Вкус желания

Глава 5

Томас покинул леди Амелию как раз в тот момент, когда негодующее выражение на ее лице сменилось на потрясенное. И все же он не мог не заметить грациозного покачивания ее бедер, когда она шла через зал, а голову держала так, что в ее облике не чувствовалось ни малейших признаков смущения или раскаяния.

— Вижу, дочь Гарри сильно увлечена тобой.

Он повернулся, услышав это бездумное замечание своего друга, которое, по-видимому, должно было означать шутку, и наградил лорда Алекса Картрайта мрачным взглядом.

— Мне следовало проявить осмотрительность и не позволить тебе завлечь меня сегодня сюда. Как я понимаю, это ты инсценировал злополучную сцену с этой маленькой…

— Ах, ах! Джентльмен не должен отзываться о леди дурно, — прервал его Картрайт.

Любой взрослый мужчина насторожился бы, видя гнев Томаса. Но Картрайт и глазом не моргнул.

— Как бы ни было для меня соблазнительно приписать себе честь всего произошедшего, должен с грустью признаться, что я тут ни при чем. Честь разыгранной сцены, единственной в своем роде и должной стать украшением всего десятилетия, целиком и полностью принадлежит леди Амелии.

Хорошо сознавая, какое удовольствие получил его друг, наблюдая эту сцену, Томас не стал развивать далее данную тему.

Его взгляд снова обратился к леди Амелии, пробивающейся вместе со своей компаньонкой к дверям бального зала. Улепетывающей. Как и следовало ожидать.

— Так ты не хочешь мне рассказать, чем ты так досадил этой леди, если она столь презрительно отозвалась о твоих мужских достоинствах? Это могут сделать только отвергнутые любовницы. Хотя теперь я припоминаю, что говорила Мисси о вашей первой встрече и знакомстве с этой леди, когда ты разглядывал ее, как лакомый кусочек на банкетном столе.

Томас медленно повернул голову и посмотрел на Картрайта. На мгновение он испытал искушение кулаком стереть с его лица наглую удовлетворенную ухмылку.

— В то время моя сестра была, да и до сих пор еще находится, в состоянии безумной влюбленности. И каждый взгляд, брошенный мужчиной на женщину, она истолковывает в глупом романтическом смысле. Должно быть, теперь я не могу и взглянуть на женщину без того, чтобы меня не заподозрили в чем-то подобном.

— И все же, насколько я помню, следующая твоя любовница после этого инцидента весьма походила внешне на леди Амелию. И кажется, я упоминал об этом раз-другой.

Брови Картрайта поднялись, а лицо приняло невинное выражение опытного карточного игрока, держащего в руке выигрышную карту.

Томас издал какой-то злобный горловой звук. Его друг упоминал об этом не раз и не два, так что в конце концов Томасу пришлось серьезно попросить его заткнуться.

— Одно никоим образом не связано с другим, и упоминать об этом — просто идиотизм, даже для тебя с твоими ограниченными умственными способностями.

— Может быть, я и туп, как колода, — возразил Картрайт, но ни разу женщины не высмеивали при всех мои мужские достоинства в свете.

— С моей точки зрения, это позабавило только мужчин. Горстку злобных ублюдков. Женщины же достаточно проницательны, они умеют распознать фальшь, когда слышат ее, и достаточно наблюдательны, чтобы разглядеть озлобленную мегеру. Боже милосердный! Всем известна ее репутация. Я уверен, что и Кромуэлл, и Клейборо все еще страдают от озноба после того, как затащили ее в свои постели. Да и кто она такая, чтобы судить поведение и достоинства любого мужчины в постели и не в постели?

Картрайт поморщился. Томас поспешил переменить тему:

— Вчера Гарри попросил меня приглядеть за ней в Девоне, пока он будет в Америке. Конечно, я отказался. Но…

Томас окинул зал задумчивым взглядом.

— Но? — повторил Картрайт после нескольких секунд молчания.

— Теперь я вижу, что был не прав. Я обязан Гарри и должен согласиться.

Серебристо-серые глаза Картрайта насмешливо заблестели.

— А как насчет его дочери? Она согласна?

— Ах, ей-то я и обязан своим решением.

— Так в чем же состоит твоя игра? Ты вынашиваешь план обольщения? Да поможет тебе Бог, если Гарри узнает об этом. Он сдерет с тебя шкуру. Ну а потом с силой тряхнет твою руку и примет в семью.

Томаса передернуло. Мысль о браке с леди Амелией была чем-то из области кошмаров. Но ни один мужчина не отказался бы ублажить ее, и хорошо было бы, если бы столпы общества могли наблюдать все фазы чудовищного совращения. К несчастью, как ни соблазняло его такое наказание, планы подобного сорта вызывали у него благородное негодование.

— Завлечь эту маленькую дрянь к себе в постель? Господи Боже! Нет! Я намерен ее наказать, а не наградить. Уверяю тебя, я не планирую ничего столь приятного или милосердного.

Картрайт разразился оглушительным хохотом.

— В таком случае умоляю тебя: предоставь мне на этом спектакле место в первом ряду!

После непродолжительной паузы он продолжал:

— Кстати, я подумал, что тебя могло бы заинтересовать недавнее представление у леди Лy. Прошу прощения, мне следовало назвать эту даму «ее светлостью». Она только что вернулась из Франции и на этот раз, кажется, навсегда. Мне сообщили, что она расспрашивала о тебе и твоем местонахождении.

Томас замер. Какого черта она вдруг захотела его видеть? После всего, что между ними произошло, ей было нечего ему сказать. По крайней мере ничего такого, что он пожелал бы выслушать.

— Пусть себе расспрашивает, — огрызнулся Томас.

— Я думаю, сегодня она здесь появится. Слышал, что она ввела моду опаздывать, чтобы все видели ее торжественное явление.

Вот это Томаса заинтересовало.

— В таком случае я не последую этой моде и удалюсь пораньше.

Он направился к двери.

— Но ты ведь не убегаешь от нее? — спросил Картрайт, явно забавляясь своей догадкой.

Томас приостановился и бросил на друга взгляд через плечо:

— Умный человек не убегает, потому что это только подстегивает азарт охотника. Умный человек просто избегает встречи. Как раз это я и намерен сделать.

После своего ухода Томас еще долго слышал смех Картрайта: он звенел у него в ушах.

На следующий день леди Амелия, все еще страдая от последствий своего прерывистого ночного сна, сидела за завтраком, когда вошел Клеменс. Второй лакей сообщил ей, что отец требует ее к себе в кабинет, отдал почтительный поклон и удалился, щелкнув каблуками.

Господи! Еще и полдень не наступил, а мисс Кроуфорд, похоже, уже высунула голову из своей спальни. Иначе бы слух о вчерашнем инциденте не достиг ушей отца так скоро.

Сердце ее зачастило, а аппетит, со вчерашнего вечера неважный, пропал окончательно. Амелия приложила салфетку ко рту и встала из-за стола, придерживая юбки.

Принимая во внимание щекотливые обстоятельства, связанные с попыткой побега несколькими днями раньше, да еще эту злополучную выходку — будь проклят ее длинный язык! — Амелия решила, что не стоит заставлять отца ждать.

Она шла по коридору, мягко ступая по полированному полу, и в мыслях постоянно возвращалась к ужасному вечеру, закончившемуся так внезапно, когда лорд Армстронг оставил ее.

Вскоре после этого она вместе с мисс Кроуфорд поспешно, но не без достоинства удалилась, пытаясь не замечать изумления гостей и стараясь не встречаться с ними взглядом, а выражение их лиц было самым разнообразным — от умеренно укоризненного до откровенно насмешливого. Весь путь она проделала в удручающем молчании и рухнула в постель после полуночи. И тут же перед ней появился образ этого проклятого человека. Она видела во сне поцелуи, которыми он ей угрожал. И сны эти были тревожными и будоражащими.

Пригладив нетвердыми руками растрепавшийся шиньон, Амелия глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и постучала в дубовую дверь. На этот раз она не спешила и дождалась приглушенного разрешения отца войти.

Гарольд Бертрам сидел, уютно расположившись в кресле с широкой спинкой, на кончике носа — очки для чтения. Судя по его виду, мир перестал крениться и земная ось вернулась на место. Его шейный платок был накрахмален, отглажен и завязан совершенным узлом, одежда выглядела, как всегда, безупречной.

— Ах, Амелия, я опасался, что придется еще раз посылать за тобой. Садись… Нам надо кое-что обсудить.

Он жестом указал на один из стульев по другую сторону стола. Не такой должна была быть манера отца, услышавшего о скандальном поведении дочери. По правде говоря, выражение его лица было довольным и освещалось любезной улыбкой, какая обычно появлялась, когда приходили сведения об успехе в каком-нибудь его деловом предприятии.

По спине Амелии пробежал холодок неприятного предчувствия, когда она приблизилась к его письменному столу. Он казался слишком уж довольным, слишком приветливым и не выказывал своего обычного нетерпения, которое всегда проявлял, имея дело с дочерью. Обычно их разговоры ограничивались обменом несколькими словами, а чаще он бросал на нее озабоченный взгляд и погружался в изучение своих гроссбухов и папок с отчетами. И только когда она оказывалась замешанной в чем-то, способном повредить его положению в обществе, удостаивалась его полного и безраздельного внимания.

Амелия сжала губы, расправила плечи и села на стул, поближе к двери. Потом она принялась оправлять юбки и приводить в порядок оборки, отороченные кружевами, чтобы они лежали совершенно симметрично. Если отец вызвал ее, чтобы сообщить, что он принял от ее имени предложение брака, ему предстояло выдержать отчаянный бой.

Гарольд Бертрам обратил взгляд в глубину комнаты и позвал:

— Томас, пожалуйста, присоединитесь к нам.

Амелия вздрогнула от неожиданности и стремительно повернулась — у стены, уставленной книжными полками тикового дерева, она увидела мужчину.

Сердце ее бешено забилось, и ей показалось, что темные карнизы на окнах кабинета надвигаются на нее, высасывая из ее легких весь воздух. Воплощение ее худших кошмаров обратило к ней взгляд с видом полной беспристрастности. Как могло случиться, что она не почувствовала его присутствия, как только переступила порог комнаты, когда каждая трещина в стенах или на полу была пронизана им?

— Доброе утро, леди Амелия.

Его спокойное приветствие прозвучало гладко, как бархат.

— Лорд Армстронг.

Ей удалось произнести его имя, почти не разжимая губ, и едва заметно наклонить голову в сторону, затем она отвернулась.

Она никак не ожидала, что он на это решится. И вот роса ещё не успела высохнуть на траве, а он уже здесь — явился доложить ее отцу о вчерашнем инциденте. Этот тип гораздо хуже, чем его рисовали сплетни досужих светских матрон, подумала Амелия, мысленно понося его всеми известными ей бранными словами.

Не в силах заставить себя посмотреть на отца, она обводила комнату невидящим взглядом. Однако, как бы она ни старалась задержать взгляд на чем-то, кроме него, она сразу почувствовала, когда лорд Армстронг оказался на расстоянии нескольких футов от нее. Он подошел с легкостью и осторожностью какой-нибудь кошки из джунглей, но запах его одеколона возвестил о его приближении, как гром трубы. Опустив свое длинное тело в кресло рядом с ней, он удобно вытянул ноги, обтянутые зелеными, как лесная листва, панталонами.

— Я ведь обещал сообщить тебе, когда найду подходящее для тебя место на время моего пребывания в Америке, — начал отец, и она тут же насторожилась.

Внизу ее живота ужас и недоверие образовали некий болезненный сплав.

— И лорд Армстронг любезно согласился принять тебя на службу.

Из ее горла вырвалось разъяренное шипение, лежащие на коленях побелевшие пальцы начали теребить небесно-голубой шелк платья.

Согласен принять ее на службу?! Будто она вещь; которой можно распоряжаться! Амелия подавила бурлившие в ней эмоции и уставилась на отца, пытаясь выразить на своем лице полное равнодушие.

Неужели ей придется остаться в Лондоне и работать в судостроительной компании? Что за глупость! Почему бы не оставить ее в Уэстбери на Фаунтин-Крест?

— Но, отец, Право же, «Зэнделз Шиппинг»…

Маркиз громко рассмеялся.

— Господи! Неужели ты вообразила, что я пошлю тебя работать рядом с доками?

Не находя в этом ничего особенно забавного, Амелия смотрела на отца, прищурив глаза.

— Но тогда я не понимаю… Разве лорд Армстронг связан и с другими твоими деловыми проектами?

Она обратилась с вопросом к отцу, будто виконт не сидел рядом и не мог ответить сам.

— По правде сказать, я владею еще очень доходной фермой по разведению породистых скаковых лошадей, — продолжал отец.

— Фу! Работа с цифрами, связанная с животноводством.

Ее язвительное замечание сопровождалось долгим косым взглядом в сторону лорда Армстронга, и она встретила внимательный, вежливый и холодный взгляд его зеленых глаз.

— В Уэстбери? — поинтересовалась она.

Мертвенное спокойствие в ее голосе никоим образом не соответствовало обуревавшим ее чувствам, безудержному презрению, настолько сильному, что оно вытеснило нахлынувший на нее ужас.

Гарольд Бертрам забарабанил пальцами по письменному столу.

— Я думаю, ты не понимаешь, в чем дело.

Амелия снова обратила к отцу взгляд сузившихся глаз.

— Чего я не понимаю, отец?

С каждым словом ее тон становился все резче.

Виконт откашлялся, прочищая горло, и ее внимание снова переключилось на него.

— Ваш отец пытается сказать вам, леди Амелия, что моя ферма находится в Девоне и вы будете жить это время со мной в моем загородном имении.