуки! Леди Мадлен, я послал вам ягненка. Мисс Фицлум, надеюсь, Сент-Энтони о вас заботится.



Райтсон, принесите тарелку мистеру Сент-Леже. Святой человек, и какой любезный! Послал цыпленка Араминте. Грей вас угостил, Вайолет? Аурелия, это для вас. Уильям Питт Фицлум, предоставляю вам возможность позаботиться о себе самому. Джордж Каннинг Фицлум, позаботьтесь о дамах рядом с вами. Еспер Георг! Где Эспер? Сент-Джон, кто ваш уполномоченный в выборе вин?



Райтсон! Принесите из реки те продолговатые зеленые бутылки и поставьте шампанское под ивой. Ваша светлость попробует светлый кларет? Миссис Фицлум, возьмите свой бокал, ничего, кроме бокалов. здесь не позволено, по особому требованию мисс Фейн!



- Сент-Джордж, вы - святой человек! - сказала мисс Фейн. - Думаю, вы очень дерзки. Вы не стали бы моим святым покровителем, если вообще применяете такие слова.



В течение следующего часа только вызывали слуг, гремели ножами и вилками, доставали пробки, внезапно раздавался громкий смех, причиной которого не были какие-либо блестящие наблюдения Святых Санти или других гостей, это был лишь результат избытка веселья присутствующих.



- Что же, Аурелия, - сказала леди Мадлен, - наш нынешний образ жизни нравится вам больше, чем пир в старом зале, занавешенном знаменами и поцарапанныси щитами, в лабиринтах таинственных коридоров и темных подземелий?



Аурелии так польстило замечание леди Мадлен, что она ничего не ответила, возможно, потому что собиралась съесть яйцо ржанки.



- Думаю, всем нам следует вернуться в эту долину, - сказала мисс Фейн, - и с огромным успехом возродить времена феодализма. Альберт может отвезти нас в замок Нассау, а вы, мистер Фицлум, можете заново укрепить старую башню Штайн. У вас двое сыновей собираются вступить в Гвардию - боюсь, нам следует стать вашими вассалами. Так что же нам делать? Мы не можем каждый день устраивать вечеринки в лесу, думаю, мы друг от друга устанем. Нет! Кажется, это невозможно, вам всем так не кажется?



Все:



- Невозможно!



- Но у нас должна быть какая-то постоянная цель, какая-то причина для вечного воодушевления, какой-то неистощимый источник новых эмоций. Конечно, от новых идей нам следует отказаться - мы не собираемся на весь сезон уезжать в Лондон, чтобы по возвращении поражать провинциальных кузин новыми мнениями. Нужно изобрести какую-то цель, всем нам следует что-то делать. Придумала! Альберту надо стать тираном.



- Весьма вам признателен, Вайолет.



- Да! Жестокий, беспринципный, мстительный, безжалостный тиран с длинной черной бородой, не могу сказать, насколько длинной, раз в двадцать длиннее, чем усы мистера Сент-Леже.



- Клянусь бородой Юпитера! - побожился Сент-Энтони, почти вскочив с места и тыча большим и указательным пальцами в надувшего губы изысканного албанца. - Клянусь бородой Юпитера, мисс Фейн, я вам очень признателен.



- Прекрасно, - продолжила Вайолет, - Альберт будет тираном, а леди Мадлен тогда следует быть несчастной, терзаемой, преследуемой женщиной, которая живет на черном хлебе и зеленой воде в заброшенном подземелье. Моя роль - найти ее узилище. Странная музыка привлечет мое внимание к замку, в котором я раньше не бывала. Там я явственно услышу женский голос, напевающий «Хор подружек невесты» с двойным педалированием Эрарда. Благодаря помощи исповедников двух семейств - двоих пьющих, шумных, наглых, очень растленных и забавных монахов, а именно - наших святых друзей...



Мистер Сент-Леже и мистер Сент-Джон поклонились мисс Фейн.



- Очаровательнейшая девушка - мисс Фейн, - шепнул Сент-Энтони своей соседске мисс Фицлум. - Какой стиль!



- Изумительная, очаровательная девушка, какой стиль! И сегодня в ударе, полагаю.



- Определенно! Еще и озорница, не всем это нравится. Уверен, сейчас она скажет что-то о вас.



- О, если она действительно что-то скажет обо мне, я очень сильно удивлюсь! Для вас это все может быть прекрасно, но мисс Фейн должна понимать...



Прежде, чем эта напыщенная фраза была произнесена до конца, произошло событие, помешавшее мисс Фейн продолжить распределять роли и сведшее на нет грядущий гнев мисс Фицлум.


Мисс Фейн, как мы уже сказали, вдруг замолчала, все повернулись туда, куда она смотрела так, словно увидела призрака.



- На что вы смотрите, Вайолет? - спросил Сент-Джордж.



- Вы ничего не видите? Никто из вас ничего не видит?



- Нет, ничего!



- Мистер Грей, вы-то уж, конечно, должны видеть.



- Ничего не вижу.



- Но это не может быть подделкой, это невозможно. Я вижу четко, это не может быть сном. Взгляните! Там, на верхней ветке, оно шевелится!



Какие-то странные резкие звуки в голосе Пульчинеллы привлекли всеобщее внимание, и вот! Высоко в воздухе, под высоким каштаном, появился силуэт Пульчинеллы - он скакал и вольтижировал в воздухе без какой-либо материальной опоры. Вдруг он издал еще один пронзительный крик, хлопнул в ладоши и, самодовольно похлопывая свой обширный живот, продолжал танцевать с неизменной энергичностью, качая странной головой при виде изумленных гостей.



- Кто это, кто это может быть? - закричали все. Миссис Фицлум визжала, а святые Санти, кажется, пребывали в недоумении.



- Кто это, кто это может быть?



Прежде чем кто-то успел высказать догадку, силуэт выскочил из-за деревьев и в одно мгновение подскочил к праздничному столу, теперь все видели, что он держится на двух ходулях. Миссис Фицлум снова завизжала. Силуэт начал передразнивать своим странным голосом их вопли, постепенно поднимая одну огромную ходулю в воздух, стоя лишь на одной подпорке, которая скрывалась за спиной очаровательной Араминты.



- О! Неподражаемый Эспер Георг! - воскликнула Вайолет Фейн.



Тут синьор Панч затянул песню, тон которой соответствовал характеру его персонажа, а стиль стяжал всеобщие аплодисменты, затем, подпрыгивая, шагая и снова прыгая, он вновь оказался под каштаном. Мгновение спустя он без ходулей подошел к столу. Здесь, на траве, он возобновили свои ужимки: стучал по носу правой ногой, подпрыгивая на левой, выделывал невероятные сальто и различные другие трюки, и все эти движения - под вдохновляющую музыку егособственного мелодичного голоса. Наконец, подпрыгнув высоко в воздухе, он упал, словно все его суставы вмиг ослабли, а миссис Фицлум, думая, что его кости действительно сломаны, снова завопила. Но теперь Эспер начал чудесное представление - мертвое тело, одержимое дьяволом, и спустя мгновение его разбитое вдребезги тело, очевидно, не поддерживаемое никакими конечностями, начало прыгать и перемещаться по земле со сверхъестественной скоростью. Наконец, он скрылся за каштаном.



- Воистину я думаю, - сказал Сент-Джордж, - что это - самый приятный день из всех дней моей жизни.



- Определенно! - подтвердил Сент-Энтони. - Сент-Джон, помните нашу вечеринку в Пестуме с леди Калабрией МакКратер и маркизом Агригентумом. Так та вечеринка в подметки этой не годится! Абсолютно! Знаете, та вечеринка мне казалась очень скучной.



- Да, слишком утонченная, слишком хорошо продуманная, никакой импровизации, pittore improvisatore. Такого рода вечеринка должна быть более эскизной по стилю, лишь набросок, больше свободы и меньше деталей.



- Эспер сегодня явился перед публикой, - сказал Вивиан мисс Фейн, - после долгого, и, осмелюсь сказать, болезненного воздержания. Но, надеюсь, вы его простите. Кажется, это всё для того, чтобы нас развлечь.



- Думаю, это прелестно. Смотрите! Он идет снова.



Теперь Эспер появился в привычном костюме, в котором Вивиан впервые встретил его на ярмарке. Поклонившись, он беззаботно ударил по струнам мандолины, проверил звучание, а потом начал сладкогласую песнь, пел он с отменным вкусом, а голос казался еще более сладким по контрасту с предыдущими резкими звуками, пел он очаровательнейший романс. Зрители очень тепло ему аплодировали, а больше всех аплодировала мисс Фейн.



- О, неподражаемый Эспер Георг, как нам тебя отблагодарить должным образом! Как прекрасно он играет! У него достаточно красивый голос. О, как нам не пуститься в пляс? Ну разве не очаровательно? Еще и играет на гитаре. И что за очаровательный газон!



Все:



- Очаровательно, очаровательно!



Гости встали из-за стола.



- Вайолет, дорогая, что ты собираешься делать? - спросила леди Мадлен.



- Клянусь носком Терпсихоры! - воскликнул мистер Сент-Леже. - Я собираюсь танцевать.



- Но вспомни, как много ты сегодня сделала! Давай сохранять умеренность: хотя ты чувствуешь себя намного лучше, все же подумай, как ты отступаешь сегодня от своих обычных привычек!



- Но, дражайшая леди Мадлен, при мысли о танцах на газоне мне становится так хорошо!



- Клянусь Грациями, я - за вальс, - сказал Сент-Энтони.



- Советовать этот танец - конечно, слишком большая вольность, - сказал Сент-Джон.



- Нет-нет, - возразила Вайолет, - давайте все танцевать сельский танец.



Но миссис Фицлум предпочла кадриль.



Кадриль вскоре сформировали: Вайолет заглаживала свою вину за то, что не танцевала с Вивианом у Великого герцога. Она была бодра и успешно конкурировала с мистером Сент-Леже, который, очевидно, гордился собой, как заметил мистер Фицлум, и «своей фантастической легкой прыгучестью». Сейчас он выделывал пируэты, как Поль, и позитуры, как Альберт, но вот мисс Фейн затмила все его усилия, непревзойденно подражая стремительной, как стрела, манере Ронци Вестриса. Сент-Энтони впал в отчаяние, но восхищался, он использовал секретный прием, которому его научил испанский танцовщик в Милане, но потом мисс Фейн победила его окончательно с помощью па-де-де «Зефир» изысканной Фанни Байес.



Когда прибыли экипажи, день клонился к закату, у молодых людей не было настроения возвращаться обратно, а если они сядут в карету, день, кажется, закончится навсегда, поэтому кто-то предложил пройти часть обратного пути пешком. Леди Мадлен слегка возражала против того, чтобы Вайолет присоединилась к компании - после энергичных танцев для мисс Фейн может быть опасна поездка в открытом экипаже, прогулка предстояла долгая, но все сошлись во мнении, что сократить ее нельзя, Вайолет заявила, что ни в коей мере не устала, и было выбрано меньшее из зол. Экипажи покатились вперед, где-то на полпути к Эмсу два пустых экипажа должны были ждать компанию гуляющих. Леди Мадлен улыбалась с нежной любовью и махала Вайолет рукой, пока та не скрылась из виду.



- А теперь, - сказал Сент-Джордж, - господа, меня посетила мысль: вместо того, чтобы возвращаться по той же дороге, мы могли бы пройти через этот лесок, видите, тут прекрасная тропинка. Нам нужно пройти по ней до захода солнца, не сомневаюсь, она выведет нас к старому коттеджу, который вы видели, Грей, когда мы проезжали мимо, я видел там ворота и тропинку, именно там мы впервые увидели замок Нассау, никаких сомнений. Видите, вот прямой угол, сменив маршрут, мы выгадаем, по крайней мере, минут пятнадцать, а это - значительная выгода, учитывая, что нам придется идти примерно три мили. Всё ясно, если я в чем-то разбираюсь в этой жизни, так это в том, как найти дорогу.



- Думаю, вы разбираетесь во всем, - нежно и сентиментально прошептала Аурелия Фицлум. - Уверена, своим сегодняшним счастьем мы обязаны вам!



- Если разум мой разбирается во всем, сердце мое принадлежит лишь одной даме!



Поскольку всем хотелось, чтобы их убедили, никто не выдвинул аргументы против мнения мистера Сент-Джорджа по этому вопросу, а некоторые уже зашли в лес.



- Альберт, - сказала мисс Фейн. - Не нравится мне идея прогулки в лесу в столь позднее время, умоляю, давайте вернемся.



- О, что за глупости, Вайолет! Идемте. Если не хотите в лес, можете идти по дороге, встретитесь с нами у ворот - там идти всего минут пять.



Не успел он еще закончить фразу, а все уже были в лесу, некоторые даже зашли довольно далеко. Вивиан настоятельно посоветовал Вайолет к ним не присоединяться, он был уверен, что леди Мадлен это не одобрит, что там очень опасно, и, кстати, пока он говорит, за кем они идут? Он их не видит. Вивиан окликнул товарищей, все ответили, и еще тысячегласое эхо.



- Нам, конечно же, лучше идти по дороге, мы заблудимся, если попытаемся следовать за ними, ничто не запутывает более, чем прогулка в лесу, нам намного лучше держаться дороги.



Так что они пошли по дороге.



Солнце уже спряталось за горами, чья волнообразная гряда возвышалась на фоне пурпурного неба. Тонкий серп молодого месяца плыл над восточными холмами, чьи густые леса озаряло не омраченное облаками великолепие сумерек. Над вершиной пурпурной горы сияла одинокая вечерняя звезда. После захода солнца вся природа, кажется, погрузилась в абсолютную тишину. Птицы замолчали, бриз, освежавший их на протяжении всего дня, исчез, словно его работа закончена, но мрачные звуки и видения ужасной Ночи еще не решались восторжествовать над поверженным смертью Днем. Невидимы были шуршащие крылья летучей мыши, не слышно уханье бодрствующей совы, не слышен сонный рокот рожденных в мраке жуков! Чье сердце не признает над собой власть этого часа, сладкого и утешительного часа сумерек! Часа любви, часа обожания, часа отдохновения! Часа, когда мы думаем о любимых, сожалея лишь о том, что не любили сильнее, часа, когда мы вспоминаем своих врагов лишь для того, чтобы их простить!



Вивиан и его прекрасная спутница наслаждались волшебством этого часа, как и следует всем, в молчании. Ни слова не было произнесено, хотя молчание иногда - тоже язык. Они смотрели в глаза друг друга, и снова смотрели, их душа была одним целым со звездным небом, горами и лесами, и нежными тенями растущей луны. О, кто сможет описать чувства окрыленной души в этот священный час, когда мы почти перестаем осознавать, что существуем, и наша душа, кажется, пытается пронзить будущее подобно стреле! В лесу таинственного Оденвальда, в одиноком уединении Бергштрассе, Вивиан всегда находил в этот час утешение для раненой души, боготворя природу, он часто забывал о людях. Но сейчас, как никогда прежде ощущая силу воздействия природы, полностью забыв людей и человеческий мир, испытывая эмоции хоть и не поддающиеся определению, но кажущиеся ему новыми, он испугался, вспомнив, что всё это испытывает в присутствии человеческого существа! Он смотрит на Венеру или на кого-то еще, сияющего столь же ярко, как вечерняя звезда? Он думал, что смотрит в лицо природы, но оказалось, что взор его радует лицо прекраснейшей из дочерей природы!



- Вайолет! Дражайшая Вайолет!



Как в восхитительном сне спящего пробуждает от блаженства звук его собственного восхищенного голоса, так Вивиан, произнеся это, очнулся от своих грез и вернулся в мир, о котором забыл.



Мгновение спустя слова полились стремительным и бессвязным потоком, такие слова мужчины произносят лишь однажды в жизни. Он рассказывал о своих юпошеских безумствах, своих несчастьях и своей ничтожности, о том, что взгляды его развились, принципы непоколебимы, он говорил о своих планах, перспективах, надеждах, счастьи, благословении, а когда замолчал, пришел его черед слушать отрывистые короткие слова, которые сделали его счастливейшим из смертых. Он наклонился, поцеловал мягкую шелковую щечку, которую теперь мог назвать своей. Ее рука была в его руке, ее голова лежала на его груди. Вдруг она крепко сжала его в объятиях.



- Вайолет! Любимая моя, ты теряешь сознание. Я слишком поторопился, я был неблагоразумен. Скажи что-нибудь, любимая! Скажи, что ты не больна!



Она молчала, но вцепилась в него с ужасающей силой, ее голова по-прежнему была прижата к его груди, ее большие глаза были закрыты. Испугавшись, он поднял ее и отнес на берег реки. Вода может вернуть ее в чувство. Но когда он попытался на мгновение положить ее на берег, она судорожно вцепилась в него, словно утопающая, которая цепляется за крепкого пловца. Он склонился над ней, не пытаясь разжать ее руки, и мало-помалу, очень медленно, она ослабила хватку. Наконец, ее руки упали рядом с ним, а глаза наполовину открылись.



- Слава Богу! Вайолет, любимая, скажи, что тебе лучше!



Она не отвечала - видимо, она его не узнавала и не видела. Ее взгляд был словно подернут пеленой, глаза остекленели. Он бросился к воде и побрызгал ей на виски, теперь покрывшиеся холодным потом. Пульс ее не прощупывался, кровь, кажется, замерла в жилах. Он тер ее ладони. накрыл ее нежные ножки своим плащом, а потом бросился бежать по берегу к дороге, неистово вопя во все стороны. Никто не пришел на помощь, никого не было рядом.



Он кричал и кричал с такой болью, словно гиена пожирала его внутренности. Ни звука, ни ответа. Ближайший коттедж находился на расстоянии свыше мили. Он не решался оставить ее одну. Снова бросился к воде. Ее глаза были по-прежнему открыты и по-прежнему смотрели в одну точку. Ее губы тоже разжались. Рука ее была неподвижна, сердце перестало биться. Он пытался оживить ее теплом своего тела. Он кричал, плакал, молился. Всё тщетно. Он снова бросился на дорогу, вопя, как безумный. Раздался какой-то звук. Чу! Это было уханье совы!



Он снова был на берегу, снова склонялся над ее раскрытыми глазами, снова внимательно прислушивался, пытаясь услышать ее дыхание. Ни звука! Даже ни вздоха! О, что бы он ни отдал за ее крик, исполненный боли! Она не шевелилась, но нижняя часть лица опала, и весь ее облик внушал Вивиана ужас. Тело ее было холодным, конечности окоченели. Он смотрел на нее, не отрываясь. Он склонился над ней, лицо его поразило скорее оцепенение, а не скорбь. Очень медленно зародилась в его мозгу темная мысль, очень медленно ужасная правда проникла в его душу. Он пронзительно закричал и упал на безжизненное тело Вайолет Фейн!



КНИГА 6



ГЛАВА 1



Зеленое тенистое лето закончилось. В полночь двое всадников привязали коней под раскидистым дубом, который вместе с другими высокими деревьями рос на обочине извилистой дороги в огромном лесу на юге Германии.



- Боже правый! - сказал один из них, по-видимому, хозяин. - Думаю, нам придется постелить плащи под этим дубом, дорога снова петляет и, конечно же, не приведет нас сейчас в нашу деревню.



- Осеннее небо, усеянное звездами, едва ли можно назвать подходящей портьерой для человека столь слабого, как вы, сэр. Я бы посоветовал продолжить путешествие, если мы сможем до рассвета держаться в седле.


- Но если мы едем в направлении, прямо противоположном станции нашего извозчика, даже если он столь честен, как мы полагаем, если утром он не увидит заказчика своих услуг, он может с чистой совестью избавиться от нашего багажа. И я очень сильно удивлюсь, если дорога, по которой мы сейчас едем, не приведет нас обратно в город.



- Город, городок или деревушка - вам не следует спать под деревом в лесу, сэр. Давайте ехать дальше. Наверняка мы найдем коттедж охотника или лесничего, или неизвестную нам ранее уютную затерянную деревушку, или какое-нибудь комфортабельное поместье, уже двести лет принадлежащее старинному роду, в котором, если сподобит Господь, найдется вино столь же старое, как кирпич, из которого это поместье построено. Не знаю, как вы себя чувствуете, сэр, но десятичасовая поездка, когда я настроился лишь на половину этого времени, а еще и осенью, заставляет меня возобновить знакомство с домашним очагом.



- Признаться, я бы присоединился к тебе за бокалом белого рейнвейна с куском оленины, друг мой, но в ночном путешествии я тебе больше не товарищ. Но если ты считаешь, что так лучше, мы можем привязать тут скакунов на часок-другой. Если это ради них, думаю, действительно нужно сделать остановку.



- Отлично, сэр, и хорошенько закутайтесь в плащ, это для вашего же блага. Надеюсь, вы родились не в воскресенье?



- Определенно нет, но каким образом это могло бы ухудшить наше положение? Это отдалило бы наш ужин?



- Вероятно, приблизило бы больше, чем вы думаете, поскольку в таком случае мы смогли бы разделить трофеи Призрачного Охотника.



- О! Эспер, это правда?



- Истинная правда, сэр, а если бы кто-то из нас родился в воскресенье, клянусь святым крестом, я немного поставил бы на то, что этой ночью мы будем спать на мягкой перине.



Тут дорогу перелетел огромный филин.



- Будь я на севере, - сказал Эспер, - я бы прочел «Аве Мария» против СТАТ ОЗЕЛ.



- Как ты сказал? - удивился Вивиан.



- Это огромная птица, сэр, огромный филин, который всегда летит впереди Дикого Охотника. Воистину, сэр, я много повидал лесов на своем веку, но никогда не видел лес, в котором можно услышать в полночь звук охотничьего рога. Если позволите, сэр, я буду ехать рядом с вами. По крайней мере, слава Богу, сейчас не Вальпургиева ночь!



- Клянусь небесами, мне хотелось бы, чтобы сейчас была Вальпургиева ночь! - воскликнул Вивиан. - И чтобы мы сейчас находились на Брокене. Это, должно быть, очень весело!



- Тише! Наше счастье, что мы не в Гарце, но мы не знаем, где находимся и кто в данный момент может быть у нас за спиной.



После этих слов Эспер начал петь литургию собственного сочинения, наполовину католическую, наполовину - кальвинистскую, что вполне соответствовало символу веры страны, по которой они путешествовали.



- Мой конь споткнулся, - продолжил Эспер, - а ваш, сэр, не оступается? Луну закрывает адское облако, но я не вижу в темноте, так что не могу сказать точно, не чертов ли камень - эта махина перед вами. Господи, помилуй наши грешные души!



- Успокойся, Эспер, - сказал Вивиан, с удивлением поняв, что тот действительно испугался. - Я вижу только кусок гранита, привычное зрелище в немецком лесу.



- Это чертов камень, говорю вам, сэр, здесь была церковь, дьявол ее развалил ночью. Смотрите! Я вижу лесовиков! Настолько же верно, как то, что я - голодный грешник, Дикий Охотник сегодня ночью выехал на охоту.



- Тем лучше для нас, если мы его встретим. Его псы, как ты говоришь, могут достать для нас ужин. Думаю, для нас наиболее мудрым будет ехать на звук лая.



- Тише! Вы так не говорили бы, если бы знали, какой может быть ваша доля в трофеях. О, если бы вы знали, сэр, ваши щеки побледнели бы, а ваши зубы начали бы отбивать дробь. Знавал я одного человека, который ехал по лесу, точно вот как мы сейчас, примерно в такое же время, и верил он в Дикого Охотника примерно так же, как вы, то есть, он любил поговорить о Духе, в основном - для того, чтобы сообщить, что в него не верит, а это, должен сказать, свидетельствует о том, что он думал о Духе часто. Он был самым бравым рыцарем, непоколебимым, как рогатина, из всех, кого я встречал, а видел я многих. До этого случая мы называли его Гансом-Левшой, а теперь, сэр, его называют Охотником на детей. О, это ужаснейшая история, и я бы лучше рассказывал ее в зале у камина, чем в открытом всем ветрам лесу. Вы ничего не слышите там слева?



- Ничего, кроме ветра, Эспер, рассказывай же свою историю, друг мой.



- История ужасная, сэр, но я расскажу ее вкратце. Видите ли, сэр, была ночь вроде этой, луна почти скрылась за тучами, но звезды не давали миру погрузиться в полную тьму. Так вот, сэр, он путешествовал в одиночестве, поднимался к замку барона, своего хозяина, понимаете, сэр, он был главным лесничим своего господина и всегда возвращался домой через лес. Не знаю, о чем он думал, но, скорее всего, ни о чем хорошем, и вдруг услышал вдали собачий лай. Он слышал его отчетливо, я слышал от него эту историю тысячу раз, он отчетливо услышал лай и его поразила мысль о том, что это может быть Призрачный Охотник, и хотя собачий лай можно было объяснить многими причинами, он ни на мгновение не усомнился, что это - собаки из ада. Звуки все время приближались. Я рассказываю вам сейчас всё это, поскольку, если когда-нибудь, не приведи Пречистая Дева, если когда-нибудь вы встретите Дикого Охотника, будете знать, что делать: всегда ведите себя пристойно, не шумите, ведите себя, как джентльмен, и не сбивайте собак со следа, отойдите в сторону, пусть он проедет мимо. Не разговаривайте - он не может терять время, если он будет охотиться после рассвета, у него отнимут столько добычи, сколько звезд на небе. Так что, сэр, как видите, ничто не раздражает его больше, чем необходимость терять время, отвечая на дерзкие вопросы. Ладно, сэр, Ганс-Левша встал на обочине. Лай собак звучал столь отчетливо, что он понял - через мгновение появится Дикий Охотник, его конь дрожал, как верба в бурю. Он услышал стук копыт коня Духа, вскоре они появились в поле зрения. Когда высокий силуэт Охотника проехал мимо, не могу вам рассказать, сэр, что это было, что это могло быть, Господи, прости меня за мои мысли о том, что это могло быть! Но за спиной Ганса раздался голос, столь похожий на его собственный - на мгновение он подумал, что это он сам говорит, хотя понимал, что губы его крепко сжаты всё это время, голос с обочины, точно позади бедного Ганса, подумать только, произнес: «Славная добыча, сэр Охотник, хотя сейчас слишком темно для того, чтобы преследовать оленя!». Этот бедняга, сэр, весь дрожал, но насколько сильнее стал его ужас, когда высокий охотник остановился! Он решил, что его собираются съесть, как добычу, но ничего подобного. «Друг мой! - сказал Дикий Охотник добрейшим голосом. - Не возражаете, если ваш конь отдохнет вместе с нами?». Бедный Ганс был так напуган, что ему ни на мгновение не пришло в голову отклонить приглашение, и мгновение спустя он уже мчался галопом рядом с Диким Охотником. Они неслись прочь! Прочь! Прочь! Через топи и озера, через живые изгороди, прочь, прочь, прочь! Конь лесничего ни разу не споткнулся, бежал рядом с Диким Духом без малейшего напряжения, необычно то, что накануне Ганс собирался продать это животное за пять крон, оставил только для того, чтобы проехать ночью из замка в свой коттедж. Ладно, это очень странно, но Ганс вскоре абсолютно перестал бояться - добыча была столь хороша, он испытывал столь острое удовольсьвие от охоты, что перестал бояться и начал считать себя счастливейшим из живущих на свете рыцарей. Но самая большая странность заключалась в том, что Ганс ни разу не заметил оленя или кабана, хотя по тому, как собаки втягивали ноздрями воздух, было понятно, что они чуют какой-то острый запах, он понимал: если преследуемое животное - такое же, как те, которых он преследовал прежде, собаки должны настигнуть его быстрее, чем священник прочитает «Отче наш». Будучи человеком дерзким, Ганс сказал Дикому Охотнику: «Сэр, я думаю, животные по ночам бегают быстро, давно я забегал так далеко, при этом увидев так мало!». Старый джентльмен ни в коей мере не обиделся и сказал учтивейшим тоном: «Настоящий охотник должен запастись терпением, Ганс, ты очень скоро увидишь добычу, посмотри вперед! Что ты видишь?». И будьте уверены, господин мой, он посмотрел вперед. Они находились почти на окраине леса, перед ними раскинулась зеленая поляна с несколькими деревьями, так что видно было далеко. Луна сияла очень ярко, и, подумайте, что он там увидел? Словно заяц, по тропинке бежал ребенок. Маленькая фигурка была почти черной в свете луны, Ганс не мог рассмотреть лицо, мгновение спустя псы из ада набросились на ребенка. Ганс дрожал, как камыш на ветру, а Дикий Охотник смеялся, и эхо разносилось по всему лесу. «Как тебе охота на лесовиков?», - спросил Дух. Теперь, когда Ганс узнал, что это - всего лишь лесовик, он вновь воспрял духом и ответил дрожащим голосом: «На редкость приятная охота в хорошей компании», тогда Дух спрыгнул с коня и сказал: «А теперь, Ганс, внимательно следи за мной, я неплохо стреляю дичь». Он произнес это с гордым видом, как бы намекая, что не выехал бы сегодня вечером на охоту без своего конюха, если бы не ожидал встретить Ганса. Так что Дикий Охотник снова вскочил на коня и повесил перед собой добычу. Почти уже утро было на дворе, когда Ганс оказался у дверей своего коттеджа и, очень уважительно поклонившись Духу-Охотнику, поблагодарил его за охоту и попросил свою долю ночной добычи. Всё это было сказано в шутку, но Ганс слышал пословицу: «Разговаривая с дьяволом, бойся произнести последнее слово», так что был полон решимости, поскольку они расходятся в разные стороны, не показать, что дрожит, виду не подавать и отделаться шуткой. «Да уж, Ганс, - сказал Охотник, - человек ты дерзкий, и чтобы у тебя был стимул и в будущем разговаривать с дикими охотниками, я решил отдать тебе за твои хлопоты всю добычу. Возьми сумку, прощелыга, лесовик - отличная еда, будь у меня время, я бы тебе сообщил рецепт соуса», - после этого Дух умчался прочь, от души смеясь. Сэр, Гансу так не терпелось хотя бы одним глазом взглянуть на содержимое сумки и увидеть, что за чудо - лесовик, что вместо того, чтобы сразу же пойти спать, прочитав молитву, как делал обычно, он зажег лампу и развязал тесемку, и что, как вы думаете, он достал из сумки? Столь же верно, как то, что я - рожденный матерью грешник, в сумке лежал его собственный ребенок!



- Прекрасная басня, - сказал Вивиан. - Этот несчастный сам ее вам рассказал?



- Рассказывал ее много раз. Я хорошо знал Ганса-Левшу. Он был лесничим, как я уже говорил, лесничим знатного барона, барон его любил. По какой-то причине Ганс утратил его благосклонность. Поговаривали, что барон поймал его на браконьерстве и что он ночью ездил на хозяйских лошадях.



Правда это или нет, кто знает? Но, как бы то ни было, Ганс был разорен, прежде процветавший энергичный парень, он начал побираться по всей Саксонии, и всегда рассказывал эту историю как истинную историю своих злоключений. Некоторые утверждают, что разум его уже не столь крепок, как прежде. Но все-таки почему бы не поверить, что эта история - правда? Что это? - почти закричал Эспер.



Вивиан прислушался, и явственно услышал вдали собачий лай.



- Это он! - сказал Эспер. - Теперь молчите, сэр, молчите! Если дьявол заставит меня к нему присоединиться, а это возможно, учитывая, что я - человек дерзкий, особенно - в полночь, не бегите за мной из какого-то дурацкого чувства сострадания, лучше позаботьтесь о себе, и не болтайте. Если подумаете, поймете, что это будет правильно, мой драгоценный юный господин!



- Хватит рыдать! Неужели ты думаешь, что меня испугают идиотские побасенки старух и ложь шайки разоблаченных браконьеров? Ну же, сэр, едем дальше. Вероятнее всего, мы сейчас находимся возле коттеджа какого-нибудь охотника. Лай собак вдали - самая сладчайшая музыка, которую я слышу за последнее время.



- Погодите, сэр, погодите. Даже если вы мне сейчас дадите пятьдесят крон, я не смогу вспомнить ни одной строчки ни одной молитвы. «Аве Мария»! Так всегда бывает, когда больше всего нужно. «Отче наш»! А когда мне нужно вспомнить песню, будьте уверены, на ум приходит молитва. «Unser vater, der du bist im himmel, sanctificado se el tu nombra; il tuo regno venga». Эспер Георг дальше собирался вставить заплату на новогреческом, но тут оказалось, что они въехали на одну из тех широких зеленых аллей, которую часто можно встретить в лесу, в основном их вырубают для удобства охоты или просто на дрова. Аллея была слева от дороги, а где-то в глубине, по-видимому, далеко, горел свет.



- Вот тебе и Дикий Охотник, дружище Эспер! Я буду очень разочарован, если тут негде переночевать. Смотри, луна выходит, добрый знак!



Путешественники ехали десять минут по бесшумному дерну, после чего оказались возле большого поместья со множеством окон. Это здание являло собой самую дальнюю сторону четырехугольника, в который вы попадали через старинные тяжелые ворота, с каждой стороны стоял маленький домик, определенно - сторожка. Вскоре Эспер заметил, что ворота плотно закрыты, и, хотя он стучал сильно и громко, это не помогло. Жители поместья еще не легли спать - в большом доме мелькали огоньки, а одна из сторожек была не просто ярко освещена, а еще и заполнена шумными, если не веселыми, гостями, как вскоре понял Вивиан.



- Клянусь душой моего неизвестного отца! - взорвался Эспер. - Я заставлю этих дерзких швейцаров исполнять свой долг. Эй там, внутри!



Но в ответ звучали лишь распевы грубого шумного хора, теперь они были слышны еще более явственно, очевидно, для того, чтобы разозлить путешественников, певцы делали всё для достижения такого эффекта:



Потом молитва святому Петру, молитва святому Павлу, молитва святому Иеремии, молитва им всем!



Молимся всем святым непременно, но верны, верны мы только рейнвейну!



- Отличный припев, - сказал Эспер.



Слова песни вернули Эспера Георга в прежнее настроение, ему еще в десять тысяч раз больше захотелось попасть на эту вечеринку. Он моментально спрыгнул с коня и взобрался по стене, которую поддерживали железные колонны, а потом взгромоздился на подоконник. Внезапное появление этой фигуры напугало жителей сторожки, один из которых вскоре заплетающимся шагом пошел к воротам.



- Что вам нужно, шумные и докучливые супостаты? Что вам нужно, недостойные жулики, в таком месте в такое время? Если вы - воры, посмотрите на решетки наших окон (тут он икнул). Если вы - браконьеры, наш хозяин занят, можете оставить всю добычу в лесу (снова икота), но если вы - хорошие люди и настояшие...



- Мы именно таковы! - с готовностью откликнулся Эспер.




- Вы именно таковы! - очень удивился привратник. - Тогда как же вам не стыдно мешать праведникам в их радениях!



- Разве так обращаются, - сказал Эспер, - с благородным и могущественным князем, который, так уж случилось, заблудился в вашем гнусном лесу, но в кармане которого все еще лежит кошелек, полный дукатов, хотя он и растерял свою свиту? Неужели вы допустите, чтобы его ограбил кто-то, кроме вас? Разве так обращаются с князем Великой Римской империи, рыцарем Золотого руна и ближайшим другом вашего хозяина? Разве так обращаются с его секретарем - одним из самых веселых парней на свете, который может спеть веселую песню с любым из вас, может так заколдовать бутылку гезенхайма с помощью лимонов и бренди, что вы не сможете его отличить от зеленого токайского? Позор вам, вы не знаете, что потеряли!



Прежде чем Эспер успел закончить свою речь, отодвинулись несколько тяжелых засовов, и огромный ключ вошел в еще более огромный замок.



- Благороднейшие господа! - икнул привратник. - Во имя Девы Марии, заходите. Я совсем забылся, поскольку в эти осенние ночи необходимо согреваться бокалом веселяшего ликера, и да простит меня Господь за то, что я по ошибке принял ваши достопочтеннейшие высочества за парочку лесных разбойников или, по крайней мере, мелких браконьеров. Здесь мало развлечений, добрый сэр (при этих словах отодвинулся последний засов): бокал неважного ликера и молитвенник. Эти холодные ночи я главным образом провожу с благочестивыми друзьями за радениями. Вы слышали наши молитвы, благородные лорды!



- Молитва святому Петру, молитва святому Павлу!


Молитва святому Иерониму, молитва им всем!



При этом набожный привратник благоговейно перекрестился.



- Молимся всем святым непременно, но преданны лишь одному рейнвейну! -


добавил Эспер Георг. - Вы забыли самую лучшую часть припева, мой честный друг.



- О! - криво усмпехнулся привратник. - Я рад, что столь благородные сиятельства склонны к пению гимнов!



Привратник провел их в комнату, где за круглым столом полдюжины гостей были погружены в обсуждение достоинств различных приятных ликеров. Когда вошел Вивиан, его попытались встретить с вежливым гостеприимством, но человек, который предложил ему свой стул, упал на землю в тщетной попытке быть вежливым, а другой, наполнив для вошедшего гостя большой бокал, после вступительной речи, полной бессвязных комплиментов, по ошибке предложил Вивиану пустую бутылку. Хотя привратник и все его друзья были пьяны, им все же хватило благоразумия понять, что присутствие князя Священной римской империи, кавалера ордена Золотого руна и близкого друга их хозяина разрушало их компанию и ставило под сомнение веселую свободу равного товарищества, так что, хотя от привратника это потребовало некоторых усилий, он все-таки выполз из комнаты, чтобы сообщить своему благородному господину о неожиданном прибытии высокородного незнакомца, Эспер Георг незамедлительно занял место за столом, а когда вернулся хозяин привратницкой, благородный секретарь уже произнес изысканный тост, спел изысканную песню, выслушал крики одобрения всех присутствующих, но не оставил свои попытки выполнить обещание, которое дал у ворот, и продолжал энергично требовать бутылку гайзенхайма, лемоны, бренди и миску.



- Спокойнее, чада Бахуса, - сказал привратник, вернувшись, - спокойнее, и ничего больше вам не захочется, но следует помнить - я должен выполнить свои обязанности перед благородным бароном, моим господином, и перед благородным князем - вашим господином. Если последуете за мной, - продолжил привратник, с величайшим почтением поклонившись Вивиану, - если последуете за мной, высокороднейший и могущественнейший сэр, для моего хозяина будет честью выпить за ваше здоровье. А что касается вас, друзья мои, спокойнее, повторяю вам еще раз. Скоро поговорим о гайзенхайме. Разве я могу не присутствовать при первом отжиме? Отнюдь! Спокойнее, вы можете пить за мое здоровье, когда я погружен в грезы холодного напитка, и говорить то, что никогда не сказали бы мне в лицо. Но помните, мои справедливые возлюбленные друзья, никакого подхалимства. Подхалимство разрушает любую дружбу, это - словно тошнотворная наливка в бутылке вина. Говорите, что у вас на уме, говорите любые мелочи, которые первыми приходят на ум, например: «Ну, за Хандриха, привратника, я должен заявить, что никогда не слышал о нем ни одного дурного слова», или так: «Отличные панталоны у привратника Хандриха, очень аккуратный парень, не враг девицам, должен сказать», или так: «За добродушного, симпатичного, крепко пьющего, добродетельного, щедрого, остроумного плута, мое почтение Хандриху», - но ни слова больше, друзья мои, ни слова больше, никакого подхалимства. А сейчас, сэр, прошу меня простить.



Привратник провел их по монастырской тропинке, они подошли к дверям огромного поместья, в которое поднялись по огромным ступеням, открылась дверь в большое восьмиугольное помещение, на стенах висели натюрморты с дичью, головы оленей, охотничьи ножи, рогатины и немыслимых размеров рыбацкие сети. Миновав этот зал, они поднялись по благородной лестнице, на первой лестничной клетке - дверь, проводник Вивиана открыл ее и провел его в огромные ярко освещенные покои, после чего вышел. В центре этого помещения висела люстра изящной формы, мягко освещавшая пышный банкетный стол, за котором сидели восемь очень странно выглядевших личностей. Все они были в охотничьих костюмах различных оттенков соломы, все, за исключением одного, сидевшего слева от распорядителя праздника - на нем был костюм темно-багрового цвета. В центре стола возвышалась двойная горка бокалов и фужеров всех цветов и размеров. Здесь можно было увидеть блестящие реликты того старинного рубинового стекла, яркие оттенки которого, кажется, утеряны для нас навсегда. Рядом торжественно царили бокалы венецианского стекла, дымчатые, кремово-белого цвета, потом - огромные бокалы для рейнвейна, в старину принадлежавшие примасу Майнца, почти в ярд высотой, возвышались они над своими товарищами, как церковь, бывшая их хозяйка, господствовала над простыми людьми в Средние века. И как можно забыть любопытнейшие бокалы из цветного стекла, поверхность которых была украшена портретом кайзера и десяти электоров старой Империи?



Вивиан поклонился честной компании и стоял молча, пока они внимательнейшим образом его рассматривали. Наконец, распорядитель праздника заговорил. Это был толстяк с выдающимся брюхом, еще более заметным из-за тесной одежды. У него было очень широкое лицо, а особенно - лоб. Глаза широко расставлены. Длинные уши свисали почти до плеч, но сколь бы странной ни была его внешность, не только в этом, но и по другим причинам вы забывали обо всем, когда взгляд ваш останавливался на его носу. Это был самый удивительный нос из всех, которые Вивиан не только видел, но и из тех, о которых он слышал или читал. Действительно, это было слишком ужасно для сна. Кажется, этот могучий нос свисал прямо на грудь его владельца.


- Садитесь, - сказал этот тип на удивление дружелюбно, указывая на стул напротив. Вивиан занял освободившееся место вице-председателя, который пересел вправо.



- Садитесь, и, кем бы вы ни были, добро пожаловать! Если мы не слишком разговорчивы, это не значит, что мы недружелюбны. Мы не склонны к пространным речам, наш принцип таков: человек должен открывать рот лишь для употребления того, что веселит его дух, а не для пустословия, которое, как мы заметили, только лишь наполняет мир грубыми и бесполезными фантазиями, отвлекая наше внимание, когда мы готовы уловить оттенки аромата, делающие этот мир выносимым. Поэтому, коротко говоря, но от всего сердца: добро пожаловать! Добро пожаловать, герр Незнакомец, от нас и от всех остальных, но прежде всего - от великого герцога Йоханнесбергера.



С этими словами его высочество встал и достал из горки огромный рубиновый бокал. Все остальные поступили так же, хотя не вставали, и, наконец, вице-председатель, сидевший рядом с Вивианом, предложил ему последовать их примеру.



Великий герцог Йоханнесбергер достал из-под стола старинную изысканную бутылку отборного напитка, в честь которого получил свой опьяняющий титул. Пробку дос

тали, бутылку быстро начали передавать из рук в руки, спустя три минуты рубиновые бокалы наполнили и опустошили, все присутствущие выпили залпом за здоровье великого герцога.



- Повторяю снова, герр Незнакомец, - продолжил великий герцог, - кратко, но от всего сердца, добро пожаловать! Добро пожаловать от нас и от всех остальных, но прежде всего - от эрцгерцога Хокхаймера!



Эрцгерцог Хокхаймер был худым жилистым мужчиной с длинными рыжеватыми волосами, ресницами того же цвета, но невероятной длины, и усами хотя и очень тонкими, но столь длинными, что они завивались у него под подбородком. Вивиан не мог не заметить невероятную длину, белизну и очевидную остроту его зубов. Эрцгерцог молчал, но, наклонившись под стол, достал оттуда бутылку хокхаймера. Потом он взял из горки один из дымчато-белых венецианских бокалов. Все последовали его примеру, бутылку пустили по кругу, пили за его здоровье, и великий герцог Йоханнесбергер снова заговорил:



- Еще раз, герр Незнакомец, кратко, но от всего сердца, добро пожаловать! Добро пожаловать от нас, и от всех, но прежде всего - от нас, и теперь - от электора Штайнберга!



Электор Штайнберг был крепко сбитым коротышкой с широкой спиной. Хотя голова у него была большая, черты лица - мелкие, и казались еще мельче из-за огромной копны жестких лохматых каштановых волос, почти полностью закрывавших лицо и ниспадавших на плечи. Электор был столь же молчалив, как его предшественник, и быстро достал бутылку штайнберга. Любопытные стаканы из цветного стекла быстро достали из горки, бутылку пустили по кругу, выпили за здоровье электора, и великий герцог Йоханнесбергер вновь заговорил:



- Еще раз, герр Незнакомец, кратко, но от всего сердца, добро пожаловать! Добро пожаловать от нас и ото всех, но прежде всего - от нас, и от маркграфа Рудесхаймера!



Маркграф Рудесхаймер был статным изящным мужчиной. Видя блеск его выразительных глаз. полусаркастическую-полужовиальную улыбку, игравшую на губах маркграфа, Вивиан вовсе не ожидал, что маркграф будет столь же молчалив, как его предшественники. Но маркграф не произнес ни слова. Он издал какой-то дикий ликующий клич, омочив губы в бокале рудесхаймера и, вряд ли замечая приветствие тех, кто пил за его здоровье, развалился в кресле и слушал, кажется, с издевательской усмешкой, пока великий герцог Йоханнесбергер продолжал свою речь:



- И еще раз, герр Незнакомец, кратко, но от всего сердца, добро пожаловать! Добро пожаловать от нас, и добро пожаловать от всех, но прежде всего - от нас, а теперь - от ландграфа Графенберга.



Ландграф Графенберг был грубым нескладным человеком, встав со своего места, он смотрел на окружающих, как баран на новые ворота, кажется, абсолютно не понимая, что ему следует делать. Но его проворный товарищ, маркграф Рудесхаймер, быстро сунул ему в руки бутылку графенберга, ландграф повозился, доставая пробку, а потом сел на место, забыв выпить за здоровье присутствующих.



- И еще раз, герр Незнакомец, кратко, но от всего сердца, добро пожаловать! Добро пожаловать от нас, и добро пожаловать от всех, но прежде всего - от нас, а теперь - от пфальцграфа Гайсенхайма!



Пфальцграф Гайсенхайм был гномом в очках. Он молниеносно достал пробку из своей бутылки, и жевал перед своими товарищами, даже когда им кланялся.



- И еще раз, герр Незнакомец, кратко, но от всего сердца, добро пожаловать! Добро пожаловать от нас, и добро пожаловать от всех, но прежде всего - от нас, а теперь - от графа Маркбруннена!



Граф Маркбруннен был мрачным типом, губы его выпирали почти на три дюйма дальше носа. Из-под верхней губы торчали большие зубы.



- Хвала небесам! - обрадовался Вивиан, а великий герцог продолжил:



- Хвала небесам, вот последний!



- И еще раз, герр Незнакомец, кратко, но от всего сердца, добро пожаловать! Добро пожаловать от всех нас, и добро пожаловать от всех, но прежде всего - от нас, а теперь - от барона Асманхаузена!



Барон Асманхаузен сидел по левую руку от великого герцога Йоханнесбергера, как было сказано прежде, на нем был единственный в своем роде темно-багровый костюм. Ростом барон был примерно шести футов без обуви. Он был холеным мужчиной, голова - как у ребенка, маленькие черные глазки-бусинки, горевшие невероятным огнем. Барон достал бутылку единственного красного вина, которым гордится Рейн, и которое, благодаря фруктовому аромату и блестящему оттенку, вероятно, не хуже, чем вечерняя заря Бургундии.



- А теперь, - продолжил великий герцог, - когда я представил вас всем присутствующим, сэр, начнем пить.



Вивиан выдержал церемонию знакомства с тактом светского человека, но это хладнокровное замечание напомнило нашему герою о его странствиях, и, в то же время, он с ужасом понял, что присутствующие за столом обсуждали восемь бутылок вина только в качестве аперетива. Обретя смелость благодаря содержимому бутылки, составлявшей его долю, он решился вступить в конфронтацию с великим герцогом в его собственном замке.



- Ваше вино, благороднеший герцог, не нуждается в моей похвале, но я должен о нем высказаться, хотя это вино достойно лишь похвалы. После десятичасовой поездки его аромат столь же благодатен для нёба, как крепость его освежающа для сердца, но, хотя старый добрый рейнвейн, попросту говоря, может заменить любую еду, признаюсь, в данный момент мне нужна более питательная пища, чем сок солнечных холмов.



- Предатель! - завопили все присутствующие, каждый из которых держал в вытянутой руке бокал. - Предатель!



- Я - вовсе не предатель, - возразил Вивиан, - благородные и томимые обоснованной жаждой господа, перед вами - самый голодный из всех голодных на свете.



Некоторое время ответом ему служил лишь громкий зловещий ропот. Длинные усы эрцгерцога Хокхаймера закрутились с новой яростью, раздавалось сдавленное ворчание взлохмаченного электора Штайнберга, барон Асманхаузен яростно размахивал руками, яростью сочился дикий смех ясноглазого маркграфа Рудесхаймера.



- Тише, милорды! - воззвал к тишине великий герцог. - Вы забыли, что чужаки ничего о нас не знают, и тот, кто не принес нам присягу, не может считаться предателем? Нам следует скорее пожалеть о деградации этих дерзких юнцов, в полноте своего милосердия простим ему его просьбу! Знай же, незнакомый рыцарь, ты находишься в обществе августейших особ, здесь проходит одно из их привычных собраний, цель которого - обильные возлияния восхитительнейшими напитками, великим отцом которых является священный Рейн. Мы заявляем о том, что нашли идеальный комментарий к похвале Пиндара крепчайшей субстанции, производимой на берегах реки, где растет сладчайший виноград, придающий крепость воде - поскольку она способствует рождению вина, мы считаем ее священной стихией, и, соответственно, воздерживаемся от употребления этой священной и абсолютно непригодной для питья жидкости. Знай же: мы - дети Рейна, хранители его ароматов, глубоко познавшие тайны, тончайшие сомелье запахов. Вовсе не претендуя на бессмертие, мы преследуем благородные цели сохранения здоровья для выполнения церемоний, для которых мы предназначены. Завтра на рассвете раздадутся звуки наших охотничьих рогов, и ты, незнакомец, можешь вместе с нами загнать кабана, а завтра вечером будет звонить замковый колокол, и ты, незнакомец, сможешь съесть зверя, которого убьешь, но есть после полуночи, разрушать чары тончайшего аромата, мешать нашим тончайшим ноздрям определить запах - это просто ересь, зловредная и опасная ересь! Так что в этот час ты не услышишь звон тарелок или блюдец, не звенит нож или поварешка во Дворце Вина. Но, принимая во внимание твою молодость и тот факт, что ты дегустировал напиток, как достойный человек, касательно которого мы питаем наилучшие надежды в связи с употреблением напитка, мы уверены, что наши братья по бокалу разрешат нам вручить тебе солидное утешение в виде единоразовой закуски.



- Тогда пусть это будет голландская селедка, - сказал Вивиан, - а если хотите спасти свою дущу, дайте мне еще и кусок хлеба.



- Сие невозможно, - ответил великий герцог, - но поскольку мы снисходительны к дерзким сердцам, так уж и быть, закроем глаза на профанацию в виде одного жареного тоста, но вы должны заказать анчоус, и тайно проинструктировать камердинера, чтобы он забыл о том, что принес вам рыбу. Это должно считаться вторым охотничьим рогом, и штраф для вас - как минимум бутылка маркбрюннена.



- А теперь, прославленные братья, - продолжил великий герцог, - давайте выпьем вино 1726 года.



Все присутствующие издали веселый клич, к которому Вивиан был вынужден присоединиться, и почтили бокалом память каждого года, прославившегося урожаем винограда.



- 1748! - воскликнул великий герцог.



Два приветственных клича и та же церемония.



1766 и 1779 годы почтили таким же образом, но когда выпили за второй тост, Вивиан, кажется, заметил на лице великого герцога и на лицах его друзей признаки зарождающегося безумия.



- 1783-й! - громко выкрикнул великий герцог, в голосе его звучало торжество триумфа, а его могучий нос, нюхая воздух, почти устроил в комнате вихрь. Хокхаймер издал рык, Штайнберг заворчал, Рудесхаймер дико рассмеялся, Макбруннен хрюкнул, как дикий кабан, Графенберг заревел ослом, длинное туловище Асманхаузена дергалось туда-сюда в невероятном возбуждении, а яркие глазки Гайсенхайма горели за стеклами очков, словно костер. Как нелепо выглядит постепенно пьянеющий человек в очках!



Благодаря отличному телосложению, тем не менее, пострадавшему от недавних злоключений, Вивиан выдержал все эти атаки, а когда они перешли к 1802-му году, благодаря отличному пищеварению и неподражаемому мастерству, с которым он осушил множество последующих бокалов под столом, Вивиан, вероятно, находился в лучшем состоянии, чем кто-либо из присутствовавших в комнате.



А теперь поднялся идиот Графенберг, Рудесхаймер всё это время легонько дергал его за полы сюртука, будто хотел предотвратить провал, которому сам же способствовал своим советом. Он весь вечер убеждал Графенберга провозгласить речь.



- Милорд герцог, - проревел осел, а потом застыл и окинул комнату бессмысленным взглядом.



- Вот-вот-вот! - закричали все, но Графенберг, кажется, удивился, что кто-то хочет услышать его голос, или хотя бы на мгновение может всерьез подумать, что ему есть что сказать, так что продолжал смотреть на них бессмысленным взглядом, пока, наконец, Рудесхаймер не начал бить его по голени под столом, маркграф всё это время казался абсолютно неподвижным, и, неконец, ему удалось вытянуть фразу из уст глупого ландграфа.



- Милорд герцог! - снова начал Графенберг, и снова остановился.



- Продолжай! - закричали все.



- Милорд герцог! Рудесхаймер наступает мне на ноги!



При этих словах маленький Гайсенхайм издевательски рассмеялся, и все присоединились к его смеху, кроме мрачного Макбруннена, губы которого выпятились еще на дюйм сверх своей привычной длины, когда он увидел, что все смеются над его другом. Наконец, великий герцог призвал всех к тишине.



- Стыд и позор, высокородные князья! Благородные лорды! Разве столь фривольное веселье, хамские насмешки и бестактные издевательства заставят этого незнакомца поверить, что мы устроили церемонию в честь нашего отца Рейна? Стыдитесь, говорю вам, и молчите! Пришло для нас время доказать ему, что мы - не просто шумная и дерзкая толпа разбухших от жидкости прощелыг, утопивших мозги в своих кубках. Настало для нас время сделать что-то, чтобы доказать свою способность совершать более достойные поступки. Вот вы, милорд Гайсенхайм! Я что, дважды должен повторять хранителю рога Короля фей?



Маленький гном мгновенно вскочил с места и прошел в другой конец комнаты. где, трижды поклонившись маленькому застекленному шкафчику из лозы, открыл дверцу шкафа золотым ключиком, после чего очень напыщенно и церемонно принес его содержимое великому герцогу. Вождь принял из рук маленького гнома огромный старый лосиный рог. Искусная рука старонемецкого мастера превратила этот курьезный сувенир в кубок. Он был изысканно отполирован, внутри отделан серебром. Снаружи единственным украшением служили три роскошных кольца из чеканного серебра, размещенные на равном расстоянии друг от друга. Великий герцог внимательно осмотрел этот драгоценнейший рог, после чего с величайшим почтением передал его присутствующим, и самые верующие католики не смогли бы проявить больше почтения к реликвии, чем эти разношерстные гости проявили к рогу Короля фей. Даже дьявольская усмешка Рудесхаймера на мгновение смягчилась, все поклонились. Затем великий герцог передал огромный кубок своему соседу, эрцгерцогу Хокхаймеру - он держал кубок обеими руками, пока его высочество с величайшей осторожностью наливал в него три бутылки йоханнесбергера. Все встали, великий герцог взял в одну руку бокал, а другой рукой отодвинул в сторону свой огромный докучливый нос. Воцарилась мертвая тишина, слышно было только, как напиток булькал в горле великого герцога, эхо раскатами шло по залу, словно далекий шум водопада. Через три минуты Председатель выполнил свою задачу, убрал рог ото рта, нос его снова вернулся в свое привычное положение, а когда он передал рог эрцгерцогу, Вивиан подумал, что выражение лица его очень сильно изменилось после того, как он выпил последнюю порцию. Кажется, глаза его еще больше разошлись в разные стороны, уши казались еще шире посаженными и длинными, нос заметно удлинился. Эрцгерцог, прежде чем приступить к своей порции, очень скрупулезно проверил, выпил ли его предшественник свою долю, причитающуюся ему по справедливости, осушив рог до первого кольца, а потом очень быстро налил свою порцию. Но, хотя он выполнил свое задание намного быстрее, чем распорядитель праздника, можно было не только увидеть, но и услышать, что напиток оказал на него намного более очевидное воздействие, чем на великого герцога: когда было опустошено второе кольцо, эрцгерцог издал громкий возглас ликования, на мгновение вскочил со стула, опершись руками о стол, на который облокотился, словно собирался наброситься на своего соседа напротив. Кубок уже передали через стол барону Асманхаузену. Его светлость выполнил свою задачу с легкостью, но когда отнял рог от губ, все присутствующие, кроме Вивиана, громко закричали: «Супернакулум!». Барон улыбнулся с огромным презрением, небрежно швырнул рог оземь, не пытаясь поймать выпавшие из него жемчужины. Вновь наполненный рог он вручил электору Штайнбергу, который пил с урчанием, а потом, казалось, был так доволен своим мастерством, что вместо того, чтобы передать рог следующему пьянице, пфальцграфу Маркбруннену, начал какие-то неуклюжие попытки станцевать триумфальный танец, в чем, конечно, не преуспел, а недовольное ворчание мрачного толстогубого Маркбруннена заставило Председателя вмешаться. Супернакулум теперь перешел к маркграфу Рудесхаймеру, который громко и протяжно рассмеялся, а гном Гайсенхайм в третий раз наполнил рог.



Пока продолжалась эта церемония, в голове Вивиана роились тысячи планов побега, но при ближайшем рассмотрении все они оказывались неосуществимыми. В ужасе он понял, что супернакулум - его злосчастная судьба.



Если бы можно было втиснуть рог идиоту Графенбергу, благодаря своей дерзости и тупости окружающих Вивиан смог бы сбежать. Но он не льстил себе надеждой, что сможет довести это дело до конца, поскольку в смятении заметил, что злонамеренный Рудесхаймер ни на мгновение не отводит от него глаз, взгляд его остр и исполнен ликования.



Гайсенхайм справился с заданием, и прежде, чем Вивиан успел попросить бокал, Рудесхаймер с жестоким смехом вручил его Графенбергу. Жадный осел выпил свою порцию с легкостью, действительно выпив намного больше своего предела.



Кубок перешел к Вивиану, Рудесхаймер кричал «супернакулум» громче всех остальных, Вивиан увидел, что жадный Графенберг чудесным образом выполнил свое задание сравнительно легко, но даже в такой ситуации он дрожал от страха при мысли о необходимости выпить за один присест больше пинты крепкого вина.



- Милорд герцог, - сказал Вивиан, - вы и ваши товарищи забыли, что я не очень-то привычен к таким церемониям и еще не посвящен в ранг сомелье ароматов. Я постарался доказать, что не являюсь малодушным любителем питья воды, и сейчас в моем желудке больше вина, чем способен выдержать любой человек, который не пообедал. Поэтому я считаю, что у меня есть некие основания просить о снисхождении, и не сомневаюсь, что здравый смысл - ваш и ваших друзей...



Прежде чем Вивиан закончил свою речь, он заметил, что комната вдруг превратилась в удивительный зверинец. Такой рев, рык и свист можно услышать только во время большого праздника в дебрях бразильских джунглей. Асманхаузен смотрел свирепо, как удав перед обедом. Огромный нос великого герцога мотался туда-сюда, словно хобот разъяренного слона.



Глаза Хокхаймера горели, словно у бенгальского тигра, который собирается наброситься на жертву. Штайнберг рычал, как балтийский медведь. В Маркбруннене Вивиан узнал дикого борова, на которого он сам часто охотился. Графенберг ревел, как осел, а Гайсенхайм трещал, как обезьяна. Но всё это Вивиан забыл и перестал замечать, когда услышал свирепый неистовый смех гиены - маркграфа Рудесхаймера! Вивиан в отчаянии прижал рог Оберона к губам. Выпил, отдышался, сделал еще один отчаянный глоток, готово! После чего с видом превосходства передал рог ликующему Асманхаузену.



Громкие возгласы славили его подвиг, а когда крики умолкли, снова раздался голос великого герцога Йоханнесбергера:



- Благородные бароны и князья! Поздравляю вас с обретением равного соратника и принятием в наше сообщество того, кто, возьму теперь на себя смелость предположить, никогда не опозорит наше славное сообщество, а наоборот, с благословения небес и ради блага своего славного нёба, мы надеемся, обогатит наши знания о ароматах, определяя новые и рисуя иллюстрации на основании постоянных исследований и наблюдений, осуществляемых посредством невероятного нюха. Принимая во внимание долгое путешествие сего господина и его благородные достижения, предлагаю сегодня ночью пить умеренно, а завтра встретиться спустя два часа после рассвета под Дубом лесовика. Но прежде чем мы разойдемся, для восстановления сил и в знак признательности сему благородному и одаренному незнакомцу давайте предложим ему вино из иностранного прославленного сорта винограда, к которому он, вероятно, привык более, чем к сокам Отца Рейна, всегда предпочтительным для нас.



После этого великий герцог кивнул коротышке Гайсенхайму, который мгновенно оказался возле его локтя.



Тщетно Вивиан пытался протестовать, извинялся и уверял их, что поведение их и так уже невероятно учтиво и дополнительная забота не требуется. Любопытную граненую посудину, в которой, по скромным подсчетам Вивиана, помещалось минимум три пинты, поставили перед каждым из гостей, а перед его высочеством поставили корзину с девятью бутылками игристого шампанского высшего качества.



- Мы - не фанатики, благородный незнакомец, - сказал великий герцог, взял одну из бутылок и внимательно изучил метким глазом пробку, - мы - не фанатики, иногда мы пьем шампанское, но ни бургундское, ни мягкое бордо, ни пылающий виноград солнечной Роны не забыты!



Его высочество держал бутылку под углом к люстре. Проволоку ослабили, ухх! Пробка взорвалась и со свистом взлетела в воздух, потушив одну из свечей люстры, капля вина на мгновение повисла в воздухе, а потом со стуком упала среди бокалов на стол. Председатель налил пенистую жидкость в свой огромный кубок, поклонился всем присутствующим и начал глотать содержимое кубка быстрее, чем арабы спешат к священной горе.



То же самое аккуратно и искусно проделалали все, кроме Вивиана. Восемь свечей погасли, восемь бриллиантовых капель со стуком падали на стол, восемь джентльменов закончили удивительную попойку - каждый из них выпил бутылку игристого шампанского. Пришел черед Вивиана. Все внимательные взгляды были устремлены на него. Воистину, он был в отчаянии: даже если бы ему удалось совершить трюк, который подвластен человеку только после длительных тренировок, он осознавал, что не в его власти отведать хотя бы каплю из содержимого бутылки. Но все же ослабил свою проволоку и направил бутылку под углом к канделябру , но пробка вылетела с неописуемым грохотом и очень сильно ударила Йоханнесбергера по могучему носу.



- Штрафную, - завопили все присутствующие.



- Штрафную предателю! - крикнул маркграф фон Рудесхаймер.



- Штрафная - достаточное наказание, - сказал председатель, длинный нос которого еще болел из-за неожиданного нападения. - Вы должны выпить рог Оберона с шампанским, - продолжил он.



- Никогда! - отказался Вивиан. - Довольно. Я терпел ваш варварский юмор так долго, что это может навредить моему здоровью, но даже в излишествах следует знать меру. Милорд, извольте велеть своему слуге, чтобы он провел меня в апартаменты, или я снова сяду на коня.



- Вы не покинете эту комнату, - твердо ответил председатель.



- Кто меня остановит? - поинтересовался Вивиан.



- Я, и все остальные - тоже!



- Ей-богу, более наглого и негостеприимного негодяя я в жизни не встречал. Клянусь вином, которое вы обожествляете - если кто-то осмелится меня тронуть, жалеть об этом будете до конца своих дней, а что касается вас, сэр, если сделаете хотя бы шаг в мою сторону, я схвачу ваш нос-сосиску, и пролетите половину своего замка!



- Предательство! - закричали все, глядя на председателя.



- Предательство! - закричал разъяренный царственный муж. Намек на его нос устранил все сомнения по поводу конституционной законности, умеренно звучавшие в начале вечера.



- Предательство! - истошно завопил председатель. - Наказать немедленно.



- Как мы его накажем? - спросил Асманхаузен.



- Давайте утопим его в новой бочке мозельского, - предложил Рудесхаймер.



Это предложение тут же одобрили. Все вскочили, коротышка Гайсенхайм схватил Вивиана за локоть, а Графенберг, подстрекаемый трусливым, но злонамеренным Рудесхаймером, собрался душить Вивиана. Вивиан схватил карлика и забросил его на люстру, в бронзовых цепях которой коротышка запутался и остался там. Внезапный отпор вверг неосмотрительного и не слишком умного Графенберга в ступор, воспользовавшись таким преимуществом, Вивиан рассек лоб своего главного врага, отступавшего маркграфа Рудесхаймера, рогом Оберона, рог выпал из его рук и улетел в другой конец зала из-за силы сопротивления вражеского черепа. Остальные бросились вперед, но Вивиан внезапно с силой толкнул стол, Йоханнесбергер и Асманхаузен были отброшены назад, нос Йоханнесбергера запутался в громоздких изгибах горна Короля фей. Воспользовавшись результатами этого демарша, Вивиан бросился к дверям. Он вырвался из комнаты, но у него не было времени запереть дверь перед носом врагов - тучный электор Штайнберг был слишком шустр для него. Он сбежал вниз по лестнице с необычайным проворством, но когда достиг большого восьмиугольного зала, оказалось, что все его прежние веселые собутыльники, кроме карлика Гайсенхайма, оставшегося висеть на люстре, гонятся за ним. Побег был невозможен, так что Вивиан, за которым гнались семь аристократов во главе с председателем, на максимально возможной скорости описал круг по залу. Он думал, что погиб, но, к счастью для него, никому из его преследователей на пришло в голову делать что-либо иное, кроме как следовать за своим главарем, а поскольку им никогда не удавалось одурачить Вивиана, а бежал он намного проворнее тучного председателя, на которого равнялись следовавшие за ним, вся эта толпа могла бежать с неизменной скоростью, пока не рухнула бы от усталости, если бы их бег не прервал непредвиденный случай.



Двери зала вдруг открылись нараспашку, и в зал вбежал Эспер Георг, за которым гнался Хансдрих и все гости привратницкой - слуги преследователей Вивиана. Эспер вклинился между Рудесхаймером и Маркбрюнненом, Хансдрих с друзьями последовал тактике своих господ, не пытаясь окружить и заблокировать жертву преследования, они просто следовали за ним гуськом, описывая, но в противоположном направлении, круг поменьше в пределах бесконечного кружения первой группы. Слугам надлежало лишь создавать стену для своих хозяев. Хотя Вивиан находился в очень неприятной и опасной ситуации, ему с трудом удавалось сдерживать смех, каждые тридцать секунд сталкиваясь с Эспером у подножия огромной лестиницы. Вдруг, пробегая мимо, Эспер схватил Вивиана за талию, резко поставил его на лестницу, а потом с помощью легкого финта столкнул привратника Хандсдриха с великим герцогом.



- Наконец-то я тебя поймал, - воскликнул Хансдрих, приняв его светлость Йоханнесбергера за Эспера и ухватив его за уши.



- Наконец-то я тебя поймал, - воскликнул его хозяин, думая, что схватил Вивиана. Они начали бороться, их последователи энергично проталкивались вперед, битва была всеобщая, поражение всемирное. В одно мгновение все оказались на земле, а если какой-нибудь менее пьяный или более активный индивидуум пытался подняться, Эспер незамедлительно повергал его наземь с помощью рогатины.



- Подайте мне вон ту большую рыбацкую сеть, - попросил Эспер Вивиана, - да побыстрее.



Вивиан потянул на себя большую грубую сеть, занимавшую почти пятую часть комнаты. Ее тут же развернули и бросили на поверженных противников. К полу пригвоздили с помощью полудюжины рогатин, которые вбили в доски - это не составило большого труда. Эспер дернул за нос великого герцога Йоханнесбергера, прежде чем поспешно потащил Вивиана прочь, десять минут спустя они снова вскочили на коней и галопом понеслись по освещенному звездами лесу.




ГЛАВА 2



В столь ранний час трудолюбивая пчела еще не покидает свой золотой улей, застенчивый румянец дня еще не озяряет небо с востока, победоносная денница еще не прогнала с утреннего неба скромный блеск ночных звезд. Всюду царит тишина, лишь легкое дыхание утра будит дремлющую листву. Уже сейчас золотые жилки испещряют серые горы. Чу! Пронзительно кричит петух-шантеклер! Когда поет петух, филин умолкает. Чу! Пронзительный крик пернатого соперника петуха-шантеклера! Утренний жаворонок взлетает с мрачной земли и приветствует радостной песнью новый день. Золотая полоска превратилась в пурпурный серп, и лучи живого огня пылают над розовой эмалью востока. Челоловек встает раньше, чем солнце, уже слышен свист пахаря, песнь косаря и звон кузнечного горна. Чу! Звук охотничьего горна, борзая заливается хриплым лаем. Солнце встало, солнце, зарождающее жизнь! И храм, и башня, и дерево, и массивное дерево, и широкое поле, и далекий холм вдруг озаряются светом, клубы сумрачного тумана вдруг возникают над сияющей рекой, жадными глотками пьет росу поникших цветов, поднявших головки.



Несясь галопом в свете немного более ярком, чем злосчастный свет, приведший его со спутником в Дворец Вина, вскоре они снова оказались на опушке леса, а сейчас выезжают на равнину из вон того темного леса.



- Ей-богу, Эспер, я сегодня утром не попаду в город. Можно ли представить большее несчастье. Проклятье на голову этих пьяных дураков. Никакого отдыха и солидной закуски, в желудке у меня - море разливанное рейнвейна, и столько адских усилий потребовала беготня по кругу в этом гнусном зале - я полностью истощен, могу прямо сейчас выпасть из седла. Друг мой, не видишь ли ты поблизости какое-нибудь жилище, в котором по случаю мы могли бы получить завтрак и несколько часов отдыха? Мы уже выехали достаточно далеко за пределы леса. О! Определенно, дым поднимается из-за вот тех сосен - думаю, какая-то примерная жена у камелька.



- Если бы мои органы чувств не пострадали от паров подогретого гайсенхайма, до сих пор меня преследующих, я бы мог поклясться, что этот дым пахнет табаком.



- Полно тебе шутить, славный мой Эспер, мне дейсвительно очень худо. Год назад я бы посмеялся над нашими злоключениями, но сейчас всё совсем иначе, и, бога ради, мне необходимо позавтракать! Так что взбодрись, и, хотя у меня совсем нет сил, пришпорим коней в направлении дыма.



- Нет, дражайший хозяин, я поеду первым. Следуйте за мною неспеша, и если остался голубь хоть в одном котелке Германии, клянусь святым покровителем всех деревень в радиусе пятидесяти миль, если только там живут не еретики, что сегодня утром вы попробуете мясо с его грудной кости.



Дым поднимался из трубы, но дверь коттеджа была плотно закрыта.



- Эй там, внутри, - закричал Эспер, - кто запирается от солнца сентябрським утром?



Наконец, дверь медленно открылась, и неприятного вида негостеприимная дама мрачно поинтересовалась:



- Что вам нужно?



- Очаровательное создание! - воскликнул Эспер, будучи еще слегка навеселе.



Дверь захлопнули бы прямо у него перед носом, если бы он не проскользнул в дом прежде, чем женщина успела опомниться.



- Воистину, опрятное и славное жилище! Думаю, вы не откажетесь угостить красивого молодого джентльмена несколькими кусочками какой-нибудь снеди, просто чтобы напомнить ему, знаете ли, что сейчас - не время обеда.



- Мы здесь не подаем кусочки, за кого вы нас принимаете? Так что, красивый молодой джентльмен, убирайтесь прочь, иначе я позову одного хорошего человека.



- Ну что вы, я - не этот красивый молодой джентльмен, речь о моем хозяине! Если бы мы не умирали от голода, он влюбился бы в вас с первого взгляда.



- Ваш хозяин едете в карете?



- В карете! Нет, на коне.



- Путешествуете?



- Истинно так, фрау, путешествуем.



- Путешествуете без багажа и в столь ранний час! Судя по вашему виду, странные молодые люди, вы - путешественники, с которыми честной женщине лучше не сталкиваться.



- Что я слышу? Кто-то отказывается от сорока крейцеров этим солнечным утром?



С этими словами Эспер беззаботно подбросил большую монету в воздух, а затем накрыл ею монету такого же достоинства, поймав падающую монету на ладонь.



- Это ваш хозяин? - спросила женщина.



- Да, именно! А вы - обладательница самой очаровательной плоти, которую я видел в этом месяце, если исключить меня.



- Ладно! Если джентльмен любит хлеб, он может сесть сюда, - сказала женщина, указав на скамью и швырнув на стол прокисшую черную буханку.



- А теперь, сэр, - сказал Эспер, очень тщательно вытирая скамью, - ложитесь сюда и отдохните. Я знавал гофмаршала, спавшего на более жесткой кушетке.



Завтрак будет готов незамедлительно.



- Если не можете есть то, что вам предложено, можете ехать куда-то в поисках угощения получше.



- Что такое хлеб для завтрака путника? Но я беру на себя смелость сказать, что мой господин будет доволен: молодому мужчине так легко угодить, если на горизонте появляется очаровательная девушка, уверен, вы знаете о своей привлекательности и пользуетесь преимуществами, которые она вам дает.



Нечто вроде улыбки озарило лицо мрачной женщины, и она ответила:



- В доме может сыскаться яйцо, но я не уверена.



- Но поторопитесь, прелестница! Что за очаровательная ножка! - вслед ей крикнул Эспер, когда она выходила из комнаты. - Мы смутили эту ведьму, если она теперь не найдет в доме кусок мяса, я на протяжении всего обеда буду сидеть с закрытым ртом.



Что это там в углу? Кабаний клык! Ого, да это хижина охотника, а когда это охотники жили на черном хлебе и воде! О! Да благословит Господь ваши ясные глаза за эти яйца и крынку парного молока.



С этими словами Эспер принял угощение из рук хозяйки и поставил его на стол перед Вивианом.



- Прелестница, когда вы вышли из комнаты, я сказал себе: «Эспер Георг, дружище, молись и никогда не отчаивайся, будь что будет - ты наконец-то оказался среди друзей, и откуда тебе знать - может быть, твоя мечта в конце концов осуществиться? Разве ты не мечтал завтракать в сентябре с изящной молодой женщиной, у которой золотые сережки? И разве сейчас она не стоит перед тобой? Разве она не делает всё возможное для твоего комфорта? Разве не угостила она тебя молоком и яйцами, а когда ты пожаловался, что мясо давно исчезло из твоего рациона, разве она не открыла свой буфет и не положила перед тобой самый славный кусок мяса, добытого на охоте, которым когда-либо угощали доезжачего?



- Наверное, с вами я так превращусь в жену трактирщика, - сказала дама, ее суровые черты смягчила улыбка, она подошла к огромному буфету, Эспер Георг на цыпочках последовал за ней, высовывая длинный язык и поглаживая воображаемый живот. Когда женщина открыла буфет, Эспер вскочил на стул и исследовал полки быстрее, чем успел бы выстрелить пистолет.



- Белый хлеб! Достойно графини. Соль! Достойно Польши. Кабанья голова! Лучше не сыскать и в Трое. Дичь! Моя мечта сбылась! - и с торжествующим видом он принес почти уснувшему Вивиану роскошный кусок соленого маринованного мяса, начиненного всевозможными пряностями.



Путники встали из-за стола почти в час дня. Их дорога снова вела в лес, по которому они ехали последние два дня. Охотники были в отъезде, хорошая трапеза, своевременный отдых и ободряющие звуки охотничьего горна восстановили истощенные силы Вивиана.



- Это, должно быть, истинный охотник, Эспер, судя по звуку его рога. Никогда я не слышал, чтобы кто-нибудь играл с большим воодушевлением. Чу! Изысканные звуки охотничьего рога тают в лесу, становятся всё слабее, но всё равно какая четкость! Должно быть, они сейчас на расстоянии полумили.



- Никогда не слышал ничего прекраснее, - сказал Эспер, приложил два пальца правой руки к губам и взял ноту столь верную и красивую, столь точно изображающую затухание, которое заметил и которым восхитился Вивиан, что на мгновение ему показалось - рядом стоит охотник.



- Искусный ты плут, давай еще разок.



На этот раз эхо от свиста Эспера разнеслось по всему лесу. Несколько минут спустя галопом примчался всадник, это был самый щегольски одетый всадник из всех, чей ретивый конь когда-либо топтал мягкую траву. На нем была зеленая военная форма, на боку висел позолоченный охотничий рог, судя по копью, он охотился на дикого кабана. Увидев Вивиана и Эспера, всадник резко натянул поводья, он был удивлен.



- Я думал, его высочество здесь, - сказал охотник.



- Никто мимо нас не проезжал, сэр, - ответил Вивиан.



- Я мог бы поклясться, что его охотничий рог звучал именно отсюда, - удивился охотник. - Слух редко меня подводит.



- Мы слышали звук охотничьего рога справа, сэр, - сказал Эспер.



- Спасибо, друг мой, - и охотник собрался ускакать прочь.



- Могу я узнать, как зовут его высочество? - поинтересовался Вивиан. - Мы - чужаки в этой стране.



- Наверное, вам можно простить ваше невежествео, - сказал охотник, - но все жители этой страны не могут не знать его светлость князя Малой Лиллипутии, моего прославленного господина. Я имею честь, - продолжил охотник, - быть доезжачим, или de la Chasse, его светлости.



- Невероятно почетная должность, - сказал Вивиан, - без сомнения, вы прекрасно выполняете свои обязанности. Не буду мешать вам, сэр, восхищаться вашим конем.



Охотник вежливо поклонился и ускакал прочь.



- Вот видите, сэр, - сказал Эспер Георг, - мой охотничий рог обманул даже доезжачего, или Gentilhomme de la Chasse его светлости князя Малой Лиллипутии,


и с этими словами Эспер вновь затрубил в свой воображаемый охотничий рог.


- Эта шутка может зайти слишком далеко, друг мой, - сказал Вивиан. - Настоящий охотник вроде меня не должен портить охоту собратьям, так что заставь свой охотничий рог замолчать.



Снова прискакал галопом доезжачий, или Gentilhomme de la Chasse, его светлости князя Малой Лиллипутии. Он снова натянул поводья коня, по-видимому, столь же удивленный, как прежде.



- Я думал, его высочество здесь, - сказал охотник.



- Никто мимо нас не проезжал, - ответил Вивиан.



- Мы слышали звук охотничьего рога справа, - сказал Эспер Георг.



- Боюсь, его высочество - в беде. Вся свита бросилась на его поиски. Это, должно быть, его охотничий рог - устав этого леса столь строг, что никто не осмелится трубить в рог, кроме его высочества.



И охотник снова ускакал прочь.



- В следующий раз мне придется от тебя откреститься, Эспер, - предупредил Вивиан.



- Всего один еще разок позвольте протрубить в охотничий рог! - взмолился Эспер. - На этот раз - слева. Тогда они будут в полном замешательстве.



- Приказываю тебе этого не делать, - и они поехали дальше в тишине.



Но это был один из тех дней, когда Эспер не мог хранить молчание или подчиняться приказам. Его очень раздражал запрет трубить в охотничий рог, и он развлекал себя тем, что подражал звукам различных животных, попадавшихся на его пути, за ним уже следовал молодой олень и различные птицы, даже белка взгромоздилась на шею его коня. Они подъехали к маленькой ферме в лесу, двор которой изумил Эспера. Он заржал, и полдюжины конских голов тут же выглянули из-за изгороди, снова заржал, и они поскакали за ним по дороге. Выскочила собака, чтобы напасть на опасного незнакомца и вернуть его добычу, но Эспер дружелюбно залаял, и мгновение спустя пес переметнулся на его сторону, присоединившись к искренней дружеской беседе. Громкое продолжительное хрюканье вскоре вызвало свиней, встретив трех или четырех коров, возвращавшихся с пастбища, нежным мычанием их соблазнили отказаться от свидания с доильщицей. Глупого осла, в изумлении взиравшего на эту процессию, приветствовали громким ревом, что сразу же заставило его влиться в эти ряды, а когда Эспер проходил мимо птичьего двора, он так вероломно сообщил его жителям, что их собираются кормить, что выводки уток и цыплят незамедлительно последовали за ним.


Заботливых кур очень встревожила опасность, которой их отпрыски подвергались из-за подков и копыт четвероногих, но пока их обуревали сомнения и отчаяние, целая стая величавых гусей с торжественной напыщенностью вышла из других ворот фермы и начала кудахтать, что-то рассказывая Эсперу. Столь заразительна сила примера, и столь уверены в себе были куры, желавшие поставить на место этих напыщенных гусей, не первых в мире дураков, чей торжественный вид обманул нескольких старых дам, и, увидев, что гуси следуют за всадником, как его свита, они тоже бросились следом, чтобы отдать дань уважения его выезду.



Но сейчас было не время веселиться - по дороге спешили двое высоченных разгневанных пастухов, один вооружен копьем, другой - вилами, а с ними - суматошная женщина, ни на мгновение не перестававшая улюлюкать:



- Убийство, насилие и огонь!,


Всё, кроме 'грабежа'.



- Да, Эспер, вот так передряга!



- Стойте, мерзавцы! - крикнул пастух Адольф.



- Стойте, банда воров! - крикнул пахарь Вильгельм.



- Стойте, кровавые убийцы! - завопила Филиппа, возмущенная хозяйка молочной фермы и птичника.



- Стойте, негодяи! - завопили все трое.



Негодяи, конечно же, не попытались сбежать, и полторы секунды спустя разъяренная семья лесного фермера окружила Эспера Георга, но в столь критической ситуации он начал издавать громкие звуки на языке каждой птицы и зверя вокруг, вдруг все они повернули обратно и начали маршировать в другую сторону.



Пастух Адольф в ужасе убежал прочь, унося на спине одну из своих коров. Еще быстрее убежал испуганный пахарь Вильгельм, а один из коней лягнул его с тыла.



Быстрее их всех с криками и воплями умчалась несчастная хозяйка куриного насеста, а все ее подданные толпились вокруг, некоторые - под локтем, другие - над головой, ее кружевной чепчик пришел в упадок, платье было в полном беспорядке. Вся эта толпа перемещалась так быстро, что вскоре они исчезли из поля зрения.



- Трофей! - закричал Эспер, спрыгнув с коня и схватив копье пастуха Адольфа.



- Рогатину мне, или я - не охотник, - крикнул Вивиан, - сейчас же!



Он подбросил копье в воздух, с легкостью его словил, держал в равновесии человека, привыкшего обращаться с оружием, а на лице его была радость человека, который встретил старого друга.



- Этот лес, Эспер, и это копье заставляет меня вспомнить дни, когда я был достаточно тщеславен, чтобы думать, что претерпел достаточно несчастий. О! Слшком мало я тогда знал о человеческом горе, хотя воображал, что страдал так много!



Пока он говорил, с правой стороны обочины раздавались крики человека, явно попавшего в беду.



- Кто это зовет? - крикнул Эспер.



Ответом ему был только крик. Тропинки не было, но подлесок невысокий, Вивиан сел на коня, поперек спины которого с легкостью взгромоздил старого лесника, Эспер попятился, Вивиан оказался на маленькой зеленой поляне площадью примерно тридцать футов. Вокруг нее плотной стеной росли высокие деревья, кроме точки, через которую он въехал на поляну, а в самом дальнем углу, возле каких-то серых скал, охотник отчаянно сражался с диким кабаном.



Охотник встал на правое колено, держал копье обеими руками и направил его на разъяренного зверя. Это был зверь невероятной величины и силы. Глаза его горели огнем. Справа лежал маленький серый мастиф мощного телосложения, он лежал на спине, истекая кровью, его туловище было разорвано в клочья. Другая собака, рыжеватая сука, схватила кабана за левое ухо, но нижний клык борова, длиной около фута, вонзился в смелую собаку, и несчастное существо корчилось в муках, хотя пыталось отомстить своему врагу. Охотники были почти полностью истощены. Только лишь благодаря храбрости рыжеватой собаки, вцепившейся в кабана, зверь не мог в полную силу напасть на человека, иначе его просто забодали бы. Минуту спустя Вивиана сбросили с коня, который, испугавшись при виде дикого кабана, перепрыгнул через изгородь.



- Сохраняйте мужество, сэр! - сказал он. - Не двигайтесь. Я отвлеку его внимание, заставлю оглянуться.



Хотя укол копья Вивиана в спину животного не нанес ему серьезное увечье - это место у кабана неуязвимо - все-таки разозлил его, так что кабан бросился наутек от рыжеватой собаки на огромной скорости, но наткнулся на нового противника. Есть только две точки, в которые можно поразить кабана и добиться какого-то эффекта - между глаз и между лопаток. Но чтобы попасть в эти точки, нужна большая осторожность - кабан очень ловко избегает оружия, которое пытаются вонзить в его морду или клык, а если вы один раз промахнетесь, в особенности - если вам помогают собаки (а Вивиану собаки не помогали), с вами покончено, разъяренное животное бросится на вас подобно молнии, вас просто забодают.



Но Вивиан был свеж и бодр. Зверь вдруг замер и уставился на своего нового врага. Вивиан хранил молчание, он вовсе не возражал против того, чтобы предоставить зверю возможность отступить в свое логово. Но вовсе не отступление было у кабана на уме, он вдруг стрелой бросился на охотника, которого вовсе не застигли врасплох, хотя он не мог подняться с колена из-за легкого ранения. Вивиан снова уколол кабана в бок, чтобы раздразнить его, и животное быстро повернулось к нему. Он сделал ложный выпад, словно собирался вонзить копье между глаз кабана. Кабан не чувствовал рану, которую ему не нанесли, он был раздражен и бросился на Вивиана, а тот вонзил свое копье между его лопаток. Животное совершило одно ужасающее усилие, а потом свалилось замертво. Рыжеватая сука хоть и была тяжело ранена, громко залаяла, и даже другой пес, хотя Вивиан думал, что он давно умер, выказал триумфальное ликование почти бессловесным стоном. Убедившись, что кабан действительно мертв, Вивиан бросился к охотнику и сказал ему, что надеется, что его рана не серьезная.



- Пустяки, наш хирург привык к таким делам, быстро вылечит. Сэр! Благодаря вам мы живы! - сказал охотник с огромным достоинством, пока Вивиан помогал ему встать с земли. Это был высокий мужчина аристократической внешности, но его наряд - привычный охотничий костюм немецкого аристократа, ничего не говорил о его положении в обществе.



- Сэр, мы в долгу перед вами, - повторил незнакомец, - еще пять минут, и наш сын стал бы монархом Малой Лилипутии.



- Значит, я имею честь общаться с его светлостью. Вы вовсе ничего мне не должны, мне кажется, я должен извиниться за столь бесцеремонное вмешательство в вашу охоту.



- Чушь! Мы в свое время убили достаточное количество этой братии, чтобы стыдиться этого долга, так что если бы не вы, один из них отомстил бы за весь свой род. Мы убили и съели множество кабанов, но никогда не видели столь разъяренного и сильного зверя, как этот. Сэр, должно быть, вы владеете копьем лучше всех в христианском мире!



- Вы слишком добры ко мне, ваше высочество, но забываете, что животное уже было истощено благодаря вашему нападению.



- Да, в этом что-то есть, но вы почти всё сделали, почти всё. Вам нравится охотиться, полагаем?



- Я немного практиковался, но болезнь так меня истощила, что я отказался от леса.



- Жаль! При ближайшем рассмотрении мы заметили, что вы - не охотник. Ваше пальто - не для вольного леса, но откуда у вас копье?



- Я еду в ближайший город, в котором есть почтамт, я должен отослать свой багаж. Я спешу на юг, а что касается этого копья, мой слуга отобрал его сегодня утром у другого слуги в шумной перепалке, и показывал мне, когда я услышал, что ваше высочество меня зовет. Сейчас я действительно думаю, что его послало мне Провидение. Своим хлыстом я бы вам точно не очень-то помог. Эй, Эспер, ты где?



- Здесь, благородный сэр, здесь-здесь. Что это у вас там? Кони топчутся на месте, совсем с места не сдвинутся. Не могу здесь больше оставаться, пусть катятся к чертям!



С этими словами камердинер Вивиана перепрыгнул через кусты и приземлился у ног князя.



- Боже правый, это - ваш слуга? - спросил его высочество.



- К вашим услугам, - сказал Эспер, - его камердинер, повар и секретарь, всё - в одном, а еще - его доезжачий, или Gentilhomme de la Chasse, как сказал мне сегодня утром щенок с охотничьим горном.



- Забавный негодяй! - воскликнул князь. - А твои слова о щенке с охотничьим горном странным образом напомнили нам, что сегодня нас бросила свита, всегда следовавшая за нами. Мы воистину удивлены. Боюсь, наш охотничий рог оказался предателем.




После этого князь очень мастерски подул в рог, и Вивиан сразу же узнал, кому именно подражал Эспер Георг.



- Ну что же, друг мой - сказал князь, - мы не желаем слышать никаких возражений, вы не можете проехать по нашим землям и не посетить наш славный замок. Мы с большей радостью отдали бы вам долг как-то иначе, не предлагая гостеприимство, которым на законных основаниях имеют право располагать все благородные господа. Но ваше присутствие воистину доставит нам удовольствие. Вы не должны отказываться. Ваша внешность и ваша доблесть говорят о благородном происхождении, мы уверены, что заказ у мануфактурщика не пострадает, если вы не поторопитесь в намеченный пункт назначения. Хотя у вас хорошее произношение, мы думаем, что не ошибемся, если скажем, что перед нами - английский джентльмен. А вот и они.



Пока князь говорил, трое или четверо всадников во главе с молодым охотником, которого путешественники встретили утром, появились на поляне.



- В чем дело, Арнельм! - воскликнул князь. - У доезжачего такой плохой слух, что он не способен узнать охотничий рог своего господина, даже если ветер дует ему в лицо?



- По правде говоря, ваше высочество, мы слышали достаточно охотничьих рогов сегодня утром. Нам неведомо, кто нарушает законы леса, но тот другой рог звучал не раз. Да простит меня святой Губерт за эти слова, но тот другой рог звучал столь же мастерски, как рог вашего высочества, несомненно. Я, фон Нойвид и Линц проскакали галопом по всему лесу. Остальные, я уверен, уже впереди.



Доезжачий затрубил в свой рог.



Пять минут спустя прибыли около двадцати других охотников в одинаковой форме, и все начали жаловаться, как они бешеным галопом скакали за князем в других уголках леса.



- Должно быть, нас водил за нос сам Дикий Охотник! - поклялся человек бывалый.



Такая разгадка тайны всех удовлетворила.



- Ладно-ладно! - сказал князь. - Кто бы это ни был, если бы вовремя не появился сей джентльмен, вам пришлось бы сменить свои зеленые куртки на траурные сюртуки, а звук вашего охотничьего рога больше не раздавался бы в лесах наших отцов. Вот, Арнельм! Разделай животное, и помни: левая лопатка - знак почета, она принадлежит этому незнакомцу, не менее почетному из-за того, что нам он не известен.



Все присутствующие сняли шляпы и поклонились Вивиану, который воспользовался возможностью представиться князю.



- А теперь, - продолжил его высочество, - мистер Грей поедет с нами в наш замок, нет, сэр, мы не примем отказ. Мы пошлем в город за вашим багажом. Арнельм, займись этим! А вас, мой честный друг, - обратился князь к Эсперу Георгу, - мы передадим на попечение нашего друга фон Нойвида, так что, господа, верные сердца, седлайте коней, мы едем в замок.




ГЛАВА 3



Некоторое время кавалькада ехала оживленной, но неравномерной иноходью, пока всадники не достигли менее дикой и густой части леса. Князь Малой Лилипутии осадил коня, въехав на широкую аллею пурпурных буков, в конце которой, хоть и на значительном расстоянии, Вивиан увидел башни и турели готического здания, сиявшие на солнце.



- Добро пожаловать в Туррипарву! - воскликнул его высочество.



- Хочу заверить ваше высочество, - сказал Вивиан, - что мысль о возможности отдохнуть в цивилизованном поместье мне вовсе не неприятна, поскольку, по правде говоря, последние сорок восемь часов Фортуна вовсе не баловала меня успехом в поисках ночлега или того, что некоторые считают более важным, чем отдых.



- Неужели? - удивился князь. - Судя по вашему точному удару сегодня утром, мы решили, что вы свежи, словно утренний жаворонок. Скажу честно, удар был отменный! Откуда же вы в таком случае приехали, славный сэр?



- Известен ли вам самый безумный и пьяный из идиотов, называющий себя великим герцогом Йоханнесбергером?



- О нет! - ответил князь, искренне посмотрел на Вивиана и рассмеялся. - Вы действительно попали к безумцам. Чудесное приключение! Арнельм! Ты где? Подъедь сюда! В лице этого джентльмена ты видишь новую жертву подавляющего гостеприимства нашего Дядюшки Вин. Вас они наградили титулом? Скажите, вы - электор, пфальцграф или барон? Или же вы не справились с обязанностями, как когда-то наш славный кузен Арнельм, признайте, что вас наградили титулом архиепископа опивков? Арнельм, не так ли тебя звали во Дворце Вин?



- Кажется, так, ваше высочество. Думаю, этим титулом меня наградили в ту ночь, когда ваше высочество по ошибке приняли нос великого герцога за Рог Оберона и совершили государственную измену, до сих пор не прощенную.



- Хорошо, что вы нам тут встретились. Хорошее воспоминание часто способно сослужить добрую службу, как и остроумная шутка. Остроумие - не ваша сильная сторона, друг мой Арнельм, но всё же странно, что в острой перебранке хорошо подвешенных языков и праздных споров у тебя иногда бывает преимущество. Но все равно будь уверен, мой славный кузен Арнельм, остроумие - не твоя сильная сторона.



- Хорошо, что не все придерживаются того же мнения, что ваша светлость, - сказал молодой доезжачий, несколько уязвленный, поскольку гордился своими остроумными ответами.



Князя отвлек рассказ Вивиана о его ночном приключении, а наш герой узнал у его высочества, что хозяин замка, в который он попал в столь поздний час, был никем иным, как кузеном князя Малой Лилипутии, немецким бароном старинного рода, который проводил время с соседями аналогичного темперамента, охотясь по утрам на дикого кабана, а всё остальное время размышляя об ароматах утонченных рейнских вин.



- Благодаря ему и его товарищам, - продолжил князь, - вы можете получить представление о немецкой аристократии полувековой давности. Дебош прошлой ночи - обычная попойка, венчавшая подвиги каждого дня, когда я был ребенком. После революции все эти обычаи устарели.



О, если бы и кое-что другое благодаря революции вышло из моды!



Тут князь затрубил в свой охотничий рог, и ворота дворца, находившиеся на расстоянии не более двадцати ярдов, незамедлительно открылись. Кавалькада пришпорила коней и во весь галоп понеслась с глухим звуком по разводному мосту во внутренний двор замка. Сразу же выбежала толпа лакеев в зеленых ливреях, Арнельм и фон Нойвид спрыгнули с коней, приняв стремена и уздечку князя, пока он слезал с лошади.



- Где мастер Рудольф? - громко спросил его высочество.



- К вашим услугам, ваша светлость, я здесь! - ответил ему очень высокий дискант, а потом через окружающую толпу пробрался обладатель голоса.



Мастер Рудольф был ростом не выше пяти футов, но в ширину - почти такой же, как в высоту. Хотя его возраст перевалил за средний, на широком ясном лице играла почти детская улыбка, которой не прибавляли выразительности надменный нос, выпученные зеленые глаза и бессмысленный рот. Длинные волосы свисали до плеч, льняные локоны в некоторых местах поседели. В соответствии со вкусами своего хозяина этот управляющий наименее атлетического вида был одет в зеленую приталенную куртку, на правом рукаве которой была вышита голова великана - герб Малой Лилипутии.



- Воистину, Рудольф, на сегодняшней охоте мы добыли кое-какую дичь, и нам нужна твоя помощь. Это - лучший из хирургов, уверяю вас, мистер Грей, если вам понадобится хирург, а вы проследите, чтобы этому джентльмену предоставили голубую комнату, сегодня вечером нам понадобится ваш кабинет. Убедитесь, что всё это выполнено, и сообщите князю Максимилиану, что мы будем с ним говорить. И еще, смотрите, мастер Рудольф, в этой компании есть еще один человек, как, вы сказали, зовут вашего слугу, сэр? Эспер Георг! Прекрасно, Рудольф, проследите, чтобы нашему другу Эсперу Георгу предоставили всё необходимое. Мы знаем, что можем доверить его вашему попечению. А теперь, джентльмены, до встречи на рассвете в Зале Великанов.



С этими словами его высочество поклонился присутствующим, взял Вивиана под руку, за ними последовали Арнельм и фон Нойвид, они поднялись по лестнице, ведущей во двор, а потом вошли в крытую галерею, огибавшую всё здание. Внутреннюю стену галереи украшали рога, головы и другие охотничьи трофеи, лепные гербы с геральдическими знаками. Принц с огромной учтивостью оказывал Вивиану честь приема во дворце. Оружейный арсенал и зал, комната рыцарей и даже башня донжона - всё осмотрели, а когда Вивиан выказал достаточное восхищение древностью строения и красотой расположения, князь, спустившись вниз по длинному коридору, открыл дверь в маленькую комнатку, сообщив Вивиану, что это - его, князя, кабинет. Мебель в этой комнате была довольно причудливая, но ее нельзя было назвать неприятной. Деревянные панели и потолок выкрашены в один и тот же светло-зеленый цвет, украшены богатой резьбой и позолотой. Стены обиты зеленым бархатом, из этого же материала обивка стульев и дивана, накрытого замысловато вырезанным большим стеклом. Нижние филенки окон в комнате - из витражного стекла ярких оттенков, а верхние филенки не были окрашены, чтобы свет бесперпятственно падал сквозь них на две великолепные картины, одна из которых - сцена охоты кисти Шнайдера, другая - портрет вооруженного полководца на коне кисти Лукаса Кранаха.



Дверь открылась, и вошел мастер Рудольф с белым скипетром в руке, почтительно поклонился и объявил, что слуги подают холодные закуски. Когда он вошел, ему было сложно придать своему лицу надлежащее выражение серьезности, толстый управляющий с трудом сдерживал смех, руководя расстановкой закусок на столе, так что князь, у которого Рудольф был любимцем и в то же время - предметом насмешек, наконец-то заметил его необычную несдержанную смешливость.



- Рудольф, что тебя беспокоит? Ты вчера услышал какую-то хорошую шутку?



Управляющий больше был не в силах сдерживать смех, и дал волю эмоциям, издав тончайшим дискантом звук: «Хе-хе-хе!».



- Говори же, прошу, во имя святого Губерта, во имя самого крепкого охотника, когда-либо садившегося на коня. Говори, мы приказываем, скажи, что тебя тревожит?



- Хе-хе-хе! По правде сказать, презабавнейший плут! Прошу у вашей светлости десять тысяч нижайших извинений, но более забавного плута я в жизни не видывал. Как, вы сказали, его зовут? Эспер Георг, кажется, хе-хе-хе! Воистину, ваше высочество были правы, назвав его веселым мошенником, хе-хе-хе! Очень забавный плут! Он говорит, ваше высочество, что я похож на питона, переваривающего свою жертву! Хе-хе-хе! Воистину, презабавнейший плут!



- Ну что же, Рудольф, раз ты не обиделся на его шутки, они сойдут за истинную остроту. Но где наш сын? Вы сообщили князю Максимилиану о нашем приезде?



- По правде сказать, сообщил, но он как раз был занят с мистером Сиверсом, так что не мог отреагировать на мое сообщение незамедлительно. Несмотря на это, он попросил засвидетельствовать вашей светлости свое почтение и сказал, что вскоре будет иметь честь преклонить колено перед вашей светлостью.



- Он никогда не говорил такую чушь. А если он действительно это сказал, значит, он очень изменился с момента нашей последней охоты.



- По правде сказать, ваше высочество, как честный управляющий я не могу утверждать, что таковы были точные слова и формулировки его высочества князя Максимилиана. Но во времена славного князя, вашего отца, да будет вовеки благословенна его память,таковы были слова и стиль сообщений, которым меня учил герр фон Лексикон, достопочтеннейший наставник вашей светлости, да будет вовеки благословенна его память, а я был доверенным пажем вашей светлости, и мне часто выпадала приятная обязанность сообщать славному князю, вашему отцу, да будет вовеки благословенна его память...



- Довольно! Но Сиверс - не фон Лексикон, а Максимилиан, мы надеемся, не....



- Папа! Дражайший папа! - закричал юноша, стремительно распахнув дверь и ворвавшись в комнату, после чего обнял князя за шею.



- Мой любимый сын! - воскликнул отец, в это мгновение искреннего чувства забыв о напыщенном множественном числе, которое прежде использовал, говоря о себе. Князь нежно поцеловал свое дитя. Мальчику было примерно десять лет, он обладал утонченной красотой. Его благородные черты озаряла храбрость, а не безрассудство.



- Папа! Могу я завтра поохотиться с тобой?



- А что говорит мистер Сиверс?



- О! Мистер Сиверс говорит, что я веду себя превосходно, уверяю тебя, это правда. Я слышал, как ты вернулся домой, я просто умирал - так хотел тебя видеть, но не выбежал к тебе, пока не закончил римскую историю. Поверь, папа! Каким великим человеком был Брут, как важно быть патриотом! Мне хотелось бы и самому быть патриотом и убить великого герцога Райсенбурга. А это кто?



- Макс, это - мой друг, мистер Грей. Поговори с ним.



- Я счастлив видеть вас в Туррипарве, сэр, - сказал мальчик, с достоинством поклонившись Вивиану. - Вы охотились с его высочеством сегодня утром?



- Вряд ли я могу сказать, что охотился.



- Макс, сегодня меня слегка ранили. Не тревожься, рана легкая. Я упомянул об этом происшествии вот по какой причине: если бы не этот джентльмен, вероятно, ты никогда больше не увидел бы своего отца живым. Он спас мне жизнь!

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги